Текст книги "Академия Высших: студенты (СИ)"

Автор книги: Марта Трапная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 41 страниц)

Глава 13. Последствия

Сигму накрыло через полчаса, в парке. Она сидела с ногами на скамейке, сбросив кеды, и читала вслух доказательства очередной теоремы, а Мурасаки перебивал ее вопросами. Но поскольку вопросы касались исключительно теоремы, Сигма не возражала. Тем более, что хотя вопросы Мурасаки задавал таким тоном, будто ему скучно и он цепляется к словам, но на деле они оказывались очень полезными.

А потом вдруг в середине фразы Сигма поняла, что не может разобрать ни слова, потому что очень сложно читать, когда буквы расплываются, а на планшет падают слезы.

Мурасаки подвинулся поближе, отобрал у нее планшет, отложил его в сторону и обнял Сигму.

– Плачь, – сказал Мурасаки. – Это нормально.

Сигма уткнулась носом в его плечо, в ту самую дурацкую рубашку, и зарыдала вслух. Мурасаки гладил ее по голове и ничего не говорил. Наконец, Сигма поняла, что слез больше не осталось, а рубашка Мурасаки промокла, наверное, до пупка. Она подняла голову. Мурасаки ей грустно улыбнулся.

– Это еще не все. Первая волна. Так что давай пока немного посидим.

Сигма отстранилась от Мурасаки, отвернулась, потянувшись за своим рюкзаком, нашла в нем пачку салфеток и начала вытирать лицо. Взгляд Мурасаки жег ей спину.

– И шею, – вдруг сказал Мурасаки. – Шею тоже не забудь вытереть.

Сигма посмотрела вниз. Ее футболка тоже промокла – вокруг горла и ниже.

– Даже не подозревала, что в человеке может быть столько слез, – буркнула Сигма. Она все еще стеснялась повернуться к Мурасаки.

– А что, в биомоделировании ничего нет про количество слез? – ехидно спросил Мурасаки.

– Кажется, нет.

Сигма вздохнула, выбросила смятые салфетки в урну у скамейки и через плечо посмотрела на Мурасаки. Он сидел как обычно, смотрел вперед, на дорожку и желтеющий куст с красными ягодами прямо напротив их скамейки, а вовсе не на нее. Даже странно, что он оказался таким тактичным.

– А откуда ты знаешь про вторую волну? – спросила Сигма.

Мураски пожал плечами. Рубашка на том плече промокла и теперь казалась черной.

– Я сам проходил через такое. Первая волна – просто ответ организма на выброс энергии. Нормальная физиологическая реакция. А вторая – психология. Когда оказываешься втянут во что-то… – он неопределенно махнул рукой в воздухе. – В общем, когда такое происходит, ты вдруг видишь все события под другим углом. Как будто тебя использовали, как игральную карту, и сбросили. После этого чувствуешь себя очень паршиво. Ну, я чувствую, – добавил он. – А мы похожи, так что я решил, что и ты тоже.

– Мы похожи? – несмотря на недавнюю истерику у Сигмы остались силы удивляться. – Мы похожи?

Мурасаки повернул голову и посмотрел на нее.

– А что тебя удивляет? Конечно, похожи. Ты не замечала?

– Не до того было, – ответила Сигма и снова открыла рюкзак.

В рюкзаке должна быть вода. Не то, чтобы очень уж хотелось пить, но совершенно не хотелось смотреть на Мурасаки. Казалось, где-то там, на спине между лопаток она все еще чувствовала его ладонь. Ужасно неловко получилось. Хотя он наверняка привык обниматься с девушками. С его-то популярностью. Да, кивнула про себя Сигма, ничего такого, для Мурасаки – проходной эпизод утешить девушку, когда она плачет. В конце концов, столько событий за такое короткое время все равно приведут к эмоциональной привязанности. Куда деваться. Дружба – не дружба, влюбленность – не влюбленность, но больше, чем просто знакомые. Сигма вздохнула и покосилась на Мурасаки. Он продолжал рассматривать куст, прикусив губу. А его-то что волнует? Хотя…

– Слушай, Мурасаки, – спросила Сигма, – а твой организм что, не реагирует на выброс энергии?

– Реагирует, – ответил Мурасаки, не оборачиваясь. – Просто я принял меры.

– А что, можно принять меры?

– Ага, – сказал Мурасаки и повернулся к Сигме. – Можно, например, заехать кому-нибудь в челюсть сразу после. Или в стену кулаком. Быстрый сброс энергии.

Сигма придвинулась к Мурасаки и посмотрела на его руки. На правой руке, на костяшках пальцев были свежие ссадины.

– Больно? – спросила Сигма.

– Не, я их обработал, еще по пути к Констанции. Поэтому и не сразу прибежал на ее вызов. Ты не переживай, – Мураски обнял ее за плечи, – у вас в этом семестре будет практический курс, тебя всему научат. По крайней мере будешь знать, чего ожидать от себя. В этом всем есть одна беда, слишком мало настоящей практики. Такой, как сегодня. Честно говоря, мне дико интересно, что на самом деле случилось с Ипсом. Но думаю, нам не расскажут.

Сигма покивала. Был бы у них куратор Бертран, можно было бы пойти спросить. Но спрашивать у Констанции?! Даже если Мурасаки наберется наглости спросить, вряд ли она ему ответит. Тем более правду.

И все равно, Ипса почему-то было очень жалко. Сигма вспомнила, как еще вчера Ипс наклонился к ней и она его обняла. Как обрадовалась встрече, как ей не хотелось, чтобы после ужина он уходил, и как хорошо они болтали за кофе, пока не пришел Мурасаки. Как она не верила его словам, что с Ипсом что-то не то. И что, неужели это все феромоны? Весь этот чудесный вечер – всего лишь из-за них? То есть она для него ничего-ничего не значила? Ипс сделал это намерено, чтобы вызвать ее симпатию?

Сигма почувствовала резкую боль в животе. Она согнулась пополам, схватилась за живот. С ужасом увидела свои кеды и попыталась повернуть голову. Но поздно. Ее стошнило прямо на них. Отвратительно. Мурасаки крепко держал ее за плечи, иначе она бы точно упала. Но Сигма не знала, что хуже – то, что он был здесь и все видел, или то, что он, наверное, подумал про вчерашний вечер еще раньше, чем она. Когда говорил про сброшенную карту. Она ведь думала, что нравится Ипсу. По-настоящему нравится!

Сигма закрыла лицо руками. Мурасаки продолжал ее держать за плечи.

– Мурасаки, ты можешь уйти? – не отнимая рук от лица, спросила Сигма. – Пожалуйста.

Он вздохнул, отстранился.

– Я вернусь через пару минут. Мне кажется, тебе не помешает выпить воды. Я принесу. Пожалуйста, не уходи никуда, хорошо?

Сигма молчала.

– Нет, ты скажи, что никуда не уйдешь, – потребовал Мурасаки. – Или я никуда не уйду. Буду стоять и смотреть, как ты плачешь.

– Хорошо, – глухо ответила Сигма. – Я не уйду, пока ты не вернешься.

– Хорошая девочка, – ехидно усмехнулся Мурасаки и погладил ее по голове. – Я пошел. Помни, ты обещала не уходить.

Когда Сигма решилась открыть лицо, Мурасаки уже не было рядом. Она даже не знала, в какую сторону он ушел. Что ж, ну и хорошо.

Обида все еще душила ее, но по крайней мере, было не так противно, как в тот момент, когда Сигма поняла, что вчерашняя ее радость была чисто химической реакцией. Неужели даже ими, деструкторами, можно так легко управлять? А ведь она вчера не верила Мурасаки!

Сигма все-таки нашла в рюкзаке воду, прополоскала рот и кое-как почистила кеды. Правда, надеть их не выйдет, но не оставлять же их в таком виде. Сигма понимала, что слезы продолжают течь по лицу, но, если Мурасаки прав, поделать с ними пока все равно ничего не получится, так что она просто вытирала их со щек, и все.

– Смотри, что у меня есть!

Голос Мурасаки раздался откуда-то из-за спины, хотя Сигма думала, что за скамейкой – старая парковая ограда. Сигма обернулась. Ограда была на месте, а Мурасаки стоял за ней и что-то показывал Сигме, но она не понимала что и поэтому просто пожала плечами.

Мурасаки легко перемахнул через ограду, Сигма даже не поняла, как он это сделал. Казалось, просто поднял руку, шагнул вперед, а вот он уже сидит сверху – еще мгновение и спрыгивает вниз. Как будто на все это ему потребовалось не больше сил, чем просто сделать один шаг вперед. Он и сделал его и протянул Сигме пакет. Сигма слабо улыбнулась и заглянула внутрь. Там лежала бутылка воды, большая упаковка салфеток, а под ними – спортивные тапочки. Черные.

Сигма вынула их и вопросительно посмотрела на Мурасаки.

– Ты знаешь мой размер ноги?

– И ноги, и всего остального.

– Но откуда?

– Я наблюдательный, – гордо ответил парень.

Сигма подумала, что лучше не уточнять, когда он наблюдал за ее ногами, просто кивнула в ответ, открыла бутылку с водой и сделала несколько глотков.

– Спасибо за тапочки. Я уж думала, придется идти домой босиком.

– Это тебе в обмен на жилетку.

Сигма поморщилась.

– Нет, я не согласна. Жилетка мне тоже нужна. Заведи себе свою. А за тапочки я тебе деньги отдам.

– О, ну все, вижу, ты пришла в себя. Снова ядовитая и независимая Сигма.

Сигма поперхнулась водой. Независимая – ладно. Но ядовитая?!

– Ядовитая? Это я – ядовитая?

– Конечно! Все время говоришь мне гадости.

Сигма изумленно смотрела на Мурасаки.

– Я просто не говорю тебе комплиментов, очнись. Это не то же самое, что говорить тебе гадости.

– А вот это вот твое «очнись» – что было? Не грубость?

Сигма закатила глаза.

– Мурасаки, да я всегда так разговариваю. Всегда.

– Вот я и говорю – ядовитая. И грубая.

Сигма махнула рукой. Бесполезно. С Мурасаки спорить бесполезно. Надо только постараться привыкнуть, что его любезность, забота, вежливость и тактичность – это одна сторона медали, которую он показывает не так уж часто. А вторая, лицевая – это его самовлюбленность, самолюбование и махровый эгоцентризм.

Сигма примерила тапочки. Они оказались в самый раз и, что было еще более странно, они оказались очень удобными.

– Спасибо, – еще раз сказала Сигма. – Ты меня, конечно, спас. Я бы умерла со стыда, если бы все это случилось в библиотеке.

– Да уж, – согласился Мурасаки. – Кстати, у меня именно в библиотеке впервые такое и случилось. И это было ужасно, – он даже зажмурился. – Мне кажется, я до сих пор краснею, когда вспоминаю. Знаешь, такое противное чувство, и ничего поделать нельзя, и тебя тошнит от самого себя, а рядом еще сидят девушки и все на меня смотрят. Мне хотелось стать невидимкой. Ужасно.

– Они тебя бросили? Те девушки?

Мурасаки открыл глаза и рассмеялся.

– Они вызвали медиков. Они решили, что я отравился. Потом еще долго меня жалели и пытались рассказать, как прекрасно они разбираются в диетической кухне.

Сигма слабо улыбнулась. Та еще история. Целиком и полностью в духе Мурасаки.

– Они долго мне приносили по утрам какие-то густые супы, похожие на сопли. – Мурасаки поморщился.

– Надо было отказаться.

– Не, тогда бы рухнула теория с отравлением. А так они меня жалели, – Мурасаки подмигнул Сигме. – Но у тебя этот номер не пройдет. Я отлично знаю, что с тобой случилось и что ты чувствуешь.

– Ну и пожалуйста! – Сигма вскочила на ноги. – Можешь теперь посмеяться.

Мурасаки тоже поднялся и взял Сигму за руку.

– Какие вы все-таки нервные, пока не пройдете курс ментального контроля. Ведь зарекался же общаться со второкурсницами, вечно мне Кошмариция все планы портит! Не собираюсь я над тобой смеяться. Мне тебя жалко!

Сигма попробовала выдернуть руку, но Мурасаки не отпускал.

– Отпусти, – рявкнула Сигма.

– Хватит злиться. Не отпущу. Ты сейчас упадешь, ногу подвернешь, голову разобьешь, очень мне хочется тебя на руках потом тащить в травмопункт. Потерпишь немного. Ничего ужасного нет в том, что я тебя держу за руку. Если хочешь знать, на твоем месте сейчас мечтала бы оказаться любая студентка Академии. Со второго по пятый курс.

– Почему только со второго?

– Первокурсницы еще не знают, какой я прекрасный человек.

– Самовлюбленный придурок, – проворчала Сигма.

– Самовлюбленный придурок со сданной математикой, – весело поправил Мурасаки.

Сигма вздохнула и расслабилась. Ладно, в самом деле нет ничего страшного в том, что Мурасаки держит ее за руку. Тем более, что чувствовала она себя и правда не лучшим образом. Коленки подгибались, голова кружилась, перед глазами мелькали цветные точки.

– И куда мы пойдем? – спросила Сигма.

– К тебе домой. Куда же еще?

Глава 14. Туалеты – это важно!

Конференц-зал гудел, хотя сложно было бы поверить, что такой шум могут создать всего несколько человек. А если быть точнее – семеро взрослых людей.

– Так что ты предлагаешь? Оставлять их на все лето при Академии?

– И отменить каникулы?

– Да ты с ума сошла!

– Да они с ума сойдут.

– Да, я предлагаю отменить каникулы, – повысила голос Констанция.

Истебан покачал головой.

– Необоснованно жестокая мера. Мы насильно обрываем связи студентов с их корнями. Это дополнительная травма! Вполне достаточно одной – при активации. Но она неизбежна.

– Я бы не сказал, что это будет какой-то страшной травмой, – неожиданно для всех возразил Бертран. – Все равно ближе к концу учебы они перестают ездить домой даже на каникулы и не поддерживают связи со своими семьями.

– Да, – возразил Истебан. – Но они делают это по собственной воле. Они сами принимают это решение.

– Были ли такие, кто не принимал такого решения? – спросил декан, подчеркнув слово «такое».

Кураторы замолчали, припоминая своих учеников.

– Нет, среди моих таких не было, – первой сказала Констанция.

– Нет, – сказал Бертран.

– Нет, нет и нет.

Декан улыбнулся.

– Но форсирование разрыва, – Истебан покачал головой. – Зачем?

– Ах, зачем? – Констанция снова поднялась со своего места и вышла в центр. – Я вам расскажу зачем. Мы их учим. Готовим. Потом отпускаем на три месяца. И к нам возвращаются бомбы замедленного действия. Мы не знаем, получаем ли мы обратно того же студента, с которым работали, или кого-то, кто только выглядит, как наш студент.

– И еще, – подала голос Беата, – они регрессируют! Некоторые прогрессируют, но большинство – регрессирует. И на что мы тратим первый месяц семестра? На возвращение студентов на прежний уровень. Мне это никогда не нравилось. Мы неизбежно теряем часть учебного года. Как будто у нас здесь время остановилось. А оно не остановилось.

– Мы заметили, Беата, – резко сказал Бертран.

– А что ты такой нервный? – участливо спросила Беата. – У меня есть отличное средство от изжоги.

– Гомеопатические плутониевые капли? – со смехом спросил Джон.

Беата закатила глаза. Констанция, демонстративно шурша юбкой, вернулась на свое место и села.

– Итак, – сказал декан, – я вижу несколько проблем. Констанция Мауриция права.

– О, да, – вздохнул Джон. – Это наша самая большая проблема, как обычно.

Констанция рассмеялась.

– Лично я вижу проблему каникул, – подала голос Алия, – в том, что нам придется три месяца чем-то занимать наших студентов. Но при этом, учитывая особенности их организмов, у них должен быть отдых. Каникулы.

– Можем устроить им трудовой лагерь, – сказал Истебан.

– И кто там будет за ними наблюдать? – мягко спросила Беата.

Истебан пожал плечами.

– Вообще не вижу проблем. Наймем кого-нибудь со стороны. Сделаем конструктов. Отправим студентом работать где-нибудь в безлюдном лесу. Пусть бревна пилят. Урожай собирают. Охраняют какие-нибудь заповедники.

– Да-да, – согласилась Констанция Мауриция, – Ипсилон уже поработал этим летом под присмотром посторонних людей. И именно в лесу. Удивительное совпадение.

Истебан ударил кулаком по столу.

– Ты что, меня подозреваешь?

Констанция Мауриция смерила его взглядом.

– Уже да. Но пока ты не спросил, – она томно улыбнулась и поправила локон на виске, – и в мыслях не было. Но вообще, чтобы открыть портал в Академии – нужно или обладать огромной силой, или… – Констанция посмотрела на Истебана из-под полуопущенных ресниц, словно строила ему глазки, – или знать, как устроена защита, чтобы ее обойти.

Истебан начал медленно подниматься из-за стола.

– Хватит, – сухо сказал декан, и Истебан немедленно сел. Декан посмотрел на Констанцию. – Мы не ищем врагов внутри Академии, это одно из наших главных правил. Если ты его забыла, я не уверен, что тебе стоит продолжать оставаться в этих стенах.

Констанция деланно вздохнула.

– Прошу прощения, Истебан. Прошу прощения, коллеги. Прошу прощения, декан.

В кабинете повисло молчание. Декан смотрел поочередно на каждого из шести присутствующих.

– Первая проблема – частная. Деструктор Ипсилон вернулся в Академию в состоянии активной трансформации. Как его катализировали, я, допустим, понял. Но кто и с какой целью, – декан развел руками, – этого узнать уже не получится. Студента пришлось нейтрализовать.

– Я думаю, целью был Мурасаки, – подала голос Констанция.

– Твою любимчик? – усмехнулся Джон. – Думаешь, все его любят так же, как ты?

– Не скажи, Джон, – протянула Беата, мечтательно вздыхая, – если бы у меня была возможность выкрасть этого студента лет так пятьсот назад, я бы ни на минуту не задумалась. Но не думаю, что мне для этого понадобились бы порталы. Подожди, начнешь ему читать спецкурс и поймешь меня.

– Лично я думаю, – лениво сказала Алия, черкая что-то в своем блокноте, – не было конкретной цели. Я думаю, все было проще. Нужен был курьер и триггер – им и стал Ипсилон. Для энергетической стабилизации портала подошел бы любой старшекурсник. Если бы он еще там внутри и умер, портал бы стабилизировался, и мы его не смогли бы закрыть быстро. Ипсилон вполне подходил на роль аннигилятора. Очень удобно, – Алия подняла голову и посмотрела на декана. – Я же правильно понимаю, что Ипсилон для нас потерян как физический объект? Полное обнуление всех энергетических уровней?

Декан кивнул.

– Совершенно верно. А на чем основаны твои выводы?

Алия помахала блокнотом.

– Провела кое-какие расчеты.

– Вот так, на листке бумаги? – изумился Бертран. – Ты шутишь?

– А ты что, не можешь? – спросила Алия и, дождавшись его отрицательного ответа, не менее изумленно спросила, – Ты шутишь?

– Математика у Бертрана слабое место, – мягко сказала Беата. – Как и у всех конструкторов. Но мне нравится ход твоих мыслей. Думаю, ты очень близко подобралась к истине.

– Но мы этого не узнаем, – отрезала Констанция.

Декан усмехнулся.

– Почему же? Можем кое-что и узнать. Хотя бы косвенно. Кто-нибудь еще общался с этим студентом с момента его возвращения?

Констанция Мауриция кивнула.

– Да, одна моя студентка. Вызвать?

Декан кивнул.

– Обязательно, но не сейчас. Сейчас нам нужен быстрый план проверки всех прибывших студентов и всех, кто прибудет в ближайшие дни. График изменять бессмысленно, вызовы всем отправлены, часть студентов уже в пути. Встречать на вокзалах? Сразу же изолировать? Какие идеи?

– Может быть, взять временных кураторов? – спросил Джон.

– Или не кураторов? – поддержал Истебан. – Просто проверяющих. Конструктов.

– Нет, никаких временных сотрудников, – возразил куратор. – Мы не успеем их подготовить. Думаю, я тоже должен присоединиться к проверкам. Возьму на себя второй и третий курсы. Остальных распределите между собой. Когда прибывает следующая группа?

– Завтра в полдень, – ответил Бертран.

– Моя очередная четверка завтра вечером, – продолжила Констанция. – А потом следующая, и следующая… с интервалом в два дня.

– Мои тоже через два дня, – сказала Беата. – Но все сразу.

– Я не держу свой график в уме, – сказал Джон.

– И я, – поддержала его Алия.

– Значит, до полуночи у меня должен быть сводный график возвращения. Где мы будем изолировать студентов?

– А мы будем их изолировать? – спросил Истебан. – Мне кажется, это слишком.

– Ну, – сказала Алия, – мне не нравится перспектива стабильных порталов в Академии, так что я за изоляцию.

– Мы будем их изолировать, – сказал декан. – Разберитесь где, хоть в учебном корпусе, хоть в медицинском, хоть в административном, хоть заприте в библиотеке. Мне все равно.

Декан потер виски и обвел взглядом собравшихся.

– Все будет просто. Вводим режим строгого карантина для факультета. Есть сомнения – проверяем все параметры повторно. Не только сомнительные, а все. Прошедшие проверку получают пропуск в студгородок. Студенты, которые уже живут в студгородке, временно не допускаются в место изоляции новоприбывших. Детали продумаете сами. Беата, ты будешь координатором. Констанция, пришли мне свою студентку, о которой ты говорила.

– Сейчас? – спросила Констанция.

– Отправь ей вызов сейчас, пусть явится как только сможет. В мой кабинет.

Он вышел из конференц-зала под взглядами шестерых кураторов.

– М-да, – сказал Бертран. – Сколько у него человеческих обликов сейчас?

– Он настаивает, что он всегда в одном облике, – мило улыбнулась Беата.

– Облик, может, и один, а тела разные, – оборвала их Алия. – Так что давайте займемся делами. Я предлагаю для изоляции учебный корпус. Там есть столовая, там достаточно маленьких аудиторий.

– И туалетов, – добавила Беата. – Это важно. Я согласна.

Глава 15. Прошлое Мурасаки

Мурасаки пришлось искать планшет. А для этого весь дом пришлось убрать, с пола и до потолка, от входа до самых дальних шкафов за ванной комнатой, хотя туда Мурасаки с лета не заглядывал. Каждая полка, каждый угол, каждая сумка – Мурасаки заглянул везде.

Нет, отговорки это все. Планшет можно было найти быстрее и проще. На самом деле Мурасаки почти знал, в каком углу он валяется – и потому не удивился, когда его нашел. И совершенно необязательно было устраивать генеральную уборку с мытьем полов. Мурасаки просто надо было занять себя. Надо было занять себя так прочно, чтобы не сбежать на всю ночь в казино, чтобы не отправиться гулять с девочками до рассвета, не натворить никаких глупостей, пока они с Сигмой не встретятся завтра утром. И когда она снова придет со своим «ах, ужас, кошмар, я никогда не сдам этот экзамен, математика такая сложная, а меня постоянно таскают на ковер к куратору и еще ты на мою голову свалился» – будет легче. Она ухитрялась захватывать все его внимание, не оставляя даже в закоулках мыслей о чем-то другом. Но до встречи с Сигмой еще надо дожить. И кстати, нет никакой гарантии, что она вернется обратно после встречи с Констанцией. Все может быть.

Отчаяние, когда оно доходит до предела, становится комком в горле, может толкнуть на страшные вещи. Саморазрушение – самое очевидное. Когда источник боли ты сам – иногда ничего не остается кроме как уничтожить себя. Вот только беда – уничтожить деструктора не так-то просто. Деструкторы – та небьющаяся игрушка, которая нужна, чтобы разбивать остальные. Но если игрушка не бьется, на ней все равно остаются царапины. И вмятины.

Мурасаки, конечно, не лгал Сигме про ментальный контроль, быстрый сброс энергии и все такое. Но вот вторая волна… от нее все равно никуда не деться. Он-то думал, что уже достаточно вырос и заматерел, чтобы не быть игрушкой в чужих руках. Картой на одну партию. Но нет. Его все еще мучила мысль, что он оказался вовлечен в события, о которых не имеет представления. Он даже не может выбрать линию поведения, потому что не знает, к чему все идет. Какое поведение будет выгодным для него. Как правильно поступать, когда ты даже не знаешь, что выигрыш, а что – проигрыш.

Портал, снова портал. Увидеть бы хоть раз, куда он ведет. Этот зеленый второкурсник – первокурсник на самом деле, потому что он еще ни дня не проучился на втором курсе – вообще не мог ему ничем навредить. Мурасаки швырнул на пол тряпку, которую держал в руках и пнул ногой ведро с водой. Глупый, самодовольный Мурасаки! Если так рассуждать, то этот зеленый студентик и портал открыть не мог, а он открыл. И феромоны ведь Ипс использовал с какой-то конкретной целью. Уж точно не ради соблазнения Сигмы! А зачем? Что-то замаскировать? Отвлечь внимание? Привлечь внимание? Мурасаки снова пнул ведро ногой и добился своей цели – вода фонтаном вылетела из ведра и расплескалась по полу. Мурасаки взял тряпку и начал вытирать пол.

Как сказала Констанция: теперь из-за купания в фонтане не узнать, вырабатывал ли Ипс свои феромоны или воспользовался готовыми. Лучше было бы притащить Ипса к Констанции, но ведь Ипс и так шел к ней. Еще одна глупая выходка, которая в тот момент казалась очень удачной. Смыть феромоны! Зачем? Это ведь фактическое доказательство того, что Ипс не в порядке. Хотел проверить, феромоны ли это? Вот и проверил, умник.

Мурасаки вытирал пол и вспоминал вечер и утро минуту за минутой. Ипс не понравился ему. И дело не только в том, что он сидел у Сигмы. В чем была эта неправильность? Если отбросить феромоны, потому что на него-то они никак не могли подействовать, он же не девочка? Мурасаки зажмурился и представил, как входит в коттедж Сигмы. Вот он слышит голос, поворачивает голову и... Нет, шаг назад. Голос. До того, как Ипс заговорил, Мурасаки не ощущал его присутствия. Так не бывает. Можно не понять, сколько точно человек в помещении, когда их больше пяти. Но вот стоит Сигма, вот он слышит ее возмущенный голос – и больше ничего. А потом вдруг это: «Привет». Будто Ипса включили и он появился. И почти сразу появился этот отвратительный запах.

Мурасаки и не заметил, как пол был вымыт в трех водах, тряпкой и щеткой. Теперь с него можно было бы есть, как с тарелки. Одежда тоже была разложена по полкам, повешена в шкаф или брошена в корзину для прачечной. Да и весь его коттедж – студия, разделенная перегородками на зону кухни, кабинета и спальни оказался хоть сейчас на иллюстрацию студенческой жизни в Академии. «Каждый студент получает индивидуальный коттедж для проживания со всеми удобствами». В удобства входили даже несколько пледов, а вот подушка была всего одна. И она сейчас находилась у Сигмы.

Мурасаки вздохнул. Ты настолько глуп и недальновиден, Мурасаки, что разбрасываешься не только девушками, которых много, но и подушкой, которая одна. Мурасаки упал на кровать, положив под голову свернутый плед. Делать было нечего – оставалось только думать.

Первый портал он увидел еще до Академии. Дома. Беда была в том, что портал уничтожил его дом. Не дом, как здание. Не дом как понятие. Дом как мир. Сам Мурасаки уцелел только потому, что в нем проснулся деструктор. Он выпустил всю чудовищную силу, которая волной поднялась в нем, хотя он до сих пор не понимал, как это сделал. Все механизмы и технологии, которым его учили в Академии, и близко не были похожи на то чувство. Отчаяние, перемешанное с яростью, вырывающееся в крике. Ослепляющее. Оглушающее. Он видел тот туннель – черную воронку, возникшую на месте солнца. Она была не пугающей, а невероятно притягательной. Он стоял и смотрел, а она приближалась. Не было ни грохота, ни свиста, ничего. Абсолютная тишина. И в этой мертвой тишине размывались и плыли контуры всего вокруг: сначала домов и деревьев, потом, когда их не стало, горизонта и неба. И когда Мурасаки понял, что он не спит, что ему не кажется, что это все происходит на самом деле – что все действительно исчезло – он закричал. И услышал свой голос.

А потом воронка пропала. А он остался. И несколько часов сидел и рыдал, не в силах остановиться, осмотреться, подумать. Только слезы. Он и не знал, что в нем столько слез. А когда они закончились, вокруг была сухая потрескавшаяся коричневая земля. Не планета. Просто висящая в пустоте скала. Когда воронка исчезла, было не так. Он видел еще горизонт. И звезды на небе. А потом они пропали. То есть, на самом деле, его мир уничтожили двое: тот самый портал и он, Мурасаки. И эта мысль была невыносимой. А потом буквально из ниоткуда появился декан. Просто появился перед ним и все. Мурасаки решил, что сошел с ума. Но человек в черном костюме – Мурасаки еще не знал, что он декан, – просто взял его за руку и сказал.

– Ты не сошел с ума. Я не галлюцинация. А теперь пошли отсюда, этот мир вот-вот схлопнется. Его уже не спасти.

Мурасаки сделал за ним шаг в пустоту и оказался здесь. Не в Академии. А у ворот студгородка.

Он снова вспомнил свои чувства. Каким нереальным казалось все это: твердая земля под ногами, ворота студгородка (он подошел и потрогал кирпичную кладку – она была теплой, нагретой за день), ветер с незнакомыми запахами и звуки, много звуков. Он думал, что он уснул, а проснется – и снова увидит ничего. Но нет.

Декан отвел его к Беате, она объяснила ему все правила, сделала документы, позвонила коменданту студгородка и провела экскурсию по Академии, а реальность вокруг оставалась прочной. И Мурасаки в итоге перестал поглядывать вверх, искать глазами портал, перестал трогать стены и двери, и даже смог уснуть после ужина в своем новом доме.

Правда, Мурасаки проснулся в середине ночи, вышел из своего коттеджа, даже не подумав запомнить, где тот находится, и пошел по улице, будто знал, куда идти. И когда увидел перед собой стену, ничуть не удивился, взобрался на нее, лег на спину и стал смотреть на звезды. Ни одного знакомого созвездия. Ни одного. Как ни пытался мозг достроить знакомые фигуры, переворачивая их под разными углами или даже отражая зеркально – все равно ничего не совпадало. Да и сам свет от звезд был другим. Чуть более неоновым, чуть более цветным. Дома, у себя дома, Мурасаки привык просто к точкам света. Некоторые из них были чуть более яркими и холодными. Ни красноватых, ни синих, ни желтых, как здесь. И вот тогда Мурасаки и понял, что он не просто на другой планете. В другом мире. Может быть, даже в другой реальности. И что его реальности больше нет. Эта мысль еще возвращалась к нему несколько раз и каждый раз он встречал ее все спокойнее и спокойнее, пока она не превратилась просто в еще один факт, с которым ничего нельзя поделать – сухой безэмоциональный факт. А в ту ночь он снова плакал, но уже без голоса, слезы просто стекали почему-то в уши, и их приходилось вытряхивать, и это было еще обиднее. Как будто мало ему всего, что случилось за последние сутки! Он успокоился, понял, что замерз и решил, что пора возвращаться. Спрыгнул со стены, постоял несколько секунд и уверенно направился к тому коттеджу, который выделили ему. И не ошибся, не засомневался, хотя вход в него выглядел совершенно так же, как у соседних домов. Он похлопал его по двери, как старого знакомого и сказал «привет, я вернулся».

А что было потом? Когда был второй портал? Мурасаки задумался. Второго портала он испугался больше, намного больше. Хотя он был меньше, безобиднее, и висел не в небе, а просто в нескольких метрах от них. Они устроили пикник по случаю окончания первого курса, перед началом сессии. На площадке для пикников в Историческом парке. Распланировали меню и игры. Позвали Бертрана и Беату, вот же были молодые и наглые. А с Беатой пришла Констанция.

– Констанция заберет часть деструкторов вашего курса на кураторство в следующем году, – сказала Беата, – хочет познакомиться поближе, присмотреться, с кем из вас она сможет сработаться.

Констанция, впрочем, вела себя тихо и спокойно, почти не говорила, не отпускала убийственных замечаний и даже не позволила себе ни одного презрительного взгляда. Он тогда думал, что у них роман с Бертраном, потому что Бертран держался с ней рядом, следил, чтобы в ее стакане был напиток, а вокруг – не висело неловкое молчание. Да, Констанция тогда отлично изображала нормального человека! И ведь они все поверили.

Мурасаки помнил каждую мелочь того дня. Вот ему показалось, что его кто-то зовет, и он обернулся, но ничего не услышал. Вот он встал из-за стола, все еще с яблоком в руке, сделал несколько шагов в сторону и замер. Над лужайкой раскрывалось, как бутон цветка в ускоренной съемке, черное окно портала. В одно мгновенье Мурасаки весь промок от пота, он помнил даже, как соленая капля скатилась по кончику носа, по губам и капнула на яблоко. В этот черный туннель снова утекали все звуки, как будто он глох – голоса становились тише, невнятнее, пока не слились в один звук, похожий на свист камня в воздухе. И Мурасаки пошел вперед, за этим стихающим свистом, потому что туннель звал и тянул, как притягивает пропасть или глубина. В животе, где-то пониже сердца все замерло, как перед прыжком. И в этот момент его кто-то крепко схватил за локоть, вырвал из его руки яблоко и швырнул в черноту портала. И тот схлопнулся. Мгновенно. Мурасаки еще не понял, что произошло, только тряс головой от звуков, которые нахлынули на него все сразу, а Констанция уже тащила его прочь с поляны, к огромному старому дереву, обнесенному цепью.