Текст книги "Мемуары генерала барона де Марбо"

Автор книги: Марселен де Марбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 69 страниц)

Оборона гарнизона Родриго была хорошей, но испанские войска, из которых состоял гарнизон, справедливо жаловались на то, что англичане их бросили, так как ограничились лишь тем, что выслали разведчиков к нашему лагерю, не пытаясь совершить более серьезных диверсий. Эта разведка обернулась чередой мелких столкновений, которые почти всегда кончались в нашу пользу. В одном из них наша пехота так отличалась, что даже английский историк Нэйпир отдал должное смелости солдат, участвующих в нем. Вот как это произошло.

11 июля английский генерал Кроуфорд, проезжая по землям между Сыодад-Родриго и Вилья-дель-Пуэрко во главе шести эскадронов, заметил на рассвете роту французских гренадеров численностью примерно 120 человек, проводящую разведку. Генерал приказал атаковать роту двумя эскадронами. Французы успели образовать каре и совершили это перестроение в такой тишине, что неприятельские офицеры слышали, как капитан Гуаш и его сержант призывали своих солдат целиться лучше. Английские кавалеристы яростно атаковали врага, но были встречены таким сильным залпом, что должны были отступить, оставив поле боя, усеянное мертвыми телами. Увидев, что горстка французов отразила нападение двух английских эскадронов, полковник Тэлбот вновь атаковал капитана Гуаша четырьмя эскадронами 14-го легкого драгунского полка. Но французы держались стойко и, встретив атаку залпом в упор, убили самого Тэлбота и три десятка его людей! После этого, сохраняя порядок, храбрый капитан Гуаш отвел своих солдат к французскому лагерю, а английский генерал больше не отважился атаковать их. Это блестящее дело получило известность и в той и в другой армии. Как только это дошло до императора, он дал капитану Гуашу звание начальника батальона, повысил других офицеров, раздал восемь наград гренадерам роты.

Описав этот славный подвиг французов, я хочу теперь рассказать еще об одном деле, на этот раз показывающем храбрость испанцев.

Повстанец дон Хулиан Санчес и 200 кавалеристов его армии заперлись в Сьюдад-Родриго и часто делали удачные вылазки, нападая на пункты, находящиеся с противоположной стороны от наших траншей. За-

тем, когда недостаток фуража сделал присутствие 200 лошадей обременительным для гарнизона, темной ночью Хулиан тихо вывел из города своих лансьеров^{80 и, перейдя через Агеду по мосту, проход к которому Ней оставил не забаррикадированным, наткнувшись на наши посты, убил много французов, прорвал нашу линию и присоединился к английской армии.}

Осада Сьюдад-Родриго чуть не стоила мне жизни, но не от оружия, а из-за болезни, которую я подхватил при следующих обстоятельствах.

Осада могла быть долгой. Земли в окрестностях этого города очень скудны, местных жителей почти нет, и у нас были большие трудности с размещением маршала недалеко от тех мест, где должны проходить наши осадные работы. Его разместили в отдельном доме, расположенном на возвышении, откуда открывался город и его пригороды, но для его многочисленных офицеров поблизости крова не нашлось. Тогда на свои деньги мы приобрели балки и доски и построили огромное помещение, в котором мы могли найти укрытие от солнца и дождей. Спали мы прямо на грубом полу, защищавшем нас от влажных испарений земли. И все вроде устроилось хорошо, но в первую же ночь маршал ощутил в своем большом каменном здании невыносимый запах. Стали искать причину и поняли, что раньше здесь была овчарня. Тогда Массена стал заглядываться на наше импровизированное жилище. Он не хотел выселять нас силой, но, придя к нам под каким-то предлогом, воскликнул: «Как у вас здесь хорошо! Дайте и мне местечко’для кровати и стола!» Мы поняли,

, что это будет настоящий дележ со львом, и поменяли свое прекрасное 1. жилище на бывшие овечьи стойла. Там на полу был насыпан гравий и I между камешками оставались еще остатки навоза, и его испарения I очень мучили нас по ночам. В Испании невозможно было найти солому,

! и нам приходилось ложиться прямо на голый зловонный пол и дышать гнилостными миазмами. Уже через несколько дней мы все чувствовали себя в разной степени больными. Мне было гораздо хуже, чем моим товарищам, потому что лихорадка, которая мучила меня еще в Вальядолиде. в таких условиях и при такой жаре вернулась ко мне с новой силой. Однако я решил участвовать в осаде и продолжал выполнение своих I обязанностей.

I Служба была иногда очень трудной, особенно когда приходилось но-’ чью относить приказы в те дивизии, которые окружали город на левом берегу Агеды и производили все необходимые работы, чтобы завладеть монастырем Святого Франциска, который неприятель превратил в бастион. Чтобы от нашего штаба добраться до этого пункта, избежав попасть под огонь из крепости, надо было совершать большой крюк до моста, построенного нашими войсками. Но можно было и сократить путь, перейдя реку вброд. И однажды вечером, когда все уже было готово к взятию монастыря, маршал Ней ждал только приказа Массены, чтобы дать сигнал к началу приступа. Был мой черед везти приказ. Ночь была темной, жара удушающей. Лихорадка пожирала меня, я был весь в поту, когда добрался до брода. Я переходил его только однажды днем, но сопровождавший меня драгун переходил его неоднократно и взялся меня провести.

Все было в порядке до середины реки, где глубина была не больше 2—3 футов. Но вдруг драгун потерял брод в темноте, наши лошади оказались на больших скользких камнях, и мы тотчас оказались в воде! Утонуть там было нельзя, и мы, легко поднявшись, дошли до левого берега. Мы были совершенно мокрыми. В любых других обстоятельствах я только бы посмеялся над этим вынужденным купанием. Вода была не очень холодной, она смыла мой пот, но меня охватил ужасный озноб. Я должен был выполнять поручение и продолжать путь к монастырю. Там я провел ночь на свежем воздухе, рядом с маршалом Неем, который атаковал монастырь Святого Франциска пехотной колонной во главе с начальником батальона по имени Лефрансуа. Монастырь был взят. Я был знаком с этим храбрым офицером, который накануне показал мне письмо, в котором любимая им женщина объявляла ему, что ее отец будет согласен на их брак, как только он получит звание майора (подполковника). Чтобы получить это звание, Лефрансуа вызвался вести войска на штурм. Атака была мощной, оборона упорной. После трехчасового сражения наши войска овладели монастырем, но бедный Лефрансуа был убит!.. Армия очень сожалела о гибели этого офицера. И я тоже переживал эту потерю.

В жарких странах перед восходом солнца почти всегда наступает пронизывающий холод. В тот день я был особенно чувствителен к холоду, потому что провел ночь в промокшей насквозь одежде. Я чувствовал себя очень плохо, когда возвращался в штаб. Однако прежде чем переодеться в сухое, мне надо было доложить Массене о результатах штурма монастыря.

В этот момент маршал совершал свою утреннюю пешую прогулку в сопровождении начальника штаба генерала Фририона. Увлеченные моим рассказом или же просто движимые желанием посмотреть на место действия поближе, они подошли к городу. Мы были уже на расстоянии одного пушечного выстрела от него, когда маршал отпустил меня. Но едва я отошел шагов на пятьдесят, как огромная бомба, выпущенная из укрепления Сьюдад-Родриго, упала рядом с Массеной и Фририоном!.. Она разорвалась с ужасным грохотом. Я обернулся и не увидел маршала и генерала, а только облако дыма и пыли, которые их скрыли. Я счел их погибшими и побежал к тому месту, где их оставил. К моему удивлению, я нашел их живыми. Они получили только ушибы от разлетевшихся во все стороны камней и были совершенно засыпаны землей. Особенно Массена. Несколько лет назад он потерял на охоте глаз, и теперь второй его глаз был засыпан песком. Он ничего не видел и не мог идти из-за полученных ушибов. Нужно было срочно уходить с этого опасного места. Массена был худым и небольшого роста. Несмотря на свое плохое самочувствие, я взял его на плечи и донес до места, куда снаряды уже не долетали. Потом я отправился к моим товарищам, которые и вернулись за маршалом, так что солдаты так и не узнали, какой опасности избежал их главнокомандующий.

Усталость и волнение, которые я испытал за последние сутки, усилили мою лихорадку. Однако я сопротивлялся болезни, и до капитуляции Сьюдад-Родриго, которая произошла, как я уже говорил, 9 июля, мне это удавалось. Но с того дня, когда спало поддерживающее меня возбуждение, поскольку армия расположилась на отдых, лихорадка меня победила. Мое состояние вызвало такую тревогу, что меня перенесли в единственный в деревне не поврежденный бомбами дом. В первый раз я был в таком тяжелом состоянии, не будучи ранен. Болезнь была такой тяжелой, что опасались за мою жизнь. И когда армия, перейдя через реку Коа, направилась к португальской крепости Альмейде, меня оставили в Сьюдад-Родриго. От Сьюдад-Родриго до Альмейды напрямую было всего 4 лье, гак что со своего ложа я слышал постоянную пушечную канонаду, и каждый выстрел вызывал во мне досаду!.. Много раз я порывался встать, но не мог, и эти бесплодные попытки, показывая мою слабость, увеличивали еще больше мое отчаяние. Я был далеко от моего брата и товарищей, которых долг удерживал около маршала при осаде Альмейды. Мое грустное одиночество прерывалось только короткими визитами доктора Бланштона, который, несмотря на все свое искусство, не мог хорошо меня лечить из-за отсутствия лекарств, так как армия увезла свои походные госпитали, а все аптеки города были или опустошены, или разрушены. Воздух в городе был отравлен запахом большого количества раненых обеих сторон, находящихся здесь же, и особенно гнилостным запахом нескольких тысяч трупов, которых не смогли захоронить, так как они оказались под руинами разрушенных бомбами домов. Тридцатиградусная жара тоже сыграла свою губительную роль в распространении тифа. Болезнь свирепствовала в гарнизоне, особенно среди жителей, которые пережили ужасы осады и оставались в городе, пытаясь сохранить свое добро.

Мой слуга заботился обо мне, но, несмотря на все старания, он не мог достать мне всего того, в чем я нуждался. Болезнь усиливалась, вскоре я стал бредить. В моей комнате висели большие картины с изображением четырех сторон света. Африка была расположена перед моей постелью, там был изображен огромный лев, и мне казалось, что его глаза устремлены на меня. Тогда я стал пристально смотреть на него!.. И однажды мне показалось, что он начинает шевелиться. Чтобы предупредить его прыжок, я поднялся, шатаясь, взял саблю и стал рубить и колоть до тех пор, пока лев не был изрублен на куски. После этого подвига, достойного Дон Кихота, я упал почти в бессознательном состоянии на пол, где меня и нашел доктор Бланштон. Он велел снять все картины, и мое возбуждение спало. Но и в моменты незамутненного сознания мне было очень тяжело. Я думал о моем ужасном и одиноком положении. Смерть на поле боя казалась мне завидной по сравнению с той, которая ждала меня, и я жалел, что не пал, как солдат. Умереть от лихорадки, в постели, когда рядом шел бой, мне казалось ужасным и даже постыдным!

Целый месяц я находился в таком состоянии. 26 августа с наступлением ночи вдруг раздался оглушительный взрыв... Земля содрогнулась. Мне показалось, что дом сейчас разрушится! Это был взрыв в Альмейде, где на воздух взлетел огромный пороховой склад, и, хотя оттуда до Родриго было полдня пути, сотрясение дошло и сюда!.. Можно было представить, что же творилось в самой Альмейде!.. Эта несчастная крепость была почти вся разрушена, остались стоять только шесть домов. В гарнизоне было убито шестьсот человек и очень много ранено. Пятьдесят французов, занятых на осадных работах, были ранены осколками камней. Лорд Уэлсли, выполняя приказ правительства щадить британскую армию, нисколько не щадил своих союзников. Он предоставил защиту Сьюдад-Родриго испанским войскам, которые потерпели поражение, а Альмейду португальцам, оставив в этой крепости единственного англичанина, генерала Кокса, бывшего там комендантом.

Этот храбрый офицер не потерял мужества после ужасной катастрофы, разрушившей почти все средства защиты. Он предложил гарнизону продолжать оборону, укрывшись за развалинами города, но португальские солдаты, испуганные и подстрекаемые своими офицерами, особенно губернатором Бернарду Коштой и командующим артиллерией Жозе Барейрушем, не подчинились его приказу. Всеми покинутый генерал Кокс был вынужден капитулировать.

Говорили, что французский главнокомандующий договорился с португальскими начальниками и что взрыв был результатом их предательства. Но это не так. Никто не поджигал склады. Это был недосмотр артиллеристов гарнизона, которые, вместо того чтобы доставать бочки с порохом одну за другой, закрывая двери после каждого выноса, имели неосторожность прикатить сразу штук двадцать во двор замка. Французская бомба подожгла одну из них, огонь стал распространяться от одной к другой. Так он дошел до самого центра склада, и произошел ужасный взрыв, разрушивший город и повредивший городскую стену. Как бы там ни было, англичане судили обоих португальских командиров. Бернарду Кошта был схвачен и расстрелян, а Барейрушу удалось скрыться. Эти офицеры не были виновны в предательстве, и нельзя было упрекать их в том, что они не стали продолжать безнадежную оборону, результатом которой могла быть только защита в течение нескольких дней развалин Альмейды, в то время как англичане спокойно стояли в 2 лье от крепости, не двинувшись ей на помощь.

Массена захватил Альмейду, но не мог расположиться в ее развалинах и перенес свой штаб в форт Консепсьон, расположенный на границе с Испанией. Часть его укреплений была разрушена французами, но внутренние здания сохранились, и в них можно было как-то жить. Там Массена и приступил к подготовке похода своей армии на Лиссабон.

Мой брат и многие мои товарищи воспользовались передышкой в военных действиях, чтобы навестить меня в Сьюдад-Родриго. Их присутствие способствовало моему успокоению, которое началось после взятия Альмейды. Лихорадка исчезла, и вскоре я начал выздоравливать. Мне хотелось поскорей покинуть это место и присоединиться к штабу в Консепсьон. Но все опасались, что я не смогу выдержать поездку верхом в течение нескольких часов. Однако я выехал и с помощью брата и нескольких товарищей доехал до форта. Я был счастлив вновь оказаться среди своих товарищей. Они не надеялись меня больше увидеть и встретили очень сердечно. Маршал, с которым я не виделся с того дня, когда я отнес его на руках подальше от пушек Родриго, ни слова не сказал мне о моей болезни.

Уезжая, я уступил свое жилье полковнику 13-го конно-егерского полка г-ну де Монтескью, молодому человеку, достойно прошедшему несколько кампаний. Именно его император посылал парламентером к королю Пруссии накануне сражения при Иене. Постоянное переутомление и климат полуострова подорвали его здоровье. Он остановился в Сьюдад-Родриго и там умер. Это была большая потеря для армии!

Проведя две недели в форте Консепсьон на свежем воздухе и отдохнув, я выздоровел, ко мне вернулись силы, и я начал готовиться к Португальской кампании. Прежде чем рассказать о событиях этой знаменательной и несчастной кампании, необходимо напомнить, что произошло на Пиренейском полуострове с тех пор, как в 1809 году император его покинул.

Глава XXXI

Кампания Сульта в Португалии. – Взятие Шавиша и Браги. —

Осада и взятие Опорту. – Сульту предлагают португальский престол

Вто время как маршал Ней удерживал королевства Астурию и Леон, маршал Сульт, завладев, кроме Ла-Коруньи, и военным портом Эль-Ферроль, собрал свои войска в Галисии у Сантьяго и готовился захватить Португалию.

В результате иллюзий, ставших для него губительными, Наполеон так никогда и не понял, какая огромная разница из-за восстания испанцев и португальцев создавалась между численностью французских войск, находящихся на Пиренейском полуострове, и реальным числом сражающихся, которое они могли противопоставить врагу. Так, число второго корпуса (Сульта) на бумаге достигало 47 тысяч человек. Но, вычтя гарнизоны, оставленные в Сантандере, в Ла-Корунье и в Эль-Ферро-ле, 8 тысяч человек, занятых на охране коммуникаций, и 12 тысяч больных, реально число солдат не превышало 25 тысяч. Сражаясь всю зиму в стране заснеженных гор, они были очень усталыми, у них не хватало обуви, а часто и продовольствия. Лошади тоже были изнурены, таская артиллерийские орудия по ужасным дорогам. И вот с такими слабыми силами император приказал маршалу Сульту войти в Португалию. Конечно, он рассчитывал на качество второго корпуса, почти полностью состоявшего из ветеранов Аустерлица и Фридланда, при этом он имел намерение атаковать Португалию с другой стороны корпусом маршала Виктора, который для этого должен был прийти из Андалузии к Лиссабону и там присоединиться к Сульту. Но судьба распорядилась иначе.

1 февраля 1809 года маршал Сульт, предупредив маршала Нея, что оставляет Галисию под его наблюдением, двинулся к Миньо, большой реке, отделяющей Испанию от Португалии. Марвшл Сульт попытался ее перейти близ укрепленного города Туй, но сила течения и огонь португальского ополчения, стоящего на противоположном берегу, помев1али этому. Маршал с завидной энергией принял новый план операций. Видя, что он не может перейти реку в этом месте, Сульт поднялся вверх по ее течению, переправился на левый берег у Рибадавии, занял Орен-се, затем, спустившись вниз по течению, атаковал Туй, захватил его и сделал своей базой. Там он оставил часть своей артиллерии, тяжелые обозы, больных и раненых под охраной сильного гарнизона, что сократило его армию до 20 тысяч бойцов. С ними Сульт смело пошел на Опорту^81.

В этом большом городе, втором по величине в королевстве, царила полная анархия. Епископ взял на себя обязанности командующего, собрал большое число жителей соседних деревень и поставил на работы по возведению укреплений, начерченных им самим. Народ здесь жил в большой вольности, войска находились в неподчинении, генералы не могли договориться между собой, все хотели быть независимыми. Беспорядок был полный! Регент и епископ были заклятыми врагами, каждый имел своих подручных, которые время от времени убивали наиболее выдающихся людей, принадлежащих к противоположной стороне. Таково было положение в то время, когда настал черед оказать сопротивление нашей армии. А эта армия, хотя усталая от долгих маршей и множества окружавших ее повстанцев, атаковала при Верине испанский корпус Ла Романы и португальцев под командованием Сильвейры. Испанцы были полностью разбиты, а португальцы отошли за Шавиш, португальский опорный пункт, которым теперь завладел Сульт.

Одним из самых больших неудобств, связанных с экспедициями французов в Португалии, были пленные. Сульт захватил много пленных в Шавише и не знал, куда их поместить. Он принял их предложение, что они перейдут на службу Франции, хотя большинство из них утке проделали это во время экспедиции Жюно, а потом дезертировали.

После захвата Шавиша экспедиционный корпус направился на Брагу, где находилась новая многочисленная португальская армия под командой генерала Фрейре. Видя, что французы разбили его авангард, этот несчастный офицер стал готовить отступление, когда его войска, почти полностью состоящие из призванных крестьян, стали кричать, что это предательство, и расправились с ним! А когда французский авангард, которым командовал генерал Франчески, появился у ворот Браги, жители бросились к тюрьмам, куда уже засадили людей, подозреваемых в том, что они молились за успехи французов, и всех передушили!

Маршал Сульт атаковал неприятельскую армию, которая после активного, но краткого сопротивления обратилась в бегство и потеряла 4 тысяч человек и всю свою артиллерию. В Браге беглецы убили коррехидора¹ и начали поджигать и грабить город, прежде чем, преследуемые французами, они побежали дальше по дороге на Опорту. Успех, которого достиг маршал Сульт в Браге, был омрачен потерями, которые он одновременно понес здесь, так как португальский генерал Сильвейра, напавший на левый фланг французской армии, когда она шла на Брагу, окружил и взял город Шавиш, где захватил 800 солдат гарнизона и 1200 больных и раненых. Не зная об этом печальном событии, Сульт оставил в Браге дивизию Эдле и продолжил свой поход на Опорту. Неприятель ожесточенно сражался за переправу через реку Ави, но французы форсировали и ее. Здесь был убит французский генерал Жардон. Взбешенные поражением, португальцы вновь убили своего командующего, генерала Валонго. Французские дивизии генералов Мерме, Мерля и Франчески находились вместе на левом берегу Ави, и дорога на Опорту была для них открыта. Дивизии распределили свои силы вдоль линии полевых оборонительных укреплений, прикрывающих город и лагерь, в котором находилось не менее 40 тысяч человек неприятельской армии. Половина из них – регулярные войска, которыми командовали генералы Лима и Перейраш. Но реальная власть находилась в руках епископа, человека неистового, умеющего управлять толпой. Английские и португальские историки возложили на него ответственность за убийство пятнадцати высокопоставленных лиц, которых он не захотел или не смог спасти от ярости народа, рассвирепевшего при виде приближающихся французских колонн.

Над Опорту, построенном на правом берегу Дору (Дуэро), возвышаются огромные скалы, на которых были расположены две сотни орудий. Понтонный мост длиной в 250 туазов связывал город с пригородом Вила-Нова. Прежде чем атаковать Опорту, маршал Сульт отправил письмо прелату, предлагая ему уберечь город от ужасов осады. Португальского пленного, которому было поручено передать это послание, чуть не повесили в городе! Епископ все же пошел на переговоры, не прекращая огня с городских укреплений. Затем он отказался сдаваться. Возможно, что он боялся оказаться жертвой населения, ярость которого он сам разжег, внушив надежду на успех. 28 марта маршал, желая отвлечь внимание неприятеля от центра укреплений, где он рассчитывал проникнуть в город, атаковал оба фланга. На левом фланге дивизия Мерля захватила несколько укрепленных мест, в то время как генералы Делаборд и Франчески на левом фланге угрожали другим внешним укреплениям. Поскольку несколько неприятельских батальонов начали кричать, что они хотят сдаться, генерал Фуа в сопровождении адъютанта неосторожно вышел вперед. Адъютант был убит сразу, а генерала схватили, раздели донага и тотчас утащили в глубь города. Португальцы ненавидели генерала Луазона, нанесшего им поражение. Уже давно этот генерал потерял руку, и среди неприятеля его прозвали «Маньега» (однорукий). При виде пленного генерала Фуа жители Опорту подумали, что это он и есть, и принялись кричать: «Убейте, убейте Маньету!» У Фуа хватило присутствия духа поднять две руки и показать их толпе. Признав ошибку, толпа позволила отвести его в тюрьму. Хотя епископ сам довел ситуацию до кризиса, он не нашел в себе мужества противостоять опасности и, оставив генералов Лиму и Перейраша защищать город, бежал с хорошим эскортом в противоположную от атаки сторону. Переправившись через реку, он остановился только в монастыре Ла-Серра^{82, стоящем на вершине крутой горы, возвышающейся над пригородом Вила-Нова на левом берегу Дего. На следующий день прелат мог в полной безопасности наблюдать оттуда за всеми ужасами сражения.}

Для жителей Опорту ночь была ужасной. Разразилась сильная гроза. Португальские солдаты и крестьяне приняли свист ветра за свист вражеских пуль. Тогда без приказа офицеров по всей линии началась стрельба и канонада, и грохот двухсот пушек смешался с раскатами грома и несмолкающим звоном колоколов!.. При всем этом ужасающем шуме французы, укрытые в низинах от пуль и ядер, спокойно ждали рассвета, чтобы атаковать крепость.

В зловещий для города Опорту день, 29 марта, вернулась ясная погода, и наши войска начали сражение, которое, в соответствии с первоначальным планом, завязалось сначала на флангах, чтобы обмануть неприятеля. Эта стратегия полностью оправдала себя, так как португальские генералы сильно ослабили центр, чтобы укрепить фланги. И тогда маршал Сульт дал сигнал атаки и бросил французские колонны на центр. Атака была стремительной. Наши солдаты храбро устремились на укрепления, преодолели их, захватили два главных фо.рта, куда проникли через амбразуры, убивая или рассеивая всех сопротивляющихся.

После такого славного успеха прорвавшиеся в центре батальоны с тыла напали на португальские фланги, в то время как Сульт приказал другой колонне идти прямо на город, к мосту. Изгнанная из своих укреплений и во многих местах отрезанная, португальская армия потеряла всякую надежду, ее отступление через город было ужасным. Часть отступающих добралась до форта Сан-Жуан на берегу Дору, и там объятые страхом люди пытались перебраться через реку вплавь или на лодках. Напрасно генерал Лима предупреждал их об опасности. Они убили его, видя уже приближение французов. Они снова попытались переправиться через Дору, но почти все утонули! Сражение в Опорту еще продолжалось. Колонна, которую маршал направил на город, сломала баррикады, заграждающие улицы, и дошла до моста, где сцены боя были еще ужаснее. На этом мосту находилось более 4 тысяч человек всех возрастов – мужчины и женщины, которые пытались его перейти, когда португальские батареи с противоположного берега, увидев французов и решив помешать им перейти реку, открыли сильнейший огонь по этой толпе, в которой их ядра произвели большое опустошение, совершенно не затронув наши войска. И в тот же момент отряд португальской кавалерии, которому мешали проехать все эти беглецы, галопом прорвался прямо через испуганную толпу, оставляя после себя кровавый след! Все искали спасение на лодках, из которых был составлен мост. Очень скоро они были переполнены, и многие суденышки затонули под непосильной для них тяжестью. Мост от перегрузки оказался прорванным в нескольких местах, а так как толпа стремилась вперед, то тысячи людей, подпираемые сзади, попадая в эти разрывы, падали в воду, которая скоро покрылась трупами. На них, в свою очередь, падали и погибали те, кто пытался перейти реку вслед за ними.

Французы, прибывшие на это место, забыли о сражении. Они видели только несчастных, которым надо было помочь, и они многих спасли от смерти, поступив намного гуманнее, чем португальские артиллеристы, которые из желания убить нескольких французов стреляли по своим согражданам! Наши солдаты преодолели разрывы с помощью досок и, оказавшись на правом берегу, захватили вражеские батареи и взяли пригород Вила-Нова. Переход через Дору был налажен. Казалось, несчастья города подходили к концу, когда стало известно, что 200 человек из охраны епископа закрылись в его дворце и отстреливаются из окон. Французы поспешили туда, а когда все переговоры оказались напрасными, они сломали двери и закололи всех этих «сеидов».

До сих пор наши войска действовали по законам войны. Имущество городов и их жителей оставалось в неприкосновенности. Но, возвращаясь, возбужденные, после штурма епископского дворца, наши солдаты увидели на большой площади три десятка своих товарищей, которых португальцы захватили накануне. Им вырвали глаза и язык, тела были изуродованы с жестокостью, достойной каннибалов! И большинство этих несчастных французов были еще живы!.. При виде такой жестокости солдаты думали уже только о мести. Начались ужасные репрессии, которые маршал Сульт, генералы, офицеры и более спокойные солдаты с трудом остановили. Число португальцев, погибших в тот день перед укреплениями, на мосту и в городе, доходило до 10 тысяч. Потери французов не превысили 500 человек. Генерал Фуа был освобожден, к большой радости армии. Что же до епископа, то, увидев с высоты монастыря Ла-Серра крушение всех своих честолюбивых планов – как говорили, он хотел отделить для себя от королевства северные провинции, – он бежал к Лиссабону. Там он помирился с регентом, который не только принял его, но вскоре сделал патриархом Португалии.

Падение Опорту позволило маршалу Сульту создать крепкую операционную базу. Непосредственным результатом победы стал захват огромных складов, полных боеприпасов и продовольствия. Нам достались также тридцать английских кораблей, задержавшихся в порту из-за непогоды. Сразу же приняв примиренческую позицию, как он сделал эго и в Браге, Сульт попытался сгладить последствия войны и призвал бежавших жителей вернуться. Мудрость такой политики дала прекрасный результат, в некотором роде даже неожиданный, который историки не могли объяснить, а газеты в то время не осмеливались о нем и упомянуть.

Португальцы не могли простить принцу регенту, главе дома Браган-са, что он бросил их, перенеся правительство в Америку. Они считали, что в результате этой войны Португалия может оказаться придатком Бразилии, Испании или английской колонией. Все это им было в одинаковой мере противно, и, чтобы сохранить свое государство, они хотели иметь наконец своего короля.

Сравнение, которое они сделали между правлением Сульта и ужасной анархией, царившей до этого, было в пользу маршала. Тогда пробудилась партия порядка, ее руководители пришли к маршалу Сульту с предложением возглавить их и образовать независимое правительство. Считая, что такими обстоятельствами надо воспользоваться, Сульт поддержал эту партию. Он произвел назначения на гражданские должности, сформировал Португальский легион из 5 тысяч человек и повел себя так умело, что уже через две недели Брага, Опорту и другие покоренные им города послали адреса, под которыми подписались более 30 тысяч человек из знати, духовенства и ремесленничества с выражением поддержки нового порядка. Герцог Ровиго, бывший министр императора, утверждает в своих мемуарах, вышедших во время Реставрации, что Сульт отказался от этих предложений. Однако очень многие офицеры, бывшие тогда в Опорту, в частности генералы Делаборд, Мерме, Томь-ер, Мерль, Луазон и Фуа, уверяли меня, что присутствовали на приемах, на которых португальцы называли маршала Сульта королем и Его Величеством, что тот принимал с большим достоинством. Когда однажды я стал расспрашивать об этом генерал-лейтенанта Пьера Сульта, брата маршала, который был моим командиром и с которым я был очень дружен, он ответил мне искренне: «Посылая моего брата в Португалию, император предписал ему использовать все средства, чтобы вырвать эту страну из союза с Англией и привязать ее к Франции. Видя, что нация предлагает ему корону, маршал посчитал, что такой способ не был бы исключен Наполеоном. Он был даже не лучшим, а единственным способом, который мог связать интересы Португалии и Империи. Значит, он должен был им воспользоваться при согласии императора». Правоту Пьера Сульта докажет то, что Наполеон, не выразив ни малейшего недовольства тем, что Сульт мог стать королем Португалии, предоставил ему гораздо больше полномочий по сравнению с теми, которыми маршал обладал, когда только входил в эту страну.