Текст книги "Мемуары генерала барона де Марбо"

Автор книги: Марселен де Марбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 69 страниц)

25-го числа император въехал в Борисов, где его ждал маршал Удино с 6 тысячами солдат, еще остававшимися у него. Наполеон, как и все маршалы и офицеры его свиты, были удивлены замечательным порядком, царившим во 2-м корпусе, вид коего странным образом контрастировал с видом толп несчастных, пришедших из Москвы. Наши части наверняка были менее красивыми, чем во время гарнизонной службы, но каждый солдат сохранил свое оружие и был готов смело им воспользоваться. Император, потрясенный их воинственным видом, собрал всех командиров полков и поручил им выразить полкам его удовлетворение отличным их поведением в многочисленных и кровавых сражениях, происходивших в Полоцкой провинции.

Глава XVIII

Бригада Корбино присоединяется ко 2-му корпусу. —

Ложная вгяяазка ниже по течению от Борисова и переправа через Березину

Вы должны помнить, что баварский генерал граф Вреде без разрешения ушел из 2-го корпуса. Он увел кавалерийскую бригаду Корбино, обманув этого генерала, уверив последнего в том, что получил по этому поводу приказы, чего на самом деле не было. Так вот, результатом этого обмана было спасение императора и остатков его Великой армии!

И действительно, Корбино, которого вопреки его воле увлекли в направлении, противоположном направлению движения 2-го корпуса, последовал за Вреде до Глубокого. Но там он заявил, что дальше не пойдет, если только баварский генерал не покажет ему приказ, в соответствии с которым он якобы должен был удерживать бригаду Корбино при себе. Поскольку граф Вреде не смог удовлетворить это требование, генерал Корбино ушел от него, добрался в районе Докшиц до истоков Березины, а затем, двигаясь вдоль правого берега, надеялся дойти до Борисова, перейти реку по мосту и, идя по дороге на Оршу, дойти до корпуса Удино, находившегося, по его предположениям, в окрестностям Бобра.

Императора упрекали в том, что, хотя у него на службе находились несколько тысяч поляков из герцогства Варшавского, он с самого начала кампании не разместил некоторых из них в качестве переводчиков при каждом штабном офицере и даже при каждом командире полка. Ведь подобная мудрая мера позволила бы избежать множества ошибок и обеспечила бы гораздо большую точность всем действиям. Доказательством этого был тяжелый многодневный переход, совершенный бригадой Корбино по совершенно незнакомой территории, языка жителей которой не знал ни один француз. К счастью, среди трех полков, находившихся под командованием этого генерала, был и 8-й польский уланский полк. Польские офицеры вытягивали из местных жителей все необходимые сведения. Это в конечном счете очень помогло Корбино.

И действительно, когда он оказался на расстоянии в полдня пути от Борисова, крестьяне сообщили польским уланам, что русская армия Чичагова занимает этот город. Корбино уже был готов отказаться от надежды переправиться через Березину, как вдруг те же самые крестьяне предложили ему отойти немного назад и привели его колонну на расстояние 4 лье вверх по течению от Борисова, к маленькой деревне Студян-ка, находившейся неподалеку от Веселова. Перед этой деревней располагался брод. Три кавалерийских полка Корбино переправились через реку без потерь, а затем генерал направился через поля, ловко избегая приближения к Борисову, а также к войскам Витгенштейна, стоявшим у Богатки. После этого Корбино пришпорил коней и наконец 23-го вечером присоединился к маршалу Удино возле местечка Нача.

Смелый переход, только что предпринятый Корбино, принес ему славу и оказался весьма счастливым для армии, поскольку император, признав физическую невозможность быстро восстановить борисовский мост, после беседы с Корбино решился на переправу через Березину в Студянки. Однако Чичагов, узнавший о проходе бригады Корбино в этом месте, только что послал туда большой отряд и многочисленную артиллерию. Русские встали напротив Студянки. Тогда, чтобы обмануть противника, Наполеон использовал военную хитрость, хотя и очень старую, но почти всегда эффективную. Он притворился, что не намерен переправляться через реку в этом месте, а собирается воспользоваться двумя другими бродами, расположенными ниже Борисова по течению. Самым плохим из них был брод, расположенный перед деревней Ухоло-ды. К этому месту был открыто направлен один из еще боеспособных батальонов, а за ним следовали дезорганизованные пешие солдаты, толпы которых противник должен был принять за крупную пехотную дивизию. В конце этой колонны двигались многочисленные фургоны, несколько пушек и кирасиры. Прибыв в Ухолоды, французы выстрелили из пушки и сделали все, чтобы создать видимость строительства моста.

Предупрежденный об этих приготовлениях Чичагов не сомневался, что план Наполеона состоит в переправе через реку в этом месте, чтобы затем попасть на идущую по соседству дорогу на Минск. Поэтому Чичагов поспешил послать по правому берегу весь борисовский гарнизон, чтобы он оказался напротив Ухолод. Мало того, из-за какого-то совершенно необъяснимого заблуждения русский адмирал, располагавший достаточными силами, чтобы одновременно защищать реку и ниже, и выше по течению, приказал дополнительно отправить ниже по течению к деревне Ухолоды все войска, помещенные им накануне выше по течению от Борисова, между Зембином и Березиной. Однако именно напротив Зембина расположена деревня Веселово, к которой и относится хутор Студянка. Таким образом, противник оставил место, где Наполеон хотел навести мост, и совершенно без всякой пользы отправился на защиту брода, расположенного в 6 лье выше того, через который мы собирались переправляться.

Чичагов совершил ошибку, собрав таким образом всю свою армию вниз по течению от города Борисова. Он добавил к этой ошибке еще одну, какую никогда не совершил бы простой сержант и какую русское правительство ему никогда не простило. Зембин построен на обширном болоте, и через него проходит дорога из Вильно на Камень. На этой дороге имеется 22 деревянных моста, которые русский генерал, прежде чем отойти из этого места, мог бы в мгновение ока превратить в угли, потому что они окружены большими зарослями сухого тростника. Если бы Чичагов принял эту мудрую меру предосторожности, французская армия наверняка безвозвратно погибла бы и ей ничем не помогло бы то, что она переправилась через реку, поскольку она оказалась бы окружена со всех сторон глубоким болотом, расположенным вокруг Зембина. Но, как я только что сказал, русский военачальник сохранил для нас эти деревянные мосты нетронутыми и, проявив полнейшее невежество в военной теории, спустился вдоль Березины со всеми своими войсками, оставив наблюдателями напротив Веселова лишь полусотню казаков.

В то время как русские, обманутые спектаклем, устроенным императором, удалялись от истинного места атаки, Наполеон отдавал приказания. Маршал Удино и его корпус должны были ночью направиться в Студянку, чтобы помочь там наведению двух мостов, затем переправиться на правый берег и переформироваться между Зембином и рекой. Герцог Беллунский (маршал Виктор), выступив от Начи, должен был образовать арьергард, заставляя двигаться перед собой всех отставших от своих частей солдат, и попытаться защищать Борисов в течение нескольких дней, а затем отправиться в Студянку и перейти через мосты. Таковы были приказания императора, но их точному исполнению помешали обстоятельства.

Вечером 25-го числа бригада Корбино, уже хорошо знакомая с окрестностями Студянки, направилась к этому месту, идя вверх по левому берегу Березины. Бригада Кастекса и несколько батальонов шли сзади. Затем двигалась основная часть 2-го корпуса. Мы с сожалением оставили город Борисов, где с такой приятностью провели два дня. Похоже, у нас появилось печальное предчувствие относительно невзгод и несчастий, которые были нам уготованы.

На рассвете 26 ноября мы пришли в Студянку. На противоположном берегу не видно было никаких приготовлений к защите, так что, если бы император сохранил понтонный парк, который он приказал сжечь за несколько дней до этого в Орше, армия смогла бы переправиться через Березину немедленно. Это речка, а некоторые люди со слишком богатым воображением приписывают ей гигантские размеры, по ширине не превышает улицу Руаяль в Париже, перед министерством морского флота. Что до ее глубины, то достаточно рассказать, что за трое суток до этого три кавалерийских полка бригады Корбино перешли ее вброд без всяких неприятностей и снова переправились через нее в тот день, о котором я говорю. Дно не уходило из-под ног лошадей, или им приходилось плыть всего лишь несколько метров. В этот момент переправа представляла для кавалерии, повозок и артиллерии лишь небольшие неудобства. Первое из них состояло в том, что вода доходила кавалеристам и возчикам до колен, однако это было вполне терпимо, потому что, к сожалению, холод был недостаточно силен, и река из-за этого не замерзла, по ней едва ли плыло несколько редких льдин. Для нас было бы лучше, если бы река покрылась льдом. Второе неудобство также имело причиной недостаточный холод. Дело в том, что болотистый луг, видимый на противоположном берегу, оказался таким топким, что лошади иод седлом с трудом проходили по нему, а повозки погружались до середины колес.

Корпоративный дух, конечно, заслуживает всяческой похвалы, но в трудных обстоятельствах надо знать, как умерять и даже забывать его. Этого не сумели сделать перед Березиной командиры артиллерии и инженерных войск: каждый из этих двух родов войск претендовал на то, чтобы самому строить мосты, так что они непрерывно спорили, и дело не двигалось. Наконец, император, прибывший 26 ноября к полудню, положил конец раздорам, приказав, чтобы один из двух мостов был построен артиллеристами, а другой – инженерными войсками. Тогда с деревенских жилищ были сняты балки и дранка с крыш, и саперы и артиллеристы принялись за работу.

Здесь эти бравые солдаты доказали свое мужество и преданность делу, до сего момента не очень заметные. Мы видели, как они, совершенно раздетые, бросались в холодные воды Березины и работали там непрерывно по 6—7 часов, хотя им никто не дал ни единой капли водки, а на следующую ночь постелью им служила только покрытая снегом земля. Почти все они погибли, когда наступили сильные холода.

В то время как шла работа над строительством мостов и когда мой полк, так же как и все остальные части 2-го корпуса, ждал на левом берегу приказа переправляться через реку, император пешком переходил от одного полка к другому и разговаривал с солдатами и офицерами. Его сопровождал Мюрат. Этот гордый Мюрат, совершивший так много прекрасных подвигов, когда победоносные французы двигались на Москву, словно находился в помрачении ума с тех пор, как мы покинули этот город. Во время отсгупления он не принял участия ни в одном сражении. Все видели, как он в молчании следует за императором, будто не имеет никакого отношения к тому, что происходит в армии. Однако он, похоже, вышел из своего оцепенения перед Березиной в присутствии тех немногих полков, еще продолжавших сохранять в рядах порядок, что в тот момент было последней надеждой на спасение.

Мюрат очень любил кавалерию. Поскольку от полков, перешедших через Неман, оставались лишь немногочисленные эскадроны, входившие в корпус Удино, именно на них Мюрат постарался направить внимание императора. Наполеон восхитился прекрасным состоянием кавалерии в целом и моего полка в частности, потому что один мой полк по численности превосходил некоторые бригады. И действительно, у меня оставалось свыше 500 человек на лошадях, в то время как другие полки 2-го корпуса едва ли насчитывали по 200 человек. Поэтому я получил от императора очень лестные похвалы, которые во многом по справедливости относились к моим офицерам и солдатам, а не ко мне лично.

В этот момент я с радостью увидел, что ко мне подходит Жан Дюпон, слуга моего брата, его преданный помощник, чьи усердие, смелость и верность устояли перед всеми испытаниями. Оставшись один после того, как его хозяин попал в плен в самом начале кампании, Жан дошел до Москвы с 16-м конно-егерским полком, проделал весь путь отступления, ухаживая за тремя лошадьми моего брата Адольфа и обеспечивая их кормом. Он не захотел продать ни одну из них, несмотря на то что ему делали самые соблазнительные предложения. Этот храбрый юноша присоединился ко мне после пяти месяцев невзгод и лишений и принес с собой все вещи моего брата. Но, показывая их мне, он сказал со слезами на глазах, что его обувь полностью истрепалась и ему приходилось идти босиком по льду, поэтому он позволил себе взять одну пару сапог своего хозяина. Я оставил у себя на службе этого достойного уважения человека. Он оказался мне очень полезен, когда спустя некоторое время я был снова ранен в самые ужасные дни великого отступления.

Но вернемся к переправе через Березину. Через эту реку не только без труда перешли наши лошади, но и наши кашевары вместе со своими повозками. Это навело меня на мысль, что если мы выпряжем лошадей из многочисленных повозок, тащившихся за армией, то можно будет расставить повозки в реке одну за другой, чтобы создать несколько «переходов» для пехотинцев. Это бесконечно облегчило бы проход людских масс, которые на следующий день стали бы толпиться при входе на мосты. Эта мысль показалась мне столь удачной, что, хотя я и вымок до пояса, я вновь перешел брод, чтобы сообщить свою мысль генералам императорского главного штаба. Мой проект был одобрен, но никто не сдвинулся с места, чтобы сообщить о нем императору. Наконец генерал Лористон, один из его адъютантов, сказал мне: «Я поручаю вам создать эту переправу, полезность которой вы нам столь хорошо объяснили». Я ответил на это предложение, что в моем распоряжении нет ни саперов, ни пехотинцев, ни инструментов, ни свай, ни веревок, и к тому же я не должен покидать мой полк, расположенный на правом берегу и в любой момент могущий подвергнуться атаке. Мое дело – изложить начальству свои предложения, которые я считаю ценными, и вернуться на свой пост. Произнеся все это, я вновь вошел в воду и присоединился к своему 23-му полку.

Тем временем саперы инженерных войск и артиллерии наконец закончили наводить два временных моста, после чего пехоте и артиллерии корпуса Удино был отдан приказ переправляться. Как только они оказались на правом берегу, то разбили бивуаки в большом лесу, расположенном на расстоянии полулье позади хутора Занивки, где кавалерия, согласно приказу, должна была к ним присоединиться. Таким образом, под нашим наблюдением оказались Стахово и Томинки, куда приводит большая дорога из Минска. По этой дороге Чичагов увел все свои войска вниз по течению Березины. По этой же дороге он наверняка вернулся бы, чтобы напасть на нас, узнав о нашей переправе через реку возле Зембина.

27 ноября вечером император вместе со своей гвардией переправился через мосты и остановился в Занивках. Кавалерия получила приказ присоединиться к Наполеону в этом месте. Противник пока не появлялся.

Было много разговоров о несчастьях, произошедших с нами на Березине, но никто еще не говорил о том, что большинства из них можно было бы избежать, если бы генеральный штаб лучше понимал свои задачи и свой долг и воспользовался бы ночью с 27-го на 28 ноября, приказав перевести через мосты обозы и особенно тысячи разрозненных солдат, на следующий день так затруднивших переправу. Действительно, хорошо устроив мой полк на бивуаке под Занивками, я вдруг заметил отсутствие моей собственной лошади, на которую был навьючен небольшой ящик и конторские книги эскадронов. Я подумал, что возчик и кавалеристы, эскортировавшие эту лошадь, ждали наведения мостов. Они действительно ждали этого на протяжении многих часов, но так и не появились. Тогда, обеспокоенный их судьбой, а также судьбой драгоценной ноши, которая была им доверена, я решил лично помочь их переправе, поскольку думал, что мосты полны людей. Я отправился галопом в этом направлении, и каково же было мое удивление, когда я нашел мосты совершенно пустыми Никто не переходил через них в этот момент, в то время как в ста шагах отсюда при ярком свете луны я увидел свыше 50 тысяч пеших солдат, потерявших свои полки. Они имели прозвище «торговцы жареным мясом». Эти люди спокойно сидели перед огромными кострами и готовили жаркое из конины, не подозревая, что находятся рядом с рекой, переправа через которую на следующий день будет стоить жизни многим из них. В этот момент они смогли бы перейти через нее совершенно беспрепятственно и завершить приготовление ужина на другом берегу. Вдобавок к этому ни один офицер из императорского окружения, ни один из адъютантов не находился там, чтобы предупредить этих несчастных и направить их на мосты!

Именно в этом лишенном порядка лагере я впервые увидел солдат, возвращавшихся из Москвы. От этого зрелища душа моя преисполнилась скорбью! Все чины и звания смешались там: солдаты, офицеры и даже генералы, у которых не было ни оружия, ни униформы. Одетые в лохмотья, они вместо обуви носили на ногах лишь обрывки кожи или тряпки, плохо связанные веревками! В этой огромной шумной толпе смешались тысячи людей различных национальностей, громко говоривших на всех языках европейского континента, не имея возможности понять друг друга!

Однако, если бы в корпусе Удино или в гвардии взяли несколько батальонов, находившихся еще в полном порядке, они бы без труда оттеснили эту людскую массу за мосты: ведь, возвращаясь к Занивкам и имея лишь нескольких ординарцев, я один сумел как с помощью убеждения, так и силой заставить две или три тысячи этих несчастных переправиться на правый берег. Но мой главный долг звал меня вернуться к моему полку, поэтому мне пришлось направиться туда.

Проезжая перед главным штабом и штабом маршала Удино, я напрасно сообщал о том, что мосты свободны и что очень легко было бы заставить безоружных людей переправиться по этим мостам в тот момент, когда противник еще не вел против нас никаких действий. Мне ответили лишь уклончивыми словами, при этом каждый оставлял за своим коллегой заботу о руководстве подобной операцией^110.

Вернувшись на бивуак моего полка, я был приятно удивлен, найдя там капрала и восьмерых солдат, во время минувшей кампании надзиравших за нашим стадом. Эти смелые люди были крайне огорчены тем, что толпа торговцев жареным мясом набросилась на их скотину, всю ее изрубила и съела у них на глазах, а они не смогли этому противостоять. Полк не очень огорчался этой потерей, потому что каждый кавалерист взял в Борисове провианта на двадцать пять дней.

Рвение моего аджюдана г-на Бертье заставило его вернуться обратно по мосту, чтобы попытаться найти егерей, охранявших наши бухгалтерские книги. Этот смелый воин затерялся в толпе, не сумел вновь переправиться через реку, был взят в плен в сражении следующего дня. Я вновь увидел его лишь спустя два года.

Глава XIX

Потеря дивизии Партуно. – Битва при Запивках возле Брилей. – Г-н де Ноай. – Переправа через мосты и катастрофа на Березине. – 2-й корпус защищает отступающих. —

Я ранен при Плещеницах

Вот мы и подошли к самому ужасному моменту роковой Русской кампании... к переправе через Березину, происходившей главным образом 28 ноября.

На заре этого рокового дня положение противостоящих армий выглядело следующим образом. На левом берегу корпус маршала Виктора, покинувший ночью Борисов, отправился в Студянку, тесня перед собой массу отставших солдат. Для того чтобы создать свой арьергард, этот маршал оставил позади себя пехотную дивизию генерала Партуно. Этот генерал, имея приказ покинуть город лишь спустя два часа после Виктора, должен был бы отправить следом за корпусом многочисленные небольшие отряды, которые, контактируя с главными силами Партуно с помощью цепочки разведчиков, смогли бы таким образом как бы вехами указывать направление. Кроме того, Партуно должен был отправить до Студянки одного адъютанта с поручением разведать дороги и затем вернуться. Однако Партуно, пренебрегая всеми этими предосторожностями, ограничился лишь тем, что отправился в путь в назначенный час. Ему попались две разветвлявшиеся дороги, а он не знал ни ту ни другую. Но поскольку, идя из Борисова, он не мог не знать, что Березина была у него слева, он должен был бы сделать заключение, что добраться до Студянки, расположенной на этой реке, можно, выбрав левую дорогу! Он сделал все наоборот и, машинально следуя за несколькими вольтижерами, двигавшимися впереди, направился по правой дороге и попал прямо в середину многочисленного русского корпуса генерала Витгенштейна!

Дивизия Партуно, вскоре окруженная со всех сторон, была принуждена сдаться^{111. В то время как простой батальонный начальник, командовавший его арьергардом, кому пришла в голову счастливая мысль отправиться по левой дороге только из-за того, что она шла в направлении берега, спокойно присоединился к маршалу Виктору возле Студянки. Маршал Виктор крайне удивился, видя прибытие этого батальона вместо целой дивизии Партуно, ведь батальон представлял собой арьергард дивизии. Но удивление маршала вскоре превратилось в самое настоящее потрясение, когда русские Витгенштейна атаковали его, а он-то думал, что русских отбросила дивизия Партуно! С этого момента Виктор уже не мог сомневаться, что генерал Партуно и все его полки взяты в плен.}

Но его ждали новые несчастья, потому что Куту зов, от самого Борисова преследовавший Партуно по пятам, имея при себе многочисленные войска, узнав о его капитуляции, ускорил движение и присоединился к Витгенштейну, чтобы напасть на маршала Виктора. Тот оказал неприятелю ожесточенное сопротивление, хотя его корпус уменьшился до 10 тысяч человек. Войска Виктора (даже немцы, входившие в их состав) сражались с настоящим героизмом и смелостью. Их героизм был тем более замечательным, что, атакованные одновременно двумя армиями и прижатые к Березине, они были затруднены в своих движениях также и огромным количеством повозок, которые без всякого порядка управлялись отдельными людьми, в суматохе пытавшимися добраться до реки! Однако маршал Виктор сдерживал Кутузова и Витгенштейна целый день.

В то время как в Студянке царил беспорядок и шли бои, противник, претендовавший на овладение двумя концами обоих мостов, на правом берегу атаковал корпус Удино. Для этого 30 тысяч русских солдат Чичагова вышли из Стахова и с громкими криками бросились на 2-й корпус, в чьих рядах насчитывалось лишь 8 тысяч солдат. Однако наши солдаты ранее не имели никаких контактов с толпами, возвращавшимися из Москвы, и поэтому не представляли себе царившие среди этих несчастных беспорядок и сумятицу. В связи с этим моральный дух корпуса Удино оставался прекрасным, и Чичагов был с большими потерями отброшен. Это произошло на глазах у императора, который как раз в этот момент прибыл на поле боя с резервом из 3 тысяч пехотинцев и тысячи кавалеристов Старой и Молодой гвардии. Русские возобновили свою атаку и прорвали фронт поляков Вислинского легиона. Маршал Удино был тяжело ранен, и Наполеон послал ему на замену Нея. Генерал Кандра, один из прекрасных офицеров нашей пехоты, был убит. Смелый генерал Легран получил опасное ранение.

Бой проходил в еловом лесу, где росли громадные деревья, поэтому вражеская артиллерия могла лишь с трудом видеть наши войска, она стреляла наугад, из-за чего их ядра не попадали в цель. Однако, пролетая над нашими головами, они сбивали с деревьев множество веток, которые были толще человеческого туловища и убивали и даже ранили наших людей и наших лошадей, падая на них сверху. Поскольку деревья стояли на очень большом расстоянии друг от друга, всадники могли двигаться между ними, хотя их передвижения и были затруднены. Видя приближение крупной русской колонны, маршал Ней бросил против нее все, что оставалось от нашей кирасирской дивизии. Эта атака проводилась в весьма необычных условиях и тем не менее оказалась одной из самых блестящих атак, какие я видел в жизни! Во главе 7-го кирасирского полка смелый полковник Дюбуа перерезал пополам вражескую колонну и взял две тысячи пленных. Русские, ввергнутые таким образом в панику и беспорядок, отступили, преследуемые всей нашей легкой кавалерией, и были отброшены до Стахова с огромными потерями^{112. Я перестроил мой полк, участвовавший в этом столкновении, и вдруг увидел, что ко мне приближается мой друг, г-н Альфред де Ноай, служивший адъютантом у Бертье. Он возвращался после того, как доставил приказ Бертье. Но вместо того чтобы выполнить поручение маршала и вернуться к нему, он сказал, уезжая от меня, что доедет до первых домов Стахова и посмотрит, чем занят противник. Это любопытство оказалось гибельным для него, потому что, приблизившись к деревне, он оказался в окружении группы казаков. Они сбросили его с лошади и, схватив за воротник, потащили в деревню, осыпая ударами! Я сразу же послал эскадрон ему на помощь, но это оказалось бесполезным, потому что ожесточенная стрельба из домов помешала нашим кавалеристам проникнуть в деревню. С этого дня никто никогда не слышал о г-не де Ноай. Вероятно, жадность казаков пробудили великолепный мех и золотое шитье его ментика. Скорее всего, он был убит этими варварами. Семейство г-на де Ноая, узнавшее, что я был последним из французов, с кем он разговаривал, попросило у меня сведения относительно его исчезновения. Я мог рассказать им только то, что сказал выше: Альфред де Ноай был замечательным офицером и прекрасным товарищем.}

Но это отступление увело меня от Чичагова, разбитого маршалом Неем. Адмирал больше не осмеливался пойти на нас в атаку или покинуть Стахово на протяжении всего дня.

Ознакомив вас вкратце с позициями вражеских армий на обоих бе* регах Березины, я должен рассказать вам немного о том, что происходило на реке во время сражения. Огромные массы отставших от своих частей людей, у которых было две ночи и два дня, чтобы переправиться по мостам, и которые из-за своей апатии не воспользовались этой возможностью, поскольку никто их к этому не принуждал, вдруг разом захотели перейти через реку, когда ядра Витгенштейна начали падать среди них. Вся эта необъятная масса людей, лошадей и повозок столпилась у входа на мосты. Она полностью закрывала подступы к мостам и не могла добраться до них. Очень многие из тех, кому не удалось попасть на мосты, были оттеснены толпой в Березину, где почти все утонули.

В довершение всех несчастий один из мостов обрушился под грузом орудий и тяжелых зарядных ящиков, следовавших за батареями. Тогда все бросились ко второму мосту, где паника и беспорядок были уже столь велики, что самые смелые и сильные люди не могли устоять под давлением толпы. Очень многих просто задавили! Видя, что пересечь реку по таким загроможденным мостам невозможно, многие возчики экипажей повели своих лошадей в реку, но этот способ переправы, который был бы очень полезен, если бы осуществлялся в порядке и на два дня раньше, стал гибельным почти для всех, кто к нему прибегнул, потому что, с шумом толкая свои повозки, они налетали друг на друга и опрокидывали повозки в реку! Тем не менее многим удалось добраться до противоположного берега. Однако выход из реки никто не подготовил, предварительно хотя бы срубив прибрежный кустарник, как это должен был бы сделать штаб. Поэтому лишь немногим из повозок удалось выбраться на другой берег. И здесь погибло еще очень много людей!

В ночь с 28-го на 29 ноября русские пушки еще больше увеличили этот кошмар, поражая своим огнем тех несчастных, которые пытались перебраться через реку. Наконец, в 9 часов вечера отчаяние достигло предела. Маршал Виктор начал отступление, и его дивизии в полном порядке подошли к мосту, вступить на который они смогли, лишь силой отодвинув всех, кто закрывал им подступ. Но опустим занавес над этими ужасными сценами!

На рассвете 29 ноября все повозки, еще находившиеся на левом берегу, были подожжены. И когда, наконец, генерал Эбле увидел, как русские приближаются к мосту, он поджег и мост! Несколько тысяч несчастных, остававшихся на подступах к Студянке, попали в руки Витгенштейна. Так закончился самый ужасный эпизод Русской кампании! Эти события были бы гораздо менее пагубными, если бы кто-то сумел и захотел воспользоваться временем, предоставленным нам русскими, считая от нашего прибытия к Березине. На этой переправе армия потеряла от 20 до 25 тысяч человек.

Преодолев это огромное препятствие, масса потерявших свои части людей, спасшихся от столь ужасного несчастья, была еще довольно значительна. Всех этих солдат увели в направлении Зембина, за ними последовал император со своей гвардией. После них двигались остатки нескольких полков и, наконец, 2-й корпус. В авангарде корпуса шла бригада Кастекса.

Я уже говорил, что дорога на Зембин, единственный путь, остававшийся у нас, пересекает огромное болото и имеет очень большое количество мостов, которые Чичагов по оплошности не сжег, когда за несколько дней до этого он занимал здесь позиции. Мы подобной ошибки не совершили, и после прохождения армии 24-й конно-егерский полк и мой полк подожгли эти мосты при помощи сухого тростника, росшего по соседству.

Отдав приказ поджечь мосты у Зембина, император надеялся надолго избавиться от преследования русских, но уже неоднократно было сказано, что удача отвернулась от нас. И действительно, мороз, который в это время должен был бы превратить воды Березины в лед, оставил ее воды почти нетронутыми, когда нам пришлось через нее переправляться. Но как только мы перешли через Березину, наступил жестокий мороз и сделал лед таким крепким, что через него можно было бы переправлять пушки! То же самое было и с болотами Зембина. Поджог мостов через эти болота не принес нам никакой пользы^{113. Три русских армии, которые мы оставили позади нас, смогли беспрепятственно начать преследование, но, к большому нашему счастью, это преследование не было слишком настойчивым. Впрочем, маршал Ней, командовавший французским арьергардом, собрал всех, кто еще был в состоянии сражаться, и часто возвращался, чтобы напасть на противника, когда он осмеливался подойти к нам слишком близко.}

С той поры, как маршал Удино и генерал Легран были ранены, 2-м корпусом командовал генерал Мезон. Этот корпус, несмотря на свои большие потери, был самым многочисленным во всей армии, и обычно ему поручали отражать нападения русских. Мы удерживали противника в отдалении на протяжении всех дней 30 ноября и 1 декабря, но 2 декабря они так потеснили нас своими превосходящими силами, что произошло очень серьезное сражение, в котором я был ранен, и моя рана оказалась тем более опасной, что в тот день стоял 25-градусный мороз.