Текст книги "Знак снежного бога (СИ)"
Автор книги: Лина Элевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)
Глава 32
В срединные земли пришла поздняя осень, которая со дня на день должна была смениться зимой, которая скует сырость, успокоит промозглые ветры, накроет белоснежным одеялом поля, леса и города…
Но зимы не было.
Снег не ложился.
Мерзли травы, стыли коренья, мечтали о сне деревья – но сна не было. Не было стужи, которая заставляла погружаться глубже в себя, отрешившись от всего внешнего и наносного. Не было снега, который укрывал, не давая погибнуть. Тревожились, ворочались и грозились выйти из берегов реки – не было льда, который сковывал, не давая проснуться до самой весны, а дожди нет-нет да и проливались над ними, щекоча и окончательно лишая покоя. Стояла затяжная мерзлая осень, не приносящая ни обновления, ни отдохновения.
Ильос все более нервно мерил шагами свои Небесные чертоги.
Они сделали все, что могли. Он придержал тепло и сияние солнца – никогда еще одиннадцатый месяц года не был таким тусклым. Гром устроил немало гроз, чтобы воздух был сух и легко напитывался холодом. Фтинори неприязненно кивнул, выслушав просьбы богов, и пробудил всех зимних духов, над которыми имел хоть какую-то власть – инейщиков, вышивальщиц, ледянников. Забрал все крупицы тепла, какие мог. Однако пробудившиеся по его зову духи оставались сонными, неповоротливыми. Они пытались восстановить равновесие, но засыпали на ходу. Те, что не засыпали, словно запутались в собственных обязанностях, но упрекнуть их было некому. Без бога духам тяжело, да и какой спрос с "безмозглых рабов"?
Первая поземка легла – растаяла. Легла вновь. Растаяла вновь. Мороз так и не наступил. Вроде казалось подчас: вот-вот воздух станет острым, режущим – и вновь оттепель, и вновь тает призрачный снежок и не менее призрачная надежда верховных на то, что все разрешится благополучно.
Ильос нахмурился.
Когда стало ясно, что ситуация складывается пренеприятная, боги вновь собрались в главном зале.
Они топили этот треклятый кристалл в кипящих серных потоках, раскалывали, призывали в Золотые Чертоги живой земной огонь, едва не расплавивший их до основания, поливали его самыми едкими веществами, какие только существовали на земле…
Но дрянная льдина не соизволила даже треснуть!
А теперь вот и на смертных сказалось. Сделались тревожны, угрюмы, удручены, в храмы реже заходили, меньше приносили жертв… Зимние праздники прошли без главных атрибутов – без снега и стужи. И словно у облепихового морса вкус стал другой, и выпечка не радовала, и приход нового года встречали без радости, словно по привычке.
Многие из ругавших зиму теперь кляли затянувшуюся осень и желали, чтоб стужа уже побыстрей пришла, невозможно ведь такое безобразие выносить…
Фтинори впервые попал под такой удар – его нынче честили всюду, как прежде Ланежа. Но он вспоминал снежного бога, стискивал зубы и не жаловался.
Впервые зиму звали.
Но ее не было.
Теперь вот начали просыпаться заснувшие было зимним сном звери.
С каждой такой неправильностью словно рвалась одна из множества нитей гармонии, протянутых над миром. Словно ещё один камень падал с прекраснейшего во Вселенной здания, отчего становилось больно физически, и все сильнее терзал страх перед грядущим.
– Нет, больше ждать невозможно! – рявкнул вдруг солнечный бог, перепугав до икоты двух юных светляниц, расшивавших его летние золотые одежды янтарем.
А затем, вскочив в колесницу, он прикрыл её кожухом, подаренным ему как раз для таких случаев богиней-Ночью, и умчался прочь, вызвав среди духов тревожные пересуды.
* * *
Ильос был прав. Боги ждали слишком долго.
Погладив длинную белоснежную бороду, Сулу сурово кивнул, прекрасно зная, что этого следовало ожидать. Им было тяжело признать себя неправыми, и именно подспудное ощущение собственной неправоты заставляло отчаянно искать лазейки, юлить, выворачиваться… Могли бы приехать к нему за советом – но, чувствуя в глубине души, что виноваты сами, не ехали.
Да и не желали отказываться даже от доли своей силы, необходимой платы за путешествие сквозь космическую пустоту.
Между тем от неестественно затянувшейся осени постепенно начинал беспокойно вздыхать Мир. Бескрайнее полотно над Сулу зашевелилось, затрепетало, нити тревожно загудели…
Хаос то и дело вытягивал к нему любопытные щупальца, словно желая пригладить петли, но коснуться не решался. Все правильно. Вечно связанные, вечно противоположные начала. Ведь Мир – это порядок.
Но Сулу, как бы ни хотел выгородить Ланежа, как бы ни хотел образумить остальных, не мог ничего изменить, не мог успокоить Мир. Великому богу, как и всем остальным, оставалось только ждать, уповая на справедливость того, кто некогда породил богов и все живое.
* * *
Снежный бог в своем надежном укрытии отдаленно чувствовал беспокойство Мира. Но не собирался что-либо предпринимать. Здесь было… хорошо. Спокойно, приятно. Ланежем владело чувство приятной защищенности. Ледяная стена отгораживала его от всех тревог. Они вместе, и всем богам вместе взятым не дано расколоть эту льдистую крепость. А приговор Мира, каким бы тот ни был, он примет со смирением и радостью.
А пока Рэлико рядом с ним, пока от нее идет этот невероятный поток нежности – он счастлив.
…В ледяном коконе оказалось на удивление уютно. И он, родной, близкий, добрый – совсем рядом. Слов нет, мыслей и тех нет, их поглотила медлительная, приятная дремота, которой не нужно даже дыхание. И даже сквозь этот сон, схожий с зимним сном природы, чувствовался неиссякаемый поток тепла, его любви, его заботы, которые перекликались с ее собственными чувствами.
…За такую вечность не жалко и жизнь отдать.
Густые ресницы, присыпанные мельчайшей снежной крошкой, шевельнулись было на миг, но тут же вновь замерли.
Навеянная синим льдом дрема продолжалась.
* * *
Пробуждение у Анихи вышло крайне неприятным.
Сначала ему стало жарко. Так жарко, словно он, весенний бог, сейчас расплавится.
Затем полыхнуло так, что он едва не ослеп. Даже закрытые глаза отчаянно заслезились, а когда Анихи наконец разлепил веки, увидел только разноцветные круги, плавающие в воздухе.
Его, окончательно дезориентированного, вытащили из постели и хорошенько встряхнули.
– Просыпайся-ка, весенний бог, – процедил злой голос Ильоса. – Ты вроде все рассуждал о том, как духов легко заставить слушаться? Настал момент, когда твоя мудрость нам пригодится! Зимы как не было, так и нет, среди смертных брожения назревают, равновесие в мире нарушится со дня на день, а ты и в ус не дуешь, на востоке напиваться изволишь?!
– Да-а чт-то случилось-то? – с риском откусить язык пробормотал Анихи, перед которым наконец проявилось злое лицо солнечного бога.
– Одевайся. Через час жду тебя в своей колеснице. А там уже подробно расскажу, что случилось, раз сам еще не в курсе!
– Куда поедем? Опять в Золотые Чертоги? Так ведь уже ясно, что…
– На крайний север. В Ледяные чертоги, – поправил Ильос сквозь зубы.
От такой новости весенний бог мигом протрезвел. Затем побледнел.
– Мне нечего делать там!
– Как за Ланежем ехать – так ты первый вызвался, – процедил лучезарный. – И сейчас потерпишь. А дело найдется – будешь вместе со своим закадычным приятелем зимних духов уламывать. Фтинори их не может контролировать по-настоящему, но если Зима согласится взять на себя лидерство при нашей поддержке – мы еще можем выпутаться из этой дурацкой ситуации! А там авось за год что-то изменится. Собирайся. Гром уже ждет.
* * *
Стучать в ледяные ворота двум верховным и одному стихийнику пришлось долго. Даже Ильос, источник живительных лучей, на крайнем Севере быстро подрастерял тепло и начал клацать зубами. Здесь, в царстве снежного бога, их сила, как и спесь, поубавилась, и вскоре боги уже с шипением пританцовывали на месте, растирая промерзшие пальцы и кулаки.
– Нет, это издевательство какое-то! – вспылил наконец Гром и, оставив церемонии, загрохотал в высокие ворота Ледяных чертогов своим молотом, прежде чем Ильос успел его остановить.
– Мы все-таки пришли в роли просителей, – прошипел сквозь зубы Лучезарный.
– Мы все-таки верховные боги! – напомнил Гром.
Прозвучало бы величественно, если бы не покрасневший на морозе нос и слезящиеся ярко-желтые глаза.
Анихи и вовсе с трудом боролся со сном. Холод всегда дурно на него действовал, а сейчас даже защита верховных давала сбой. Видимо, и здесь без Ланежа не все ладно.
Эхо от громогласных ударов заглохло где-то вдали. А затем ворота наконец отворились.
Из чертогов, скрестив руки на груди, вышла Зима собственной персоной. Вышла по-хозяйски, одна, а не в окружении толпы разномастной зимней мелочи, и это заставило богов немного воспрянуть духом. Раз она тут себя чувствует госпожой, может, клюнет на их предложение?
Однако колючий взгляд старухи мигом заставил их растерять оптимизм. Особенно досталось Анихи – от неожиданности слова заготовленных речей рассыпались крупными бусинами с порванной нитки. Ильос подтолкнул весеннего бога локтем, и тот, встрепенувшись, принялся излагать цель их визита: мол, не могла бы старейшая собрать на севере бодрствующих духов и взбодрить тех, кто в срединных землях никак не может приход зимы обеспечить? А то не ровен час равновесие нарушится…
– Совершенно необходимо, чтобы ты, сильнейшая из зимних духов, отправилась в путь – прочим духам нужна твердая рука, нужен лидер. За силой дело не станет, мы поможем, – заверил ее наконец Анихи. – А там, как только кристалл расколем, в мир вернется равновесие. Продержаться нужно не так долго.
Эту тираду Зима слушала с непроницаемым выражением лица, целенаправленно глядя мимо Анихи, словно даже взгляд бросить на него ей противно.
– А если самой в путь пускаться не с руки, назначь заместителя и отправь с нами, – громыхнул спесивый верховный, красноречиво перехватив молот. – Все ж таки главное и для нас, и для вас – поддерживать гармонию в мире, а она из-за вашего, между прочим, бога окончательно пошатнулась и вот-вот порушится! Ваш, духов, долг – сделать все, чтоб этого не произошло! Так что собирайся, пока ничего посерьезней не случилось!
Ильос, услышав это, стукнул себя по лбу кулаком. Два дипломата, чтоб их!
– Пожалуйста, – наступив на горло своей гордости, вставил он. – Без вас нынче не обойтись ни нам, богам, ни людям.
Зима, выслушав сбивчивый рассказ богов и хамоватый приказ, прикрытый увещеваниями, только улыбнулась – мерзлой улыбкой, скрипучей, как поступь хромой старухи по первому снегу (три бога отчего-то разом заткнулись). А затем покачала головой.
– О нет, верховные, этой зимой снег не ляжет, – по-прежнему словно не видя и не слыша Анихи, сообщила она стылым голосом. – Ланеж – снежный бог. Единственный снежный бог. Только ему под силу укрыть всю землю и удержать на ней снег до весны. Мы без него не справимся, даже если истратим все свои силы. Даже с вашей помощью. Даже я, которой Ледяные Чертоги подчиняются как хозяйке.
– Мы могли бы попробовать сделать и тебя богиней… – неуверенно предложил Анихи, не зная, что еще посулить. В самом деле, а что они могут предложить старейшему зимнему духу?!
Раньше эта мысль их светлые головы не посещала. Они с Громом и вовсе думали, что напомнить духам про их долг будет достаточно.
К их вящему удивлению, старейшая покачала головой.
– Это место не мое, и я его не желаю.
Ильос уставился на нее. Как можно не желать большей силы, большей власти?!
– К тому же это невозможно. Его сила при нем, Душа Севера при нем… В мире недостанет стужи на еще одну зимнюю богиню, и этому я рада. – Улыбка сделалась горделивой. – Ланеж мудро поступил, укрыв от вас свою силу и свое сердце.
– Мудро?! – вспылил таки Гром. – Это теперь так называется?!
Зима безразлично пожала плечами.
– Он напомнил вам о том, что абсолютная власть есть лишь у Мира. Не у богов, сколько бы их ни было, чем бы они ни руководствовались. Один бог третьего круга оказался способен противостоять вам всем, о верховные! – она вновь рассмеялась своим скрипучим смехом, и на сей раз он прозвучал издевательски. – Мудрость внемлет таким предупреждениям.
Мудрость не вняла.
– Но он же нарушил равновесие! Разве вы как духи не должны тут же попытаться…
– А если бы он желал зла, то направил бы свою силу не на себя, а против вас, как делал тот, что был до него, – жестко оборвала Зима неприятный разговор. – Мне больше нечего прибавить, о всесильные, – язвительно развела руками старуха. – Я не справлюсь с его ролью и не желаю брать ее на себя. Избавлю вас, пожалуй, от дальнейших хлопот: на эту роль никто из нас не согласится, ни Шэ'Эл Десятирукий, ни Эно Ситник, ни кто-либо из меньших. Мы чтим своего бога более, чем вы, никогда не знавшие подлинной верности, можете себе представить. И раз Ланеж желал пробудить Мир – против его воли не пойдем. Мы сделаем ровно столько, сколько необходимо для спасения трав и малых животных, ибо они не повинны в ваших интригах. Посему можете более не тратить время на уговоры и посулы, на Севере вам не рады. Готовьтесь – ибо ОН грядет.
И Зима, с легким поскрипом поклонившись, с легкостью захлопнула огромные ледяные ворота, оставив визитеров возмущенно хватать ртами ледяной воздух.
Из-за ворот донеслось удаляющее бормотание, в котором легко угадывалось «И после всего хватило же наглости заявиться!..»
– Зря только мерзли, – с досадой бросил Анихи, обхватив себя руками в тщетной попытке согреться. – Они и не собирались помогать, сознательно работали вполсилы!.. И все же странно, – тон вдруг стал серьезным, задумчивым, – что она заупрямилась. Если бы они все взялись за дело, то наверняка бы смогли в этом году обойтись без него. Но она и слушать нас не пожелала, еще и нахамила! – Он снова поежился. – Я был уверен, что Зима попытается выгородить своего бога перед Миром, раз из-за Ланежа нарушилось равновесие…
– Почувствовал, наконец? – сумрачно поддакнул Ильос.
– Я не слеп и не глух, – обиделся весенний бог.
– Я уж начал в этом сомневаться, – бросил Лучезарный. – Но в чем-то наглая старуха права. Пожалуй, это полезный урок… которому нам – и мне в первую очередь – следовало внять куда раньше.
– Полезный?! Урок?! – вытаращился Анихи, но больше ничего сказать не успел.
Гром, до сих пор стоявший с открытым ртом и хлопавший глазами, наконец обрел дар речи.
– Что о себе возомнили! Думают, раз боги на поклон к ним пошли, теперь можно буйствовать?! А ну как разрушу до основания их Чертоги, до последней ледышки, как они тогда запоют?! Без защиты Ланежа небось их отстоять не смогут! А ты еще ее уговаривать взялся, "пожалуйста, да нам без вас"! Своевольная карга, села хозяйкой в чертогах бога и уже осмеливается перед носом верховных воротами хлопать! Даже внутрь не пригласила!
На этом терпение Ильоса истончилось и лопнуло.
– Она не хозяйка, потому и не пригласила! В отсутствие бога права такого не имеет! Зато я, похоже, понял, почему Ланеж узнал о Сньоре прежде нас всех – через своих духов, к которым, в отличие от нас всех, прислушивается! А нам рассказывать не стал, так как мы не привыкли принимать слова духов всерьез, да и его ни во что не ставили! В итоге из-за нашей же… – Ильос чуть сбавил тон и замялся, подбирая благозвучный синоним неприятному слову «глупость», – …недальновидности он и стал полноценным снежным богом! И нет бы мне тогда задуматься, я предпочел послушать других, притом не тех, кого следовало бы!
Сияющие глаза солнечного бога с презрением взглянули на спутников.
– С меня довольно ваших споров и пустых попыток оправдаться! Я надеялся, вы наконец проявите должное благоразумие, увещевал вас всю дорогу, думал, внемлете необходимости попросить, договориться, но нет! Спесивые глупцы, вас ничто не проймет!
Гром возмутился было, но ему никто не дал и слова вставить.
– Отныне я с чистой совестью умываю руки. Раз снег не ляжет, Мир встревожится, может, даже пробудится. Они этого явно добиваются – и пусть будет так, я со своей стороны сделал все, чтобы это предотвратить. Я тоже не пожелал вовремя прислушаться к снежному богу, пошел у вас двоих на поводу, помогал вместе со всеми загнать его в угол. И признаю наконец эту ошибку. Буду без ваших склок, спокойно и достойно дожидаться итога… а не юлить ручейком по древнему лесу, как худшие из бессмертных!
Ильос, великолепный в своем гневе, вскочил в колесницу и дернул вожжи.
– А мы?! – в оцепенении выдал Анихи, глядя, как лучезарный в ослепительном сиянии возносится в небеса, оставив двоих зачинщиков лязгать зубами на крайнем Севере.
– Может, хоть это вас научит вежливости и дальновидности! – долетел сверху злой ответ.
… Выбрались они из бескрайних снегов не скоро и не слишком ладно. Кое-как укрылись тучей, призванной Громом, побрели через сугробы… И тут в ответ на очередную тираду спутника Анихи сгоряча заявил, что это все из-за надуманных страданий Грома по своей Молнии – было бы чего страдать, когда у него их тысячи! Тот тоже не смолчал, припомнил и наликаэ, и подстрекательства, и в итоге боги пробирались к границе Севера под бесконечные препирательства.
А когда вышли к первому человеческому жилью, вздрогнули и застыли, позабыв и о морозе, и о сонливости, и о склоке.
Ветер поднялся и сделался вдруг тревожным, продувал насквозь, пронизывая самое сердце, которое вдруг сжалось от пугающего предчувствия чего-то неотвратимого, неминуемого, незыблемого, как старейшие горы земли.
И по ней дрожью прокатился тяжелый, гнетущий вздох, словно в едином порыве вздохнули животные, деревья, травы, птицы, самые камни под ногами.
В соседнем селении как один замерли люди, а затем тревожно заговорили все разом, не поняв, но почувствовав неладное. Встрепенулись птицы, хищники бросили преследовать добычу, а добыча забыла, что нужно убегать. На миг застыло все живое, чтобы потом, яснее ощутив остроту жизни, втрое активнее вернуться к своим делам с ощущением, что отмеренный срок истекает, что впереди ждет неизведанное.
Два бога переглянулись. В глазах обоих серым облаком повис страх.
ОН грядет.
Когда они пришли, Зима уже знала – духи чувствуют Мир куда острее.
Осталось понять, вмешается Он напрямую или изберет очередной сосуд для выражения своей воли?
Утешало их одно. В своей гордыне оба свято верили, что главная, первоочередная вина лежит на Ланеже.
…Глупцы.
* * *
– Глупцы, – с укоризной простонал Сулу, убрав пальцы, бегло считывавшие ход времени и бег событий, от полотна судьбы весеннего бога. Он следил за ним на протяжении последних трех сезонов с все большей тревогой.
У него даже не было времени удивиться тому, сколько разных чувств вызвало вновь «прочитанное» – гнев, печаль, горечь, усталость, надежда…
Тяжелый вздох вдруг рябью пронесся по огромному полотну над головой, заставив затрепетать все прочие, эхом пронизав великого бога судеб и наполнив его сердце трепетом. Хаос тоже недовольно заерзал вокруг, ощетинившись щупальцами, как дикобраз – иглами.
Тревога усилилась.
Еще день, другой, третий – и хрупкое равновесие, замершее в самой точке надлома, треснет тонким льдом. Но боги… Великие и верховные, правящие своими вотчинами на протяжении тысячелетий, чем дальше, тем больше запутываются в желании верить в собственную правоту, исключительность, силу! Все больше кичатся ими, не желая в своей гордыне даже допустить сомнение в самих себе!
И ведь теперь даже он, бог судеб, не знает, чем завершится начатое. Полотна перестали ткаться, замерли в единой точке, и будут пребывать в ней до тех пор, пока не произойдет перелом.
Оглаживая длинную бороду, Сулу тяжело осел в свое кресло у прялки, испытывая одновременно гнев и тяжелую тревогу. И ведь затхлая гнильца, порок души и сердца, коснувшись одного бога, с такой легкостью перекинулась на других! Гром, Аквариа, Ильос, Гестиа, Лейя, Кэлокайри, Анестея… Одни очнулись от наведенных гордыней, завистью и страхом иллюзий, другие – нет. А недреманного стража, обладавшего способностью видеть сердце каждого и судить по справедливости, при богах больше нет. Они сочли его вмешательство излишним, он сам себя счел недостойным…
Ардор непременно сейчас явился бы, непременно остановил бы смуту в зародыше, рассудил бы двоих стихийных, едва погибла наликаэ Анихи.
Только теперь сам Судия осужден, и некому дать богам наставление, кроме того, чья тяжеловесная поступь сотрясет мир человеческий до основания.
Прежде Сулу считал, что Ланежу и его наликаэ ничто не грозит, но чем дольше медлил Мир, тем больше он сомневался в этом.
Может выйти и так, что виновные будут наказаны, но в своей гордыне так и не поймут, за что именно!
Пальцы судорожно сжались, выдрав из бороды несколько белоснежных волосков, но бог судеб даже не заметил этого.
Всемогущий, неужели дойдет до этого?
Старец покачал головой.
Он знал ответ.
Еще немного – и огромная рука покарает всех, и действовавших, и не мешавших. Сколько духов погибнет потом, пытаясь восстановить порядок? Сколько сил уйдет на то, чтобы снова усмирить небеса и землю?
…А он, связанный, скованный своим словом и собственной силой, ничего не может сделать!
Великий слепец вздрогнул, удивленный этой мыслью. Неужто он, давно привыкший к невмешательству, оставшийся бесстрастным, даже когда Сньор сошел с предписанного пути, теперь хочет помочь?
…Да.
Это желание противоречит обязательствам, которые он добровольно взял на себя. Бог судеб не вмешивается в дела людские и божеские…
Так Сулу уговаривал себя, недвижно сидя со своим веретеном в окружении щупалец Хаоса, мельтешащих перед лицом. Чувствовал их, но не отмахивался, размышляя.
Если бы хоть кто-то из богов явился за советом! Но они все после заточения Сньора так тряслись над своей силой, что не желали пожертвовать даже частью ее на дорогу через Великую пустоту. Только Ланеж рискнул, ради своей наликаэ…
И что хуже всего – снежный бог, не совершивший никаких преступлений, не нарушивший никаких законов, рискуя собой, попытался хоть как-то направить словно обезумевших верховных на путь истинный! Он сам, своей рукой сплел ему и его наликаэ такую судьбу, в которой их любовь должна была восторжествовать… Но плесень, поразившая полотно весеннего бога, увы, вила свои петли!
– Мир, ты ведь благословил их любовь! – вырвалось у бога судеб, окончательно подавленного непривычными переживаниями. – Отчего теперь обрекать обоих на заточение?! Сколько еще продлится их ожидание? Неужели за то, что они пытались быть услышанными, их ждет кара? И разве не надлежит как можно быстрее вразумить остальных, пока их гордыня не зашла слишком далеко?
И вдруг замерло без движения великое полотно. Сулу почудилось, будто тяжелый, давящий взгляд упал на него, и от этого взгляда зашевелились волосы на голове. Затем оно зашелестело, задрожало и принялось скатываться в гигантский свиток. Ошеломленный слепец не видел этого, но ощутил движение, почувствовал поднявшийся космический ветер, пришедшийся не по вкусу Хаосу, щупальца которого беспомощно затрепетали.
Он не видел, но чувствовал, как от самого края полотна Мира протянулась сияющая силой созидания нить.
Не видел, как Хаос ревниво вытянул собственную многоцветную нить, наполненную преобразованной силой всех богов, посещавших когда-либо вместилище судеб и честно уплативших дань.
Две противоположные силы устремились к одной цели – древнему свитку, сияющему серебром, который многие тысячелетия пылился без надобности. В самом деле, к чему разворачивать судьбу, которая неизменна, в которой каждый день, каждый час и миг похожи на предыдущий?
Две нити встретились в одной точке, но не отпрянули, ощутив друг друга, а сплелись, идя к общей цели.
И великий бог судеб выронил веретено.
Не веря, прижал руку к сердцу, хотя оно не болело, только билось втрое быстрее. Странное ощущение излома глубоко в груди… Он безошибочно устремил слепые глаза к укромному уголку средь неисчислимых миллионов судеб, в котором размещалось его собственное полотно. Изумление мешалось с чувством, которое он полагал для себя невозможным.
Страх.
Его собственное полотно читали. Более того, меняли. И кто? Те две Силы, над которыми у него не было ни малейшей власти!
Он ощутил себя беспомощной игрушкой в руках создателя.
В этот миг Сулу впервые осознал, что именно испытали боги, узрев Рэлико. Это страх соприкосновения с неведомым. Для того, кто полагает, будто знает все и всем управляет, он мучителен, выворачивает всю душу. И сейчас петли его собственной судьбы ворочались, ерошились, принимая в себя и узкие нити Хаоса, и сияющую нить с полотна самого Мира, укладываясь в узор, ведомый пока лишь им.
Неясные, смутные образы замелькали в голове, вызвав непривычную боль пополам с тошнотой.
А затем пришло ощущение неведомой прежде силы, чудовищной, которой не должен обладать ни один бог во всей Вселенной, силы, способной, пожалуй, даже развеять саму великую тьму, добровольным узником коей он являлся…
Но искушение мелькнуло и ушло. Он замкнулся здесь давным-давно и ни разу не пожалел о своем выборе. А теперь стал слишком стар, чтобы играть во всемогущество и всевластие. Так к чему ему эта сила?
Как по заказу, щупальца Хаоса неуверенно, как пугливые котята, коснулись колена. А затем разом развернулись, указывая на судьбы Ланежа и Рэлико, по-прежнему соединенные воедино. Вокруг них вольно вились полотна других богов, подхваченные Хаосом.
– Нет! Я не Ардор и не хочу их карать! – вырвалось у старика.
И вот тогда пробудившийся Мир шевельнулся.
И содрогнулась Вселенная вокруг, а вместе с ней – безграничное скопление шелестящих, волнующихся нитей. И прогрохотало взрывом сверхновой:
– ДОЛЖЕН!
Колени величайшего, могущественнейшего из богов подогнулись, едва он услышал этот голос, и Сулу пал ниц, ощущая сильнейшую слабость.
Узор Мира и Хаоса наконец был завершен, и в сознание старца широким потоком хлынули новые, яркие, законченные образы, вплетенные отныне в петли его древнего полотна.
Решение, приговор и роль, которую уготовил ему Мир, заставила потрясенного до глубины души бога слабо улыбнуться.
Сулу понял наконец, какой цели должна послужить эта сила, которую ему доверили.
Веретено, тонувшее в сгустке тьмы под ногами, засветилось, сперва тускло, затем все ярче и ярче. Главное орудие бога судеб, которому предстояло выполнить непривычную роль Судии. Кто, как не он, знающий каждое движение чужих душ по их полотнам, мог справиться с ней?
«По совести, по справедливости», – словно шепнул голос Ардора прямо в ухо.
Сулу дрогнувшими пальцами подобрал веретено. Разом обрел былую уверенность, выпрямился, расправил плечи. На морщинистом лице появилось выражение суровой решимости.
И тогда щупальца Хаоса задвигались, открывая затянутое чернильной мглой окно. Бог шагнул вперед и посмотрел в него. Слепые глаза, скрытые повязкой, силой Мира и Хаоса видели сейчас все, что существовало во Вселенной, каждую крупицу, каждую частицу, и без труда отыскали нужную сферу среди бесконечного множества других. А на ней – каждого из богов.
Он обязан донести решение Мира до истинных слепцов, возомнивших себя всевидящими.
Последние сомнения ушли. Величайший из богов крепко сжал веретено обеими руками, выставил его сияющим острием вперед – и резким выпадом проткнул обиженно зашипевшую ткань мироздания.
Через великую пустоту Космоса был в одно мгновение пробит узкий коридор. В земли человеческие потоком хлынула объединенная сила Хаоса, Мира и богов.
Которых теперь надлежало созвать на новый суд.
* * *
В Золотых Чертогах было пустынно, здесь собрались лишь немногочисленные неравнодушные. Примечательно, что среди них не было верховных, не было и великих, не считая Тайи. Некоторые стихийники и другие боги третьего круга явились, мрачные, бледные, чтобы попытаться не разбить кристалл, нет, но достучаться до Ланежа. Все они остро ощущали надлом в гармонии, к которой за последние тысячелетия привыкли так, что даже перестали замечать. Но теперь он фальшивой нотой в общей симфонии резал по нервам, не давая покоя.
– Ланеж, – Радужка огладила прозрачный лед ладонью и тяжело вздохнула. – Если бы ты знал, как тяжело миру сейчас без тебя… Ты всегда держал в себе все переживания, но я знаю, что всеобщая нелюбовь причиняла тебе боль. Так сейчас тебя все зовут, к тебе взывают, у тебя просят снега – или ты не чувствуешь, сколько смертных с надеждой приходит в твои храмы?
Но все просьбы были тщетны. Кристалл оставался недвижим и целостен, и у двоих, запертых в нем, даже ресницы не дрогнули.
– Бесполезно, Радужка, – бесстрастно сообщил Жнец. На него посмотрели полные отчаяния фиолетовые глаза хрупкой богини. – Он застыл в собственном льду. Я догадываюсь, каково это. Своим серпом я могу рассечь пространство так быстро, что отрежу себя от возможности перенестись куда-либо и останусь навеки в пустоте, пока не вытащит Танатос. Однажды по молодости я совершил эту ошибку… Оказавшись в плену у собственной силы, ты перестаешь существовать, погружаясь в полудрему, в которой нет уже ничего. Думаю, именно так смертные ощущают мою силу и силу Танатоса. – Жнец покачал головой, едва не вывихнув шейные суставы, затем по-совиному склонил голову набок. – Так мы не достучимся до него.
– А как достучимся? – на глазах Радужки блеснули перламутровые слезы. – Неужто он не понимает, что если пробудит Мир таким образом, то будет главным виновником?
– Понимает, – кивнул Жнец. – И понимает еще, что это единственный способ быть услышанным. Кто готов добровольно вызвать на себя гнев Мира, лишь бы вразумить тех, чья первейшая задача – служение Ему… тот сильнее иных верховных.
Радужка утерла выступившие слезы струящимся синим рукавом платья.
– Я не желаю, чтобы все закончилось вот так! – вырвалось у нее.
В следующий миг в Золотых Чертогах вспыхнул ослепительный свет. Пугающий, пустивший разноцветные блики по стенам, словно кто-то взял все краски мира и перемешал в жуткую какофонию, а после наделил их ярким сиянием.
– Это еще что за танасовщина?! – не сдержался Жнец.
Ответом было потрясенное молчание. А затем сияющий кокон лопнул, словно мыльный пузырь, заставив собравшихся дружно ахнуть.
* * *
Анихи, нахмурившись, смотрел на лотос. Для разнообразия весенний бог был трезв и мрачен – проблема требовала серьезного подхода, медлить дальше было попросту опасно. С одного края цветок окончательно почернел. Некогда нежные листья свернулись в трубочки, лепестки местами усохли, местами начали поддаваться гнили. И таким же отвратительным серым налетом покрылся с одной стороны толстый светло-зеленый стебель.
Не верилось ему, что духи здесь бессильны, ох и не верилось! Может, наказать одного, они и посговорчивей будут?..
А, впрочем, пусть их. Опять ведь отвертятся, после случая с Ланежем последний стыд потеряли!
И Ильос еще нагнетает… как будто не ясно, кто на самом деле виноват во всей этой заварухе! Да и миру встряхнуться даже полезно…
