Текст книги "Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси"

Автор книги: Лев Черепнин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 77 страниц)

Правители Московского и Нижегородского княжеств, все еще считаясь с Ордой, стараются заручиться благосклонностью то одного, то другого из быстро сменяющихся там ханов, с тем чтобы вырвать у кого-либо из них ярлык на великое княжение. Соперничество по вопросу о великокняжеском титуле приводит к острым столкновениям московского и нижегородского князей между собой. Феодальные княжеские войны значительно учащаются и усиливаются по сравнению с периодом 40–50-х годов XIV в. И в то же время сама жизнь часто заставляла русских князей такие войны прекращать, ибо слишком ясно ощущалось, что они облегчали возможность хозяйничанья ордынским князькам, мешавшим торговому движению по Волге, грабившим русские земли и города.

Наконец, надо отметить и еще одно существенное обстоятельство. Если Орда издавна проводила политику натравливания одних русских князей на других, то с 60-х годов XIV в. русские (и прежде всего московские) князья делают попытки (и часто весьма удачные) усилиться, используя в своих интересах ордынские распри. Наконец, в политике московского правительства замечаются некоторые признаки освобождения от властной опеки Орды.

В 1362 г., после того как в Орде побывали «киличеи» Дмитрия Ивановича московского (за него пока еще действовали московские бояре) и Дмитрия Константиновича суздальско-нижегородского, ярлык на владимирское великое княжение достался первому. Посол хана Амурата (Мюрида) привез этот ярлык в Москву. Московские войска двинулись на Переяславль, который успел захватить Дмитрий Константинович, и на Владимир. Князь Дмитрий Константинович вынужден был бежать в Суздаль.

В то же время наряду с Амуратом (Мюридом) в Золотоордынском государстве появился новый хан Абдаллах, которого поддерживал влиятельный темник Мамай, откочевавший со своей Ордой на запад от Сарая, к границам Рязанского княжества. Князь Дмитрий Иванович принял ярлык на владимирское княжение и от Абдаллаха, который прислал к нему своего посла в 1363 г. Это знаменовало какую-то попытку московского правительства высвободиться из пут зависимости от Сарая. Именно так в Сарае и был расценен указанный акт Дмитрия Ивановича (или его бояр). В ответ на него Амурат (Мюрид) послал ярлык на великое владимирское княжение князю Дмитрию Константиновичу. Повез ханскую грамоту князь Иван Федорович белозерский, побывавший в Орде и выехавший оттуда в сопровождении 30 татар. Но вскоре после того, как Дмитрий Константинович занял владимирское княжение, он снова был вынужден бежать оттуда под натиском московских войск. Это уже означало прямое неповиновение со стороны московской великокняжеской власти распоряжениям Сарая. Ясно, что та политика, которую проводили в отношении Орды московские князья, начиная с Ивана Калиты, стала давать трещины. Московские бояре в новых условиях начинали действовать более независимо от Орды. Укрепляя свои политические позиции, московское правительство добилось подчинения великокняжеской власти ростовского князя. Князья же галичский и стародубский были изгнаны из своих владений московскими вооруженными силами.

Дмитрий Константинович должен был смириться перед своим противником – великим князем московским и прекратить борьбу с ним. В 1364 г. сын суздальского князя Василий Дмитриевич Кирдяпа, побывав в Сарае, прибыл оттуда к отцу вместе с Урусманды – послом хана Азиса, который привез Дмитрию Константиновичу ярлык на владимирское великое княжение. Суздальский князь, помня свой прошлый печальный опыт борьбы за общерусский великокняжеский стол, теперь отказался от него.

Князь Дмитрий Константинович все более склонялся к союзу с московским правительством. При помощи последнего он овладел Нижним Новгородом, где княжил его брат Борис (утвержденный на нижегородском княжении ханскими послами), и заставил того перейти в Городец. Союз Московского и Нижегородского княжеств был в 1366 г. закреплен браком Дмитрия Ивановича московского и дочери Дмитрия Константиновича – Евдокии [1800]1800
  ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 72–83; т. I, вып. 3, стр. 532–533; т. V, стр. 229–230; т. VIII, стр. 11–14; т. X, стр. 233–234; т. XI, стр. 1–6; т. XV, стр. 428; т. XVIII, стр. 101–104; т. XX, стр. 190–191; т. XXIII, стр. 113–114; т. XXIV, стр. 122–124. См. также А. Е. Пресняков, Образование Великорусского государства, стр. 266–272; А. Н. Насонов, Монголы и Русь, стр. 117–127.


[Закрыть].

Можно уверенно говорить, что Нижегородское княжество к середине 60-х годов XIV в. в значительной мере утратило свою политическую самостоятельность и попало в зависимость от Москвы. Это обстоятельство объясняется рядом причин. Прежде всего надо указать на возросшую военную силу Московского княжества, которое выросло и окрепло в результате подъема экономики и в обстановке сравнительной безопасности от татарских набегов (в данном случае сыграла роль политика Ивана Калиты и его ближайших преемников, содействовавшая обеспечению такой безопасности). Вторым фактором, определившим политические успехи Московского княжества в начале 60-х годов XIV в., было ослабление Золотоордынского ханства в результате феодальных междоусобиц, в частности в результате борьбы Сарая с мамаевой Ордой. В-третьих, следует отметить общность интересов (несовместимую с продолжением усобиц) Московского и Нижегородского княжеств в обеспечении торгового движения по Волжскому пути, который захватывали и отрезали татарские отряды. Думаю, что в связи с только что сказанным вполне закономерно привести и четвертый фактор, который не мог не – оказать влияния на прекращение феодальных войн между Московским и Нижегородским княжествами: московский и нижегородский князья были одинаково заинтересованы в борьбе с ушкуйниками, которые как раз в 60-х годах XIV в. совершали постоянные походы на Волгу и Каму. В качестве пятого фактора, влиявшего на подчинение нижегородского правительства московскому, нельзя не учитывать роли церкви как проводника политики московской великокняжеской власти в пределах Нижегородского княжества. Эта роль проявлялась по-разному. Я уже указывал на основание митрополитом Алексеем ряда монастырей. В частности, им был устроен нижегородский Благовещенский монастырь, ставший не только одним из религиозных центров Нижегородского княжества, но и опорой политического и идейного влияния митрополичьей кафедры (действовавшей в союзе с великокняжеской властью) на нижегородских церковных иерархов и князей. Алексей был активным участником политической жизни Нижегородского княжества и происходившей там борьбы (защищая при этом интересы московского великого князя). Достаточно указать, что когда нижегородский князь Борис Константинович отказался по зову московского правительства явиться в Москву, то, чтобы принудить его выполнить великокняжеский приказ, посланные в Нижний Новгород митрополитом церковные иерархи распорядились закрыть там все церкви [1801]1801
  ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 75.


[Закрыть]. Действовавший до 60-х годов XIV в. весьма лояльно в отношении ордынских ханов, получавший ярлыки (охранные грамоты) на церковные имущества от ханши Тайдулы и хана Бердибека [1802]1802
  ПСРЛ, т. XX, стр. 188–189.


[Закрыть], митрополит Алексей (как, по-видимому, и ряд московских бояр, к среде которых он принадлежал), в обстановке ослабления Золотоордынского государства несколько меняет свой политический курс. Уже допускается с санкции церкви неподчинение московского князя Орде.

Нельзя не отметить еще одного обстоятельства. Феодальные войны между правителями Московского и Нижегородского княжеств развернулись в то время, когда на Руси свирепствовала страшная эпидемия моровой язвы. Страницы летописных сводов, трактующих о событиях 1362–1366 гг., переполнены описаниями тех бедствий, которые принесла эпидемия населению Москвы, Коломны, Переяславля, Твери, Суздаля, Нижнего Новгорода, Торжка и других городов. Очень сильно пострадали нижегородцы, так как Нижний Новгород был первым русским центром, охваченным эпидемией, которая распространилась из Бездежа [1803]1803
  ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 73–81.


[Закрыть]. Повальная человеческая смертность не могла не послужить существенным фактором, заставившим князей прекратить усобицу.

* * *

Во втором туре борьбы за великое владимирское княжение (с 1367 г.) главное участие приняли Московское и Тверское княжества. Это был естественный ход борьбы. Не укрепившись в пределах Нижегородского княжества (на подступах к Орде), московская великокняжеская власть не могла считать развязанными руки для подчинения своей власти тверских князей. Борьба Московского и Тверского княжеств в конце 60-х – первой половине 70-х годов XIV в. протекала в усложнившейся внешнеполитической обстановке. Наступательная политика Литвы на Русь сделалась более активной. Этому в значительной мере содействовало ослабление Золотоордынского ханства. В 1363 г. литовские войска взяли Коржев и совершили военное нападение на юг Подолии (Синие воды, Белобережье). Продолжалось литовское наступление на Смоленск [1804]1804
  Там же, стр. 75, 78; т. XVII, стр. 99, 170, 278, 389, 496.


[Закрыть].

История Тверского княжества начала и середины 60-х годов XIV в. довольно темна. Не вдаваясь в специальные вопросы о внутренних взаимоотношениях тверских князей, следует лишь отметить, что княжеские междоусобицы, там происходившие, закончились приходом к власти князя микулинского Михаила Александровича (сына погибшего в Орде Александра Михайловича), ставшего великим князем тверским. Его княжение ознаменовано упорной борьбой Тверского княжества (в союзе с Литвой) с княжеством Московским.

§ 8. Борьба между Московским и Тверским княжествами в 60–70-х годах XIV в.

Начало длительной и острой борьбы Московского княжества с Тверским при московском великом князе Дмитрии Ивановиче относится к 1367 г. Подробно рассказывает об этой борьбе Рогожский летописец, расценивая ее с позиций тверских феодалов, враждебных московской великокняжеской власти. Под 1367 г. в Рогожском летописце говорится о построении в Москве каменного кремля, причем это мероприятие ставится в связь с началом наступательной политики московского правительства против других русских князей: «Того же лета на Москве почали ставити город камен, надеяся на свою на великую силу, князи русьскыи начата приводити в свою волю, а который почал не повиноватися их воле, на тых почали посягати злобою» [1805]1805
  ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 84.


[Закрыть].

Прежде всего, по Рогожскому летописцу, Дмитрий Донской и его бояре предприняли наступление на Тверское княжество. В этих целях они использовали усобицу («нелюбие») между тверским великим князем Михаилом Александровичем (сыном Александра Михайловича), с одной стороны, и его дядей Василием Михайловичем, князем кашинским, и двоюродным братом Еремеем Константиновичем дорогобужским (сыном Константина Михайловича), с другой стороны. Усобица возникла в связи с разделом наследства умершего князя Семена Константиновича дорогобужского (сына Константина Михайловича). Вопрос о наследстве последнего разбирал тверской епископ Василий, который и «присудил часть отчины княжи Семеновы» тверскому великому князю Михаилу Александровичу [1806]1806
  Там же, стр. 81. О политических взаимоотношениях тверских князей в 60–70-х годах XIV в. см. А. Е. Пресняков, Образование Великорусского государства, стр. 206–212.


[Закрыть]. Тогда князья Василий Михайлович и Еремей Константинович апеллировали к московскому митрополиту. Последний поддержал их (очевидно, с ведома московского великого князя, желавшего использовать этот инцидент в своих интересах в борьбе со своим противником – великим князем тверским). Епископ Василий через митрополичьего пристава был вызван из Твери в Москву на суд митрополита.

Новое судебное разбирательство принесло большие убытки тверскому епископу, которого подвергали в Москве притеснениям, очевидно, настаивая, чтобы он изменил вынесенное им в пользу тверского князя Михаила Александровича решение по делу об отчине умершего князя Семена Константиновича («и тако на Москве про тот суд владыце Василию бышеть истома и протор велик…»).

Михаил Александрович, готовясь к борьбе с московским великим князем [1807]1807
  О борьбе тверского великого князя Михаила Александровича и великого князя московского Дмитрия Ивановича интересные данные имеются у А. Е. Преснякова в указ. книге, стр. 300–306. В статье И. У. Будовница «Отражение политической борьбы Москвы и Твери в тверском и московском летописании XIV в.» и в более подробном рукописном исследовании его прослежены политические тенденции разных летописных сводов в оценке событий политической борьбы 60–70-х годов XIV в.


[Закрыть], поддержавшим его противников, уехал в Литву, чтобы заручиться там поддержкой. В то же время князь Василий Михайлович с семьей и Еремей Константинович «с всею силою кашиньскою» заняли Тверь. Рогожский летописец отмечает, что княжеская усобица, начавшаяся с раздела выморочной вотчины, тяжело отразилась на населении Тверской земли («а во Тфери сотворишется изгыбель велика людем про часть княжю Семенову»). Приехав в Тверь, князья Василий и Еремей «многым людем сотвориша досадоу бесчестием, и моукою, и разграблением имениа, и продажею бес помилованиа». Выражения «людем», «многим людем» свидетельствуют о том, что пострадали не столько высшие представители класса феодалов, сколько широкие массы населения: княжеские слуги, горожане, крестьяне. О каких притеснениях, причиняемых князьями жителям Твери, идет речь? О лишении их имущества, предании их суду с применением пыток, взыскании с них судебных штрафов и всевозможных вымогательствах без суда и т. д. Вероятно, князья Василий и Еремей возложили огульно на мирное население Тверской земли ответственность за то, что владения Семена Константиновича перешли к их противнику – великому тверскому князю Михаилу Александровичу. Актам полнейшего произвола (грабежу, вымогательствам, насилию) придавался характер восстановления законности, якобы нарушенной епископом Василием, который решил спорное дело о выморочной вотчине в пользу князя Михаила Александровича.

Василий Михайлович и Еремей Константинович хотели захватить город Городок (Старицу) на Волге, бывший одним из предметов их распри с великим тверским князем, и двинули к нему войска, в том числе пришедшие из Москвы («московскую рать князя великого»). Взят город не был, но местные жители страшна пострадали от нападения (князья «възвратилися назадь, извоевав люди, и мнози тогды в полон поведени быша»). «Рать московьскаа» и волочане (войска из Волоколамска), действовавшие по приказу московского правительства, «извоевали» Тверские «волости», в Верхнем Поволжье и причинили много бед горожанам и крестьянам («великоу изгыбель сотворили Христианом») [1808]1808
  ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 84.


[Закрыть].

Осенью 1367 г. великий тверской князь Михаил Александрович вернулся на Русь из Литвы с вооруженными силами («с литовьскою ратию»). Он взял в Твери под стражу жену князя Еремея и бояр и слуг своего дяди Василия Михайловича кашинского («…княгиню Еремееву и Семена Ямоу, иных бояр и слуг дяди своего изнимал…»). Затем Михаил Александрович двинул войска на Кашин, чтобы расправиться со своими противниками. Очевидно, приведенная им из Литвы рать была достаточно внушительной. Василий Михайлович кашинский предпочел не доводить дело до сражения. На пути к Кашину, в селе Андреевском, великого тверского князя встретили послы князя Василия Михайловича и епископа Василия. Михаил Александрович согласился на мир, ибо со своей стороны также, по-видимому, не чувствовал уверенности в благоприятном отношении к нему неселения Тверской земли, на которое он навел чужеземные войска. Поэтому он повернул обратно. А затем в Тверь приехали один за другим князь Еремей и сын Василия Михайловича кашинского Михаил и заключили мир с великим тверским князем. Последний оформил мирные отношения и с великим князем московским Дмитрием Ивановичем [1809]1809
  ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 84–85.


[Закрыть].

Но мир продолжался недолго. Князь Еремей (возможно, по собственной инициативе, а возможно, подстрекаемый московским правительством) снова расторгнул соглашение с Михаилом Александровичем и отправился в Москву, где готовилось новое наступление на великого тверского князя.

По рассказу Рогожского летописца, в 1368 г. великий московский князь Дмитрий Иванович и митрополит Алексей пригласили из Твери князя Михаила Александровича в Москву. Рогожский летописец говорит, что внешне это приглашение было проведено в соответствующих дипломатических формах. Визит Михаила Александровича расценивался как визит дружбы. Его безопасность гарантировалась недавно состоявшимся московско-тверским договором, закрепленным авторитетом главы русской церкви – митрополита. Но в Москве великому тверскому князю грозила западня. Его решили там захватить и арестовать. «Того же лета князь великии Дмитреи Ивановичь да Олексеи митрополит позвали князя великаго Михаила Александровича на Москву, по целованию, любовию, а съдумав на него съвет зол».

Как только Михаил Александрович (по выражению Рогожского летописца, полагаясь «на крестное целование» со стороны Дмитрия Ивановича) явился в Москву, он и приехавшие с ним вместе бояре были задержаны и посажены под стражу. По словам летописи, великого тверского князя «…яша и да дръжали в-ыстоме…», «а что были бояре около его, тех всех поимали и разно разведоша, и быша вси в нятьи и дръжаша их в истоме». Городком и «частью отчины княжи Семеновы» завладело московское правительство.

Михаил Александрович просидел под арестом в Москве до тех пор, пока туда не пришла весть об ожидающемся вскоре приходе татарских послов. Не желая, очевидно, вмешивать в московско-тверские отношения Орду, московские власти поспешили освободить из заключения и отпустить в Тверь Михаила Александровича [1810]1810
  А. Н. Насонов объясняет этот акт Дмитрия Ивановича тем, что он; боялся ордынского темника Мамая ( А. Н. Насонов, Монголы и Русь, стр. 129).


[Закрыть], «опять покончив с ним», т. е. снова заключив с ним мирное соглашение. Очевидно, московское правительство признало права тверского великого князя на наследство, оставшееся после князя Семена Константиновича, и согласилось вернуть ему Городок. Но это обещание не было выполнено, и скоро Городок был отдан в управление (под контролем московского наместника) князю Еремего. Другой политический соперник Михаила Александровича – кашинский князь Василий Михайлович в середине 1368 г. умер.

Вернувшись в Тверь, Михаил Александрович стал готовиться к войне с Московским великим княжеством(«…имеаше розмирие к князю к великому…»). Рогожский летописец считает поводом к этому отторжение от Тверского княжества Городка, расцененное великим тверским князем как акт «измены» со стороны московского правительства («…и положи то в измену»). Но великий московский князь Дмитрий Иванович предупредил Михаила Александровича и сам первый начал военные действия [1811]1811
  ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 87–88.


[Закрыть].

В московских летописных сводах изложенные выше события получили несколько иное освещение, чем в тверском летописании. В Ермолинской, Львовской, Симеоновской, Типографской, Воскресенской летописях также рассказывается о строительстве Московского кремля (зимой 1367 г. «князь велики з братом Володимером замыслиша ставити Москву город камен и тоя же зимы и камень повезоша»; весной же 1368 г. «заложиша Москву город камен»). Но этот факт названные летописные памятники отнюдь не рассматривают как показатель стремлений московских феодалов к войне, тенденций московского правительства к расширению территории путем военных действий. Вызов великим князем Дмитрием Ивановичем и митрополитом Алексеем в Москву великого тверского князя Михаила Александровича Ермолинская и аналогичные летописи изображают как дружественный акт («зазваша на Москву любовью…»). Арест Михаила Александровича расценивается как результат решения третейского суда, т. е. вполне законное дело («…и бысть ему суд на третей…», «бысть им суд на третей день на миру, а в правде»). Все дальнейшие московско-тверские политические осложнения представляются в Ермолинской и сходных с ней летописях как следствие недоброжелательного по отношению к московскому правительству поведения тверского великого князя. Московские власти заключили с ним договор и выпустили его из заточения («…укрепивше его крестным целованием и пустиша в свою отчину»). Он же после этого «…имеяше ненависть на великаго князя» [1812]1812
  ПСРЛ, т. XXIII, стр. 114–115; т. VIII, стр. 14–15; т. XVIII, стр. 106–107; т. XX, стр. 191–192; т. XXIV, стр. 124–125; т. XXV, стр. 184.


[Закрыть]. О причинах «ненависти», т. е. завладении московскими властями Городком, данные летописи умалчивают.

Такое тенденциозное объяснение московско-тверских отношений с позиций московской великокняжеской власти затушевывает настоящую политику последней. Московское правительство в рассматриваемое время, несомненно, стремилось к ослаблению Тверского княжества и расширению за его счет территории московских владений (используя в своих интересах распри, происходившие между отдельными князьями Тверской земли).

Никоновская летопись не дает нового фактического материала для более углубленного рассмотрения борьбы Московского княжества с Тверским в 1367–1368 гг. Но в Никоновском своде есть одно чрезвычайно интересное место, проливающее свет на социальную сторону этой борьбы. После рассказа о примирении тверских князей между собой и великого князя тверского Михаила Александровича с Дмитрием Ивановичем московским (вслед за походом первого на Кашин) мы читаем: «и радовахуся [очевидно, прекращению войны] бояре их [т. е. князей], и вси велможи их, такоже гости, и купцы, и вси работнии людие, роды и племяна Адамови. Вси бо сии един род и племя Адамово, цари, и князи, и бояре, и велможи, и гости, и купцы, и ремественицы, и работнии людие, един род и племя Адамово, и забывшеся, друг на друга враждуют, и ненавидят, и грызут, и кусают, отстояще от заповедей божиих, еже любити искреиняго своего яко сам себе» [1813]1813
  ПСРЛ, т. XI, стр. 8–9.


[Закрыть].

Я привел эту цитату полностью ввиду ее колоритности и эмоциональности. Автор данного текста выступает с такой длинной и яркой тирадой, чтобы убедить в ненужности и вредности тех столкновений, которые происходят между господствующими общественными слоями и зависимыми людьми в городе и деревне. Он хочет достигнуть в соответствии с евангельской заповедью социального мира. Он стремится внушить мысль, что неизбежное и непреодолимое различие общественного положения людей не должно вести к забвению о том, что все они происходят от Адама. В этом отношении люди равны. Словом, ссылками на библию и евангелие составитель разбираемого текста хотел бы заглушить социальные конфликты. Но перед нами не выступление реакционного характера. Скорее можно думать, что текст Никоновской летописи отражает идеологию горожан, страдавших от феодальных войн, во время которых росло угнетение народа, что вызывало протест с его стороны. Обострялись классовые противоречия и усиливалась классовая борьба. Автор осуждает не столько выступления рядовой массы городского торгово-ремесленного населения и крестьянства против феодалов и зажиточной части горожан, сколько наступление господствующего класса на народ. И в указанных целях он излагает свою теорию равенства людей по происхождению, не исключающую, однако, социального неравенства как нормального явления. Это идеи умеренной в своих социально-политических требованиях части бюргерства.

Итак, усобицы среди представителей тверского княжеского дома и политическая борьба между великими князьями московским и тверским в 1367–1368 гг. содействовали углублению классовых антагонизмов.

Осенью 1368 г. московский великий князь, подготовив военные силы, устроил нападение на Тверь («събрав воя многы и посылал рать на князя великаго Михаила Александровича тферьскаго…»). Последний бежал в Литву и стал уговаривать литовского князя Ольгерда Гедиминовича, женатого на его сестре, организовать поход на Москву («многы оукоры изнесе и жалобы изложи, прося помощи собе и оборони, дабы сътворил месть его въскоре, паче же вабячи и зовучи его ити ратию к Москве»). В качестве посредницы в переговорах выступала сестра тверского князя, являвшаяся женой князя литовского (Михаил Александрович «и сестру свою научая глаголати…» Ольгерду).

Это был период, когда литовские князья перешли к активной агрессивной политике в отношении Московского княжества. Ольгерд вмешался в борьбу между московским и тверским князьями. Вместе с другими литовскими князьями (своим братом Кейстутом Гедиминовичем, племянником Витовтом Кейстутовичем и пр.), «събрав воя многы и подвижася в силе тяжце», он двинулся «ратию» к Москве. Поход на Русь литовских войск в 1368 г. описан в различных летописных сводах примерно одинаково, только с неодинаковой полнотой. Наиболее полное изложение дают Рогожский летописец (в статье «О первой Литовщине») и Симеоновская летопись, текст которых лег затем в основу Никоновской летописи.

Летописцы определяют тактику Ольгерда как тактику внезапного нападения. Он обычно вел подготовку к наступлению на другие государства втайне («в таю»), скрывая свои намерения как от собственных воинов, так и от купцов и от иностранцев, находившихся в Литовском княжестве, с тем чтобы слухи об его замыслах не проникли в ту страну, с которой он собирался воевать. Летописцы подчеркивают, что военные успехи Великого княжества Литовского при Ольгерде объясняются не столько перевесом литовских вооруженных сил над войсками других стран, сколько его умением воевать («не токма силою, елико умением воеваше», «воюя хитростию и скрадывая»). Очевидно, военный опыт Литовского княжества, сильно выросшего за счет завоеваний, привлекал внимание наиболее вдумчивых представителей феодального класса на Руси. В то же время в различных летописных сводах описание военных приемов, к которым прибегал Ольгерд, сопровождается разными оценками и эмоциями. Если в Рогожском летописце и Симеоновской летописи речь идет об умелом использовании литовским князем наличных военных сил и о разумном соблюдении им военной тайны, то в Ермолинской, Воскресенской и других летописях ударение делается на коварстве Ольгерда, его «злохитрии», «кознях» [1814]1814
  ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 88; т. XV, стр. 428–429; т. VIII, стр. 15; т. XI, стр. 10–11; т. XVIII, стр. 107–108; т. XX, стр. 192; т. XXIII, стр. 115; т. XXIV, стр. 125; т. XXV, стр. 184–185.


[Закрыть].

В 1368 г., по летописным сообщениям, Ольгерд, как и обычно в таких случаях, держал в секрете план похода на Москву. По рассказу русских летописей, великий князь Дмитрий Иванович якобы ничего не знал о готовящемся на Русь наступлении военных литовских сил («…и тогда в то время князю великому того не ведущу и про то ему вести не было, оже Олгерд идеть нань силою многою…»). Надо сказать, что данная летописная версия не внушает доверия. Тверской великий князь Михаил Александрович в 1368 г. не в первый раз бежал в Литву. Он уже побывал там в 1367 г. и приводил с собою оттуда литовскую рать. Это не могло не быть известным московскому правительству. Поэтому то, что летописи говорят о неожиданности для московского великого князя прихода литовского войска в 1368 г., объясняется, вероятно, желанием оправдать нерасторопность русских войск и неумение подготовиться к встрече с неприятелем (а может быть, и недостаточность военных ресурсов).

Когда Ольгерд во главе литовских вооруженных сил уже приблизился к границе с Русью («…приближися близь перерубежиа Литовьскаго…»), весть о наступлении Литвы дошла, наконец, до московского великого князя. Он спешно разослал грамоты по ряду городов с предписанием о присылке воинов для отпора неприятелю («…повеле въскоре россылати грамоты по всем городом, и по всему княжению великому нача съвокупляти воя»). Но было уже поздно. Для сбора войска «по всему княжению великому» времени не хватало («…но ничто же успеша, не поспела бо тогды никотораа рать из далних мест приити»). Пришлось наскоро сформировать «сторожевой полк» из великокняжеских слуг, находившихся в данное время в Москве («…елико воин обретошася тогда в граде…»). Этот полк во главе с великокняжеским воеводой Дмитрием Мининым и воеводой серпуховско-боровского князя Владимира Андреевича – Акинфом Федоровичем Шубой был послан навстречу («в заставу») Ольгерду. К полку присоединились рати из московских волостей, Коломны и Дмитрова.

Войдя «в пределы области Московьскыя», литовские захватчики подвергли страшному разорению пограничные районы (стали их «жещи, сечи, грабите, палити, плените»). Во время столкновения («на стрече») с литовскими полками погиб князь Семен Дмитриевич Стародубский, по прозвищу Крапива. В Оболенске был убит литовцами князь Константин Юрьевич Оболенский.

21 ноября 1368 г. на реке Тростне произошла встреча литовского войска со сторожевым московским полком. Он был разбит, воеводы убиты. Подвергая «истязаниям» пленников, Ольгерд выспрашивал их, где находится великий московский князь и какой военной силой он располагает. Узнав, что князь Дмитрий Иванович в Москве и что он не успел собрать достаточно воинов («…рати все не убо бе поспели собратися к нему…»), Ольгерд стал смелее двигаться вперед («начат подвижнее быта, поострив силу свою и много дързновенье въсприим…»). Литовские полки быстро подошли к Москве и расположились вокруг города.

Готовясь к осаде Москвы, великий князь Дмитрий Иванович приказал сжечь Московский посад («примета, ради»). Все, кто находился в городе, заперлись в Кремле. Кроме Дмитрия Ивановича, в Москве находились князь серпуховско-боровский Владимир Андреевич, митрополит Алексей «и прочии князи и бояре и вси христиане». Совершенно ясно, что, раз все князья оказались в осаде, значит, должного сопротивления Ольгерду на его пути к столице оказано не было.

Литовское войско во главе с Ольгердом простояло под Москвой трое суток, выжгло все пригородные места («останок загородиа все пожже»), церкви и монастыри, а затем отступило. Очевидно, сил у Ольгерда хватило для нанесения Руси внезапного удара, но не для длительной осады столицы Московского княжества.

На обратном пути Ольгерд со своими полками огнем и мечом уничтожали сельские поселения («волости повоева, села и дворы огнем пожже»), избивали и грабили мирных жителей, захватывали их имущество, угоняли скот («много христиан посече, и иных в полон поведе, а имениа их пограбиша, а скоты ину ту с собою отгнаша, и тако отидоша, а много зла створиша Христианом»).

Летописи говорят, что никогда еще литовские захватчики не наносили такого зла Русской земле, как во время нападения на нее, организованного Ольгердом. Это зло можно сравнить только с разорением, которое причиняли Руси татарские набеги. И в памяти летописцев, описывавших «первую Литовыцину», невольно встает «Федорчукова рать» [1815]1815
  ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 88–90; т. XV, стр. 429; т. VIII, стр. 16; т. XI, стр. 11; т. XVIII, стр. 108–109; т. XX, стр. 192; т. XXIII, стр. 115; т. XXIV, стр. 125–126; т. XXV, стр. 184–185.


[Закрыть].

Поход на Русь, предпринятый в 1368 г. Ольгердом, ставил, по-видимому, своей целью, во-первых, оказать помощь тверскому великому князю в его борьбе с великим князем московским и содействовать усилению Тверского княжества за счет Московского, что было выгодно Литве, ибо Ольгерд действовал в союзе с Михаилом Александровичем тверским. Во-вторых, для Ольгерда это была первая серьезная военная разведка с целью испытать силы Московского княжества. Наконец, Ольгерд дал своим воинам возможность вдоволь пограбить русское население, а то, что нельзя было увезти с собой, велел предавать уничтожению, чтобы подорвать материальные ресурсы Московского княжества.

После похода Ольгерда московское правительство было вынуждено отказаться в пользу Михаила Александровича тверского от Городка и выморочных владений князя Семена Константиновича, относительно которых уже давно шел спор между тверскими князьями. Князь Еремей Константинович был выведен из Городка и выдан Михаилу Александровичу. Но княжеские усобицы в Тверской земле продолжались. Так, в 1369 г. из Кашина приезжал в Москву к митрополиту князь Михаил Васильевич с жалобой на тверского епископа Василия, очевидно, по делу все о том же наследстве после князя Семена Константиновича.

Отношения с Литвой у Московского княжества продолжали оставаться напряженными. В 1368 г., во время войны Ольгерда с Орденом, русские военные отряды из Москвы и Волоколамска «воевали Смоленскую волость». В 1370 г. князь Дмитрий Иванович «посылал воевать Брянска» [1816]1816
  ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 90–92.


[Закрыть].

Новая война Московского княжества с Тверским, действовавшим опять в союзе с Литвой, падает на 1370 г. Судя по данным Рогожского летописца (отсутствующим в ряде сводов), Михаил хотел войны избежать и посылал в Москву тверского епископа для подтверждения мира («любви крепити»). Но московское правительство, отпустив епископа обратно в Тверь, вслед за ним в августе отправило объявление войны тверскому великому князю («а ко князю великому Михаилу послав, целование сложили…»). Большинство летописей не говорит о приезде в Москву тверского епископа и помещает лишь известие о разрыве московским правительством (по его собственной инициативе) отношений с Тверью.