Текст книги "Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси"

Автор книги: Лев Черепнин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 76 (всего у книги 77 страниц)

Теперь общая политическая ситуация изменилась явно не в пользу Ахмед-хана. Прекращение феодальной войны на Руси, активное выступление Московского посада, потребовавшего наступления на татар, отсутствие обещанной помощи со стороны Казимира IV, начавшиеся морозы – вот комплекс причин, вызвавших отступление Ахмед-хана. Казанский летописец приводит еще одну причину: тайная посылка Иваном III в Большую орду войска под предводительством князя Василия Ноздреватого [2512]2512
  ПСРЛ, т. XIX, СПЗ., 1903, стр. 202–203.


[Закрыть]заставила Ахмед-хана уйти с Угры на защиту своих владений.

Итак, черные люди Москвы в 1480 г. дважды заявили свои требования. Под воздействием этих требований во время первого приезда Ивана III в Москву там были оставлены митрополит Геронтий, московский наместник князь Иван Юрьевич Патрикеев, удельный князь Михаил Андреевич верейский и белозерский, мать Ивана III инокиня Марфа. Народ должен был знать, что церковные и светские власти, представители княжеского дома не оставят Москву в момент опасности. Ведь в 1382 г. восстание в Москве вспыхнуло в значительной мере потому, что оттуда уехали и князья и митрополит, бросившие город на произвол судьбы в тот момент, когда к нему приступал враг. И в 1445 г., когда ожидался приход татар под Москву, московские посадские люди настаивали, чтобы в Москве оставались жена и мать лопавшего в плен к татарам великого князя Василия II.

Во второй приезд в Москву Ивана III черные люди потребовали продолжения борьбы с татарами.

В этой связи приобретает особое значение и выступление Вассиана Ростовского с его посланием на Угру. Не буду останавливаться на разборе этого памятника публицистической мысли, неоднократно изучавшегося и историками, и историками литературы. Я скажу лишь, что это письмо нельзя расценивать ни как отражение взглядов лишь самого Вассиана, ни как выражение настроений церковных кругов. Находясь в Москве, готовящейся к осаде, прекрасно ощущавший пожелания посадских людей, Вассиан выразил их в своем послании.

* * *

С событиями 1480 г., как мне кажется, связан один интересный литературный памятник – повесть («История») о взятии в 1453 г. турками Царьграда. Этот памятник, как известно, сохранился в двух основных редакциях. Одна из них представлена списком Троице-Сергиевой лавры начала XVI в., опубликованным архимандритом Леонидом [2513]2513
  «Повесть о Царьграде (его основании и взятии турками в 1453 году) Нестора Искандера XV века», сообщил архимандрит Леонид, СПб., 1886 («Памятники древней письменности и искусства»).


[Закрыть]. Другая дошла до нас в большом количестве списков XVI–XIX вв. Первая редакция – наиболее полная. Она начинается с рассказа об основании Царьграда и о пророчестве об его дальнейшей судьбе. В ряде списков второй редакции этот рассказ выделен в особое произведение. Только в первой редакции имеется краткое послесловие, в котором говорится о Несторе Искандере (турецком пленнике, участвовавшем в осаде Царьграда) как авторе разбираемой повести. Первая редакция является более ранней и относится, как это признает большинство исследователей, ко второй половине XV в.

По вопросу о происхождении этой старшей редакции в исторической литературе высказаны две основных точки зрения. Согласно первой из них (в последнее время ее защищает Н. А. Смирнов), основу повести о взятии турками Царьграда составили записки Нестора Искандера об осаде города турецкими войсками и завладении им. В дальнейшем эти записки были дополнены рассказом об основании Царьграда, предсказаниями об его судьбе, молитвами, произносившимися греками в дни осады, сообщениями о различных видениях и т. д. [2514]2514
  Н. А. Смирнов, Историческое значение русской «Повести» Нестора Искандера о взятии турками Константинополя в 1453 г. («Византийский временник», 1953, вып. VII, стр. 55–56).


[Закрыть]Другую точку зрения наиболее полно обосновал М. О. Скрипиль. Он считает, что «История» в том составе, в которой мы ее знаем по списку Троице-Сергиевой лавры XVI в. является произведением одного автора – Нестора Искандера, писавшего по-русски. Его «История» отличается цельностью и единством, которые обнаруживаются в «историософии, строе идей, композиции, художественно-образной системе, фразеологии, языке». В задачу автора входило «так написать историю Царьграда – историю его прошлого, настоящего и будущего, – чтобы была очевидна предопределенность его исторического бытия, так как только при ней сохранялась надежда на его возрождение» [2515]2515
  М. О. Скрипиль, «История о взятии Царьграда турками» Нестора Искандера (Труды ОДРЛ, т. X, М.-Л., 1954, стр. 180, 182). В статье М. О. Скрипиля дана и историография вопроса о повести Нестора Искандера. Здесь же напечатана статья М. Н. Сперанского «Повести и сказания о взятии Царьграда турками (1453) в русской письменности XVI–XVII веков» (стр. 136–165).


[Закрыть]. На вопрос, как, где и когда Нестор Искандер написал «Историю» о Царьграде, М. О. Скрипиль ответить отказывается, замечая, что «здесь начинается зыбкая почва гипотез, на которую сейчас преждевременно вступать» [2516]2516
  М. О. Скрипиль, «История о взятии Царьграда турками» Нестора Искандера, стр. 183.


[Закрыть]. Между тем нельзя и уйти от ответа на поставленный вопрос. Ведь повесть, приписываемая Нестору Искандеру, бытовала на Руси, и интерес к ней со стороны русских читателей вряд ли имел характер чисто отвлеченный. Он связывался с теми злободневными вопросами международной жизни и внутренней истории Руси, которые волновали современников. Поэтому, хотя бы в гипотетической форме, совершенно необходимо высказаться на тему о том, как, в каких условиях, с какими целями была написана изучаемая «История», в каких общественных кругах она вращалась, каково ее идейное назначение.

Мне думается, что исследователи, отмечавшие сложный состав «Истории», стояли на более правильном пути, чем М. О. Скрипиль. При анализе текста памятника в нем, по-моему, ясно выделяются по крайней мере два пласта: 1) общие размышления о судьбах Царьграда в плане исторической концепции, видящей причину перемен на всемирно-исторической арене в борьбе «христианства» и «бусурманства»; 2) конкретные картины (полные патриотизма) защиты населением Царьграда своего города от захватчиков.

Разберем сначала первый комплекс идей. Уже в начале «Истории», где говорится об основании Царьграда и описывается сопутствовавшее этому факту «знамение» (борьба орла со змием, причем первоначально змий победил орла, затем люди убили змия и освободили орла), проводится одна главная мысль: будущее Царьграда определится в зависимости от хода соревнования (имеющего всемирно-историческое значение) «христиан» с «бусурманами». Орел – «знамение крестьянское»; змий – «знамение бесерменское». Раз змий сначала взял верх над орлом, значит, в какой-то момент «бесерменство одолеет хрестьяньство». Но поскольку «христиане» убили змия, «а орла изымаша», постольку, следовательно, «напоследок» «хрестьянство одолеет бесерменства» и «седмохолмаго [название Константинополя] приимуть, и в нем въцарятся» [2517]2517
  «Повесть о Царьграде…», стр. 3.


[Закрыть]. Последнее предсказание о воцарении в Царьграде победителей над «бусурманами» надо понимать, по-видимому, не буквально, а иносказательно: во всемирно-историческом поединке «бусурман» и «христиан» в конечном итоге возьмут верх последние.

Та же идея, но с некоторыми новыми мыслями проводится и в конце «Истории». Царьград завоеван турками. Исполнилась первая часть пророчества. Турецкий султан, «беззаконный Магумет», «седе на престоле царствиа благороднейша суща всех иже под солнцем». Но должна совершиться и вторая часть предзнаменования, имевшего место при закладке Константинополя: конечная победа в борьбе с «бусурманством» должна принадлежать «христианству». Эта мысль выражена в «Истории» в следующих словах: «Русии же род с прежде создательными всего Измаилта победят и седмохолмаго приимуть с прежде законными его, и в нем въцарятся и судрьжат седмохолмаго Русы…» [2518]2518
  «Повесть о Царьграде…», стр. 40–41.


[Закрыть]В данном случае речь идет о восстановлении всемирно-исторической роли «христианства», но уже на почве Русского государства, которое сделается его центром.

В церковном преломлении, под религиозной оболочкой, здесь высказаны идеи о том. что Русь становится центром борьбы с «бусурманством». Турецкая агрессия в это время еще не грозила Руси непосредственно. Но свержение татаро-монгольского ига в третьей четверти XV в. было для Русского государства очередной задачей. И нет ничего невероятного в предположении, что и создана-то «История» была на Руси тогда, когда происходила ее последняя схватка с Большой ордой, во время нашествия Ахмед-хана в 1480 г. Не вышла ли эта «История» из тех же церковных кругов, из которых вышло «Послание» к Ивану III ростовского архиепископа Вассиана? Ведь в обоих памятниках излагаются одинаковые идеи. Когда Вассиан называет Ивана III «во царях пресветлейшим», он логически продолжает мысль «Истории». Троном византийских императоров, престолом «царствиа благороднейша суща всех иже под солнцем», завладел «беззаконный» турецкий султан. Теперь лишь московский великий князь является «боголюбивым и вседержавным царем», защитником «хрестьянства» от «бесерменства» [2519]2519
  И. М. Кудрявцев, «Послание на Угру» Вассиана Рыло как памятник публицистики XV в. (Труды ОДРЛ, т. VIII, 1951, стр. 167, 176, 170, 172).


[Закрыть].

И другие высказывания составителя «Истории» вполне гармонируют с теми советами, которые дает Ивану III Вассиан. Почему погиб Царьград, что привело его к падению? В «Истории» названо несколько причин, и среди них – «междусобныи брани», повлекшие за собой «оскудение» «силних» и «обнищание» простых «людей». «…И преуничижися град, и смирися до зела, и бысть яко сень в винограде и яко овощное хранилище в вертограде» [2520]2520
  «Повесть о Царьграде…», стр. 6.


[Закрыть]. И Вассиан призывает Ивана III укреплять великокняжескую власть, действовать самостоятельно и не слушать бояр – «духов льстивых», «развратников», вносящих в государство смуту и настаивавших на том, чтобы великий князь уклонился от битвы с войсками Ахмед-хана [2521]2521
  И. М. Кудрявцев, указ. соч., стр. 172.


[Закрыть].

Можно провести и более близкие аналогии между «Историей» и «Посланием» Вассиана Ивану III. Вассиан, как указывалось уже, уговаривал московского великого князя не поддаваться увещаниям бояр, дававших ему советы («шепчущих в ухо») воздержаться от сражения с Ахмед-ханом и тем самым предать народ («…предати хрестьянство»). И некоторые летописи осуждают Ивана III за то, что он прислушивался к боярам, внимал предложениям «злых человек сребролюбець богатых и брюхатых и предателей хрестьянских, а норовников бесерменьских», которые советовали ему «побежати»: «сам бо диавол их усты глаголаше», – замечает летописец [2522]2522
  ПСРЛ, т. VI, стр. 224.


[Закрыть]. А составитель «Истории» как бы ставит в пример Ивану III образ византийского царя, который в дни смертельной опасности не захотел покинуть (несмотря на неоднократные уговоры патриарха и бояр) Царьграда. «Патриарх же паки начат крепко увещевати цесаря, да изыдет из града, такоже и бол яре все… Он же, не уклонися на то, но отвещаваше им… колико цесарей преже мене бывшей, велицы и славны, тако пострадаша и за свое отечество помроша; аз ли паки последней сего не сотворю» [2523]2523
  «Повесть о Царьграде…», стр. 25.


[Закрыть].

Я обращаю внимание на следующие моменты, идейно сближающие «Историю» с «Посланием» Вассиана. Во-первых, византийский царь, по «Истории», не хочет покидать осажденный город, он хочет «пострадать» и умереть за свое «отечество». Вассиан убеждал Ивана III не «предавать» «свое отечьство» и не «скитатися по иным странам» «бегуном» [2524]2524
  ПСРЛ, т. VI, стр. 173.


[Закрыть]. По-моему, весьма правдоподобно, что образ стойкого византийского «цесаря» был использован русской публицистикой в тех же целях, что и «Послание» Вассиана, – в целях воздействия на Ивана III, с тем чтобы заставить его выступить против Ахмеда.

Интересно и второе: византийский царь, не желая уйти из Царьграда, подчеркивает, что он хочет следовать примеру своих предков, доблестно боровшихся с захватчиками. На пример «прежебывших прародителей» Ивана III (особенно на действия Дмитрия Донского) ссылается епископ Вассиан, призывая Ивана III возглавить русские войска и двинуть их против Ахмед-хана.

Итак, мне кажется, можно сделать вывод, что в 1480 г., в тот решительный момент, когда на Русь двинулись татарские военные силы, предводительствуемые Ахмед-ханом, и когда ряд представителей московского боярства считал нецелесообразной борьбу с ними, Иван III в этом отношении колебался, а московское посадское население решительно настаивало на активных действиях против татар в церковных кругах, близких к архиепископу Вассиану, была составлена повесть о взятии турками Царьграда в 1453 г. События турецкой осады и завоевания Константинополя рассматривались в этой повести как один из важных этапов в сопротивлении Византии и славянских стран наступлению восточных завоевателей, в вековой борьбе «христианства» с «бусурманством». Проводилась идея о том, что с падением Византии руководство этой борьбой переходит к Руси. И между строк можно было прочитать: хотя Византия и пала, но пример ее сопротивления врагу следует использовать.

Несмотря на свою церковно-религиозную историософию, повесть о Царьграде имела прогрессивное значение, ибо под религиозной оболочкой содержала призыв к национально-освободительной борьбе. И это ее прогрессивное значение становится еще яснее, если проанализировать второй из двух (намеченных в ней) идейных пластов, именно конкретное описание действий константинопольского населения, выступавшего против турецких завоевателей. Имеются все основания предполагать, что этот второй пласт заимствован составителем из дневниковых записей Нестора Искандера, когда-то взятого в плен турками и обращенного из христианства в мусульманство, участвовавшего в 1453 г. в осаде Константинополя на стороне турок, но сочувствовавшего осажденным грекам. Эти записи проникли как-то на Русь и вошли в состав «Истории», составленной в 1480 г.

Основное, что бросается в глаза в описании защиты Царьграда в 1453 г., – это подчеркивание роли всего населения, всех горожан. Действуют против захватчиков не только «вельможи», но «вси людие града». «Градцкие люди» являются подлинными героями сопротивления турецкой агрессии. Взбираясь на крепостные стены, «градцкие люди», «от мала и до велика», мужчины и женщины, до конца оказывали отпор неприятелю, «бьяхуся крепце» [2525]2525
  «Повесть о Царьграде…», стр. 6, 13.


[Закрыть]. Они стреляли из пушек и из пищалей «елико можаху». Когда турки уже ворвались в Константинополь, народ продолжал неравную с ними борьбу [2526]2526
  Там же, стр. 9, 34.


[Закрыть]. Совершенно очевидно, что запечатленные на страницах «Истории» сцены мужественного поведения константинопольских горожан, до конца не сдававшихся врагу, были особенно близки сознанию и воображению русского посадского населения, в 1480 г. потребовавшего от Ивана III решительной схватки с Ахмедом. Эти требования были настолько категоричны, что московский великий князь боялся сделаться жертвой гнева московских посадских людей («бояся гражан мысли злыя поимания») и уехал из Москвы в Красное «сельцо» [2527]2527
  ПСРЛ, т. VI, стр. 230.


[Закрыть]. Можно думать, что и составитель «Истории» должен был считаться с такими настроениями московских горожан. Поэтому под покровом своей религиозной историософии он отразил и подлинно народный патриотизм. А за его книжной схемой о борьбе «христианства» и «басурманства», как ведущей линии исторического процесса, звучит народный призыв к защите своего «отечества». Это – тот же призыв, который содержится и в летописных сводах при изложении борьбы Руси с татаро-монгольским игом в 1480 г.: «О храбрии, мужествении сынове рустии! Потщитеся съхранити свое отчьство, Рускую землю от поганых! Не пощадите своих глав, да не узрят очи ваши разпленениа и разграблениа домом ваших…» А далее в летописных сводах говорится о тех «землях», которые не смогли сохранить свою независимость, были завоеваны неприятелем, о людях, которые «погубили» свое «отечество» [2528]2528
  ПСРЛ, т. VIII, стр. 207.


[Закрыть]. Пример одной из таких «земель» – одного из когда-то могущественных государств был показан на страницах повести о Царьграде, созданной на Руси в это время.

§ 9. Падение политической независимости Тверского княжества

О падении политической независимости Тверского княжества в летописных сводах сохранились различные известия, иногда противоречивые, а в большинстве случаев освещающие разные стороны одного и того же события и тем самым дополняющие друг Друга.

Согласно данным Тверского сборника, в 70-х – начале 80-х годов XV в. Тверское княжество находилось в союзе с Московским, признавая его политическое верховенство. Тверские войска участвовали вместе с московскими в походах на Новгород в 1471 ив 1478 гг., входили в состав русских вооруженных сил, направлявшихся к реке Угре против Ахмед-хана в 1480 г. В начале 1480 г., по случаю брака сына Ивана III – Ивана Ивановича Молодого, московский великий князь отправил в Тверь своего посланца Петра Григорьевича Заболотского с подарками тверскому князю Михаилу Борисовичу и его матери княгине Анастасии.

Но к концу 1483 г., как можно судить по тому же Тверскому сборнику, в отношениях между Михаилом Борисовичем и Иваном III произошло какое-то осложнение. Тверской князь был недоволен политикой великого князя московского и поэтому, когда в Тверь прибыл из Москвы Владимир Елизарович Гусев «с поклоном» и с известием о рождении у князя Ивана Ивановича сына Дмитрия, Михаил Борисович «поклона не приаль», посла «выслал…вон из избы» и «к матери ему ити не велель к великой княгины Настасии» [2529]2529
  ПСРЛ, т. XV, стр. 497–499.


[Закрыть].

Что явилось причиной разрыва между Москвой и Тверью? На этот вопрос отчасти отвечают Софийская вторая и Львовская летописи Московские землевладельцы систематически, при поддержке великого московского князя, нарушая московско-тверскую границу, захватывали земли тверских вотчинников. Последние, как указывают летописи, терпели «многы от великого князя и от бояр обиды и от его детей боярскых о землях…» Согласно летописным сведениям, «где межи сошлися с межами, где не изобидят московские дети боярские, то пропало, а где тферичи изобидят, а то князь велики с поношением посылает, и с грозами к тверскому, а ответом его веры не имет, а суда не даст» [2530]2530
  ПСРЛ, т. VI, стр. 237; т. XX, стр. 352.


[Закрыть].

Картина, по-моему, ясная. Летописный рассказ как нельзя лучше иллюстрирует то положение, которое было раскрыто во второй главе монографии: одной из важных предпосылок образования Русского централизованного государства было распространение из пределов Московского княжества в разных направлениях феодального землевладения. Земельные владения московских вотчинников вклинивались в глубь Тверского княжества. При этом московский великий князь нарушал старинную правовую норму, содержащуюся в договорных грамотах московских и тверских князей, о том, что порубежные споры по земельным делам должны решаться «опчим судом» из «людей старейших» обоих княжеств [2531]2531
  ДДГ, стр. 204, № 63.


[Закрыть]. Из приведенного выше летописного текста видно, что великий московский князь присвоил себе функции «опчего суда», односторонне вынося решения по земельным спорам московских бояр и детей боярских с тверскими в пользу первых. В то же время Иван III старался привлечь тверских землевладельцев на свою службу. Судя по данным Никоновской и других летописей, в 1476 г. из Твери «приехаша… служыти» московскому князю «мнози бояре и дети боярские» [2532]2532
  ПСРЛ, т. XII, стр. 168; т. XXV, стр. 308.


[Закрыть].

Трудно сказать, как отражался переход имений от тверских вотчинников к московским на положении крестьянства и вызывало ли это обстоятельство какие-либо волнения в их среде. Материала, который позволил бы дать ответ на этот вопрос, в нашем распоряжении нет. Но можно думать, что перераспределение земельной собственности среди феодалов, сопровождавшееся острой борьбой между московскими и тверскими землевладельцами, не могло не затронуть крестьян. Вероятно, классовые противоречия в деревне обострились. Так, Псковская вторая летопись упоминает под 1485 г. о тверских «разбойниках» [2533]2533
  «Псковские летописи», вып. 2, стр. 68.


[Закрыть], а нам уже не раз приходилось упоминать, что в разбойничестве, как социальном движении, наблюдались в какой-то мере и антифеодальные черты.

То обстоятельство, что московский великий князь проводил при посредстве своих бояр и детей боярских открытое наступление на Тверь (пока не военным путем, а путем укрепления в Тверском княжестве земельного фонда московского боярства), вызвало политическую ориентацию князя Михаила Борисовича на Литву. Он заключил договор о союзе с польским королем и великим литовским князем Казимиром IV. Договор относится к 1483 г. [2534]2534
  ПСРЛ, т. VI, стр. 236; т. XX, стр. 351; Л. В. Черепнин, указ. соч., ч. 1, стр. 198. Договор напечатан в АЗР, стр. 99–100, № 79. См. также «Сборник Муханова», стр. 12–13, № 10.


[Закрыть]

По-видимому, Михаил Борисович вошел также в сношения с находившимися в Литве русскими князьями-эмигрантами: с сыновьями Ивана Дмитриевича Шемячича галицкого, Василия Ярославича боровского, с князем Василием Михайловичем верейским. Об этом можно судить по тому, что в договоре Ивана III с Михаилом Борисовичем, заключенном вскоре после их разрыва (в 1484–1485 гг.), имеется такой пункт: «Так же вам и с нашими лиходеи-со княжими с-Ывановыми детми можайского, и со княжими с-Ывановыми детми Шемячича, и сь Ярославича сыном, и со княжим Михайловым сыном Андреевича, со князем с Васильем, ни ссылатися с ними никоторою хитростью, ни к собе их не приимати» [2535]2535
  ДДГ, стр. 296, № 79.


[Закрыть].

Характерно, что Василий Михайлович верейский бежал в Литву незадолго до того, как Михаил Борисович тверской оформил свой политический союз с Казимиром, в конце 1483 г. По поводу побега Василия верейского Софийская вторая и Львовская летописи рассказывают следующий эпизод. В связи с рождением сына у Ивана Ивановича Молодого отец последнего Иван III захотел подарить своей снохе, Елене Стефановне Волошанке, драгоценности («сажение»), принадлежавшие его первой жене, Марии Борисовне тверской. Однако выяснилось, что вторая жена Ивана III, Софья Палеолог, уже завладела этими драгоценностями (как и вообще многими предметами великокняжеской казны). «Сажение», которое потребовал Иван III, было передано Софией Палеолог Василию Михайловичу верейскому в качестве приданого за женой последнего, племянницей Софьи. Тогда Иван III послал к Василию Михайловичу за вещами, которые ранее входили в состав великокняжеской казны, и решил «поимати» его вместе с женой. Но Василию с женой удалось бежать в Литву, несмотря на организованную за ними погоню во главе с князем Борисом Михайловичем Туреней-Оболенским [2536]2536
  ПСРЛ, т. VI, стр. 335; т. XX, стр. 350.


[Закрыть].

К. В. Базилевич считает, что летописный рассказ о «саженье» тверской княжны «носит характер придворной сплетни, проникнутой недоброжелательством к Софье-«римлянке» [2537]2537
  К. В. Базилевич, Внешняя политика Русского централизованного государства, стр. 231.


[Закрыть]. Это верно. Но сама сплетня отражала и реальные взаимоотношения политических сил. Во-первых, намечался блок с Литвой Твери и московских удельных князей. Во-вторых, эти оппозиционные элементы завязали какие-то отношения с Софьей Палеолог. Недаром после побега Василия Михайловича верейского Иван III велел арестовать каких-то иноземцев, возможно, близких к Софье Палеолог («князь великий повеле фряз поимати и мастеров серебреных») [2538]2538
  ПСРЛ, т. VI, стр. 335.


[Закрыть]. Возможно, что предполагаемая передача Иваном III «саженья» своей первой жены, урожденной тверской княжны, снохе (жене Ивана Ивановича Молодого) означало признание прав последнего на Тверское княжение (впоследствии, после включения в 1485 г. Тверского княжества в состав единого Русского госудаства, Иван Иванович был действительно сделан князем тверским). Проект о передаче Тверского княжества Ивану Ивановичу Молодому должен был вызвать протест князя Михаила Борисовича тверского, а также Софьи Палеолог. Вступление последней в оппозиционный по отношению к Ивану III блок объясняется и тем, что в связи с рождением в 1483 г. у Ивана Ивановича Молодого сына Дмитрия, Иван III мог закрепить за этими князьями великое княжение, лишив прав на него своего сына от Софьи – Василия Ивановича.

Таков был комплекс условий, приведших к переходу Михаила Борисовича тверского на сторону Литвы. Михаил был женат на дочери мелкого литовского князя Семена Олельковича, княжившего в Киеве, а после ее смерти в 1483 г. [2539]2539
  ПСРЛ, т. XV, стр. 497–498.


[Закрыть]завел переговоры с Казимиром относительно возможности вступления в брак с его внучкой [2540]2540
  «Псковские летописи», вып. 2, стр. 66.


[Закрыть]. Может быть, в какой-то связи с подготовкой союза с Казимиром находится посещение в 1483 г. Михаилом Борисовичем с матерью Кашина. Вероятно, тверской князь хотел склонить князя кашинского действовать с ним совместно. Известно, что кашинские князья часто изменяли князьям тверским, выступая в союзе с московскими правителями.

О внутреннем положении Тверского княжества в это время мы почти ничего не знаем. Известно, что в 1483–1484 гг. в Твери произошли большие пожары [2541]2541
  ПСРЛ, т. XV, стр. 498–499.


[Закрыть], но были ли они связаны в какой-либо мере с социальными волнениями, по летописям судить невозможно. Однако в нашем распоряжении имеются дополнительные источники, свидетельствующие о том, что в Твери в конце 70-х – начале 80-х годов XV в. имели место какие-то выступления еретиков. Так, в послании Иосифа Волоцкого архимандриту тверского Отроча монастыря Вассиану (до 1477 г.) говорится о том, что не называемые автором «Послания» по имени «еретики» отрицают троичность божества. Они «превращают на свой разум, хотяща троицю утаити, не хотяща бо видети, ни слышати отца и духа святаго, равна отцу и сыну» [2542]2542
  «Послания Иосифа Волоцкого», стр. 142. См. также А. И. Клибанов, Свободомыслие в Твери в XIV–XV вв., стр. 250–251.


[Закрыть]. Борясь с антицерковными выступлениями, Вассиан в 1483 г. устроил в Твери культ епископа XIV в. Арсения, заслугу которого он видел в борьбе с ересями: «…еретик же от церкви яко волки отгна, правоверие же учением своим возрастив» [2543]2543
  А. И. Клибанов, Свободомыслие в Твери в XIV–XV вв., стр. 251.


[Закрыть]. Итак, можно говорить о том, что накануне падения независимости Тверского княжества там происходило брожение в среде городского населения.

Измена Михаила Борисовича тверского Ивану III вызвала зимой 1484–1485 г. поход московских вооруженных сил на Тверскую землю. Псковская вторая летопись описывает этот поход следующим образом: «тоя же зимы князь великии Иван Васильевич разгневися на князя тферского Михаила Борисовича, что начат дружбу держати с литовскымь королемь Андреемь и съветы с ним творити о всем, и испроси в короля за себе внукоу. И того ради князь великии посла на него воеводы своя с множеством вой. И плениша всю землю их, и взяша 2 города и сожгоша. И тако владыка тферскии з бояры добиша чолом и смиришася» [2544]2544
  ПСРЛ, т. XV, стр. 66.


[Закрыть]. Если верить приведенному тексту, то следует сделать вывод, что Иван III бросил на Тверь крупное войско, которое нанесло большое разорение Тверской земле. Михаил Борисович, по версии Псковской второй летописи, был принужден согласиться на повиновение великому князю московскому перед лицом солидной военной силы.

Несколько иная картина московско-тверской войны вырисовывается из материала Софийской второй и Львовской летописей: «Тое же зимы разверже мир князь велики с тферьским великим князем Михаилом Борисовичем о том, что женитися ему у короля, и целова ему. И посла князь великий, сложи целование, и посла рать порубежную и повеле воевати. Князь великии Михаиле Борисович тферьскыи приела владыку и доби ему челом на всей воли его…» [2545]2545
  ПСРЛ, т. VI, стр. 236; т. XX, стр. 351.


[Закрыть]Данная летописная версия утверждает, что достаточно было московскому войску перейти тверскую границу и открыть военные действия, чтобы уже побудить Михаила Борисовича принять все условия Ивана III. Для этого не потребовалось разорять Тверскую землю.

Какому же летописному рассказу имеется больше оснований доверять? Думаю, что версии Софийской второй и Львовской летописей [2546]2546
  Так думает и К. В. Базилевич (указ. монография, стр. 228).


[Закрыть]. Псковский летописец сам говорит, что излагает московско-тверские отношения по слухам («токмо нечто мало слышах от етера мужа») [2547]2547
  «Псковские летописи», вып. 2, стр. 67.


[Закрыть].

Итак, самый факт вступления в пределы Тверской земли зимой 1484–1485 г. московских вооруженных сил заставил князя Михаила Борисовича отправить своих послов (тверского епископа и бояр) к Ивану III для заключения мирного договора. Тверской сборник, умалчивая о московско-тверской войне, происшедшей зимой, называет имена тверских послов в Москву: «владыка» Вассиан, князь Михаил Дмитриевич Холмский, Василий Данилович, Дмитрий Никитич Черед [2548]2548
  ПСРЛ, т. XV, стр. 499.


[Закрыть].

В конце 1484 или в начале 1485 г. между Иваном III и Михаилом Борисовичем было оформлено докончание. Софийская вторая и Львовская летописи так излагают его содержание: «не зватися ему [князю Михаилу] братом, но молодший брат; а что назовет князь велики земль своими землями и новоторжекыми, а те земли князю великому; а куда пойдет князь великии ратью, и ему с ним же ити заодин» [2549]2549
  ПСРЛ, т. VI, стр. 236; т. XX, стр. 351.


[Закрыть]. Если сравнить этот краткий пересказ договора 1484–1485 гг. с сохранившимся его подлинным текстом, то можно, мне кажется, сделать вывод, что летописи фиксируют внимание на тех вопросах, которые в свое время послужили причиной московско-тверского конфликта, а теперь были урегулированы в соответствии, с требованиями московского великого князя («на всей воли его»). Летописи подчеркивают три момента: 1) тверской князь переходит на подчиненное положение по отношению к князю московскому; 2) тверской князь признает право великого князя московского на те пограничные между Московским и Тверским княжествами земли, которые последний объявил своими владениями; 3) тверской князь должен по требованию великого князя московского посылать свои войска вместе с московскими войсками против великокняжеских врагов.

В другой своей работе я подверг подробному анализу текст московско-тверского договора 1484–1485 гг. и здесь не буду этот анализ повторять. Скажу только, что в изучаемом документе в решительной форме провозглашено обязательство Михаила Борисовича, состоявшего доселе «в любви, и в докончанье, и в крестном целованье» с Казимиром IV, рлзорвать с ним союзные отношения и дальнейшие свои действия внешнеполитического характера подчинить интересам великого московского князя [2550]2550
  ДДГ, стр. 296, № 79.


[Закрыть]. Что касается пограничных земельных конфликтов между Московским и Тверским княжествами, то договорная грамота 1484–1485 гг. предлагает решать их в соответствии с тем, где проходила в разное время тверская граница (начиная со времен князей Ивана Даниловича московского и Михаила Ярославича тверского и вплоть до княжения Ивана III и Михаила Борисовича). Очевидно, что такая правовая норма, зафиксированная в разбираемом докончании 1484–1485 гг., была столь эластична и могла быть истолкована столь разноречиво (ведь граница на протяжении XIV–XV вв. менялась и не раз), что в земельных делах должно было действовать право сильного. И не случайно Софийская вторая и Львовская летописи видели смысл договорной грамоты Ивана III и Михаила Борисовича по земельному вопросу в том, что она санкционировала захваты великого князя московского.

Судя по Софийской второй и Львовской летописям, после оформления московско-тверского докончания на «службу» к великому московскому князю приехали из Твери князья Андрей Микулинский и Осип Дорогобужский. Иван III дал в кормление первому из них Дмитров, второму – Ярославль. «Тогда же, – читаем далее в названных летописях, – бояре вси приехаша тверьскии служити к великому князю на Москву, не терпяще обиды от великого князя…» [2551]2551
  ПСРЛ, т. VI, стр. 237; т. XX, стр. 352.


[Закрыть]. Приведенный текст, во-первых, показывает, что представители тверского боярства (конечно, не все, как утверждается в летописных сводах) переходили в ряды служилых московских бояр. Далее видно, что этот переход был вынужденным. Выше приводился летописный рассказ, из которого ясно, что захваты, с санкции великого московского князя, его боярами и детьми боярскими вотчин у тверских землевладельцев заставляли последних менять «службу» Михаилу тверскому на служебную зависимость от Ивана III.

Можно думать, что, принимая вопреки условиям докончания 1484–1485 гг. тверских князей и бояр к себе на «службу», московский великий князь подготавливал решительное наступление на Тверское княжество с целью ликвидации его независимости. Поводом к новому походу московских войск на Тверь послужило то обстоятельство, что был перехвачен гонец, посланный князем Михаилом Борисовичем с грамотами в Литву. Об этом говорят летописи Софийская вторая, Львовская и Псковская вторая: «…выняли у гонца у тферьского грамоты, что посылал [Михаил Борисович] в Литву к королю…», «и с таковыми листы поимаша послов его [тверского князя] люди князя великого, и изведа [Иван III] вся льстивая съветования их на себе…» [2552]2552
  ПСРЛ, т. VI, стр. 237; т. XX, стр. 352; «Псковские летописи», вып. 2, стр. 67.


[Закрыть]Итак, были обнаружены новые сношения Михаила тверского с Казимиром IV. Иван III расценил эти действия как нарушение договора 1484–4485 гг. и стал собирать войско для выступления в поход против Михаила Борисовича. Попытки последнего вступить в новые переговоры с московским правительством не имели успеха. Иван III не пустил к себе «на очи» послов, приехавших из Твери.