Текст книги "Знак снежного бога (СИ)"
Автор книги: Лина Элевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 37 страниц)
Эта мысль заставила Анихи вздрогнуть. В ней была какая-то подспудная жуть, на которой очень не хотелось сосредотачиваться.
Встряхнувшись, он заставил себя вернуться к делу и в очередной раз коснулся лепестков исцеляющей десницей, наполняя лотос живительной силой весны. И в который раз лепестки расправились, на миг даже вернулось былое розоватое сияние… Но стоило убрать руку, как все вернулось на свои места.
Отчаявшись окончательно, весенний бог уже собирался срезать все, что было тронуто неведомой порчей. Однако он не успел коснуться крошечными серебряными ножницами и первого лепестка, как рядом ослепительно полыхнуло.
Ошеломленный, Анихи заморгал, пытаясь понять, отчего так неприятно смотреть на разноцветные блики, будто в самих глазах поселилась тошнота. И в этот миг неведомая сила подхватила его, как котенка, за шкирку и унесла прочь.
Через мгновение, за которое он не успел ни удивиться, ни испугаться, разноцветное, тошнотворное марево выплюнуло его посреди большого зала Золотых Чертогов – в компании таких же дезориентированных, недоумевающих богов. Желудок запоздало подкатил к горлу.
– Проклятье! Если хотели опять попробовать расколоть этот проклятый кристалл, неужели нельзя было нормально всех собрать? – бросил Анихи, сплюнув кислым.
– Это не мы, – коротко произнес Тилар, слишком бледный даже для себя самого.
В качестве подтверждения разноцветное марево выплюнуло самого Лучезарного, который тоже явно остался не в восторге от такого способа передвижения.
На подгибающихся ногах, учащенно дыша, Анихи отошел к стене и прислонился к ней. Каждая вспышка этой невозможной, какой-то неправильной силы вызывала зуд в глазах… впрочем, смутно знакомый.
– Больно, – процедил Кэлокайри сквозь зубы, зажмурившись – что не слишком помогло. – Словно смотрю…
– На щупальца Хаоса, – хрипло произнес Фтинори.
Но это было только начало.
Последним явился Гром, слишком дезориентированный и помятый для того, чтобы возмущаться. С ним явно не церемонились.
– Что за шуточки?! – наконец возмутился Иркас. – Я не знаю, чьего авторства этот розыгрыш, но он дурного тона!
– Хотел бы я сам знать, – мрачно бросил Тилар-Танатос, озираясь. – И еще я хотел бы знать, как эта странная и неестественная сила смогла беспрепятственно проникнуть в святая святых, да к тому же перенести сюда всех нас!
Это был очень, очень хороший вопрос. Притихли все, встревожившись не на шутку. Действительно, теперь здесь были собраны абсолютно все боги, а неизвестная сила, выплюнув Грома, исчезла без следа…
Точнее, так всем казалось.
Любой силе для существования нужно вместилище, проводник.
Самым слабым местом в Золотых Чертогах, ибо оно обеспечивало связь с внешним миром, был огромный экран из чистейшего горного хрусталя. И в наступившей тишине по нему с жалобным звоном пробежала трещина. Боги с опаской обернулись – и экран взорвался маревом осколков, а из него на волю рванулись разноцветные, тошнотворные, причудливо изломанные…
– Щупальца Хаоса! – хрипло выдохнул Ильос.
И если бы только они…
Сияющая нить выстрелила следом, оплела паутиной большой зал, и теперь он напоминал герметичное яйцо – ни надломить изнутри, ни проникнуть внутрь снаружи. Сбитые с толку, испуганные боги сбились в центре, не зная, чего еще ожидать.
– Восстань, главный стихийный бог! – громыхнуло вдруг на все золотые чертоги.
Голос узнали, несмотря на непривычный диссонанс, которым он пропитался.
– Сулу! – рябью пронесся по залу общий потрясенный вздох.
Это открытие разом перекрыло мимолетное удивление – разве есть у них главный стихийный бог?
Боги вновь обернулись к экрану – и действительно, среди щупалец Хаоса узрели хорошо знакомое всем лицо с повязкой на глазах и длинной белоснежной бородой. Словно в первородной тьме грубо прорубили окно прямо в Золотые Чертоги.
Большинство из богов бывали в узилище старейшего лишь один-два раза, но забыть увиденное не удалось никому, и теперь они вжали головы в плечи, как нашкодившие котята.
Страшная мысль поразила Ильоса, бога солнца. И не его одного.
А что, если это не пробуждение Мира? Что, если пробудился Хаос?!
– Что ты здесь делаешь, великий слепец? – собрав всю храбрость в кулак, вопросил Ильос. – Это не твоя вотчина, и не тебе надлежит находиться в ней, не говоря о том, чтобы приводить в Золотые Чертоги, средоточие равновесия и порядка, Хаос… Что ты задумал?
Щупальца разом выгнулись кошачьими спинами, недобро повернувшись к нему, и Ильос, сглотнув, умолк.
– Не тому, кто желает умилостивить и правых, и неправых и таким образом возвыситься, разглагольствовать о вотчинах, – громыхнул бог судеб, заставив лучезарного отшатнуться, как от пощечины. – Старый слепец бывает прозорливей иных зрячих! Может, вы забыли, что мне ведомы ваши судьбы, все ваши действия, все устремления, что я не хуже Ардора способен читать в чужих сердцах?
Боги разом переменились в лице.
– Вас ждет суд, – просто сообщил Сулу. – Равновесие было нарушено, и за это придется ответить.
– Если собрался судить Ланежа, – встрепенулся Гром, – то сначала его придется как-то из этого кристалла извлечь! Мы все старались, но не смогли. А что до нарушений – сам хорош, старец! Ильос верно сказал, кто дал тебе право вры…
– Молчать! – не стерпел Сулу.
Одно из щупалец Хаоса стремительно вытянулось и запечатало рот излишне ретивому верховному. Тот мгновенно спал с лица, затем посерел, с ужасом ощущая, как тошнотворное прикосновение выкачивает из него божественную силу. Не выдержав, отшатнулся, приземлился на зад, да так и пополз спиной вперед прочь от разноцветной твари.
Хаос дернулся было следом, но затем с тихим шипением вернулся к Сулу. Огладив бороду, бог судеб смерил остальных суровым взглядом.
– Похоже, с кристаллом придется повременить, – недобро бросил он. – Право "ворваться" даровано мне высшими силами Вселенной. Сила созидания окружила коконом зал, дабы разрушительные силы не проникли в мир…
Нить мягко вспыхнула, и растерянные боги нутром почувствовали: все так, как говорит Сулу. От этого стало только страшней – они не знали, чего ждать.
– Сила разрушения, – холодно продолжил великий слепец, – пробила мне окно в вашу вотчину и готова карать. Я же, как было условлено, не покидаю своего поста, отведенного мне с самого начала мира земного.
Страх и отвращение перед Хаосом у богов были в крови. Только Сулу как-то удавалось мириться с его неизменным присутствием.
– На суды вы и впрямь скоры, – продолжил бог судеб. – Но нынешний будет иным, и неугасимый огонь в чашах нам ни к чему. Я оглашу преступления и приговор. Приводить или не приводить его в исполнение – на то воля Мира и Хаоса, коими никто не способен управлять. – Сулу сурово обвел взглядом замерших в центре зала богов. – Пришел черед вам, обвинителям, ответить за свои действия, ибо чаша вины вашей наконец переполнена. Не Ланеж ответственен за нынешнее, а вы.
– Ты не Судия, – обманчиво мягким тоном напомнил Танатос.
– За мной Мир и Хаос, – прямолинейно сообщил Сулу. – Я лишь их силой вершу их волю… По совести, по справедливости.
Ритуальная фраза Ардора, так давно не звучавшая под этими сводами, заставила богов содрогнуться.
– Главное преступление ваше – небрежение своими обязанностями, приведшее к нарушению гармонии, которую вы должны поддерживать прежде всего в своем стане, затем уже – в мире земном!
Сулу говорил вроде бы очевидные вещи, но они звучали откровением, наполняя богов чувством вины. Простое правило, очевидное… Но о нем забыли.
– Виновники будут оглашены, – голос слепца вновь наполнился потусторонней силой. – Виновны те, в ком взяла верх мстительность и зависть…
Щупальце Хаоса услужливо вытолкнуло вперед Анихи, и на щеке у него отчетливо проступило пятно с рваными краями, переливающееся кричаще-яркими цветами Хаоса.
– Спесивость и тщеславие…
Едва поднявшегося Грома подкравшееся щупальце хлестнуло по пятой точке, вынудив резво скакнуть вперед. Его щека украсилась тем же «знаком отличия».
– Кичливость…
Аквариа.
– Непоколебимая уверенность в собственной правоте и нежелание слушать…
Гестиа.
– Желание главенствовать над всеми…
Ильос.
– Неспособность справиться с взятыми на себя обязанностями и предвзятость…
Иркас.
– Подозрительность, страх, готовность приписать ближнему худшие качества… за одно лишь то, что сильнейший дух Сньора заместил его самого.
В отдельную группу против своей воли были собраны почти все остальные, и их лица не были отмечены знаком Хаоса, лишь на одеждах остался след.
Единственными, кого так и не коснулись разноцветные щупальца, были бледная Радужка, Тайи, Фтинори, Жнец… и Танатос.
– Прочие остаются как свидетели, – громовым голосом подытожил Сулу.
В тот же миг с потолка вниз протянулась сияющая серебром нить, ласково коснулась по очереди каждого из четверых, согрев изнутри и наполнив благоговением (напуганная и растерянная Радужка даже улыбнулась, ощутив это чистое тепло), поцелуем матери оставила знак гармонии на лбу… И только пятого, бога смерти, брезгливо обогнула.
Сулу пристально посмотрел на него сквозь повязку и негромко произнес:
– Судить тебя я не стану – напрямую ты не вмешивался, не поддерживал своей силой ни одну сторону, ни другую, и сам никогда не строил козней против Ланежа. Ненависти и презрения к нему в твоей душе тоже нет и не было, да и наказание, которое я могу наложить, увы, не принесет пользы Миру… У каждого здесь был свой интерес, хоть это и не оправдание. В то время как ты…
Сулу умолк, красноречиво пожав плечами.
– Ты не виновен в их общем преступлении – но и не безвинен, и в чем твоя вина, знаешь сам. Тебя не желают карать ни Мир, ни Хаос, – в громовом голосе на миг промелькнуло сочувствие, – поскольку наказание уже было отмерено.
На миг в бездонных глазах Тилара промелькнул страх, и он, вздрогнув, отвернулся, зажмурился, будто получил пощечину. Затем, не сказав ни слова, поклонился богу судеб, выпрямился и отошел в сторону, как оплеванный. Более бог смерти не вмешивался в происходящее, только все больше бледнел и наконец ссутулился, словно под невидимым гнетом.
– Разве это справедливо?! Он же подстрекал, он же сам предложил… – вякнул было Гром, но щупальце Хаоса угрожающе изогнулось в его сторону, и верховный мгновенно заткнулся.
Сулу же повернулся к самой большой группе, не осмеливающейся роптать даже шепотом:
– Недоверие, презрение и пренебрежение младшим богом – ваше общее преступление. И проистекает оно в том числе из дурного отношения к вашим духам. А потому я кое о чем напомню.
Пауза вышла тяжелой, свинцом ложась на плечи виноватых.
– Духи появились в этом мире раньше нас, богов, вызвались служить сами на заре времен, дабы установить порядок в мире земном, и служили верно и преданно, каждый своему богу. Или вы так зазнались, что за тысячелетия позабыли о том?
Боги разом потупились. Красная, жалкая Лейя прикусила губу, не зная, куда смотреть.
– Так отчего же дух, ставший богом, вызывал столько презрения? Разве духи – рабы? Разве лишены самосознания? Разве их надлежит презирать и использовать в своих целях лишь потому, что они отличаются от вас? Они ведь – основа вашей силы, ее поддержка и опора! Разве верховные, потеряв старейших, не почувствовали этого?
Даже Анестея лишилась своей всегда невозмутимой маски, молча глядя на бога судеб и страшась приговора.
– Каждый из вас на год лишается помощи духов, – постановил Сулу. – Вам полезно будет вспомнить, каково это – обходиться собственными силами.
Ропот пронесся по залу, но умолк с первым же шевелением многоцветных нитей, хотя на Сулу смотрели едва ли не с ненавистью.
– Это наказание вы навлекли на себя сами, и оно общее для всех, кого коснулся Хаос, – подытожил слепец. – Ваши духи с этого мига получают Его печать и, на время утратив свои силы, будут спать крепким сном весь год. Больше некому будет слушать вместо вас молитвы, разносить послания и проявлять божественную волю. Трудитесь сами. Если же равновесие будет нарушено по нерадивости – пеняйте на себя. Люди утратят веру в вас, сила угаснет… а по примеру Ардора, вы все знаете, к чему это ведет. Не думаю, что кто-то из вас пожелает стать еще одним Забытым Богом.
И без того не пышущие красками лица богов окончательно побелели, едва пришло осознание, что за свои слова и поступки и вправду придется ответить. Ранмея с тихим писком свалилась в обморок – самый настоящий, не притворный, и ее совершенно механически подхватил трясущийся бог торговли.
– Не слишком ли суровое наказание? – подала дрожащий голос Лейя.
– Не вы ли так кичились своей силой, своим статусом? – вопросом на вопрос ответил Сулу. – Так неужели всесильным богам недостанет мудрости обойтись без глупых рабов, расходного материала, который можно не жалеть, не беречь и не слушать? А ведь еще какую-то тысячу лет назад вы так с духами не обходились! Я надеюсь, память об этом вернется к вам, вместе с мудростью, достойной богов.
Вот теперь несогласных не было. Лейя только смаргивала слезы, сообразив, что теперь придется самой отвечать на все молитвы, самой решать, чья стрела достойна поразить дичь, самой подсчитывать, какое поголовье в каком регионе требуется, дабы не разрушилась вся пищевая цепь… Схожие размышления на грани паники охватили и остальных, переглядывающихся с нарастающим ужасом.
– Однако я не закончил! – снова громыхнул глубокий голос слепца. – Вам, чьи лица отмечены Хаосом, отмерено еще и иное!
На него уставились кто с вызовом, кто с затаенным страхом, кто с оскорбленной гордостью, и лишь одна со смирением – Гестиа, богиня земли и плодородия.
– Ваш грех тяжелее, – тяжелый взгляд придавливал к полу. – В своей гордыне возомнили, что можете сами решать, кого ставить богом, кого лишать этого звания? В прошлый раз, когда Сньор счел, что вправе менять существующий порядок, Мир благословил ваше желание взять нового снежного бога. Или вы забыли? Отчего же теперь вы сочли, что можете принять такое решение в обход того, кто создал вас самих? Решили, что раз он дремлет, отныне вы равны ему?
Боги, ожидавшие новой проповеди об их отношении к Ланежу, со священным ужасом уставились на Сулу. Лишь теперь они осознали наконец, что действительно взяли на себя слишком много. В прошлый раз по благословению Мира они постигли таинство трансформации духа в бога, по его воле старый алтарь одного бога стал алтарем другого, а их добровольно отданная сила слилась, дабы дать божественную плоть Ланежу…
В этот же раз о благословении никто из них даже не подумал просить.
– Вы – не Мир. Лишь ему решать, какой должна быть зима. И нынешним снежным богом Мир доволен, – окончательно огорошил богов Сулу. – Недоставало Ланежу лишь одного – умения понимать чувства людей, поскольку он бывший дух. Но несмотря на это, он прилежно учился быть богом, отдавал всего себя, безукоризненно выполняя все обязанности. В то время как вы обливали его презрением как одного из слабейших… хотя сами таким его сделали!
Гестиа, сгорбившись, кивнула, признавая и эту вину.
– Наказание Сньора было соразмерным его преступлению. Однако, оставив его на века плыть в раскаленных потоках камня, вы намеренно лишили его преемника полноценной силы – и презирали его за то, что он слабее прочих. И, словно этого мало, позже стали отмахиваться и от других богов третьего круга, стоило им сказать нечто неугодное вам. Вы привыкли считать, будто они слишком слабы, чтобы быть услышанными. Напомню еще одну прописную истину: без любого из вас мир земной уже не сможет быть прежним! Каждый занимает свое место, каждый одинаково нужен и важен, и неважно, сотни у него храмов или десятки, тысячи у него жриц или одна.
На это даже Гром не нашел возражений, потерянно поглядывая то в один угол зала, то в другой, силясь сказать хоть что-то, отыскать хоть какое оправдание. Но все было тщетно. В душе заворочалось какое-то гадкое чувство, которому он пока не мог дать названия.
– Иерархия существует в напоминание: кому больше дано, с того больше спросится. Силу и статус вы отчего-то считаете своей заслугой, хотя они были дарованы вам Миром, и не для хвастовства, а для поддержания равновесия. Мните свою силу чем-то неотъемлемым… однако это не так.
Эти слова вызвали в душах богов безотчетный ужас. Даже самые тугодумные начали догадываться, что за ними последует.
– Вас, – обвиняющий перст обвел вторую, меньшую группу, – ждет кара за то, что возомнили себя равными Миру и вынудили младшего бога пойти на нарушение равновесия. Сила, которой вы так гордитесь, будет изъята Хаосом. Каждому останется ровно столько, сколько ему необходимо для того, чтобы справиться со своими обязанностями, не опираясь на духов. Поглядим, будете ли вы столь же старательны, как тот, кого считали недобогом и презирали за слабость и происхождение. Если нет – наказание продлится на год, и еще на один, и еще, и так до тех пор, пока вы не поймете: не сила определяет бога; пока не осознаете, что бог третьего круга точно так же достоин уважения и внимания, как боги первого!
Ошеломленные верховные молча внимали, не находя слов даже на то, чтобы возразить, не веря в то, что Сулу сумеет осуществить задуманное. Это ведь бред! Божественная сила – это аксиома! Она незыблема! Она…
– Да свершится суд Хаоса! – с мрачной торжественностью провозгласил великий слепец, ударив веретеном о свою прялку.
И вперед рванулись разноцветные щупальца, с невероятной скоростью оплетая своих жертв, выпивая их силу и вырывая крики отчаяния. Хаос не делал различий, не смотрел на статус, перед ним все были равны.
Раздались новые вскрики ужаса – равнодушными не остались даже невиновные. На то, как Хаос выкачивает божественную силу, невозможно спокойно смотреть.
Но жадности в его пугающих преломлениях не чувствовалось, лишь неотвратимость.
Отростки Хаоса засветились пугающим серебристым сиянием – и наконец убрались, медленно втянулись обратно в разбитое зеркало, сыто шевелясь в космической пустоте.
Не выдержав, верховные обессиленно свалились, где стояли. Ильос тяжело рухнул на колени, переводя дыхание, Аквариа и вовсе побелела, судорожно дыша, хватая ртом воздух. Гром, словно оглушенный, возился, пытаясь встать, но ему на помощь никто не спешил.
Привыкшим к всесильности богам казалось теперь, что они ослабели в десятки раз. И как выполнять свою работу? Раньше все давалось мановением руки, а то и пальца, а теперь что? Ни силы, ни духов… Случись что, самим по каждой мелочи вылетать, как Ланежу?!
Да. Как Ланежу. В том-то и заключалась суть наказания.
Анихи кара Хаоса далась тяжелее, чем прочим, хотя лишнего Хаос не взял. Шаря, как слепой, в поисках опоры, он прислонился к тому самому ледяному кристаллу, который совсем недавно так рьяно проклинал.
– Весенний бог, – окликнул его Сулу, и тому пришлось открыть глаза, чтобы воззриться на старика.
Ну чего ему еще надо? И так уже… хуже некуда!
– Тебе как зачинщику отмерено еще одно наказание.
После этих слов в зале воцарилась мертвая тишина. Даже постанывания верховных и великих стихли.
– Чего еще ты от меня хочешь, старик?! – не сдержался Анихи. – Я принял твою кару вместе со всеми, хоть виноват не я, а тот, кто призвал этот кристалл! Опять мало? Успокойся, мы уже поняли принцип твоего суда – все виноваты, один Ланеж безгрешный агнец! А ведь когда восстал Сньор, бывший дух спасал духов, а не людей, да еще обзавелся силой Сньора под шумок и теперь устроил тут…
– А ты оставил ему выбор? – совсем иначе, вкрадчиво заговорил Сулу. – Довольно пустой ненависти, которую сам себе придумал. Ты ведь тайно мечтал с самого начала забрать у Ланежа самое драгоценное, просто потому, что ему, прежде не имевшему ничего, повезло получить такую наликаэ.
Анихи потрясенно воззрился на слепца, вдруг облекшего в слова те смутные чувства, которые он испытывал, пока Рэлико гостила в его чертогах.
– Зависть пускает ростки гнили в душе, – продолжил Сулу, – и она поражает сначала нутро, а затем отравляет божественную силу, пожирает ее, как тля или плесень… Не так ли?
Услышав это, Анихи смертельно побледнел, больше, чем когда Хаос выкачивал из него силу. Откуда он мог знать про лотос?.. Весенний бог уставился на Сулу, безмолвно и безропотно слушая великого слепца.
– Увидев, во что превратился цвет твоей силы, ты должен был бы задуматься, весенний бог. Такая порча проистекает только изнутри, срезать или лечить ее бессмысленно, ведь нужно исцелять пораженную дурными чувствами душу.
В душе весеннего бога упрямое нежелание принимать эти слова спорило с ощущением, что глубоко в душе наконец начинает расплетаться душащий комок непонятных ему самому переживаний.
– Все это зашло так далеко из-за твоей беспричинной зависти к тому, кто долго имел намного меньше тебя… и из-за того, что ты слишком неразборчив в выборе наликаэ. Если бы приглядывал за своей Сачирэ, искренне заботился о ней, то смог бы удержать ее от безрассудного ритуала. Но ты получил свое – и этим удовольствовался. Так не должны поступать боги, – старец тяжело вздохнул. – Ты обвинял Ланежа – а что сделал ты сам? Ты ведь мог спасти ее, если бы проведал хоть раз. Если бы не ограничился благословением издалека, а сам отправился к ней, ты бы почувствовал неладное, ощутил чужую силу. Твоя наликаэ погибла не из-за Ланежа… а из-за твоего же небрежения.
– Чуть опоздала, прошу прощения! Муз неожиданно сказал: "О, а давай-ка вот так…":)
Анихи рухнул на колени, схватившись рукой за кристалл. Чувственные губы дрогнули. В мутных, бурых глазах собрались слезы. В беспомощном взгляде тонуло страдание, то и дело меняясь местами с гневом и упрямым неверием.
Радужка подалась было к нему, но не решилась подойти, оставшись чуть в стороне, пряча взгляд. Через эту боль Анихи должен был пройти сам.
– И я ничего не мог сделать, – куда тише, совсем другим тоном произнес слепец. – Ни когда едва не погибла наликаэ Радужки, ни когда умирала твоя Сачирэ. Не ищи более виноватых. Судьбы богов плетут себя сами, Анихи, потому и способны влиять на судьбы людей. Такой судьбы желал ей Сньор. Не Ланеж. А если считаешь, что я не объективен сейчас… Посмотри.
По мановению руки к Сулу покорно подвинулись два полотна. Первое зависло у левой руки слепца и медленно развернулось. Слепящее взгляд нежным сиянием бессмертия, оно было поистине великолепным и отличалось первозданной чистотой. Оно было не совершенным, нет, это невозможно ни для одной судьбы, но так гармонично переплетались в нем серебряные и цветные нити, что оставалось лишь одно чувство – восхищение. Наверное, кого-то из великих или верховных, иначе и быть не может!
– Это Ланежа, – сообщил старец.
Его слова были встречены немым удивлением. Только Жнец кивнул, да Радужка улыбнулась, любуясь.
Помедлив, Сулу со вздохом прибавил:
– А вот твое.
С шелестом по правую руку слепца развернулось второе.
Начинался отрез ровно так же, как предыдущий, только ярких, разноцветных нитей было куда больше, и узор не отличался постоянством, оставаясь, впрочем, гармоничным и изысканным. Но ближе к нижнему краю…
Словно белесая плесень местами пробилась среди сияющих нитей, зловеще бугрилась среди них, выпустив черную бахрому, оплетая жадным пауком иссохшие, выцветшие соседние петли и вызывая лишь одно чувство – отвращение.
У богов поневоле вырвался вскрик. Не отрываясь, смотрели они на полотно весеннего бога, и всякие сомнения в правоте Сулу стремительно их покинули. Анихи совершенно сумасшедшим взглядом уставился на порчу, так похожую на ту, что охватила его лотос.
Не ощутить искренность Сулу было невозможно, как и не посочувствовать заблудившемуся весеннему богу. Можно было бы обвинить его во всем как подстрекателя… Но теперь каждый наконец признался себе: они сами во всем виноваты, сами предпочли поверить гневным словам, а не собственным глазам – потому что каждый страшился узреть собственное полотно и увидеть на нем то же самое.
– Тот же узор и те же пятна были на полотне твоей Сачирэ… и Сньора, – с тяжелым вздохом произнес Сулу.
Из груди Анихи вырвалось глухое рыдание. По мертвенно-бледным щекам побежали прозрачные капли. Он содрогнулся, сгорбился, словно мучительно заболело что-то в груди. Ударил по полу кулаком, словно пытаясь изгнать таким образом боль.
Не посочувствовать заблудившемуся богу в этот миг было невозможно. С полотном не поспоришь, все знали, что Сулу лишь вьет нити для судеб богов, но не ткет их.
…Сам виноват… и вправду, сам… И больнее всего сознавать, что Ланеж с самого начала был прав… Неужели он как бог настолько несовершенен?!
…Не столько как бог, сколько как покровитель.
Это он недоглядел за Сачирэ. Он благословил ее, тем самым дав Сньору свои собственные силы. Возможно, в ней он мог бы найти такую же наликаэ, как Ланеж – но с привычной беспечностью и праздностью держался поодаль. Если бы не тянул, если бы больше участвовал в ее жизни, если бы узнал ее мечты, устремления, желания, а не полагался на то, что теперь Сулу все устроит по своему разумению…
Обвинял Ланежа – а сам едва не пошел по пути Сньора! Глупец… Ведь совсем недавно он думал о том, что Мир даже полезно было бы пробудить, и подумаешь, что там сделается с людьми и духами!
Это он виноват, что Сачирэ…
Но ее больше нет. И как бы он ни злился на Ланежа, какие бы козни ни плел – она не вернется. И ее предательство не сотрется из его памяти.
Слезы чаще закапали – странного буроватого оттенка.
Анихи поднял голову, заставляя себя снова посмотреть на свое полотно, запоминая эту неприглядную картину. И глаза его, ярко блестящие сейчас, наконец понемногу начали обретать привычный зеленый оттенок, словно слезы смывали с них отвратительный бурый налет.
– Испытывать боль – естественно, – продолжил Сулу. – Но она не должна перетекать в ненависть. Признать вину и вырвать плесень из собственного сердца бывает очень больно, весенний бог, но необходимо, если не хочешь сам пойти по пути Сньора.
Анихи кивнул, утерев слезы и стиснув зубы. Любой бог пойдет на что угодно, лишь бы убрать эту плесень с безупречного рисунка собственной судьбы!
Сулу явно дает ему шанс реабилитироваться. Наказание, конечно, будет, но, похоже, никто не собирается его хватать и заточать, как Сньора…
На Ланежа у него по-прежнему глаза не смотрели, но со своими духами он побеседует по душам, как немного успокоится. Видимо, они были не так уж и неправы…
И других наликаэ лично проведает, едва придет пора выезжать!
Встрепенувшись вдруг, Хаос осторожно коснулся тонким щупальцем самого большого пятна на полотне. Одновременно второй отросток медленно, как-то вопросительно приблизился к Анихи.
Криво усмехнувшись, бог не стал уворачиваться, наоборот – выпрямил спину, расправил плечи, раскинул руки в стороны.
Хаос прильнул к его груди, коснулся над самым сердцем, и тут же отпрянул.
Анихи неожиданно содрогнулся от приступа жестокого кашля, перемежаемого мучительными стонами. Затем сплюнул красно-бурым на золотые плиты – и, тяжело дыша, замер.
Шевельнулся, дрожа; встал, опираясь спиной о кристалл.
Боль в груди притихла, и мучительная злоба наконец улеглась, словно внезапно ослабело то, что так долго отравляло ему сердце.
И плесени на полотне стало меньше. Самое уродливое пятно ее оказалось уничтожено Хаосом.
На опустошенной душе весеннего бога впервые за долгое время воцарился относительный покой. Вина останется, как и гнев, и, может, даже зависть, и неприязнь… но теперь он будет настороже, он научится контролировать свои порывы. Он не станет вторым Сньором, не желает им становиться! Весна не падет так низко, как однажды пала зима! Уж если даже Ланеж выдержал, хотя грозили его наликаэ, то он тем более разберется с собой! Может, не сразу, но он справится!
Сулу пристально посмотрел на него, кивнул собственным мыслям. Мановением руки убрал оба божественных полотна.
– Ты принял решение, весенний бог. Теперь выслушай, какое я предполагаю наказание за твое небрежение.
Пауза была зловещей, но Анихи молча, спокойно ждал, больше не пытаясь возражать или возмущаться.
– Ты лишаешься права на новых наликаэ до тех пор, пока живы нынешние. И за судьбой каждой из них ты должен лично проследить, лично должен каждой принести счастье, не полагаясь ни на меня, ни на Ранмею, ни на кого-либо из богов или духов.
– Никто не имеет права вмешиваться в отношения между богом и наликаэ! Такие ограничения – полный бред! – возмутился вполголоса Гром.
Но Анихи удивил всех. Его лицо вдруг просветлело. Затем он утер с лица слезы и кровь, поклонился великому слепцу и сорванным, хриплым голосом произнес:
– Принимаю, о великий. И исполню – в память о Сачирэ.
И Сулу впервые улыбнулся – так, как родитель мог бы улыбнуться непослушному, но раскаявшемуся в проступке ребенку.
Этого уже никто не увидел, но в самом низу полотна судьбы весеннего бога робко вильнули новые нити, сплетая свой узор из молодых листьев с розовыми бутонами.
– И еще кое-что… Гестии даруется поблажка, – неожиданно прибавил Сулу, отпихивая рукой назойливо вьющееся вокруг маленькое светящееся полотно. – Я вижу, Адаш хочет помогать во что бы то ни стало, а раз так – пусть остается при тебе.
И старуха-Земля вдруг просветлела лицом и улыбнулась, несмотря на слабость.
– Спасибо, – проскрежетала она.
– Хорошенькое дельце! Кому поблажку, кому по шее! Ланеж, значит, себе новых духов создает, гармонию нарушает, а получаем за это мы?! Справедливо, нечего сказать! – не сдержался Гром.
– Ни один из богов не способен создать духа! – внезапно рявкнул Сулу, да так, что у доброй половины присутствующих колени подогнулись – даже щупальца Хаоса в стороны шарахнулись. – Такую судьбу его наликаэ с благословения Мира и на основе нитей Его великого полотна, сплел я!
Это заявление было встречено звенящей тишиной.
– Снежный бог благословил свою наликаэ и попросил исполнить ее заветную мечту. Она же мечтала о безусловной, бесконечной любви. И ее щедрой, нежной, чистой душе такую любовь во всей Вселенной мог дать только Ланеж. Она – не противоестественное порождение стужи! Вспомните, когда вы сами создавали нового снежного бога, то не считали это грехом! Здесь тоже соблюден древнейший принцип – дух питает жертва. Вот что происходит, если жертва бога питает дух человека, если бог любит со всем пылом, жертвенно, больше, чем самого себя, любит так, что находит силы даже отказаться от этой любви!
Вот теперь вздрогнул даже Танатос, побледнел, приоткрыл рот, словно собираясь что-то сказать – но с белых губ не сорвалось ни звука.
– Ланеж – то, что связывает вас с духами, – уже спокойнее продолжил Сулу. – Она – то, что связывает вас с людьми. Она меньше бога, но больше духа, и она человечнее всех вас вместе взятых. Она – Зимний огонь, Сердце зимы, Душа Севера, символ того, что зима может быть не только морозной и черно-белой, но яркой, праздничной, полной света и смеха. И заодно напоминание вам о том, что все меняется. Напоминание о том, с кем и для кого вы существуете и действуете. О том, что для Мира нет ничего невозможного.
