Текст книги "Знак снежного бога (СИ)"
Автор книги: Лина Элевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 37 страниц)
Краска бросилась в щеки от этих слов. Не может ведь быть, чтобы так…
Рэлико растерянно огляделась.
На лицах и мордашках духов читался одинаковый страх, одинаковое напряжение, одинаковая надежда.
– Такое пламя никто не способен погасить, – тихо прибавил художник. – У Ланежа, в отличие от Сньора, сердце отнюдь не ледяное. Ты нужна там нам всем, и ему в том числе.
Услышав это, Рэлико сама протянула руку морознику.
Он опасливо коснулся ее ладошки, отдернул лапку, снова коснулся, помедлил, однако ничего не произошло. Холодно, да, пальцы у морозника ледяные, и только… Но Криос вдруг расплылся в довольной, облегченной улыбке. Дух ярко засветился на несколько мгновений – и, к ужасу Рэлико, исчез, рассыпавшись голубыми искрами!
Рэлико вскрикнула.
– Не бойся, – успокоил ее художник. – Он по-прежнему здесь, при тебе, при тебе и останется, – заверил ее художник. – Его сила будет беречь тебя и хозяина, пока ты остаешься рядом с ним. Как и наша. Чувствуешь?
Дыхание вдруг перехватило, как в морозную ночь, когда, едва выйдя из дома, делаешь слишком большой глоток ледяного воздуха.
… Вот почему они говорили про стужу…
Действительно – холод внутри, не то рядом с сердцем, не то в нем самом. Рэлико невольно прижала руку к груди, прислушиваясь к незнакомому ощущению.
– Мы – зима, Рэлико, – шепнула Шелькри, с тревогой глядя на нее. – Тебе холодно, должно быть, страшно… – оглянулась на художника с мольбой. – Мы тогда лучше сами, как– нибудь…
– Нет, – покачала головой Рэлико. – Странно, но не страшно. Это…
Холод не распространялся, не причинял боли. Напротив, Рэлико вдруг совсем перестала мерзнуть. Одновременно появилось ощущение странной, пьянящей легкости, словно она может бежать сейчас во всю прыть по первому льду, не ломая его…
– Это сила Ланежа, – наконец медленно проговорила Рэлико. – Это сила зимы. Та же сила, что творит столько чудес… Она не принесет зла.
Раздался слаженный вздох облегчения.
– Мы подарим тебе эту силу – ненадолго, человек долго не выдержит. Она уйдет сама в свой черед. Примешь?
И уже без сомнений Рэлико кивнула.
Улыбнувшись, дух взял самую тонкую кисть и споро нарисовал у нее на ладони снежинку. К удивлению Рэлико, та вдруг пустила узоры к запястью, оплетая его инеевым браслетом.
– Красиво! – выдохнула она.
Затем к ее руке осторожно потянулась Шелькри, за ней другие.
Холод в груди усиливался, но не морозил.
А потом и вовсе стало не до него.
В вихрях вьюги Рэлико, широко распахнув глаза, как дитя, впервые узревшее мир, училась видеть, как духи. Чувствовать, как духи. Передался ей и их страх, и их надежда, и привязанность к Ланежу, которого они почитали за своего, и тихое ликование, хотя она не понимала, чем оно вызвано. Тем, что решились выступить против былого? Тем, что нашли способ помочь?
Вокруг ощущалось биение жизни, яркое, одновременно полное грозной, пьянящей силы и дремотного покоя. Над снегом раскинулось огромное небо, в котором беспрестанно вились диковинными узорами облака. А под снегом были сны… мирные сны деревьев, трав, спящих животных.
И оттенки снега виделись теперь иначе. Столько тонов белого… совсем как в его длинных волосах…
И гонка эта уже не пугала, не морозила, не вынуждала жадно хватать ртом воздух. Сияние, восторг, тихий, обманчивый покой снежной равнины, над которой они мчались…
И вдруг – уродливо-красный всплеск огня на высоком заснеженном склоне за лесом. Отголосок чьего-то безумного, каркающего смеха эхом пронесся по равнине.
– Ланеж, – выдохнул снег вокруг нее.
Теперь уже и сама Рэлико, даже не заметив этого, быстрее вьюги помчалась вперед в ореоле снежинок, движимая одной мыслью.
Там ведь Ланеж…
А вдруг уже опоздала, пока боялась и расспрашивала?!
Стужа стужей, но в сердце при мысли о Ланеже вновь вспыхнул потаенный жар, заставивший лететь быстрее, купаясь в сиянии добровольно отдаваемой силы.
Успеть бы только!
* * *
– Ты не имеешь права на эту силу, – стиснув зубы, процедил Ланеж, отказываясь сдаваться, продолжая упрямо черпать энергию извне, хоть и понимал, что этим лишь оттягивает неизбежное.
– Так помешай мне, дух, – ядовито плюнул Сньор на ладонь шевелящимся пламенем земли.
Омерзительно.
Он швырнул в Ланежа этот сгусток переливающегося инеем, мгновенно застывшего пламени, но тот скупым движением уклонился. Недовольно, горестно зашипел за его спиной снег.
Тогда Сньор простер руку перед собой. Послушные его воле, снежинки медленно, словно нехотя вылепились в уродливый белый меч, который лег в протянутую ладонь.
Не для того предназначалась сила Севера!..
Но обугленные пальцы сжались на грязно-белой рукояти. Из новых трещин закапало черным.
Такие же капли с обожженных губ слизал отвратительно яркий алый язык.
Сньор сделал шаг вперед – и на сей раз снег выдержал, не начал плавиться. Тело постепенно остывает, вспоминает былое… Так может, и прежний облик его однажды вернется? Сколько духов потребуется, какие? Художник, наверное, его талант здесь кстати будет…
Сньор картинно замахнулся.
Ледяной меч Ланежа разлетелся на куски при соприкосновении со снежным, по которому то и дело пробегали алые всплески. От второго и третьего ударов он увернулся только чудом. Четвертый пропорол щеку, срезал прядь волос. Еще немного – и меч вонзился бы прямо в глаз.
А сила все так же быстро утекала… Остались жалкие крохи.
Сньор легко регулировал длину клинка, призывая и отзывая снег.
Следующий удар Ланеж остановил, поймав лезвие руками, а затем резким, быстрым движением ударил по нему ладонями, как ножницами, отломав изрядный кусок. Алый всполох оставил на коже ожог.
Сньор сдавленно зарычал от злости. Отрастало лезвие медленно – силы в Ланеже осталось мало. Может, если Сньор всю ее истратит в этой битве, их шансы уравняются?
Пока же боги, тяжело дыша, остановились, исподлобья, с ненавистью глядя друг на друга.
– Это моя власть, моя стихия, моя сила, дух, – оскалился Сньор. – И этого ничто не отменит. Ты бессилен! На колени! Отдай то, что мое по праву, и я, так и быть, не развею тебя!
И вдруг откуда ни возьмись налетела вьюга, да такая, что заставила обоих покачнуться. Ланеж с удивлением почувствовал, что его словно поддерживают невидимые руки, помогая сохранить равновесие. Сньор же сдавленно зашипел, когда резкий порыв северного ветра вынудил его попятиться, едва не вырвав меч из рук.
А когда снежный вихрь утих, в эпицентре его осталась маленькая, хрупкая фигурка.
Плеснули по ветру длинные рыжие волосы.
В снегу, в одном платье, без плаща или шубы.
Но она не дрожит – ни от страха, ни от холода.
Рэлико. Такая родная, но при этом неуловимо изменившаяся.
Как она здесь очутилась?!
И как раз когда он пытается сдержать этого монстра из подземных недр…
…Мир, за что?.. За что ты так со мной?..
И где его духи, скажите на милость, почему не присмотрели за ней?
Или… они и привели? Но зачем?
Ланеж дернулся было в сторону, пытаясь заслонить свою наликаэ от неприглядного зрелища, кое являл собой его предшественник, но было уже поздно. Теплые карие глаза мерцали синим и неотрывно смотрели на обожженного бога, и от их выражения ему стало не по себе.
Затем Ланеж заметил у нее на руке мерцающий инеем рисунок.
Захотелось взвыть.
Ше'Эл. Убить мало! Защитили, называется!
Ланеж даже думать не хотел о том, какому риску они подвергли его огненную девушку. Если бы стихия не приняла ее… Выпороть бы поганцев ледяной плетью!
Но тут Рэлико медленно перевела взгляд с обожженного чудовища на своего снежного бога – и улыбнулась ему.
– Здравствуй, Ланеж, – просто сказала она.
Так, значит, знала, на что идет? Ради него?..
Рэлико не знала, как это объяснить, но и духам, и ей самой при виде Ланежа, целого и почти невредимого, стало вдруг спокойней. Этот монстр не сможет взять верх над ним. Развеять угрожает… Она не допустит! Они не допустят!
– Даже смертную игрушку себе завел? – оскалился Сньор. – Совсем освоился на чужом месте… Ничего, я с удовольствием возьму ее себе, как только верну себе своё по праву!
И вот от этих слов вспыхнула в душе снежного бога лютая, вьюжная ярость. Страх за Рэлико, за духов, отдававших самое себя, чтобы защитить ее и его, их хозяина, тепло в душе, вспыхивавшее при каждом взгляде на огненную девушку – все это слилось в бурлящую, клокочущую силу, требующую выхода. И эту силу Сньор не мог отобрать.
"Я – бог. Это моя сила. Моя стихия. Мое место".
Он видел Хаос, Сулу, полотно мира. Он властвовал над стихией, управлял духами – так, как полагал единственно правильным. У него есть наликаэ, самая большая его драгоценность. А эта тварь, недостойная зваться богом, хочет разрушить все, что ему дорого?!
Ярость белоснежными клыками впилась в утекающую силу и наконец вырвала ее у скалящегося захватчика.
Он больше не дух, из которого можно тянуть жилы.
Из рукояти, которую снежный бог крепко стиснул обеими руками, вытянулся новый ледяной меч, куда более грозный и хищный, чем раньше.
– Ты не получишь ничего. Ни её, ни стихию, – тихо, но твердо произнес Ланеж, выпрямившись. – Ты искалечен огнем и собственной злобой. Тебе больше нет места в этом мире.
Выражение беспомощной злости на обожженной физиономии Ланежу совершенно не понравилось. Оно сделало ее еще более мерзкой.
Затем Сньор снова оскалился.
– Ты всегда был своенравным. Но ты не один, – с угрозой напомнил он. – Есть и другие. Пожалуй, я начну с младших, а закончу твоей наликаэ!
Сньор одним прыжком отлетел прочь и широко раскинул руки, окружив себя мерцающим ореолом.
– Явитесь на зов мой, рабы зимы! – призвал он, и голос его прогрохотал лавиной. – Поделитесь своей силой с истинным богом!
Мгновение затишья.
И хлынули со всех сторон оставшиеся духи, помчались волной, оставляя за собой иней, корку наста, пленку свежего снега, гирлянды сосулек… Сньор, рисуясь, воздел руки к небесам, но…
По снегу тенью расплескалось нежное голубое сияние, точно на земле вдруг взошла звезда Севера, разлилось зимним небом после морозной ночи, с искорками лунной пыли, затерявшейся в его высотах.
Ланеж потрясенно обернулся.
Его наликаэ ласково улыбнулась ему, затем духам – и приглашающе протянула руки им навстречу.
И вся эта волна, минуя Сньора, потекла к ней, щедро делясь силой, которая отныне не принадлежала прежнему богу.
– Слишком много, Рэлико, нельзя! – со страхом крикнул Ланеж. – А вы – живо все назад, не смейте прикасаться к ней!
Они дрогнули на миг, сияние колыхнулось – и только.
Ланеж с нарастающим отчаянием смотрел, как его огненная девушка, закрыв глаза, купается в сиянии зимней стужи. Художники, морозники, инейщики, ледянщики… огромное количество духов стекалось к ней, наполняя ее своей силой… и, как он прекрасно знал, вымораживая изнутри ее собственную душу.
Но Рэлико по какой-то неизвестной причине принимала их дары, не прогоняя, не сопротивляясь.
Последней была Зима, которая еще и улыбнулась ему.
– Святотатство, – хрипло протянул Сньор, потрясенный сверх всякой меры. – Я – зима! Я – стужа!..
– Нет… – пробормотал Ланеж, еще не веря, что они решили пойти на это. Отозвать всех, насильно воплотить обратно, чтоб навсегда запомнили…
– Покараю всех лично, сам! – каркнул Сньор. – Эти фокусы им не помогут она же смертная!
Ланеж сам не понял, как и когда противник взмахнул вновь удлинившимся мечом. Краем глаза уловил движение, дернулся – и меч, вместо того чтобы угодить в Рэлико, неловко столкнулся с его зазубренным клинком – и пропорол ему бок. Причудливым узором оросили истоптанный, грязный снег капли светлой крови.
Он сгорбился, зажав рану ладонью. Горло сдавило одновременно от боли: беспокойства и отчаяния. Рэлико… Как помочь? Как защитить? Как прекратить это?..
В голову пришло только одно – и Ланеж, извернувшись, протянул к ней окровавленную руку, напитывая новой силой свой знак. Может, он хоть как-то сбережет ее от мертвенного холода в душе…
Следующий удар он едва успел парировать. Острые, хищные зазубрины срубили добрую четверть ненормально длинного снежного клинка.
– Щенок! – снова с ненавистью выплюнул Сньор. – Не лезь, куда не просят, пока не прибил!
– Это мои духи, моя наликаэ и моя власть! – ощерился Ланеж. – А прибить меня будет проблемно, я все-таки снежный бог!
– Я – зима! – взревел Сньор.
И вдруг обожженное лицо его вытянулось.
Ланеж оглянулся – и тоже обомлел.
Рэлико легко воспарила над землей. Рыжие волосы яркими щупальцами плескались на несуществующем ветру – платье оставалось совершенно неподвижным. Кожа покрылась тонким слоем инея. Широко распахнутые глаза горели чистым голубым. В воздухе вокруг нее зазмеились морозные узоры, он аж потрескивал от скопившейся силы.
Словно из глаз смертной смотрела сама стужа.
Бледно-розовые теперь губы чуть приоткрылись.
– Ты – не зима, – холодно бросила Рэлико – не своим, чуждым, гулким голосом. В нем слились все звуки зимы – и звон сосулек, и скрип снега, и эхо в зимних горах, и тихий шелест снегопада, и завывания северного ветра.
– Ты – ненависть, – продолжила она. – Ты – яд. Ты – падаль.
Эти слова прозвучали приговором. Отзвук расходился ледяным эхом.
Сньор вздрогнул и метнул было в нее сгусток пламени, но тот словно наткнулся на невидимую стену и угас без следа.
– Я – падаль? Я наша общая надежда на свободу от оков! – хрипло заорал он. – Мир слишком жалок и туп, вечно спит, трясется над дурацким равновесием и не желает сам ничего делать ради его сохранения! Если и вмешивается – то как снисходительный папаша, не желающий шлепать безмозглого младенца. Но мы – боги! Мы не тупые рабы! Мы не обязаны вечно служить ему! Я хочу стать хозяином, показать, что мы тоже способны жить так, как захотим! Сколько раз я нарушал его заповеди? И что мир сделал со мной за это? Ничего! Он бездействует! Все за него сделали его рабы. И я снова вырвался на волю! – Сньор расхохотался. – Потому что я – зима. Я – снег. Снег – это сила, это ярость, это жалящая тьма!
– Нет. Зима – это покой, – вдруг улыбнулась Рэлико, плавно проведя руками вокруг. – Зима – это глубокий сон. Зима – это чистота. Это еще и любовь, забота, желание укрыть, уберечь, сохранить, и для этого ей бывает нужна и сила, и способность жалить. А ты, неблагодарное творение… Твоя сущность черна также, как обуглившаяся кожа.
У Ланежа мурашки по спине побежали. Говорила явно не сама Рэлико, В ее облике проступило нечто одновременно живое и неживое, то, что старше и его, и даже Сньора. Словно разные сущности духов слились в общем сосуде, образовав единое существо.
– Ты не можешь быть снежным богом. Ты недостоин этого, потому что извратил суть зимы, ты грязен и чужероден. Твои духи против. Стужа против. Стихия против. И мир против.
Рэлико медленно простерла руку – и нестерпимо яркий поток голубого света ударил Сньора в грудь, даже Ланеж на миг зажмурился.
Это был не крик, не вопль, не хрип.
Вой. Страшный, противоестественный, полузвериный, полудемонический.
Снег взбунтовался против своего былого повелителя. Уродливый меч рассыпался стаей белоснежных жалящих ос. Острые грани снежинок легко вспарывали воспаленную плоть бога. У него, как и у любого живого существа, оставались слабые места вроде глазниц, ушей, носа, и снег безжалостно вонзался в них, прогрызался вглубь. Сосульки прошивали тело, росли прямо сквозь него с неимоверной скоростью, иней иглами вонзался в обожженную плоть.
…Больно!
Сквозь рваные раны вдруг полыхнул жидкий огонь, растопив ледяную клетку. Сньор снова рванулся вперед, изрыгнув жаркую кровь земли, поколебавшую стужу…
И тогда Ланеж понял: уже ничего не изменить. Для противостояния было необходимо равновесие, а прежний их хозяин пользовался и смертными, и силой огня. Они не желали ей вреда, он это понимал, но и не могли без нее обойтись. Духи пошли до конца. Многие наверняка развеются… и Рэлико вряд ли уцелеет.
Но все будет напрасно, если Сньор выстоит.
Глаза закололо, и по бледным щекам сбежали две серебристые капли, упавшие прозрачными кристаллами на снег.
Ланеж прикрыл глаза и воздел к небесам свободную руку, призывая к себе все силы Севера.
На сей раз он не сомневался. Он знал, что они откликнутся.
И сила потекла к Ланежу, уже искалеченная, обезображенная прикосновением прежнего снежного бога. Он очищал ее, успокаивал, поглаживал, как кошку. И она послушно перетекла в мелодично звякнувший клинок.
Тогда Ланеж метнулся вперед и одним ударом вогнал свой меч прямо в бурлящее магмой сердце переродившегося бога.
Сньор в первый миг замер, затем сдавленно зарычал и рухнул на колени. Но смотрел он не на беловолосого бога.
– Что… ты… такое… – прохрипел он. Лед оплел горло удавкой, сковал ноги, не давая подняться или хотя бы двинуться, начал проникать в грудь.
Глаза девушки и метка у нее на лбу вспыхнули еще ярче.
– Связующее звено, – отозвалась она. – Зимний огонь.
Новая волна стужи хлынула, одновременно замораживая и обжигая, сплетаясь с силой бога, влитой в меч. Словно сотни призрачных рук коснулись рукояти, вогнав его еще глубже.
И даже божественная плоть не выдержала финальной встречи льда и огня. Две противоборствующие стихии наконец сравнялись и переплелись.
Тело Сньора на миг одеревенело, словно превратилось в камень, а затем пошло трещинами – и рассыпалось прахом, запорошив узкую прогалину. Под очередным порывом ветра его подхватила вьюга – и безжалостно расшвыряла по окрестностям. Ослабевший, впервые за многие тысячелетия отколовшийся от плоти дух взмыл было ввысь, неуверенно, дрожа на северном ветру – но стужа неумолимо стиснула и его, ослабляя, вымораживая…
Развеивая.
Бывший снежный бог не был нужен миру даже в роли духа.
За мгновения все было кончено. Там, где только что был древний снежный бог, остался лишь горделиво воткнутый в наст ледяной меч с идеально чистым, по-прежнему сияющим лезвием.
Рэлико медленно опустила руку.
Главные элементы стихии объединились против Сньора – бессмертные духи, другой бог и смертная девушка, носящая ее знак. Простой символизм, как в древних ритуалах, но случай беспрецедентный. Три начала сплелись в одно, наделив стихию и жизнью, и разумом.
Сньор был не прав. Мир может покарать по-разному. В прошлый раз это была кара других богов – жестокая, но не окончательная. В этот раз…
Важный урок – абсолютного бессмертия не бывает.
Стихия сама выбрала для себя снежного бога.
Глава 14
Прямо на глазах Жнеца, едва закончившего емкий доклад и ожидающего решения Танатоса в угольно-черном коридоре на свинцовой скамье, свиток снова требовательно задрожал.
Начиная побаиваться дальнейшего, младший бог развернул его.
Строка с именем "Ланеж" ярко вспыхнула, и на ней начерталось совсем иное имя – Сньор.
Вожглось в свиток так, что не изменишь, не исправишь… а затем его перечеркнула бледно-голубая, словно инеистая полоса.
Жнец едва не швырнул в сердцах свиток, испытывая странное желание разрыдаться.
Танатос знает что!!!
Хотя нет. Даже он не знает!
Имя вписано. Стихийный бог погиб насильственной смертью.
Невозможно!
Имя перечеркнуто.
Еще более невозможно!
Так его надо забирать или нет?! И как? А главное, чем? Хватит ли тут серпа? Или нужен Танатос с косой?
Жнец выругался от всей своей бессмертной души и рассек серпом пространство, укорачивая себе путь от царства мертвых во владения живых.
Чтоб этих стихийников с их выкрутасами!
* * *
Сулу удовлетворенно кивнул. От сердца старика, напряженно считывавшего мельчайшие петли на полотне Мира, немного отлегло.
Первый перекресток был пройден.
Три добровольные, выворачивающие наизнанку жертвы. Духи сообща пожертвовали своей силой. Смертная пожертвовала своим теплом и жарким сердцем, вместив эту силу.
Бог в мыслях простился со своей наликаэ, той, дороже которой для него нет и быть не может, и сделал то, что должен был.
И едва стихия определилась с хозяином, не осталось способа смирить ее гнев. Казнь оказалась страшной… но справедливой.
Мир всегда воздает по заслугам, хотя чаще всего не своими руками. Вот и пусть дремлет дальше.
Неподвижное веретено, которое великий слепец баюкал в руках, наконец дрогнуло.
Обернулось.
Завертелось с бешеной скоростью.
И старик торжествующе рассмеялся.
От веретена протянулись сияющие нити к множествам множеств полотен, которые торопились доплестись, пока еще помнили выделенные им узоры…
Кроме трех.
Три застыли в неподвижности.
Одно, принадлежащее ныне единственному снежному богу. Второе, принадлежавшее его наликаэ. Третье – огромное, бескрайнее, небом протянувшееся над головой.
Второй перекресток покажет, каким будет новый полноправный снежный бог, которому больше не придется ни с кем делить свою силу.
* * *
Ланеж даже не успел осознать, что прежнего снежного бога больше нет. Он вдруг пошатнулся, но не от слабости. Хлынула потоком такая мощь, которой он раньше никогда не знал.
Рана в боку затянулась сама собой, порезы на ладони и на щеке зажили моментально. Даже срезанная прядь волос вытянулась до прежней длины.
Внутри клокотала сила, вполне способная заморозить половину этого мира, и немалым усилием воли он укротил ее, не дав стихии, словно опьяневшей от восторга, пуститься в пляс.
Теперь он полноценный бог.
Но это куплено слишком дорогой ценой. К чему ему эта сила, если…
Сияние за спиной угасло, словно втянулось в тени.
– Рэлико… – выдохнул он и кинулся к девушке.
Едва ножки в простых башмаках коснулись земли, и на миг ему показалось, что всё образуется, она сейчас улыбнется и…
Но Рэлико упала – сперва на колени, затем набок. И больше не шевельнулась.
Ланеж подхватил ее, перевернул, со страхом вгляделся в глаза… по-прежнему голубые, сияющие и бездумно смотрящие в никуда.
Запоздало отдернул от плеч, начавших покрываться инеистым узором, голые руки, испугавшись, что заморозит окончательно. Спасительные перчатки остались где-то далеко…
Как помочь, если он даже коснуться ее не может?!
– А ну пошли вон отсюда! – рыкнул Ланеж в отчаянии.
И из ее тела хлынула сила. Вокруг один за другим быстро проявлялись духи, неожиданно довольные, о чем-то перемигивавшиеся.
– Вы ее убили, – сдавленно прошептал он.
– Нет, – покачал головой Эно. – Она – наша, она не такая, как другие смертные, она не чужая. Мы показали ей, каково это, научили быть такой, как мы, и она захотела стать частью зимы. Она способна ей стать, у нее сильный дух, раз сама стихия выбрала ее для своего смертного, разумного воплощения. Но решать вам, хозяин – как всегда.
Хозяин.
Они раньше никогда не называли его так в лицо.
И теперь решать ему? Что решать?! Что решать, когда она медленно остывает в его руках?!
Зрачки не реагировали на свет. Вновь ставшие карими глаза медленно стекленели.
Нет… она же не отправится тенью к Танатосу, не сейчас, ведь Сулу сплел ей долгую жизнь… счастливую… и у нее будет любимая дочь, и она должна еще надеть свою диадему…
Сулу еще говорил, что она будет просить о смерти. Но она ведь уже…
И за спиной раздался тихий голос:
– Ланеж…
Застыл.
Медленно обернулся.
Увиденное одновременно больно ударило в сердце и вдохнуло безумную надежду пополам с таким же бестолковым счастьем.
Когда духи, вновь воплощаясь, забрали свою силу, ее собственный насквозь промороженный дух не удержался в заледеневшей смертной оболочке… и покинул ее.
И теперь Ланеж молча, во все глаза смотрел на Рэлико.
Другая – и вместе с тем все та же. Красивая. Едва ли не более красивая, чем в своем теле… Да нет, для него, бога, более – потому что нет больше вечного оттенка быстрого увядания, свойственного даже юной смертной плоти. Кожа белая, как едва выпавший снег. Глаза яркие-яркие, горят янтарным светом, искрятся безмятежным восторгом. На выцветших, бледно-розовых губах счастливая улыбка. От снежинки между бровей к вискам стелется инеистый витой узор. По-прежнему огненные рыжие волосы присыпаны снежной пылью.
Одета в бледно-голубое, льдисто поблескивающее платье.
Зимний огонь, да?
Красивая. Так и хочется прикоснуться – и к ней такой он мог бы притронуться, не боясь причинить боль, хлестнуть холодом. Это прикосновение уже не будет запретным, потому что она перестала быть обычной смертной. Он сможет обнять и прижать к груди это новое, прелестное воплощение всех тех радостей и шалостей, которые может подарить зима.
Вот что сделали духи. Признав в Рэлико свою, они не просто поделились силой. Они подарили ей изрядную ее часть, фактически сплели оболочку для куда более слабого духа смертной, поддерживая его… И весьма искусно, надо признать.
Такой она могла бы принадлежать ему, если бы захотела… А они ведь сказали, что она пожелала остаться!
При этой мысли сердце снежного бога бешено забилось, опаляя жаром больше, чем прежде. В душе снова взревела сила.
Остро захотелось забрать Рэлико сейчас же и уйти прочь, показать ей Север, свои чертоги, все чудеса этого мира, сделать ее неотъемлемой частью своей жизни, совершить все то, о чем недавно он даже не мечтал…
Только это было бы…
Неправильно.
Ощущение было глубинным, пришло изнутри и больно резануло по хмельной, упоительной надежде, прогнав легкомысленное очарование мгновения.
Жнец ведь рассказал, что бывает когда люди уходят не в свой срок. Их духи бледнее теней, блуждают, как потерянные дети. В посмертии неизбежно приходят сожаления, не дающие идти вперед, несмотря на то что вернуться невозможно. Порой такие тени даже не доходят до царства Танатоса – истончаясь, они исчезают, превращаясь сперва в бесплотных призраков, затем в ничто. С судьбой спорить можно, но это бесполезно и опасно.
Ее время не пришло, ей рано умирать. Она не прожила свое, не вышла замуж, не родила свою любимую дочь… Не узнала того обычного, смертного счастья, которое ее ожидало, не прошла оставшихся лет. Дух ее, сколь бы ни был чист, не закаленный ни радостями, ни неизбежными потерями, остается слишком слабым.
Смертные никогда не становились духами стихий. Их слишком многое держало на земле, слишком сильна была связь со смертной плотью.
Стихия выбрала ее для своего воплощения, с этим Ланеж не мог поспорить. Но они попытались превратить ее в дух зимы – а такой дух не выживет, он или развеется вовсе (чужая сила ведь никогда не станет своей), или со временем вспомнит смертные оковы, превратится-таки в тень и отправится к Танатосу. И даже он, бог, будет бессилен помочь.
Духи этого не знали и не могли знать. Они разбираются в бессмертии, но не в лосмертии.
Рыжеволосая девочка восторженно улыбается, что-то говорит о том, как она рада, что его духи уцелели, все до единого, как она счастлива, что он невредим, как боялась за него.
О том, как этот мир прекрасен, и как она хочет навсегда остаться такой, хотя вечность – очень странная и пока непонятная вещь… а ее бог уже знает, что этот дар, увы, не будет вечным.
Даже сейчас она угасает. Уже протягиваются тени – обещания грядущих сожалений.
Бог – видит.
Ланежа едва не скрутило от остро вспыхнувшей боли в сердце.
Рэлико не понимает… Очарованная мгновением, она не смотрит ни назад, ни вперед. Не думает о наспех разорванных связях, которые так и останутся саднящим напоминанием о былом.
Но еще не поздно все исправить. Снег не убивает быстро, особенно ее. От белого сна можно проснуться. Ледяные руки согреются, жаркое сердце разгонит остывающую кровь по телу…
Но как же отчаянно ему хотелось обнять ее, такую, пока есть шанс! Прижать к себе, прильнуть наконец к губам…
Однако не морозить же ее еще сильнее?
И Ланеж непослушными губами, не веря в то, что действительно произносит слова, которые неизбежно погасят ее безыскусное счастье, проговорил:
– Рэлико, вернись в свое тело, прошу тебя. Сама, сейчас, пока не поздно.
Улыбка сбежала с бледно-розовых губ. Теплые даже сейчас глаза расширились, из них плеснула внезапная, обидная боль. Рэлико шагнула вперед, вцепилась в его плащ и жалобно покачала головой.
– Зачем? Я ведь теперь могу быть такой! Мне больше никогда не будет холодно, и…
Она осеклась.
Неподражаемая смесь страдания и нежности на бледном, всегда холодном лице. Читать его эмоции вдруг стало так легко… Но почему он расстроен? Что не так?
Рэлико не могла оторвать взгляда от красивого, безупречного лица, которое вдруг увидела по-новому. Снежно-белое? Да. Но мало кто знает, что у снега столько оттенков…
– Сколько цветов у снега? – вдруг с детским любопытством и непосредственностью спросила она.
– Пятьдесят три, – скрыв удивление, отозвался Ланеж.
Его поразило простое осознание – она ведь впервые видит мир глазами духа, со всей этой невозможной для человека остротой. Впервые дышит им по-настоящему.
…Запах свежести… Этот воздух нужно пить, жадно, большими глотками, ощущая сложный вкус зимнего мороза… к которому больше не примешивалась горелая вонь прежнего снежного бога.
Рэлико ощутила отголосок странного и страшного, какого-то не своего гнева, едва вспомнив о том, что он хотел сделать с Ланежем и духами. Жаль его ей не было – он получил по заслугам.
Когда другие духи, явившиеся на зов Сньора, поделились с ней силой, что-то произошло. Она ощутила себя другой, новой, неуязвимой. И охотно подчинилась чужому воздействию, откуда-то зная, что оно не причинит ей вреда, а потом подумала, что хотела бы остаться такой навсегда, чтобы помогать и духам, и Ланежу, и спросила, можно ли так. Ей сказали, что можно, что в этом мире возможно все. А потом… духи подарили ей свою силу, каждый по крохотной крупице.
И этот дар вдвойне ценен для нее, потому что приближает ее к Ланежу.
Радужка обмолвилась как-то, печально глядя на Арати, что человек для бога каждый миг умирает. Ну так теперь она больше не умирает! Значит, теперь – можно быть рядом с ним, да?
Так зачем же ей отвергать дар духов, возвращаться к смертной жизни?
Или… он не хочет, чтоб она была рядом?
– Зачем мне возвращаться? – вернулась она к прежнему вопросу.
– Что значит «зачем»? – мягкое увещевание. – Ты еще молода, тебе жить и жить. По всем законам мира ты должна вернуться.
– Я не хочу обратно, – упрямо покачала головой Рэлико. – Я хочу остаться с тобой… Или… я действительно тебе не нужна, да?
…Как ледяной клинок в сердце.
Клокочущий вздох, и властные руки вдруг прижимают ее к сильному, твердому телу.
Ей не холодно! Не морозит! И Рэлико прильнула к нему. К своему богу. Прижалась к груди щекой, как тогда, в лесу.
Но чувство было каким-то странным. Не таким отчетливым, как тогда.
Впрочем, она и смотреть-то этими глазами еще не привыкла…
– Очень нужна, Рэлико, – и всегда уверенный, холодный голос чуть заметно срывается, словно трескается тонкий лед под ногами. – Но сейчас тебе необходимо вернуться. Это не твое время. Нельзя уходить раньше срока.
– Так ты даже знаешь, сколько я проживу? – удивилась она.
– Я знаю о тебе все. Я… – Ланеж сглотнул. – Я был у Сулу, бога судеб.
– Выходит, судьба действительно предписана?
