Текст книги "Путь. Эльфийские истории. (Тетралогия) (СИ)"

Автор книги: Лола Екшибарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 38 страниц)

   И вот теперь одна из птиц сидела над его головой, внимательно оглядывая эйльфлёр и стол с остатками ужина. Откуда?..

   – Не знаю, – задумчиво ответил Эманель. – он прилетел вчера, перед закатом. На нем ни записки, ни другого указателя. В руки дался не сразу, видимо, в пути пришлось не сладко... Только Флоран и уговорила спуститься, с ладони накормила, из своей тарелки напоила. А он потом вырвался, и снова уселся на балке. Вот так и сидит там, под потолком, и не улетает.

   Геллен зачарованно глядел на птицу, боясь лишним движение прогнать нахлынувшее вдруг ощущение грядущих перемен.

   – Да, и у меня такое чувство. – мягко подтвердил король. – Словно близятся некие события, что изменят всю нашу жизнь. Хотя, не представляю, куда уж дальше-то менять...

   – Охотник принес еще кое-что. – Геллен с трудом заставил себя не смотреть вверх. Сокол, как кусочек давно оставленного дома, притягивал щемящей тоской. – Нечто странное, необъяснимое. Он сам удивлен и встревожен, поэтому и поделился со мною. Но я не понимаю, к чему было его видение, что оно может означать, да еще в таком месте?

   – В каком месте? – пронзительные глаза Эманеля смотрели в упор, требовательно.

   Геллен открылся мысленно, сам потянулся в ментал, сплетая связь образов, втягивая собеседника в свой разум. Эманель изумленно замер, впитывая невероятные картины.

   – Да, это Красные Скалы. – подтвердил Геллен.

   *

   Ночной фейерверк расцветил полнеба, разлился переливчатыми радугами, сияющими искрами просыпался вниз, на замершие в удивлении Дворцы. Росни с досадой перевернулся на другой бок, отворачиваясь от окна. Нашли время!

   Пару часов назад, когда Флоран привела его сюда, в самый отдаленный уголок дворца, Росни с удовольствием завалился отдыхать. Как бы там ни было, а спалось в Мерцающих дворцах всегда отменно. Возможно, помог еще и принесенный эльфийкой отвар, но он спал спокойно, тихо, без снов. Поэтому не вовремя устроенный праздник, вырвавший усталого Охотника из сна, никак не мог вызвать добрых чувств по отношению к устроителям.

   Нет. Ну, в самом деле, что за неугомонные создания! До утра оставалось совсем чуть-чуть, неужели нельзя переждать спокойно?! Да и что праздновать, какую радость?..

   Охотник сел рывком, с усилием выдираясь из сна. Оранжевые сполохи, играющие далеко вдали, где-то у южной границы леса, переливались с синим заревом над самими Дворцами.

   "Внимание! Внимание!" – сигнализировали пограничники с одной из южной застав. "Принято!" – ответили им из Дворцов. Теперь сигнал покатится дальше и дальше, до самых дальних уголков Зачаровня.

   Росни высунулся в окно по пояс, вглядываясь в мелькающие снаружи тени. Взлетевшие над Дворцами сполохи не были праздничным развлечением.

   – С южной границы идут хорошие вести. – произнес глубокий голос рядом.

   Росни от неожиданности чуть из окна не выпал. Эльф подошел настолько незаметно, насколько вообще могут появляться эйльфлёр. Обычно Охотник чувствовал присутствие бессмертных задолго до их появления, поэтому его редко могли застать врасплох. Но черная на фоне ночи тень, что сейчас стояла по другую сторону окна, совсем никак не ощущалась ментально.

   – Я – Маррир, мы с тобой уже встречались раньше. – напомнил эльф, и Росни нахмурился еще больше. – Ты позволишь потревожить твое одиночество?

   Охотник отступил в комнату, кивком обозначая согласие, но тут же спохватился, и пригласил вслух:

   – Входи, если дело есть.

   Маррир подошел к окну, потрогал резную раму, провел пальцами по раскрытым ставням, и легко, как мальчишка-сорванец, вскочил на подоконник. Росни занервничал еще больше. Эльф же уютно уселся на широком подоконнике, свесил ноги в комнату, и как о чем-то обыденном спросил:

   – Не возражаешь, если я посижу здесь?

   Возражаю! – мог бы честно ответить Росни, но промолчал.

   – Меня позвал Геллен, – пояснил Маррир. – Уж прости нам настойчивость. Ты ведь сам понимаешь, твое видение не совсем обычно. Мы думаем, оно может нечто значить. Но никто пока не понимает, что именно. Сам-то ты что думаешь?

   – Спьяну, с голодухи, либо от сердечной тоски еще и не такое мерещится. – пожал плечами Росни, внутренне подбираясь. – Была бы ночь, я бы вообще не стал задумываться! Сны всякие приходят, и почуднее случались. Но я тогда не был, ни пьян, ни голоден. Да и устал не слишком. Просто проходил мимо, по своим делам шел, а наткнулся на их беседку. Мне Рэм давно еще рассказывал, что после Копилен они там скитались, по Мокрополью. И Эл... принц Эллорн сделал для нее беседку – вот её я и нашел случайно. Ну, и решил заночевать. А утром...

   Он помолчал, собираясь с мыслями, поблескивая черными, с затаенной сумасшедшинкой глазами. В обществе эльфов ему не бывало комфортно, а уж становится центром внимания, он по доброй воле никогда бы ни согласился. Однако Геллен – вот уж достойный потомок невероятно упрямого Эллорна! – неотвязный как репей, сумел каким-то немыслимым образом уговорить Охотника самого рассказать о приключении, хотя изначально Росни категорически не собирался участвовать в этом непростом разговоре. Он полагал, что рассказав о случившемся у Красных Камней любому из эйльфлёр, он выполнил свой долг полностью. Даже с лихвой, так как позволил настырному эльфу еще и просмотреть свою память ментально. Последнее обстоятельство удивляло самого Росни, подобных вольностей до последнего времени не позволялось никому и никогда.

   Лицо Маррира, бледное в обрамлении черных волос, выжало мало эмоций. Возможно, так казалось из-за темных, словно наглухо зашторенные окна, глаз, заглянув в которые собеседник видел только собственное отражение. В затухающих бликах сигнальных огней эльф выглядел мрачной тенью на фоне ночной тьмы. Его совершенно черная одежда только подчеркивала необычность самого Маррира, и немного отталкивала.

   Росни подумал, а не нарочно ли эльф одевается столь вызывающе. Может быть, для того и выбран угольно-черный цвет, помогающий ему сохранять личное обособленное положение?

   – Отчасти. – ответил его мыслям эльф, и Охотник смутился. Маррир пояснил: – Ты размышляешь слишком громко, я поневоле слышу. Нет, я не коснусь твоего разума, пока ты не разрешишь. Но я не могу не слышать то, о чем ты кричишь. Ментальное восприятие заменяет мне зрение, оно у меня четче, чем у вас, зрячих. Так что уж прости мне мою особенность. Поверь, мне самому не всегда нравится то, что я слышу! В отличие от тебя я даже уши заткнуть не могу.

   Искренние слова эльфа подкупали, Росни рассмеялся, сбрасывая напряжение.

   – А нелегко тебе приходится! – посочувствовал от души. Маррир прерывисто вздохнул.

   – Наверное, будет лучше если мы поскорее покончим с нашим делом. – предложил Росни, и присел рядом с эльфом на широкий подоконник. Маррир согласно кивнул, пододвигаясь, освобождая место. Теперь они оба сидели спиной к суматохе, все более охватывающей Мерцающие Дворцы. Перед глазами была лишь маленькая комнатка, да кусок стены, освещенной показавшейся из-за туч луною. Мелкие искры мраморной крошки прихотливо играли в редких вспышках огней на улице. Росни прищурился, вспоминая.

   – Ты можешь не подбирать слова, – мягко напомнил Маррир, чуть поворачиваясь к Охотнику. – Я итак отчетливо воспринимаю каждую твою мысль. Просто вспомни, каково тебе было в те минуты. Что ты испытывал, о чем подумал. Что заботило тебя в те дни, какие мысли, какие обстоятельства. Возможно, вдвоем мы сможем разгадать эту загадку!

   Слова подобрались сами, он не прикладывал усилий, выбирая их. Собственно, именно словами и обозначилось в его памяти то утро: беседка, мысли, цветы, девушка.

   – Знаешь что, – задумчиво предложил Росни, усилием воли прогоняя холодок, то и дело трогающий затылок. – Знаешь, я покажу тебе, как все там было. Один раз, в виде исключения.

   Место. Охотник прикрыл глаза, оживляя в памяти события трехнедельной давности. Он случайно наткнулся на их беседку. Было яркое, прохладное утро. Накануне хлестал дождь, дорогу развезло, сыростью напитало лесной дерн. Копыта лошади скользили, животное нервничало и еле плелось по тракту, Росни устал бороться с непокорной скотиной, и направил лошадь прямиком через лес, известными лишь Охотникам тропами. Передвигаться по ним было также неудобно, но путь заметно сокращался. Они преодолели значительный кусок Мокрополья, когда обнаружили беседку – путь еще предстоял неблизкий, и поэтому Росни так обрадовался, увидев ее ажурные стены. Он сразу догадался, что за чудный купол вдруг возник перед ним среди непроходимой чащи, об этой беседке знали многие Охотники, но видели ее лишь единицы. Внутри было сухо и тихо, простая деревянная лежанка, засыпанная жухлой травой, обещала прекрасный сон, а потайная кладовка, устроенная, как и везде в подобных местах, в виде полой тумбы, и крытая сверху тяжелой гладкой столешницей, оказалась еще не совсем пустой.

   Росни, хоть внешне и производил впечатление совершенно замкнутого человека с холодной душой, сам по себе не был черствым. Он чувствовал окружающую красоту, и умел ею насладиться. Беседка вызвала прилив радости и умиротворения, сразу ощущалось, насколько удачно эйльфлёр сумел воплотить собственные светлые чувства в гармонию внешних форм. Беседка заманила Охотника, он поддался магии ее очарования. Предаваясь сладостному безделью, он провел в ней остаток дня, всю ночь и большую часть следующего утра. Отпущенная на поляну лошадка тоже не возражала против временной остановки. Охотник не стал ее стреноживать, зная о странной особенности эльфийских мест: не привязанные животные никогда не уходили далеко от обиталищ эйльфлер, даже покинутых и частично разрушенных. Словно некая оставшаяся от эльфов сила притягивала их, не отпускала далеко. Так вышло и в этот раз, лошадка свободно гуляла вокруг, но не сбежала, следующим днем Росни легко нашел ее всего в трехстах шагах вниз по склону, у родника.

   Мысли. Никаких особых мыслей об Элирен или принце у него не возникало, его ум был занят вовсе другими раздумьями. Росни думал о бывшем Охотнике Раэле, больном полубезумном старике, чья жизнь рассыпалась и неуклонно шла к концу. Отчасти старик вызывал гнев, так как теперь, получив известность, его выходка могла сильно подорвать доверие эйльфлёр ко всем Охотникам вообще. Да и гномы, не чуравшиеся мелких хитростей, отнюдь не жаловали продажных перебежчиков. Нынешняя жизнь бывшего Охотника состояла из дневных страхов и ночных кошмаров. Все время редких просветлений ума он тратил на попытки понадежнее спрятаться. Росни не сразу удалось его отыскать, а найдя, Охотник испытал такой прилив отвращения пополам с брезгливой жалостью, что не смог даже всерьез рассердиться на сумасшедшего оборванца, лопочущего о высшей справедливости и непрестанно дрожащего.

   Вот этими-то невеселыми раздумьями и занят был Охотник, пока бездельничал, валяясь на лежалой соломе под высоким куполом в глухом углу Долины поющей воды. Он то и дело гнал прочь мысли о дальнейшей судьбе Раэля. Эйльфлёр никогда не прощали предателей, оставалось только надеяться, что старик умрет раньше, чем Росни расскажет эльфу итоги расследования. Ну, или Геллен вдруг явит милость, и убьет дряхлого безумца быстро, без затей: шею свернет, или, там, сердце вырвет...

   Маррир, сохранявший до этого мгновения внимательную неподвижность, слегка покачал головой, и отвернулся. Росни удивленно вскинулся, не понимая, что вызвало протест эльфа.

   – Прости, – невозмутимо отозвался тот, вновь поворачиваясь к Охотнику. В мутном лунном свете лицо эльфа сохраняло непроницаемо-доброжелательное выражение. – Прости, что перебил. Твои переживания захватили и меня, я не сдержался. Больше я не помешаю твоим мыслям.

   – А что с ними не так? – резко возмутился Росни, всматриваясь в собеседника с надеждой увидеть хоть проблеск чувств в застывших чертах. – Давай, выскажись! Коли уж я выворачиваюсь наизнанку, прояви и ты чуток откровенности. Я знаю, как воротит вас всех от одного упоминания о старике – что ж, у вас есть на то основания. Да и я не в восторге от его выходки. Но почему тебя дергает правда? Ты сам не готов, что ли, разорвать его на кусочки голыми руками?

   – "Разорвать на кусочки" – самое малое, на что я готов. – признался Маррир, ни на мгновенье не теряя прежнего выражения доброжелательного внимания. – Я готов на такое, что твой разум вместить будет не в силах.

   Теперь отвернулся Росни. По спине, на уровне лопаток, пробежал холодок, и остался кусочком льда где-то в сердце. Собственно, так ему и надо, сам полез к эльфу с вопросами. Честность всегда импонировала прямодушному Охотнику, откровенный Маррир все больше располагал к себе.

   – Но эйльфлёр Геллен другой. – уточнил Маррир, без сомнения, слышавший все размышления Росни, но никак не отвечая на них. – Ты видел его гнев? Он как яркое солнце, если уж вспыхивает, его невозможно скрыть. А мой гнев подобен кинжалу в ножнах. Он может остаться в них навсегда. Впрочем, я опять тебя отвлекаю. Пожалуйста, вернемся к твоему рассказу!

   Росни лишь кивнул, уже несомненно уверенный, что даже такие вот, мельчайшие движения Маррир чувствует благодаря своему особому дару.

   Желания. Какие желания возникли у него тем утром? Да почти никаких. Утро играло лучами на причудливой резьбе стен, и Росни подумалось, что если настолько красивы эти мертвые отражения, то каковы же были живые цветы, вдохновившие эльфа? Ему захотелось взглянуть на них, чтобы сравнить воочию. И еще – что дорога будет долгой, а в конце его не ждет удовлетворение от хорошо выполненного дела. У этого поручения не предвиделось бескровного окончания. Росни без охоты брался за подобные дела, не предусматривающие мирного разрешения. Они претили его натуре. Возможно, весь обратный путь в Зачаровень он именно этого и желал – мирного окончания?..

   – Вот, примерно так все складывалось, когда я ее увидел. – Росни прерывисто выдохнул, словно вновь увидел полупрозрачную тень, стоящую по ту сторону порога. – Я уже вышел наружу, я почти ушел. Но меня как в шею толкнуло, как приказал кто-то: обернись! Я обернулся. А она... она стоит на входе, смотрит... и улыбается.

   Если раньше лицо Маррира показалось Охотнику застывшим, то сейчас на нем вмиг промелькнуло так много эмоций, что Росни невольно отпрянул. Маррир, замерший в ожидании, невидящим взглядом впился в пустоту перед собой.

   – Я ее вначале не узнал. Я вообще вначале ничего не понял, оглядываюсь – а следом за мной из беседки выходит кто-то. Даже мысль мелькнула: а где он все это время прятался? Почему "он"? Одежда была на мужскую похожа, куртка какая-то нелепая, штаны... Не знаю, тебе известно, что она только мужскую одежду признавала? Может, ты с ней сам встречался, пока она здесь, у вас жила?

   Маррир со странным выражением подтвердил: "да, встречался".

   – Это я потом ее узнал, когда она совсем на порог вышла. Ну, и испугался, честно признаюсь. Потому что как она на свет шагнула, так сквозь нее стены проступили, трава, лес вдали... я чуть деру не дал от неожиданности. А она постояла, из-под ладони на меня так позыркала, и говорит: "Очень рада тебя видеть, Охотник! Скажи им, что мы ждем. Если они готовы, пусть приходят!" и пошла в сторону Красных Скал. Да, на самом деле пошла, не поплыла как туман или морок. Под нею даже трава приминалась. А я стою дурак-дураком, словно гвоздями к земле приколоченный, и слова сказать не могу, так меня от страха скрутило.

   – Простите, что прерываю вашу беседу! – окликнул снаружи знакомый голос, Охотник и эйльфлёр одновременно обернулись: из темноты на них весело смотрели карие, улыбчивые глаза. – Король Эманель хотел послать кого-нибудь из своих, но я подумал, что лучше сам тебя найду. Я ж знаю, как опасно будить Росни среди ночи. Понадеялся, уж меня-то ты сразу убивать не станешь!

   – Ренди!.. – Росни, не помня себя от радости, перескочил через подоконник, сгреб невысокого друга в охапку.

   Маррир улыбнулся, и спрыгнул в траву рядом.

   – Добро пожаловать, Охотник! Тебе всегда рады в моем доме.

   Охотник молча поклонился, смущенно поглядывая на Росни.

   – Я уже ухожу. – заверил эльф, ничуть не раздосадованный прерванной беседой. – Наш разговор подождет более удобного момента. Впрочем, вы оба всегда можете рассчитывать на мое внимание, я сейчас совсем не обременен делами. Доброй ночи, Охотники!

   *

   Тихий голос что-то сказал, я совсем не разобрала слов. Меня глушил страх.

   – Не вырывайся. – вновь попросил Эллорн. – Никуда не надо бежать. Доверься мне!

   – Не смей! Не смей, слышишь!.. отпусти немедленно!.. – я рыдала, и видимо, уже давно, так как соленая вода на лице не позволяла открыть глаз, их щипало едва я пыталась прищуриться. Я билась в крепких объятиях как рыба в сетях, а голос эльфа что-то продолжал нашептывать, ласково-успокоительное.

   Повозила лицом по его рукаву, и все-таки осторожно приоткрыла глаза, сначала чуть-чуть, опасаясь света, что мог бы резануть отвыкшие от яркости зрачки. Но, видимо, наступил вечер, вокруг лежали серые тени. Ничего не понимая, напряженно уставилась в окружающую тьму. Разве нас... разве мы... как же так?..

   – Сам не понимаю. – ответил моим мыслям эльф, осторожно обнимая. Он сидел на полу, а я полулежала у него на коленях. Сверху, прямо над моим лицом, закрывая черное, пронизанное бесконечными крупицами пламени небо, белел его профиль, и даже в царившей темноте я видела озадаченное выражение на его лице.

   Ему нельзя сбивать повязки!.. если сейчас потревожить раны, он изойдет кровью, сообразила вдруг, и лихорадочно зашарила по его груди, проверяя наспех намотанные бинты.

   Эллорн поймал мои замерзшие пальцы, и осторожно сжал в теплых ладонях.

   "Я цел. Не знаю, как такое возможно, но на мне ни царапины".

   Я повернула голову, осматриваясь. Тьма и туман – вокруг нас, везде, куда достает взгляд. Тьма, словно бархатная коробка, расшитая изнутри слепящим ярким бисером, окружала нас со всех сторон. А между нами и тьмой плотными пластами стлался туман – но он не походил на обычный туман, не раз встречаемый мною в жизни, он не завихрялся, не сочился, и даже не висел в воздухе тонкой взвесью. Он больше походил на ровные кубики нечаянно забытого в холодильнике желе. Тут и там беспорядочно разбросанные, эти слишком правильные ломти иногда неприятно подрагивали сами собой, как живые. Дрожь вызывала тошноту.

   "Как мы оказались здесь, Эллорн?" – "Не знаю. – честно ответил он, задирая голову, в свою очередь рассматривая сверкающий свод над нами. – Прости, но у меня самого нет ответов. Нас казнили на рассвете, как и обещали. Признаться, не такой я представлял себе смерть".

   Ближайший серый куб вдруг заколыхался, словно внутри задергалось живое существо. Я отмахнулась, желая отогнать серую мерзость подальше. Едва моя рука задела условный туманный край, как куб осветился изнутри, расцветился всеми мыслимыми оттенками. Эллорн отпрянул, увлекая за собой и меня, но следом за одним радужно заиграли и все остальные кубы вокруг. Мистическое зрелище! Неописуемая красота действа захватила нас, мы замерли, зачарованные изумительными брызгами красок там, где еще недавно глаза видели лишь мерзкое подрагивающее нечто.

   Сколько продолжалась красочная феерия, не знаю. Не сразу, но постепенно, в мелькающих огнях наметился определенный порядок. Мы смотрели, а внутри кубов постепенно формировались отдельные образы. Вначале еле заметные, словно карандашные наброски на цветном картоне, картины внутри обретали наполненность, становились объемными, а остальной фон напротив, бледнел, пока не стал полупрозрачным. У меня голова пошла кругом, когда вдруг вспомнила, на что именно походили эти кубы. На голографические экраны в кинотеатре.

   Эллорн, неотрывно глядящий на ожившие квадраты посреди бархатной ночи, отчетливо думал: "зеркала мира". На мгновение мы оторвались от них и посмотрели друг другу в глаза.

   Меж тем кубы показывали нам изумительные картины. В одних я с удивлением увидела собственный город, собственный дом, то и дело возникали лица знакомых мне людей. В других отражались совершенно незнакомые мне места. Я увидела странный лес, с неимоверно высокими деревьями. Малиновое солнце сказочно отражалось в изумрудном водопаде, а на берегу кружком сидели около двух десятков эйльфлёр, и видимо, их пикник был в самом разгаре: их лица были веселы, они то и дело белозубо смеялись и махали руками. Пробежали стайкой дети, и скрылись в золотой высокой траве. Женщина в синем платье что-то крикнула им вслед: слов не слышно, но ясно угадывался наказ не убегать далеко.

   Эллорн прерывисто вздохнул. Я обернулась. Куб, что привлек его внимание, показывал совсем другие картины, и я почувствовала, как невольно краснею. Там проходили короткими кадрами моменты моей жизни. Ничего особенного, всего лишь краткие штрихи никчемного существования.

   Зажмурилась, и еще закрыла лицо руками. Да, оказывается больно не только что-то терять, иногда обретать потерянное неизмеримо больнее. Сейчас, когда я вдруг осознала, что память вернулась полностью, мне очень захотелось совсем никогда ничего не вспоминать. Мучительный стыд, заставивший отвернуться, причинял физическую боль.

   Эллорн наклонился, силой убирая мои руки, и поцеловал меня: долго и крепко.

   – Никогда и ничто! – вслух, внятно и отчетливо возразил он моим сомнениям, – Никогда и ничто, запомни, не в силах погасить мою любовь к тебе. Не знаю, будет ли у меня еще возможность напомнить тебе это, но ты не должна бояться!.. Ни меня, ни того, что я могу узнать. Ни того, что ты, возможно, узнаешь обо мне. Особенно последнего, ибо мой путь к тебе был... довольно сложным.

   Каким бы он ни был, он привел тебя ко мне. Я благословляю каждую его минуту. А вот мой... лучше бы тебе не знать всех его подробностей!

   Он помолчал, вслушиваясь в мысли, и попросил: "доверяй мне, прошу! Доверяй как раньше".

   "Я навсегда с тобой. – пообещала твердо, открываясь навстречу его взгляду. – Что бы ни случилось, как бы все не обернулось. Не сомневайся во мне".

   Рука об руку мы стояли перед самым большим кубом, и смотрели, смотрели... впитывали себя самих и друг друга. Вспоминали и узнавали. Эллорн не задал ни единого вопроса, я тоже не испытывала желания спрашивать. То, что показывал куб, было ясно и без долгих объяснений. Я заново узнавала Эллорна, узнавала о нем и о тех, кто был когда-либо ему близок. Множество неизвестных, ранее никогда не встречаемых мною лиц проплыли мимо, мне становилась более понятна его обычная сдержанность. Потеряв столько друзей и родных, поневоле станешь оберегать душу от боли. Заодно я узнавала себя.

   Память возвращалась отрезками. Мигнула картинка, показывающая безлюдный вечерний перрон последней электрички, и пыльную тропинку, уходящую в чахлые кусты – и я вспомнила целый кусок жизни, включавший в себя долгую дорогу, странного егеря, одинокий хутор на берегу безымянной речки, и собственное ироничное согласие. А потом, мгновением позже, в кубе отразились грубые морщинистые руки, небрежно притронувшиеся к замысловатым бусам на моей шее, и под пальцами с обломанными ногтями они вдруг стали зелеными прозрачными каплями – я тут же невольно прижала ладонь к тому месту, где долгое время шею охватывало изумрудное ожерелье. Следом я увидела невысокую худенькую девушку, растерянно оглядывающуюся в сумерках. С трудом узнала в ней себя, топчущуюся у пыльной гранитной стены с удивленным и испуганным выражением лица. Одной рукой я ощупывала эту стену, а другой судорожно дергала край длинной нелепой рубашки, словно удивляясь, что он вообще есть. И тут же пришло еще одно яркое, более ранее воспоминание: тот самый старый егерь осторожно и небрежно – одновременно, огладил меня руками с головы до ног, приговаривая "не помню я уже, как там быть должно, ну хоть на человека будешь похожа!". Под его руками моя одежда, украшения и даже обувь вдруг изменились совершенно, превратились в нечто странное и неудобное. Но я не спорила, я была потрясена и порядком напугана, не верила в происходящее; как оглушенный котенок безропотно выполнила все его распоряжения. Когда впереди засиял свет, старик толкнул меня в спину: "иди!" – и я послушно шагнула, еще не успев до конца осмыслить – куда.

   Затрудняюсь сказать, насколько понятными картины моего прошлого были для Эллорна. Видимо, достаточно, если дотошный эльф ни разу не переспросил меня ни о чем. Он смотрел вместе со мной в куб, и одновременно – в мою память. Слияние разумов распахнуло нас обоих, открывая для меня его сокровенные тайны, такие же глубокие, как те, что он видел во мне. Я вначале дернулась закрыться, не смущать его любопытством, но поняла: принц сам желает тесного контакта, и расслабилась. Эллорн присутствовал в моем разуме тихо и аккуратно, ничуть не мешая мне.

   "Его" куб, меж тем, продолжал рисовать лица эйльфлёр, так много, что я совсем запуталась, мне казалось, что знаю всех – но в ближайшем рассмотрении оказывалось, что совсем не узнаю никого. Эллорн закусил губы, увидев, с каким интересом я разглядываю женские лики, но я не поддалась его молчаливой просьбе, и он, нехотя, заметно против воли, начал называть имена.

   – Принцеса Лирриль, мать Халира и Эрриль. Принцесса Ниаль, мать Каррадина. Принцесса Веннен, мать Мейлина. Принцесса Вестель, мать Меллдора. Альвиниэль, мать Курунира и Лайнира. Лассаль, мать Нимвера. Халлес, мать Мерендила. Нальвен, мать Сальдана. Эниль, мать Феррела и Элинеля...

   Я зажмурилась, я чувствовала, что переполнилась узнаванием как налитый по края кувшин, еще капля – и содержимое прольется наружу, не вместившись в мозгу. В ту же минуту Эллорн решительно отвернулся от мерцающих окон в прошлое, и, запрокинув мне голову, стал целовать, жадно, горячо. А потом дернул шнуровку, обрывая завязки нашей одежды. Я буквально задыхалась в тесных объятиях.

   Идеально черный свод, украшенный искрами мелких бриллиантов, словно стал ниже. Величественно и понимающе невозможно близкие звезды смотрели на нас, случайно застрявших между "вчера" и "завтра".

   *

   Седло под Охотником дернулось, он очнулся в удивлении – все-таки заснул?.. Круговорот событий последних дней, захлестнувший его, совсем не оставил времени на отдых. Прошлой ночью так и не удалось выспаться нормально. Ренди произнес только одно имя, и Росни без споров вскочил в седло: Рэм.

   Рэм ждал его там, на южной границе. Возможно, на той самой заставе, с которой ночью был подан сигнал. Ренди мало что знал о причинах возвращения Охотника Рэма в Зачаровень, и вообще о причинах, побудивших его искать Росни, он сам получил весточку от него с почтовым голубем в порту на Южном побережье. В записке говорилось мало: Охотник Рэм просит как можно скорее найти Охотника Росни, и назначает встречу на южной границе Зачаровня ко второму летнему новолунию. Ренди настолько привык доверять другу, что даже не попытался доискиваться подробностей, он поспешил в Зачаровень, нашел Росни, и передал ему приглашение. Причины переполоха на южной границе для него были также неведомы, как и для остальных, сейчас скакавших бок обок с Охотниками.

   Едва забрезжил рассвет, из Дворцов выдвинулась группа всадников, в которую входили оба Охотника, король Эманель, принц Элинель, который как раз возвратился во Дворцы за несколько минут до того, как все выехали к границе, и еще полтора десятка эйльфлёр.

   Они скакали весь день и ночь, по пути попадались встречные верхами, все видели ночной сигнал, но никто не знал причин его подачи. На вторые сутки им повстречался гонец с южной стороны. Росни ожидал расспросов, или хотя бы кратких переговоров, но эйльфлёр лишь на минуту сгрудились в кучу, молча переглядываясь, и пустили лошадей в галоп. Охотники старались не отставать, теряясь в догадках. На закате по приказу короля они свернули к маленькой ферме в неприметной долинке. Если у Охотников и появилась надежда на остановку, то она сразу же и растаяла: оседланные, свежие лошади уже ждали их. Из седла в седло – и вновь в путь.

   Эйльфлёр демонстрировали чудеса выносливости. Охотники, отнюдь не избалованные легкой жизнью, едва не валились из седел, когда на пятые сутки дорога стала петлять, пролегая по краю обширных лугов. Итак, они достигли южной границы Зачаровня в немыслимые сроки.

   *

   Мы вновь сидели на полу, Эллорн обнимал меня, легко перебирая мои волосы, а я пряталась в его объятиях, и только старалась прижаться покрепче. Потерянный где-то в суматохе первого удивления страх вновь нашел меня, я чувствовала, как он мурашками пробегает по рукам. Принц пребывал в глубочайших раздумьях, я старалась не задевать ментал даже случайно. Понимала, что сейчас для него лучше побыть одному, без оглядки на мою нескромность.

   – Развлекаетесь?.. – ворчливо произнес хрипловатый старческий голос.

   Несмотря на всю нереальность происходящего, я даже не вздрогнула. Моментально перешедший от теплой ласки к холодной собранности, Эллорн замер, вглядываясь во тьму. Я осторожно повернулась, не отпуская эльфа полностью, продолжая прижиматься к нему. Раздались неспешные, подшаркивающие шаги, и из-за дальних кубов вышел высокий, седой старик в мешковатой егерьской куртке и растоптанных армейских кирзовых сапогах.

   Признаться, более нелепую фигуру тут, за Краем жизни, вообразить было трудно. Эллорн, похоже, онемел от изумления. Я тоже не сразу обрела дар речи.

   – Ну, чего уставились? – отнюдь не ласково спросил старик, и сел на плоский камень. Еще мгновение назад там не было никакого камня, и вдруг он появился из ниоткуда. – Вы ж меня помнить должны!.. От радости языки попроглатывали, что ли?

   Он помолчал, ожидая от нас отклика, но поскольку мы хранили молчание, то старик досадливо крякнул, и завертел головой по сторонам, оглядывая импровизированный "кинотеатр".

   – Ну, и как вам, весело?.. – с изрядной долей ехидства поинтересовался он. – Давайте, не молчите! Поговорите со мной.

   Мы с Эллорном переглянулись. То обозначение, с которым ассоциировался образ старика для эльфа, ничего мне не сказало. В моем прошлом он носил совсем другое имя.

   – А горазды вы клятвы раздавать!.. – по-прежнему недовольно пожурил старик. – "Навсегда" – это, знаете ли, довольно долго. Ишь, какие смелые... ну ладно, хорош амнезию симулировать!

   – Я тебя помню, ты – Лесник. – полуспросила-полуответила ему, – Ты находишь таких, как я.

   – Да нет же! Сколько раз повторять? – раздосадовано возразил он. – Это такие, как ты, находят меня. Чуешь разницу? Я тебя из города за косы не тащил, между прочим!.. Сама приперлась, в болото полезла. Потом на приключение напросилась...