Текст книги "Мемуары генерала барона де Марбо"

Автор книги: Марселен де Марбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 69 страниц)

Ускорило ход событий одно непредвиденное обстоятельство. К концу 1807 года, в то время как Жюно вел французские войска на Лиссабон, испанский король тяжело заболел. Принц Астурийский давно подозревал королеву в том, что она хоче т удалить его от трона. Он посоветовался с троими людьми, на которых он мог положиться, и по совету герцогов Инфантадо, Сан-Карлоса и своего бывшего наставника каноника Эс-коикиса обратился к Наполеону с просьбой руки принцессы из семьи Бонапарт. Письмо было передано нашему послу в Мадриде графу де Бо-гарнэ. Письмо было тайным, но черновик письма был коварно похищен и передан королеве, которая нашла средства, чтобы заставить своего супруга Карла IV действовать предельно быстро и жестоко.

Фердинанда арестовали, отобрали шпагу и обвинили в покушении на жизнь короля! Его советников схватили и судили как соучастников. Следует признать, что, если у Фердинанда и были недостатки, необходимость защищать свои права на корону, а может быть, и на жизнь в значительной степени извиняет многие из них.

Эти события были достаточно серьезны, и король Испании поставил в известность государей, в первую очередь своего могущественного соседа – императора французов. Уже поминалось о том, и, к сожалению, справедливо, что амбиции Наполеона погубили его. Но не всегда эти амбиции шли вразрез с интересами Франции. Еще при жизни он хотел сделать страну великой и могущественной, чтобы и после него государство, созданное им, оставалось неприступным для врагов. Для этого прежде всего надо было лишить могущества Англию, а также оставить в Центральной и Южной Европе только те государства, чьи интересы совпадали бы с интересами Франции, которая служила бы им опорой. Этот гигантский проект требовал медленной и методичной работы в течение по крайней мере двух царствований двух таких великих государей, каким был сам Наполеон. Понимая, что этот труд предстоит сделать ему одному, он был вынужден спешить. Первые успехи ослепили императора.

Он считал, что в Испании он встретит не больше сопротивления, чем в 1олландии, Вестфалии или Неаполе, куда он поставил править своих братьев, и уж никак не больше, чем в только что завоеванной Португалии.

Узнав о событиях, разыгрывающихся в стенах Эскориала, император счел, что настал удобный момент, которым надо воспользоваться. Он надеялся, что испанский народ, уставший от придворных безобразий, бросится в его объятия. Но он не знал эту нацию, которая была способна довести свою ненависть к иностранцам до исступления. Даже допуская, что многие просвещенные испанцы обращали свои взоры к Франции в надежде возродить свою страну, надо признать, что своей политикой он напрочь разрушил все их иллюзии.

Под предлогом защиты Пиренейского побережья от возможных английских высадок, император, вместо того чтобы вернуть в Испанию армию маркиза де Ла-Романы, которую ему предоставили для войны на севере и в которой после Тильзита он больше не нуждался, ввел в Испанию 25-тысячный корпус под командованием генерала Дюпона, за которым вскоре с 34-тысячной армией последовал маршал Монсей. Прибытие этих значительных иностранных войск было воспринято как ответ на призыв о помощи принцу Астурийскому. Именно в этот момент у Наполеона появилась счастливая возможность привлечь к себе симпатии испанского народа, выдав замуж за Фердинанда дочь своего брата Люсьена, чтобы этот союз укрепил связи между двумя государствами. К сожалению, император не счел этот путь достаточно эффективным.

Арест Фердинанда и суд над ним вызвали большое возмущение во всем королевстве. Испанцы настолько ополчились на королеву и Годоя, что тот решил сыграть роль миротворца между королем и его сыном. Этот жест никого обмануть на смог.

Стали приходить еще более беспокойные вести. Один агент по имени Искьердо, которого князь Мира держал в Париже, из молчания императора и непрекращающихся отправок войск на полуостров сделал вывод, что настоящим намерением Наполеона было не примирить Карла IV и его сына, а воспользоваться их распрями, прогнать и того и другого с трона и посадить на него кого-либо из своей семьи. Приведенные агентом аргументы поразили испанскую королеву до того, что она решила последовать примеру португальской королевской семьи и переехать в Америку.

К большому несчастью для Франции, этому переезду случиться было не суждено, поскольку, может быть, только тогда испанский народ, покинутый своими правителями, принял бы, за неимением лучшего, нового короля из рук Наполеона или, по крайней мере, не оказал бы его армии такого ожесточенного сопротивления. Но король отклонил план побега, и сам стал просить у Наполеона руки принцессы из его семьи, о чем и написал непосредственно императору. Однако Наполеон, желая выиграть время и потакаемый своим злым гением, продолжал посылать в Испанию все новые войска, надеясь, вероятно, напугать королевскую семью и вынудить ее оставить королевство ему.

В то время как Испанию потрясали эти события, я вел тихую жизнь возле своей матушки в Париже, где провел часть зимы, посещая многочисленные праздники. Самым красивым был праздник, устроенный городом по случаю возвращения из похода Императорской гвардии. Так закончился для меня 1807 год, в котором я столько раз подвергал опасностям свою жизнь и испытал столько несчастий. Но я не подозревал, что и в следующем году мне придется опять близко увидеть смерть!

Вернемся же к делам на Пиренейском полуострове, которые оказались напрямую связанными с тем, что произошло со мной в 1808-м и последующих за ним годах.

Глава II 1808 год. Я назначен адъютантом Мюрата. – Новые интриги Наполеона. – Мятеж в Аранхуэсе. – Отречение Карла IV. —

Я спасаю Годоя. – Вступление Фердинанда VII в Мадрид и отъезд в Байонну

В январе Наполеон очень уклончиво, но все-таки ответил королю Испании. Не отказывая прямо принцу Астурийскому в руке одной из своих племянниц, он решил отложить этот брак. Ответ еще больше увеличил опасения мадридского двора, так как теперь там узнали о прибытии на полуостров новых французских войск, направляющихся в Каталонию и Арагон. Теперь в Испании собралась армия, насчитывающая 125 тысяч солдат.

Наконец-то император приоткрыл завесу, скрывавшую его планы. Под предлогом, что надо послать войска к французскому флоту, стоящему в Кадисе, в феврале он двинул крупный армейский корпус на Мадрид, через который проходила дорога, ведущая из Байонны в Кадис. При этом главнокомандующим всех французских войск, находившихся в Испании, был назначен маршал Мюрат.

Я провел более шести месяцев в Париже, и, хотя маршал Ожеро, у которого я служил адъютантом, не мог предсказать начало новой войны, которая в скором времени обещала разразиться на Пиренейском полуострове, он посчитал необходимым, чтобы я присоединился к той многочисленной армии, которая в это время собиралась за перевалами Пиренейского хребта. Вынужденный сам задержаться во Франции из-за своего ранения, он отвел-таки меня к принцу Мюрату и попросил его временно взять меня в свой штаб.

Я уже говорил, что мой отец был земляком Мюрата и в свое время оказал ему немало услуг. Мюрат был ему за это благодарен и любезно согласился взять меня к себе до того времени, пока маршал Ожеро не получит новое назначение. Я был удовлетворен таким решением. Несмотря на некоторые неудобства, связанные с положением штабного офицера, я намеревался проявить усердие, рассчитывал завоевать расположение императора. Мне хотелось вновь увидеть Испанию и быть свидетелем больших событий, которые там готовились. Надо было пойти на значительные траты, чтобы достойным образом появиться при штабе Мюрата, в то время самом блестящем в армии. Я справился с этой задачей, истратив то, что у меня еще оставалось от значительной суммы, которую я получил за службу во время Фридландской кампании и после нее. Я купил трех хороших лошадей, мой слуга Вуарлан ждал меня с ними в Байонне, куда я и отправился, обновив свой гардероб.

Так я в третий раз оказался в Байонне. Принц Мюрат и его адъютанты встретили меня очень хорошо. Я быстро наладил со всеми прекрасные отношения, хотя и не уступал настойчивым приглашениям принять участие в игре. Эти господа целыми днями не выпускали из рук карт или костей, с большим равнодушием выигрывая или проигрывая тысячи франков. Я никогда не любил игру, да и понимал, что должен сохранить то, что у меня было, чтобы в случае необходимости обновить экипировку, к тому же понятие чести не позволяло влезать в долг, который я не мог бы, возможно, заплатить.

Мюрат вошел в Испанию 10 марта 1808 года, когда часть войск, которыми он должен был командовать, уже находилась в Кастилии. За пять дней мы добрались до Бургоса, где расположился штаб. Затем Мюрат, следуя за колоннами своих войск, отправился сначала в Вальядолид, затем в Сеговию. Испанцы, одобряя приход французов, которые, по их мнению, должны были защитить интересы принца Астурийского, приняли наших солдат очень хорошо, хотя, как и при виде войск Жю-но, их крайняя молодость и хилость наших солдат вызывали у них удивление. Наполеон же с непонятным упорством отправлял на Пиренейский полуостров только вновь сформированные полки.

В Испании мы заняли города, не имевшие крепостных стен, а из укрепленных только два – Барселону и Памплону. Так как цитадели и форты оставались в руках испанцев, император предписал генералам занять и их. Для этого прибегли к совершенно недостойной хитрости. Испанские генералы получили от своего правительства приказ не оставлять крепости и форты, но в то же время дружески принимать французские войска и делать все для их достойного размещения. Командиры наших корпусов попросили принять больных и устроить склады в цитаделях, на что и получили разрешение. Тогда гренадеры переоделись в больных. Оружие было спрятано в мешки, принесенные ими якобы для получения хлеба на складах. Так они проникли в крепость и разоружили испанцев. Генерал Дюэм, у которого было не более 5 тысяч человек, захватил хорошо укрепленную Барселону и форт Мон-Жуи. Та же участь постигла Памплону, равно как и все другие укрепленные пункты в Каталонии.

Такое поведение вызвало всеобщее негодование испанцев и очень напугало королеву и Годоя, находившихся в Аранхуэсе. Поняв намерение Наполеона, они решили сначала отправиться в Андалузию, а затем, если положение ухудшится, уехать сначала в Кадис, а потом в Америку. Однако Фердинанд, которого наш посол граф Богарнэ укреплял в надежде получить руку племянницы Наполеона, продолжал видеть в нас только освободителей. Поддерживаемый членами королевской семьи, грандами, многими министрами и особенно Советом Вест-Индии, Фердинанд отказался следовать за королевой и Годоем в Америку. Те же отдали приказ начать подготовку к отъезду под предлогом необходимого визита в порт Кадиса и посещения войск в лагере Сан-Роке, находящегося неподалеку от Гибралтара. Увидев, что на королевские подводы грузят ящики с казной и самые драгоценные предметы из серебра и дорогую мебель, дворяне, народ и гарнизон Аранхуэса поняли, что происходит. Возмущение было всеобщим. Его волна докатилась до Мадрида.

Несмотря ни на что, король уже собирался уезжать, когда утром 16 марта разразилось народное восстание, которое поддержали войска, особенно гвардейцы из личной королевской охраны, ненавидевшие Годов и преданные принцу Астурийскому. Они и помешали отъезду королевской семьи. Тогда Карл IV заявил, что он остается. Выпущенное по этому случаю королевское воззвание, казалось, успокоило толпу, но ночью гарнизон и часть жителей Мадрида, пришедших в Аранхуэс, до которого от столицы было только 8 лье, опять стали волноваться. Толпа росла, сбегались крестьяне из соседних деревень, все вместе они двинулись к дворцу с криками: «Да здравствует король! Смерть Годою!» Затем народная толпа направилась к особняку князя Мира, смела преграды, ворвалась внутрь и дошла до покоев его супруги, принцессы королевской крови. К ней отнеслись почтительно, препроводив ее в королевский дворец. Гусары, из которых состояла недавно приставленная к князю Мира гвардия, пытались защитить его дом, желая помочь ему бежать. Но королевские телохранители напали на них и, разогнав ударами сабель, позволили толпе, требующей смерти Годоя, прорваться в помещения и искать там ненавистного фаворита.

Министры, стараясь спасти ему жизнь, но в то же время удовлетворить требования народа, заставили короля подписать декрет, по которому князь Мира лишался всех своих титулов, званий и знаков отличия. Эта новость вызвала в толпе ликование, к которому имел неосторожность присоединиться и Фердинанд.

Напрасно искали Годоя по всевозможным закоулкам дворца, хотя он оттуда и не выходил. Как только начались волнения, он поднялся на чердак, на котором лежало много свернутых рогож. Завернувшись в одну из них, он лежал посреди других таких же свертков. На чердак входили неоднократно, но князя Мира там гак и не нашли. Двое суток провел он в своем убежище, затем голод и жажда заставили его покинуть убежище и спуститься вниз. Пытаясь выйти на улицу, он был задержан часовым, который безжалостно выдал его толпе. Та набросилась на него и принялась наносить побои.

В результате у несчастного было проколото бедро кухонным вертелом, почти вытек глаз, разбита голова. Его уже собирались убить, когда появился отряд гвардейцев под командованием одного уважаемого офицера. В отряде нашлись люди не такие кровожадные, как их товарищи. Они вырвали князя Мира у его палачей и с трудом доставили в казарму, где бросили его в кучу навоза на конюшне!.. Примечательно, что в 1788 году, двадцать лет назад, именно в этой казарме Аранхуэса Мануэль Го-дой проживал в качестве простого гвардейца.

Король и королева, узнав об аресте фаворита и испугавшись за его жизнь, стали взывать к великодушию принца Астурийского и умолять ег о использовать свое влияние, чтобы вырвать Годоя из рук восставших. Фердинанд прибыл в казарму в тот момент, когда толпа уже взламывала дверь, чтобы добраться до арестованного. Услышав голос принца Астурийского, люди, которым он обещал отдать Годоя под суд, почтительно расступились. Годой уже готовился мужественно принять смерть, когда в конюшню, где он лежал весь в крови, вошел наследник трона... При виде своего личного врага Годой собрал все оставшиеся силы, и, когда Фердинанд с подлинным или наигранным великодушием сказал: <Я пришел помиловать тебя!..», Годой с кастильской гордостью, особенно ценимой в его печальном положении, ответил: «Только король имеет право миловать, а ты еще не король!» Говорят, что Фердинанд ответил: «Но скоро буду», но этот факт не доказан. Как бы то ни было, через полчаса корона действительно была возложена на голову принца Астурийского.

Фердинанд вернулся во дворец под приветственные возгласы народа и войск. Король и королева, слыша эти крики, дрожа за жизнь своего фаворита, а может, и за свою собственную, уступили нажиму и дурным советам своего перепуганного окружения. Думая, что лучший способ успокоить толпу – это вручить королевскую власть в руки сына, они подписали акт об отречении!

Как только акт был опубликован, безумная радость овладела жителями Аранхуэса, а затем Мадрида и всей Испании. Никто не думал о том, что приход французов может омрачить эту радость, настолько в своем ослеплении далека была для них мысль об истинных планах императора.

А в это время его войска уже спускались двумя колоннами с перевалов Сомосьерра и Гвадаррама: со стороны Буитраго и Эскориала. До Мадрида оставался один переход. Принц Мюрат уже на следующий день мог ввести в город 80 тысяч солдат, в этот момент еще шагающих по горным отрогам.

Принц Астурийский, которого я теперь буду называть Фердинандом VII, беспокоился о том, как воспримут Наполеон и Мюрат его приход к власти. Он поспешил послать знатных вельмож к императору, чтобы добиться его расположения и руки одной из его племянниц, а герцог дель Парке был отправлен к Мюрату, чтобы объяснить ему значение тех важных событий, которые произошли в Аранхуэсе. Отдав первые распоряжения, Фердинанд VII организовал свое правительство, не забыв о своих друзьях: герцоге Сан-Карлосе, герцоге Инфантадо и канонике Эс-коикисе, всех троих он щедро наградил.

19 марта, в тот момент, когда штаб Мюрата переходил через перевал Гвадаррама, до нас дошли первые известия о волнениях в Аранхуэсе. 20 марта мы узнали об отречении Карла IV и приходе к власти Фердинанда VII. Мюрат ускорил движение. 21-го его штаб-квартира уже размещалась в городке Эль Молар, в нескольких лье от Мадрида.

В городе царил ужасный беспорядок, в безудержной радости население разграбило и сожгло имения князя Мира, его матери, семьи и друзей. Родственников и друзей Годоя убили бы, если бы не граф Богарнэ – он укрыл их в посольстве Франции, куда толпа не осмелилась войти.

Узнав о восстании в Аранхуэсе, принц Мюрат, обычно очень экспансивный, помрачнел, стал озабоченным и несколько дней не разговаривал с нами. Очевидно, что в неспокойной стране любой маршал на его месте посчитал бы положение своих войск совсем непростым. Личные амбиции Мюрата усложняли ситуацию еще больше. Видя, что три брата императора уже были коронованы, а четвертый, Люсьен, отказался занять трон, Мюрат мог предполагать, что Наполеон отдаст ему испанский трон, если королевская семья покинет страну и бежит в Америку. Поэтому он с большим огорчением узнал о приходе к власти Фердинанда, вокруг которого могли сплотиться обожавшие его испанцы. Основываясь на том, что у него не было приказа императора признать Фердинанда VII королем, Мюрат адресовал ему послания, называя его по-прежнему принцем Астурийским, а также советовал Карлу IV протестовать против отречения, сделанного под угрозой мятежа.

Старый король и королева пожалели о потере власти, они написали Наполеону, горько жалуясь на сына, поведение которого они описывали как своего рода отцеубийство, в чем была некоторая доля правды. 23 марта Мюрат вошел в Мадрид во главе армейского корпуса маршала Монсея.

Новый король призвал население хорошо встретить войска его друга Наполеона. Его послушались, и в огромной толпе любопытных мы видели только приветливые лица, хотя легко было заметить большое удивление при виде наших молоденьких пехотинцев.

Сравнение было явно не в нашу пользу: я сравнивал широкие плечи и крепкие торсы окружавших нас испанцев с фигурами наших слабых и хилых новобранцев. Моя национальная гордость была уязвлена. Я не мог, конечно, предвидеть все несчастья, которые проистекут из плохого впечатления от наших солдат, но я искренне пожалел, что император не послал на полуостров свои старые корпуса Германской армии. Однако наша кавалерия, особенно кирасиры – у испанцев нет таких войск, – наконец-то вызвала восхищение. То же впечатление произвела и артиллерия. Восторженные крики раздались при появлении конных и пеших полков Императорской гвардии, завершающих прохождение войск. Появление в их рядах мамлюков очень удивило испанцев, они не могли понять, как христиане французы могли допустить присутствие в их рядах турок, так как после вторжения на полуостров мавров народ здесь мусульман не любил и опасался с ними сражаться. Четыре мамлюка обратили бы в бегство два десятка кастильцев. Очень скоро нам пришлось в этом убедиться.

Мюрат расположился в одном из дворцов князя Мира, единственном уцелевшем от разгрома, поскольку народ думал, что он принадлежит королевской семье. Я поселился поблизости от этого дворца, в доме уважаемого советника двора Вест-Индии. Едва я устроился, как принц Мюрат узнал, что враги Годоя везут его в мадридскую тюрьму, где, вероятнее всего, собираются его убить, и что несчастный уже у городских ворот. Тогда он приказал мне взять эскадрон драгун и любой ценой помешать, чтобы князя Мира доставили в столицу, сообщив начальникам сопровождающих его лиц, что он, Мюрат, делает их ответственными за жизнь узника.

Я догнал Годоя в 2 лье от пригорода Мадрида. Хотя несчастный был весь изранен, конвойные не проявили к нему ни малейшей жалости. На руки и ноги ему были надеты оковы, он был привязан к открытой телеге, где его жгло солнце и досаждали рои мух, привлеченных запахом крови, сочившейся из его ран, едва прикрытых грубой рогожей... Это меня возмутило, и я заметил, что все, кто сопровождал меня, испытывают те же чувства.

Гвардейцев, охранявших князя Мира, было около сотни, с ними было также около половины батальона пехоты. Я вежливо объяснил командиру этого отряда цель моей миссии. Но офицер ответил мне с крайней дерзостью, что командующий французской армией не может отдавать ему приказы и что он продолжит свой путь к Мадриду. Тогда я сказал ему, что я обязан выполнять приказы моего командующего, поэтому всеми способами буду препятствовать тому, чтобы узник двинулся дальше!.. Мои драгуны не были новобранцами, это были ветераны, прошедшие Аустерлиц, их мужественные лица выражали решимость. Я развернул эскадрон в боевой порядок так, чтобы он преграждал путь повозке, и сказа,! командиру испанцев, что жду от него первого выстрела, после чего атакую его отряд. Я был готов это сделать, уверенный, что принц Мюрат меня одобрит.

Мои драгуны вытащили сабли из ножен. Это немного охладило пыл испанских гвардейцев. В это время командир отряда пехоты, до этого времени находившийся сзади, подъехал к головной колонне, чтобы узнать, что происходит. Я узнал в нем дона Мигеля Рафаэля Кёли, приятного человека, с которым в 1802 году я проделал путь из Нанта в Саламанку во время моего первого приезда в Испанию. Это был рассудительный человек, он понял причины, по которым маршал Мюрат противился тому, чтобы князя Мира отвезли в Мадрид, где его ждала неминуемая смерть. Если французская армия не воспротивится этому, она покроет себя позором, а если она будет отбивать пленника у убийц, кровопролитное столкновение неизбежно. Дон Рафаэль Кёли был в эскорте помощником командира и мог высказать свое мнение. Он переговорил с командиром, и мы договорились, что Годоя временно поместят в тюрьму города Пинто. Несчастный оставался безучастным свидетелем всех препирательств, но когда он оказался в тюрьме, куда я его сопроводил, он поблагодарил меня на очень хорошем французском и попросил передать признательность принцу Мюрату.

Тогда я позволил себе высказать гвардейцам свои замечания, что они варварски обращаются с пленником, что для испанского мундира позорно, когда четыреста вооруженных до зубов военных настолько не уверены в себе, что, охраняя одного безоружного человека, заковывают его в цепи!.. Меня поддержал более милосердный Рафаэль Кёли, который не предпринял бы таких мер, если бы командовал конвоем, и с князя Мира сняли железный ошейник, наручники и оковы с ног, оставив все же веревки. Я не смог добиться, чтобы его не привязывали в камере, но, по крайней мере, теперь он мог немного двигаться и лечь на тюфяк, который я заставил принести его охранников. Прошло уже пять дней с тех пор, как Годой получил свои ранения, а его даже ни разу не перевязали... Рубашка, пропитанная запекшейся кровью, прилипла к ранам. На нем был только один башмак, не было шейного платка, он был полураздет, и его трясла лихорадка!.. Хирург драгунского полка пришел осмотреть его. Французские офицеры, унтер-офицеры и простые солдаты принесли кое-какое белье и были тронуты тем, как достойно и в то же время благодарно он принимал эти дары.

Хотя я полагался на честность дона Рафаэля Кёли, я все же не был уверен в судьбе князя Мира, оставив его в руках его злейших врагов. Я решил расположить французский эскадрон в городе и договорился с капитаном, что в тюрьме будет установлен постоянный пост, чтобы наблюдать за узником. Мюрат одобрил мои действия, но, чтобы лучше защитить жизнь Годоя, он выслал в Пинто еще батальон солдат, приказав им следить за тем, чтобы против князя Мира ничего не предпринималось. На следующий день по дороге в Мадрид Фердинанд VII проехал через Пинто, и начальник телохранителей рассказал ему о вчерашнем происшествии. Новый король и его министры, которые больше всего опасались скомпрометировать себя перед французами, похвалили его за то, что дело не дошло до стычки, и приказали оставить Годоя в тюрьме Пинто, откуда через несколько дней он был переведен в старую крепость Вильявисьоса, более удаленную от столицы.

24 марта Фердинанд VII вошел в Мадрид в сопровождении только роты своих телохранителей. Народ встретил его восторженно: это была такая безумная радость, что описать ее невозможно!.. На улицах, балконах, в окнах, даже на крышах было множество народа, люди встречали нового государя криками: «Виват!» Они с таким нетерпением ждали его! Женщины усыпали дорогу королю цветами, мужчины расстилали плащи под ноги его лошади! Многие французы с любопытством наблюдали эту церемонию, но никто из наших военных не участвовал в ней официально. Принц Мюрат даже не нанес визит Фердинанду, он не мог этого сделать до тех пор, пока император не даст знать, кого – отца или сына – он признает государем Испании. Если Наполеон и намеревался овладеть короной, он скорее предпочел бы вернуть ее старому и слабому королю Карлу IV, а не оставлять ее Фердинанду VII, так как отнять ее у любимца народа было бы гораздо труднее. Мюрат же, со своей стороны, не сомневался, что император откажется признать нового короля.

Тем временем Фердинанд, обеспокоенный тем, как Наполеон отнесется к его воцарению, поделился своими опасениями с Богарнэ, который всегда проявлял к нему большую симпатию. Честный Богарнэ не мог даже в мыслях допустить, что Наполеон может покуситься на свободу принца, искавшего у него защиты, и посоветовал Фердинанду VII самому отправиться к императору, который в скором времени должен был прибыть в Байонну. Новый король спросил совета у своих друзей, но те не знали, что ему сказать. Внезапно в Мадрид приехал первый адъютант и доверенное лицо Наполеона генерал Савари с письмами для Фердинанда VII. Они и помогли этому королю принять решение, тем более что он узнал, что его отец и мать тоже собираются обратиться к Наполеону. Он решил их опередить.

Принц Мюрат и генерал Савари, зная о доверии, которое Фердинанд испытывает к Богарнэ, подсказали послу советы, которые он должен дать новому королю. Тогда Фердинанд решился на эту поездку и послал своего брата инфанта дона Карлоса навс тречу Наполеону.

Император отправился из Парижа в Байонну 2 апреля, но он двигался медленно, чтобы дать время лучше проявиться событиям.

Г лава III

Фердинанд во власти Наполеона. – Карл ГУ и Годой в Байонне. —

Мятеж и сражение на улицах Мадрида

| я апреля Фердинанд VII выехал из Мадрида на встречу с импе-III ратором, про которого Савари говорил, что он должен быть -А– V/ уже в Байонне. Жители столицы, хотя они и не представляли себе, какую судьбу уготовят их государю, что-то предчувствовали и сожалели о его отъезде. Фердинанд VII в сопровождении генерала Савари продвигался к Бургосу, приветствуемый народом, который стекался со всех сторон посмотреть на него. Однако, не найдя в Бургосе Наполеона, как это ожидалось, и видя, что все дороги заполнены многочисленными колоннами французских войск, новый король и его приближенные стали опасаться ловушки и отказались ехать дальше. Генерал Савари успокоил их страхи, утверждая, что Наполеон в Витории. Фердинанд отправился в этот город и там с удивлением и недовольством, которые он не смог скрыть, узнал, что император не только еще не пересек границу, но даже не прибыл в Байонну! Испанской гордости было нанесено оскорбление, и советники Фердинанда VII решили, что достоинство их короля не позволяло больше идти навстречу иностранному государю, который вовсе не спешит его видеть. Было решено остаться в Витории, несмотря на все настояния Савари. Тот был взбешен, что добыча может от него ускользнуть, и во весь опор поскакал в Байонну, куда император, в конце концов, прибыл 14 апреля.

На другой день Фердинанд потерял свою свободу. Пока же он ни о чем не догадывался: маршал Бессьер, командующий армейским корпу-

сом в Витории, получил секретный приказ арестовать нового короля, в случае, если тот захочет вернуться в центральную Испанию, а бдительный Савари, вырвавший этот приказ у императора, возвращался проследить за его исполнением. Но силу применять не пришлось. Во время краткого отсутствия Савари Фердинанд узнал, что его сестра, бывшая королева Этрурии, с которой у него были очень плохие отношения, убедила отца и мать безотлагательно обратиться за помощью к Наполеону и что старые государи, которым император предоставил эскорт, лошадей и французский экипаж, уже выехали из Мадрида и быстро приближались к Байонне. При этой новости Фердинанд и его растерянные советники, опасаясь, что император плохо к ним отнесется, если Карл IV и королева-мать их опередят, захотели выехать тотчас же, несмотря на протест народа и мудрые советы одного старого министра, Уркихо, предсказавшего то, что потом и произошло.

20 апреля Фердинанд пересек Бидасоа. Он ожидал, что его будут принимать как государя, но за мостом не было ни одного пикета почетного караула, ни одного всадника для эскорта... Офицеры императорского дома встретили его только в нескольких лье от Байонны, но называли принцем Астурийским! Все завесы спали, предсказания Уркихо сбылись!.. Но было уже слишком поздно, Фердинанд находился во Франции и во власти Наполеона.

Наполеон занимал у ворот Байонны знаменитый замок Марак, в ко-, тором я останавливался в 1803 году вместе с маршалом Ожеро. Император отправился в город, нанес первый визит Фердинанду, был с ним очень вежлив, отужинал с ним, но королем его не называл... Уже на другой день он не стал ничего скрывать и объявил Фердинанду и его министрам, что Провидение избрало его создать великую империю, покончив с могуществом Англии, а так как прошлое доказало ему, что он не может рассчитывать на Испанию, пока Бурбоны будут управлять этой страной, он принял твердое решение не отдавать корону ни Фердинанду, ни Карлу IV, но водрузить ее на голову члена своей семьи. Впрочем, он обеспечит королю и испанским принцам почетное существование, соответствующее рангу, которое они занимали. Фердинанд VII и его советники, ошеломленные этим заявлением, сначала отказались этому верить, резонно отвечая, что никто из императорской семьи Франции не имеет права на испанскую корону. Вскоре присутствие старого короля и королевы сделало эту замечательную сцену еще интереснее.

Прежде чем выехать из Мадрида, Карл IV и королева встретились с , Мюратом, который принял их так, как если бы они все еще правили. Они потребовали вмешательства маршала для освобождения князя Мира, судьба которого их очень беспокоила. Поскольку император уже дал своему шурину приказ любой ценой спасти жизнь Годою, принц Мюрат обратился сначала к хунте – временному правительству страны, которому Фердинанд доверил управление во время своего отсутствия. Но ко-I гда хунта, возглавляемая инфантом доном Антонио, дядей Фердинанда и врагом князя Мира, ответила, что не в ее власти освободить такого важного узника, Мюрат повел себя как военный, приказав отряду французов ночью окружить замок Вильявисьоса. Командир получил приказ любой ценой вызволить князя Мира. Были известны заявления охраняющих Го доя, что они скорее заколют его, чем выпустят живым, и комендант замка маркиз де Шастле, бельгиец на службе у Испании, был настроен так же. Тогда Мюрат предупредил этих одержимых, что если они выполнят свои ужасные угрозы, то все будут расстреляны без всякой пощады прямо над трупом князя Мира!.. Эта угроза заставила их задуматься, они обратились к хунте, а та, узнав о решимости Мюрата, приказала наконец отдать ему князя Мира. Несчастный был доставлен в наш лагерь под Мадридом в жалком состоянии: больной, без одежды, заросший бородой, но счастливый, что находится среди французов, далеко от своих неумолимых врагов.