Текст книги "Мемуары генерала барона де Марбо"

Автор книги: Марселен де Марбо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 69 страниц)

Утром 14 октября густой туман покрывал местность. Это благоприятствовало нашим передвижениям. 2-я дивизия корпуса Ожеро начала ложную атаку. Ожеро выдвинулся из Иены через Мюльталь по Веймарской дороге. Поскольку это было единственное место, откуда, как считал неприятель, мы могли бы выйти из Иены, он собрал там значительные силы. Однако, в то время как противник готовился яростно защищать это направление, император Наполеон, выведя с горы Ландгра-фенберг части, собранные там ночью, повел их в бой на равнину. Первые пушечные выстрелы и легкий ветерок рассеяли туман, который сменился ярчайшим солнцем, и пруссаки воистину остолбенели, увидев ряды французской армии, которые разворачивались напротив них и шли вперед, чтобы их разбить!.. Пруссаки не могли понять, каким образом мы попали на плато, ведь они считали, что мы находимся на дне Иен-ской долины и не имеем другого пути выхода, кроме дороги на Веймар, которую они так хорошо охраняли. В один миг началась битва, и первые ряды пруссаков и саксонцев под командованием князя Хоэнлоэ были вынуждены отступить. Их резервы продвигались вперед, но и мы тоже получили мощное подкрепление. Корпус маршала Нея и кавалерия Мюрата, несколько задержавшиеся в ущельях, вышли наконец на равнину и приняли участие в сражении. Тем временем один корпус прусской армии под командованием генерала Рюхеля на какой-то момент остановил наши колонны, но в результате атаки французской кавалерии этот корпус был почти полностью уничтожен, а генерал Рюхель убит.

1-я дивизия маршала Ожеро, спустившись с Ландграфенберга на равнину, соединилась со 2-й дивизией, прибывшей по Веймарской дороге, а корпус, двигавшийся по дороге из Иены на Веймар через Мюльталь, сначала овладел местечком Коспода, а затем Иссерштедтским лесом. В то же время маршал Ланн захватил Фирценхайлинген, а маршал Сульт овладел Хермштедтом.

Прусская пехота, о низком качестве которой я уже говорил, сражалась очень плохо, и кавалерия их была не лучше. Мы много раз видели, как прусская пехота с громкими криками бросалась на наши батальоны, но спокойствие наших частей вносило растерянность в ряды противника, и он ни разу не довел свои атаки до конца. Подойдя к нашей линии на расстояние 50 шагов, вражеские пехотинцы позорно поворачивали назад под градом пуль и под крики наших солдат.

Саксонцы сражались смело. Они долго сопротивлялись корпусу маршала Ожеро, и лишь после отступления прусских частей они, построившись в два больших каре, тоже начали отступать, продолжая тем не менее отстреливаться. Маршал Ожеро, восхищаясь мужеством саксонцев и не желая проливать кровь этих смелых людей, послал парламентера, чтобы принудить их сдаться, поскольку у них больше не было надежды на какую-либо помощь. В этот момент Мюрат, прибыв во главе своей кавалерии, бросил в атаку кирасир и драгун, которые яростно атаковали каре саксонцев, смяли их и заставили сдаться. Однако на следующий день император вернул им свободу и передал их саксонскому государю, с которым он в самом скором времени заключил мир.

Все прусские корпуса, сражавшиеся на подступах к Иене, отступали в полном беспорядке по дороге на Веймар. На подступах к этой дороге собрались беглецы и дезертиры, а также отступавшие войска со своей артиллерией и обозами, как вдруг появились эскадроны французской кавалерии!.. При виде их ужас распространился в рядах пруссаков, все они в беспорядке побежали, оставляя нам множество пленников, свои знамена, пушки и обозы.

Город Веймар называли Новыми Афинами. В это время в нем жило множество ученых, художников и писателей, все они были весьма достойными людьми, приезжали сюда со всех сторон Германии и находились под покровительством правящего здесь герцога, который был просвещенным защитником наук и искусств. Все это мирное и добропорядочное население было крайне взволновано звуками пушечных выстрелов, прохождением отступавших частей и входом в город победителей. Однако маршалы Ланн и Сульт поддерживали порядок, и город не пострадал ни от каких злоупотреблений. Ему пришлось только поставить войскам необходимый провиант. Веймарский князь служил в прусской армии, но его дворец, в котором находилась его дочь и его жена, никто не тронул, и ни один из маршалов не пожелал там остановиться.

Штаб маршала Ожеро расположился у городских ворот в доме главного садовника князя. Все, кто служил здесь, бежали, и поэтому нашему штабу, не нашедшему никакой еды, пришлось ужинать ананасами и сливами из княжеской теплицы! Это была слишком легкая еда для людей, которые ничего не ели уже целые сутки и провели всю предыдущую ночь без сна, а весь день в сражении... Но мы были победителями, а это волшебное чувство дает возможность переносить любые лишения!..

Император вернулся ночевать в Иену, где узнал еще об одном нашем успехе, который был не меньше его собственного. В битве при Иене была одна необыкновенная особенность. Дело в том, что эта битва, если можно так выразиться, была двойной, потому что ни французская армия, ни прусская армия не объединили свои части на подступах к Иене. Каждая из этих армий была разделена надвое, и каждая из этих частей участвовала в двух различных сражениях. Действительно, в то время как император выходил из Иены во главе корпусов Ожеро, Ланна, Сульта, Нея, своей гвардии и кавалерии Мюрата и разбил, как я только что рассказывал, прусские корпуса князя Хоэнлоэ и генерала Рюхеля, прусский король во главе своей основной армии под командованием знаменитого герцога Брауншвейгского, маршалов Мёллендорфа и Калькройта, направлявшихся из Веймара в Наумбург, провел ночь в деревне Ауэрштедт, недалеко от французских корпусов Бернадотта и Даву, которые располагались в деревнях вокруг На-умбурга. Чтобы присоединиться к императору со стороны Апольды, на равнинах позади Иены, Бернадотт и Даву должны были переправиться через Заале перед Наумбургом и пройти узкую долину Козен.

Хотя Даву думал, что прусский король и основная часть его армии противостоят императору, и не представлял, что они находятся так близко от него в Ауэрштедте, он тем не менее на всякий случай захватил ночью Козен и его крутые склоны. Прусский король и его командиры не сочли нужным занять это место, совершив при этом такую же ошибку, как князь Хоэнлоэ на подступах к Иене, когда он не отдал приказ охранять вершину Ландграфенберг. Части Бернадотта и Даву, объединившись, насчитывали лишь 44 тысячи человек, в то время как у прусского короля было при Ауэрштедте 80 тысяч солдат.

С рассветом 14 октября оба французских маршала узнали, что им придется сражаться со значительно превосходящими силами противника. Все это заставляло их действовать согласованно. Понимая эту необходимость, Даву заявил, что он охотно встанет под командование Бернадотта, но Бернадотт считал, что если лавры приходится с кем-то делить, то это уже не лавры. Он не сумел принести себя в жертву интересам своей страны и предпочел действовать в одиночку. Под тем предлогом, что император приказал ему 13-го находиться в Дорнбурге, он захотел отправиться туда 14-го. Хотя Наполеон ночью написал ему, что если случайно он еще не покинул Наумбург, то должен оставаться гам и поддерживать Даву. Бернадотт не счел это приказание достойным внимания и предоставил маршалу Даву защищаться своими силами. Затем, двинувшись вдоль Заале, Бернадотт отправился в Дорнбург. Там он не нашел ни единого врага, а выше своих позиций он увидел ужасное сражение, которое в 2 лье оттуда вел бесстрашный Даву. Тем не менее Бернадотт приказал своим дивизиям располагаться на бивуаках и спокойно готовить обед!.. Напрасно окружавшие его генералы упрекали его в преступном бездействии, он не пожелал двинуться с места!.. Так что генерал Даву, имевший всего лишь 25 тысяч человек, входивших в состав дивизий Фриана, Морана и Гюдена, противостоял с этими храбрецами почти 80 тысячам пруссаков, воодушевленных присутствием собственного короля!..

Выйдя из долины Козен, французские части перестроились около деревни Хассенхаузен. Именно в этом месте и произошло сражение. Император ошибался, думая, что прусский король и основная часть его армии противостоят ему в Иене. Сражение, которое выдержали части Даву, было одним из самых ужасных в нашей истории. Дивизии Даву победоносно противостояли всем атакам вражеской пехоты, после чего они выстроились в каре и отразили многочисленные атаки кавалерии противника. Не удовлетворенные этим, они двинулись вперед с такой решимостью, что пруссаки отступили по всем пунктам, оставив поле боя покрытым убитыми и ранеными. 1ерцог Брауншвейгский и генерал Шметтау были убиты, маршал Мёллендорф тяжело ранен и взят в плен. Прусский король и его войска сначала в относительном порядке отступили к Веймару, надеясь соединиться там с арьергардом корпуса князя Хоэнлоэ и генерала Рюхеля, которых они считали победителями в сражении. Однако на самом деле они были разбиты Наполеоном и сами искали поддержки со стороны частей, которыми командовал король. Эти две громадные массы побежденных и деморализованных солдат встретились на Эрфуртской дороге, и достаточно было появиться всего нескольким французским полкам, чтобы повергнуть их в крайнее замешательство. Разгром был полным!.. Так было наказано бахвальство прусских офицеров. Результаты этой победы оказались неисчислимы и сделали нас хозяевами почти всей Пруссии.

Император высказал свои самые высокие похвалы действиями маршала Даву, а также дивизий Морана, Фриана и Гюдена в приказе, который был зачитан во всех войсках и даже во всех лазаретах. В следующем году Наполеон пожаловал Даву титул герцога Ауэрштедтского, хотя он сражался возле этой деревни меньше, чем возле деревни Хассенхаузен. Однако штаб прусского короля был в Ауэрштедте, и противник назвал сражение, которое французы называют битвой при Йене, именем этой деревни. Армия ожидала, что Бернадотта сурово накажут, однако он обошелся всего лишь выговором, поскольку император боялся обидеть своего брата Жозефа, на близкой родственнице которого, мадемуазель Клари, был женат Бернадотт. Мы увидим ниже, каким образом поведение Бернадотта в день битвы при Ауэрштедте в каком-то смысле послужило ему первой ступенью для того, чтобы подняться на шведский трон.

Я не был ранен при Йене, но со мной случилось одно происшествие, воспоминание о котором даже спустя 40 лет вызывает у меня гнев... В тот момент, когда корпус Ожеро атаковал саксонцев, маршал послал меня к генералу Дюронелю, командующему бригадой конных егерей, с приказом атаковать вражескую кавалерию. Я должен был провести эту' бригаду по дороге, которую уже разведал. И вот я поспешил, чтобы возглавить наших егерей, которые бросились на саксонские эскадроны. Саксонцы храбро сопротивлялись, произошла свалка, и нашим врагам пришлось с потерями отступить. В конце боя я оказался лицом к лицу с гусарским офицером, одетым в белый мундир и принадлежащим к полку принца Альберта Саксонского. Я приставил к его телу острие моей сабли, предлагая ему сдаться, что он и сделал, передав мне свое оружие. После завершения боя я великодушно возвратил ему его оружие, как это практикуется в подобных случаях между офицерами, и добавил, что, хотя его лошадь и принадлежит мне, в соответствии с законами войны, я не хочу лишать его коня. Он горячо благодарил меня за это доброе обращение и направился следом за мной к маршалу, к которому я был рад доставить моего пленника. Но когда мы оказались в пятистах шагах от французских егерей, проклятый саксонский офицер, ехавший слева от меня, выхватил свою саблю из ножен, рассек плечо моей лошади и ударил бы и меня, если бы я не кинулся на него сам, хотя у меня в руке и не было сабли. Теперь между нами было слишком мало места для того, чтобы он мог направить против меня свое оружие. Видя это, он схватил меня за эполет, поскольку в этот день я был в парадной форме, и с силой дернул, что заставило меня потерять равновесие. Мое седло сползло и оказалось под животом у лошади, а я повис головой вниз. В это время саксонец ускакал быстрым галопом, чтобы присоединиться к остаткам своей армии. Я был в ярости как из-за положения, в котором оказался, так и из-за неблагодарности, которой этот иностранец заплатил за мою доброту. Поэтому, как только саксонская армия оказалась у нас в плен); я отправился искать моего гусарского офицера, чтобы дать ему хороший урок, но он куда-то исчез!..

Я уже сказал, что наш новый союзник, великий герцог Гессен-Дарм-штадтский, присоединил свои войска к войскам нашего императора.

Его бригада, приданная 7-му корпусу, носила форму, абсолютно схожую с формой пруссаков, поэтому многие гессенцы во время боя по ошибке были ранены или убиты. Моего друга, юного лейтенанта по фамилии Стош, чуть не постигла такая же участь: наши гусары уже схватили его, когда он окликнул меня, и я приказал его отпустить.

Император осыпал милостями священника из Йены, а правитель Саксонии, в результате побед своего нового союзника Наполеона став королем, также наградил этого священника, который очень спокойно дожил до 1814 года. Тогда он укрылся во Франции, чтобы избежать возмездия со стороны пруссаков. Но пруссаки нашли его и заключили в крепость, где он провел два или три года. Наконец, король Саксонии обратился к Людовику XVIII, прося его за священника. Людовик XVIII потребовал освободить его как арестованного без высочайшего разрешения. Пруссаки согласились его отпустить, и он поселился в Париже.

Одержав победу в сражении при Иене, император приказал преследовать противника по всем направлениям, поэтому наши колонны захватили бесчисленное количество пленных. Королю Пруссии лишь с большим трудом удалось добраться до Магдебурга, а затем и Берлина. Говорят даже, что королева чуть не попала в руки разведчиков нашего авангарда.

Корпус Ожеро переправился через Эльбу около Дессау. Было бы слишком долго рассказывать о несчастьях прусской армии, достаточно сказать, что из всех частей, которые шли против французов, ни одному батальону не удалось вырваться, все они были захвачены в плен до конца месяца. Крепости Торгау, Эрфурт и Виттенберг открыли свои ворота победителям, переправившимся через Эльбу во многих местах и направлявшимся на Берлин. Наполеон остановился в Потсдаме, где побывал на могиле Фридриха Великого. Затем он отправился в Берлин, вопреки своему обычаю, на этот раз пожелав устроить триумфальный въезд в этот город. Во главе колонны шел корпус маршала Даву. Эта честь принадлежала ему по праву, поскольку его корпус сражался больше, чем другие. Затем двигался корпус Ожеро, а после него гвардия.

Глава

Разгром и деморализация пруссаков. – Происхождение состояния Ротшильдов и изменение положения Бернадотта. – Я сопровождаю Дюрока к прусскому королю в Грауденц. – Эпизод войны. – Армия на Висле

Вновь увидев Берлин, который я когда-то оставил таким блистающим городом, я испытал тягостное чувство... Его жители, полные хвастовства и бахвальства в прежние времена, теперь были мрачными, подавленными, погруженными в печаль, потому что пруссаки – большие патриоты. Они чувствовали себя униженными поражением своей армии и оккупацией своей страны французами. Впрочем, почти во всех семьях было кого оплакивать: родственника, друга, убитого или захваченного в плен. Я сочувствовал этой праведной скорби, но признаюсь, испытал совершенно иное чувство, когда увидел входящим в Берлин в качестве военнопленных полк гвардейских жандармов, который был обезоружен и шел пешком. Это были те самые молодые офицеры, которым хватило наглости, чтобы вызывающе точить сабли на ступеньках посольства Франции!.. Невозможно описать их теперешнее удрученное и униженное состояние, ведь они видели себя побежденными теми самыми французами, которых, как они раньше хвастались, могло обратить в бегство одно лишь их присутствие!.. Жандармы просили, чтобы им позволили миновать Берлин, не заходя в него, потому что им было очень неприятно проходить в качестве военнопленных через город, где их так хорошо знали и жители которого были когда-то свидетелями их фанфаронства. Но именно по этой причине император приказал провести их между двумя рядами французских солдат по улице, на которой находилось французское посольство. Жители Берлина оценили эту маленькую месть Наполеона, потому что они тоже сердились на жандармов, обвиняя их в том, что те толкнули прусского короля вступить с нами в войну.

Маршал Ожеро поселился за городом, в замке Бельвю, принадлежавшем принцу Фердинанду, единственному еще живому из братьев Фридриха Великого. Этот респектабельный старик, отец принца Людвига, недавно убитого под Заальфельдом, был погружен в скорбь, казавшуюся тем более искренней, что, вопреки мнению всего своего двора и особенно сына, которого он теперь оплакивал, принц Фердинанд сильно противился войне, предсказывая те несчастья, которые она должна была навлечь на Пруссию. Маршал Ожеро счел своим долгом нанести визит принцу Фердинанду, который удалился в один из своих городских дворцов. Маршал был там очень хорошо принят. Несчастный отец сказал маршалу, что ему только что сообщили, будто бы его младший сын принц Август, единственный оставшийся из его детей, находился у ворот города в колонне пленных и что отец очень хотел бы обнять своего младшего сына, прежде чем того отправят во Францию. Поскольку почтенный возраст принца Фердинанда препятствовал тому, чтобы он мог отправиться к своему сыну, маршал Ожеро, уверенный, что император его за это не осудит, сразу же велел мне сесть на лошадь и приказал разыскать принца Августа и привести его со мной во дворец, что было немедленно выполнено.

По прибытии юного принца произошла очень трогательная сцена. Его почтенный отец и старая мать все обнимали и обнимали своего сына, который так напоминал им об утрате их другого ребенка!.. Чтобы утешить эту семью, насколько позволяли его возможности, добрый маршал Ожеро отправился к императору и вернулся с разрешением оставить юного пленного принца под честное слово в лоне его семьи. Принц Фердинанд был бесконечно благодарен императору за эту милость.

Победа в битве при Йене принесла огромные результаты. Не только вражеские части, участвовавшие в кампании, но и гарнизоны крепостей были полностью деморализованы. Магдебург сдался, даже не попытавшись защищаться. То же самое произошло с крепостью Шпандау. Штеттин открыл свои ворота всего одному кавалерийскому дивизиону, а губернатор крепости Кюстрин сам послал свои суда на другую сторону Одера, чтобы перевести в эту крепость французские части, которые без этого смогли бы овладеть Кюстрином лишь после многомесячной осады!.. Каждый день мы узнавали о капитуляции какого-нибудь армейского корпуса или сдаче какой-нибудь крепости. Плохая организация прусских войск чувствовалась при этом больше, чем когда-либо. Иностранные солдаты, главным образом те, которых взяли в армию силой, пользовались случаем вновь обрести свободу и массово дезертировали или оставались в арьергарде, чтобы сдаться французам.

К своим победам над пруссаками Наполеон добавил конфискацию государства курфюрста Гессен-Кассельского, двуличие которого заслуживало подобного наказания. И действительно, этот князь, которому за некоторое время до начала войны потребовалось высказаться в пользу Пруссии или Франции, баюкал и ту и другую сторону обещаниями, на самом деле готовясь присоединиться к победителю. Этот жадный правитель создал себе большую сокровищницу, продавая своих собственных подданных англичанам, использовавшим их в сражениях с американцами во время войны за независимость, где многие немцы погибли. Он предложил присоединить свои войска к войскам французов при условии, что император отдаст ему государства его соседей. Поэтому никто не жалел этого правителя, чье внезапное бегство сопровождалось заметным событием, о котором еще мало известно.

Правитель, которому очень поспешно пришлось покинуть Кассель, чтобы укрыться в Англии, считался самым богатым человеком Европы. Он не мог увезти с собой всю свою сокровищницу, поэтому призвал к себе одного франкфуртского еврея по фамилии Ротшильд, который был малозаметным, третьеразрядным банкиром, известным своей скрупулезностью в выполнении требований собственной религии. Именно это определило решение правителя Гессена доверить Ротшильду 15 миллионов наличными, проценты с этих денег должны были принадлежать банкиру, который обязался вернуть только капитал.

Дворец в Касселе был занят нашими войсками, поэтому представителям французского Казначейства удалось захватить там огромные ценности, в основном в виде коллекции картин. Но там не оказалось никаких наличных денег. Всем казалось невозможным, чтобы при своем поспешном бегстве правитель смог увезти с собой все громадное состояние. Поскольку в соответствии с тем, что услбвно называется законами войны, капиталы и доходы от ценностей, найденных во вражеской стране, по праву принадлежат победителю, появилось желание узнать, что же все-таки стало с сокровищницей Касселя. По этому поводу были наведены справки, и выяснилось, что перед своим отъездом правитель Гессена провел целый день с евреем по фамилии Ротшильд. Императорская комиссия отправилась к Ротшильду и тщательно изучила его кассу и все регистры, но все было напрасно: никаких следов вклада, сделанного правителем, не обнаружилось. Угрозы и попытки устрашения не принесли никакого результата, так что комиссия, убежденная, что никакой светский интерес не заставит столь религиозного человека, как Ротшильд, пойти на клятвопреступление, решила привести его к присяге. Он отказался. Его собрались арестовать, но император воспротивился этому акту насилия, считая его неэффективным. Тогда прибегли к способу, который можно назвать очень малопочтенным: не сумев победить сопротивление банкира, комиссия понадеялась, что он клюнет на приманку, сулящую ему наживу. Ротшильду предложили оставить ему половину кассельских сокровищ, если он согласится отдать другую половину французской администрации, а французская администрация в этом случае дала бы ему квитанцию на полную сумму, приложив к ней акт конфискации, доказывающий, что Ротшильд был вынужден уступить силе. Это защитило бы его от любых упреков и рекламации. Но честный еврей отклонил и это предложение, и тогда, устав от борьбы, французы оставили его в покое.

Таким образом, 15 миллионов оставались в руках Ротшильда с 1806 года до падения Империи в 1814 году, когда правитель Гессена вернулся в свои владения, и франкфуртский банкир отдал ему в точности ту сумму вклада, которая была ему доверена. Вы ведь представляете, какую значительную сумму принес за восемь лет капитал в 15 миллионов, находившийся в руках франкфуртского банкира-еврея?.. Так что именно с этого времени пошло богатство дома братьев Ротшильд, которые обязаны своим состоянием честности своего отца, обеспечивавшей им то высокое финансовое положение, какое они занимают сегодня во всех цивилизованных странах.

Но продолжим рассказ, который был прерван этим эпизодом.

Император, поселившийся в берлинском дворце, каждый день проводил смотр войскам, прибывавшим друг за другом в этот город, чтобы отправиться дальше за Одер, преследуя противника. Именно во время пребывания Наполеона в столице Пруссии император совершил столь широко известный жест великодушия. Он даровал княгине фон Хац-фельд помилование для ее мужа, выполнявшего обязанности бургомистра Берлина и пользовавшегося возможностями, которые ему давал этот пост, для того, чтобы информировать прусских генералов о передвижениях французской армии. У всех цивилизованных народов подобное поведение называется шпионажем и карается смертью. Великодушие, проявленное императором в этом случае, произвело очень хорошее впечатление на народ Пруссии.

Во время нашего пребывания в Берлине я был приятно удивлен прибытием моего брата Адольфа, который, как мне казалось, находился до сих пор на Иль-де-Франсе^{42. Узнав о том, что на континенте возобновились военные действия, он попросил у генерала Декана, командующего французскими войсками в Ост-Индии, разрешения вернуться во Францию и получил его. Прибыв во Францию, он поспешил присоединиться к Великой армии. Маршал Лефевр предложил взять его к себе, но тот в результате неправильного расчета предпочел служить в свите главного штаба Ожеро, где находился и я. Это должно было повредить нам обоим.}

В Берлине у меня состоялась еще одна, не менее неожиданная встреча. Однажды вечером я прогуливался с моими товарищами по Липовому бульвару и вдруг увидел, что ко мне приближается группа унтер-офицеров из 1-го гусарского полка. Один из них отделился от группы и бросился мне на шею. Это был мой прежний ментор, старший Пертеле, который плакал от радости, повторяя: «Вот ты где, мой маяыш!..» Офицеры, с которыми я был, сначала очень удивились, видя, как сержант так фамильярно обращается с лейтенантом, но их удивление прошло, когда я рассказал им о моих прежних отношениях с этим бравым старым солдатом, который не переставал обнимать меня и говорил своим товарищам: «Вы видите, какой он теперь, а ведь это я его учил!» И мой храбрец был искренне уверен в том, что его урокам я был обязан своим теперешним положением. На следующий день я пригласил его позавтракать вместе, и во время этого завтрака он засыпал меня самыми смешными советами, которые считал очень уместными и предназначенными для дальнейшего совершенствования моего военного образования.

Наполеон, будучи в Берлине, узнал о капитуляции князя Хоэнлоэ, который вместе с 16 тысячами своих солдат сдался в Пренцлау частям маршала Ланна и кавалерии Мюрата. Больше не оставалось ни единого вражеского корпуса, принимавшего участие в военных действиях, кроме корпуса генерала Блюхера, который с той поры стал таким знаменитым. Под натиском дивизий маршалов Сульта и Бернадотта этот генерал нарушил нейтралитет города Любека, в котором рассчитывал найти убежище. Но французы преследовали его и там, и Блюхер, один из самых ярых поджигателей войны против Наполеона, был вынужден сдаться в плен вместе с 16 тысячами человек, которыми он командовал.

Здесь я должен рассказать вам об одном весьма примечательном эпизоде, который доказывает, что случай сильно влияет на судьбы империй и людей.

Вы уже видели, как маршал Бернадотт, нарушивший свои обязанности в день сражения при Иене, держался в стороне, в то время как маршал Даву сражался поблизости от него со значительно превосходящими силами Противника. Так вот, это позорное поведение Бернадотта помогло тому, что он вступил на шведский престол, и вот каким образом это произошло.

После битвы при Иене император, хотя и был очень зол на Бернадотта, тем не менее поручил ему преследовать неприятеля, потому что корпус, которым командовал этот генерал, до сих пор не сделал ни одного выстрела и оказался теперь более пригоден для боев, чем корпуса, понесшие большие потери. Итак, Бернадотт отправился по следам пруссаков, которых разбил сначала при Галле, а потом при Любеке при поддержке маршала Сульта. Однако, по воле случая, как раз в тот час, когда французы атаковали Любек, в порт этого города вошли корабли, перевозившие дивизию шведской пехоты, посланной королем Густавом IV на помощь пруссакам. Шведские части едва высадились на берег, как были атакованы французскими войсками. Пруссаки их бросили, и шведам пришлось сдаться корпусу Бернадотта. Я должен признать, что этот маршал, когда хотел, имел очень приятные манеры. Особенно сильно он желал создать себе репутацию хорошо воспитанного человека в глазах иностранцев, поэтому он обращался со шведскими офицерами очень приветливо. Он принял их капитуляцию на весьма достойных условиях, приказал вернуть им лошадей и багаж, необходимый для удовлетворения их потребностей, и пригласил к себе шведского главнокомандующего графа Мернера, а также генералов и старших офицеров. Он был крайне предупредителен к ним и осыпал их любезностями, так что, вернувшись на родину, шведы повсюду хвалили великодушие маршала Бернадотта.

Спустя несколько лет в Швеции вспыхнула революция. Король Густав IV, сильное умопомрачение которого делало его неспособным править страной, был свергнут и заменен своим старым дядюшкой герцогом Зюдерманландским. У этого нового монарха не было детей, и риксдаг. собравшийся, чтобы назначить ему наследника, остановил свой выбор на князе Гольштейн-Аугустенбургском, который получил титул наследного принца. Но он недолго пользовался этим званием, потому что в 1811 году умер после очень короткой болезни, которую приписали отравлению. Риксдаг снова собрался, чтобы выбрать нового наследника короны, и колебался между несколькими германскими князями, выдвигавшими себя в качестве кандидатов. В этот момент генерал граф Мер-нер, один из самых влиятельных членов риксдага и бывший командующий шведского дивизиона, захваченного в Любеке в 1806 году французскими частями, предложил маршала Бернадотта, напомнив о его великодушном поведении. Кроме того, он похвалил военные таланты Бернадотта и заметил, что этот маршал через свою жену был родственником семейства Наполеона, поддержка которого могла оказаться столь полезной для Швеции. Множество офицеров, попавших когда-то в плен в Любеке, присоединили свои голоса к голосу генерала Мернера, и Бернадотт был почти единодушно избран наследником шведского короля. Через несколько лет он вступил на шведский престол.

Мы увидим ниже, каким образом Бернадотт, которого на ступени иностранного престола возвела слава, приобретенная им во главе французских частей, оказался неблагодарным по отношению к своей родине. Но вернемся в Пруссию.

За один месяц главные силы этого королевства, которое раньше было столь процветающим, были разбиты Наполеоном, занявшим столицу, а также большинство прусских провинций. Наши победоносные армии уже подходили к берегам Вислы – этой великой преграды, разделявшей север и центр Европы.

Корпус маршала Ожеро, остававшийся в течение двух недель в Берлине для усиления гвардии во время длительного пребывания здесь императора, выступил из Берлина примерно в середине ноября и направился сначала к Одеру, через который мы переправились в Кюстрине, а затем к Висле, к берегам которой мы вышли у Бромберга. Мы были теперь в Польше, самой бедной и самой несчастной стране Европы... От самого Одера больше не было больших дорог. Мы шли по зыбучим пескам или по ужасной грязи. Большинство земель было не обработано, а немногие жители, которые встречались на нашем пути, выглядели неописуемо грязными. Погода была великолепной на протяжении октября и первой половины ноября, но теперь она стала ужасной. Мы больше не видели солнца, непрерывно шел дождь или снег. Провиант стал попадаться очень редко, больше не было вина, почти никогда не попадалось пиво, а если оно и было, то очень плохое. Вода была грязной, хлеба не было вообще, а крышу над головой приходилось отстаивать у коров и свиней!.. Так что солдаты говорили: «Ну вот! И поляки осмеливаются называть это своей родиной!..»