Текст книги "Путь. Эльфийские истории. (Тетралогия) (СИ)"
Автор книги: Лола Екшибарова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц)
Путь. История первая: сны Зачаровня
ПУТЬ
История первая. Сны Зачаровня
У этой истории я не сразу узнала начало, для меня она началась примерно с середины. Выглядело это так, словно кто-то написал фразу, а потом взял, и оторвал половину свитка, оставив лишь окончание. Я долго гадала, что случилось с той, оторванной половиной. Может, ее лишь отложили, до нужного времени? Лишь бы не потеряли.
Проснулась я утром.
Холодное, промозглое утро разбудило каплей росы, сорвавшейся мне на нос, и непонятной, но сильной тревогой. Я возвращалась в бодрствование из темного душного небытия, словно из тяжкого похмелья. Рассеянный свет неприятно резал глаза, заставлял щуриться.
Влажный мягкий покров под головой казался неправильным, почему-то настораживал. Шевельнула руками, ощупывая пространство вокруг, вспоминая названия: трава, мелкие камни, хвоя... древесная веточка – засохшая, отметила, слушая ее хруст. Серое небо над лесом уныло обещало не менее унылый день, хмурилось тучами, не желало просыпаться. Поникшие под ним деревья ежились, трепетали еще зелеными кронами. Где-то неподалеку гуляла осень.
Я лежала в мокрой траве, замерзшая и растерянная, и мое пробуждение постепенно превращалось в погружение в кошмар. Почему я вообще лежу в мокрой траве?
Встать!..
Напрасно.
Безрассудно подскочила, и тут же рухнула обратно, согнулась пополам, захлебываясь воздухом, словно волной. Кровь рванула в виски с оглушающей силой, мир утонул в малиновом звоне. Голова загудела, угрожая лопнуть от резкой боли.
Удушающий кашель едва не закончился рвотой, я скорчилась в траве, уткнувшись в нее лицом. И осознала, что тревожило меня с момента пробуждения: рядом слышались незнакомые голоса. Едва я зашумела, они замолкли.
Вдох, выдох. Вдох, выдох.
Снова встать, осторожно, без рывков. Выпрямиться. Не дергайся!..
Лес. Утро. Полное непонимание ситуации. Что, собственно, я здесь делаю? А так же: здесь – в смысле где? Делаю – в смысле зачем? "Я – это кто?" – спросил незнакомый голос внутри. Пальцы, и без того онемевшие от росы, стали совсем непослушными. В растерянности ощупывая себя, пыталась не сойти с ума от страха – я ничего не помнила. Даже своего имени.
И тут из-за деревьев вышли двое. Высокие, странно одетые мужчины. Если бы я вспомнила вовремя, что положено делать в подобных ситуациях, то закричала бы от страха, разглядев их: все в них было неправильным, и внешность, и одежда, и оружие. "Почему неправильным?" – спрашивала себя, пыталась найти хоть что-то, любой указатель, что помог бы мне очнуться окончательно. И вспомнить. И не находила.
Один русоволосый, светлоглазый, с недлинной бородкой. Второй смуглый, темнокудрый, с пронзительными черными глазами. Оба в мешковатых куртках-плащах с широкими островерхими капюшонами, за голенищами высоких сапог – рукояти нешуточных ножей. У обоих дорожные мешки через плечо. Из-за спин выглядывали края изогнутых луков и деревянных простых колчанов.
Путешественники?.. "Ну до чего ж красивые! Не часто встречаются настолько красивые мужчины" – мелькнула невольная мысль, я сразу попыталась припомнить, а какие, собственно, мужчины мне встречались раньше? Вспомнить не удалось ничего.
– Кто ты, девушка? – спросил тот, что стоял на полшага впереди, с русой бородкой.
*
Обхватив колени, я съежилась на сухом пятачке травы под раскидистым кустом, сплошь облепленным мелкими желтыми ягодам, и пребывала в тоске и смятении. На душе было препакостно, и снаружи не лучше. Неудобная одежда натирала тело в самых немыслимых местах, мелкие мошки, объявившиеся ближе к вечеру, доставали писком, да еще эти два... спасителя...
Какие они высокие! Когда они подошли ближе, я поняла, что едва достану макушкой им до плеча. Однако, рядом с ними я не ощутила того внутреннего протеста, что вызывала, к примеру, одежда. Отсюда еще утром рискнула сделать осторожные выводы: где бы я ни жила раньше, никогда не носила такой одежды, и всегда была не самой рослой среди своих. Что ж, хоть что-то проясняется.
Ни на один их вопрос я не смогла ответить, да и на свой собственный – тоже. Невозможность вспомнить ничего до момента пробуждения сводила на нет отчаянные попытки сосредоточиться. Ведь жить я начала много раньше нынешнего утра, отражение в луже подсказывало, что лет двадцать – тридцать за плечами имелось. Собственная внешность не вызывала отчуждения, значит, именно так я и выглядела все предыдущие годы. Несколько тонких прядей седины в коротко обрезанных волнистых черных волосах, темные зеленые глаза, худое лицо. Кожа смугловатая, но бледная. Под глазами – тени от усталости, тонкие губы посинели от холода и обветрили.
Вначале идеально чистые пальцы на маленьких и мягких руках уже к полудню покрылись грязью и царапинами. Видимо, до нынешнего дня я все-таки не шлялась по лесу. Одежда, пусть и неудобная, но чистая испачкалась еще быстрее рук. Подол длинной юбки намок и мешал при ходьбе, прилипая к ногам, широкие рукава рубахи вовсе не спасали от холода. Длинный изящный воротник, наверное, нужно было завязывать бантом. Но вокруг – сплошные ветви и сучья, того и гляди повиснешь на нем, как в петле. Я как могла, намотала воротник на себя, но длинные концы по-прежнему так и норовили уцепиться за что-нибудь. Высокие, шнурованные по щиколотку ботинки не доставляли неудобства, только если стоять на месте, и, желательно, сухом. Ажурный орнамент позволял росе свободно проникать внутрь, а колючая трава постоянно царапала кожу сквозь дырки от шнуровки.
Мужчины задавали мне вопросы, а я вслушивалась в звучание слов. Слов было много, лишь часть из них я узнавала сразу, редкие были знакомы точно, некоторые вызывали ощущение тревоги, какие-то не будили ничего. Они несколько раз произнесли: "эльф", прежде чем я поняла, что знаю что-то про эльфов, только вспомнить не могу, но нечто весьма значимое, хотя могла бы поклясться, что это значимое не относилось непосредственно ко мне. Потом также возникло слово "гномы". Следом шли "серые люди" – но на них память не дрогнула.
"А может, мне лишь снится?.. И лес, и двое мужчин? – подумалось вдруг с надеждой. – Вот как проснусь, и все!"
"Не проснешься, не надейся. – сказал тот, внутри. – Мутный серый день – не сон, не сон тела. Если только сон разума". Меня передернуло от страшного предположения. Сходить с ума не хотелось совершенно.
– Чего там жмешься, подвигайся ближе к огню!.. – окликнул тот, что потемнее. Росни.
Покосилась исподлобья, и осталась сидеть, где была. Если с утра я еще могла как-то реагировать на окружающее, то сейчас все реакции сводились к основной – панике. Происходящее становилось ирреальным, голова шла кругом в прямом смысле. От непонимания. Смятения. Бессилия.
Я точно знала, что не должна быть здесь, не должна сидеть на мху в кошмарном лесу, в обществе бородатых красавцев, разодетая, словно кукла. Стоп! Кто такая "кукла"? – тут же дернулась, внутренне собираясь в комок, вырывая из темных глубин отмершей памяти соответственный образ. Маленькая неживая пародия на человечка покувыркалась перед мысленным взором, насмешливо дразнясь языком, канула в небытие. Ничего.
Тот, что посветлее, именем Рэм, понаблюдал за мною издали, подошел, и присел рядом. Я едва не отскочила, но сдержалась, изо всех сил стараясь унять расшалившиеся нервы.
– Мы не навредим тебе, поверь, – мягко заверил он, улыбаясь светлыми глазами. – Мы ничего не потребуем взамен. Позволь помочь тебе сейчас. Ты в беде, ты напугана и растеряна. Возможно, я ошибаюсь, но ты кажешься одинокой. Прошу, позволь позаботиться о тебе совсем чуть-чуть, только чтобы ты не погибла от голода и холода. Ну, как?
Не выдержав, я расплакалась, уткнувшись в его пропахшую хвоей куртку.
– Договорились. – заключил Рэм, слегка поглаживая меня по волосам. – Не бойся нас, девушка. Ты же видишь, мы – Охотники!..
Прозвучало так, словно их принадлежность к веселому братству объясняла все. Наверное, она и должна была все объяснить. Только ничего не объясняла. Но пока – пока, они вроде бы не представляли угрозы, совсем напротив. Когда я выплакалась, меня накормили чем-то, что вполне могло быть хорошо прокопченным мясом. Напоили напитком, похожим на теплое вино.
– Ожерелье на тебе занятное. – бросил Росни, скользнув по мне внимательным взглядом.
Я потрогала шею – бусинки, согретые теплом тела, совсем не чувствовались. А я и не замечала, что на мне есть другие украшения, кроме громоздких колец на пальцах. Я сразу хотела кольца снять, но убрать их было некуда, ни карманов на одежде, ни сумки при мне. Оказывается, еще и на шее что-то надето?..
– А что не так? – спросила осторожно. Рэм, оторвавшись от раздумий, тоже посмотрел внимательно.
– Всё так. – с усмешкой заверил Росни. – Всё нормально. Ты хоть догадываешься, чего оно может стоить?
Я все еще чувствовала себя сковано, но Охотники демонстрировали исключительное миролюбие, и я понемногу оттаивала. Я не знала ничего о стоимости надетых на меня побрякушек, и честно покачала головой: "понятия не имею!".
– Десяток добротных дворов купить можно, со всем хозяйством. Может, и больше.
Второй Охотник удивился не меньше меня. Осторожно, стараясь не порвать, я потянула украшение и попыталась снять, но низка оказалась слишком короткой. Что же такое я там ношу? – удивлялась, стараясь разглядеть хоть кусочек бус.
– Это Слезы Гор, багровые изумруды. – ответил моим мыслям Росни, мечтательно улыбаясь. – Гномы ценят их выше всех остальных драгоценных камней, да они и несравнимы ни с чем иным... Цвет прозрачный, чистый, без тумана и вкраплений. Идеальный зеленый. Если посмотреть сквозь такую бусинку на солнце, внутри зажжется маленькое пламя. Потому и прозвали изумруд сей багровым. А Слезами Гор называют из-за редкости. Ибо не плачут горы, но мстят беспощадно, не сдаются, но стоят до конца. Гномы же во всем сходны горам, как и положено народу, горами порожденному...
Мы все долго молчали, они – погруженные в свои, мечтательные мысли, я в свои, рациональные. Выбрав момент, когда заговорили о чем-то постороннем, поборола смущение и осторожно поинтересовалась у Рэма:
– А можно такую бусинку обменять на что-нибудь?
– На что? – удивился он.
– На одежду нормальную, к примеру. – предположила небрежно.
Рэм взял меня за подбородок, я вновь почувствовала себя совершенно беспомощной.
– Даже не думай о том! – веско сказал, возвышаясь надо мной. – И мыслить не смей драгоценность на пустяки разменивать. Надо чего – говори, мы поможем.
Сердито оттолкнула его руку, и насупилась. Он глянул проницательно, предложил мягче:
– Ну, не хочешь от нас помощь принять, так у тебя еще перстни есть! Можно в городе к торговцам пойти, и сменять. Я знаю надежных, да и сам могу проследить, чтоб не обманули. Уж за них-то немало выручишь!
Еле проглотила раздражение от покровительственного тона, но сдаваться сразу не хотелось.
– И в чем разница?
– Очень возможно, что разница велика. – серьезно отозвался Росни. – Я слегка в камушках понимаю. Те, что у тебя на пальцах только весом дороги. Поделка грубая, огранка неумелая. А ожерелье... камни другого порядка. Шлифовка – загляденье!.. Стоимость его только приблизительно могу определить, но скорее даже больше, чем вначале подумалось. Что, коли оно семейная реликвия? Или у тебя в запасе еще парочка подобных завалялась, что б так бездумно драгоценностями разбрасываться?..
Рэм назидательно обвел пальцем вокруг моей шеи. Я сжалась, не понимая.
– Ни замка, ни завязки. – пояснил Охотник. – И мнится мне, порвать его непросто будет!.. Для чего побрякушку большой ценности напоказ надевать? Да еще такой девчонке? Что б голову первый встречный бандит свернул?
– Не упрямься, мы дело говорим. – довольно раздраженно поддержал друга второй Охотник. – Храни ожерелье бережно. И прикрой его чем-нибудь, от греха подальше... шею поплотнее замотай!.. Лихих людей везде хватает.
Тайн вокруг не уменьшалось. Наоборот, с каждым новым открытием я чувствовала себя все более растерянной. Доводы Охотников звучали разумно, спорить с очевидным глупо. Что ж, значит кольца. Мне не жалко. Сняв кольца, сложила их на подоле: одно большое, три поменьше. Вроде бы золотые. В двух голубые камни, в одном розовый, и одно плоское, полированное, с тонкой резьбой по центру. Как там чернявый сказал: "весом дороги"? Это радует. Мне необходимо средство обмена, пока ничего не прояснилось. Ладно, их-то точно пристрою с делом. И насчет шарфа они правы, нелепый длиннющий воротник того, что с натяжкой можно назвать рубахой, отлично подойдет.
Рэм притащил охапку лапника, разложил поровнее, кивнул мне:
– Иди, спать пора. Завтра с утра отправляемся.
Я опять вздрогнула.
– Куда? – поинтересовалась на всякий случай.
– В людные места. – ответил за Рэма Росни, кидая вторую охапку рядом. – Мы предполагаем, если тебя привести в место, где ты уже бывала, память вернется. Рэм, думаю, идти надо лесом! Получается как раз в сторону, откуда она могла прийти... может, на что интересное наткнемся.
– А она дойдет? – усомнился второй Охотник, поправляя костер.
– Зачем вы со мной возитесь? – решилась я на конкретный вопрос.
Они удивились неподдельно, даже переглянулись меж собою.
– Мы – Охотники. – напомнил Рэм. – "Особые случаи" – наша забота.
Закрывая глаза, раздумывала: ответили мне или вежливо отшили?
Под конец ночи, пока я безмятежно спала, Охотники негромко обсуждали происшествие.
– Странный случай. – повторил чернявый, глядя в бледнеющее небо. – Вот именно, не "особый", а скорее странный. Война кругом, мало ли людей теряется. Какая-то она... не впечатляющая, а?
– Посмотрим, что будет завтра. – рассудительно возразил другой, набивая трубку. – Одета богато, держится насторожено... Кто его знает, может, и не имеет она отношения к тому, что вчера в лесу творилось. А, может, как раз она и имеет. Посмотрим.
Оба замолчали, вспоминая перекошенные страхом лица крестьян в недальней деревеньке. Как внезапно среди ночи завыли все дворовые шавки. Как закричали повыскакивавшие на улицу дети, заголосили бабы. И как у самих Охотников нехорошо сжалось сердце при виде огромного голубого шара, висевшего над лесом. Шар стрелял молниями, сверкал невероятно. А потом вспучился понизу изумрудным цветком, и лопнул.
*
– Пойдем по тракту. – больше мне, чем Рэму, Росни отмахнул направление, совсем не туда, куда показывал вчера. Я посмотрела: в указанной стороне чаща как чаща, такая же, как в остальных трех.
– А почему? – удивилась перемене планов.
– Потому. – грубо отрезал Охотник, зашагал широко, монументально возвышаясь впереди. – Не дойти тебе по лесу, ты уже вон хромаешь.
– Я не нарочно, обувь неудобная. – попыталась оправдаться, потом разозлилась. Что я, специально, что ли?
– Внимательно смотри по сторонам. – предупредил из-за спины Рэм приглушенно. – Это место называется Змеиная застава, и поверь, не зря.
Я вновь почувствовала липкие пальцы страха на горле. Ползучие гады вызывали во мне паническое отвращение, а длинная дурацкая юбка метет дерн.
– Дай нож. – попросила, останавливаясь, он подал без вопросов.
Добротная материя резалась легко, отрезанный от подола лоскут, шириною сантиметров в двадцать, как раз хорошо обмотался на талии, вместо пояса. Шагать в укороченной юбке сразу стало легче. Рэм хмыкнул, весело поблескивая глазами из-под капюшона.
Он часто улыбался, Рэм. Даже когда молча смотрел, чудилась скрытая усмешка. Что ж, вид у меня, действительно, заслуживает насмешки, – стараясь не вскипеть, каждый раз напоминала себе. Пусть уж лучше Рэм смеется, чем Росни ухмыляется. Вот от чьего взгляда неуютно!
По лесу нельзя ходить как по... "аллеям" – услужливо подсказал какой-то еще живой кусочек памяти, и тут же, ойкнув, исчез. Поленившись наклониться, я оттолкнула свисающие ветви. Сверху свалилось нечто тяжелое, скользкое, и смертельно опасное.
Внутри меня все замерло в прямом смысле слова. Я "включилась" в реальность, а чувства отключились. Шипящий гад, сильный и проворный, вырывался из рук, заворачивая плоский треугольник головы, и стало понятно – времени нет. Если сейчас не остановить тварь, она остановит меня. Инстинкт самосохранения придал пальцам немыслимую скорость и гибкость. Я испугаться толком не успела, как уже вцепилась обеими руками в мерзкую плоть под самой головой, не давая ей приблизиться, не обращая внимание на царапающие руки вьющиеся кольца, оторвала змею от себя, отстранила подальше.
– Замри. – глухо приказал Росни, коротко размахиваясь. В лицо брызнуло холодным и липким.
С трудом унимая противную дрожь, я оценила расстояние между собственным носом и воткнувшимся в дерево ножом. Что ж, мне повезло с провожатыми. Росни поглядывал на меня как-то по иному, легко вытаскивая засевшую почти по рукоять сталь.
– Спасибо тебе. – поблагодарила не слишком затейливо.
– Угу. – буркнул тот неласково. Видимо, такая манера общения была для него обычной. – Утрись лучше.
Рэм осторожно забрал у меня обезглавленную змею, критически осмотрел, и пошутил добродушно:
– Ну вот, и первый трофей!
Он сноровисто вспорол кожу, и стал выворачивать гада наизнанку. Вновь брызнула кровь, полилась меж пальцами. Меня едва не вытошнило. Росни тем временем нарезал высокой травы, сплел толстый жгут, и запихал этот жгут змее в брюхо. Потом сложил обмякшего гада пополам, обернул большими лопухами отдельно тулово и голову, перевязал длинными тонкими ветками. Аккуратно уложил мерзкий сверток в свой дорожный мешок, и как ни в чем не бывало, буркнул: "Пошли, чего стоишь!"
Легко подталкивая в спину, Рэм заставлял меня идти дальше. Перешагнув через лужицу мутной крови с кусками выдавленных из змеи кишок, удивилась, что до сих пор не шмякнулась в обморок. Почему-то мне казалось, что раньше на меня не нападали подобные создания.
Мы шли, шли и шли. За весь день останавливались лишь дважды, и то, только для меня. Оба Охотника олицетворяли выносливость, и я не позволяла себе уставать. Первый привал, короткий и неуютный, устроили прямо на обочине, сразу, как вышли из леса на дорогу. Посидели, попили из фляги вина, и пошли дальше. Второй я устроила себе сама, когда почувствовала – то, чем наполнены мои ботинки, не совсем вода. Выбрав валун пошире, разулась, не спеша перемотала ступни на манер портянок. Для них я использовала длиннющий нелепый воротник. Мне сразу надо было оторвать его, напрасно только мучилась полдня. Ткань, конечно, была не слишком мягкой, но зато плотной. Стертые до крови ноги саднили и болели, и я мысленно долго себя ругала, что не догадалась перемотаться раньше. Остаток ворота повязала на шее, помня предостережение. Охотники, присевшие рядом, деликатно отводили глаза, пока я переобувалась. Я отметила их сдержанность.
Оставшуюся часть пути помню как бесконечное чавканье грязи в такт шагов. Монотонная песня странствий, не слишком романтичная, что и говорить. К вечеру за очередным поворотом послышался собачий лай, и потянуло дымом. Мы вышли к деревне.
Дождь кончился. Что было, конечно, неплохо, но несвоевременно. Вот если бы он закончился этим утром, когда мы вышли на тракт, тогда одежда не промокла бы до нитки, я весь день не чувствовала бы себя лягушкой на болоте, и, в конце – концов, не подхватила бы насморка. Но нет, ему надо было моросить весь день, превратить дорогу в одну сплошную лужу, насквозь промочить нас. К тому же сильно усложнить все лично для меня. Идти по накатанной, но очень раскисшей дороге в тяжелой, длинной, мокрой юбке – ого! Кто не имел удовольствия все прочувствовать сам, вряд ли поймет.
И вообще, то, что касалось одежды, сильно стесняло. Ладно юбка, она хоть плотная. А обувь! Не знаю, в каком краю я выросла, но там точно не носили ничего похожего. Про то, что на мне было напялено сверху вместо куртки, вообще молчу. Рэм, конечно, цыкнул, когда я заикнулась о возможности превратить ожерелье в средство обмена, но меня не легко напугать. А уж когда измаешься, да замерзнешь окончательно, то и вовсе решительным станешь. Нет уж, дудки! При первой возможности переоденусь. Мне все равно, что менять, не хватит колец, сниму бусы.
Ворота – если то, что закрывало обычно забор можно назвать воротами – были еще открыты. Впрочем, если они и представляли в закрытом виде преграду, то лишь для телег. Всё остальное, от кошки до лошади, могло протиснуться в аккуратную дыру шагах в двадцати от "главного входа". Проходя по единственной улице между покосившихся, темных халуп, поняла ясно: с деревней меня ничего не связывает, и связывать не может. Если лес тревожил, то деревня наводила жуть. И ни огонь в очаге постоялого двора, ни почтительное отношение к нашей троице всех, включая приблудную собаку, не смогло изменить тягостного впечатления. Нет, здесь не присутствовало моего прошлого.
Хозяин постоялого двора долго уважительно цокал языком над принесенным Охотниками "трофеем", разглядывал кожу, и видно было, что приценивался. Потом, в какой-то момент, я поняла, что он унес-таки мерзкую тварь, и сделала вывод, что сделка состоялась. Впрочем, тут же выкинула этот эпизод из памяти.
Никого, кроме нас, из пришлых не было. Поев вместе со всеми за длинным столом, тихонько прикорнула в уголке, у самого очага, отогреваясь и млея. Не пробыли мы в деревне и получаса, как к Охотникам стали подсаживаться местные, в основном возрастные мужики, кряжистые, солидные, оборванные. Говорили негромко, больше рассказывали, чем расспрашивали, я отметила для себя это обстоятельство. Некоторые поглядывали недоуменно в мою сторону, но никто не осмелился даже подойти. Скорее всего, именно из-за Охотников. Отогревшись, наевшись и немного просохнув, уснула, где сидела. Кто-то перенес меня на лавку, укрыл рваным одеялом, подложил под голову пук соломы. Кто из них, так и не поняла, во сне почудились темные кудри, презрительный излом тонких губ – Росни, но это вряд ли.
– Ну? – требовательно вопросил Рэм за завтраком. – Что скажешь?
Я подумала, прежде чем ответить. С одной стороны, я видела, Охотники искренне хотели мне помочь. С другой... неясность их планов все еще вызывала страх. Но у меня не было другого выхода, кроме как довериться им, значит, и таиться не имело смысла. Они должны знать, деревня – не "мое" место.
– Никогда в такой дыре не жила, и даже, вроде, не бывала. – ответила честно.
– "Дыре"? – с нажимом переспросил Рэм.
– Дыре. Захолустье. Убожестве. Называйте, как хотите.
– "Убожестве"?.. – еще непонятнее протянул Росни, оглядываясь кругом.
– Значит, всё же горожанка. Потеряшка. Интересно, откуда тебя принесло? – сам себя спросил Рэм.
– Жаль... – грустно согласился Росни.
– Кто "потеряшка"? Чего жаль? – спросила с подозрением, чувствуя себя задетой.
– "Того"! – поддразнил Росни, насмехаясь открыто. – Поднимайся, принцесса. Пойдем приводить тебя в приличествующий вид.
Не надеясь ни на что хорошее, поплелась за ними на улицу.
Мы прошлепали по раскисшей жиже почти через всю деревню, остановились у крепкого, прочного забора. Рэм решительно толкнул калитку. Во дворе маленький сморщенный человечек загружал мешками телегу, лошадь меланхолично покосилась на нас и заржала. Все, кто копошился во дворе, дружно уставились на Охотников.
– Мерман! – негромко окликнул Рэм. Сморщенный человечек засеменил от полузагруженной телеги. – Здоровья тебе, Мерман. Нам кое-что нужно.
– Да-да, конечно. – кивая, человечек призывно замахал руками вглубь двора, в сторону невысокой сараюшки. – Господа Охотники! Всё там, всё, что нужно Охотникам...
– Нам нужно оружие. – резко предупредил Росни. Человечек с гордым именем Мерман скосился в мою сторону.
Мы вошли, и некоторое время постояли, привыкая к темноте. "Ненавижу затхлые сараи!" – негромко ругнулся Росни, Рэм что-то ответил на непонятном языке.
– Там, у стены, всё для господ Охотников... – подсказал сморщенный Мерман, и те отшагнули в указанный угол. Приглядываясь ко мне, человечек пожевывал губы, выжидая. Я подумала, сняла кольца и, показывая их на ладони, попробовала объясниться:
– Если у вас есть, мне нужна хорошая, добротная одежда. Нужен дорожный мешок, вон как у них, фляга для воды, и... еще то, что обычно берут в дорогу.
Мерман разглядывал кольца и мялся. Я подняла ладонь повыше.
– Которое? – спросила прямо.
Мужичонка опасливо скосился на моих спутников, но те молчали. Он нерешительно ткнул в самое крупное. Я отдала кольцо без сожалений.
И тут случилось чудо – сморчок превратился в вихрь. Со скоростью, достойной зависти, приволок целую охапку одежды, и свалил передо мною на лавку. Потом еще одну охапку: перевязи, ремни, и другую кожаную мелочь. Я порылась в принесенном тряпье, и покачала головой. Мерман выжидательно насторожился.
– Штаны. Брюки. – я потыкала пальцем в юбку и покачала головой. – Я не хочу женскую одежду, мне нужна мужская. Понимаете?..
Он хитро сощурился, и мигом приволок третью охапку. Вот теперь я действительно почувствовала себя удовлетворенной. Бедняги Охотники, вам придется посидеть в затхлом сарае еще некоторое время!
Отобрав для примерки стопку, ушла за навес со сбруей. Итак: брюки мягкой, хорошо выделанной и ладно скроенной кожи, рубаха серого грубого полотна – широковата, конечно, ну да ладно, главное, под горло; один ремень на пояс, второй под ножны. Жилет коротким мехом внутрь, на двух завязках. Куртка мешковатая, длинная, с множеством застежек, с капюшоном, правда, не островерхим как у Охотников, но оно и к лучшему – незачем иметь вид того, чем не являешься. С шикарнейшим мехом по вороту. Немного подумав, прихватила широким коротким ремнем правое запястье. Рассматривая результат, с долей раздражения отметила, что кое-что, забытое наяву, еще живет в глубине. Привычки, к примеру.
Когда некоторое время спустя, почти счастливая, выходила из-за кучи седел, Рэм говорил:
– ... ещё охотничьи ножи пусть покажет, есть что стоящее? И сапоги подбери, на женщину.
Сморчок, переставший быть таковым, исчез мгновенно. Росни присвистнул. Я стояла, ожидая, они молчали.
– Ну? – поторопила. – Что скажете?
– Даже не знаю, девушка, даже не знаю... – протянул Рэм.
– Не сидит на мне, что ли?... – удивилась, рассматривая чудны'е застежки на рукавах.
– Слишком. – еще чудне'е возразил Рэм. – Слишком хорошо сидит.
– Женщина, где ты выучилась носить мужскую одежду? – удивился Росни, нехорошо кривя губы. – Да еще с такой сноровкой?
– Не знаю, куда ты клонишь... – растерялась я, но тут явился Сморчок, и с ним притопал здоровенный мужичина.
Они притащили два тяжелых мешка, в которых оказалось столько интересных вещиц, что про склоку тут же забылось. Ножи разных размеров, наконечники для стрел, всяческие пряжки, коробочки, накладки... Просто перечислять, и то долго. Разложив свое добро на лавке, мужик, который, судя по ожогам на огромных лапищах был кузнецом, выжидательно уставился на Охотников. Те, в свою очередь дружно склонились над лавкой, негромко переговариваясь. Впрочем, ожидание не затянулось. Рэм, придирчиво разглядывая, отобрал и ссыпал три десятка наконечников для стрел в специальный мешочек. Из кучи остального Росни быстро выбрал несколько предметов, прищурился, оценивающе смерил меня взглядом, и добавил еще один: нож устрашающего вида в деревянных, не лишенных изящества, ножнах.
Мерман поставил передо мною на пол невысокие сапоги.
– Это. – лаконично пояснил Росни.
Тот, что наверняка был кузнецом, неспешно сложил остальное в мешок, и, степенно поклонившись, ушел. Росни поторопил:
– Надевай сапоги, девушка! Мы итак полдня потеряли.
На прощанье Мерман сунул мне в руки сумку, очень похожую на заплечный мешок Росни, плотно набитую. Я улыбнулась, закидывая ее за спину, но раскрывать сразу не стала. Все равно не знаю, что именно должно там быть.
Сбегав в "переодевальный" закуток Мерман с легкой растерянностью вынес небрежно брошенную мной старую одежду, спросил тихо:
– Разве госпожа не заберет?..
Я задумалась. Мне жутко неудобные тряпки были теперь вовсе ни к чему, да и таскать на себе тюк лишнего барахла смысла не видела. Вопросительно посмотрела на Охотников, Рэм заверил: "как сама хочешь!", и я успокоила заботливого торговца:
– Мне не надо. Оставьте себе!..
Мерман пожевал губами, аккуратно сложил одежду на лавку, и вытащил откуда-то вместительную деревянную флягу, на простом, но крепком поясном ремне. Предложенный обмен удовлетворил всех, на том и порешили.
Покидая деревню, ощущала себя несравнимо комфортнее, чем входя в нее. И еще более растерянно. Посещение "людного места" ничего не изменило в лучшую сторону, только усложнило отношения с Охотниками. После того, как вышла к ним переодетой, они совсем перестали со мной разговаривать. Если и обращались, то лишь с короткими вопросами по делу. Невольно чувствовала себя виноватой, хоть и не понимала, в чем.
Я догадывалась, что едва мы останемся одни, меня начнут расспрашивать, причем заранее предполагала, что расспрашивать будут усерднее, чем в первый день. Но оборот, в который меня взяли, превзошел самые мрачные ожидания.
– Ты с острова? Из приморских краев? С равнин за Траббом? ..
– Где твои родители? Как зовут отца? А братьев?..
– Кто привел тебя сюда? Он тебя обидел? Бросил, или потерял?..
– С тобой случилась беда? Что ты делала в лесу?..
– Что-то потеряла? Кого-то ищешь? Сколько тебе лет?..
– Ты помнишь лес? А деревню? А горы?..
– Почему ты одна?.. Где твои спутники?..
– Кто ждет тебя здесь?..
– Чего ты боишься?..
– Кто ты?..
Допросом выматывали до вечера, но не думаю, что смогли многого добиться.
Под конец я взмолилась:
– Скажите прямо, чего вы добиваетесь? Мне кажется, вы знаете, что происходит, но мучаете меня. Не понимаю, чем я виновата!..
– Это мы не понимаем! – отрезал Росни, поигрывая веткой. – Мы совсем ничего не понимаем, а ты не помогаешь нам понять. Ты злишься и отнекиваешься... Согласись, это выглядит подозрительно.
Я безнадежно махнула рукой. Чем я могу уверить их, что не увиливаю, а действительно, ничего не помню? Ничем.
Рэм, поглядывая на другого Охотника, примирительно попросил:
– Пойми и ты нас!.. тебя окружают сплошь необъяснимые обстоятельства. Само твое появление в лесу необъяснимо, поскольку никаких следов вокруг нет – ты словно с неба свалилась. Мы там все обошли, все осмотрели... пусто. Но так ведь не бывает! Свет, что сиял ночью как раз у того места, всполошил всю округу... Мы с Росни едва не бегом спешим к змеиной заставе, и что же? Ни пожара, ни других следов ночного пламени. Только замерзшая девчонка, которая ничего не смыслит в самых простых вещах, но при этом поступает как бывалый бродяга. Посмотри на себя, и сама скажи, что мы должны думать о тебе!