Текст книги "Путь. Эльфийские истории. (Тетралогия) (СИ)"

Автор книги: Лола Екшибарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 38 страниц)

   – Куда не кинь, кругом проигравшие. Эйльфлёр свой лес потеряли, Сенвир теперь среди сородичей опасных врагов нажил, а Крамм... он, конечно, ненавидел их всегда крепко, но мореходы из них отменные. Их портом все пользовались. Считай, Светлое море по полгода штормит, только эльфы и ходили по нему зимой. Кто их заменит?

   Ренди несколько раз кивнул не открывая глаз, и попросил Росни:

   – Расскажи, как они погибли. Говорят, ты знаешь.

   Не испытывая перед друзьями той невольной сдержанности, что перед эйльфлёр, Росни просто, без смущения рассказал о проведенном по поручению Геллена расследовании, и собственных невеселых выводах из этой грязной истории. Рэм и Ренди долго молчали, выслушав его. Ренди никогда не скрывал симпатий к погибшему принцу, и самой Элирен, он теперь не скрывал и скорби. Рэм сидел, ни на кого не глядя, задрав голову к темнеющему небу. Ему, после призрачной встречи вроде бы успокоившему душевную боль от потери друга, вновь пришлось бороться с нею. Даже Росни, никогда не питавший теплых чувств ни к кому из эйльфлёр, и всегда раздражавшийся присутствием Элирен, на удивление обоим Охотникам выглядел подавленным.

   Умевший быть удивительно тактичным в определенные моменты, Рэм, в другие минуты умел проявить суровую настойчивость. Понаблюдав за другом, обуреваемым внутренними терзаниями, он без дальних уговоров потребовал:

   – Рассказывай, что тебя гнетет! Не молчи. Тебе легче станет, а мы, ты знаешь, умеем хранить секреты.

   – Нет никаких секретов!.. – буркнул тот, ковыряя прутиком рыхлую землю. – Был я там, где они погибли. Потом уж, после всего.

   Ренди чуть шевельнулся, но промолчал тактично, не добавил неловкости в итак неоднозначную ситуацию. Росни ниже опустил лицо, прячась в воротник куртки, как будто вокруг властвовала не теплая летняя ночь а лютая зимняя стужа. Признался напрямую:

   – Жаль мне их стало, и всё. Ни с того ни с сего, понял – покоя не найду, пока сам не увижу... не знаю, что искал, душа тянула – я и прошел их путем, ну, Эллорна с ней... На месте деревни пепел, выжжено все, подчистую. Я порыскал в округе, в соседней деревушке говорят, что видели пожар. Потом, через пяток дней, местные бегали смотреть – выживших не нашли, только следы остались, до ближайшего тракта. По следам поняли, что мало уцелевших было, еле два-три десятка набралось бы, половина – дети... Вот так. В одиночку, за ночь... Толковый парень этот Геллен!.. умелый.

   Рэм поежился. Ренди еще понаблюдал проницательно, но Росни надолго замолк, и коренастый Охотник отвернулся, возразил высокой траве:

   – А что ты хочешь – его ребята всегда славились! Да и горе помогло, наверное. Знаешь ведь, за него тут многие бы горло перегрызли.

   – Чего ж тогда один выбрался? – зло вскинулся Росни. – Чего их не вытащил?

   Рэм непонимающе покосился на спорщиков. Ренди лежа пожал плечами.

   – А ворг его знает, как оно там было!.. Это ж ты с эльфом секретничал. Вот и спросил бы напрямую!

   – С ним посекретничаешь... – проворчал Росни, сникая, быстро теряя агрессивный настрой.

   Он повздыхал, тоже улегся в высокую траву, и уставился в небо. Заговорил тихо, досадливо кривя тонкие губы:

   – Я думал, что знаю его. Всегда был уверен, что хорошо его понимаю. Теперь вижу – я вообще его не знал! Да и ее тоже. Геллен... будь он неладен со своими откровениями!.. он словно показал мне другого Эллорна и другую Элирен. Понимаете? Наверное, нет. Вы ведь тоже не знали, что это она остановила войну в прошлый раз? И я не знал. Да и вообще, кроме эйльфлёр, и самой девушки кто знал? Она болтала всякие глупости, а главным так ни с кем и не поделилась. Мож, стеснялась, или стыдилась... жаловаться не хотела... А мы не спросили.

   Он помолчал, вспоминая отразившийся в глазах Геллена слепящий гнев, когда он выкрикнул в лицо Охотнику свои упреки. Выкрикнул тихим, размеренным голосом. С интонациями, которые Росни привык слышать у другого эльфа.

   – Я не удивлен, – заявил Ренди. – мне она всегда нравилась. Решительная, смелая, чуткая... чего стоит одна эта история с кулоном!.. Да ладно, про нее все знают. Гномы сами рассказывали направо и налево. Открыто противостать Эллорну... ну-ну, кто из нас на это решался? Мне таковые смельчаки что-то не припоминаются! Я всегда восхищался ее умением настоять на своем.

   Росни в свой черед пожал плечами.

   – А я – нет. Мне она не нравилась никогда. Плаксивая, эгоистичная неумеха. Я и не подозревал, что она способна на поступок, а тем более – на такой. Что там этот кулон, ну, покапризничала, подумаешь! Да Эллорн сам ей в рот заглядывал, каждую прихоть исполнял. Это я так думал, понимаешь? В этом все и дело, Ренди, ты никогда не был к ним несправедлив! А я, похоже, был.

   Рэм опять посмотрел на Ренди сложным взглядом, и все-таки признался сковано:

   – Давно хотел тебя спросить, как-то случая не выпадало... да и сам он, я знаю, сплетен не любил... но теперь-то, наверное, можно уже. Что у него с гномами на Гартранде вышло?

   Росни заинтересованно приподнял голову. Ренди усмехнулся.

   – Наверное, теперь можно. – легко согласился с Рэмом. – Да и раньше он не запрещал. Про что рассказать, про то, как через горы шли, или как его гномы из-под лавины откопали?

   – Про все рассказывай! – потребовал Росни, и снова сел.

   Ренди нехотя повернулся в траве, посмотрел на друзей: один задумчив, второй мрачен, оба полны нетерпения...

   – Наверное, тогда вообще сначала надо. – заговорил Охотник медленно, воскрешая в памяти картины непростых дней. – А началось все еще в Зачаровне. Попался я ему под руку в Мерцающих Дворцах. Только уходить собирался, тут подходит Эллорн, и просит найти Ренни. Мол, она на Тронг-Нльи, где-то между Севером и Югом, и нужна ему срочно, просто позарез! Мы мало с ним были тогда знакомы, да и относился я к нему до тех дней с недоверием, честно признаюсь. Я отказался наотрез, а он... короче, уговорил.

   Ренди хмыкнул, замолчал надолго, погрузившись в воспоминания.

   – Да уж, уговаривать он всегда умел. А когда за ней гонялся, вообще на все шел!.. – вдруг съехидничал Росни, два других Охотника удивленно глянули, Росни со злым смущением потупился, спрятал вспыхнувший взгляд.

   – Я нашел ее. – просто продолжил рассказ Ренди. – Нашел, забрал, и привез на встречу. Тут его ребятки из Запретного леса появились, говорят: война! – ну, и завертелось...

   Ренди кратко, опуская мелкие лирические подробности рассказал о рискованном переходе через Гартранд, о случайной встрече с гномом Баннедом, про которую сам Охотник узнал со слов Ронса, и благожелательном отношении гномов к идее вмешательства эйльфлёр в военный конфликт смертных. Многое из рассказанного Охотники и сами уже знали, краткие отрывки невероятной истории сразу стали достоянием гласности. Но во всей полноте картина невозможных по самой сути отношений горного племени с ненавистным для них принцем эйльфлёр развернулась перед обоими друзьями впервые.

   – То-то мне подозрительно показалось, как легко Кринд согласился помочь против Серых!.. – с пониманием протянул Росни, выслушав друга. – Все хорохорился, кричал, что они мол, покажут "всяким там зазнайкам", что есть настоящая храбрость!.. Я еще посмеялся про себя. А он просто перед Эллорном выставлялся!..

   Росни рассмеялся, и снова лег в траву. Ренди тихо вздыхал, разбуженная память усилила скорбь.

   – А потом... потом, сразу, после войны, я опять там оказался. Гномы позвали, говорят – у них эльф умерший. То есть не убитый, а умерший – представляете? Ага. Вот и я также обалдел. Ну, примчался, благо, что неподалеку был. Они хитрые, сразу мне имени-то не назвали!.. Тоже, поди, опасались, что откажусь, как узнаю. Еще бы, Эллорн – это Эллорн, там такое могло подняться, если бы он действительно умер!.. Кто бы гномам поверил, что не они его замучили?.. Вот то-то. Меня озолотить обещали, только бы я не ушел, их не бросил... Короче, прибегаю – он полумертвый, или даже хуже: весь переломанный, в беспамятстве, в горячке... долго они бились, пока его к жизни возвращали. Мы там, почитай, до самой весны проторчали. А я все голову ломал, зачем они его вообще из завала вытаскивали?! Это ж не кто-нибудь, а сам Белый убийца – да от одного его имени гномы в бешенство впадали, а тут!.. Перед самым нашим уходом пришел Баннед, отдал кулон – ну, и стало все по местам: и зачем они эльфа выхаживали, и почему сразу не добили, как только в снегу увидели...

   – Росни, расскажи, о чем с тобой откровенничал Геллен. – решился Рэм. – Пожалуйста, про Элирен и войну. Раз он говорил с тобой, значит, об этом можно говорить вслух. Видимо, и я не знал их так хорошо, как мне казалось.

   *

   Вартак проснулся среди ночи, словно его в бок кто-то толкнул. Проснулся, и первые мгновения недоуменно рассматривал деревянный потолок, подкрашенный легкими отблесками очага, прежде чем вспомнил, где он, и как он тут оказался. Стараясь не шуметь, гном встал с постели, и осторожно выбрался наружу, под неумолчный шепот древних деревьев. Остановился за порогом, не решаясь идти дальше, и вообще не понимая, зачем он ушел из домика.

   Здесь, в укрытых от нескромных глаз вековыми дубравами Пустых Полянах, среди высоких холмов, в доме эльфа Маррира, ему было не то, что неуютно – ему было жутковато. И ничего со своими постоянно потеющими ладонями бывалый проходчик не мог поделать, поскольку все вокруг, куда не кинь взгляд, имело вид загадочный и не мирный.

   Пустые Поляны получили свое прозвище за слишком низкий травный покров. Обычно тучные луга Зачаровня здесь, у самой северной границы, сменялись голыми пустошами. Дубовые рощи красивы, если смотреть на них изредка, или со стороны. Но проживать под плотным лиственным покровом, не пропускающим ни луча солнца, ни свежего ветра круглый год, наверное, не слишком весело. Гном не знал, как бы он тут выдержал год. Он пришел сюда на исходе лета, но уже чувствовал, насколько давит на него непроницаемая сплошная зеленая крона.

   – Странно, – отозвался Маррир рядом, и Вартак вздрогнул. Он совсем не заметил эльфа, сидящего на низкой скамеечке под самой стеной. – Странно, что тебя давят деревья. Разве горные штольни просторнее?

   Гном нерешительно потоптался, раздираемый желанием уйти поскорее назад, и опаской перед Марриром, который и впрямь оказался очень требовательным в работе и довольно суровым в повседневном обхождении. Если он задавал вопрос, отвечать было обязательно.

   – Горы мне привычны. – наконец выдавил из себя гном. – Они другие, родные мне. Их я как бы чувствую, что ли...

   Эльф понимающе посочувствовал:

   – Опять сны?..

   С самого первого дня в Зачаровне гнома часто мучили ночные кошмары. Он не решался рассказывать о них, стесняясь собственной нервозности, но чуткий эльф все понял, и каждый вечер стал приносить травные отвары. Вартак перестал просыпаться в холодном поту.

   – Мне почудилось, что кто-то плакал. Женщина. Очень горько. Наверное, это ветер.

   – Наверное. – спокойно согласился Маррир, и разрешил: – Иди отдыхать, Вартак. Возможно, эта ночь – последняя, в которую мы сможем отоспаться. Нас ждет много работы.

   Когда гном скрылся в небольшом домке, пристроенном к кузнице, и имеющим с нею общую стену, эльф вновь достал из складок плаща продолговатый ящичек, открыл, легко касаясь холодных поверхностей. В ящичке лежала стальная полоса, заготовка под длинный кинжал либо очень короткий меч. Даже в плотной тьме осенней ночи лезвие ненавязчиво отблеснуло идеальной синевой. Эльф слегка пристукнул пальцем по острию, клинок отозвался нежным звоном, печальным, очень тихим.

   Засыпающему гному вновь почудилось, что где-то рядом плачет женщина.

   Маррир слушал ночь, и собственные сомнения. Нынче было новолуние. Не так давно, в похожее новолуние вновь открылись Врата, и эйльфлёр услышали голос, позвавший их, громко и радостно: "приходите, Врата открыты! Приходите все!". Он тоже слышал его, прозвучавший в мыслях, позвавший из-за Края жизни. И почти сразу Врата закрылись, раньше, чем многие сумели определиться с выбором, точно так же, как это случилось и в первый раз. Вечность не терпит сомнений.

   Нынешняя ночь чем-то напомнила ему ту, предыдущую. Может быть, некоторое влияние на общий настрой чуткого к изменениям в окружающем мире эльфа оказали дневные гости, появившиеся перед рассветом, и покинувшие его усадьбу после полудня.

   Когда накануне в ночи прозвучал зов, Маррир не удивился. Он давно ждал его, он был уверен, что рано или поздно, Эманель сам приедет, раз уж Маррир наотрез отказывался последнее время посещать Мерцающие дворцы. Несколько раз проезжающий мимо патруль привозил ему приглашение – каждый раз он твердо говорил "нет", ссылаясь на занятость. Конечно, если бы патрульные привезли приказ – Маррир явился бы без обсуждений, но Эманель не приказывал. Он приглашал – от приглашения можно отказаться, даже если это приглашение короля. Эльф действительно был очень занят, его работа требовала постоянного нахождения здесь, дома, рядом с кузницей, в которой вот-вот ожидалось рождение тайны. Маррир знал, что Эманель понимает. Мастер всегда поймет другого Мастера.

   Вчера Эманель приезжал сам. Его сопровождали два десятка эйльфлёр, возвращающиеся с двухмесячного дежурства пограничники с северо-восточных застав. Скромная усадьба, на удивление приезжих, легко вместила всех, и не только вместила, но еще и дала возможность отдохнуть несколько часов: одноэтажный каменный дом состоял из множества комнат, не столь обширных и вычурных как залы в Мерцающих дворцах, но удивительно уютных в своем аскетизме. Эйльфлёр, всегда высоко ценившие возможность уединиться, с радостью приняли приглашение, и после завтрака без стеснения разошлись по комнатам.

   Эманель тепло приветствовал Маррира. Когда немногочисленная свита была размещена в гостеприимном доме, и хорошенько накормлена, он, не скрывая озабоченности, попросил уделить время для разговора наедине. Маррир увел короля во двор, под навес с покатыми склонами у ворот кузницы. Мелкая морось дождя не долетала сюда, они удобно уселись на высоких деревянных стульях, по обе стороны широкого длинного стола. Эманель с интересом рассматривал внутренний двор, последний раз он был здесь довольно давно, и с тех пор кое-что изменилось.

   – Да, раньше тут было не так просторно. – согласился Маррир, и указал рукой в направлении дальнего угла: – Теперь конюшня там, дальше, ее внутренние ворота выходят сразу на выгон, а внешние – к выезду на дорогу. Ну, и дубы несколько выросли с тех пор, как ты был у меня последний раз.

   Эманель невольно улыбнулся. Прислушался к ясно различимой возне в кузнице.

   – Его зовут Вартак, я нашел его на Самоцветной горе. Если желаешь, я отошлю его на время твоего пребывания.

   – Я... знаю. – с некоторой заминкой ответил Эманель, покусывая губы.

   Нет, присутствие гнома совершенно никак не волновало его, как не волновало присутствие во дворе двух огромных волкодавов; и собаки и гном сами по себе не представляли угрозы. Маррир, чувствующий настрой собрата, терпеливо ждал, когда тот объяснится. Эманель молчал.

   Из ворот кузницы вышел кряжистый гном, не замечая сидящих под навесом эльфов, легко потащил огромные ведра – даже не ведра, а скорее, бочки, ростом чуть ниже самого гнома, – вдоль невысокой изгороди проч. Эманель с интересом проследил за ним взглядом.

   Вылив грязную, полную копоти и масляных ошметков воду в неглубокий ров, гном протер бочки чистым песком, и потащил их дальше, к роднику. Король продолжал наблюдать за ним со смешанным выражением удивления и несогласия. Добродушно-невозмутимый Маррир молчал, никак не отражаясь даже в ментале.

   Родник затекал в выложенный камнем крохотный пруд, гном, покрякивая, споро начерпал из него воды большим ковшом, подхватил бочки, и поволок их обратно. Только тут он увидел эльфов.

   Если Эманель ожидал паники, или крайнего смущения, или другого выражения испуга, то он ожидал напрасно. Гном приостановился лишь на несколько мгновений, и продолжил свой путь дальше. Унес бочки внутрь, слышно было, как он аккуратно переливает воду в кузнечную емкость, как гремит пустыми бочками, задвигая их в угол, на место. Маррир негромко позвал: "Вартак!" – и гном сразу вышел к ним. Шагнул под навес, останавливаясь на предельно возможном расстоянии поодаль, степенно поклонился королю Эманелю. Тот в ответ кивнул приветственно, смешливо поблескивая глазами.

   – Вартак, принеси нам молока и что там осталось на кухне! – попросил Маррир, гном ответил: "да, господин!", и ушел.

   Эманель вновь закусил губы. Его обычно ясные, чистые в своей открытости глаза потемнели, отразив внутренний протест.

   – Каждый занимает свое место в этом мире. – спокойно напомнил Маррир, король, уже не улыбаясь, вскинулся насторожено. – Ты. Я. Он. И каждый из нас выбрал свое место добровольно. В моем доме никогда не было невольников, если ты забыл. Все приходящие сюда сами пожелали своей судьбы. Возможно, многое здесь кажется тебе неправильным – ты не первый, кому тут не по душе. Но правила таковы, и их приходится соблюдать. Мне – в том числе. Возможно, вначале своей жизни, и я не понимал необходимости их исполнения. Однако жизнь сама расставила все по местам.

   – Прости меня! – искренне попросил Эманель. – Прости, что осудил поспешно! Я слишком далек от твоего мастерства, мне не понять его законы. Мне не следовало думать о тебе плохо.

   – Тебе не за что извиняться. – мягко уверил Маррир. – Да и я говорил не в упрек. Возможно, именно различность нашего призвания и не дает нам понять друг друга в полной мере. Но я всегда уважал тебя, король Эманель, и ни разу не усомнился в твоем праве быть первым. Ты достойнейший из нас. Потому я и говорю с тобой открыто, я надеюсь, ты поймешь, что не дерзость заставляет меня читать поучения.

   Эманель смутился. Вернулся гном, притащив огромный поднос, накрытый выпуклой серебряной крышкой. Он осторожно примостил его на край стола, снял крышку, и эльфы ощутили вкусный аромат горячей пищи: весь поднос был уставлен плошками и кастрюльками. Гном составил их аккуратно на стол, посредине водрузил пузатый кувшин, прикрытый куском легкой белой ткани, и два больших кубка на низких ножках.

   – Я еще нужен, господин? – спросил Маррира, тот скупо качнул головой: "нет, ступай!", и гном сразу ушел назад, в кузницу.

   – За хлопотами о других ты почти ничего не ел. – пожурил Маррир, наливая в кубки молоко, раскладывая по тарелкам принесенное гномом угощение. – А впереди дальний путь. Окажи мне честь, раздели со мною скудный завтрак! Заодно и поговорим.

   – Мои рассуждения не стоят и половины твоего гостеприимства, мы закончим еще на первом глотке. Что ж, я постараюсь растянуть скудные мысли хотя бы до середины. – пообещал Эманель шутливо, и Маррир рассмеялся.

   – Ты – великий король. – признал легко, салютуя кубком. – Последнее слово за тобой по праву.

   – Нет у меня его, этого слова, – сразу, вдруг переходя от затаенной улыбки к серьезной открытости признался Эманель. – Одни сомнения. Как заставить решиться желающих возвращения, если они не могут отступиться от обязательств перед остающимися? Как обеспечить безопасность для тех, кто пойдет через Долину поющей воды? Как... как открыть фреску?

   На последнем вопросе он споткнулся, и Маррир чуть повернулся, вслушиваясь в произнесенное, и не произнесенное.

   – Ты молчишь, но я чувствую, ты знаешь нечто, что я упускаю. – спустя несколько минут вновь заговорил Эманель. – Прости, если моя настойчивость покажется тебе чрезмерной!.. но времена таковы, что иногда приходится быть невежливым. Я не могу приказывать тебе в твоем доме, да и вообще, я... я всегда чувствовал неловкость, если приходилось на тебя давить!.. – признался эльф смущенно, закончил горячо: – Прошу, друг, дай мне нужное добровольно!

   – Я в твоем распоряжении, как и все, что принадлежит мне. – просто ответил Маррир, пододвигая королю очередную тарелку. – Я только хотел, чтобы ты подкрепил силы. Важные дела лучше делать, не падая с ног от голода. Меня и до тебя многие упрекали в высокомерии, и, видимо, отчасти они были все-таки правы. Придется наблюдать за собою строже!.. ну вот, ты вновь улыбаешься, я чувствую. Это хорошо, потому что тревога, что хлещет из твоих мыслей, слишком мешает мне сосредоточиться, а тебе – поесть. Так мы и к вечеру не закончим!

   Эманель, не выдержав, рассмеялся: громко, открыто, очень искренне. Маррир светло улыбнулся.

   – Мы все постоянно забываем, – отсмеявшись, проговорил король с восхищением. – Постоянно забываем, что ты старше нас. Первым был Сейлин, потом Бринон, потом ты. Потом уже Дарен, Веннен, Лирриль, Вестель, Аллурен, Ниаль, и я.

   – А самым младшим из выживших был Эллорн. – спокойно закончил Маррир. – А помнишь, как они уходили? Сначала погиб Аллурен, потом Ниаль, Вестель, Веннен. Ушли сквозь Врата Сейлин, Дарен, Лирриль, и отец. Вот уже нет Эллорна... Нас оставалось очень мало из тех, что знали оба мира. А теперь нас всего двое.

   Маррир умолк, Эманель смотрел в стол, но не видел ничего перед собой. Вдруг вспомнившиеся друзья встали рядом, как живые. Казалось, вот-вот они присядут за стол, рассмеются, и разделят общий завтрак. Маррир вздохнул, спросил напрямую:

   – Ты думаешь, фреска не пропустит желающих теперь, когда Элирен больше нет в этом мире?

   Эманель согласно кивнул, открылся мысленно, уже не пряча тревоги. Маррир отозвался, осторожно трогая его разум. "Мы, старшие, хорошо помним, как закрылась картина после гибели Иринон. – думал король, и горечь его раздумий отражалась даже ментально. – А сейчас все повторяется. Когда Геллен принес известие об их смерти, я отчетливо понял, что и сам знал, чувствовал, как закрываются Врата, только не понимал причину внезапной душевной боли. Мы тогда оправлялись от нападения, оплакивали погибших... я подумал, дело в этом. Только спустя время я узнал, отчего на самом деле так резко затосковала моя душа. Я с трудом преодолел эту боль, я заставил себя очерстветь. Зачаровень нуждался в нас, наши дети нуждались. Для долгих терзаний не оставалось времени. И я почти смирился со своей долей. Убедил себя в безвозвратности, запретил помнить о родине даже во снах. А теперь приходят Охотники, и говорят, что они зовут нас, ждут там, у Врат, и просят поторопиться. Ты вот говоришь: слово по праву мое, а если у меня одни вопросы? Я уже несколько месяцев ищу ответы, и никак не нахожу. Вместо них я нахожу тоску в глазах детей, томительные и тягостные сомнения – вот, что я нахожу! В прошлый раз я не удосужился заглянуть им в глаза, и моя оплошность едва не стоила нашим детям вечности. Прости за многословие, но я больше не в силах один нести эту ношу!.."

   – Ты не один. – убежденно возразил Маррир. – Ты просто еще не оглядывался вокруг. Попробуй разделить свою ношу на тех, кого посчитаешь достойными такой чести.

   Эманель серьезно вгляделся в собеседника.

   – Тогда ты первый. – заявил уверенно; от силы, прозвучавшей в простых словах, Маррир вздрогнул. – Я привык доверять твоим суждениям, и ценю советы – к сожалению, ты даешь их слишком редко. Мне не приходилось жалеть, когда следовал им. Благодарю, что протянул руку помощи, я с радостью принимаю ее. Помоги мне, Старший, помоги мне понять!...

   ...Где-то у самой ограды жалобно прокричала рысь, заворчал и ушел во тьму один из дворовых псов. Второй, незаметно подкравшись, улегся у ног хозяина, настороженно оберегая его покой. Маррир ласково потрепал пса по загривку, вновь возвращаясь мыслями ко вчерашнему дню.

   Когда он привел Эманеля в маленькую граверную в глубине двора, то сдержано попросил: "Не суди строго, работа далека от завершения! Не хотел показывать ее по частям, я сам пока в сомнениях, правильно ли уловил смысл. Да и как еще удастся воплотить задуманное, не берусь предугадать", и показал не склепанные половинки под длинный кинжал. Король восхищенно выдохнул: "ух ты!", Маррир, давно привыкший к похвалам, все-таки почувствовал себя польщенным. Выполненные из легкого серебряного сплава, ножны отражали любой, самый слабый свет. Даже не притрагиваясь к ним, и не шевелясь, казалось, что вокруг ножен сам по себе движется блик, обвивая их лентой.

   – Я сделал их, когда Эллорн привел ее в Розовой дворец. Не скрою, я искал встречи, меня интересовала новая Иринон. Точнее, сначала заинтересовали страсти, разгоревшиеся вокруг ее появления – Эллорн не впервые забавлялся, причин для беспокойства я не улавливал. И знаешь, малышка меня озадачила!.. Она как чистое зеркало, ловила тончайшие лучики в самой глубокой тьме. Даже в скрытой многолетним мраком душе она отразила проблеск надежды... Но ножны – лишь внешнее, то, что было доступно взгляду любого стороннего. Они не более чем оболочка. Главным задуман кинжал, для него я долго искал нужный материал. За ним ездил летом к Самоцветной. Твое позволение упростило поиск руды, благодарю за доверие.

   Эманель, с интересом рассматривая убранство граверной, слегка пожал плечами.

   – Если не доверять тебе, тогда я не знаю, кому доверять. – ответил спокойно. – Однако я вижу тут не только твою руку. Вот не знал, что у тебя вновь ученик! Кто он?

   – Младшие дети Нейэля, Амиэнь и Далир, близнецы. Возможно, ты их никогда не видел, они очень юные и мало интересуются внешним. Собственно, они не совсем ученики, они просто тут живут. В прошлое вторжение я подобрал их на одной из разоренных западных ферм, и увез к себе, пока все не успокоится. Но потом выяснилось, что из семьи никто не выжил, а уходить во Дворцы к Флоран они отказались. Им тут понравилось.

   Эманель удивленно приподнял брови, но не стал расспрашивать, пошел вдоль столов, рассматривая разнообразные заготовки и кое-какие почти готовые вещицы, лежащие на них в строгом порядке. Маррир, ровно-доброжелательный, вновь замолк, закрылся наглухо.

   Стены небольшой комнаты были завешаны тонкими бычьими шкурами хорошей выделки. В двух местах шкуры висели в несколько слоев, перекрывая одна другую. И все они были покрыты тонкими, удивительно изящными рисунками. Вопреки логики, рисунки не были схемами или набросками каких-то изделий, они были красочными пейзажами. В основном художник рисовал окрестности усадьбы, Эманель полюбовался на прекрасно выполненные картины легко узнаваемых окрестностей, но несколько работ немало удивили короля: на них высокие, нездешние деревья подпирали кронами изумрудное небо в малиновом закате, серебряные листья, словно капли слез, отливали всеми цветами радуги, отражая последние солнечные лучи.

   Не может быть, потрясенно подумал эйльфлёр. Не может этого быть, дети не могут помнить того, что никогда не видели!.. Даже я сам уже не помню всех подробностей так ясно, я действительно забыл, как прекрасны были закаты...

   "Далир очень восприимчив к цвету. – отозвался Маррир, почувствовавший удивление Эманеля. – Я показал ему некоторые свои воспоминания, и он воплотил их в красках. Сам видишь, что получилось. Я часто смотрю на картины его глазами – мне нравится. Я потому и сказал, что они не ученики, у них иные способности. Далекие от работы с металлом, надо признать. Мальчик может стать хорошим художником, если найдет себе достойного наставника. А его сестра прекрасно ладит с любым зверьем, которого тут более, чем достаточно. Она давно превзошла мои скромные способности к звероводству. Собственно, теперь уже я ее ученик в конюшне и загоне. Все животные усадьбы, и окрестная дикая живность давно ее верные добровольные подданные!"

   Эманель улыбнулся образному описанию неизвестной ему девочки. "Но ты приобщаешь их к металлу. – король покрутил в пальцах красивую золотую булавку в виде изящно изогнутой лилии. Видимо, в центре предполагалось разместить драгоценный камень, но пока гнездо пустовало. – Значит, некоторые задатки ты все-таки в них видишь?" – "Довольно скромные. – откровенно признался Маррир. – Им никогда не достичь каких-либо высот в моем призвании, и они об этом знают. Но мне необходимы помощники, сам понимаешь, некоторые особенности моего существования требуют дополнительной пары сильных рук, и... хотя бы одной пары зорких глаз. Так что мы стараемся сосуществовать, не мешая друг другу. Когда мне необходимы помощники, они с удовольствием помогают мне, когда я могу быть полезен им – они не стесняются" – "А где они сейчас?" – "Ушли к меловым холмам. Вернутся только завтра. Мы ведь не ждали гостей".

   Эманель вздохнул, с заметным усилием отрываясь от зацепившей его картины, и вновь посмотрел на не склепанные ножны. Значит, вот зачем гном. Гном стал руками и глазами. Ты, как всегда, выбрал наиболее подходящий инструмент?.. Маррир улыбнулся: "Да. Особый инструмент для особой работы, надежный, беспристрастный и не заинтересованный. Он не знает, для чего он мне, но усердно старается. Мне этого довольно. Взамен он получает желаемое: знания, которые никогда не обрел бы нигде и ни с кем иным. Когда все закончится, он не останется внакладе".

   – Когда Росни позволил взглянуть на нее в его памяти, одна деталь привлекла внимание: жемчужный кулон все еще у нее на шее. Тебя удивляет? Я тоже не в первую минуту понял, что он может значить для нас. Но когда я остался один, и вновь вернулся мыслями к его видению, меня пронзило понимание: если она даже за Краем жизни сохранила призрачную тень безделицы, подаренной Эллорном и сделанную мной – значит, жемчужина важна для нее. Через эту жемчужину Элирен дотянулась до нас первый раз, когда отправила зов. Кулон послужил ей нашим образом, она говорила о нем, как о двери, распахнувшийся напрямую в наши сердца – почему нам не попытаться дотянуться до самой Элирен через ее образ?

   – Ножны?.. – изумленно понял Эманель.

   – Да, но не только. Ее мелодия еще звучит в моем сердце, моем уме, моей памяти. Мелодия, которую слышал почему-то только я. Ну, еще Эллорн, наверное. Возможно, мы так остро чувствовали ее, потому что любили их: я – первую Иринон, он – эту?..

   Его голос сорвался, и Эманель зажмурился от обрушившегося на него шквала образов, враз выплеснувшихся из ментала, и затопивших его мозг. Постепенно накал схлынул, Маррир усилием воли закрыл разум, освободил мозг короля. Когда ошеломленный Эманель пришел в себя, Маррир был прежним. Его лицо отражало мало эмоций, обрамленное черными, с легкой проседью волосами оно выглядело бледным, невозмутимым, и немного надменным. Обычным.

   – За хлопотами последних лет я сам стал забывать, кто выложил фреску в пещере. – вздохнул Маррир, и Эманель выпрямился, впитывая интуитивное понимание, еще слабое и не сформировавшееся, но уж вполне обнадеживающее. – Моя первая работа в этом мире, и последняя работа, которую я видел своими глазами. Возможно, пришло время мне вернуться к ней.