Текст книги "Мемуары генерала барона де Марбо"
Автор книги: Марселен де Марбо
Жанры:
Военная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 69 страниц)
Комендантом Мондрагона был пьемонтский капитан, давно служивший во французской армии и известный своим редким умом и замечательной смелостью. Повстанцы боялись его в высшей степени и, за исключением тайных засад, которые невозможно было предугадать, ничего другого предпринять не могли. Он оставался хозяином положения на своей территории, действуя то с большой ловкостью, то с большой энергией. Я приведу примеры и того и другого, чтобы вы лучше представили, какую войну нам приходилось вести в Испании, хотя в этой стране среди просвещенных людей у нас было много сторонников.
Священник Мондрагона был одним из самых ярых врагов французов. Однако, когда в январе 1809 года Наполеон, возвращаясь в Париж, проезжал через этот город, тот, движимый любопытством, пришел к почтовой станции вместе со всеми жителями, чтобы увидеть императора. Комендант заметил его, подошел прямо к нему, взял за руку, подвел к императору и сказал так, чтобы слышала вся толпа: «Я имею честь представить Вашему Величеству кюре этого города – одного из самых преданных слуг вашего брата короля Жозефа!..» Наполеон, приняв слова хитрого пьемонтца за чистую монету, прекрасно принял священника, который был, таким образом, скомпрометирован перед всеми жителями этого края... И в тот же вечер священник был ранен в руку выстрелом из ружья, когда возвращался домой! Он слишком хорошо знал своих соотечественников и понимал, что, если французы не победят в этой суровой борьбе, он пропал. С этого момента он открыто стал на сторону французов, возглавив сторонников короля Жозефа, которых называли здесь «жозефинами», и оказал нам немало услуг.
Незадолго до моего приезда в Мондрагон комендант проявил большое мужество. Он должен был послать большую часть гарнизона в горы для сопровождения обоза с продовольствием, а через несколько часов ему нужно было предоставить еще эскорт офицерам с донесениями, и у него осталось не больше двух десятков солдат. Был базарный день. На площади собралось много крестьян. Начальник почтовой станции, один из самых ярых врагов французов, стал подстрекать их, подбивая воспользоваться слабостью французского гарнизона, напасть и всех передушить! Толпа направилась к дому, где комендант собрал свой слабый резерв. Нападение было яростным, оборона стойкой, но нашим пришлось бы в конце концов уступить, если бы не смелость коменданта. Он открыл дверь, бросился со своим маленьким отрядом прямо к начальнику станции и убил его ударом шпаги в сердце. Потом втащил его в дом и приказал выставить безжизненное тело на балконе!.. При виде такой смелой вылазки, сопровождавшейся устрашающей стрельбой, толпа, рассеянная пулями, в ужасе разбежалась! Вечером вернулся гарнизон, и, для примера, комендант велел повесить тело начальника станции. И хотя у этого человека в городе было много родственников и друзей, никто не осмелился что-либо предпринять!
Проведя ночь в Мондрагоне, я выехал на рассвете и был возмущен, когда сопровождающий нас испанский форейтор остановился под виселицей и стал хлестать кнутом подвешенное тело. Я обратился с упреками к этому7 негодяю, а он ответил мне, смеясь: «Это мой начальник станции. Когда он был жив, я столько получил от него ударов кнутом, что свободно мог)7 вернуть ему несколько из них!» Одного этого поступка достаточно, чтобы понять мстительный характер испанцев низшего сословия.
Я прибыл в Виторию, промокнув до костей. У меня начался сильный жар, и мне пришлось остановиться у генерала Сера, для которого у меня тоже были депеши. Если вы помните, это был тот самый генерал, который десять лет назад в Сан-Джакомо назначил меня унтер-офицером после небольшого сражения, которое пять десятков кавалеристов полка Бершени под моим командованием дали гусарам Барко. Он принял меня прекрасно, предложил, чтобы я отдохнул у него подольше. Но порученная мне миссия не требовала отлагательства, и на следующий день я опять скакал во весь опор, несмотря на лихорадку, которая только усиливалась от ужасной погоды. В тот же день я пересек Эбро в Миранда-де-Эбро. Отроги Пиренеев заканчиваются именно у этой реки. Здесь также кончалась власть двух знаменитых партизан из семьи Мина.
Первый из этих партизан родился в пригороде Мондрагона и был сыном богатого фермера. Он учился, чтобы стать священником, когда в 1808 году разразилась война за независимость. Обычно забывают, что в это время очень многие испанцы во главе с частью живущего среди мирян духовенства хотели вырвать свою страну из-под власти Инквизиции и монахов. Они не только клялись поддерживать короля Жозефа на троне, но и присоединялись к нашим войскам, чтобы бороться с повстанцами. Молодой Мина был из числа наших союзников. Он организовал отряд друзей порядка и сражался с бандитами. Но потом странным образом произошел крутой поворот, и Мина, у которого был очень авантюристичный характер, сам стал повстанцем и повел с нами ожесточенную войну в Бискайе и Наварре. Он возглавил банду, численность которой на какое-то время достигала десяти тысяч человек. Коменданту Мондрагона удалось наконец схватить его в доме его родственников, в котором праздновали свадьбу. Наполеон приказал доставить его во Францию в Венсенский замок. Мина вел партизанскую войну талантливо и честно. Вернувшись на родину в 1814 году, он стал противником Фердинанда VII, за которого он гак смело сражался. Он бежал от ареста в Америку, участвовал в революциях в Мексике и был, в конце концов, там расстрелян.
Во время долгого пребывания молодого Мины в плену восставших горцев возглавил один из его дядей, грубый и жестокий кузнец, не обладающий никакими способностями, но популярное имя Мины сделало его чрезвычайно влиятельным. Хунта Севильи специально посылала сюда образованных офицеров, чтобы обучать этого нового главаря, который причинил нам много зла.
Я ехал по огромным и грустным равнинам Старой Кастилии. На первый взгляд кажется, что там невозможно устроить засаду, настолько эти равнины лишены лесов и гор. Но местность там очень неровная, и кажущаяся безопасность очень обманчива. Низины покрыты пригорками, позволяющими испанским повстанцам скрывать среди них свои банды, которые внезапно нападали на французские отряды, двигающиеся иногда очень спокойно, потому что полагали, что могут невооруженным взглядом обозревать местность на 4—5 лье во все стороны. Опыт нескольких неприятных ситуаций сделал наши войска более подозрительными – проходя по этим низинам, они высылали стрелков. Но эта мудрая предосторожность была возможна Только с большими отрядами, способными направить разведчиков вперед и на фланги, что было невозможно сделать в отряде из пяти-шести жандармов, сопровождающих офицеров с донесениями. Многие из них были схвачены и убиты на равнинах Кастилии. Как бы то ни было, я все равно предпочитал ехать по открытой местности, чем по горам Наварры и Бискайи, где дороги всегда проходят в скалах и лесах, а жители смелее и предприимчивее кастильцев.
Я продолжал свой путь, без происшествий преодолел ущелье Пан-корбо и проехал городок Бривьеска. Но между этой станцией и Бургосом мы увидели вдруг два десятка испанцев, выезжающих верхом из-за небольшого холма!..
Они сделали в нашу сторону несколько выстрелов из карабинов. Шестеро жандармов моего эскорта обнажили сабли, я и мой слуга последовали их примеру, и мы продолжили путь, не удостоив врага ответом. Испанцы поняли по нашему поведению, что мы готовы энергично защищаться, и уехали в другом направлении.
Я заночевал в Бургосе у генерала Дорсенна, командующего гвардейской бригадой, так как в этой поднявшейся против нас стране французские части располагались во всех городах, поселках и деревнях. Но дороги были ненадежны, и самой большой опасности подвергались те, кто, как я, передвигался по ним со слабым эскортом. На следующий день мне опять пришлось это испытать, так как я хотел продолжить путь, несмотря на крайнюю слабость из-за пожирающей меня лихорадки. Но между Паленсией и Дуэньясом я встретил офицера и двадцать пять солдат Молодой гвардии, сопровождающих кассу для выплаты солдатского жалованья в гарнизоне Вальядолида. Эскорт был, конечно, недостаточен, так как местные партизаны, предупрежденные об этом событии, уже собрали отряд в сто пятьдесят всадников, чтобы завладеть деньгами. Повстанцы уже атаковали гвардейцев, но потом заметили вдали мчавшуюся галопом группу, которую образовывали вокруг меня жандармы эскорта. Приняв нас за авангард кавалерийской части, они приостановили атаку. Но один из них взобрался на возвышенное место, откуда можно было обозреть окрестности, и крикнул, что не видит больше никаких французских войск. Тогда бандиты, не желая упустить такую добычу, достаточно смело двинулись к фургону.
Естественно, я сразу принял на себя командование двумя нашими объединенными отрядами. Офицеру охраны я приказал стрелять только по моей команде. Большинство испанцев спешились, чтобы удобнее было завладеть мешками с деньгами, а с ружьями в руках они управлялись плохо. У многих из них были только пистолеты. Я расположил моих солдат за фургоном, и, как только испанцы оказались в шагах двадцати от него, я вывел мой отряд из-за укрытия и скомандовал: «Огонь!» Залп был точным и ужасным, сразу поразив главаря и еще двенадцать испанцев. Остальные бандиты, испугавшись, бросились со всех ног к своим лошадям, которых держали для них их товарищи в двухстах шагах от места происшествия. Я приказал преследовать их. Испанцы пытались сесть в седло и ускакать, но горстка храбрецов – пехотинцы и шесть моих жандармов, к которым присоединился и мой слуга Вуар-лан, – напали на бегу щих в беспорядке испанцев. Мы убили тридцать человек и захватили пятьдесят лошадей, которых тем же вечером продали в Дуэньясе, куда я привел свое маленькое войско, после того как мы перевязали своих раненых. Раненых было двое, и они были только слегка задеты.
Офицер и солдаты Молодой гвардии проявили большое мужество в этом сражении, которое из-за неравной численности могло бы стать для нас роковым, если бы у меня были только новобранцы. Тем более что я был так слаб, что не мог сам участвовать в атаке. Перенесенное волнение усилило мою лихорадку. Мне пришлось заночевать в Дуэньясе. На следующий день комендант города, узнав о происшествии, выделил целую роту для охраны злополучного фургона по пути до Вальядолида. С этим эскортом отправился и я. Моя лошадь шла шагом, я едва держался в седле, и галопа просто бы не перенес.
Я подробно описал это путешествие, чтобы напомнить вам, каким опасностям подвергались офицеры, вынужденные по долгу службы доставлять депеши по поднявшимся против нас испанским провинциям.
Выполнив до конца свое поручение, я надеялся отдохнуть в Вальядолиде, но там меня ждали волнения другого рода'.
Жюно, герцог д’Абрантес, командующий одного из корпусов, который должен был войти в армию Массены, уже несколько месяцев находился в Вальядолиде, где занимал огромный дворец, построенный еще Карлом V. Несмотря на свою древность, это здание прекрасно сохранилось, и мебель в нем была очень хорошей. У меня не было сомнения, что, узнав о скором приезде маршала, ставшего главнокомандующим, герцог д’Абрантес поспешит уступить ему старый дворец королей Испании и переедет в любой другой из прекрасных особняков города. Но, к моему большому удивлению, Жюно, который находился в Вальядолиде со своей женой, а у герцогини был небольшой элегантный двор, заявил мне, что он рассчитывает уступить Массене только половину дворца. Он был уверен, что маршал слишком галантен, чтобы вынуждать герцогиню переезжать, тем более что дворец достаточно просторен, чтобы в нем поместились два штаба.
Чтобы понять затруднение, в котором я оказался, надо знать, что Массену обычно сопровождала, даже на войне, некая дама X, к которой он был так привязан, что не принял бы даже командование Португальской армией, если бы император не разрешил ему это сопровождение. Характер у Массены был мрачный и мизантропический, он любил быть один, укрывшись в своей комнате, отдельно от штаба. Но в своем одиночестве ему нужно было иногда отвлекаться от мрачных мыслей разговором с живой остроумной особой. В этом отношении госпожа X подходила ему лучшим образом, она была женщиной способной, доброй и любезной, к тому же понимающей все неприятные стороны своего положения. Невозможно себе представить, чтобы эта дама оказалась под одной крышей с герцогиней д’Абрантес, которая была из семьи Комнен и большой гордячкой. С другой стороны, нельзя было поселить маршала в частном доме, если во дворце располагается один из его подчиненных! Я был вынужден поделиться всеми своими сомнениями с Жюно. Но генерал только посмеялся над моими замечаниями, сказав, что в Италии Массена и он часто жили в одном доме и что дамы договорятся между собой.
Отчаявшись, я поговорил с самой герцогиней. Эта умная женщина решила перебраться в город, но Жюно упрямо протестовал. Эта ситуация 77 была мне крайне неприятна, но что я мог сделать с командующим?.. Все оставалось в том же виде, когда через несколько дней, проведенных в постели с лихорадкой, ко мне прибыл нарочный с сообщением, в котором маршал предупреждал меня о своем скором прибытии. На всякий случай я снял для него в городе особняк и, несмотря на крайнюю слабость, собирался верхом выехать навстречу Массене, чтобы предупредить его о создавшемся положении. Но запряженные в его коляску мулы привезли его так быстро, что внизу лестницы я уже увидел его под руку с госпожой X. Я начал объяснять ему свои трудности с дворцом, когда появился Жюно, ведя с собой герцогиню. Он устремился к Массене, в присутствии многочисленных штабных офицеров поцеловал руку госпоже X и представил ей свою жену. Можете сами судить, как удивлены были дамы! Они не сказали друг другу ни слова и оставались холодны подобно каменным изваяниям! Маршал счел лучшим выходом принять эту ситуацию, но был уязвлен, когда герцогиня д’Абрантес вышла из столовой под предлогом плохого самочувствия, в тот самый момент когда Жюно ввел туда госпожу X.
Эти подробности могут показаться излишними, но я рассказываю их потому, что эта сцена имела серьезные последствия. Маршал не смог забыть, что Жюно не уступил ему весь дворец и поставил его в сомнительное положение перед штабными офицерами. А Жюно, со своей стороны, объединился с маршалом Неем и генералом Рейнье, командующими двух других корпусов, входящих вместе с его корпусом в Португальскую армию. Произошло прискорбное разделение, которое способствовало плохим результатам кампаний 1810 и 1811 годов, сильно сказавшимся на судьбе Французской империи! Как же верно, что вещи, на первый взгляд незначительные или даже смешные, приводят иногда к большим катастрофам! И хотя генерал Келлерман, комендант Вальядолида, рассказал маршалу о моих стараниях избежать этих неприятностей, Массе-на записал на мой счет и эту неприятность.
Глава
Штаб Массены. – Пеле сменяет Сент-Круа. – Казабьянка
Адъютанты и офицеры-порученцы маршала постепенно съезжались в Вальядолид. Их было много, потому что мир в Германии казался долгим, и офицеры, желающие сделать карьеру, просились на войну в Португалии. Те из них, у кого была поддержка при дворе или в министерстве, находили себе место в штабе Массены. Облеченный огромными полномочиями в удаленной стране, тот нуждался в большом окружении. Его личный штаб состоял из четырнадцати адъютантов и четырех офицеров для поручений.
То. что Сент-Круа получил чин генерала, сталр большим несчастьем для маршала, так как он потерял прекрасного мудрого советника именно тогда, когда, будучи постаревшим и предоставленным самому себе, он должен был сразиться с таким противником, как герцог Веллингтон, и заставить подчиняться себе помощников, из которых один был тоже маршалом, а двое других – командующими, давно уже привыкшими получать приказы только от императора. Хотя Сент-Круа и состоял в Португальской армии, где он командовал бригадой драгун, его новые обязанности не позволяли ему находиться постоянно при Массене. Характер маршала, некогда такой твердый, стал очень нерешительным, и отсутствие способного человека, который при Ваграме был душой его штаба, стало вскоре очень заметным. Больше не было полковника на должность первого адъютанта, и эти обязанности выполнял самый старший по возрасту начальник эскадрона нашего штаба – Пеле, хороший товарищ, смелый человек и прекрасный математик. Но он никогда не командовал войсками, так как сразу после окончания Политехнической школы работал, в соответствии со своими склонностями, в корпусе инженеров географов.
Офицеры этого корпуса всегда следовали за армиями, но никогда не сражались, и их служба протекала так же, как и в инженерных войсках. Людям свойственно восхищаться тем, что сами они делать не умеют. Так и Массена, образование которого было очень поверхностным, уважал инженеров-географов, способных представить ему красивые чертежи, и их было много в его штабе.
Так Пеле оказался при нем в 1806 году в Неаполитанской армии, а в 1807 году последовал за Массеной в Польшу. Став капитаном, он был при маршале в кампании 1809 года в Австрии, вел себя храбро, был ранен на мосту у Эберсберга, за что получил звание начальника эскадрона. Он участвовал в битвах при Эсслинге и Ваграме, часто подвергался опасности при уточнении карты острова Лобау и прилегающих к нему рукавов Дуная.
Нельзя отрицать, что он занимался важными делами, но они не дали Пеле военных навыков. Особенно этого недоставало в ситуации, когда надо было руководить армией в 70 тысяч человек и армия эта должна была сражаться со знаменитым Веллингтоном в стране с очень трудными условиями. Однако именно Пеле в этот период становится фактически вдохновителем Массены. Тот советовался только с ним и почти никогда с маршалом Неем, генералами Рейнье и Жюно, дивизионными генералами, ни даже со своим начальником штаба генералом Фририоном! Массена был покорен необычайным талантом Сент-Круа, проявившимся в Ваграмской кампании, который сразу же проявил свои способности в большой войне, хотя у него не было за плечами большого опыта. Но такие чудеса случаются крайне редко. Массена привык полагаться на гений своего первого адъютанта, чем настроил против себя своих помощников и породил непослушание, которое привело нас к печальным результатам. Они были бы еще больше, если бы прошлая слава и само имя Массены не оставались еще пугалом для командующего английской армией, который действовал с большой осторожностью, настолько он боялся допустить какую-то ошибку в присутствии знаменитого победителя в сражении при Цюрихе!.. Аура его имени действовала даже на императора. Наполеон не отдавал себе отчета, что главным автором победы при Ваграме был он сам. И он слишком уверил себя, что Массена по-прежнему сохранил всю силу духа и тела, поручая ему эту трудную миссию – идти за 500 лье от Франции завоевывать Португалию.
Мои суждения могут показаться вам слишком строгими, но очень скоро они подтвердятся рассказом о событиях двух Португальских кампаний.
Пеле, в то время не будучи способен в полной мере соответствовать ожиданиям Массены, потом очень многому научился и приобрел военную практику, особенно в Русской кампании, где он командовал пехотным полком и был ранен, возглавляя его. Он служил там под началом маршала Нея, и, хотя со времен Португалии тот сохранял к нему антипатию, Пеле сумел завоевать его уважение. Когда во время отступления из России Ней оказался в очень опасном положении, отрезанный русскими от остальной французской армии, именно он предложил маршалу совершить переправу через полузамерзшую Березину, что было очень опасной операцией, но, будучи проведенной решительно, она спасла корпус Нея. Этот хороший совет был военным счастьем Пеле, император назначил его генерал-майором гренадеров своей Старой гвардии, и он храбро возглавлял их в кампаниях 1813 года в Саксонии и в 1814 году во Франции и при Ватерлоо. Затем Пеле стал начальником военного депо, но он придавал слишком большое значение научной подготовке офицеров, служащих у него в штабе, делая из них зачастую хороших географов, а не руководителей военных действий. Генерал Пеле написал много трудов, в частности реляцию о кампании 1809 года в Австрии, к несчастью очень перегруженную теоретическими замечаниями.
Я был вторым адъютантом Массены.
Третьим адъютантом был начальник эскадрона Казабьянка, корсиканец, родственник матери императора. Человек образованный, способный, обладавший чрезмерной храбростью, созданный для того, чтобы все делать быстро и хорошо. Этот офицер с большими амбициями был отрекомендован Массене самим Наполеоном. Массена обращался с ним предупредительно, но часто под каким-либо предлогом держал подальше от армии. Так, в самом начале кампании он послал его к императору с известием о капитуляции Сьюдад-Родриго. Когда через месяц тот вернулся назад, маршал снова послал его в Париж сообщить о взятии Альмейды. Казабьянка вернулся к нам, когда армия входила в Португалию. Тогда Массена послал его к министру с отчетом о положении армий. На обратном пути его задержало восстание, начавшееся в Португалии, и он нагнал нас только на Тежу. Ему пришлось отбыть снова, проехать по Португалии под охраной двух батальонов и вернуться назад только в конце кампании. Во время долгих и частых путешествий на него не раз нападали, и за это он получал повышения, став подполковником78, а затем полковником.
В 1812 году во время Русской кампании Казабьянка был полковником 11-го легкого пехотного полка и входил в тот же корпус, что и мой 23-й конно-егерский полк. Он был убит в одном бесполезном сражении, в которое неосторожно ввязался.
Четвертым адъютантом Массены был начальник эскадрона граф де Линьивиль. Он принадлежал к одной из четырех знатных семей, которые, принадлежа к тому же дому, что и теперешние государи Австрии, носили титул Четырех больших коней Лотарингии. После сражения при Ваграме император Франц II2 послал парламентера, чтобы узнать, не случилось ли чего с его кузеном графом де Линьивилем.
Граф был человеком великолепным, очень храбрым, с очаровательным характером. У него была страсть к военному делу. Уже в 15 лет он убежал из дома и записался в 13-й драгунский полк. Серьезно раненный при Маренго, он получил звание офицера на поле боя, блестяще служил во время многих кампаний: Аустерлиц, Йена, Фридланд. В 1809 году он был начальником эскадрона и адъютантом генерала Бекера, после чего перешел в штаб Массены. Я уже рассказывал, как он вызвал недовольство Массены, поддержав вместе со мной интересы храбрых слуг, возивших маршала по полям сражений при Ваграме и Цнайме.
В Португальской кампании эта неприязнь только усилилась, и Линьивиль опять перешел в 13-й драгунский полк, вскоре став его полковником. При Реставрации он стал генералом, удачно женился и жил счастливо до тех пор, пока не был втянут в какие-то спекуляции, почти совсем его разорившие. Этот уважаемый офицер очень страдал от этого и вскоре умер. Я очень о нем сожалел.
Пятым адъютантом был начальник эскадрона Барен. Он потерял руку в битве при Ваграме, но продолжал служить адъютантом, хотя не мог нести активную службу. Он был хорошим товарищем и очень молчаливым человеком.
Шестым адъютантом был мой брат, начальник эскадрона.
Адъютанты в звании капитана были:
Г-н Порше де Ришбур, сын сенатора, граф Империи. Этот очень способный офицер не имел большой склонности к военному делу и оставил военную карьеру сразу после смерти своего отца, заняв его место в Палате пэров.
Капитан Барраль, племянник архиепископа Турского, бывший паж императора. Он был приятным молодым человеком, обладающим всеми качествами хорошего военного, но крайняя застенчивость часто меша-. ла проявлению этих качеств. Он ушел в отставку в чине капитана. Один из его сыновей женился на очень милой уроженке Бразилии, ставшей придворной дамой принцессы де Жуанвиль1.
Капитан Кавалье был тоже из корпуса инженеров-географов. Друг Пеле, он был у него секретарем и мало занимался непосредственной военной службой. Он был назначен полковником штаба, когда при Реставрации инженеры-географы влились в этот новый корпус.
Капитан Депену был из семьи судей. У него был очень спокойный нрав, и оживлялся он, только когда шел на врага в атаку. Он трудно переносил тяжести Португальской кампании и не выдержал русского климата. Его нашли замерзшим на одном из бивуаков.
Капитан Реник пользовался особым расположением Массены, но старался не очень этим пользоваться и оставался прекрасным товарищем. Я взял его в свой полк, когда был назначен полковником 23-го конно-егерского. После отступления из Москвы он ушел из армии.
1 Капитан д’Агессо, потомок знаменитого канцлера-, был одним из тех богатых молодых людей, которые стали военными под впечатлением от побед императора, не очень сообразуясь со своими физическими возможностями. Этот серьезный и очень смелый человек был слабого здоровья. Бесконечные дожди, которые лили на нас в Португалии зимой 1810—1811 годов, настолько оказались вредны для него, что вогнали его в могилу на берегах Тежу, в 500 лье от родины и семьи!
Капитан Проспер Массена, сын маршала, был прекрасным храбрым молодым человеком, о благородном поведении которого при Ваграме я вам уже рассказывал. Он проявлял ко мне искреннюю дружбу. Маршал часто давал нам вместе трудные поручения. Он долго колебался, посылать ли своего сына в Россию, так как не получил командования в этой ; кампании. В конце концов он решил удержать его дома, и Проспер провел несколько лет вдали от войн, занимаясь своим образованием. Когда в 1817 году маршал умер, у Проспера Массены, сильно переживающего »это событие, начались сильнейшие приступы болезни. Я был в то время в ссылке. Когда я вернулся, то пришел к вдове маршала, чтобы выразить ей свои соболезнования. Она тотчас же позвала своего сына. Молодой человек прибежал и был так взволнован встречей со мной, что снова серьезно заболел. Никакие заботы не помогали улучшить его здоровье, и вскоре он покинул этот мир, в котором у него было известное имя и огромное состояние. Свой титул и часть состояния он оставил своему младшему брату Виктору.
Из всех адъютантов Массены самым молодым и в самом низком чине был Виктор Удино, сын другого известного маршала. Он был сначала первым пажом императора и в этом качестве сопровождал его в битве при Ваграме. В штабе Массены двадцатилетний Удино был лейтенантом. Сейчас он генерал-лейтенант. Я еще расскажу о нем, а сейчас только замечу, что он снискал себе славу одного из лучших наездников своего времени.
Кроме этих четырнадцати адъютантов, у маршала было четыре офицера для поручений:
Капитан инженерных войск Ьофор д’Опуль, в высшей степени достойный офицер, рано умерший.
Лейтенант Перрон. Пьемонтец, из благородной семьи, некрасивый, но очень остроумный и веселого нрава. Зимой 1810 года этот молодой офицер помогал нам скрасить скуку в маленьком городке Торриш-Но-ваш, где нас удерживали проливные дожди. Маршал и генералы приходили посмеяться в кукольный театр, который он устроил. Храбрый до дерзости, он погиб в сражении под Монмирайем, когда, потеряв лошадь, он сел верхом на русскую пушку, которую отбил вместе со своими драгунами.
Лейтенант де Бриквиль отличался храбростью, доходившей до неосторожности, что он и доказал в 1815 году, сражаясь во главе своего полка между Версалем и Роканкуром79. Оказавшись между двух парковых оград, он потерял много людей и получил три сабельных удара в голову. Он стал депутатом от города Кана и ярым оппозиционером и умер в состоянии сильной экзальтации.
Четвертый офицер-порученец Массены,– Октав де Сегюр, сын известного графа де Сегюра, камергера императора. Образованный, исключительно вежливый, приятного характера и спокойного мужества, Октав де Сегюр был любимцем всего штаба. В свои почти тридцать лет он имел самый невысокий чин. Окончив Политехническую школу во времена Директории, при Консульстве он занял пост субпрефекта Суас-сона, но, возмущенный убийством герцога Энгиенского, подал в отставку и пошел служить в 6-й гусарский полк, с которым проделал несколько кампаний. В 1809 году в Венгрии он был ранен и взят в плен при Ра-абе. Затем его обменяли, и, когда он выздоровел, пошел служить младшим лейтенантом в Португальской кампании, где проявил себя блестяще. Став капитаном 8-го гусарского полка, он попал в плен в России, где был окружен уважением, как сын нашего бывшего посла при Екатерине II. Он провел два года в Саратове на Волге, вернулся во Францию в 1814 году и служил в штабе гвардии Людовика XVIII. Умер он довольно молодым человеком в 1816 году.
Глава XXX
Атака и взятие Сьюдад-Родриго. – Военные подвиги с той и другой стороны. – Я тяжело болен. – Различные происшествия. – Взятие Альмейды
Хотя военный министр заверил маршала, что все готово для начала кампании, это было далеко не так, и главнокомандующему пришлось провести две недели в Вальядолиде, чтобы проследить за выступлением войск, перевозкой продовольствия и боеприпасов. Наконец ставка была перенесена в Саламанку. Мы с братом расположились в этом знаменитом городе у графа де Монтесума, прямого потомка последнего императора Мексики, семью которого Фернан Кортес отправил в Испанию, где она породнилась со многими благородными семьями. В Саламанке маршал потерял еще три недели в ожидании корпуса генерала Рейнье. Эти задержки очень вредили нам, но были на руку англичанам, защищающим Португалию.
Последний испанский город на этой границе – Сьюдад-Родриго, третьеразрядная крепость, судя по ее укреплениям, но имеющая большое значение из-за своего положения между Испанией и Португалией, в местности без дорог, труднодоступной для передвижения орудий крупного калибра, боеприпасов и всего необходимого для осады. Французам было совершенно необходимо овладеть этим городом. Полный решимости его захватить, Массена выехал из Саламанки в середине июня, окружил Родриго корпусом Нея, в то время как Жюно обеспечивал прикрытие против атак англо-португальской армии, которая под командованием герцога Веллингтона стояла в нескольких лье от нас близ крепости Альмейда, первого на нашем пути города Португалии. Сьюдад-Родриго защищал старый храбрый испанский генерал ирландского происхождения Андреа Эррасти.
Так как французы не могли и представить себе, что англичане подошли так близко к крепости, просто чтобы смотреть, как ее будут брать у них на глазах, то они ожидали сражения. Но ничего не происходило, и 10 июля, когда испанская артиллерия смолкла, часть города пылала из-за взрыва порохового склада, контрэскарп был разбит на участке в 36 футов, ров заполнен его обломками и широко пробита брешь, Массе-на решил дать сигнал к штурму. Для этого маршал Ней сформировал в своем корпусе колонну из 1500 добровольцев, которые первыми должны были пойти на приступ. Эти храбрецы собрались у подножия городской стены и ждали сигнала, когда один офицер выразил опасение, что проход недостаточно широк. И вот трое наших солдат бросаются вперед, поднимаются на вершину бреши, осматривают город, замечают все, что может быть полезным, разряжают свое оружие, и, хотя этот смелый поступок происходит среди бела дня, все трое счастливо возвращаются к своим товарищам без единой царапины! Как только штурмовые колонны, вдохновленные этим примером и присутствием маршала Нея, бегом устремились к городу, старый генерал Эррасти запросил о капитуляции.
