Текст книги "Маска Зеркал (ЛП)"
Автор книги: М. А. Каррик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 41 страниц)
"Если бы я не взяла его с собой…" Если бы я позволила Руку сначала спасти его. Если бы я не стала тем, кто я есть.
"Если, если, если. Я думала, у тебя больше ума, чем у Летилии…"
"Мама." Джуна снова коснулась руки Донайи, но ее мать отмахнулась от нее.
"Нет. С той ночи я бичевала себя "если", и мне это надоело. Это была не моя вина, и уж точно не вина Ренаты". Донайя смахнула слезы, как будто она была так же нетерпелива к ним, как и ко всему остальному.
"Я просто говорю… вряд ли будет справедливо, если ты будешь сурово относиться к Ренате, когда она ни в чем не виновата".
"Она знает, что я этого не имею в виду. Разве нет?"
Рен хотелось, чтобы Донайя имела в виду именно это. Это отсутствие сопротивления, это нежелание причинить боль в ответ не давало ей ничего, за что можно было бы ухватиться. А без этого слезы снова потекли по лицу. " Простите", – сказала она, пытаясь взять себя в руки.
Но контроля не было, особенно когда слезы Донайи снова начали течь, а затем и дыхание Джуны стало нестабильным.
"О, Боже, для тебя все кончено", – пробормотала Тесс. Она кивнула на Джуну. "Вы взяли с собой карету, да? Почему бы вам не позволить мне вызвать ее и отправить вас домой?"
"Да. Спасибо." Джуна обняла мать одной рукой. Другой рукой она обняла Ренату. "Ты поедешь домой с нами".
Донайя крепче сжала руки Ренаты, не давая ей вырваться. "Конечно, поедет".
Исла Трементис, Жемчужины: 19 Киприлун
Как раз в тот момент, когда Донайя думала, что опустошила себя и не сможет пролить больше ни одной слезинки, ее захлестнула новая волна горя. Вначале она сжимала горло, а затем оседала в желудке. Голова наполнилась гулом собственной крови, похожим на весенний разлив Дежеры, и все, что она могла сделать, – это свернуться калачиком, крепко зажмуриться и ждать, когда пройдет агония.
Она вспомнила, как у нее начались роды с Леато. Ей казалось, что она умрет от боли. Это было ужасное, изнурительное испытание, которое удалось пережить только благодаря тому, что в конце концов у нее появился ее драгоценный мальчик.
Эта боль была ничто по сравнению с агонией его смерти. И не будет этому конца, не будет Леато, который бы обнял ее и сделал все это стоящим. Не будет, пока она не умрет.
Но она должна была стараться быть сильной. Рената была здесь, утопая в незаслуженном чувстве вины. А Джуна заслужила возможность погоревать. Она любила брата так, как только может любить сестра. И даже больше, потому что они видели друг друга в потере стольких других людей.
Веселая персиковая обивка мебели в салоне теперь казалась ей насмешкой над всеми этими потерями: над родителями, над мужем, над семьей, над богатством и властью, а теперь, что еще хуже, чем все остальное вместе взятое, над сыном.
"Эта семья поистине проклята", – прошептала она, когда Рената присела на диван, а Джуна принялась наливать всем вино. Руки Донайи сжались на спинке ее любимого кресла. В порыве ярости она скрутила его и бросила на пол. Кресло не упало далеко – на это у нее не хватило сил. Так же, как не хватило сил защитить своих детей. Она снова и снова пинала упавший стул, не обращая внимания на испуганное хныканье Тефтельки и попытки Джуны удержать ее, наслаждаясь болью, пронизывающей от пальцев ног до бедра.
"Мы прокляты! И оно не закончится, пока каждый из нас не умрет". Она повернулась лицом к Ренате, спотыкаясь на больной ноге, как пьяная женщина. Ей было все равно, какое зрелище она представляет собой: лицо красное, в полосах, волосы выбились из-под заколок в колдовские кудри. "Ты должна уйти. Возвращайся в Сетерис". Там проклятие не преследовало Летилию. Может быть, и тебе удастся избежать его".
Бледное лицо Ренаты было похоже на маску, ее лесные глаза глубоко запали. "Проклятие? Леато сказал мне…" Слова оборвались. Она прочистила горло и заставила себя продолжить. "Что вы многих потеряли. Но вы же не имеете в виду… проклятие?"
"Как еще можно это объяснить?" Жест Донайи охватывал не только ее траурные одежды, неотапливаемую гостиную, поблекшую славу Трементиса. " Ты – единственная удача, пришедшая в этот дом за последние двадцать лет. Джанко всегда говорил, что Летилия забрала наше счастье с собой, когда ушла". В горле у нее запершило, и стало больно смеяться. "Я уже начала думать, что ты могла забрать его с собой. Еще больше меня обманула".
Гнев утих так же быстро, как и поднялся, и она снова погрузилась в себя. Кресло было опрокинуто, и у нее не хватило духу его поправить. Она опустилась на пол, скрючившись, как уличная нищенка, а Тефтель подполз к ней и прижался к ее боку. Она обхватила его руками и зарылась лицом в его шерсть. "Леато ушел. Как еще это назвать, кроме как проклятием?"
"Злоба". Это слово прозвучало так резко, что Донайя вскинула голову. Рената присела перед ней и срочно заговорила. "Кто-то сделал это с нами. Специально. Меттор Индестор, или… или я не знаю кто. Или зачем. Чего они хотят. Но это не рука богов, это… что-то другое".
Донайя взяла бокал, который Джуна всунула ей в руки, и уставилась в красные глубины вина. "Боги, люди или чудовища – результат один и тот же. Несчастье преследует нас, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить его".
Она подняла глаза и встретилась взглядом с глазами Ренаты. В этой девушке было так много от Летилии, по крайней мере, внешне. Но ее доброта, ум и огонь, должно быть, достались ей от безымянного отца. Возможно, и счастье. "Ты должна защищать себя".
Рената стала очень тихой. Казалось, она смотрит прямо сквозь Донайю на что-то другое – или вообще ни на что.
Ее голос стал глубоким и жестким, изысканная элегантность ее акцента нарушилась. "Если вы хотите, чтобы я ушла, я уйду. Я… я не хочу быть обузой в такой момент, когда вы не можете позволить себе лишнего груза на плечах. Но если вы говорите это только ради меня…" Она покачала головой. "Я не оставлю вас".
Негромкий голос Джуны прорвался сквозь жалость Донайи к себе. Конечно, потеря Ренаты была бы еще одним ударом для Джуны. Как и для Донайи, если она была честна.
Она схватила Ренату за руку, как будто та хотела в этот момент убежать. "Ради тебя я должна настоять на том, чтобы ты ушла. У тебя есть лучшие, более безопасные варианты – больше, чем ты можешь себе представить…" Она покачала головой. Она не могла говорить о родителях сейчас, не тогда, когда только что отправила собственного сына в Люмен. "Но сейчас не время. Ты была для меня наоборот обузой. Прости меня. Я всего лишь несчастная старуха, которая…"
Снова навернулись слезы. Донайя отвернулась, устремив взгляд на пятна грязи, которые въелись в обивку кресла. Нога пульсировала, горячая в сапоге. Она сглотнула, с трудом переводя дыхание в нечто среднее между икотой и хихиканьем. "Возможно, она только что сломала палец на ноге. Похоже, плохое суждение все еще побеждает плохое везение".
Это вывело Ренату из задумчивости. Она помогла Донайе сесть на стул и после минутного болезненного, но эффективного осмотра констатировала, что палец на ноге не сломан, а вывихнут.
При этом она откинулась на пятки, выглядя гораздо моложе и уязвимее, чем привыкла Донайя. "Тогда, если вы не хотите, чтобы я уходила… Я останусь. И я найду способ повернуть вашу удачу вспять".
Исла Пришта, Вестбридж: Киприлун 19
Седж, должно быть, ждал, когда Тесс и Рен вернутся домой, потому что его стук раздался как раз в тот момент, когда они вошли в кухню. Он лучше знал, что не стоит ждать нас внутри, подумала Рен. Хотя, судя по моему виду, я бы, наверное, только растерянно посмотрела на него.
Не успела за ним закрыться дверь, как он потребовал: "Какого черта Варго велит своим людям искать узорщика по имени Ленская?"
"Что?" Рен уставилась на него с открытым ртом. Затем память вернулась. "О, черт". Она рухнула на скамейку. "Я совсем забыла".
"Что забыла? Что ты сделала, Рен?"
Рен зарылась головой в свои руки. Сквозь туман своих мыслей она слышала, как Тесс объясняет Седжу, а он отвечает ей ругательствами. Рен понимала, что должна говорить, но усталость захлестнула ее. Она сидела в оцепенении, пока ее не прорвало от слов Тесс. "Но она не может уйти. Он все равно узнает".
"Может быть, будет хуже, если она не уйдет", – сказал Седж. "Варго не верит в узоры. Во всяком случае, не в магию. Просто в женщин, которые умеют читать людей и торговать информацией. Так что теперь он думает, что эта Ленская – одна из них. Если она исчезнет в реке, он начнет ее вычерпывать, чтобы найти".
Рен начала смеяться. Это было не смешно – даже близко не смешно, – но выбор был один: смеяться или разрыдаться. "Что самое худшее может случиться? Он узнает, кто я на самом деле? Ну и пусть. Какая разница, чем закончится эта афера; я уже пыталась повеситься в проклятом доме. Хуже, блядь, быть не может".
""Проклят?!" повторили Седж и Тесс, уставившись на нее.
Дрожа, Рен встала, взяла одеяло и пошла к пустому винному погребу, говоря на ходу. "Это сказала Донайя. Траементис прокляты – и я думаю, она имела в виду это буквально. Она винит Летилию". Рен взяла колоду с узорами матери и, спотыкаясь, вернулась в главную кухню, проталкиваясь мимо Тесс и Седжа, которые пытались следить за ее передвижениями.
Она села так близко к огню, как только могла, не рискуя задеть пламя. Я не хочу закончить как мама. Только Иврина сгорела от лихорадки, а не от огня.
Рен уставилась на карты. Они ей понадобятся, если она собирается встретиться с Варго в роли Арензы… Но нет, не за этим она отправилась за ними. Она начала тасовать и снимать.
"Что, по-твоему, ты делаешь?" – спросила Тесс.
Дом Трементис не был человеком. Можно ли смоделировать группу, учреждение? Рен не знала. Но в любом случае это был скорее вопрос, чем общая схема, и не было причин, по которым она не могла бы попробовать путь трех карт, как она сделала это с Леато.
Тесс опустилась на колени и протянула руку, чтобы остановить Рен, прежде чем он начнет действовать. "Ты уверена, что это хорошая идея? Если не спать и все такое – кто знает, что ты найдешь?"
"Варго сказал, что пепел был сделан из ажа", – сказала Рен. "Ажа должна помогать узорщикам". Иногда. Может быть. Конечно, это помогало им чувствовать, что они лучше понимают узор, но Иврина всегда относилась к этому скептически. Впрочем, Иврине не требовалась помощь, чтобы заставить карты говорить с ней.
Седж зарычал. "пепел – это яд кошмаров. Кто скажет, что он не заставит тебя видеть вещи хуже, чем они есть на самом деле?"
Еще один горький смешок. "Я не уверена, что это возможно". Она убрала руку Тесс в сторону и сдала три карты.
Через мгновение она уже была на ногах и бежала через всю кухню, а Седж поймал ее в середине полета. Рен инстинктивно бросилась на него, вырываясь из его хватки. "Нет. Нет. Я отказываюсь – я не буду так с ними поступать".
"Что?" спросил Седж, разводя руки в стороны, чтобы не показать угрозы. "Заколдовать их?"
"Превратить в Ондракью", – прорычала Рен. "В кошмаре мама задала узор – золотое лицо – это я с Трементис. Я властвовала над ними, как Ондракья, превратив их в свои пальцы. Донайя была права, они прокляты. Все разрушения, которым они подверглись, не случайны. Все погибшие, Леато, Джанко, другие их родственники, даже уход Летилии… все это так. И все же проклятие продолжается. Донайя – следующая". Она чувствовала это до мозга костей.
Тесс и Седж обменялись обеспокоенными взглядами. "Рен, – нерешительно сказала Тесс. "Я не сомневаюсь в твоем умении обращаться с картами… но ты еще даже не смотрела на них".
Это заставило ее замереть на месте. Тесс отодвинулась с дороги и показала Рен карты, которые лежали на камнях лицевой стороной вниз.
Рен задрожала с головы до ног. Она не стала их переворачивать. Но она все еще могла видеть их в своем воображении: Маска пепла – текущий момент, Маска ночи – путь, Лик золота – конец. Разрушение, несчастье и гибель.
Она перевернула карты. Все три карты были точно такими, какими она их видела.
"Это чертовски обескураживает", – пробормотал Седж. Затем он пожал плечами, как собака, сбрасывающая воду. "А ведь ты знаешь эти карты. Должно быть, узнала их по рубашке". В этом не было ничего невозможного. Колода Иврины была пропитана и выдерживала износ от использования лучше, чем большинство других – но не идеально.
Глаза Рен горели, она забыла моргнуть. Тесс нерешительно спросила: "Разве это обязательно должно означать что-то плохое? Лицо из золота – это богатство, не так ли? Я знаю, что в твоем кошмаре это было плохо, но здесь это может означать что-то другое. Может быть, они снова разбогатели".
Рен сглотнула автоматическую усмешку, которая появилась на ее губах. Три карты; два возможных толкования для каждой. Маска Пепла – это разрушение, без сомнения. Разве она не видела, как сгорает тело Леато всего несколько часов назад? Но две другие… означают ли они катастрофу и жадность, или же предотвращение катастрофы и возвращение к процветанию?
Должен был найтись способ убедиться, что это именно так. Помочь Трементисам, а не позволить их несчастью разорвать их на части. Но когда Рен собралась собрать карты и задать вопрос, Тесс перехватила ее с чашкой. "О, нет. Ты не притронешься к ним, пока не выспишься. Выпей это, и мы посмотрим, как это на тебя подействует".
Рен отпрянула от чашки, как от гадюки. "Что это такое? Что ты собираешься со мной сделать?"
"Поможет тебе уснуть", – терпеливо сказала Тесс. "Я получила его от врача Варго – он сказал, что ты всю ночь не спала из-за плохих снов. У меня есть для тебя хороший ромашковый чай и лавандовые пакетики в постельном белье. Мы быстро распилим тебе лес, и посмотрим, не почувствуешь ли ты себя лучше утром.
Никакого яда. Зачем Тесс хотела их отравить? Рен выпила лекарство, морщась от вкуса, и приняла все, что Тесс предложила ей после этого.
Но еще до того, как она легла, она поняла, что это не поможет. Злыдни поймали ее. Они убили Леато, но при этом оторвали часть ее самой, и она больше никогда не сможет уснуть.
15
Лицо из стекла
Лягушатник, Нижний берег: Киприлун 20
У Рен было гораздо меньше практики быть Арензой, чем у Ренаты. На следующее утро ей пришлось трижды переделывать макияж, все время ругаясь, прежде чем Седж признал его достаточно хорошим для сдачи экзамена. "Ты уверена, что хочешь это сделать?" – спросил он, когда она наконец закончила.
"Это ты сказал, что он будет более подозрителен, если я не приду", – мрачно ответила она. "Скажи мне, какой у меня есть другой выход?"
Убежать. Но она сказала Донайе, что не станет этого делать, и Седж не стал предлагать. Он просто покопался в кармане и достал маленькую потрепанную жестянку. "Это стащил у Оростина. Должно помочь тебе уснуть на некоторое время".
Она открыла ее и обнаружила внутри нюхательный табак. Рен никогда раньше не пользовалась им, но знала, как это делается: она положила щепотку на тыльную сторону ладони, сильно понюхала – и тут же чихнула несколько раз подряд.
Седж слабо улыбнулся. "Постарайся не чихнуть на Варго".
Он отвел ее в грязный закуток "нитса" в Лисьей Дыре – как раз такое место, где предводитель половины узлов Надежры мог заниматься нелегальной стороной своего бизнеса. К четвертому солнцу даже закоренелые игроки, как правило, зарывали лица в подушки, а не в руки, но помещение было далеко не пустым. Полдюжины мужчин и женщин в униформе Седжа расположились вокруг переднего стола. Судя по тому, как они не оглянулись, когда открылась дверь, их присутствие было отнюдь не случайным.
Окна были затянуты копотью, и в комнате царил вечный мрак. Варго сидел у дальней стены, и его наряд резко контрастировал с дешевой, испачканной вином байкой, покрывавшей столы, и голым, облезлым деревом пола. Казалось, даже здесь он предпочитал одеваться элегантно. Но он забыл о перчатках, и его голые пальцы со скучающим видом постукивали по столу, демонстрируя покрытые шрамами костяшки пальцев.
Он не просто ждал. Напротив него человек в гораздо более дешевом пальто болтал слишком низким голосом, чтобы Аренза могла его разобрать. За левым плечом Варго сидела коренастая, строгая женщина со смуглой кожей исарна, которая была так же насторожена, как и скучающий ее начальник. Заметив появление Седжа, она подтолкнула Варго, который прервал своего собеседника.
"Я услышал достаточно. Пусть Варуни напомнит Уделмо, что я ожидаю от него отчета обо всех доходах от игры в кости, а не только о тех, о которых, по его мнению, я должен знать. Спасибо, что обратил на это мое внимание, Никори".
Пульс Арензы бился как барабан. Никори. Она втянула подбородок, стараясь выглядеть так, будто нервничает из-за встречи с Варго, а не боится, что его лейтенант вспомнит того, кто пытался его обмануть.
В любом случае, она размахивала флагом своей уязвимости, и не было никаких шансов, что Варго не заметит этого – и не воспользуется этим в своих интересах. "Если подумать, Варуни, ты останешься. Седж справится с Уделмо".
Сон помог Седжу скрыть колебания. Половина того, что заставило Рен пойти сюда, заключалась в том, что Седж будет рядом, если что-то пойдет не так. Но если он будет колебаться сейчас, что-то пойдет не так.
Он коснулся внутренней стороны запястья. Это был старый жест, еще с тех времен, когда Ондракья разлучила их: Это был его способ успокоить Рен. " Прихрамывает или прикован к постели?" – спросил он Варго.
"Хромой – пока. Это только первое преступление".
Непринужденный тон не соответствовал серьезности ответа Варго. Седж кивнул и ушел с Никори, а Варго откинулся в кресле и стал изучать Арензу. Искривление его улыбки – все, что ей было нужно, чтобы понять, что этот театр для ее блага. "Вы Ленская?"
Она кивнула, сосредоточившись на своем рте, на своем горле, чтобы правильно произнести слова. Чем более врасценской будет ее речь, тем лучше для маскировки. "В чем дело? Почему ваш муж привел меня сюда?"
"Как я понимаю, вы недавно выложили узор по заказу моего знакомого. Очень интересный узор". Он оперся локтями на стол, прижав к губам скрюченные пальцы. "Альта Рената Виродакс. Вы помните?"
Конечно, помнит; она провела большую часть своей бессонной ночи, размышляя над этим. "Я помню".
Варго наклонил голову. "Не желаете ли быть более откровенной?"
В мягких словах его приглашения прозвучала резкая угроза. Она ответила: "То, что шорса говорит своему клиенту, должно оставаться в тайне, но я покажу тебе. Если вы хотите".
"Желаю. Садитесь. Пожалуйста". Он махнул рукой в сторону кресла, которое освободил Никори. Он протянул руку Варуни, принял форро, который она положила ему на ладонь, и поставил его на стол, где должна была стоять чаша с шорсой. "Это кажется справедливым, даже если чтение не совсем для меня".
Она оставила монету на месте. Варго мог бы счесть это взяткой, но для нее это был подарок ир Энтрелке Недже, и брать его сейчас было бы жадностью. Затем она начала раскладывать карты, не пытаясь показать себя или обмануть. Она даже положила их все на самый верх колоды, чтобы уменьшить вероятность того, что она забудет, что делает на полпути. Лица и маски, просто дайте мне пройти через это.
Она быстро прошла через последний ряд. Когда она выкладывала узор раньше, это было не совсем понятно, и сейчас она не получила никаких новых знаний. Дойдя до последней строки, она замедлила шаг. "Здесь судьба Альты сталкивается с судьбой другой – "Жаворонок на высоте" и "Маска дурака". Они, видите ли, подходят друг другу; говорят, что Эрету Индестору не хватает каких-то знаний, какой-то информации. И я предупреждал Альту, что она как-то в этом замешана. Но больше я ничего не мог сказать".
"Значит, она с самого начала знала, что ему что-то от нее нужно", – пробормотал Варго, изучая Арензу, а не карты.
"Нет!" Отрицание вырвалось из нее, нежданно-негаданно. "Она понятия не имела. Если бы я видела это, неужели ты думаешь, что я не предупредила бы людей? Не попыталась бы остановить это?"
Она пожалела о своем протесте, но возвращать его назад было уже поздно. Глаза Варго сузились. "Я не знаю тебя. Может быть, ты бы это сделала". Может быть, в нем и был оттенок варади, но скептицизм его был присущ любому лигантийцу из Надежрана. "Жаль, что ваша покровительница не делает более прямых предупреждений".
Покровительница? Она не думала, что он имеет в виду Ажерайс или божество судьбы, но если не они, то она не знала, кто.
"Что ждет Альту в будущем?" – спросил он, постучав по последней строчке.
"Не ее. Индестора". Ее пальцы задрожали, когда она перевернула верхнюю линию. "Ты видишь, что семь из девяти карт исходят из прядильной нити. Это означает магию. Две одинаковые означают, что он планирует какие-то решительные действия – но я сомневаюсь, что это была Ночь Ада. Он хочет что-то изменить". Она постучала пальцем по "Крыльям в шелке", затем по "Буре против камня". "Для этого… он высвободит страшную силу".
"Сила обычно подразумевает нуминатрию", – сказал Варго, его взгляд был прикован к чему-то за ее плечом. "Но нуминатрия рациональна, сдержанна…"
Внимание Арензы привлекло мелькнувшее движение. Опустив взгляд, она увидела, что по подлокотнику кресла к ней на колени перебирается фигура из драгоценных камней размером с детскую ладошку.
Часть ее разума подсказала: "Это мастер Пибоди". Остальная часть ее сознания вскрикнула и опрокинула кресло.
Это была инсценировка. Она знала, что это инсценировка. Но в этот момент она почувствовала паучьи лапки на своей коже, вспомнила липкие нити паутины, окутавшей ее в кошмаре. Единственное, что вернуло ее к реальности, – хихиканье людей Варго. Если бы он не держал лицо прямо, ярость, охватившая ее, заставила бы ее броситься на него с ножом.
"А, вот и он. Иди сюда, Пибоди". Варго нырнул под стол. Когда он вылез, на его рукаве сидел паук, а между двумя пальцами была зажата одна из ее карт. "По-моему, вы уронили это".
Поскольку она сделала оригинальный узор из карт своей матери, она взяла колоду с собой. Увидев карту в руках Варго, она еще больше разозлилась. Дрожащими руками она выхватила ее обратно и замерла.
"Смеющийся ворон", – прошептала она. "Связь-Аргентет. Эра Новрус что-то знает".
"Теперь знает". Варго повернулся к молчаливой, настороженной Варуни. "А ты думал, что это пустая трата времени. Похоже, мне придется связаться с кем-то из Дома Новрус".
Варуни фыркнула, на ее каменном лице появилось что-то похожее на выражение. "Я организую место вдали от посторонних глаз".
Варго спрятал паука под воротник и снова повернулся к Арензе. "Спасибо, что поделился этой информацией. Есть ли еще что-нибудь, что мне нужно знать?" Он явно думал, что она специально обронила карту, что все это было уловкой, чтобы передать подсказку.
По крайней мере, я сделала одно хорошее дело. Если у него и были какие-то подозрения, что я похожа на Ренату, то увиденный крик Пибоди должен был убедить его в обратном.
Она надеялась.
Варго прочистил горло, возвращая ее в реальность. Он задал ей какой-то вопрос, но она не могла вспомнить, о чем именно. Ткань ее сознания истончилась до состояния марли. "Нет", – сказала она, надеясь, что это был правильный ответ.
"Тогда я не буду больше тратить ваше время". Варго взял у своего телохранителя еще один форро и положил его рядом с первым. "Спасибо, что пришли, шорса… Как твое имя?"
"Аренза". Потом, слишком поздно: Черт. Надо было соврать.
"Аренза? Аренза Ленская". Он произнес ее имя так, словно чувствовал его вкус. Его взгляд с непринужденной угрозой опустился с ее лица на руки. "Вы, наверное, недавно в городе. Здесь за взятки наказывают так строго, что я редко видел, чтобы у шорсы из Надежрана были целы пальцы. У тебя красивые руки. Ты так не считаешь, Варуни?"
Изарна даже не взглянула на руки Арензы. "Да."
Снова барабаня пальцами, Варго смотрела на Арензу достаточно долго, чтобы ритм засел в ее голове, стал ритмом ботинок, идущих арестовывать ее. Чтобы вырвать ей ногти, сломать кости, нанести клеймо на тыльную сторону ладоней, чтобы клиенты поняли, что она лгунья.
Затем Варго улыбнулся. "Но я бы не допустил, чтобы такое случилось с другом. Вы можете расслабиться, Шорса Аренза. Пока ты не исчезнешь снова, я буду хранить твои секреты".
Ведь она могла быть ему полезна. Что бы он ни думал об Альте Ренате, Аренза Ленская была не более чем инструментом.
"Я понимаю", – сказала она, отвечая как на произнесенное, так и на невысказанное сообщение.
Семь узлов, Нижний берег: Киприлун 20
Если бы у Варго было хоть немного мозгов, которые он проявил в общении с Ренатой, он бы послал кого-нибудь проследить за Арензой после того, как она покинет салон нитса. Поэтому вместо того, чтобы направить свои шаги в сторону Вестбриджа и дома, Рен бесцельно бродила по улицам, пытаясь придумать, куда бы мог пойти настоящий врасценский узорщик.
Куда-нибудь, где можно было бы прилечь. Но об этом не могло быть и речи.
Семь узлов. Не все врасценцы в Надежре жили там, но многие жили, и в их убежищах у нее было бы больше шансов потерять хвост.
Она не сводила глаз с дороги, но уставший и дергающийся разум твердил, что каждый четвертый идет за ней. Некоторые из них замирали, когда она вздрагивала, и это заставляло ее вздрагивать еще сильнее. Узкие улочки Семи Узлов словно сжимались вокруг нее, напоминая ей о клановых животных, охотящихся за ней в темноте, о пауке, опутывающем ее своей паутиной. Она подумала, что это мужчина – неужели из-за Варго? Был ли это инстинкт, предупреждающий ее, или просто ее собственные страхи?
Напряжение витало в воздухе, пока Рен бродила по переулкам. Между плотными карнизами виднелись стаи Дримвиверов, их перья ярко блестели на солнце. Поднявшиеся воды Дежеры принесли косяки крошечных лунных рыбок, которыми питались ловцы снов, а затем сплетали из трав и речных сорняков каплевидные гнезда, от которых и получили свое название. Их присутствие было признаком скорого приближения Велесовых вод. Но кабинет Иридета закрыл Большой амфитеатр, чтобы Танакис мог расследовать, не сыграл ли источник какую-то роль в Адской ночи. Не исключено, что городским врасценцам не разрешат устраивать там свои обычные празднества.
Что же задумал Меттор? Каким-то образом отравить врасценцев, но не тех, кто разделяет их кубки? Или это был чей-то план?
Во сне Рен это была заслуга Ондракьи. Но Ондракья была мертва.
Плотные здания без предупреждения уступили место открытой площади, удивительно большой для Семи Узлов. Она была заполнена людьми в серо-серебристых кирасах – у многих на плечах или бедрах была повязана вышитая ткань рода Коззени. От резкой боли, которую она почувствовала при виде этого, у нее чуть не подкосились колени: У нее не было своей кошенили. Это было доказательством того, что она не настоящая врасценка. А шаль ее матери украли вместе со всем остальным, когда она умерла.
Надежда вернуть ее и привела Рен в ловушку Ондракьи.
Но киралы, конечно, собрались. Их зимик умер, и все члены клана в городе должны были прийти оплакать его в Цапекны – день, названный в честь их кланового животного.
За толпой стояло здание с колоннадой. Рен никогда не была внутри, но узнала это место: это был Лабиринт Семи Узлов. Все ее детские поклонения проходили в лабиринте на Старом острове – крошечном, тесном месте, которое, казалось, пряталось под неодобрительным взглядом Лиганти. Когда она была ребенком, это ее не беспокоило. Но сейчас поход туда вызвал бы лишь воспоминания, которые она не могла вынести.
Здесь она могла бы найти утешение.
Не успела она передумать, как Рен протиснулась сквозь толпу и вошла в открытые ворота лабиринта. Здание представляло собой большую квадратную колоннаду, с каждой колонны свисали два изображения: лицо и соответствующая ему маска – два аспекта того или иного божества. Их рты были открыты, чтобы принять подношения верующих, ищущих благосклонности Лика и милости Маски. Рен кружила по колоннаде, уворачиваясь от других верующих, пытаясь решить, кому же вознести свои молитвы. Их было слишком много – слишком много проклятий в адрес ее самой, Трементиса, всего города.
В порыве отчаяния она принялась опустошать свой кошелек. Ир Энтрельке – для удачи и Ир Недже – для предотвращения зла, Хлай Ослит – для откровений и Гриа Дмивро – для предотвращения безумия. Ан Лагрек – чтобы не быть одиноким, Нем Идалич – чтобы восстановить справедливость, Шен Асарн – чтобы выздороветь, Шен Крызет – чтобы удалить пятно пепла с ее тела. Эль Тмекра – чтобы направить душу Леато, хотя он и не был врасценцем. Она вкладывала монету за монетой в рот за ртом, пока ей не осталось ничего, и некоторые люди на колоннаде уставились на нее.
Рен не обратила на них внимания и повернулась лицом к лабиринту.
Он заполнял внутреннюю часть здания – широкий, открытый небу двор, выложенный камнями высотой по щиколотку и устланный густым ковром травы. Видимо, строители поливали лабиринт, чтобы трава оставалась зеленой и пышной, иначе тропинка была бы вытоптана в грязь бесчисленными ногами прохожих.
Она нашла отверстие в тропинке и глубоко вздохнула, закрыв глаза. На мгновение ее охватило головокружение, но когда оно прошло, она открыла глаза и начала идти.
Это был не лабиринт, как те зеркала, по которым она бегала в башне, – он был создан для того, чтобы сбивать с толку. Лабиринт представлял собой единый путь, петляющий взад-вперед, внутрь и наружу, приближающий поклонника к центру, но отклоняющийся от него на следующем повороте. Ходить по нему было медитативно – не сидячая медитация храма Лиганти, а спокойное, ровное движение по тропинке. Реки.
Когда Рен была ребенком, мать повесила над ее кроватью маленький лабиринт из ниток, чтобы отгонять дурные сны. Хождение по тропинке здесь должно было заманить в ловушку несчастье и дать шанс оставить его позади. Какое именно несчастье попало в ловушку, зависело от того, какому божеству вы сделали подношение. Рен старался оставить все это позади.
Она шла медленными шагами, приспосабливая к ним свое дыхание. Как давно она этого не делала? Много лет, но она не знала, сколько именно. В Ганллехе не было лабиринтов, и Ондракья высмеивала любого Пальца, который отваживался в них зайти. С тех пор как умерла мама, подумала Рен. Она сделала это для Иврины, потому что не могла сделать ничего другого: она не могла позволить себе кремацию в другом месте, кроме массового костра, она не могла станцевать для нее канину, чтобы дать предкам знать, что она умерла, как это сделали киралы, собравшиеся на площади. Врасценцы могли в одиночку совершать подношения, в одиночку ходить по лабиринту, но некоторые части их веры требовали общины, а у нее ее не было.
Она не поднимала головы, пока не достигла круглого пространства в самом центре лабиринта. Она была почти одна: большинство людей в здании собрались у дверей, а с площади за ними доносилась музыка. Танец начался. Все врасценцы в Надежре, принадлежавшие к курецу главы клана, присоединились к нему, топая и хлопая, а остальные члены клана в трауре наблюдали за происходящим.
