Текст книги "Путь. Эльфийские истории. (Тетралогия) (СИ)"

Автор книги: Лола Екшибарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц)

   Баграт веско осмотрел меня, видно было, осмотром остался недоволен, но авторитет Рэма не позволял сомневаться в словах Охотника.

   – И еще она довольно умная. – уже без улыбки закончил Рэм. – Возьми ее к себе в десяток.

   – В Черную сотню баб не берут. – тяжело пояснил Баграт, с видимым усилием отказывая Рэму. Помолчал, подумал, предложил: – Можно в Зеленую, обозы охранять. Работенка та еще... Много лихого люда нынче топчется, война, она как волна – всю гнеть подняла.

   Подождал, поглядывая на меня. Я – на Рэма. Рэм думал.

   – Или в Синюю? Как она, в лесу не заплутает? Стрелять умеет? Меч-то удержит ли?

   – Идет!

   Так. В очередной раз меня не спросили. Скоро начну привыкать.

   – Собирайся, Ренни. – поторопил Охотник. – Баграт тебя захватит в город, как сам возвращаться будет. Так, Баграт?

   – Уже возвращаемся. – безразлично ответил тот, расслабившийся от тепла и ужина. – Ночь с вами переждем, поутру и тронемся.

   – Раз уж тебе неймется, посмотри сама, на что способна. – напутствовал Рэм утром, подсаживая меня в седло за спину Ларилы. – Может, тогда поймешь, что тебе надо. И постарайся выжить.

   Всё обошлось настолько просто, что не оставило времени на сомнения. Не успели мы вернуться из разъезда, как тут же прискакали другие сотники и десятники, разорались, – выступление войск, упомянутых Багратом как "подмога", наметили на следующий день. Я побежала в оружейную, получить необходимое снаряжение.

   Командовала Синей сотней красивая, статная женщина по имени Талли, матершинница и бузотерка. Командиром моего десятка оказался совсем молоденький мальчишка по имени Веррен. Десятник выглядел тощим и не солидным. Нас, новичков оказалось больше половины всего состава. Что и радовало – позволяло не привлекать слишком пристального внимания к собственной скромной персоне, и тревожило – сотня, обновляемая столь часто, явно не засиживалась без дела. Народ подобрался лихой, задорный и рисковый. Видимо, специально подбирался.

   Благодаря предусмотрительности Рэма первые дни в обществе чужих людей прошли легко. Король Южного Всхолмия был своего рода новатором, в его армии ополченцы составляли только основные силы. Разведка, охрана и личная сотня короля набирались исключительно за плату. Наемники, лихие бродяги и искатели приключений, отбирались довольно придирчиво. Если бы не рекомендации Рэма и личное поручительство Баграта, не видать бы мне Синей сотни никогда. К тому же тех денег, что Охотник все-таки уговорил меня взять, вполне хватило на покупку лошади и необходимой экипировки. Меч, наручи с символикой разведчиков и еще кое-какую мелочь выдали в оружейной королевского двора, после того, как Баграт представил меня "моему" десятнику.

   Впрочем, неприятных моментов тоже было немало. К примеру, выданный меч совсем меня не порадовал: тяжеленный и не острый клинок без гарды с неудобной скользкой рукоятью. Я хмуро разглядывала его, не представляя, как мне с ним обращаться, когда внимательный десятник предложил:

   – Тут, на окраине, хороший оружейник есть. Хочешь, провожу? Подберешь себе другой, по силам.

   Я с радостью согласилась, и мы тут же улизнули из казармы. Веррен уверенно провел меня тесными проулками. Темная, покосившаяся кузница ютилась за городским валом, на границе широких лугов. Веррен по-свойски толкнул калитку, он бывал тут уже не впервые.

   Мастер выглядел изможденным и худым. Он критически окинул меня взглядом, и поманил в сарай. Прошла за ним не без волнения. Там, под потолком, на поперечной балке в специальных пазах, висели всяческие мечи, около двух десятков. Оружейник по одному снимал их и передавал мне, а я прикидывала вес в руке, и делала несколько выпадов.

   Строго говоря, ни одни из предложенных клинков не отличался изяществом и надежностью, серая мутная сталь не внушала доверия, да и рукоятки не "вплавлялись" в ладонь. Но многие из них подходили мне по весу, а один понравился больше других тем, что имел поперечину. Недостаточно длинную, чтобы называться гардой, но вполне способную защитить пальцы, если вдруг однажды вражеский клинок соскользнет по моему до рукояти. Его я и выбрала.

   Денег у меня оставалось немного, и я побаивалась, что их не хватит, но, на удивление, оружейник попросил вовсе мало, при условии, что я оставлю ему свой нынешний меч. Я согласилась с радостью. За дополнительную плату он подобрал простые деревянные ножны, и, возвращаясь с Верреном в казарму, чувствовала себя почти счастливой.

   За время нашего недолгого отсутствия ничего значимого не случилось, но вернулись мы как нельзя вовремя: тем же вечером нас, всю Синюю сотню, спешно подняли, и приказали выступать, не дожидаясь рассвета. События разворачивались настолько стремительно, что я даже не успела запомнить других разведчиков из своего десятка. Хороший момент заключался в том, что не одна я выглядела растерянной в царящей суматохе.

   Приглядываясь и прислушиваясь, я старалась запомнить как можно больше. Втянутая в распрю, не зная начала, не понимая причин, остро чувствовала собственную бестолковость. Ведь рассказывал же кто-то из Охотников недавно, с чего началась свара между Южным и Северным Всхолмиями! Не слушала. Теперь приходилось проявлять максимальную осторожность и предельное внимание.

   Немного облегчало мое положение присутствие среди армии Южан довольно внушительного числа не коренных жителей Всхолмий, и даже не рожденных на острове. Другое дело, что с ними мне приходилось осторожничать вдвойне, по вполне понятным причинам.

   *

   На открытой равнине два десятка всадников видны издали. Понимая это, десятники, после короткого совещания, отмахивают направление в объезд: по низине, вдоль реки, по кромке болота. Покосившись на высокое солнце, понимаю: к вечеру вернуться мы не успеем. А ночью... ночью из лесов только и жди неприятностей. Здесь, за пределами занятых армией территорий, мы не защищены ни от чего.

   Обойдя поля, разделяемся, как всегда: десяток Герха обходит лесок по левой стороне, десяток Веррена по правой. Встречаемся у мелкой речки с не запоминающимся названием через сутки. Скоро здесь, по этим дорогам, идти нашим обозам. На их пути не должно быть укреплений, которые хоссы могли бы использовать для засад. То есть не должно быть ничего, поскольку "укреплением" в военное время может стать как постоялый двор при дороге, так и охотничья избушка, не говоря уж о деревнях.

   После нашего рейда ничего живого и не остается.

   Пока в утомительных переходах шли по чужим землям, по которым уже прошла армия, было довольно скучно. Потом стали все чаще натыкаться на партизанские отряды, набегавшие, как правило, ночью, и действующие довольно умело. Синей сотне сразу прибавилось забот, а мне убавилось сна. Однажды, вернувшись из разъезда, наткнулась на Баграта, тот хлопнул меня по плечу по-приятельски, словно давнюю знакомую, похвалил сдержанно:

   – Говорят, не последняя?..

   – И не первая, Баграт. – возразила в тон.

   – С коня не падаешь... – одобрительно протянул. Да уж, Росни, долг за мной пред тобою неоплатный.

   Веррен зло поглядел вслед Баграту, и я поняла, что "синему" десятнику "черный" не по нраву. Наверное, для неприязни имелись основания, даже за короткое время Веррен успел произвести на меня впечатление прямодушного и решительного человека, хотя довольно злого временами. Раздражительность Веррена усиливалась с похмелья, а таковым он, надо признать, бывал часто.

   Впрочем, десятник старался поступать справедливо, и не допекал излишними придирками. Я не раз мысленно благодарила судьбу, пославшую мне такого командира! Ведь могло всё быть намного хуже.

   Десяток состоял из восьми мужчин и двух женщин. Среди мужчин только одному перевалило за тридцать лет, остальные выглядели моложе. Среди разведчиков редко попадались сильно возрастные бойцы, тут действовало правило: чем младше, тем лучше. Вторая женщина в десятке, Марни – или первая, если считать от начала – тоже была довольно юной, заметно моложе меня. Сама она точное количество своих лет не помнила, но предполагала, что не больше двадцати. Я даже предположительно не могла сказать, сколько лет мне самой, и подробный критический осмотр себя в зеркалах Мерцающих Дворцов не помог определить собственный возраст точно. Но нечто, мне самой непонятное, убеждало: я уже перешагнула возраст юности, хоть и до старости еще далековато. Пусть кожа лица не потеряла гладкости, у зеленых глаз не вились морщины, и в черных густых волосах пряталось всего несколько тонких прядок седины, но некое выражение, удивительное мне самой – ведь я совершенно не помнила, с чем оно связано! – выдавало три полных десятка лет безошибочно.

   В Марни сразу угадывался опытный воин, все ее поведение и облик говорили, что не первый год она ходит дорогами войны. Мне вначале рядом было очень неловко, я словно ребенок, вела себя довольно наивно. Но Марни совсем не обладала чувством юмора, и это мне даже помогло, так как избавило от неизбежных в другой ситуации насмешек.

   Марни оказалась довольно необщительной, и я вновь поблагодарила судьбу – не знаю, как бы пришлось выкручиваться, если бы в напарницы попалась любопытная болтушка.

   Ко мне она сразу отнеслась хорошо, а причиной послужил неприятный случай. Он отозвался во мне сильным раздражением, и дал столько пищи для размышлений, что я невольно запомнила первый день в походе.

   Казармы Синяя сотня покинула вечером, мы скакали всю ночь и половину следующего дня. Когда в полдень сотник Талли наконец разрешила первым двум десяткам встать лагерем и отдохнуть – моей радости не было предела, наш десяток попал в число первых двух. Мы остановились тут же, только свернули с тракта вниз к мутному озерку. Напоили и насухо вытерли коней, быстро развели костер, и потянулись к нему с котелками. Многие, как и я, предпочитали разводить вино теплой водой, а не пить его прямо из фляжки неразведенным. Я, хоть и сильно уставшая, не полезла в первых рядах к огню, мне вовсе не хотелось нарываться на конфликт и привлекать к себе внимание. Поэтому потихоньку ушла вдоль по берегу подальше в кусты, и там спокойно умылась, а когда вернулась в лагерь, также спокойно согрела воду. Большая часть разведчиков уже спала, я не стала тратить время попусту. Быстро перекусила черствым хлебом, и, плеснув в котелок из фляжки чуть-чуть вина, присела рядом с Марни, у самого края поляны. Разведчица заснула, я наделась вскоре последовать ее примеру.

   – Не спится? – окликнул меня разведчик из второго десятка. Я пожала плечами, всем видом демонстрируя нежелание вступать в разговоры. Но он не отставал, прокрался вдоль линии уснувших, и нахально подсел ко мне.

   – Да ладно тебе!.. – оскалился заигрывающе, поглядывая хитро и неприятно. – Уж будто бы никто не знает про хахаля твоего, этого, черного! Чего ж он тебя получше-то не пристроил, а? Здесь ведь доля трудная!

   – Нет у меня хахаля. – сквозь зубы проронила, всеми силами сдерживаясь, чтобы не треснуть по наглой физиономии прямо котелком. – И вообще, иди отсюда, нам отдыхать приказано.

   – Ну, так это теперь нет! А хочешь – будет?.. – очень понятно предложил тот.

   – Иди. – повторила сквозь зубы, надеясь, что нас никто не слышит. – Давай, вали! Ничего не хочу. Нечего тебе тут делать!

   – Ну и напрасно. – обиженно протянул разведчик, поняв, что я не ломаюсь, а действительно стараюсь от него отвязаться. – Я ласковый. И щедрый. Ты бы своего черного враз со мною забыла!..

   Не выдержав, я очень понятно потянулась к отстегнутым ножнам. Он хохотнул, и встал.

   – Да не полезу я силком, не боись! – успокоил весело, я не поняла, что его так насмешило. – У нас тут так принято, что любовь – только по согласию. А ты все-таки подумай, слышь? Я подожду.

   – Нечего ждать... – проворчала, отворачиваясь от слишком легкомысленного поклонника.

   – Ну, это как поглядеть! – по-прежнему весело возразил тот, помаленьку отступая в кусты. – На мой вкус, так есть чего. Ты подумай, подумай!

   – Вали отсюда! – шепотом заорала я. Он опять рассмеялся, и пропал в лесу.

   Уткнувшись в пропахшую конским потом седельную суму, я понемногу приходила в себя. Значит, теперь я – подружка Баграта? Бывшая подружка, брошенная и несчастная... Ужас. Интересно, с какого перепою им такое приснилось?! Я очень надеялась, что не сам Баграт виновник слухов, мне решительно не хотелось думать о нем плохо. Хотя, немного остыв, я посмотрела на ситуацию под другим углом: если предположить, что "черный" десятник мой любовник, пусть и бывший, то в этом для меня заключаются определенные выгоды. К примеру, могу держать на расстоянии слишком ретивых поклонников страхом перед ним. Да и собственное одиночество так легче объяснить, мол, по бывшему дружку сохну...

   Перед глазами всплыло заросшее жесткой щетиной одутловатое лицо, с грубыми крупными чертами и мне тут же пришлось глотать невольный смех. Да уж, есть от чего засохнуть женскому сердцу. Но, опять же, почему бы не принять игру? От меня не убудет, сам Баграт на "отношения" не нарывается, так пусть болтают. Спорить-то опасно, мало ли какие сплетни всплывут, а так, попробую использовать ситуацию в своих интересах.

   И чего я разнервничалась? Ну, подумаешь, парнишка заигрывает. Ничего ж серьезного. Да и мне кокетничать интереса нет, походит-походит рядом, да успокоится. И почему меня так разозлило мужское внимание?

   – А ты молодец, ты его правильно отшила. – совершенно не сонным голосом одобрила Марни. Я вздрогнула. Она повернулась в мою сторону, и пояснила без смущения: – Этот охломон уже всех баб в разведке перебрал, такой неуемный! Он вишь, разговору научен, подход к женскому сердцу знает... ему мало, кто отказывал. Ласковый – это он не врет, ладный мужик. И не жадный, да. Но – ненадежный. – она помолчала, оценивающе разглядывая меня, и повторила: – А ты – молодец, не поддалась! Умная.

   Я смущенно спрятала глаза. Молчать оказалось так же неловко, как говорить вслух. Я не умела легко болтать на "эти" темы.

   – Ты новенькая, не обвыкла еще. – пояснила мудрая Марни. – Эт ниче, что мужики подходят, эт так везде. Ты сильно плохо о нас не думай. Сильничать они не будут, за такое и на осину вздернут запросто, Талли строгая по этой части. Да и наш Веррен шалости не одобряет. Но тепла-то всем хочется, да и ласки перед смертью. Мы ж тут живем, как в последний день. Кто завтра проснется, кто нет? То-то!.. вот и радуются все, как могут. Один пьет, другой баб мнет. Может, не убьют тебя сразу, так сама еще по ласке-то затоскуешь...

   Я закрыла глаза и стиснула зубы. Хватит, Марни, прошу тебя – хватит!

   Она подумала, что я отключилась, и тоже через минуту заснула.

   Вот с этого-то неприятного эпизода проснулись симпатии Марни ко мне. Я только удивлялась поворотам судьбы.

   Впрочем, спокойных привалов и возможностей побеседовать у нас оказалось не так много. Мы нагнали-таки армию, нагнали, чтобы тут же попасть в месиво – хоссам удалось скопить силы, превышающие армию южан в трижды, и теперь они уверенно отодвигали захватчиков со своих земель.

   *

   Привычно тоскую. Если с полуночи звездное небо еще и подкидывает иной раз темы для размышлений, то четвертое дежурство, приходящееся на последние часы перед рассветом, самое муторное. Ужасно хочется спать, во-первых, и именно в него спать нельзя, потому что лучшего времени для внезапного нападения не найти, во-вторых. Не успеваю присесть на чурбак у разбитой коновязи, как вижу Веррена, прокрадывающегося на сеновал вглубь двора. Некоторое время назад в него уже прокралась красивая девка, следом – мелкий деревенский мужичонка. Представив себе реально, чем может закончиться потасовка между ними, остаюсь спокойно сидеть на месте. Жилистый и неожиданно сильный, несмотря на свою худобу Веррен легко мог справиться с двумя такими "соперниками" одновременно. Местному ревнивцу выбьют зубы, Веррен же научится... сдержанности. Возможно.

   Сразу же оттуда начинают доноситься женские глухие взвизги, потом, вышибая собою хлипкую дверь, вылетает незадачливый защитник, следом появляется десятник, мечом в ножнах сносит в бешенстве остатки коновязи – хорошо, я успела к тому времени пересесть к колодезному срубу. Хотела уже приподняться, показать, что дежурный не нагло спит, а чутко стережет, но, верно оценив состояние командира, решила не попадаться под руку.

   Со злостью пнув дверь в сарай, где отдыхает десяток, Веррен громко высказался по поводу родственных связей свиней и наглых мужланов. Безошибочно определив причину несостоявшегося свидания, покатываясь в беззвучном хохоте, проснувшиеся разведчики тычут друг друга в бока локтями, перемигиваются, кивая на десятника. Мне тоже смешно, но и мальчика жаль.

   Поскольку шло время именно моего дежурства, то есть сидения на корточках и с умным видом разглядывания прошмыгивающих мимо хозяйских кошек, на предмет упреждения провокационных действий противника, вопль десятника меня не вырвал из сладких объятий сна. Он не резанул по нервам в самый желанный – предутренний – час. Наоборот, появление Веррена скрасило последние минуты муторной повинности, потому раздражения на командира не испытывала. Поглядывая в бледнеющее небо, гадала: закончатся наши поиски сегодня, или придется и дальше обшаривать чахлые рощицы. А найдем ли чего – кто знает?..

   – Мечтаешь? – прямо над ухом зло прошипел Веррен. Я сделала вид, что прекрасно его видела, и специально так тихо сижу.

   – Слушаю, – ответила честно, я действительно до последних минут вслушивалась в близкий лес. Он меня тревожил. Веррен удивленно посмотрел поверх моей головы в ночь, не понимая, чего слушать, когда кругом такая тишина. Та тишина, которая мне и не нравилась. – Утро близко, командир, а лес не просыпается. Прислушайся сам! Ну?..

   Он вновь пошарил взглядом по сторонам, но ничего не понял, и сел рядом со мной, наклонился поближе, спросил уже без злости:

   – И чего тебя беспокоит?

   – Утро вот-вот наступит, а птицы молчат. Они уже гомонить должны, им уже утро. А они молчат. Почему? Я такого не припомню, чтоб лес поутру как вымерший был.

   – На что думаешь? – прямо поинтересовался десятник. Я чуть не подпрыгнула от такого доверия. Ничего себе, ответственность!

   – Не знаю. – честно ответила, боясь сказать лишнее, но в то же время и молчать мне ни к чему, ведь и моя жизнь под угрозой. – Охотники говорили... – вторая сплетня, ходившая про меня, гласила, что я толи тайная жена Охотника, толи его незаконнорожденная дочь. – Говорили, что иногда лес так замолкает перед большим кровопролитием. Ну, вроде как зверье чувствует смерть, и сбегает.

   О том, что об этом мне рассказывал не Охотник, а эльфийский принц, благоразумно утаила.

   – Ага. – вовсе не обескураженный Веррен вновь пытливо посмотрел в чуть просветлевшую тьму. – Ну да. А я еще вчера подводы заметил... подумал – от нас они деру дают, ну, от разведки... а выходит, они от резни сбегали...

   Теперь я в удивлении смотрела на него, пытаясь понять глубинный смысл сказанного. Десятник сплюнул на землю, и вскочил. Он вновь злился, и мне подумалось, что больше я от него ничего хорошего не услышу, но он вдруг по-доброму пояснил:

   – Местные еще вчера ввечеру семьи из деревни повывезли! Не все, конечно, но многие. Хотели, видать, незаметно удрать, да я увидел, когда дуру эту вон... обхаживал... Засаду они нам готовят, не иначе! И мы в нее почти попались. Потому и лес твой молчит.

   Он убежал, оставив меня сидеть с открытым ртом. Единственный ответ, вертевшийся на языке, был крайне глупым: "не мой это лес!".

   Десяток поднялся тихо и споро. И пяти минут не прошло, как разведчики тенями засновали по двору, собираясь покинуть коварную деревню. Они второпях седлали коней, и оборачивали им копыта ветошью. Я тоже бросилась к своей лошади. Итак, вполне возможно, что наша жизнь сейчас зависела от нашей же расторопности.

   – Пойдешь первой. – приказал мне Веррен, когда мы тихо выломали колья по дальнему краю высоко забора, и осторожно, по одной выводили лошадей, стараясь произвести как можно меньше шума. – Ты ночью как кошка, так что будешь смотреть. Мы – за тобой, коли тихо пройдешь. Ну, а коли наткнешься...

   – Я дам знать. – заверила шепотом, прислушиваясь к уже не внушающей доверия тишине. – Постараюсь не умирать молча.

   Он хохотнул в рукав, и махнул рукой, поторапливая. Я вступила под тень редкой опушки, пошла самым краем леса, стараясь держаться ближе к деревьям. Нынешняя ночь, некстати лунная и безоблачная, давала еще достаточно света, чтобы обнаружить крадущуюся по открытой местности тень, если на опушке уже засада.

   Хорошо, что лес здесь был довольно редким, плотные заросли встречались лишь изредка. Иначе нам никогда не удалось бы так тихо скрыться из окруженной деревни, будь мы вынуждены продираться сквозь бурелом.

   Я чутко слушала ментал, отыскивая возможных врагов в коварной ночи. Ничего. Молчаливый лес был пугающе тихим. Что ж, я буду рада ошибиться в своих страхах, это лучше, чем недооценить опасность. Торопясь и осторожничая, одновременно, я пробиралась по опушке, уходя все дальше от деревни, оставляя позади сначала пустое, незасеянное поле, потом заливной луг, потом...

   Потом я оказалась на самом краю болота, и остановилась, поджидая десяток. Деревня осталась позади, в часовом пешем переходе. Если там нас и поджидали неприятности, теперь мы находились от них на изрядном отдалении.

   Ждать долго не пришлось. Четверти часа не прошло, как весь десяток собрался рядом со мной, вокруг хмурого Веррерна.

   Утреннее небо голубело, горизонт вовсю полыхал золотом. Веррен вприщур смотрел на дальний край, и оставленную деревню.

   – Ладно, потом поквитаемся. – решил он, и полез сматывать тряпки с копыт лошади. Десяток, поняв командира, тут же стал готовить своих лошадей в путь.

   Я понимала его досаду, и отчасти, разделяла ее. Уходить вот так, трусливо сбегая от горстки крестьян лихому десятку... н-да, есть в этом нечто унизительное. Но наше прямое задание все еще оставалось невыполненным, и приходилось спешить, откладывая планы мести в долгий ящик.

   – Слышь! – окликнул меня командир, я подъехала, ожидая очередного поручения или злой брани – у него и то, и другое бывало запросто, но он лишь хитро усмехнулся: – А ожил твой лес, ага!

   Да, здешние окрестности не молчали, они шумели и гомонили, приветствуя очередной день. Интересно, узнаю я когда-нибудь, почему замолчал лес вокруг деревни, или так и останусь в неведении?

   Подгоняя лошадей, мы углубились в редкий лесок, вслушиваясь и всматриваясь по сторонам. Где-то тут, если верить данным прошлой разведки, должен идти глубокий овраг и начаться болотистая местность. На первый взгляд – гиблое место, непроходимое. Но двигаясь по правому краю оврага, можно было попасть по другую сторону болот, на широкие равнины Заозерья. Там, где-то в одном из глухих уголков, северяне основали мощное поселение. Захваченные пленные хоссы говорили, что оттуда постоянно приходят караваны с оружием, и Синей сотне было приказано разведать, где именно его куют. Мы искали уже вторую неделю, но ни намека на описанную пленными местность не находилось, да и рассказы наших же разведчиков, как-то якобы обнаруживших тот самый овраг, пока ничем не подтвердились. Мы продолжали искать, тщательно обшаривая каждую попавшуюся долинку. Время, выделенное нам для поисков, подходило к концу, вот-вот Веррен мог приказать возвращаться. А возвращаться ни с чем к Талли... довольно опасно, что и говорить.

   Но мы их все-таки нашли.

   Добротные срубы хитроумно прятались в надежном кольце, укрытые с двух сторон болотами, с третьей – безымянной речушкой. Двое суток мы наблюдали за деревней, бесшумно затаившись в густом перелеске у края болот. Вызнавали общее расположение дворов, высчитывали количество возможных защитников, высматривали кузницы, склады с готовым оружием и дыры в оградах.

   Думаю, партизан подвело собственное легкомыслие. Они настолько уверенно чувствовали себя здесь, среди болот, что совершенно не таились, их караул носил скорее символическое значение. Охранники откровенно спали на дежурстве, а ночная стража и вовсе временами состояла из одного дозорного.

   Мы прокрались к деревне под утро, тихо сняли охрану у ворот, подпалили заранее высмотренные склады и кузницу. Вдвоем с еще одним разведчиком, вооружившись луками, взобрались на крышу избы местного старосты, и спокойно уложили по десятку хоссов каждый, пока Веррен с остальными дрался внизу.

   Убедившись, что деревня надежно пылает, мы выскользнули в ранее разведанные лазы, прыгнули в седла, и, той самой тропкой, что привела нас, помчались прочь. В этот раз перед нами не стояло задачи перебить северян, нас послали лишь найти, где ковалось оружие. Мы не только нашли, но и изрядно "пошумели".

   Правда, вернулось нас семеро из одиннадцати, ну так что. Война.

   Обожаемый сотник изругала вернувшегося Веррена последними словами, из всего потока повторить можно лишь одну фразу: "...шлялись две недели, курицыны дети?.."

   *

   Впереди драка. Я чувствую.

   Ломая строй подлетаю к Веррену, предупреждаю десятника. Он уже давно не задает глупых вопросов, привык к моим странностям. Пришпоривая лошадей, мы выхватываем мечи, и, сразу, за поворотом, влетаем в рубку.

   Некогда ни оглядываться особо, ни раздумывать, ни выяснять причины. Сцепляясь с первым подвернувшимся под руку северянином, ныряю под огромный изогнутый меч, резко взмахиваю своим, и быстро, не останавливаясь в движении, "проваливаюсь" дальше вниз, скрываюсь за конской шеей как за щитом. Он слишком долго раздумывал, удивляясь моему трюку, я оказываюсь проворнее на полвздоха, потому умудряюсь выжить. Он – нет. Огромное копье, направленное опытной рукой, могло оказаться смертельно опасным для нормального воина, но не для низкорослой женщины, оно пролетает точно над моей головой, даже волос не задевает. Распрямляясь в седле, закручиваюсь слева направо, не глядя "роняю" себя через плечо и назад, в режущей кривой. Хосс хрипит, хватаясь за горло, из-под пальцев упругой струей ударяет кровь. Его конь взбрыкивает, и уносит его проч. Лошадь подо мной всхрапывает, и пятится: прямо ей под ноги валится из седла женщина в зеленых наручах, разрубленная от шеи до пояса. Я согласна с лошадью, потом, когда у меня будет немного свободного времени, я тоже попробую изобразить нервный припадок. Но сейчас не тот момент, милая, так что не подводи!

   Все заканчивается вдруг, как всегда. То есть еще около десятка хоссов, спешившиеся, пытаются размахивать мечами, но среди разведчиков – трое лучников. Мне даже не пришлось покидать седла, дважды свистнули стрелы моих товарищей, и один раз пропела моя тетива. Выжившие хоссы, осознав тщетность сопротивления, побросали от себя оружие, и встали на колени, подняв руки над головой. Подождав, пока разведчики окружили пленных, я убираю лук, застегиваю колчан, и тщательно обтираю куском ветоши сильно замазанный кровью меч. Инцидент, как выражаются господа эльфы, исчерпан.

   Переловив нервно всхрапывающих хосских коней, привязываем их к телегам, и лишь потом здороваемся с Зелеными; почти все – друг с другом знакомцы. Привычно сортируя трупы по разным сторонам дороги, сторожим пленных, насыпавших земляные холмики, и слушаем рассказ Зеленых: обоз большой, половина телег с оружием, половина с провизией. Сопровождало его четыре десятка, в первой же стычке полегла четверть, теперь, после второй, и вовсе половина, сам сотник ранен в живот. Вспомнив некоторые навыки зашивания рваных ран, на всякий случай иду на него посмотреть.

   Сотник Зеленых корчится в куче собственных внутренностей, подвывает, и непотребно ругается. Понимая, что ему уже не помочь, отхожу к телегам, использую краткую передышку с пользой: разуваюсь, заново перематываю портянки, и подгоняю, наконец, по длине ремень от колчана. Затягиваю туго, проверяя удобство расположения стрел. Колчан сразу плотно прилипает к спине, именно так, как должен лежать.

   Веррен хмуро молчит, три десятника с зелеными наручами – тоже. Пора двигаться, мы не можем задерживаться долго на неохраняемой дороге. Нам скорее надо вперед, к армии. Конечно, теперь мы не бросим обоз, мы доведем его хотя бы до первых своих заслонов. То есть игры со смертью еще трое суток, как минимум. Веррен кивает, машет разведчикам рукой. Подзывая, показывает раскрытую правую ладонь.

   Остатки Зеленых – два неполных десятка из четырех изначальных, распределяются равномерно вдоль обоза, телеги, скрипя, ползут. Пятеро Синих с Верреном уходят вперед, в глубокую разведку, мы, оставшаяся пятерка, отпускаем обоз на расстояние четверти часа, и тоже трогаемся.

   Обозы тянулись в обе стороны, в одну – с продовольствием, в другую – с ранеными. Зеленую сотню постоянно пополняли, но, встречаясь с их дозорами во время своих рейдов, каждый раз удивлялась, до чего же их мало. Передовая армия – это передовая армия, несколько тысяч вояк не имеют лиц. А Сотня охраны – это сотня знакомых и приятелей, встречаемых каждый день, спящих у твоего костра и накормивших тебя своим ужином.

   Нам тоже доставалось. Теперь все чаще Синих отправляли в ночные вылазки, дерзкие, кровавые налеты. Я не любила после о них рассказывать, но у войны три цвета: седой, багряный и горячих слез. Все остальное – по выбору. Личному выбору.

   *

   Отдых, как всегда, оказался вдвое короче обещанного. Приоткрыв один глаз, вижу Талли, понимаю – надо просыпаться сейчас. Чтобы не делать этого потом в седле.

   – Пять. – отрезает Талли, оглядывая ряды вяло зашевелившихся разведчиков. – Больше не позволяю! Веррен, замолкни. И ты тоже, Герх. Пятерых выбирайте, и вперед. Того по макушку хватит. Нам наступление не сегодня – завтра светит, вы что, хотите меня совсем воинов лишить, вояки?! Кстати, из вас-то кто пойдет, решили? Не думаете же, сосунки, вдвоем на прогулку съездить?

   Герх протягивает ладонь с монеткой, Веррен хмуро кивает, и с силой бьет по руке снизу. Прочертив светлую полоску, монетка возвращается точно в лоб Веррену, отлетает под ноги Талли и теряется среди соломы. У сотника нехорошо сужаются и без того неширокие злые глаза, оба десятника тут же ныряют вниз, сосредоточенно шурша, ищут вестника судьбы.

   Я успеваю проснуться ровно настолько, чтобы принять сидячее положение, и открыть второй глаз. Веррен, сияющий, первый находит жребий и сует Герха носом в пол: смотри, мол, мне выпало. Герх, небрежно сунув монетку в карман, тут же исчезает. Веррен пытается снова заглянуть в лицо Талли, она произносит спокойно: