Текст книги "Путь. Эльфийские истории. (Тетралогия) (СИ)"
Автор книги: Лола Екшибарова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)
Геллен, неприкрыто подглядывавший в ментале, польщено заулыбался, чем окончательно взбесил меня. Тем более что мое поведение в свете вновь открывшихся фактов и впрямь выглядело не лучшим образом.
– Значит, поэтому ты... в этом и заключалась "частичность"? – спросила, погруженная в свои мысли.
Геллен приподнял брови, и я поняла, какую глупость спросила. Но эльф не стал придираться:
– Я ведь предупреждал – частично!
Вечером, слушая рассказы в дружной многочисленной компании, поняла, как мало я знала про события на Брадде. Не вдумываясь в смысл происходящего, просто рвалась вперед, и не представляла, с чем бы пришлось столкнуться, дойди я туда. Банда, терроризирующая окрестности, состояла из тридцати гномов и около двух сотен людей. Ничего себе ополчение! Довольно хорошо организованные, поддерживаемые тайно либо явно близлежащими мелкими королевствами, они неплохо укрепились в Копильнях. Первая горстка Охотников была перебита, еще не успев дойти до предгорий. Те, что ушли с Рэмом, были осторожнее, действовали решительно, смогли подняться до самых верховий. И тут-то попались в капкан: снизу – банда, вверху – небо. Окрестные гномы наотрез отказались принимать какое-либо участие в разрешении конфликта, просто завалив тоннели, что вели к горным поселениям на Брадде, лишив возможности Охотников уйти по старым штольням. Пришедшие месяцем позже Охотники смогли пробиться к своим наверх, но тоже оказались в тисках. Отбивались, как могли, постоянно прячась по выработкам. Сколько еще продержались бы, неизвестно.
Эльфы, подойдя к Копильням, оцепили южный отрог, и прошлись по нему кровавым гребнем. Не трогая старых поселений, уничтожили все новообразованные, не разбирая принадлежности. Убивали всех, кроме Охотников. Рэм жив, Росни жив, лично для меня передал платок. Всё.
С невольным восхищением поглядывая на невозмутимо-доброжелательные лица, подумала, насколько страшных противников обрели эйльфлёр теперь в лице гномов. Межевые войны – дело каждодневное. Кровная месть избирательнее. Впрочем, они, верно, знали, на что шли.
Отдохнув с нами до рассвета, эльфы ушли в Зачаровень, пообещав вернуть Охотнику Росни платок с моим искренним пожеланием ровных дорог, крепких снов, безопасной жизни и всего остального, что принято желать в подобных случаях. Рэму просто передала привет. Те, что были с Гелленом, не спрашивали меня о планах, не подталкивали к действиям, просто остались рядом.
*
Но... почему же не принесли ничего, кроме платка?
Сомнения, понемногу погашая неистовую радость, расчищали путь здравомыслию. Не всё, что говорят эльфы, правда, притом, что все – не ложь. Полу– правда – не ложь. Недоговорка – не обман. Что-то от меня скрывалось, или мне казалось, что скрывалось, но, в любом случае, требовались доказательства. К утру определилась окончательно – необходимо идти в Копильни. Одной. При отсутствии эльфов на максимально дальнем расстоянии, то есть, начиная прямо отсюда.
Заранее предчувствуя нелегкое объяснение с Гелленом, начала укладываться. Он, сразу насторожившись, тут же потребовал разъяснений. Не хотелось обижать эльфа напрасно, но и раскланиваться излишне не собиралась. Так и вышло, что, стараясь быть конкретной, опять была грубой. Эльф в зеленом, мгновенно оказавшийся рядом, пристально приглядывался к нам.
– Я против. – категорично заявил Геллен. – Опять необдуманные поступки! Твои друзья живы, чего тебе еще?
– Хочу убедиться сама.
"Обещаю, что вернусь, как только уверюсь во всем воочию". – "Что тебя заставляет сомневаться в правдивости эйльфлёр?" – "В правдивости – ничто. Сомневаюсь в объективности". – "Не понимаю?.." – "Почему принесли только платок, принц? Почему они не позвали меня, почему не назначили места для встречи?" – "Возможно, у Охотников другие планы". – "Хочу сама увериться в этом".
– Туда и обратно четыре дня. – затягивая потуже сумку, продолжала убеждать недоверчивых спутников, стараясь решить дело миром. – Ну, скажем, сутки плюсом на мою неопытность. Итого пять.
"Где твой нож? – строго спросил эльф. Я совершенно не помнила, где именно потеряла его: толи в схватке с водяным монстром, толи еще где. – Безоружной ты не пойдешь, это исключено".
Я приподняла рукав, показывая спрятанный метательный нож с плоской рукоятью, и хлопнула себя по куртке слева, там, где скрывался в складках хитроумно спрятанный короткий нож "на всякий случай". Эльфийский принц откровенно скривил губы, в ментале ясно прозвучало: "игрушки!".
Промолчав, закинула сумку за спину. Мне пора, господа. Возможно, я слишком несправедлива к вам, но сейчас пойду одна. Потом, если пожелаете, припомните мне самовольство. "Ты действительно несправедлива. – согласился принц. – Когда-нибудь тебе будет стыдно за себя сегодняшнюю". – "Согласна нести ответственность. А сегодня позволь мне уйти". Оглянулась, оценивая реакцию других эйльфлёр, – реакция никакая. Выжидающее молчание.
Геллен выразительно поглядывал на низкое, по-утреннему не проснувшееся окончательно солнце, словно говоря: "как решите, так и будет, но я не согласен".
– У тебя пять дней. – без вызова предупредил эльф в зеленом, подавая свой длинный кинжал. В драгоценных ножнах. – Почти шесть, учитывая сегодняшний. Мы будем ждать здесь, на этом месте. Никто, даю слово, не станет тебя преследовать, – иди. Проверь всё сама, убедись, поверь своим глазам, если не веришь нам. И, прошу, возвращайся вовремя. Сама понимаешь, я не могу позволить тебе уйти совсем, я в некотором роде в ответе за тебя. Надеюсь, ты будешь осторожна.
– Спасибо, принц!.. – сглотнув комок, поблагодарила искренне. – Не могу ничего обещать, но постараюсь вернуться. А кинжал не возьму, не обессудь – у жизни извилистые повороты. Зачем давать повод ложным слухам?
Эйльфлёр с сомнением покривил губы: "нельзя без оружия".
– Возьми мой! – легко предложил Фрейнир, вкладывая мне в руки изумительный синий клинок в простых деревянных ножнах. – Подвести не должен, а потеряешь – не жаль.
"Я тебе эту насмешку припомню после" – пообещала, пристегивая пряжки к ремню.
"Договорились! Только обязательно вернись, чтобы припомнить".
Пробираясь припорошенными снегом холмами, невольно вновь и вновь вспоминала подробности расставания. Нехорошо тянуло на сердце от слишком встревоженных эльфов, их искренней обеспокоенности. Я обладала даром предчувствия, но сейчас ничто не звенело тревогой в душе. Эйльфлёр, знала точно, обладали сходным даром чувствовать грядущие перемены. Интересно, какие на этот раз?
В Копильнях было пусто и мрачно. У предгорий тут и там попадались сожженные поселения, я насчитала их сразу восемь, потом перестала считать. Заметно процветавший в прошлом край вымер. Несколько раз на горизонте появлялись дымы выживших деревень, но я старательно обходила их стороной, не считая себя готовой к рассказам и расспросам.
Поднявшись до края леса, больше суток потратила на осмотр выходов старых шахт на южном склоне, и носящих многоговорящее название "Копильни". Никого. Повсеместно попадались следы недавней войны, внизу ясно вырисовывались свеженасыпанные курганы. Возможно, рискни я проникнуть вглубь горы, побродить по самим тоннелям, картина недавних событий была бы полнее, но передо мной не стояло такой цели, это раз, и у меня не оставалось времени на долгие поиски, два.
К исходу четвертого дня с момента расставания с эльфами, поняла: пора возвращаться. Война действительно окончена. Те, внизу, вновь отсиделись по норам, спасенные и в этот раз другими. Не думаю, что люди осознают когда-нибудь, насколько им повезло. Догадываюсь, что и в малости не смогут вернуть долг. Сомневаюсь, что вообще чувство благодарности тронет их сердца, я – человек, я знаю. Из нас пристрастные судьи и ненадежные должники.
В последнюю ночь Копильни одарили меня прозрением. Относительно теплые внизу, зимние ночи опасны в горах. Знобкий ветерок, в конце дня лишь слегка тревожащий, после захода солнца превращается в леденящий мороз. Стараясь не привлекать лишнего внимания, я прятала костерок тщательно, место для ночевки выбирала долго. Большие пещеры не привлекали, их закопченные стены несли на себе слишком ясные следы недавних схваток, не хотелось останавливаться там, где недавно еще умирали люди. Маленькие, узкие расселины вполне удовлетворяли скромным запросам, хорошо укрывали от ветра, к тому же не прятали небо, а я любила смотреть в него. Небо и сказало: пора отдавать долги.
Раздумывая, я незаметно соскользнула в полудрему, полугрезы. Вокруг расстилалось черное ночное небо без единого облачка. Луны не было, но яркие звезды заливали окрестности хрустальным светом, в нем горы виделись отчетливо, как в солнечных лучах. Я стояла на уступе над самой пропастью, а вокруг бесновался ветер. Он исступленно бился в скалы и свирепо толкал меня, надеясь свалить с неверного камня, а я без страха продолжала стоять, слушая призрачные стоны. Ветер словно бы разговаривал со мной, рассказывая мою историю, и временами ругался, так как я слишком медленно вспомнила события, о которых он кричал.
Он захрипел, и я вздрогнула, хрип напомнил мне умирающего хосса, которого я заколола однажды в рукопашной схватке. Хрип постепенно перешел в плачь, и я сама едва не заплакала во сне, как плакала обожженная душа, умирая в Южной Башне. Он запел, легкими хрусталиками позванивая в ледяном безмолвии, и я увидела себя посреди бескрайних степей предгорного Гартранда, счастливую и беззаботную... он строго кричал голосом Росни, он ласково увещевал словами Рэма, он переливался смехом эйльфлёр, и постепенно я совсем перестала различать в нем отдельные слова. Осталась лишь радость Рэя, удаль Веррена, основательность Баграта. Насмешливость Фрейнира, суровая сосредоточенность Бринона, загадочная тайна Маррира. Простая мудрость Марни, удивительная открытость Эманеля, издевка Геллена, изысканное мастерство кудрявого Дейлина... Осталась лишь музыка, музыка везде, вокруг меня и внутри.
От потрясения я очнулась, и некоторое время еще лежала, не решаясь ни пошевелиться, ни открыть глаз. Я знала приснившуюся мне музыку, я узнала бы ее среди миллионов звуков вселенной. По частям, отдельными нотами, она постоянно звучала в моем разуме, но я не обращала на нее внимания. А однажды она звучала слитно, как сейчас, хоть и много тише. Тогда черный эльф взял меня за руки, и повел по песку, отсчитывая ритм в такт биения наших сердец: раз, два... раз, два...
Впрочем, нет, и тогда музыка звучала не полностью. Сейчас, услышав ее отчетливо, я поняла, что и с Марриром она была краткой. Отдельной строчкой в странной песне.
Почему я только сейчас вспомнила её? Возможно, мертвая душа постепенно начала возрождаться, подумала я, но что послужило причиной?
"Элирен!" – назвал он, и бросил мне на колени веточку: лиловый бутон среди зеленых листьев. Колючий вереск. Услышав свое имя, я впервые услышала эту песню, ее начало, первую ноту. Потом, постепенно, отдельными звуками и фразами, она складывалась в моей душе в балладу. Я думала, песня умерла вместе со мною, вместе с ним... пустая оболочка, что ходила, смеялась и спорила, уже не была мною в полном смысле – и я не удивлялась тишине внутри. Пепелище не может петь.
Сон в холодных камнях испугал. Я не желала такого возрождения, оно сулило лишь новую боль, а я уже итак была переполнена ею. Вряд ли я способна выдержать новые испытания.
Понятно, эльфы чего-то крутили с Охотниками. Очень возможно, нас специально разводили в стороны, чтобы не дать мне возможности вновь улизнуть, однако в наивных увертках была скорее моя вина, чем эйльфлёр. Разве с самого начала, едва ли не с первых дней в Зачаровне, я не чувствовала, как нужна им? Не про то ли толковали все вокруг? Разве не о том же столь долго пытался сказать Эллорн? По-своему, конечно, но пытался. "Рука помощи" – скорее рука просящего. Это ты в силах помочь, но куражишься. Стыдно, Колючка. Даже если я – не новая Иринон, на что я сильно надеялась, пугаясь такой ответственности, то все же было нечто, что я могла сделать для эйльфлер. Пусть пока мне не понятно мое предназначение, но ведь Высшие сказали – иди вперед, и найдешь необретенное. А что, если имелось в виду именно то, к чему так стремился Эллорн: совершенствование, изменения, осознание неких высших истин?
Около полуночи поняла окончательно: больше не усну. Затоптала огонь, постояла на уступе, вбирая ночной покой, стала неторопливо спускаться. Луна освещала голые склоны, свет звезд, отраженный в снежных сугробах, заливал мой путь серебром. Лучше бы, конечно, идти хоженым путем, но это еще два дня. У меня оставались всего сутки. Сверху высмотрела полого стелющуюся череду низких безлесных холмов, и пошла прямо, надеясь не опоздать к назначенному сроку.
Прямые дороги не самые короткие.
*
Утром второго дня наскочила на людей.
– Стой где стоишь! – раздался довольный звонкий голос.
Прямо передо мной, с другой стороны поляны, худой длинноногий мальчишка старательно натягивал лук. Дернувшаяся было в размах рука, с послушно скользнувшим в ладонь ножом, не закончила движения. Уйду, – решила, отступая в кустарник. С такого расстояния всё равно не попадет из своей оглобли, пусть живет.
И напрасно, – поняла, когда очнулась в телеге связанная, лежа носом в гнилой соломе. Глотая стоны на каждой кочке, вжавшись в слежалую труху, старательно оберегая вновь разболевшийся правый бок, мысленно неприлично ругалась. Излишняя сентиментальность никогда не числилась среди моих добродетелей. Нечего было церемониться с паршивцем.
– Лазутчика поймали! – радостно кричал молоденький. Добросовестно связанные за спиной руки мешали перевернуться, посмотреть, кому он докладывает. – С горы спускалась, пряталась не шибко. И одета странно – глянь, как Охотник.
– Подыми. – приказал кто-то старший, меня стянули с телеги, поставили на ноги. Хорошо, что за шиворот держали, иначе тут бы и села, где стояла. Толи от удара по затылку, толи от неудобного способа переезда, но ноги не слушались совсем.
Толпившийся рядом народ воспринимался колышущейся однородной массой. Где-то неподалеку коротко всхрапывали, переступали копытами кони. Сосредоточившись, постаралась увидеть говоривших: первый – тот самый, с луком, второй – толстый, не старый еще мужик, опрятно одетый, с окладистой бородой. Щурясь от слепящих бликов, подивилась добротности доспехов, отражающих мутное зимнее солнце столь ярко.
– Давай её сюда. – разрешил толстый, уходя из поля зрения. – Да руки-то развяжите, чего уж...
Посмотрев на полдневное солнце, поняла – к вечеру не успеваю. Я не узнавала деревню, но догадывалась, от места встречи с эльфами меня отделяет не один час. Подталкиваемая в спину, послушно пошла по улице, две встречные женщины шарахнулись, как от привидения. Шли недалеко, у ближайшего крыльца меня снова дернули, втолкнули в дом. Не сопротивляясь, я проследовала за толстым внутрь, но тут же едва не споткнулась о лавку.
Зрение, вроде бы восстановившееся на улице, вновь подвело в полумраке, всё виделось в дымке. Пока ничего не своротила сослепу, я поспешила сесть. Осторожно растирая запястья, огляделась – обычный крестьянский домишко, ничего особенного: печь, лавки, широкий стол у оконца. По стенам, старательно разрисованные, висят наивные досочки, лубочки, еще какая-то деревянная дребедень. Справа на лавке расселся толстый, поглядывал на двери нетерпеливо, ждал.
– Ты кто?
– Человек. – пожала плечами. С некоторых пор ответ на этот вопрос вызывал у меня определенные трудности.
– Сам вижу, что баба! – огрызнулся толстый, и вздрогнул от громко хлопнувшей где-то ставни. Тяжелые шаги нескольких пар сапог протопали под окошком, скрипнуло крыльцо.
– И где лазутчик? – насмешливо поинтересовался высокий лохматый мужик.
От пяти пришедших мужчин комнатенка словно еще больше съежилась, уменьшилась до предела. Толстый, как ни странно, съежился вместе с ней, опасливо глядя на вошедших.
– Вот. – ткнул в меня пальцем, словно боялся, что не заметят. – Спрашиваю: ты кто, отвечает – человек. С гор шла, как донесли...
Возможно, в начале и возникло невольное желание вскочить, но, осмотрев всех собравшихся, осталась сидеть. Во-первых, излишняя вежливость воспринимается часто как слабость. Во-вторых, она подозрительна сама по себе. В-третьих... обойдутся.
– Давай так, девушка, – просто предложил лохматый, подсаживаясь напротив, облокачиваясь на стену под полкой с расписными жбанами. Остальные расселись кто где, хмуро-сосредоточенные, молчаливые. – Сама рассказывай по порядку: кто ты, откуда, чего здесь выискиваешь. Мы послушаем. Молчать тебе резона нет, всё одно язык развяжем, коли понадобится. А мне нет охоты насильничать без нужды. Так как?
Разумно, в общем-то. Собирая мысли, выстраивая их в ряд, призвала на помощь всё хладнокровие, на какое была способна. Не сказать лишнего. Не дать повода к сомнениям. Не... позволить им применить силу. Иначе умру не быстро, наболтаю много. И то и другое плохо.
– Мое имя Ренни, я бродяга. Какое-то время ходила с Охотниками Рэмом и Росни. Была прошлой весной на Тронг-Нльи. Нынче осенью Охотники оставили меня в Высоковке, не взяли с собой на Брадд. Должна была в деревне их дожидаться, но не усидела, за ними пошла. Здесь ориентируюсь плохо, земли мне не знакомые, слегка заплутала. Пока выбиралась, встретила эйльфлёр, они сказали: на Брадде всё закончилось, банду разогнали, Охотники разошлись. На всякий случай решила проверить сама, третьего дня как была в Копильнях. Теперь возвращаюсь в Высоковку, думаю, меня там ждать будут. – подумала, вспоминая отобранный эльфийский нож, решила упредить вопросы: – По пути договорилась встретиться с эльфами, у них дело для Охотника, меня позвали. Вот, шла на встречу, как с вами столкнулась.
Лохматый глянул на толстого, тот поерзал неуверенно: мол, а я почем знаю, лжет или нет.
– Складно говоришь, да только, чую, не всё. Утаиваешь что-то, а мне, понимаешь, надо знать, про что таишь. И времени на уговоры нету. – протянул лохматый, наматывая плеть на кулак. – Неужто бить придется?
– Ты умный, командир. – загоняя страх в глубину, на самое дно чувств, запретила себе даже думать о возможном. – Рассуди сам, какой смысл мне таиться? Меня дела ждут, к вам, кстати, касательства не имеющие. Чем навредить могу делу вашему, не представляю даже. Что, отряд твой никто, кроме меня, не видел?.. сотня всадников – не стадо кроликов... про вас уж вся округа, наверное, вызнала.
– Ну-ну... – протянул тот заинтересованно. – И что еще высмотрела?
– Еще?.. Что опоздал ты с воинством своим, другие справились. Что люди у тебя умелые, не в насмешку хвалю, меня не всякий так просто в лесу увидит. Что собираешься здесь надолго обосноваться, возможно, навсегда. Что для земель этих рука крепкая нужна, что б разбой совсем прекратить. – с некоторой долей раздражения отметила собственное красноречие, стало стыдно за прорывающийся страх. – Впрочем, твои замыслы меня не касаемы.
Прогоняя дрожь, слегка повела плечами, зажимая ладони между колен.
– У нее нож под курткой. – негромко предупредил мужик из угла.
Лохматый уставился настороженно, словно ожидая, что я кого-нибудь тут же прирежу. Я не смогла скрыть удивления – как он догадался?! Никто, кроме эйльфлёр, ни разу не заподозрил о припрятанном в хитроумных ремнях ноже "на всякий случай". Но эльфы-то меня и научили его носить. А вот люди... впервые кто-то из них заметил.
– Чего не обыскали толком? – грозно спросил другой пришедший толстого.
Толстый аж подскочил на лавке. Я невольно усмехнулась, у лохматого брови сошлись.
– Вправду нож? – я кивнула. – Покажи.
– Командир, ты считаешь меня дурой? – замирая от собственной наглости, покачала головой. – Мне нож – охрана от допроса!..
– И ладно. – хитро согласился тот, поглядывая на своих. – Давай, доставай его. Потом с меня спроса не будет – сама начала. Ну?..
А еще остался за голенищем клинок, подаренный Брандом, но и он вряд ли поможет. Всё равно мне не сладить с кучей сильных мужиков. Закинув ногу на ногу, потянулась правой рукой к вороту, словно собираясь достать нож, нарочито небрежно опуская левую вниз.
– Хорошо, твоя взяла. – примирительно предложила, кивая на стену за его спиной. – Вон у тебя жбан с подсолнухом над головой, глянь, не бойся. – И, когда он, не понимая, завертелся, разглядывая на полке посуду, предупредила, выбрасывая левую кисть вперед, молясь об одном – попасть: – Запомни, что не промахнулась!..
Они все разом бросились ко мне, схватили за руки, затолкали в угол. Я не сопротивлялась. Смысла в сопротивлении уже все равно не было.
– Ну и вышла дура. – укоризненно прогундел один из них. – Уж лучше б резалась... теперь точно пожалеешь...
Выдернув из подсолнуха узкий нож, лохматый разглядывал его перед оконцем.
– Откуда взяла? – поинтересовался, словно ничего не случилось. Я промолчала. Он прищурился, рассматривая клеймо. – Отвечай по-хорошему, надоело с тобой возиться!
– А ты спроси по-плохому. – предложила, понимая, что терять нечего. – Может, беседа веселее пойдет.
– Угу, обязательно спросил бы, – протягивая клинок рукояткой вперед, согласился он. – Только вот недосуг... Ну-ка, прочь от нее лапы! А ты – не держи на нас сердца, Охотник Ренни! Время нынче неспокойное, много люда разного шляется. Чем скажешь, долг за обиду невольную вернем. – и, толстому: – Эй, там, быстро вещи Охотника сюда!
Каждый раз, когда сказочное везение невзначай наведывалось в гости, вспоминался Рэм. Уравновешенный, объективный. Умеющий понять всех.
– А я Бранду не поверил. – смущенно признался лохматый.
Он протопал вслед за мной на улицу, замялся на крыльце. Мне очень хотелось наговорить ему гадостей, но я пересилила себя. По справедливости, так никто не виноват. Всем вперед наука.
– Думал, приврал оружейник про женщину-Охотника, для красного словца. Ты уж не сердись!
– Не сержусь. – согласилась вынужденно. Я почти не лгала, я не злилась на них, усердно хранящих свои тайны. Вот только полуденное солнце наводило глухую тоску. – Только усложнили вы мне жизнь, командир, гостеприимством своим непрошеным, ох, усложнили!..
– Что требуется? – бодро поинтересовался лохматый.
– Каменную россыпь к югу от Мокрополья знаешь? Туда.
– Когда?
– Сегодня. К полуночи.
– Ого! Ну, да попытаемся. – и ушел.
Поглядывая искоса на деревню, я отошла к сараям, присела на чурбак для колки дров. Деревня также искоса поглядывала в мою сторону, и ближе знакомиться не желала. Завидное совпадение интересов. Долго рассиживаться мне не пришлось, из-за заборов вылетел лохматый верхом, в поводу – три оседланные лошади. У меня дыхание перехватило от красавиц, откуда у крестьян такое чудо?!
– Давай! – лохматый, рисуясь, махнул мне. – Выбирай любую. В седле-то усидишь?..
Не поддаваясь на провокацию покрасоваться в ответ, подтянула у гнедой стремена, проверила упряжь. Не удержавшись, спросила:
– Вдвоем, что ли, поедем?
– А кого еще надо? – отмахнулся лохматый.
Мне – никого. И тебя, в том числе! – подумала, вжимаясь в седло. Чудо лошади летели, едва касаясь копытами земли. Вероятность успеть вовремя все больше обретала вес.
Стемнело, но торная дорога ровно белела свежим снегом. После заката пересели на сменных лошадей, сами не отдыхали ни минуты, из седла в седло – и дальше. Только дождитесь, мысленно уговаривала далеких эльфов, зная, что всё равно не услышат на таком расстоянии. Только дождитесь!
Наверное, было уже довольно за полночь, когда мы вылетели к Каменной россыпи. Резко осадив чалую, махнула лохматому: "стой!". Он в недоумении подлетел:
– Чего остановилась? Немного же осталось!..
– Здесь расстанемся. – соскальзывая на землю, постояла некоторое время, держась за седло, давая ногам привыкнуть к твердой поверхности. – Все, командир, путь окончен. Ни к чему тебе с такими-то лошадьми эльфам на глаза попадаться, думаю, неумно чужим добром хвалиться. Уезжай.
– Вот оно как... – протянул тот, принимая поводья чалой. Гнедую я привязала к его запасной. – Тут ты верно рассудила, лошади не нами взращенные. Однако мы не крали их, они честно куплены, и щедро оплачены.
– Прощай, командир. Спасибо за помощь!
– Что ж, прощай, Охотник Ренни!
– Бранду привет передавай за подарок. Скажи, выручил он меня! – не удержалась все же я на прощание. Рассмеявшись, лохматый пропал в ночи, поглотившей сначала тени, потом звуки.
Долго медлить не приходилось, я шла, по звездам определяя направление, сосредоточенно тянулась в ночь, посылая ментальный призыв: "Я здесь!"
"Иди сюда!" – через некоторое время пришел ответ.
Пошла между валунов, удерживая зов, испытывая странное беспокойство. Мысленные голоса имеют различия, как и голоса явные. Их, конечно, труднее распознать, сложнее определить принадлежность... Кто мне сейчас ответил?
– А я знал, что обязательно вернешься. – вместо приветствия заявил Геллен, возникая за спиной, разворачивая, выводя меж камнями к костру. – Устала? Голодна? Тут как раз к тебе гости.
– Здоровья тебе, Охотник Ренни. – поздоровался гость, поднимаясь навстречу. Ренди! Сама не знаю, как вышло, но через мгновение мы уже крепко обнимались, не замечая сосредоточенных взглядов эйльфлёр.
– И тебе! – радость от встречи Охотника перевесила все неприятности последних дней. Чтобы встретиться с Ренди, готова была еще не раз вернуться к эльфам.
Перебивая себя, мы завалили друг друга вопросами. Смеясь, тут же пытались одновременно на них ответить. В общем, вели себя не совсем разумно, на взгляд выдержанных спутников. Проболтав минут пять, Ренди спохватился, стал до невозможности серьезным, утащил меня подальше от лагеря, в чахлую рощицу. Остановился на краю широкой поляны, огляделся, улыбаясь и хмурясь одновременно. Осознавая нешуточность ситуации, тоже разом стряхнула легкомысленную веселость, затылком ощущая закручивающееся вокруг знакомое нечто, имеющее вполне конкретное название.
– Я с поручением от гномов Гартранда. – негромко объяснил Охотник, осторожно вкладывая мне в руки шероховатый круглый камушек на тонкой цепочке. – Гном Баннед из Племени с Северного Трабба, временно пребывающий у родичей на острове, просил передать тебе это, и сказать: "в благодарность за твою защиту в тяжкий час, ему сохранили жизнь. Мы с тобой в расчете".
Странно спокойно приняла я невозможный дар. Вот она, синяя жемчужина, завернутая в серебряный листок. Немыслимое счастье лежит на ладони! А у меня ни мыслей особых, ни восторга запредельного... тихо во мне, как тихо... и вокруг – почему так тихо?.. почему темно?..
Огненные стены мистично мерцали, наполняя смыслом хаос вращающейся вселенной. "Я знаю, кто я". – сообщила им. "Конечно, знаешь. – согласились голоса. – И всегда знала. Просто не верила".
Он не простит мне спасения. Тем более такого спасения. Он слишком горд.
"Ты сама попросила..." – напомнили они ласково.
"И ни о чем не жалею! Я согласна платить и дороже. – твердо заверила, любуясь красотой призрачных стен. – Я согласна на все, лишь бы он выжил. Ведь я теряла его в любом случае... Пусть будет счастлив, пусть живет долго".
"Иди. – попрощались голоса, и стены сдвинулись вплотную, мешая дышать. – Теперь ты готова ею быть. Теперь ты ЗАХОЧЕШЬ быть ею".
– Дыши! Открой глаза! – жестко приказал голос извне. – Не смей умирать, слышишь?!
Так уже было, подумала, рывками возвращаясь в реальность, глотая стоны от боли в груди. Только голос был не твой, Эллорн.
– Здравствуй, Элирен. – устало, не похоже на себя, улыбнулся он. Улыбка резанула больнее удушья.
– Здравствуй, Эллорн... – понимая, что слезы не сдержать, просто свернулась клубком на земле, спряталась в ладонях, выплакиваясь за все мертвые дни.
*
Взбудораженный лагерь так и не угомонился до утра. Под давлением происходящего эльфам отказала даже внешняя сдержанность, они непривычно громко пересмеивались, звякали появившимися неизвестно откуда фляжками с вином.
Я плакала так долго, что не выдержал даже Геллен. Он буркнул:
– Ты затопишь и Долину поющих рек, Элирен! – и не слишком вежливо сунул мне под нос свою флягу. – Ну, как? – потребовал ответа.
Я осторожно глотнула, памятуя предыдущий опыт по распитию крепких эльфийских напитков. Тут же поняла: назад не отдам! – и вызывающе выдернула фляжку из рук эльфа. Силой отнимешь?
"Еще чего! – блеснул глазами тот. – Охота мне связываться..."
– Здорово!.. – призналась, поеживаясь от теплых мурашек.
Меня окутала расслабляющая мягкость. Сквозь легкий дурман происходящее наполнилось счастьем, будущее лучезарно улыбалось. Я с готовностью тонула в обманчивых волнах. Завтра всё будет как надо. Сегодня – пусть будет, как есть.
Утро пришло с эльфийской песней. Эллорн, сидящий где-то напротив не различался за высокими языками костра, но я была уверена, что пел он. Второй голос принадлежал эльфу в искристо-зеленом, имени которого не помнила. Магия эльфийской мелодии именно в том, что не замечаешь, когда она захватывает. И пока длится очарование, ничто в окружающем мире не беспокоит всерьез. Пока пели принцы, остальные молчали, два глубоких голоса звучали уверенно, оба низкие, наполненные через край, несущие одновременно тревогу и радость.
Не часто мне доводилось замечать различие в возрасте эйльфлёр, внешность обычно надежно скрывала опыт прожитых лет. Посматривая на притихших, с затаенным огнем в глазах, взволнованных не меньше меня, младших эльфов, как-то вдруг осознала, с какой простотой обычно держится Эллорн.
Потом много пили и долго пели все, даже проснувшийся, но не успевший отрезветь до конца Ренди. Не знаю, какой добрый дух спас меня от публичного позора, возможно, вино Геллена, обжегшее горло.
Около полудня неудержимо потянуло в сон. Сказывалось все разом: нервный вчерашний день, ночное утомление, утреннее пьянство. Эльфы угомонились, сосредоточенно занимались своими делами, неутомимые как всегда. Ренди отсыпался самым бессовестным образом, внушая тихую зависть.
Эллорн больше ни разу не подошел ко мне, и я не стала навязываться. Эльф не оставался один, с ним рядом постоянно кто-то находился, а публичные объяснения – не сильная сторона моих дипломатических навыков. "Он жив. – в сотый раз напомнила себе, выдавливая очередную натянутую улыбку. – Этого с тебя довольно. Не усложняй. Ему итак непросто, пусть определяется сам".