Текст книги "Академия Высших: студенты (СИ)"

Автор книги: Марта Трапная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 41 страниц)

Глава 28. Академические проблемы

Кабинет Констанции выглядел как идеальная рама для картины, где в роли картины выступала сама Констанция Мауриция. Всегда в ярких платьях. Всегда с идеальным макияжем. Всегда с прической, которую невозможно сделать, не зная парочку-тройку заклинаний, дающих власть над волосами, или в крайнем случае без личного раба-парикмахера.

И кабинет – деревяные панели сдержанного серого цвета. Одна стена почти целиком занята огромным монитором. В дальнем от входа углу, на аскетично пустом столе черного цвета – еще два монитора, развернутые так, что их могла видеть только сама Констанция Мауриция, если сидела за этим столом.

Еще один стол, пустой и поменьше – у другой стены. И рядом с ним два стула. И четыре стула у стены рядом со входом. И огромное пустое пространство.

Сигма всегда считала, что эти кабинеты для универсальности. Чтобы любой куратор в любом кабинете мог принимать своих учеников. Но сейчас Сигма вдруг подумала, что никогда Констанция не вызывала ее в другой кабинет. Только сюда, в триста восьмой. Так что вся эта безликость – совершенно точно намеренная и рассчитанная до последней точки. До места стульев у стола. До цвета столов. До цвета пола – графитового, с легким блеском. Как будто стоишь на углях.

Сигма подняла голову. Констанция Мауриция смотрела на нее.

– Что ж, я поздравляю вас обоих с успешно завершенным проектом, сданными задолженностями и переходом на следующий курс, – Констанция дежурно улыбнулась.

Сигма вымученно улыбнулась ей в ответ. Вся радость, которая еще пять минут назад пузырилась внутри, в кабинете Констанции обернулась мертвой стоячей водой.

– Спасибо, Констанция Мауриция, – тошнотворно вежливо сказал Мурасаки.

– Спасибо, – бесцветным голосом повторила Сигма.

Констанция Мауриция стояла перед ними, на фоне своего огромного монитора во всю стену и ее алое платье, казалось, пламенело огнем. «Как вообще можно ходить на работу в таком платье? – вдруг некстати подумала Сигма. – И главное, для чего? Не студентов же она соблазняет!»

– Но поскольку ваши отношения вышли за рамки курсового проекта, я должна вас предупредить о некоторых вещах и правилах. Мурасаки, не надо меня перебивать. Сигма, чем быстрее ты сконцентрируешься и начнешь меня слушать, тем быстрее я закончу и вы сможете уйти из моего кабинета и, наконец, отпраздновать свой успех наедине друг с другом, без оглядки на всевозможные последствия.

Сигма почувствовала как краснеет. Никогда она не стеснялась Мурасаки, но сейчас, когда Констанция так откровенно намекала на их отношения, Сигме боялась даже дыханием выдать свое присутствие. Это было… ужасно. Что Констанция знает о их близости. Но Мурасаки, кажется, ничуть не смутился, даже наоборот – протянул руку и быстро пожал Сигме локоть.

– Первое, что вы должны знать, – заговорила Констанция, – отношения в Академии между студентами не запрещены. Никаких ограничений нет, кроме одного. Никаких официальных семей вы создавать не можете. Надеюсь, это очевидно. Академия тратит огромные ресурсы, чтобы сделать из вас профессионалов, уникальных в своем роде специалистов, в руках которых будет сосредоточена огромная сила. Официально заключенный брак будет создавать препятствия для использования вашей силы и накладывать ограничения на ваши возможности. Поэтому я хочу вас сразу предупредить – даже не пытайтесь. Запрет находится не на уровне межличностных договоренностей, он наложен на уровне причинно-следственных связей. Вам понятно?

– Вполне, – сказал Мурасаки.

– Да, – ответила Сигма. Подумала, не добавить ли, что она и не собиралась ничего такого делать, но не стала. Какая разница, что она там собиралась или не собиралась? Причинно-следственными связями просто так не играются.

– Очень хорошо. Второе, что вы должны знать, если еще не знаете. У деструкторов, вне зависимости от пола, не может быть детей.

– Почему? – спросила Сигма раньше, чем успела подумать, что спрашивать об этом не следует.

Констанция Мауриция пожала плечами.

– Считайте себя генетической мутацией. Гены, которые дают вам возможность управлять материей и законами природы, находятся как раз в том месте, где у обычных людей находятся гены, отвечающие за размножение.

– То есть… – спросил Мурасаки, – все то же самое, но другой масштаб?

– Вроде того, – кивнула Констанция Мауриция. – Другой масштаб у конструкторов. У нас, деструкторов, к масштабу добавляется инверсия той же силы, если вдаваться в подробности. Вы же не думаете, что деструкторы от конструкторов отличаются только психологией?

Сигма постаралась запомнить их слова, чтобы потом обдумать. Но чувство неловкости все еще здорово мешало.

– И третье. Сигма, я обязана тебя предупредить, чтобы для тебя это не стало неприятной неожиданностью. Мурасаки, тебе это тоже полезно знать. В конце четвертого курса у деструкторов начинается перестройка личности. Атрофируется большинство эмоций, теряется возможность испытывать многие чувства, часть чувств сохраняется, но они не будут больше играть определяющую роль в поведении и сознании. Принятие решений и поведение целиком переходит под контроль разума. Проще говоря, будьте оба готовы, что ваша влюбленность исчезнет, и что это абсолютно нормально и не связано с вашими личными недостатками или неверной линией поведения, или чем-то таким... человеческим. – Констанция неожиданно улыбнулась, будто рассказывала что-то забавное. – Поэтому так много курсов, связанных с поведением и взаимодействием с людьми и с обществом вы проходите до перестройки. Потом это станет намного сложнее. Потом вы будете опираться только на тот опыт и на те знания, которые получили до перестройки. Поэтому я очень рада, Мурасаки, что ты, наконец, смог понять, что быть источником чувств иногда так же прекрасно, как и их акцептором. Ну и вообще… получил новый для себя опыт отношений.

– Я тоже, – ехидно сказал Мурасаки, – очень рад.

Сигма решилась посмотреть на Мурасаки. Он безмятежно улыбался, как будто его не касались слова Констанции. Как будто это не ему пообещали, что через полгода он перестанет быть живым человеком с чувствами и эмоциями. Впрочем, и ей пообещали то же самое, только с отсрочкой на два года.

– И наконец, последнее, о чем вам стоит знать. Слежение за вашими трекерами отключено. Вы можете проводить свободное время где хотите и как хотите, в чьем угодно обществе, – Констанция усмехнулась. – Но не забывайте об одном из основных правил проживания в студенческом городке. Запрещено жить в одном коттедже вдвоем. Вы можете проводить вместе сколько угодно времени. Но ваши личные вещи должны оставаться в вашем коттедже. По крайней мере, большинство из них. При длительном отсутствии жильца в коттедже электроника автоматически переведет дом в режим консервации, выход из которого потребует времени и ресурсов. Это правило о проживании связано только с требованием обеспечить каждого студента Академии индивидуальным жильем на протяжении всего времени обучения, ни с чем больше. Поэтому следите за тем, чтобы менять дома, в которых вы будете ночевать. Длительным отсутствием считается двадцать-тридцать дней, но я рекомендую придерживаться частоты в пять-шесть дней.

– Спасибо, – сказала Сигма.

– Спасибо, – повторил Мурасаки. – Мы можем идти?

– Да, разумеется, – кивнула Констанция. – Если у вас нет вопросов.

– У меня есть, – сказала Сигма. – Когда начинаются занятия?

– Как всегда. Первого октября.

– То есть через неделю? – уточнила Сигма.

– Да, и на эту неделю у меня нет на вас никаких планов, если ты это хотела спросить. Можете делать все, что вам угодно. Или ничего не делать. Меня это не касается.

– Спасибо, – сказала Сигма.

– Что-то еще?

Сигма покосилась на Мурасаки. Он смотрел куда-то в стену за левым плечом Констанции. Сигма вздохнула. Кажется, она ничего не потеряет, если спросит. В крайнем случае, Констанция ей ничего не скажет. В совсем крайнем случае скажет какую-нибудь гадость, но точно не хуже того, что уже сказала.

– Да, – сказала Сигма. – Но это личный вопрос.

– Мне выйти? – немедленно спросил Мурасаки.

Сигма отрицательно качнула головой.

– В таком случае спрашивай.

– Почему вы нас поставили в пару?

Констанция издевательски улыбнулась.

– Как же я сразу не догадалась, что тебя заинтересует этот вопрос! Я вас поставила в пару, потому что у меня были собственные соображения на ваш счет. У тебя прекрасные результаты по социальным взаимодействиям, лучшие за всю историю преподавания курса. У Мурасаки с этим проблемы. Но он хорошо копирует удачные модели поведения, поэтому я подумала, что он сможет кое-чему у тебя научиться, хотя бы бессознательно. С другой стороны, для Мурасаки математика примерно такой же инструмент, как для тебя расческа для волос. Если кто-то и смог бы привести в порядок твои мысли, то только он. Он справился, ты вышла на продвинутый уровень. Я ответила на твой вопрос?

– Да, – сказала Сигма. Значит, она правильно догадалась о мотивах Констанции. Но теперь какая разница?!

– Тогда идите и постарайтесь не забыть о начале занятий.

Сигма почти с ужасом смотрела в спину Мурасаки, когда они выходили из кабинета Констанции. Вот сейчас он обернется, и что? Что будет дальше?

Мурасаки обернулся.

– Что с тобой?

Сигма вытерла слезы.

– Ничего.

– Гордые независимые второкурсницы, – закатил глаза Мурасаки и взял Сигму за руку. – Никогда не признаются, что им плохо. Пойдем отсюда. И не вздумай вырываться, а то я потащу тебя на руках.

Сигма улыбнулась. По крайней мере сейчас Мурасаки все еще был тем самым Мурасаки, которого она знала.

Они спустились по винтовой лестнице к выходу из административного корпуса, потом вспомнили, что их куртки остались в гардеробе учебного корпуса и вернулись обратно, и все это время Мурасаки держал Сигму за руку, не давая ей убежать. И почти все это время они молчали.

Мурасаки заговорил, только когда они вышли из Академии.

– Я знаю, почему ты плачешь.

– Прекрасно, – буркнула Сигма и попыталась выдернуть руку. – Тогда отпусти меня.

– Нет. И не подумаю. Чтобы ты сбежала рыдать от слов Кошмариции? Вот еще! Мы сдали экзамены, мы молодцы. Конечно, Констанция не могла удержаться и не испортить нам настроение. Она всегда так делает, когда кто-то радуется. Можно подумать, ты не догадывалась.

– Мурасаки! – Сигма остановилась и развернулась к парню. – Да при чем здесь наше настроение? Ты что, не слышал, что она сказала?!

– Я слышал даже то, чего она не сказала, – спокойно ответил Мурасаки.

– И что, например?

– Что ты совершенно напрасно каждое слово куратора принимаешь за чистую монету.

Сигма покачала головой. Иногда Мурасаки все-таки бывает совершенно невыносим!

– Рассказывай, или я ни шагу больше не сделаю!

– Ты забыла слово «придурок», – рассмеялся Мурасаки.

– Рассказывай, – жестко повторила Сигма.

– Констанция утрирует насчет чувств. Может быть, у нее именно так и было, она потеряла способность любить и ненавидеть. Судя по тому, как она себя ведет, я думаю, она никогда не знала, что это такое. Но так бывает не у всех. Далеко не у всех.

– Откуда тебе знать?

Мурасаки отвел взгляд. Потом вздохнул и снова посмотрел на Сигму.

– Я встречался с девушками со старших курсов.

– И? – не поняла Сигма.

– И они остались в меня влюбленными и после этой самой перестройки, которая тебя так пугает! – резко ответил Мурасаки. – После нее они стали даже более эмоциональны, чем раньше.

– И долго… долго ты с ними встречался? – спросила Сигма. – С этими своими старшекурсницами?

– Их было двое, с четвертого курса. Мы начали встречаться в начале весны, во время этой самой перестройки, и это продолжалось почти целый год, но никто об этом не знал. Они стеснялись того, что я второкурсник, а я не хотел из-за них терять обожание всех остальных… – со вздохом сказал Мурасаки и уточнил, опуская голову. – Кстати, мы встречались втроем.

– Втроем? – переспросила Сигма. – И…

– Да, – мрачно ответил Мурасаки. – Ты все правильно поняла. И это тоже. В середине третьего курса я сбежал от них. Для меня наши отношения оказались слишком сложными. Я не понимал их чувств и эмоций. Теперь бы понял, а тогда нет. – Мурасаки опять вздохнул и снова посмотрел на Сигму. – Я думаю, они любили меня, по-настоящему. И друг друга тоже. Поэтому чувства никуда не исчезают после перестройки.

– А ты их? – спросила Сигма.

Мурасаки покачал головой из стороны в сторону.

– Нет, Сигма, нет. Я не любил их. Мне стыдно тебе это говорить, но нет.

Сигма протянула руку и взъерошила волосы Мурасаки. Мурасаки закрыл глаза и вздохнул.

– Ладно, тогда пойдем куда-нибудь, где есть горячая еда и нет других студентов. Я устала от этих... академических проблем

– Сигма, – неслышно, почти одними губами, без голоса сказал Мурасаки, – но ты ведь знаешь, что тебя я люблю?

Сигма улыбнулась.

– Конечно.

Мурасаки открыл глаза.

– Я тоже тебя люблю, придурок, – добавила Сигма.

Глава 29. Декан и Констанция

Море было спокойным. Набегающие волны касались ног легко и почти неощутимо. Солнце висело где-то за спиной, грело, но не мешало смотреть на горизонт. Вода была цвета неба – синяя-синяя, как будто не было в мире других цветов.

– Сюда бы парусник, с белыми парусами, – сказала Констанция с улыбкой. – Красивая была бы картина!

– В штиль на нем будут висеть паруса, – ответил декан. – Никакой красоты. Но можно устроить айсберг, если хочешь.

– В тебе нет ни капли романтики, Кай, – усмехнулась Констанция и протянула декану пустой бокал. – Пожалуй, я больше хочу вина, чем айсберг.

– Отличный выбор, – декан осторожно наполнил ее бокал светло-желтым, почти белым вином. Бокал тут же запотел и покрылся капельками влаги. – Осторожно, оно ледяное.

Констанция сделала маленький глоток и закрыла глаза.

– Все как я люблю. Ты помнишь.

– Конечно.

– Даже жаль, что мы больше не встречаемся, Кай.

– Ты же встречаешься с Бертраном.

Констанция открыла глаза и посмотрела на декана.

– Если бы я встречалась с Бертраном, я бы не сидела сейчас здесь с тобой вот так, – она демонстративно махнула рукой с бокалом вина, так что полы светло-голубого парео, повязанного на плече, с легкостью разошлись, обнажая то, что должны были закрывать. – У меня, знаешь ли, есть представления о верности, чести и всем таком.

– Очень на это рассчитываю, – серьезно сказал Кай, бросив быстрый взгляд на Констанцию. – Тогда что мы здесь празднуем?

Констанция сделала еще большой глоток вина и снова довольно зажмурилась.

– Мой план. Очередной этап с блеском завершился. Осталось подождать совсем немного, и у нас будет полная Академия инициированных деструкторов с огромным потенциалом к действию. И мы сможем их протестировать и начать распределение. Запросы на деструкторов растут, а готовить их труднее с каждой волной. Поэтому я так радуюсь.

Декан налил вина во второй бокал и протянул к Констанции.

– Звучит достаточно хорошо, чтобы за это выпить!

Звон бокалов был громче шума волн, а смех Констанции искрился как отблески солнца на поверхности воды.

– А теперь, – сказал декан, допивая вино, – я хочу знать подробности твоего плана.

Констанция мечтательно улыбнулась.

– Итак, наш всеобщий любимец Мурасаки наконец сам влюблен по уши, у него есть девушка. И теперь все об этом знают.

– И что дальше?

– Я дам им немного времени, чтобы они почувствовали прелесть своих отношений, а потом уберу его девушку.

Декан задумчиво покачал головой.

– Это плохой план.

– Почему?

– Ты же понимаешь, что своими руками создаешь не просто деструктора, а супердеструктора, который способен разрушить любой мир. Любой. И он может начать с нашего.

– Не-е-ет, только не с нашего, – улыбнулась Констрация. – Наш мир разрушить нельзя.

– Можно. Просто пока некому. Но ты своими руками растишь разрушителя. Ты берешь мальчика, делаешь его всеобщим любимцем, так что в итоге он не может жить без любви и восхищения. А потом отбираешь у него самое главное. И оставляешь ему подпитку всеобщей любовью. У него будет очень много сил, много злости, очень хороший мотив и очень большой потенциал. Мне не нравится эта ситуация.

– Но ты же сам одобрил план!

– Не этот. План был другим. Отобрать его у тех, кто в него влюблен. Это закаляет деструкторов. Учит их страдать и не бояться. Это хорошо. Этого мальчика можно было перевести в первый филиал, и все. Можно было бы даже обставить это достаточно драматично. Но не так… – декан покачал головой, подбирая слова. – Не так, чтобы он готов был уничтожать все и вся.

Констанция сердито швырнула бокал на песок.

– Я не узнаю тебя, Кай! Мурасаки изначально был жертвой. Не понимаю, почему ты теперь так озабочен его судьбой. Тебе что, его жалко?

– Я озабочен тем, чтобы он не разрушил то, что мы так долго создавали. Стабильность. Равновесие между силами созидания и силами разрушения. У тебя есть равный Мурасаки по силе конструктор, чтобы остановить его в случае чего?

– Я же куратор деструкторов, откуда у меня конструктор? У меня есть только связи с куратором конструкторов.

– Ах, вот зачем тебе нужен Бертран, – вздохнул декан. – Что ж, а у него есть хороший сильный конструктор?

Констанция пожала плечами, и налетевший неизвестно откуда ветер снова распахнул ее парео, а она и не подумала его поправлять.

– Конструкторы по определению слабее деструкторов. Если понадобится сдержать Мурасаки, я смогу сделать это сама. Мурасаки на надежном поводке. Не забывай, когда понадобилось, я усилила его аттрактивность до такой степени, что даже мужская часть студентов оказалась под его влиянием. Может, они себе в этом не признаются, но это уже не мое дело. План изначально был хорош, и ты его одобрил, – повторила Констанция.

– А теперь я не одобряю твой новый план, Конни.

Констанция устало улыбнулась.

– Я тебя умоляю, Кай, он просто человек. И я его полностью контролирую.

– Когда ты поймешь, что это не так – будет уже слишком поздно.

– Ты еще скажи, что взбунтуется электронный ассистент! – рассмеялась Констанция. – Они наши инструменты. И им никогда не стать нами. Конечно, они думают, что станут, иначе у них не было бы мотива учиться и двигаться вперед. Но, – Констанция покачала головой, – они все равно остаются инструментами. И давай не будем закрывать глаза на то, что нам нужен кто-то, чтобы разобраться с этими туннелями. Время пока терпит, но скоро оно закончится. По расчетам Алии у нас есть два-три года. К этому времени Мурасаки будет готов на все, что угодно. А если ему подбросить идею, что его любимая девочка исчезла в этом туннеле, он отправится туда по доброй воле и будет делать все возможное и невозможное, чтобы найти тех, кто за ними стоит, и разобраться с ними.

– То есть ты готовишь Мурасаки для этой миссии? Я тебя правильно понял?

Констанция кивнула.

– Он умный. Он сильный. Он будет готов разрушать все, что видит, если у него будет цель. А цель у него будет. Обеспечь этой девочке место в первом филиале. Я отправлю ее туда, а Мурасаки увидит только туннель, по которому она уходит. Этого будет достаточно.

– Ты уверена? – спросил Кай, пристально рассматривая узел на плече Констанции.

– Ты забыл, кто просчитывал сценарии, когда мы погрузили в спячку древних богов, Кай? Так я тебе напомню – это была я. И все пошло именно так, как я и говорила. А ведь тогда я была не такой опытной как сейчас, – она потянулась, вынула из волос гребень и черные локоны рассыпались по плечам. Констанция тряхнула головой. – И вот смотри, к чему мы пришли. Боги, настоящие боги, с их необузданными страстями, спят. Миром управляем мы. И все спокойно. Никаких энтропийных бурь. Никаких разрушений, уносящих триллионы жизней. Энергия созидания уравновешена энергией разрушения. Никаких глобальных войн, перенаселения, взрывов сверхновых… Мир в равновесии. Я говорила, что так будет. И так стало. Так неужели теперь ты не веришь моим расчетам?

Кай улыбнулся.

– Уговорила. Верю. А теперь скажи… – он прищурился, – это твое парео, внезапные порывы ветра, налетающие с такой удачной стороны… это тоже расчет?

Констанция рассмеялась.

– Это всего лишь робкая надежда на то, что ты умеешь получать человеческие удовольствия, даже перестав быть человеком. Или хотя бы помнишь, как это делается.

– А ты?

– А я никогда и не забывала.

Кай усмехнулся, и парео медленно растаяло в воздухе.

– Вот теперь, – сказала Констанция, – ты снова похож на себя.

Глава 30. Отбить парня

Снова шел снег. Сигма стояла на крыльце учебного корпуса и смотрела на белые бабочки, порхающие перед лицом. Это было красиво. Снежный залп, второй за осень, опять застал ее врасплох, хотя о снегопаде предупреждал утренний прогноз. Но за теплой курткой надо было возвращаться в свой коттедж, а они и так почти опаздывали, и Мурасаки все равно потащил бы ее завтракать, несмотря на цейтнот и возможные опоздания, потому что вбил себе в голову, что она плохо заботится о своем здоровье и слишком похудела, хотя на самом деле она росла, а не худела. Сигма вздохнула и вытянула ладонь под снег. Кожу закололо от холодных иголочек. Сигма поспешила спрятать руку в карман. Кажется, это не слишком обычный снег. Во всяком случае он не должен быть таким холодным… Или нет? Как раз он и должен быть сверххолодным, чтобы не растаять в атмосфере. Что у нас там сверху, что делает лед таким холодным? Азотные тучи? И из чего состоит этот лед? А вдруг это и не вода вовсе, а какой-нибудь аммиак? Сигма подняла голову, но взгляд уперся в козырек над крыльцом.

– О, Сигма, привет, скучаешь?

Кажется, голос прозвучал раньше, чем Марина оказалась рядом с ней. Сигма пожала плечами.

– Просто смотрю на снег. Очень красиво.

Марина пару секунд внимательно вглядывалась в снегопад, потом повернулась к Сигме.

– Серьезно? Красиво? Ничего же не видно. Одна белая муть.

– Может, я люблю белую муть, – ответила Сигма. – Вот ты любишь синее, а я белое.

– Слушай, Сигма, – начала Марина, и Сигма вдруг с тоской поняла, что Марина оказалась здесь не случайно, ей что-то надо от нее, Сигмы. И в общем, даже понятно что. И эти разговоры за последний месяц превратились почти в такую же неприятную рутину, как утренняя обязательная пробежка. С той только разницей, что от пробежки была польза, а от этих разговоров – один сплошной вред.

– Я вся внимание, – улыбнулась Сигма.

– Мне кажется, это нечестно.

Сигма посмотрела на Марину, сначала в ее злые холодные глаза, потом на поджатые губы в алой помаде, потом на идеально лежащий на плечах воротник, на идеально завязанный узел пояса пальто, на стрелки на брюках – такие острые, что даже снежинки могли об них уколоться…

– Что именно нечестно, Марина? Снег?

– Твои отношения с Мурасаки, – твердо сказала Марина, в упор глядя на Сигму.

– Ты дура? – спокойно спросила Сигма.

Марина отшатнулась. Видимо, никто и никогда не называл ее дурой.

– Что ты вообще себе позволяешь?!

– А ты? – усмехнулась Сигма. – Ты что, думала, скажешь мне, что мои отношения с Мурасаки тебя не устраивают, и мы с Мурасаки тут же расстанемся, чтобы все было так, как тебе нравится?

Марина молчала.

– Если ты так думала, – сказала Сигма, – то ты точно дура.

– Вообще-то у меня есть и другие аргументы для вашего расставания, кроме слов, – прошипела Марина.

– Я так и думала, – пробормотала Сигма и быстро подняла голову. У всех были другие аргументы.

У Марины мгновенно расширились зрачки, покраснели щеки, она повела плечами и выбросила руки вперед.

Сигма вскинула правую руку в защитном жесте, почувствовав, как ударила волна жара и через мгновенье откатилась обратно. На пару секунд падающий снег превратился в ливень, в метре от крыльца вокруг все стало прозрачным и видимым – дорожка со скамейкой, большое дерево с корявыми ветками над ней, урна… Но дальше все снова тонуло в белой мгле снегопада.

– Впечатляет, – вздохнула Сигма, стащила куртку и отправилась в медицинский корпус, даже не взглянув на Марину.

Врач с тревогой смотрел на Сигму.

– Что-то вы зачастили ко мне в гости, милая девушка. Что случилось на этот раз?

– Кажется, ожоги, – Сигма присела на стул и положила руку на смотровой стол.

Врач осторожно развернул руку, включил свет, поцокал языком и взялся за ножницы.

– Дорогая была рубашка? – спросил врач, обрезая рукав выше локтя. – Судя по ткани, наверное, дорогая. Натуральные ткани всегда дорогие.

– Меня это, скорее, радует, – призналась Сигма, отвернув лицо к стене. – Хлопок быстро выгорает и не липнет к коже.

– Да, синтетика бы ухудшила ситуацию, – согласился врач.– Теперь я понимаю вашу любовь к натуральным тканям.

Сигма слабо улыбнулась. Рука начинала болеть. Прошло несколько мучительных минут, прежде чем она ощутила слабый укол в районе сустава, а по коже растекся легкий холодок от регенерирующего геля. Сигма отважилась посмотреть на руку. От локтя до запястья расплылось рваное красное пятно. Но под слоем геля оно быстро бледнело.

– Посидите десять минут и можете идти. И никакого алкоголя вечером. И постарайтесь завтра вести себя осторожнее. Нашими встречами может заинтересоваться ваш куратор. Я обязан сообщить ему о том, что с вами происходит, вы же понимаете.

– Конечно, – кивнула Сигма. – Сообщайте.

Мурасаки ждал ее у выхода из медицинского корпуса. Выразительно посмотрел на дыру в рукаве куртки. Перевел глаза на Сигму. Сигма пожала плечами.

– Почему, – со страданием в голосе спросил Мурасаки, – ты теперь все время оказываешься в медицинском корпусе? Чем ты занимаешься после занятий, Сигма?

– Знаешь, есть такое выражение – «отбить парня»? – улыбнулась Сигма. – Вот этим я и занимаюсь. В буквальном смысле. Отбиваю тебя у твоих девочек.

Мурасаки взял Сигму за руку и повернул так, чтобы видеть прореху на рукаве. Коснулся пальцем голой кожи в просвете ткани.

– Ничего себе был ожог. Кто это сделал?

– Пойдем домой, Мурасаки, а? – попросила Сигма. – Все равно ведь не скажу. И потом, видишь, все уже прошло. И никаких последствий.

– Вот только последствий нам не хватало! Я убью, если узнаю, кто это, – зло пообещал Мурасаки.

– Поэтому и не скажу, – вздохнула Сигма. – Я и сама бы могла убить их, если бы захотела. Но все равно спасибо. Ты ужасный романтик.

Они брели по дорожке к выходу из Академии, снег стал не таким густым, хотя все еще оставался слишком холодным для обычного снега из обычной воды. Мурасаки обнимал Сигму, прижимая к себе, будто кто-то мог ее отобрать у него. А она прижималась к нему, потому что он был теплым, он был родным и в конце концов, он просто был.

– И все равно, – шепотом сказал Мурасаки, когда они уже ехали в такси, и Сигма почти засыпала у него на плече, – я не понимаю, почему ты не хочешь мне сказать, кто это сделал. Постоянные раны. Ушибы. Переломы. Теперь ожоги.

Сигма сонно открыла один глаз.

– Потому что я их понимаю, Мурасаки. Если бы кто-то попробовал разлучить нас с тобой… отобрать тебя у меня, я бы убила этого человека. Я серьезно. Я бы разрушила мир до основания, чтобы добраться до этого кого-то и вернуть тебя.

– Этот кто-то должен быть очень могущественным, чтобы разлучить нас с тобой, – возразил Мурасаки. – Кто-то намного могущественнее тебя и меня.

– Я бы все равно пыталась, – серьезно ответила Сигма. – Снова и снова. Пока у меня не получилось бы.

Мурасаки поцеловал Сигму в горячую щеку.

– Надеюсь, мы никогда это не проверим. Но я должен что-то придумать, чтобы тебя оставили в покое. Так нельзя!

Сигма сдержала зевок.

– Врач сегодня сообщил Кошмариции о моих травмах. Думаю, мне придется ей рассказать, что происходит, если она сама не поймет. Это ее проблема, на самом деле, не наша. Вот пусть и решает. Куратор она или нет?

Мурасаки тихо засмеялся.

– Да, ты права.