Текст книги "Путь. Эльфийские истории. (Тетралогия) (СИ)"

Автор книги: Лола Екшибарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц)

   Перестук копыт множества лошадей по тракту ближе к полудню не удивил никого, разве что ворон. Прислушиваясь к его нарастающему рокоту, сама вышла навстречу. Рэм проводил меня взглядом, вселившим непонятную уверенность: все закончится хорошо.

   Их было около двух десятков, эльфов в надвинутых по самые подбородки капюшонах, на утомленных лошадях. Промчались рядом потоком, только ветер тронул мои волосы. Зазвучали приветливые голоса, полилась песней речь, Рэм поднялся навстречу, с радостной улыбкой встречая друзей. А я осталась на дороге, в странной уверенности, что неожиданности еще не кончены.

   Эльф в плаще темно-зеленого цвета на вороном коне, не останавливаясь, проскакал мимо. Одно предельно точное движение – и я уже у него в седле, прижатая сильными, теплыми, такими знакомыми руками. Не надо было оборачиваться, что бы понять, кто стоит за импровизированным похищением.

   "Этого не может быть, – успокоила себя, прикрывая глаза. – Мне снится сон. Пусть".

   "О, нет. Я не сон, и надеюсь, еще не скоро стану им!" – резонно возразил он, и знакомый насмешливый холодок, затронувший отмершие, как считала, струны, вновь сложился в мелодию, имя которой я опасалась называть даже мысленно. "Он погиб. Рэм рассказал мне, как он погиб!" – "Нечто похожее я слышал и про тебя! Охотник лишь передал чужие слова". – "Эльфы солгали?" – "Как ты смеешь подозревать эйльфлёр в обмане, женщина?!"

   Вот тут я окончательно поверила в реальность происходящего.

   – Ты... – прошептала, открывая глаза. Мы остановились на просторной поляне, он бережно снял меня с седла, отпуская коня попастись на скудных замерзших травах.

   – Я знаю, что ты ранена, Охотник рассказал о покушении. – заботливо укутывая в свой плащ, предупредил Эллорн попытку вырваться. – Не спорь! Вот, теперь мы в равном положении: за мной не маячат Дворцы, за тобой – Предназначение. Всего лишь два путника на зимнем тракте. Давай попробуем объясниться снова.

   "Если бы могла, я отдала бы тебе свою жизнь. – не успев взять себя в руки, призналась, разглядывая желанное до боли прекрасное лицо. – Но меня не спросили, Эллорн. У нас разные дороги, мой господин, зачем смущаешь мой покой?"

   – Я пришел забрать тебя. – предельно честно объяснил он. – Сразу не следовало тебя отпускать.

   Рэм, умный Рэм, зачем же ты всегда прав! Больше я не пытаясь отстраниться. Как же я не хотела, чтобы ты был прав!..

   Внимательный взгляд достал до дна души. Я не сопротивлялась. Пусть увидит. Пусть убедит меня, как это умеют эльфы, что все совсем не так, как я понимаю.

   – Охотник прав. – абсолютно спокойно согласился Эллорн. – Конечно, прав, потому что знает о различиях между нами не понаслышке. Ты и сама понимаешь, не во внешности дело, и даже не в долгожительстве. И что в том, что мы – неравные, почему тебя это останавливает? Оглядись, Элирен! Что ты видишь: Дворцы эйльфлёр? Башни ваших городов? Лес! Только лес кругом! И мы – вдвоем, настолько, сколько сами того пожелаем.

   – И кто выше? – поинтересовалась, замирая от резкой боли слева.

   – По росту?..

   Я не поддержала легкой улыбки, и он нахмурился.

   "Элирен, я не понимаю. Мы оба живы, мы вновь вместе, что же не так?" – "Кто из нас выше, эльф?" – "Перестань говорить глупости! Никто не выше, никто. Ты – человек, я – эйльфлёр, и все, ничего больше".

   – Эллорн, – выравнивая дыхание, не заметила, как перешла на шепот. – Не пытайся меня запутать. Ты не сказал "мы разные", ты согласился с неравенством. В любом неравенстве кто-то к кому-то нисходит. Кто кого осчастливил в нашем случае?

   – Чего ты добиваешься, не понимаю! – Эллорн и не думал понижать голос, я расценила это как признак крайнего раздражения. Никогда раньше он не пренебрегал хотя бы видимостью вежливости. – Я рад видеть тебя живой, но не хотел бы превращать нашу встречу в еще один бесплодный спор. Мы те, кто мы есть. Ты это хотела услышать?

   – Постарайся меня понять, – я пыталась вернуть себе спокойствие. Или хотя бы унять слишком громкий стук сердца. – Постарайся услышать!

   В волнении я все-таки вывернулась из его объятий, а он не очень-то и удерживал. Он присел на бревно, сложил сжатые в кулаки руки на коленях, и приготовился слушать внимательно. Нарочитая показательность его жеста действовала на нервы, раздражаться начала уже я.

   – Ты знаешь, насколько много ты для меня значишь. Это если пользоваться вашими, весьма сдержанными выражениями. Так уж получилось, я не смогла скрыть своего... отношения к тебе, и теперь поздно отнекиваться. Надеюсь, ты понимаешь, что если бы все заключалось только в моей ущемленной гордости, я бы справилась. Но дело не в этом, ты же понимаешь?.. Понимаешь ведь, да?

   – Нет, – хладнокровно возразил эльф. – Не понимаю, но слушаю внимательно. И не слышу ничего разумного, ничего конкретного. Возможно, все немного перепуталось с последней нашей встречи, но я готов повторить снова: пойдем со мной, Элирен. Ты будешь счастлива во Дворцах. Там не возникнет и сотой части тех проблем, что свалятся на тебя здесь, среди людей. Там тебе будет лучше, и знаешь почему? Потому что ты не принадлежишь этому миру, по крайней мере, не принадлежишь миру смертных. Среди эйльфлёр ты станешь тем, кем должно тебе быть – избранной! Возможно, все случится не сразу, возможно, пройдут годы. Но в наших силах продлить твою жизнь, продлить достаточно для совершенствования. Я помогу тебе, мы все поможем, и ты поймешь, насколько высоко можешь ты подняться!

   О!.. Ну вот, собственно. Пришлось спрятать глаза и мысли, погасить любые душевные всплески. Спросила ровно и прямо:

   – Подняться до тебя, мой принц? Или пасть ниже себя?

   – Это значит – "нет"?

   – Нет, Эллорн. Очень рада видеть тебя живым. Надеюсь, и впредь удача будет с тобой.

   Потом мы долго молчали, каждый о своем. Когда стемнело, мы вернулись в лагерь, и приняли на себя должную порцию понимающих взглядов и спрятанных усмешек. Нас заботливо покормили, поинтересовались самочувствием, многозначительно посоветовали не совершать дальних прогулок, пока не оправимся от ран. Ночью эльфы ушли.

   Я не услышала их движений, я лишь почувствовала, как опустел вдруг лагерь, но не подала виду. Конечно, гордость оказалась бесконечно уязвлена таким исходом, но благоразумие подсказывало, что данное решение – лучшее. Все, что закончилось однажды, не должно воскресать. Может, в моей любви и не хватает жертвенности, но это только моя заноза. Я была благодарна эльфу за то, что он не разочаровал меня. Остался таким, как есть, ведь где-то в глубине души я созрела для понимания нашей несхожести. И главное, он избавил меня от необходимости выбора, решительно взял столь тяжкое бремя на себя. Уйдя, оставил возможность любить мечту. Что ж, её любить можно и на расстоянии...

   Наверное, Эллорн как-то объяснил внезапное исчезновение Рэму, потому что потом расспросами меня не допекали. А может, все дело во врожденной деликатности полукровок, обреченных ежиться от резких слов в любом обществе. Как бы там ни было, за ночь я выплакалась, а утром закрутила такая вьюга, что забылись все глупости, кроме насущных забот.

   *

   Надоедливый мелкий дождь пополам со снегом забивал глаза и воротники, не давая возможности расслабиться ни на минуту. Поглядывая в сторону таких нелепых, как мне показалась на первый взгляд, крытых повозок, я испытывала чувство законной зависти. Рэм, восседавший на телеге, словно на лавке в теплом постоялом дворе, как ни в чем не бывало, курил. На дне, зарывшись в солому по самую шею, лежал Росни, безучастно глядя в небо.

   После встречи с эльфами на тракте душевные царапины понемногу затягивались. Рэм никак не прокомментировал мое возвращение той ночью, как, впрочем, и уход эльфов. Возможно, он понимал больше, чем я, а мне было совершенно понятно: между мною и прекрасным народом все кончено навсегда. И всё же некоторое осуждение, что чувствовала или придумала с его стороны, толкнуло на попытку утром объясниться.

   – О, да! – горько согласилась, боясь посмотреть ему в глаза. – В первый раз он определил мне место у подножия своего трона. Где-то между любимой собакой и... – я едва не ляпнула: "преданным другом". Хорошо, успела сдержаться. – Во второй раз благородно снизошел до объяснения моего врожденного ничтожества, и, соответственно – нашего неравенства. Возможно, он прав, Рэм, даже скорее всего – прав. Но меня не устраивает роль забавной безделушки.

   Рэм удивленно приподнял брови. "На что-то еще надеешься?" – явственно прозвучал не заданный вслух вопрос.

   – Нет. – честно ответила, срывая замки молчания. – Знаю, что для меня нет места рядом с ним... того места, на которое бы я согласилась. А ни на какое другое не согласится он сам. Любой вариант унизит нас, Рэм. Я никогда не позволю себе унизить его.

   Темные капли, срываясь с подбородка, пачкали рукав куртки. Потерла их пальцем, гадая: слезы или кровь из прокушенных губ?

   – Когда-нибудь ты простишь ему все. – Рэм успокаивающе потрепал меня по щеке. – Даже слезы.

   – Уже. – призналась обреченно. – Сразу...

   – Нет, еще нет. Пока ты только примирилась с поражением. – объяснил Охотник, зашнуровывая куртку. Глядя на него, вспомнила, что и мне бы пора собираться. Ах, если бы еще руки дрожали поменьше! А Рэм, укладывая мешки, разговаривал словно сам с собой: – Сначала принимаешь их, как есть, потом восхищаешься. Потом начинаешь любить. А потом оказывается, что себе инность простить труднее, чем другим.

   – Я не хочу сейчас оставаться одна! – уже сидя верхом крикнула я толи Рэму, толи лесу, толи судьбе.

   Красиво подняв коня на дыбы, Рэм развернулся вслед ушедшему обозу, пригнулся в седле. Вцепившись в поводья, почти лежа на конской шее, я старалась не вылететь из седла, осознавая справедливость наказания.

   *

   А потом мы вновь нагнали застрявший обоз, а с ним и Росни, озябшего, и особенно осатанелого. В два голоса Охотники так наорали на старшин, что те, сильные широкие мужики с кулачищами как кузнечные кувалды, втянули головы в плечи, и пикнуть не посмели. Вытащив севшие по обода телеги на твердую землю, и расположившись на второй от начала, Охотники впали в знакомое мне меланхолическое спокойствие. Скоро вернулся ходивший в разведку Ремси, все погрузились в сено, и, скрипя и постанывая, телеги тронулись дальше.

   Тракт вился среди довольно однообразного пейзажа: либо густой лес стеной, либо поля до горизонта. То в одну, то в другую сторону уходили развилки, мы ехали по обжитым местностям, оставляя за собой большие города. Путь через остров до перевала грозил получиться совсем не интересным, то есть максимально безопасным. Охотники по очереди уходили в дальнюю разведку на день – два, повозки сдвигались в круг, лошадей отводили под охраной на более или менее удачные полянки, к замерзающим притихшим родникам. Потом, дождавшись возвращения Охотника, вновь выступали.

   "Зачем людям переселяться так далеко?" – спросила я как-то Рэма, разглядывая исхудалые детские мордочки, выглядывающие из возков. "Люди всегда куда-то движутся. – ответил он без удивления. – С материка на остров, с острова на материк. Всегда кажется, что где-то далеко много лучше, чем дома".

   Те две лошади, оставленные нам эльфами, сильно выделялись на фоне грузовых кляч переселенцев. Росни посверкивал глазами в сторону моей дня два, пока я, наконец, не оценила все преимущества эльфийского дара.

   – Давай так: ты меня научишь хотя бы из седла не выпадать, а я не претендую на эльфийский подарок единолично. – предложила как-то на привале Охотнику сделку. Рэм чуть трубкой не подавился, видимо, представив возможные последствия наших уроков. Росни же так обрадовался, что и про неприязнь забыл.

   – Вставай! – тут же распорядился, слетая с телеги. Миг – и сбруя кучей свалена мне в руки. – Вперед! Сейчас будем делать из сопливки приличного человека. Давай – давай, не я же буду седлать ее для тебя?!

   – Я бы седлал... – поглядывая в нашу сторону с нескрываемой завистью, шепнул мне Ремси. Росни сунул ему под нос кулак.

   – И думать не смей, понял?

   Уважительно покосившись на высокого товарища, Ремси скроил в отместку ужасно свирепую гримасу. Я со смеху покатилась, – и тут же схлопотала условный, в общем-то, но все же подзатыльник.

   – Тебе никто отвлекаться не разрешал. – строго отчитал Росни. – Давай-давай, затягивай ремни как положено. Иначе свалишься.

   Вечером, провожая их с Рэмом в очередную разведку – не последнюю по эту сторону гор, все искала случая отомстить за дневные издевательства. Случай так и не нашелся, они ушли, а я уснула счастливой, впервые со времен Зачаровня.

   Несмотря на тяжелый нрав Росни оказался довольно-таки сносным наставником. Он по-прежнему ругался на малейший мой промах, но всегда был настороже, внимательно следя за моими попытками седловки: плотно ли я затянула подпругу, не забыла ли проверить правильность ремней на оголовье. Именно благодаря его постоянному надзору я почти не падала с лошади из-за плохо закрепленного седла, или внезапно оторвавшихся ремней на удилах.

   Мне кажется, Охотник даже получал своеобразное удовольствие от возни со мною: переход предстоял не близкий, а тут какое-никакое, а развлечение.

   *

   Перевал "Туманная седловина" оправдал свое название полностью – туман на нем стоял замечательный. Телеги связали длинными веревками между собой, люди шли по краям, держась за руки, и все равно, миновав перевал, на спуске обнаружили нехватку двоих: пропала женщина и ребенок. Наказав нам никуда не сворачивать с торной дороги, Охотники нырнули в вязкую мерзость вновь. На третий день они вернулись к нам ни с чем, потерянных не нашли. Гартранд взял дань.

   Предгорья встретили тем же дождем, что допекал по другую сторону, возможно, тот самый и догнал нас, забавляясь с глупыми существами, решившими сбежать.

   Попривыкнув к верховым мучениям, я меньше уставала днями, стала хуже спать ночью. Росни, совершенно собою довольный, не уставал возиться с лошадью, которую мы сообща незатейливо назвали Звездой – за пятно на лбу.

   Тягучее путешествие навевало тягучее настроение. Охотники, привыкшие к подобным муторным переходам, спасались от тоски философствованием. Иногда попадало и мне. Рэм, совершенно невыносимый в такие моменты, поучительно наставлял:

   – Никто тебе не враг больше, чем ты себе сама. Если не перестанешь бить по руке, что протянута с помощью, потеряешь завтрашний день. Научись сдерживать свой гнев, говорю как друг. Уйми гордыню. Примирись со своим невежеством. И у тебя появится шанс чему-то научиться.

   Рослая смелая деваха, что терлась у нашей телеги уже не первый день, откровенно строя глазки Росни, стрельнула смешливым взглядом.

   От стыда я вновь начала закипать.

   – Вот-вот, об том и говорим. – усмехнулся Росни, разглядывая мои вспыхнувшие щеки. – Твоя противность во вред лишь тебе. Кстати, ты дурнеешь, когда злишься, знаешь?

   – Может, я и не слишком красива, но не совсем глупа. Ты специально меня дразнишь, не надо этого делать, говорю как друг!

   Они рассмеялись дружно, громко, и не очень обидно.

   Из повозки впереди в недоумении высунулось несколько голов, какая-то лошадь позади шарахнулась, зацепила еще возок, получилась путаница. Опасливо поглядывая на наше хохочущее трио, мужики кинулись расцеплять повозки.

   Старуха на передней подводе сердито погрозила нам палкой:

   – Шальные!

   – Сто-ой! – пронеслось по обозу от головы колонны. Охотники одновременно скатились с телеги по разные стороны, нырнули вперед. Рухнув на дно, я выглянула осторожно сбоку из-за высокого борта, нашаривая рукоять ножа. Сгрудившиеся повозки мешали рассмотреть причину остановки. Перевернувшись на спину, предпочла ожидать прояснения.

   – Убитые. – сообщил Рэм, вернувшись не скоро. – Посиди пока в телеге, не ходи туда.

   Тут же поднявшись в рост, я влезла на передок. Мужики-переселенцы толпилась у правой обочины, толи перекладывая, толи еще что делая со сваленными кучей мешками. Понаблюдав достаточно, я села в солому, соображая, что же будет дальше.

   – Совсем недавно. – подошел Росни, настолько сосредоточенный, что казался еще мрачнее, чем обычно. Обтирая руки пучком травы, поглядывал в сторону невысоких сопок. – Туда ушли, следы свежие. Ватага не крупная, десяток, может с половиной. Как?..

   – Что Старшины-то надумали?

   – Догнать надо. Опасно с таким-то "хвостом" на тракте, как в ловушке мы здесь, зажми они нас с двух сторон. – обыденно сообщил Росни, опоясываясь полностью, проверяя легкость скольжения стрел в колчане, прежде чем закинуть его за спину. Посмотрел на меня, оценивая. Я подобралась.

   – Нет! – решительно оканчивая не начатый спор, Рэм тоже потряс свой колчан. – Ты точно останешься с обозом. Ни к чему раньше времени убийству учиться. И здесь кто-то остаться должен, не дошли они еще до места... – кивнул за плечо, на насупленных женщин, выглядывающих из всех возков. И, Ремси, взявшемуся было перепоясываться: – Ты тоже остаешься.

   – Идите, как условились. – наставлял Рэм. – Мы либо вас нагоним еще до долины, либо прямо пройдем, по другую сторону Запретного леса встретим.

   Так они и ушли, два Охотника и десяток молодых сильных мужиков, вооружившись до зубов, верхом на самых выносливых лошадях.

   Мы с Ремси после дулись друг на друга полдня, пока не осознали, в насколько одинаковом положении очутились: с кучей непоседливых детей, испуганных женщин и не в меру храбрых стариков на руках, в самом глухом углу острова. По одну сторону гномьи поселения по отрогам Гартранда, по другую – Запретный эльфийский лес. С вероятной возможностью налета лихой ватаги. Без надежды на помощь.

   Проявляя выдержку взрослого мужчины и прозорливость бывалого Охотника (ни тем, ни другим на самом деле не являясь), Ремси сумел не потерять власть. Подгоняя, где делом, где словом, он не позволял обозу останавливаться. Голод, поначалу пытавшийся припугнуть нас, на время спрятал свою костлявую рожу.

   Примерно в пятидневном переходе до обжитых земель пали сразу семь лошадей из пятнадцати. Стало понятно, что придется становиться лагерем. Вновь нехорошо заскребло в душе, мнимые и реальные страхи глушили голос благоразумия. Поглядывая искоса, Ремси негромко признался:

   – Мыслю, надо за помощью идти. Одних бы кого отправил, да места им не знакомые, не дойдут. Пойду сам, возьму с собой кого покрепче. Ты как, останешься?

   От такого доверия я испугалась еще больше.

   – Женщин забери, и детей помладше. – посоветовала, хорошенько обдумав ситуацию. – Кто покрепче и здесь выдержит. А этим-то точно лучше бы поскорее уж добраться, свечками ж тают.

   – Значит, телеги брать надо. – колеблясь, Ремси тоже посмотрел на детей.

   – И возьми. Чего ждать-то? Нам оставите безлошадные, нам без разницы. Возни меньше.

   Ремси позволил себе колебаться строго до утра. Утром властно распорядился: собираемся, со мною идут те-то, и те-то. Примерно половина от общего числа. Послушались сразу, заполошились, засуетились, забегали. Я не стала полошиться и бегать, сидела, бездумно ожидая конца суматохи.

   – Взял бы и вас с собой, но тогда точно голод начнется. – оправдываясь, Ремси поглядывал виновато. – Не успеть нам с пешими-то, точно не успеть...

   – Иди уже, вон, люди ждут. – строго отправила я его, не позволяя раскисать в первую очередь себе. – Мы и здесь хорошо подождем. Вы поторопитесь, вот и будет все ладно. Да и Охотники уж скоро нагонят.

   Надеюсь, скоро. – поправила себя. Пока что никаких вестей не было.

   Ремси ушел, и в лагере случилось то, что должно было случиться, когда без надзора остается куча не слишком умного, но решительного народа – революция.

   – Мы лесом пойдем. – огорошил меня здоровый лысый дед утром четвертого дня, как ушли подводы. – Хош – с нами ступай, не хош – как хош.

   – Нельзя лесом идти. – попыталась объяснить, никто не слушал, укладывались основательно, собирая оставленное барахло. – Там эльфы, вы что, не понимаете?!

   – Я в карту глядел. – весомо возразил дед. – Там вон, денным ходом, лощинка есть со старыим путем. Волчий Излог зовется, выходит прямо стать на хожонную дорогу. Им пройдем, тамо уж верно эльфьев нет. Чего им в болотине-от деять?

   – Оставайся! – поддразнила та самая деваха, что крутилась около Росни. – Товарищей своих дождешься.

   "С ними кто-то должен быть. – строго напомнил Рэм. – Не дошли они еще до места".

   Махнув рукой на упрямых дураков, решительно протолкалась вперед, в голову колонны. Рядом вышагивали более-менее крепкие мужики. Дожидаться Охотников осталась надпись на перевернутой телеге углем. Конечно, прочесть могли и другие, кому и незачем бы, но другого способа оставить им весть я не знала.

   Сворачивая следующим днем в Волчий Излог, понимала, что выйти оттуда не удастся. Что такое эльфы, знала не понаслышке, одна беда, никто слушать не хотел. Я голос сорвала, объясняя, уговаривая, убеждая всевозможными примерами – без результата. Люди стремились поскорее обрести новую маленькую родину, они не желали прислушиваться. Да и я – не Охотник.

   А потом...

   *

   Болотная тина намертво пропитала одежду. Она слиплась, и стала одной заскорузлой оболочкой, оболочка исцарапала меня в кровь, давно не защищая ни от воды, ни от холода. Я почти потеряла счет дням. Сумка с едой, утонувшая в одной из бесконечных грязных западен, уже не манила воспоминаниями. От рассвета до заката в мыслях билось одно желание: дойти!

   Неделей спустя, пробираясь по кромке зеленой гнилой жижи болота Волчьего Излога, я вдруг поняла, что впереди лес заканчивается. Я знала, что когда-нибудь он закончится, не удивилась, не обрадовалась очень-то, так, вздохнула с облегчением. Запретный лес, выпуская меня из цепких объятий, не прощался, навевал мысли о скорой встрече. "Вряд ли" – возразила ему, выходя на дорогу.

   Ноги дрожали, от усталости и голода реальность и бред перемешались, сплелись хитроумно, удивляя немыслимыми сочетаниями. Там, в двух шагах от смерти меня подхватили крепкие руки. Некто заботливо отер мне лицо, напоил вдоволь. Попытался накормить, но меня тут же вырвало. Вновь обтер лицо. Усадил в траву, подоткнул под голову мягкий ком. Никак не удавалось разглядеть спасителя, в глазах мутилось. Когда же туман слегка развеялся, и Росни, обрадованный, заботливый Росни стал вновь поить меня из фляги вином – я поняла, что все-таки брежу. Безнадежно борясь с безумием, всеми силами старалась проснуться.

   И сорвалась в истерику.

   ...В очередной раз происходящее показалось мне сном, страшным кровавым кошмаром. Резкий звук неприятно царапал обостренный слух, не сразу стало понятно, что это кричу я сама. Но мне никто не отвечал, я вдруг осталась одна наедине с молчащими людьми и сколько бы я не трясла их, как бы не взывала к ним – они не отвечали, да и как могли ответить мертвецы?...

   Я резко выдохнула, выравнивая дыхание.

   Благословенное солнце слепило горячие глаза, множась бликами, все вокруг возвращалось в реальность. Волчий Излог отступал, рассеиваясь среди других воспоминаний. Все в прошлом. Память, закрой дверки и этого чулана, пусть их нелепые позы не тревожат меня больше! Не хочу вспоминать, как загустел воздух, наполняясь звоном... как пестрые росчерки обрывали жизни... как гасли вокруг звуки...

   Довольно!

   Уткнувшись в Охотника, я плакала самым некрасивым образом: со всхлипываниями и шмыганьем носом. Росни мужественно терпел неудобства, некоторое время вообще не шевелясь, потом начал гладить по волосам, слегка раскачиваясь. Его движения убаюкивали.

   – Выплачь эту боль. – ободрил неожиданно мягко. – Выплесни ее слезами. Счастлив, кто еще может плакать.

   – Ты вины не несешь. – резко внушал он мне позже. – Ты не Охотник. Радуйся, что саму отпустили. Хотя, почему – не понимаю... Ты ж вроде от покровительства отказалась, как Рэм говорил?

   Я нервно рассмеялась.

   – Сама бы знать хотела... но они не объяснили... они не показались, Росни. Ни вначале, ни после...эльфов я не видела.

   Росни испугался нового приступа истерики, и замолчал. Изредка хмуро поглядывал, когда считал, что я не вижу. Ладно-ладно, Охотника из меня не вышло, как и эльфа. Переживу, наверное.

   *

   – Я не оправдываюсь, Рэм, – я пыталась объясниться, поспешая вслед за Охотником. – Я стараюсь поступать правильно. Сам посуди, у меня есть задание, мне нельзя его не выполнить. Хотя, конечно, никаких гарантий, что оно вообще выполнимо...

   – И не оправдывайся. – доброжелательно посоветовал Рэм, не оглядываясь. – Оправдания всегда выглядят подозрительно.

   Город встретил нас шумом и пылью.

   Среди бесконечного суматошного движения городских закоулков я окончательно запуталась. И что я буду здесь делать?!.

   Рэм долго водил меня по улицам, рассказывая и показывая городские достопримечательности. Под вечер мы вышли на окраину, спрашивая по пути людей о возможности стать на постой. Домик выглядел довольно жалко, покосившийся, с кучей детей и всего двумя комнатами: одной общей, той, где жила семья, второй очень маленькой, сдаваемой в наем. Мы согласились без пререканий, меня устраивало все. Пререкания у меня возникли позже с Рэмом, поскольку он категорически возражал против моих рассуждений податься в наемники, а я сразу же отмела все его предложения по более мирным профессиям. Умения мои были так ничтожны, что ни одно из них не позволило бы мне прокормить себя потом, когда Охотник все-таки уйдет. Сам Охотник оставаться в городе не собирался, его ждали другие, важные дела, я впервые могла оказаться действительно одна. Единственным своим умением я была обязана эльфийскому принцу, но Рэм настоятельно советовал мне не торопиться с выбором. Он даже предлагал оставить довольно денег, чтобы пережить первое время. Но тут я оставалась непреклонной, еще не хватало мне становиться его содержанкой!

   В конце концов, Рэм перестал спорить, не убежденный, а скорее утомленный мною. Завтра он намеревался уходить, мы последний вечер проводили вместе.

   – Куда ты дальше?.. – стараясь отложить тягостный момент, спросила его тем же вечером.

   – Сначала загляну к Мерману. Помнишь, тот торговец, к которому мы заходили, как тебя нашли?.. Ага, он самый. Теперь он здесь, с месяц назад семью перевез. Прислал приглашение. Посмотрю, в чем дело.

   – Может, вместе сходим?.. – предложила, пряча панику от вероятности встретиться с одиночеством. Рэм не удивился, согласился легко:

   – Почему нет.

   По дороге мы лишь раз встретились с небольшим обозом, повозок в пять. Хмурые переселенцы недобро поглядывали в нашу сторону, когда проезжали мимо.

   – Переодеть тебя надо. – заявил Рэм, встревоженный внимательными взглядами. – Про тебя и сейчас уже много плетут, да и ранешные сплетни не забылись...

   – Какие? – удивилась.

   – Про эльфов. – ответил нехотя, отбивая всяческое желание к дальнейшим расспросам.

   Найдя торговца с приличным товаром, Рэм без разговоров натянул на меня одежду совершенно нелепую, я сама на себя без смеха и смотреть не могла. Он был так хмур, что пришлось согласиться. Хорошо хоть юбку надеть не заставил. Но его решение, как всегда, было очень верным: перестав выделяться одеждой среди местных, я почти слилась с толпой. Что оказывалось на руку в первую очередь мне самой.

   Так я и не узнала, зачем звал к себе Мерман. Мы провели в его доме всего одну ночь, которую я безмятежно проспала под негромкий разговор хозяина с Охотником, утром Рэм спешно собрался назад. Встреченные двое незнакомых Охотников верхами согласились взять нас с собой, компания сразу получилась большая и веселая.

   *

   На следующий вечер к нашему костру свернул дежуривший на тракте разъезд. Я впервые видела вблизи не ополченцев, а настоящих солдат: пятеро мужчин, две женщины. Одеты в тяжеленные латы, шлемы, вооружены не короткими мечами.

   К Охотникам обратились уважительно, на приглашение разделить ужин согласились сразу. Я, по своему обыкновению, разглядывала новоприбывших столь внимательно, особенно женщин, что Рэм предостерег:

   – Женщины из Восточных Поселений. Ты поосторожнее при них, девушка, эльфов там не любят. Почему? А кто его сейчас разберет! Давняя это история, уж и памяти о тех делах не осталось, а неприязнь все живет, хоть с той, хоть с другой стороны. Эльфы сами-то знают, конечно, в чем тут загвоздка, да только они не шибко распространяются, о чём знают.

   – Как ты отличил их? – удивилась, разглядывая самый обычный наряд женщин. – У них даже оружие здешнее, и акцента вовсе нет... или я не уловила?

   – На острове люди часто подчеркивают свое отличие от эльфов. Не знаю, чего тут больше: зависти или брезгливости. Зовут как, слышала? – Ирина и Ларила. Окончание "а" у женского имени означает отрицание. Ларила – не– Ларриль, Ирина – не– Иринон. В этом выражается противопоставление себя эльфам.

   Мне показалась забавной приставка-отрицание. Словно можно прожить жизнь вопреки.

   – И часто у женщин такие имена? – улыбнулась.

   – Ты удивишься, насколько часто. – без тени шутки ответил Рэм.

   Разглядывая снаряжение воинов, обратила внимание – у шестерых наручи были по чеканке разукрашены синей краской, у одного – черной.

   – Война вот-вот кончиться должна. – рассказывал Охотникам тот, с черными полосами, Баграт. – Король Гатр армию по самые стены выдвинул, хоссам деться некуда, сидят запертые. А мы вот... тут задержались. Синие вон в разъезд подались, и я решил напоследок осмотреться, потому как скоро с подкреплением уйдем. Да, и Синюю сотню забирают, и Черным всем приказ выступать.

   – Про твое дело не спрашиваю, личная сотня Короля – дело темное, не зря вас черным метят. Но Синяя сотня – разведчики. – возразил один из Охотников недоверчиво. – Чего они тут-то делают?

   – Эльфы. – пояснил Баграт, оглядываясь невольно. – Земли-то самые что ни на есть ихние...

   Все понимающе покивали. Значит, опасаются удара в спину, подумалось мне. Зря опасаются! Пока сами не сунутся, эйльфлёр все равно, кто топчет дороги – южане или северяне. Те и другие смертные.

   – Твои-то дела как, Охотник? – обратился Баграт к Рэму по-приятельски, подсаживаясь поближе. Оказывается, знакомцы?.. – Ходишь?..

   – Хожу. – согласился Рэм, оглядываясь на меня. Я тоже подвинулась к ним. – Вот какое дело у меня, десятник.

   – Дело обыкновенное... – протянул тот. Я насупилась.

   – Да не про то ты мыслишь! – хохотнул Рэм. – Разве ж у Охотников семьи заводятся? А девушка эта, Ренни, уж больно шустра для легкой жизни. Всё ей, понимаешь, трудности подавай, опасности. А уж сообразительна! Страсть! Не уследи только – сейчас в историю вляпается, хоть за уши тащи.