Текст книги "Мемуары генерала барона де Марбо"

Автор книги: Марселен де Марбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 69 страниц)

Бивуачные огни освещали берег, но мы оставались в тени прятавших нас деревьев. Наша лодка скользила по воде. Я искал удобное место для высадки. Вдруг я заметил сходни, по которым люди и лошади подходили к воде. Капрал ловко бросил веревку с камнем в ивняк, она зацепилась за одно из деревьев, и лодка остановилась в одном или двух футах от этого помоста. Была полночь. Отделенные от французов разлившимся Дунаем, австрийцы чувствовали себя в полной безопасности. Все в лагере спали, кроме часового.

На войне, какое бы расстояние ни отделяло от неприятеля, пушки и часовые всегда смотрят в его сторону. Береговая батарея была повернута к реке, а часовые ходили вверху по берегу, край которого прикрывали деревья. Из лодки же сквозь ветви мне была видна большая часть бивуака. До сих пор операция шла так удачно, как я и не надеялся, но, чтобы она дала результат, надо было захватить пленника. Сделать это в пятидесяти шагах от многих тысяч вражеских солдат, которых мог разбудить один-единственный крик, мне казалось очень трудным! Однако надо было действовать... Я приказал пятерым матросам лечь на дно лодки, предупредив, что два гренадера будут за ними следить и безжалостно убьют любого, кто проронит хоть одно слово или попытается подняться. Еще одного гренадера я поставил на нос лодки наблюдать за берегом. Взяв в руку саблю, я перелез через борт. За мной последовали капрал и двое гренадеров. Лодка немного не дошла до берега, и нам пришлось сначала сделать несколько шагов по воде, потом мы ступили на сходни... Мы поднялись по ним, и я уже готовился броситься на ближайшего к нам часового, разоружить его, заткнуть ему рот кляпом и тащить в лодку, когда послышался какой-то металлический звук и негромкий голос, что-то напевающий... Это был солдат, который шел, напевая, за водой с большим жестяным бидоном. Мы быстро вернулись к воде, чтобы укрыться под сводом ветвей, скрывающих лодку. Как только австриец наклонился, чтобы наполнить свой бидон, капрал и оба гренадера схватили его за горло, заткнули рот платком, наполненным мокрым песком, приставили острие сабли к груди, угрожая убить при малейшем сопротивлении или крике! Ошарашенный австриец подчинился, мы довели его до лодки, передали в руки гренадера, стоящего у лодки, и тот уложил его лицом вниз рядом с матросами. По одежде этого австрийца понял, что это скорее не солдат, а прислуга какого-нибудь офицера.

Я предпочел бы захватить настоящего солдата, от него можно добиться более точных сведений. Однако, за неимением лучшего, я уже готов был удовлетвориться этим пленным, когда заметил, что к сходням подходят двое других солдат. Каждый за свой конец, они несли палку, на которой висел котел. Они были уже в нескольких шагах от нас. Сесть в лодку и незаметно скрыться было уже невозможно. Я сделал знак моим гренадерам. Они снова спрятались, а когда эти двое наклонились зачерпнуть воды, сильные руки обхватили их сзади и окунули их головы в воду. У этих солдат были сабли, поэтому их надо было сначала оглушить, иначе они могли оказать сопротивление. Затем их по очереди подняли, заткнули рот платками с песком, приставили к груди оружие и вынудили следовать за нами! Так же как и слугу, их поместили в лодку, куда сели и все мы – капрал, два гренадера и я.

До сих пор все шло отлично. Матросы поднялись и сели на весла. Я приказал капралу отвязать канат, держащий нас у берега. Но он так намок и узел так затянулся, что развязать его было невозможно. Пришлось его тихо перепилить, что заняло у нас две или три минуты. От наших усилий тряслась ива, за которую было пришвартовано судно и соседние с ней деревья. Этот шум, в конце концов, привлек внимание часового. Он подошел ближе, еще не замечая лодки, видя только движение ветвей. «\'ег За?» («Кто идет?») – крикнул он. Ответа не последовало!.. Часовой повторил свой вопрос. Мы молча продолжали свою работ)'... Напряжение было огромным. После того как мы преодолели столько препятствий, было бы особенно жестоко провалить все дело в последний момент! Наконец канат был перепилен и наше судно двинулось по течению. Едва оно выплыло из скрывавших его ветвей, огни лагеря осветили нас. Австрийский часовой закричал: «В ружье!» – и стал стрелять. Он не попал в нас, но на шум сбежались другие солдаты. Артиллеристы, чьи заряженные орудия были направлены в сторону берега, оказали мне честь и сделали пушечный выстрел по моему суденышку!.. Мое сердце прыгало от радости при звуке этого залпа, ведь император и маршал Ланн тоже его слышали!

Мой взор был прикован к монастырю. Несмотря на расстояние, вдалеке можно было разглядеть освещенные окна. Вероятнее всего, они все были открыты в этот момент, но мне показалось, что одно из них стало ярче: огромное окно балкона, своими размерами напоминавшее церковный портал, отбрасывало свет далеко на воду реки. Очевидно, услышав пушечный выстрел, его открыли. И я подумал: «Император и маршалы стоят на балконе. Они знают, что я добрался до левого берега и вражеского лагеря. Они молятся за мое возвращение!» Эта мысль придала мне мужества. Я не обращал никакого внимания на ядра, которые, кстати, и не представляли большой опасности, так как сильное течение несло нас с такой скоростью, что неприятельские артиллеристы не могли точно прицелиться по быстро движущемуся предмету и только по несчастливому для нас совпадению могли попасть в нас. Правда, одного ядра хватило бы, чтобы разнести наше суденышко, а всех нас сбросить в воды Дуная. Вскоре мы оказались вне досягаемости неприятельских выстрелов, и я уже мог в большей степени надеяться на конечный успех всей операции. Однако не все опасности были еще позади, надо было миновать стволы елей, несшихся по реке. Несколько раз нам опять пришлось преодолевать затопленные островки, где мы надолго застревали, запутавшись в тополиных ветвях. Наконец мы подошли к правому берегу, примерно в 2 лье ниже Мёлька. Здесь меня охватили новые опасения. Я увидел бивуачные костры, но у меня не было уверенности, что там стоит какой-нибудь из французских полков, ведь неприятельские части были и на этом берегу. Я знал лишь, что на правом берегу, примерно на этом расстоянии от Мёлька, напротив австрийского корпуса, расположившегося в Санкт-Пёльтене, находился авангард маршала Ланна.

Наша армия должна была на рассвете двинуться вперед, но занимала ли она уже эти места или нет, чьи это были огни, наши или вражеские? Я боялся также, что течение отнесет нас слишком далеко вниз. Но звуки труб, трубившие побудку во французской кавалерии, положили конец моим опасениям. Отбросив все сомнения, мы на веслах подплыли к песчаному берегу и в утреннем свете увидели деревню. Мы были довольно близко от нее, когда раздался выстрел и пуля просвистела у нас над головами... Очевидно, французский пост принял нашу лодку за неприятельскую. Я не предусмотрел такой случай и не знал, как выйти из положения, но мне пришла в голову удачная мысль: все мои шестеро гренадеров должны были крикнуть разом: «Да здравствует император Наполеон!»... Конечно, это не доказывало, что мы французы, но могло привлечь внимание офицеров. Окруженные солдатами и видя нашу малочисленность, они помешали бы стрелять до выяснения обстоятельств. Так и случилось. Через несколько минут меня встретили на берегу полковник Готрен и возглавляемый им 9-й гусарский полк из корпуса маршала Ланна. Проплыви мы еще половину лье, мы наткнулись бы прямо на австрийские посты!

Гусарский полковник дал мне лошадь и несколько повозок, на которых разместились мои гренадеры, матросы и пленники, и наш маленький караван отправился в Мёльк. По дороге я попросил капрала расспросить австрийцев и узнал, к своему удовольствию, что я захватил их в лагере, где стояли части генерала Хиллера, нахождение которого так интересовало императора.

Сомнений не было, генерал Хиллер соединился с эрцгерцогом Карлом на другом берегу Дуная. Значит, по дороге, по которой мы продвигались, не будет сражений и перед Наполеоном была только неприятельская кавалерия у Санкт-Пёльтена. Наши войска могли спокойно идти на Вену, от которой нас отделяли три небольших перехода. Получив

Мемуары генерала барона де Марбо

эти сведения, я пустил свою лошадь в галоп, чтобы как можно скорее информировать императора.

До ворот монастыря я добрался уже днем. Около них толпились жители Мёлька, среди толпы слышались крики жен, детей, родственников и друзей матросов, уведенных нами накануне. Эти люди тотчас же окружили меня, и я успокоил их, сказав на плохом немецком: «Они живы, и вы скоро их увидите!» Толпа взорвалась громким радостным криком, на который вышел французский офицер, охранявший ворота. Увидев меня, он побежал, как ему было велено, предупредить дежурного адъютанта, а тот сообщил императору о моем возвращении. Тотчас же весь двор был на ногах. Маршал Ланн подошел ко мне, сердечно обнял и тут же провел к императору. «Вот он, сир, я знал, что он вернется! Он привел троих пленных из корпуса генерала Хиллера!» Наполеон принял меня как нельзя лучше, и, хотя я был весь грязный и мокрый, он обнял меня за плечи и потрепал за ухо, что у него было знаком большого одобрения. Конечно, меня расспросили обо всем! Император хотел знать все подробности нашей опасной операции, и, когда я закончил рассказ, я услышал от Его Величества: «Я очень доволен вами, начальник эскадрона Марбо!»

Эти слова стоили приказа о назначении, и я был на вершине счастья! В это время камергер объявил, что накрыт стол. Я подумал, что пережду в галерее, пока император будет обедать, но Наполеон указал рукой в сторон)’ столовой и сказал: «Вы будете обедать со мной». Я был польщен этим приглашением, ведь офицер моего звания еще никогда не удостаивался такой чести. За обедом я узнал, что император и маршалы этой ночью не ложились, что, заслышав выстрел пушки с противоположного берега, они все выбежали на балкон! Император заставил меня повторить рассказ о том, как я захватил трех пленников, и много смеялся, представив удивление и испуг, которые они должны были испытать.

Наконец объявили, что повозки прибыли, но им очень трудно проехать в монастырь, поскольку все жители Мёлька сбежались посмотреть на возвращение матросов. Наполеон счел такое любопытство естественным, приказал открыть ворота и впустить всех во двор. Вскоре гренадеров, матросов и пленных провели в галерею. Прежде всего император через своего переводчика расспросил трех австрийских солдат и с удовлетворением узнал, что не только корпус генерала Хиллера, но сам эрцгерцог Карл и вся его армия находились на левом берегу. Он дал распоряжение князю Бертье тотчас же направить все войска на Санкт-Пёльтен и собирался сам следовать за ними. Затем он подозвал к себе бравого капрала и пятерых гвардейцев, каждому собственноручно прикрепил на грудь крест Почетного легиона, посвятил каждого в рыцари империи и наградил рентой в 1200 франков.

Старые усачи плакали от радости! Затем пришел черед старшины лодочников и его команды. Им император передал, что опасность, которой они подверглись, оказалась даже большей, чем он предполагал, и будет справедливым увеличить их вознаграждение. В результате вместо обещанных им 6 тысяч франков каждый тотчас получал 12 тысяч золотом. Эти люди не знали, как выразить свой восторг. Они целовали руки императору и всем присутствующим, кричали: «Теперь мы богаты!» Видя их радость, Наполеон, смеясь, спросил у старшины, проделал бы он снова этой ночью подобное путешествие за такую цену. Тот ответил, что, чудом избежав верной смерти, он не отправится больше на такое опасное дело, даже если бы Его Преосвященство аббат Мёлька отдал бы ему весь монастырь и огромные земли в придачу. Лодочники ушли, благословляя щедрость императора французов. Гренадеры спешили похвастаться наградами перед товарищами и уже собирались уйти и увести пленных, когда Наполеон заметил, что австрийский денщик горько плачет. Император успокоил его по поводу судьбы, которая его ожидает, но бедный малый заявил, рыдая, что он знает, что французы хорошо обращаются с пленными, но у него в поясе на хранении находятся почти все деньги его капитана и теперь он боится, что тот обвинит его в дезертирстве и воровстве! Эта мысль разрывала ему сердце! Император, тронутый отчаянием этого честного человека, сказал, что он свободен, что через два дня, как только мы будем у Вены, его проведут через наши посты, и он сможет вернуться к своему хозяину. Затем Наполеон взял из своей шкатулки 1000 франков и вложил деньги в руку слуги со словами: «Добродетель надо награждать всюду, где она встречается!» Император дал несколько золотых и двоим другим пленным, наказав препроводить и их к австрийским постам, чтобы «они забыли перенесенные страхи и чтобы не говорили, что солдаты, даже и неприятельские, разговаривали с императором французов и не были им облагодетельствованы».

Глава

Вступление в Санкт-Пёльтен. – Захват Пратера. – Атака и капитуляция Вены. – Волнения в Германии

Осчастливив всех, кто находился в лодке, Наполеон пошел готовиться к походу на Санкт-Пёльтен, а я вышел из галереи. В караульной было много генералов и гвардейских офицеров, а также все мои товарищи. Все меня поздравляли с успешным выполнением задания, а также с новым званием, которое пожаловал мне император, назвавший меня начальником эскадрона. Официальное же назначение я получил только через месяц, заслужив его еще одним ранением! Не упрекайте, однако, императора в неблагодарности: военные события в мае занимали его всецело, а так как он назвал меня комманданом, я и должен был считать себя таковым, веря его обещанию.

По пути из Мёлька в Санкт-Пёльтен император и маршал Ланн задали мне еще много вопросов о ночных событиях. Они остановились напротив старого замка Дюрренштайн, расположенного на противопо-

ложном берегу. Это местечко представляло двойной интерес. Замок находился у подножия холмов, где в 1805 году произошло памятное сражение, когда маршал Мортье, отрезанный от остальной армии, мужественно прорвался через русские войска. А в Средние века башни замка Дюр-ренштайн стали тюрьмой для Ричарда Львиное Сердце. Осмотрев руины и вспомнив судьбу короля-воина, так долго бывшего здесь в заточении, Наполеон впал в задумчивость. Предчувствовал ли он тогда, что закончит свои дни в заключении, плененный своими врагами?

Услышав пушечные выстрелы у Санкт-Пёльтена, маршал Ланн устремился к этому городу, на улицах которого произошли стычки между нашим авангардом и той немногочисленной легкой кавалерией неприятеля, которая еще оставалась на правом берегу Дуная. Слишком слабая, чтобы оказывать нам сопротивление, она быстро отошла в сторону Вены.

Все мои товарищи были разосланы с донесениями, и я оставался при маршале один, когда при вступлении в Санкт-Пёльтен, проходя мимо женского монастыря, мы увидели, как из него вышла настоятельница с посохом в руке, а за ней все ее монашки. Испуганные женщины шли просить защиты. Маршал успокоил их, а так как неприятель разбегался во все стороны и наши войска занимали город, он позволил себе спешиться. После бури, разыгравшейся прошлой ночью, светило яркое солнце. Маршал проскакал галопом 3 лье, было очень жарко, и настоятельница предложила зайти к ним и выпить чего-нибудь прохладительного. Ланн согласился, и вот мы с ним уже в монастыре, в окружении пятидесяти монахинь. В одно мгновение был накрыт стол и подано прекрасное угощение. Никогда мне не приходилось видеть столько варений, сиропов, конфет, которые мы с удовольствием отведали. Монахини наполнили сладостями наши карманы, дали маршалу с собой несколько коробок, которые он принял, сказав, что передаст это угощение своим дорогим детям! Увы! Своих дорогих детей увидеть ему было больше не суждено...

Император и маршал Ланн заночевали в тот вечер в Санкт-Пёльте-не, откуда армия за два дня перешла к Вене. Мы подошли к этому городу 10 мая, рано утром. Император немедленно отправился в императорский замок Шенбрунн, расположенный в полулье от города. Так через двадцать семь дней после своего отъезда из Парижа он уже был у ворот австрийской столицы!.. Думали, что эрцгерцог Карл, ускорив свой марш по левому берегу Дуная, перейдет эту реку по венскому мосту у Шпица и будет в городе до нашего прихода. Но эрцгерцог опоздал на несколько дней, и столиц)’ мог защитить только слабый гарнизон. Сам город Вена очень небольшой, но окружен огромными пригородами, из которых каждый по отдельности больше и заселеннее, чем сам город. Пригород окружен стеной, слишком слабой, чтобы сдержать армию, поэтому эрцгерцог Максимилиан, командующий венским гарнизоном, бросил их и укрылся со своими солдатами за старыми городскими укреплениями. Воспользуйся он мужеством и настроем населения, он мог бы продержаться некоторое время. Но он пренебрег этим средством, и французские войска заняли пригороды с ходу и без единого выстрела. Маршал Ланн, введенный в заблуждение неверным донесением, думал, что враг оставил также и сам город, и поторопился послать полковника Гёэнёка сообщить императору, что мы занимаем Вену. Наполеону же не терпелось объявить эту новость, и он тут же отправил Гёэнёка с ней в Париж.

Но крепость все еще держалась, и, когда маршал Ланн захотел туда войти во главе дивизии, нас встретили пушечными выстрелами. Генерал Тарро был ранен, многие солдаты убиты. Маршал вернул войска в пригород, укрыл их от огня из крепости и счел нужным послать своего адъютанта полковника Сен-Марса к губернатору с предложением капитулировать. Его сопровождал господин Лагранж, который долго служил во французском посольстве в Вене и хорошо знал город. Парламентер должен идти один, его должен сопровождать один трубач. Но вместо этого полковник Сен-Марс взял с собой трех помощников, Лагранж поступил так же, в результате вместе с трубачом их оказалось девять человек. Это было уже слишком. Неприятель подумал, или сделал вид, что подумал, что этот отряд прибыл скорее осмотреть укрепления, чем передать требование о капитуляции. Внезапно одни из ворот открылись, и из них выехал отряд венгерских гусар с обнаженными саблями. Он атаковал парламентеров. Все они были тяжело ранены и захвачены в плен. Кавалеристы, совершившие этот варварский поступок, были из Секлерского гусарского полка, того самого, гусары которого в 1799 г. у Раштатта убили французских полномочных представителей Робержо и Боннье и тяжело ранили Жана Дебри.

Узнав, каким недостойным способом австрийцы пролили кровь парламентеров, посланных маршалом Ланном, возмущенный император прибыл на место сам. Он стянул сюда большое число орудий, чтобы следующей ночью начать обстрел Вены, защитники которой в тот же момент открыли по пригородам ужасный огонь, длившийся целые сутки, представляя опасность для своих же соотечественников.

11-го утром император объезжал окрестности Вены. Заметив, что эрцгерцог Максимилиан совершил огромную ошибку, оставив без охраны остров Пратер, он решил захватить эту позицию, перебросив мост через небольшой рукав Дуная, омывающий этот остров.

Для этого две роты вольтижеров переправились на лодках на другой берег и заняли местечко под названием Лустхаус и окрестный лес, из которого они могли прикрывать строительство моста, завершившееся в ту же ночь.

Как только в Вене узнали, что французы, захватив Пратер, могут оттуда пойти к шпицким воротам, единственному пути отступления гарнизона на левый берег, волнение стало огромным. Новые события вскоре увеличили его еще больше. Около десяти часов вечера наши артиллеристы под прикрытием просторных и крепких императорских конюшен начали стрелять по городу. Вскоре огонь охватил некоторые кварталы, в частности окрестности самой красивой городской площади Грабен.

Мемуары генерала барона де Марбо

Ходили слухи, а генерал Пеле в своей работе повторил это, что эрцгерцогиня Луиза^{60 была в то время больна и находилась во дворце своего отца. Командующий гарнизоном якобы предупредил об этом императора французов, и тот приказал сменить положение батарей. Все это сказки, потому что Марии-Луизы не было в Вене во время этой атаки, а если бы она там и была, австрийские генералы не стали бы подвергать дочь императора такой опасности, так как всего за несколько минут любое судно могло перевезти ее на другую сторону Дуная, что при хорошем уходе не ухудшило бы ее состояние. Но есть люди, которые хотят во всем найти что-либо чудесное. Им нравится рассказ, что жизнь эрцгерцогине спас тот, чей трон она должна была вскоре разделить.}

Наши снаряды продолжали падать на город, когда среди ночи Наполеон, оставив артиллерию на попечение своих генералов, решил вернуться в Шенбрунн, где располагался и маршал Ланн. Была светлая лунная ночь, дорога была красива, император, как всегда, пустил лошадь в галоп. Он в первый раз ехал на той прелестной лошади, которую подарил ему король Баварии. Конюший Наполеона граф де Канизи, который должен был опробовать всех лошадей императора, на этот раз, вероятно, пренебрег своими обязанностями, сказав, однако, что лошадь прекрасная. Через несколько шагов лошадь упала, император тоже повалился на землю и лежал без всяких признаков жизни! Мы думали, что он мертв!.. Но он только потерял сознание. Мы поспешили его поднять, и он, несмотря на возражения маршала Ланна, захотел продолжить путь верхом. Он взял другую лошадь и поскакал галопом в Шенбрунн. В просторном дворе этого дворца император выстроил вокруг себя штабных офицеров и свой гвардейский эскадрон – всех свидетелей этого происшествия – и ясно запретил всем говорить о нем. Этот секрет, доверенный двум сотням человек, большей частью простым солдатам, свято сохранялся, так что армия и Европа не узнали, что Наполеон чуть было не погиб! Конюший ожидал сурового выговора, но Наполеон в качестве наказания приказал ему каждый день объезжать баварскую лошадку, и уже на следующий день графу де Канизи не один раз пришлось оказываться на земле, настолько слабые ноги оказались у этого животного. Тогда император пожалел своего конюшего, предписав в будущем лучше осматривать лошадей, которых он ему подводит.

Узнав, что с захватом французскими войсками Патера его отступление находится под угрозой, и видя, что австрийская столица может быть полностью разрушена нашими снарядами и пожаром, эрцгерцог Максимилиан ночью покинул Вену и отошел за большой рукав Дуная по мосту у Шпица, который он потом за собой уничтожил. Именно по этому мосту в 1805 году французская армия перешла Дунай, после того как маршалы Ланн и Мюрат захватили его хитростью, о которой я вам уже рассказывал, повествуя об Аустерлицкой кампании. Уход эрцгерцога Максими-

лиана и его войск оставил Вену без защиты, на растерзание сброда, который тотчас же принялся мародерствовать. Тогда городские власти поспешили выслать к Наполеону уважаемого генерала и архиепископа О’Рейли, а также представителей магистрата и других сановников, чтобы снискать милость и помощь победителя. Тотчас наши полки вошли в крепость, скорее как защитники, а не завоеватели. Народ был сдержан и обезоружен. Городскому ополчению, однако, было оставлено оружие. В 1805 году они знали, как им распорядиться, чтобы поддерживать порядок, и на этот раз тоже оказались достойны оказанного доверия.

Армейский корпус маршала Ланна расположился в Вене и ее пригородах. Его штаб разместился во дворце герцога Альберта Саксен-Тешен-ского, женитьба которого на знаменитой эрцгерцогине Кристине, правительнице австрийских Нидерландов, сделала его самым богатым сановником империи Габсбургов. Этот дворец, расположенный сразу возле городской стены, недалеко от Каринтийских ворот, был действительно великолепен. Князь Мюрат занимал его во время Аустерлицкой кампании. Но маршал вошел в него только один раз на несколько минут, предпочитая жить в небольшом доме в Шенбрунне, где он мог легко общаться с императором.

В Вене мы нашли Сен-Марса и Лагранжа и их парламентерский эскорт. Все имели тяжелые ранения, и маршал перевез Сен-Марса во дворец герцога Альберта.

С самого начала кампании 1809 года англичане делали все возможное, чтобы разжечь вражду к Наполеону среди его союзников и народов 1ёрмании. Сначала произошли волнения в Тироле, который по договору 1805 года перешел от Австрии к Баварии и теперь требовал возвращения к прежнему государю. Баварцам, состоявшим под командованием маршала Лефевра, пришлось выдержать несколько кровавых стычек с тирольскими горцами, предводителем которых был простой трактирщик по имени Хофер. Тирольцы сражались геройски и одержали несколько блестящих побед, но затем были разбиты французской армией, прибывшей из Италии. Их предводитель Хофер был взят в плен и расстрелян.

Пруссия, помнившая позор Иены, но не осмеливавшаяся, несмотря на подстрекательство Англии, открыто выступить против Наполеона, хотела все же помешать его успехам. Она заняла среднюю позицию между миром и войной, осуждаемую всеми цивилизованными народами. Действительно, майор Шилль, выйдя из Берлина среди бела дня во главе своего гусарского полка, прошел по северу Германии, убивая и грабя французов, призывая население к восстанию. Ему удалось собрать отряд в 600 человек, с которым при поддержке английского флота он атаковал крепость Штральзунд, которую защищал храбрый генерал Грасьен. Б одном из уличных боев майор Шилль был убит. Молодых людей из лучших семей Пруссии, сражавшихся вместе с Шиллем, император отдал под суд. Этих несчастных судили как воров и убийц и отправили навечно на каторжные работы в Брест! Прусская нация была оскорблена

таким обращением, но правительство, понимая истинный характер подобных разбойничьих действий, не осмелилось выставлять никаких требований и ограничилось тем, что осудило Шилля и его банду. Но если бы им удалось поднять Германию, они стали бы героями.

Герцог Брауншвейгский, потерявший после Тильзитского мира свои владения, покинул Англию, где он укрывался, и отправился в Лузацию. Там он собрал отряд в 2 тысяч человек и начал партизанскую войну с французами и их союзниками саксонцами. В Вестфалии полковник Дернберг, один из командиров гвардии короля Жерома, поднял несколько уездов и даже пошел на Кассель с намерением похитить самого Жерома, любимцем которого он был еще несколько дней назад!

Несколько прусских офицеров, среди которых был некий Катт, в разных местах страны тоже сформировали отряды, и позже было доказано, что на это они получили молчаливое согласие прусского правительства. Соединение этих групп восставших, которыми командовали люди опытные и предприимчивые, могло иметь самые серьезные последствия и привести к восстанию против нас большой части Германии. Однако после Экмюльского сражения и взятия Вены все эти волнения стихли. Время объединения сил Германии против Наполеона еще не пришло. Понадобилось содействие России, в то время еще нашей союзницы, приславшей нам даже 20-тысячный корпус^{61. Эти войска очень слабо действовали в Галиции, что не помешало России при заключении мира потребовать свою долю от разгрома Австрии, которую она потом уже никогда не возвратит.}

Но вернемся к венским событиям.

Глава

Остров Шварцткен, оккупация и уход. – Наведение мостов у острова Лобау. – Сражение между Эсслингом и Асперном

Занимая Вену, Наполеон собрал вокруг этой столицы свои главные силы. Но ситуация сложилась не так удачно, как в 1805 году. Мост у Шпица и все малые мосты, соединявшие между собой несколько речных островов близ Вены, были разрушены, так что император мог достать своего неприятеля и закончить войну, только перейдя через огромный Дунай, левый берег которого защищала армия эрцгерцога Карла. В это весеннее время таяние снегов настолько переполнило Дунай, что он стал огромным, а каждый его рукав превратился в большую реку. Поэтому переправа через него была чрезвычайно трудна. Но посреди Дуная было много островов, некоторые довольно большие, между которыми можно было установить мосты. Император тщательно исследовал берега реки под Веной и за Веной, отметил два места, подходящих для переправы: первое – у острова Шварцлакен, расположенного напротив Нуссдорфа, в полулье вверх по течению от Вены. Второе – на таком же расстоянии от города вниз по течению, напротив деревни Кайзер-Эберсдорф, через большой остров Лобау. Наполеон приказал строить сразу два моста, чтобы использовать тот, который будет готов раньше, и чтобы отвлечь внимание неприятеля. Строительство первого было поручено маршалу Ланну, второго – Массене.

Маршал Ланн приказал генералу Сент-Илеру переправить 500 вольтижеров на остров Шварцлакен, отделенный от левого берега небольшим рукавом и почти касающийся предмостного укрепления Шпица. Этот приказ был выполнен, но вместо того, чтобы сформировать этот отряд из военнослужащих одной части во главе с толковым командиром, генерал Сент-Илер составил его из солдат 72-го и 105-го линейных полков под командованием двух батальонных начальников, что не способствовало эффективному проведению работ. Прибыв на остров, офицеры действовали разрозненно и совершили огромную ошибку, не оставив резерва в большом доме, где высадившиеся могли бы укрыться. Затем они легкомысленно увлеклись беспорядочным преследованием неприятельских пикетов, защищавших этот остров, но те получили значительное подкрепление, прибывшее на судах с левого берега. Наши солдаты стойко отразили первые атаки, выстроившись в каре и отбиваясь штыками. Но у неприятеля было численное превосходство, и половина наших солдат были убиты, остальные ранены и захвачены в плен, прежде чем другие части смогли прийти им на помощь. Император и маршал Ланн прибыли на берег Дуная и стали свидетелями этой катастрофы! Они упрекали в ней генерала Сент-Илера, который, несмотря на весь свой военный опыт, совершил ошибку, послав на остров плохо сформированный отряд, оставив его без защиты, не наладив быстрой и последовательной переброски мощного подкрепления. У Сент-Илера было мало лодок, но он должен был дождаться доставки достаточного их количества, прежде чем начать свои действия. Австрийскими войсками, участвующими в этой операции, командовал французский эмигрант генерал Нордманн, который вскоре был наказан за то, что обратил оружие против своей страны, – в сражении при Ваграме он был убит пушечным ядром.

Император и маршал Ланн в отчаянии, что столько храбрых солдат бесполезно погибло в этом деле, в большом волнении объезжали берег, когда маршал, запутавшись ногами в канате, упал в Дунай! В тот момент рядом с ним был только Наполеон, который быстро зашел в воду по пояс, протянул руку маршалу и начал его вытаскивать, прежде чем мы подоспели на помощь. Это происшествие еще больше испортило им настроение. Стало ясно, что после неудачи, которая нас постигла, не стоит и думать переправляться через остров Шварцлакен, на который неприятель, разгадав наш план, послал несколько тысяч солдат. Оставался единственный пункт переправы через Дунай – Эберсдорф.