Текст книги "Мемуары генерала барона де Марбо"

Автор книги: Марселен де Марбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 69 страниц)

Еще до того, как союзники вступили в Париж, эта колонна должна была в тот же день собраться в Рамбуйе. Я отправился туда и нашел там своих лошадей и всадников. Я принял на себя командование эскадронами.

Дорога была забита повозками и экипажами, покидавшими столицу. Меня это не удивляло, но я не мог понять, откуда взялось большое количество войск различных родов оружия, которые прибывали со всех сторон и которые могли бы образовать весьма существенный армейский корпус, если их объединить. Этот корпус сумел бы остановить неприятеля перед Монмартром и дать время армии, возвращавшейся быстрым маршем из Шампани и Бри, спасти Париж. Однако император, обманутый своим военным министром, не отдал по этому поводу никакого приказа и, вероятно, даже не знал, что у него оставались еще такие большие силы для защиты столицы. Перечислю здесь эти части в соответствии с документами военного министерства.

400 пушек с достаточным количеством зарядов в Венсенне, в военной школе Марсова поля и в центральном артиллерийском складе. Свыше 50 тысяч новых ружей в этих же местах. Что до людских ресурсов, то король Жозеф и военный министр Кларк могли иметь в своем распоряжении части, приведенные в Париж маршалами Мармоном и Мортье, число солдат в них доходило до 19 тысяч человек. 7—8 тысяч солдат из линейных частей, расквартированных в Париже. 3 тысячи человек в сборных пунктах Императорской гвардии. 15—18 тысяч кавалеристов без лошадей, расквартированных в казармах Версаля или в окрестностях. 18—20 тысяч новобранцев, предназначенных для отправки в линейные полки. А также национальные гвардейцы в казармах Сен-Дени, Курбевуа, Рюэйя и других селений в окрестностях Парижа. Свыше 2 тысяч офицеров – отпускников, раненых, без постоянного места службы или в отставке, которые пришли предложить свои услуги. И, наконец, 20 тысяч рабочих, почти все они бывшие солдаты, просивших разрешения внести свою лепту в защиту Парижа.

В общей сложности эти объединенные силы насчитывали свыше 80 тысяч человек. Их было легко собрать за несколько часов и использовать для защиты столицы до прибытия Наполеона и армии, которая следовала за ним.

Жозеф и Кларк, уже утром 28 марта предупрежденные о подходе неприятеля, начавшего атаку лишь 30-го, имели, таким образом, двое суток, чтобы использовать все ресурсы, но ничего не предприняли. И, наконец, в довершение всех безобразий в тот момент, когда вражеские войска атаковали Роменвиль, Жозеф и Кларк приказали покинуть Париж через ворота Пасси четырем тысячам лучших пехотинцев и кавалеристов Императорской гвардии, чтобы увеличить в Блуа численность эскорта императрицы, который и без этого был более многочислен, чем того требовали обстоятельства.

Как только Наполеон узнал, что Париж капитулировал и два маленьких корпуса Мармона и Мортье покинули укрепления, отступая к Наполеону, он приказал им занять позицию при Эссоне в 7 лье по направлению на полдороге из Парижа в Фонтенбло, и сам отправился в Фонтенбло, куда прибывали головные части колонн армии, возвращавшейся из Сен-Дизье. Все это показывало, что у Наполеона было намерение направиться на Париж, как только его войска объединились бы.

Позже вражеские генералы признавались, что, если бы император атаковал их, они не осмелились бы принять бой, имея позади себя Сену и громадный город Париж с миллионом жителей, которые могли во время боя подняться против неприятеля, забаррикадировать улицы и мосты и отрезать врагу путь к отступлению. Поэтому враги решили отступить и стать лагерем на высотах Бельвиля, Шарона, Монмартра и Шомона, господствующих над правым берегом Сены и над дорогой в Германию. В этот момент в Париже произошли новые события, удержавшие неприятеля в этом городе.

Г-н Талейран, бывший священник, считался одним из людей, наиболее преданных Наполеону, давшем)¹ Талейрану богатство и титул князя Беневентского, сделавшему его главным камергером двора и т. д. и т. п., короче, г-н Талейран, чье самолюбие страдало, что он не был больше доверенным лицом Наполеона и министром, руководившим его политикой, встал во главе молчаливой оппозиции, включавшей в себя недовольных из всех партий, особенно после несчастий Русской кампании. В эту оппозицию главным образом входили представители предместья

Сен-Жермен, то есть представители высшей аристократии, лишь внешне подчинившейся Наполеону и даже служившей ему в дни его процветания. Эти презренные аристократы впоследствии сделались врагами императора и, не компрометируя себя открыто, всеми возможными способами нападали на главу правительства. Основными руководителями этой партии были аббат Прадт, барон Луи, аббат Монтескье, г-н Шато-бриан, депутат Лене и т. д. и т. гг

Почти все эти талантливые люди под руководством Талейрана, являвшегося самым хитрым интриганом из всех, уже в течение некоторого времени ждали возможности свергнуть Наполеона. Они поняли, что никогда не представится столь удобный случай, чем этот, какой давала им оккупация Франции полутора миллионами врагов, и присутствие в Париже всех монархов Европы, большинство из коих были сильно унижены Наполеоном. Но хотя Наполеон в этот момент очень ослабел, он не был еще полностью разбит, потому что помимо армии, которую он вел с собой и которая только что сотворила чудеса храбрости, выносливости и приобрела новые победные лавры, у него оставалась еще армия Сюше в Пиренеях и Верхней Гаронне, многочисленные войска под командованием маршала Сульта и две прекрасные дивизии в Лионе. Наконец, Итальянская армия была еще очень сильна. Так что, несмотря на оккупацию Бордо англичанами, Наполеон еще мог бы объединить все свои силы и бесконечно продолжать войну, поднимая народные массы, ожесточенные вражескими репрессиями.

Г-н Талейран и его партия поняли, что, если они дадут императору время привести в окрестности Парижа следовавшие за ним войска, он сможет разбить неприятеля на улицах столицы или отступить в какие-нибудь преданные ему провинции, где будет продолжать войну до тех пор, пока усталые союзники не согласятся заключить мир. Следовательно, по мнению Талейрана и его друзей, надо было сменить лицо правительства. Но в этом и заключалась большая трудность, потому что они хотели восстановить на троне династию Бурбонов в лице Людовика XVIII, в то время как другая часть нации желала оставить на троне Наполеона или, по крайней мере, учредить регентство императрицы.

Подобное расхождение во мнениях существовало и среди монархов-союзников. Дело в том, что английский и прусский короли стояли на стороне Бурбонов, а русский император, который никогда не любил их и опасался, как бы нелюбовь французской нации к этим принцам и к эмигрантам не вызвала новую революцию, был недалек от согласия защищать интересы сына Наполеона и его супруги.

Чтобы разом прекратить все эти дискуссии и решить вопрос, взяв на себя инициативу, хитрый Талейран, желая в какой-то степени принудить иностранных монархов принять решение, привел на площадь Людовика XV около двадцати молодых людей из предместья Сен-Жермен. Все они сидели верхом, с белыми кокардами, под руководством виконта Талона, который был моим однополчанином и от которого я узнал все эти подробности. Юноши направились к отелю, где жил император Александр, громко крича: «Да здравствует король Людовик XVIII! Да здравствуют Бурбоны! Долой тирана!» Сначала эти крики не вызывали у собравшихся ничего, кроме крайнего удивления. Затем из толпы раздались угрозы, поколебавшие самых решительных участников кавалькады. Поскольку первый порыв роялизма не возымел эффекта, участники кавалькады продолжили свой спектакль в различных местах парижских бульваров. В некоторых местах их освистали, в других аплодировали. Поскольку прибытие иностранных монархов приближалось и парижанам требовался какой-нибудь лозунг, чтобы их приветствовать, то возгласы виконта Талона и его друзей весь день звучали в ушах императора Александра, что позволило Талейрану сказать вечером того же дня этому монарху: «Ваше Величество может само судить о том, с каким единодушием нация желает восстановления Бурбонов!»

Начиная с этого момента, дело Наполеона было проиграно, хотя его приверженцев было намного больше, чем приверженцев Людовика XVIII, как показали события следующего года.

Письма,

написанные полковником Марбо в 1815 году¹²⁶

Сизуэн, 10 апреля 1815 г.

...Я нахожусь перед Турне и защищаю линию от Мушена до Шере-на. Когда я говорю, что защищаю линию, то надо признать, что это не составляет особого труда, поскольку англичане не осуществляют никаких передвижений и столь же спокойны в Турне, как если бы они были в Лондоне. Я думаю, что все пройдет наилучшим образом. Вчера я был в Лилле, где меня очень хорошо принял генерал граф д’Эрлон.

Сент-Аман, 5 мая

...Я только что получил приказ послать депутацию из пяти офицеров и десяти унтер-офицеров или солдат в Париж на Марсово поле. В приказе сказано, что командир полка должен сам возглавить эту депутацию. Подобные депутации всех полков дивизии должны отправиться в путь и прибыть 17-го в Аррас, а на следующий день направиться в Париж. Все очень спокойно, о войне никто не говорит. В иностранных войсках часто дезертируют солдаты. Люди, прибывающие оттуда, утверждают, что все бельгийцы, саксонцы и голландцы дезертируют и придут к нам. Мой полк с каждым днем становится все больше. У меня 700 человек. На мой сборный пункт вчера пришло 52 человека. Форма им очень нравится. Новобранцы сыплются на нас градом, не знаешь, куда их приткнуть.

Сент-Аман, 8 мая

За последнюю неделю дезертирство в неприятельских частях достигло наивысшей степени. Бельгийские, саксонские, ганноверские солдаты приходят группами по 15—20 человек. Они утверждают, что русские и австрийцы не придут, и люди думают, что войны не будет. Здесь это выглядит почти уверенностью. Если все так и произойдет, то сколько слов потрачено даром! Сколько планов окажутся неосуществленными!

Пон-сюр-Самбр, 13 июня

Сегодня утром я прибыл из Парижа в Валансьен. Я нашел мой полк на месте. Он проходил через город, чтобы направиться к Мобе-жу. У меня хватило времени лишь на то, чтобы посадить солдат на лошадей, передать мой экипаж одному из друзей и отправиться в путь.

Я падал от усталости, мне очень хотелось спать, но пришлось идти весь день среди огромного количества солдат. Мы только что заняли свою позицию на эту ночь... Мы идем вперед... Кажется, перчатка брошена... Не думаю, что сражение состоится раньше, чем через пять дней...

Мерб-ле-Шато, 14 июня

...Сегодня мы все еще шли, и в 3 часа ночи я был еще на лошади... Мы пришли наконец на самую границу. Враг отступает, и не думаю, что у нас будут большие бои. Тем хуже, так как наши войска находятся в большом возбуждении'...

Лан, 26 июня 1815 г.

Я никак не приду в себя от нашего поражения!.. Нас швыряли, как тыквы. Вместе с моим полком я был на крайнем правом фланге нашей армии почти во время всей битвы. Меня уверяли, что маршал Груши должен прибыть в этот пункт, который охранял лишь мой полк с тремя орудиями и батальоном легкой пехоты, что было совсем недостаточно. Вместо маршала Груши на меня вышел корпус Блюхера!.. Судите сами, как нам досталось!.. Наш фронт был прорван, и враг сразу же оказался у нас в тылу!.. Это несчастье можно было бы поправить, но никто не отдал никаких приказов. Главные генералы были в Париже и произносили там бессмысленные и полупредательские речи. Низшие чины теряют голову, и дела идут все хуже и хуже... Я получил удар пикой в грудь, ранение довольно тяжелое, но я предпочел остаться в строю, чтобы показать хороший пример. Если бы каждый действовал подобным образом, наше дело еще бы не пропало, однако солдаты дезертируют и уходят в глубь страны, никто их не останавливает. И что бы ни говорили, в этой местности есть по крайней мере 50 тысяч человек, которых можно было бы собрать. Но тогда следовало бы применять смертную казнь к каждому, кто покидает свой пост, и к тем, кто дает им разрешение его покинуть. Все отправляются в самовольные отпуска, и дилижансы полны уезжающими из армии офицерами. Судите сами, остаются ли под знаменами солдаты. Через неделю их совсем не останется, если угроза смертной казни не будет их удерживать... При желании палаты парламента могут нас спасти, но нужны методы быстрые и законы строгие. Нам не присылают ни одной говяжьей туши, никакого продовольствия, ничего... так что солдаты грабят бедную Францию, как они делали это в России... Я нахожусь на передовых постах под Ланом. Нам приказали обещать, что мы не начнем стрелять, и все вокруг спокойно... ¹²⁷

Письмо,

отправленное в 1830 г. полковником де Марбо маршалу Груши

Господин маршал!

Я получил письмо, в котором Вы выражаете желание ознакомиться с разведывательными операциями, проведенными под моим командованием в день битвы при Ватерлоо. Я спешу ответить на вопросы, которые Вы мне задали по этому поводу.

7-й гусарский полк входил в состав дивизии легкой кавалерии, приданной к 1-му армейскому корпусу, который 18 июня образовывал правый фланг армии под личным командованием Наполеона. В начале военных действий, примерно в 11 часов утра, я был отослан от дивизии вместе с моим полком и пехотным батальоном, находившимся под^мо-им командованием. Эти части были дислоцированы на крайнем правом фланге позади Фришмона, напротив Диля.

Мне были даны особые инструкции императором через посредство его адъютанта Лабедуайера и еще одного ординарца, чью фамилию я не запомнил. В этих инструкциях мне предписывалось оставить основную часть моих солдат в пределах видимости поля битвы и отвести двести пехотинцев во Фришмонский лес, один эскадрон переместить в Лан и отправить посты до Сен-Ламбера. Другой эскадрон должен быть размещен наполовину в Кутюре, наполовину в Бомоне. Мне предписывалось отправлять разведчиков до Диля на мосты в Мустье и Оттиньи. Командиры этих подразделений обязаны были оставлять маленькие конные посты на расстояние четверти лье друг от друга. Эти посты должны были образовывать непрерывную цепочку до самого поля битвы, чтобы при помощи гусар, передвигавшихся галопом с одного поста на другой, офицеры разведки могли быстро предупреждать меня о контакте с авангардом маршала Груши, который должен был прибыть со стороны Диля. Мне было приказано, наконец, направлять непосредственно императору сообщения, переданные мне этими разведчиками. Я приказал моим подчиненным выполнять данный приказ.

Спустя 15 лет после этих событий мне трудно точно назвать час, когда отряд, направленный Мустье, прибыл в этот пункт, тем более что капитан Элуа, который командовал этим отрядом, получил от меня указание посылать разведку как можно дальше и двигаться с максимальной осторожностью. Но, отмечая, что он отправился от поля битвы в 11 часов и ему нужно было пройти не более 2 лье, надо предположить, что он преодолел это расстояние за два часа. Это позволяет утверждать, что он прибыл в Мустье в час пополудни. Из записки капитана Элуа, быстро переданной мне промежуточными постами, я узнал, что в Мустье он не нашел никаких войск. То же самое было в Обиньи. Я узнал также, что, по утверждению местных жителей, французы, оставленные на правом берегу’ Диля, переправились через реку в Лимале, Лимелетте и Вавре.

Я отправил эту записку императору с капитаном Куном. Он вернулся в сопровождении связного офицера, который передал мне приказ императора оставить линию постов, установленных вокруг Мустье. Император также приказывал офицеру, осуществлявшему разведку в области перехода при Сен-Ламбере, переправиться в этом пункте и провести разведку как можно дальше в направлении Лималя, Лимелетта и Вавра. Я передал этот приказ и послал мою карт)' командиру отряда в Лане и Сен-Ламбере.

Один из моих взводов, который выдвинулся вперед на четверть лье от Сен-Ламбера, встретил взвод прусских гусар, захватил в плен нескольких человек и среди них офицера. Я предупредил императора об этом захвате пленных и отправил их к нему.

Получив от пленных сведения, что за ними двигалась значительная часть прусской армии, я отправился с одним эскадроном подкрепления к Сен-Ламберу. Я заметил вдали большую колонну, направлявшуюся к Сен-Ламберу, и послал офицера предупредить об этом императора, ответившему мне приказом смело двигаться вперед, утверждая, что эта часть могла быть только корпусом маршала Груши, идущим от Лималя. По мнению штаба императора, Груши теснит перед собой нескольких заблудившихся пруссаков, к числу которых и принадлежали захваченные нами пленные.

Вскоре я убедился в противном. К нам приближалась голова прусской колонны, двигавшейся, впрочем, крайне медленно. Дважды я отбрасывал в ущелье гусар и улан, шедших впереди колонны. Я пытался выиграть время, задерживая врага как можно дольше. Неприятель мог лишь с большим трудом продвигаться по грязным овражистым дорогам. И когда наконец, уступая превосходящим силам противника, я отступил, офицер, которому я приказал информировать императора о подходе пруссаков к Сен-Ламберу, вернулся, сказав мне, что император приказывает предупредить об этом головные части колонны маршала Груши, который в этот момент должен был выйти по мостам у Мустье и Отти-ньи, раз он не шел через Лималь и Лимелетт.

В связи с этим я написал сообщение о скором приходе войск Груши капитану Элуа. Однако он, прождав понапрасну и не видя, чтобы к нему подходила бы какая-нибудь часть, и слыша пушки в направлении Сен-Ламбера, подумал, что отрезан от главных сил. Поэтому он отошел, последовательно минуя свои маленькие посты, и присоединился к основной части полка, остававшейся в пределах видимости поля битвы, почти в тот же самый момент, что и возвращавшиеся из Сен-Ламбера и Лана эскадроны, теснимые врагом.

Ужасная битва, в которой участвовали в это время позади Фришмон-ского леса отряды под моим командованием, полностью поглотила меня, поэтому я не могу точно говорить о времени. Однако думаю, что было около семи часов вечера, поскольку капитан Элуа на рысях отступил и ему вряд ли понадобилось больше часа для того, чтобы вернуться к нам. Поэтому я думаю, что он покинул мост Мустье примерно в 6 часов,

Мемуары генерала барона де Марбо

следовательно, он оставался на этом мосту 5 часов. Удивительно, но он не заметил нашего адъютанта, если только тот не ошибся в названии места, где он вышел на берег Диля.

Таков точный рассказ о передвижениях полка, которым я командовал, для осуществления разведывательных операций во время битвы при Ватерлоо на правом фланге французской армии. Ход и направление моих разведывательных операций в этот памятный день были столь важны, что маршал Даву – военный министр – приказал мне в конце 1815 года изложить события этого дня в рапорте, который я имел честь отправить ему и который должен еще находиться в военных архивах¹.

Вышеизложенные факты привели меня к убеждению, что император ждал на поле битвы при Ватерлоо корпус маршала Груши. Но на чем была основана эта надежда? Это мне неизвестно, и я не позволил бы себе высказывать какие-то предположения, ограничившись лишь рассказом о том, что видел. ■ д,. лл ..о;, Д'Чл т

Примите уверения и т. д. ч ,д. : ч ■■■•,<« • м % • ,* >

. ццщ чд » а;?:.

_;

дч

• . < .4 Л'

*,

•

йчлу . • >;ч'

Ч. VI 'Т.ТЩ.ЧЧЧЦ) ачг • ;А

. . Ч" Л 1 4

.г,

' ■

,гл)Ч' »; ик чдЛ.ч

• . ' ■

1 Л,ИД ПЧ'цч.ил.гьЙЛЧ.»

.4... .1-4

. д .

■ -Ч ' >'ЯУл

л.„, Ч... ; уде;,

1 :. л >, ,, , .

Э . 4 ’ -

Д . -

>

ч ЧЧЧХ'-'ЧЧч ЧЧ ОДУ

>

■

–ч 1,^ ъ

1

ч'чч

чд:

'

• ■ -

; *

Д ' •' . ччлчг .,Ч(

■ I . '■!

1, • ? , ч'

' , г' . ■ ’

|.

¹

"г .;>•/>( .> ;

' – ■

■■■ , ■

* ! '*/,(" '4ЧУ:

■ к

• • • ч. ;ч

• .:*$:■*

4.;

чД »<у' 'Ч Уч чу

}

, д-

1 * ' '.Ь, Д < ).>

Ч ■' ' *.,Ч‘ •• УД‘ ч '•■‘С

* М'

•л ■ ф

^е

■

•• ' ЧУД (I

¹

4 1 Г",

л п

• >1

■ • – -|У .4

гл:

¹

'•;;

** -

,-д»■

’' Ж!

■■■;

-п

< V

>

■ • 14; У Ч

.л.Л»,1У^г >'

/-1 Г ' ’т:

■■■

, * ‘в

. глуь-

*■; у

чч^м,

¹

-г

/ •

:

■ ■ . *

‘Р ' '

д ,Ц' ,

'ту д/

¹

ь

,я .

;

"•№■*’ -П

ц.Г»: л

> л-

>■ Г ' ’ -

■ К.<* ''

;

ч

!д‘ч }

' :;Ц.-

* ' л уУДЧ

, , ЛИ;

1<Г^Л-

*• * '

’д-гу Г у 'Учу' ч-у

<

у л.-г ;,У. : . ' . г уЧЧ ЧД .V. ■ , • Л'ЧДиду чЧч лд ' '• *– чу у■■■ ,г -

¹

К сожалению, все попытки разыскать этот рапорт в архивах военного министерствва не принесли результат».

{Прим, франц. ред.)

От французского издателя

Рассказ генерала Марбо завершается битвой при Ватерлоо. Мы подумали, что читатель захочет узнать, как сложилась дальше карьера этого храброго воина. Его карьера описана в биографической статье, опубликованной в газете «Журналь дю Деба» г-ном Кувилье-Флери на следующий день после смерти генерала. Автор рассказывает в этой статье о Мемуарах. Кувилье-Флери к моменту' написания статьи уже ознакомился с Мемуарами и уговаривал тогда опубликовать их семью генерала. Мы подумали, что лучше всего будет завершить наше издание, воспроизведя здесь полностью статью г-на Кувилье-Флери, представляющую собой один из наиболее красноречивых текстов этого знаменитого академика.

Генерал де Марбо

(статья из газеты «Журналь дю Деба» от 22 ноября 1854 г.)

Многочисленные родственники и друзья, генералы, судьи, члены бывшей Палаты пэров и уважаемые лица, среди которых был маршал военный министр, в прошлую субботу проводили в церковь Святой Магдалины, а затем к месту вечного упокоения останки г-на генерала барона де Марбо, кого непродолжительная болезнь отняла 16 ноября у любящей и оплакивающей его семьи.

Фамилия Марбо была дважды записана в истории Французской революции и Империи. Отец только что умершего генерала, бывший адъютант г-на Шомберга и депутат от департамента Коррез в Конституционной ассамблее, был президентом Совета ветеранов и умер от раны, полученный при осаде Генуи. Именно во время этой военной кампании, оказавшейся гибельной для его отца, Жан-Батист-Марселен де Марбо впервые начал постигать военное ремесло в качестве простого солдата в 1-м гусарском полку. Он родился 18 августа 1782 г. в замке Ла Ривьер (Коррез), и ему было всего 17 лет, когда он поступил на военную службу. Через месяц за блестящий воинский подвиг он был произведен в младшие лейтенанты. Таким образом он вступил на трудный путь к карьере, сделавшей его знаменитым.-Этот путь открылся для него в трудный период его жизни: между непоправимой потерей, отнявшей у него самую надежную защиту, и быстрым продвижением по службе, принесшим ему уважение его командиров.

Марбо принадлежал к тому поколению, которое было лишь ненамного старше великих событий 1789 года. Для этого поколения революция, можно сказать, ускорила ход времени, потому что здесь надо обязательно заметить: среди тех, кто, будучи предан воинскому ремеслу, нес столь высоко и столь далеко славу Франции, не все были столь же удачливы, как юный Марбо. Самым храбрым приходилось дорого платить прежнему режиму за «вину» иметь темное происхождение и родственников без дворянского герба. Иногда им оставалось лишь ждать по 15 и по 20 лет свои первые эполеты. Многие из них покидали армию, так и не получив заслуженного повышения. Именно так Массена ушел из армии 10 августа 1789 г., прослужив 14 лет в качестве солдата и унтер-офицера. Монсей затратил 13 лет на то, чтобы достичь звания младшего лейтенанта. Сульт 10 лет носил ружье простого солдата. Бернадотт стал младшим лейтенантом лишь после того, как провел 10 лет в полку. Как только началась революция, ему понадобилось едва ли вдвое большее время для того, чтобы из младшего лейтенанта превратиться в наследного принца Швеции. Марбо, бывший в 1799 г. солдатом, в 1807 г. стал уже капитаном. Его карьере помогли пушки, захваченные им у австрийцев в блестящей кавалерийской атаке во время второй Итальянской кампании. Ему не забыли также его энергичную службу в качестве адъютанта маршала Ожеро во время битвы при Аустерлице. При Эйлау он был уже капитаном. Во время битвы при Эйлау, в самый критический момент этого кровавого дня, Ожеро приказал Марбо как можно быстрее пробраться на позицию, еще занимаемую 14-м линейным полком, окруженным со всех сторон огромными толпами русских. Адъютант Ожеро должен был вывести, если представится возможность, остатки этого полка. Но было уже слишком поздно. Однако Марбо благодаря быстроте своей лошади добрался до того холма, где, со всех сторон окруженные врагом, остатки несчастного полка оказывали последнее сопротивление, ведя свою последнюю битву. Хотя многие офицеры маршала, которым была поручена та же самая задача, нашли свою смерть, выполняя эту трудную миссию, Марбо сумел прискакать на помощь несчастному полку. Он сообщил старшему офицеру приказ об отходе. Однако русские колонны сделали любое отступление невозможным. «Отнесите нашего Орла императору, – сказал капитану Марбо героический командир 14-го линейного полка со слезами на глазах, – передайте ему слова прощания от имени нашего полка и вручите ему этот славный знак, который мы не можем больше защищать...» Марбо уже не видел, что произошло дальше, получив ранение. Потом лошадь сама вынесла его прочь из каре, где 14-й полк продолжал бой до последнего солдата. Адъютант Ожеро упал с лошади через несколько мгновений. Он валялся в снегу вместе с убитыми и был бы похоронен в общей могиле с погибшими товарищами, если бы один из его друзей чудом не узнал его и не отвез в штаб.

Когда генерал Марбо рассказывал этот драматический эпизод наших великих войн, он всегда говорил об этом с волнением, которое передавалось окружающим. Здесь самое место отметить остроумие, пыл, оригинальность и яркость, являвшиеся неотъемлемой частью его рассказов о военных событиях, где он принимал участие. Он любил говорить только о них. Точность языка, сила слога, обилие ярких образов, четкость в словах и связность точно структурированного повествования и способность несколькими штрихами придать выразительность картинам, которые он хотел нарисовать, дали генералу Марбо возможность заинтересовать военными сценами самых безразличных или самых скептически настроенных людей. Его голос, жесты, яркий стиль, живая речь, искренняя теплота подлинных воспоминаний – все это делало его одним из столь трогательных и редких рассказчиков, умеющих смешивать очарование личных воспоминаний с интересом и важностью исторических событий.

Марбо оставил несколько томов рукописных воспоминаний, которые полностью известны лишь его супруге. Его доверие и дружба неоднократно давали нам возможность получить представление об этой редкой и любопытной работе, а она была главным трудом его бодрой старости. Мы не будем забегать вперед, говоря о выходе в свет этих воспоминаний, считая, что они появятся достаточно скоро и в полном виде. Начиная от битвы при Эйлау до Ватерлоо заслуги Марбо достаточно широко известны, чтобы было необходимо подробно напоминать о них. Лучше подождать, пока он сам о них расскажет. Из штаба маршала Ожеро в 1808 г. Марбо переходит в штаб маршала Ланна, а в 1809 г. – в штаб маршала Массены. Под командованием этих двух знаменитых военачальников он участвует в двух первых Испанских кампаниях. 1 декабря 1808 г. он был ранен сабельным ударом при Агреде, затем получил сквозное пулевое ранение при осаде Сарагосы и в том же году штыковое ранение в бедро и огнестрельное ранение в руку при Цнайме, в тог самый момент, когда было только что подписано перемирие, а его послали в качестве парламентера для обеспечения переговоров двух вражеских армий о прекращении огня. Как можно заметить, Марбо получает раны везде, и везде он снова возвращается в строй. Никогда он не задерживается в лазарете так надолго, как на поле битвы. От последствий этих ранений его выручает крепкое здоровье. Само его выздоровление носит героический характер. Его смелость и воинский талант спасают его от неудач. Маршалы, командующие армейскими корпусами, находящимися в трудном положении, – все они хотят иметь Марбо в своих штабах, независимо от того, ранен он или здоров. Понятно, что эти маршалы ищут в нем не только бесстрашного воина с саблей в руке, но и серьезного, образованного офицера, великолепного советника, человека, полного здравого смысла, умного, находчивого, чей разум подчинен смелости, а спокойствие – принятию взвешенных решений. Все эти качества вызывают доверие генералов к молодому Марбо, и они часто останавливают на нем свой выбор. Так проходят десять первых лет его военной карьеры. Он участвует в военных кампаниях под командованием самых известных военачальников Наполеона. Он учится в великой школе – школе императора, наблюдая с близкого расстояния во многих памятных военных кампаниях сильные и слабые стороны этого великого искусства, полного успехов и неудач, расчета и непредвиденных обстоятельств, великих идей и несчастных случаев. Он овладел секретом этого искусства, и сам сумел поделиться с нами этим секретом в своем посмертном откровении, право унаследовать которое и впервые им воспользоваться он оставил своей супруге.

В 1812 г. капитан Марбо окончательно покидает маршальский штаб. Мы вновь находим его во главе кавалерийского полка (23-го конно-егерского), которым он прекрасно командует на протяжении всей Русской кампании. На Березине именно он защищает переправу наших войск, насколько это делает возможным несчастная судьба Франции. Именно он участвует в отражении вражеских сил, стремящихся раздавить героиче-

Мемуары генерала барона де Марбо

ские остатки наших войск. При Якубове и во время переправы через Березину он ранен выстрелом и ударом пики. Через несколько месяцев, едва выздоровев, он получает в грудь башкирскую стрелу во время сражения при Лейпциге. В битве при Ханау – последнем бою, который наши войска провели на немецкой земле, – к полковнику Марбо возвращается удача, при взрыве зарядного ящика он всего только легко ранен. И, наконец, при Ватерлоо, во время атаки своего полка он получает удар английской пики, а затем, после замечательных подвигов, еще одну рану, но она не оказалась последней.

Слепая и фанатическая реакция, господствовавшая на протяжении некоторого времени во французском правительстве, вписала фамилию Марбо в список приговоренных к изгнанию 24 июля 1815 г. Реакция не могла не сделать с ним этого. Марбо укрылся в Германии, и там, на бывшем театре военных действий, где мы одерживали наши великие победы, он создал замечательное произведение¹. За это спустя несколько лет император Наполеон, умирающий на острове Святой Елены, обратился к нему со следующими бессмертными словами одобрения его патриотизму и таланту: «Полковнику Марбо я приказываю: продолжить писать в защиту славы французских армий и дать отпор их клеветникам и отступникам!..»-

Назад к карточке книги "Мемуары генерала барона де Марбо"