Текст книги "Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси"

Автор книги: Лев Черепнин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 68 (всего у книги 77 страниц)

§ 13. Завершение и итоги феодальной войны второй четверти XV в.

В условиях обострения классовых противоречий на Руси развертывался третий этап феодальной войны. Большое влияние на ее ход оказало поражение, понесенное Василием II от татарского войска под Суздалем. От Суздаля татары отправились через Владимир и Муром к Нижнему Новгороду. Оттуда Орда Улуг-Мухаммеда отошла в августе 1445 г. к Курмышу. Василия II и князя Михаила Андреевича татары захватили с собой. Поражение и пленение великого князя использовал в своих интересах Дмитрий Шемяка, который завел сношения с Улуг-Мухаммедом. Летописи говорят о том, что последний прислал к Дмитрию Шемяке посла Бегича. Речь шла, очевидно, о признании ханом Шемяки в качестве великого князя всея Руси. По словам Симеоновской и некоторых других летописей, Шемяка «рад быв, и многу честь подав ему [ханскому послу], желаше бо великаго княжениа, и отпусти его с всем лихом на великаго князя…». Львовская летопись прямо говорит, что Шемяка отпустил от себя Бегича, условившись с ним о том, «чтобы великому князю убиену быти, а ему сести на великом княжении» [2304]2304
  ПСРЛ, т. XVIII, стр. 195; т. XX, стр. 258.


[Закрыть]. Вместе с Бегичем Дмитрий Шемяка отправил к Улуг-Мухаммеду своего дьяка Федора Дубенского, который должен был договориться с ханом о том, чтобы «князю великому не выити на великое княжение». Великокняжеский стол рассчитывал занять Шемяка.

Бегич несколько задержался в Муроме, а в Орде Улуг-Мухаммеда прошел слух, что он убит. Между тем Василию II удалось договориться с Улуг-Мухаммедом об отпуске его из плена и о разрешении ему вернуться на великокняжеский стол. Великий князь принял на себя тяжелые обязательства в отношении Улуг-Мухаммеда, обещав ему внести за себя большой денежный выкуп («дати ему с себе окуп сколко можеть») и (как видно из дальнейших событий) передать татарским князьям ряд русских городов в кормление. На таких условиях Улуг-Мухаммед в октябре 1445 г. освободил Василия II, князя Михаила Андреевича «и прочих, колико их с ними было». Вместе с освобожденными русскими князьями хан послал «послов своих, многых князей с многыми людьми» [2305]2305
  ПСРЛ, т. XVIII, стр. 195.


[Закрыть], которые рассчитывали поживиться за счет русского населения.

Во время пребывания Василия II в татарском плену Дмитрий Шемяка, помимо переговоров с Улуг-Мухаммедом, делал и другие шаги к занятию великого княжения. Так, им был заключен договор с князьями Василием и Федором Юрьевичами, внуками суздальского князя Василия Кирдяпы. Основная политическая цель договора сводилась к восстановлению под властью двух названных лиц Нижегородско-Суздальского княжества в старых территориальных пределах времени Дмитрия Константиновича, на правах великого княжения. Принимая во внимание, что Нижний Новгород был пунктом, где в 30–40-х годах XV в. укрепился Улуг-Мухаммед со своей Ордой, можно думать, что проект о реставрации великого Нижегородско-Суздальского княжества был с ним согласован. Характерно, что суздальским князьям, по рассматриваемой докончальной грамоте, было предоставлено право самостоятельных сношений с Ордой: «а Орда нам, господине, знати собою» [2306]2306
  ДДГ, стр. 119–121, № 40; Л. В. Черепнин, указ. соч., ч. 1, стр. 128–132.


[Закрыть]. Очевидно, в программу Шемяки входило расчленение государственной территории, находившейся под властью московских князей, на самостоятельные княжества.

О возвращении Василия II на Русь в ряде летописных сводов содержатся очень краткие известия: «того же лета выиде князь великыи»; «тое же осени выиде из Орды князь великии Василеи Васильевичь и с ним князь Михаило Андреевич». В Тверском сборнике при всей лаконичности сообщения о выходе Василия II из татарского плена правильно схвачено основное: освобождение великого князя дорого обошлось русскому народу, который должен был доставить средства, необходимые для его выкупа («…приихал из Орды на Москву князь великии Василеи Васильевичь, а с ним татарове, дани имати великиа, с себе окуп давати татаром») [2307]2307
  ПСРЛ, т. XXIV, стр. 183; т. V, стр. 268; т. XV, стр. 492.


[Закрыть].

В ряде московских летописных сводов приход на Русь Василия II изображается подробно и тенденциозно, как радостное событие для всего русского народа. Такая нарочитая трактовка событий, очевидно, объясняется тем, что авторитет Василия II в различных общественных кругах в это время был сильно подорван и его военными неудачами, и его связями с татарскими князьями. Поднимая престиж незадачливого князя, московские летописцы выполняли в интересах тех феодалов, которые были сторонниками государственной централизации, определенную классовую и политическую задачу: они возвеличивали великокняжескую власть и подчеркивали ее якобы общенародный характер.

По-видимому, сам Василий II не был уверен в том, что ему будет оказан доброжелательный прием в Москве, и поэтому предварительно послал в Москву Андрея Плещеева к своей матери, жене, детям, «такоже и к братьи своей, и к бояром, и к всем людем» с известием, что его «царь пожаловал, отпустил на его отчину, на великое княжение» [2308]2308
  ПСРЛ, т. XVIII, стр. 195.


[Закрыть]. Интересен и еще один факт, свидетельствующий о неуверенности и настороженности Василия II. Один из служивших ему литовских панов – Юрий Драница – хотел «выкрасти князя великаго у татар» и предложил ему переправиться в его «отчину» Окою на судне. Но Василий II отказался и предпочел отправиться посуху, верхом, в сопровождении татар, чувствуя себя под их охраной в бо́льшей безопасности [2309]2309
  ПСРЛ, т. XXIII, стр. 152.


[Закрыть].

В то время как Василий II ехал в Москву, посол Шемяки дьяк Федор Дубенский вместе с ханским послом Бегичем плыли по Оке, направляясь к Улуг-Мухаммеду. В пути Бегич был захвачен и арестован муромским наместником князем В. И. Оболенским. Летописи по-разному рассказывают, как это произошло. Судя по Ермолинской летописи, о местонахождении Бегича, остановившегося на ночлег, сообщил в Муром Василий II. Посланцы муромского наместника задержали ханского посла сонным «и отведоша его во град, а после утопиша его» [2310]2310
  Там же.


[Закрыть]. По Львовской и другим летописям, Бегичу и Федору Дубенскому, когда они находились за Муромом в направлении Нижнего Новгорода, стало известно, что Василий II, освобожденный ханом, идет в Москву, чтобы занять великое княжение. Тогда они повернули обратно к Мурому, где князь В. И. Оболенский велел заковать Бегича [2311]2311
  ПСРЛ, т. XVIII, стр. 195.


[Закрыть]. Ясно одно, что жители Мурома были недовольны действиями Орды Улуг-Мухаммеда, и жертвой этого недовольства стал ханский посол.

Через Муром и Владимир Василий II прибыл в Переяславль, где его, по данным ряда летописей, торжественно встретили мать, жена, сыновья «и вси князи и бояре его, и дети боярские, и множество двора его от всех градов». Летописи подчеркивают, что в связи с возвращением из плена великого князя «бысть радость велика всем градом русскым» [2312]2312
  ПСРЛ, т. V, стр. 268; т. VI, стр. 171–172; т. VIII, стр. 113–114; т. XII, стр. 65–66; т. XX, стр. 258–259.


[Закрыть]. Я уже указывал, что приведенная летописная версия является тенденциозной и верить ей нельзя. Напротив, все говорит за то, что Василий II был встречен населением настороженно, а скоро он утратил точку опоры во всех общественных кругах. Его блок с татарскими феодалами и основанная на этом блоке политика вызывали всеобщее осуждение. Поддерживать великого князя скоро стало некому.

17 ноября 1445 г. Василий II прибыл в Москву, и вскоре уже Дмитрий Шемяка организовал против него новый заговор. Он использовал при этом широкое недовольство населения и тем, что Василий II обещал уплатить в Орду большую денежную сумму (доходившую до 200 тысяч рублей серебром), а теперь этот долг надо было покрыть, и тем, что великий князь привел с собой на Русь много ордынских князей, которых нужно было содержать. Летописи сохранили те призывы, которыми Шемяка привлекал на свою сторону лиц, враждебно настроенных к великому князю. Шемяка, по сообщению Ермолинской летописи, «почя крамолу воздвизати, и всеми людми мясти, глаголюще, яко князь велики всю землю свою царю (хану) процеловал и нас, свою братью» [2313]2313
  ПСРЛ, т. XXIII, стр. 152.


[Закрыть]. Предлагая своим сообщникам свергнуть Василия II с великокняжеского стола, Дмитрий Шемяка указывал, что после этого можно будет не платить за него денег в Орду. «…Мысль князя Дмитрея Юрьевичя Шемяки» была якобы такова: «…что примати великаго князя, а царю не дати денег…» [2314]2314
  Там же.


[Закрыть]. Как рассказывают Симеоновская и некоторые другие летописи, захватив в свои руки Василия II, заговорщики заявили ему: «…се сътворихом христианства деля и твоего окупа; видевше бо се татари, пришедшии с тобою, облегчат окуп, что ти царю давати» [2315]2315
  ПСРЛ, т. XVIII, стр. 198.


[Закрыть]. По сведениям Новгородской четвертой летописи, сообщники Дмитрия Шемяки, арестовав Василия II, предъявили ему следующие обвинения: «Чему еси татар привел на Рускую землю, и городы дал еси им, и волости подавал еси в кормление? А татар любишь и речь их паче меры, а крестьян томишь паче меры без милости, а злато и сребро и имение даешь татаром» [2316]2316
  ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 2, стр. 443.


[Закрыть].

Во всех приведенных летописных текстах представляют интерес три момента. Во-первых, отчетливо выступают основания, руководствуясь которыми народ осуждал поведение Василия II. Это – его близость к ордынским феодалам, обязательство удовлетворить запросы большой денежной суммой, пожалования им «в кормление» городов и волостей Северо-Восточной Руси. Во-вторых, ясно, что Дмитрий Шемяка и его сообщники, действуя в своих своекорыстных целях, старались изобразить себя борцами за общенародное дело, за интересы «всех людей», всего «христианства». И, в-третьих, надо отметить, что эта тактика заговорщиков, по-видимому, обеспечила им на какое-то время сочувствие не только узких групп феодалов, но и более широких кругов населения.

В Симеоновской и некоторых других летописях указывается также, что, помимо обвинений, предъявленных Василию II, о которых говорилось выше, Дмитрий Шемяка приписывал ему мысль о передаче хану Мэсквы и других русских городов и земель, за исключением Тверского княжества, якобы предназначенного стать великокняжеской «отчиной» («…царь на том отпустил великого князя, а он к царю целовал, что царю сидети на Москве и на всех градех русскых, и на наших отчинах, а сам хочеть сести на Тфери») [2317]2317
  ПСРЛ, т. XVIII, стр. 196.


[Закрыть]. Невозможно допустить, чтобы в рассматриваемое время действительно существовал подобный проект. Орда была уже в это время слишком слаба для того, чтобы добиваться его реализации, а Русь достаточно сильна, чтобы помешать его осуществлению. Но Дмитрий Шемяка, для того чтобы организовать заговор против Василия II, мог распространять подобные слухи. Причем следует особенно подчеркнуть, что эти слухи должны были волновать не только представителей феодального лагеря, но и рядовых горожан, народ и прежде всего посадское население Москвы. Ведь только что оно приложило все усилия к тому, чтобы в июле 1445 г. отстоять Москву от татарского набега, и вдруг теперь Москве – столице Руси – грозит участь сделаться одним из ханских улусов, причем этому содействует сам великий князь московский! Можно думать, что такого рода настроения общенародного характера облегчили Шемяке его действия: устранение Василия II с великокняжеского стола, занятие им самим великого княжения, а главное – удержание Москвы в своих руках на сравнительно длительный срок (последнего не мог добиться отец Шемяки – князь Юрий Дмитриевич).

Исходя из вышеизложенного, вопрос о социальной основе заговора Дмитрия Шемяки 1446 г. надо расчленить. Во-первых, необходимо обрисовать ту более широкую общественную среду, действуя в которой Дмитрий Шемяка мог осуществить свои намерения. Во-вторых, следует раскрыть социальный состав более узкого круга ближайших единомышленников Дмитрия Шемяки, опираясь на которых он реализовал свой план.

Лаконичные указания летописей на то, что Шемяка «почя всеми людми мястити», что «мнози же и от москвич в думе с ним бяху…», что ему принесла присягу «чернь» [2318]2318
  ПСРЛ, т. XXIII, стр. 152; т. XVIII, стр. 196.


[Закрыть], являются достаточным показателем сочувственного отношения к Шемяке значительной части населения Москвы. Оно было явно обмануто выдвинутыми им лозунгами национальной борьбы и не смогло разгадать его действительных намерений.

Летописи определяют и состав ближайших единомышленников Дмитрия Шемяки. Это – князь Иван Андреевич можайский, ряд великокняжеских бояр (среди них в летописях названы в первую очередь Никита Константинович Добрынский с братьями и Иван Старков), гостей, старцев Троице-Сергиева монастыря. Дмитрий Шемяка и Иван можайский вошли в контакт с великим князем тверским Борисом Александровичем, который «бысть единомысленик с ними» [2319]2319
  ПСРЛ, т. XVIII, стр. 196.


[Закрыть].

Князь Иван Андреевич уже не в первый раз изменял Василию II. Последний весьма настороженно относился к можайскому князю. Не случайно по возвращении из татарского плена 17 ноября 1445 г. московский великий князь оформил докончание как с ним, так и с его братом, князем Михаилом Андреевичем верейским и белозерским [2320]2320
  ДДГ, стр. 121–126, № 41–43; Л. В. Черепнин, указ. соч., ч. 1, стр. 133–137.


[Закрыть]. Но, несмотря на заключенный с великим князем договор, Иван Андреевич явился одним из наиболее активных участников сколоченного против него Дмитрием Шемякой оппозиционного блока – лицом, которому была поручена организация ареста и ослепления Василия II.

Великий князь тверской Борис Александрович был заинтересован в ослаблении московской великокняжеской власти. Такое ослабление позволило бы ему расширить территорию своих владений и укрепить политический престиж Тверского княжества. Зимой 1444–1445 гг., когда московские военные силы вели борьбу с Ордой Улуг-Мухаммеда, тверские войска «повоевали» 50 Новгородских волостей, разграбили земли около Бежецкого Верха и Торжка, захватили Торжок. После того как Василий II в августе 1445 г. был взят татарскими войсками в плен, Борис Александрович, «прислав своих воевод на Торжок, останок людей разгна и пограби, а иныя погуби, а иныя на окуп подая». В это время в Тверь было вывезено из Торжка 40 повозков «животов и товара московьского и новгородчкого и новоторьского», «а иныя павоскы потопиша в реце с товаром». Новгородский летописец подчеркивает, что за два года (1444–1445) военные силы, посланные великим князем Борисом Александровичем, разорили 80 волостей в пределах Бежецкого Верха и Заборовья [2321]2321
  НПЛ, стр. 426; ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 2, стр. 440, 442.


[Закрыть]. Перейдя к активному наступлению на пограничные с Тверским княжеством земли, в которых были заинтересованы не только новгородское правительство, но и великий князь московский, Борис Александрович вступил в связь с противниками последнего.

У нас очень мало данных о том, по какой линии шел раскол московского боярства, часть которого примкнула к Дмитрию Шемяке, часть осталась верной Василию II. Я думаю, что изложенные мною выше (при анализе политической борьбы 30-х годов XV в.) соображения о двух группах бояр, выдвигавших две разных программы внутренней и внешней политики, остаются в силе и при рассмотрении событий 1446 г. Следует, мне кажется, при этом добавить, что теперь число сторонников Василия II должно было уменьшиться, ибо его военные неудачи привели к ослаблению Руси и ухудшению ее внешнеполитического положения.

Связь галицких князей с московскими гостями возникла не впервые при Дмитрии Шемяке. Брат последнего, князь Юрий Дмитриевич, брал у гостей и суконников в долг деньги [2322]2322
  ДДГ, стр. 77, № 30.


[Закрыть]. Во время борьбы с Василием II старшего брата Шемяки – князя Василия Косого гости и суконники «вскоромолили на… великого князя» (следовательно, поддержали его противника) и в знак протеста ушли из Москвы в Тверь [2323]2323
  Там же, стр. 104, № 36.


[Закрыть]. В 1446 г. гости явились участниками заговора, организованного против Василия II Дмитрием Шемякой. Чем объяснить такую позицию части гостей в отношении московского великого князя? Думаю, что по крайней мере двумя причинами: одной – более общего характера, другой – связанной с конкретной обстановкой 1446 г. Первая причина заключается в том, что, принадлежа к высшим слоям горожан, гости по своему экономическому положению и политическим интересам в значительной степени приближались к боярам, приобретали в собственность земли, населенные крестьянами, заражались боярскими интересами, принимали участие в боярских группировках. Политика московских великих князей (начиная с Дмитрия Донского), направленная к установлению непосредственной связи великокняжеской власти с горожанами, упразднение должности тысяцкого, тесно связанного с верхушкой купечества, – все это наносило известный ущерб прерогативам городского патрициата в лице гостей. Отсюда – колеблющаяся политика гостей и выступавших против московских князей, и нуждавшихся в их поддержке, ибо без такой поддержки вообще не могли развиваться города.

Взрыву недовольства гостей политикой Василия II в 1446 г. способствовали конкретные результаты его деятельности или, может быть, вернее, его бездействие как правителя и воина. Гости должны были, по-видимому, участвовать в доставке средств для уплаты выкупа за освобождение Василия II из татарского плена. Наплыв татар на Русь, размещение Орды Улуг-Мухаммеда в районе Среднего Поволжья затрудняли для гостей ведение торговли по Волге с Востоком. Наконец, в памяти у гостей были волнения посадского населения, имевшие место в Москве в 1445 г., в связи с поражением великого князя в бою под Суздалем. Вот конкретные поводы «крамолы» части гостей в 1446 г.

В третьей главе монографии я указывал на связь московских гостей со старцами Троице-Сергиева монастыря, выходившими в значительной своей части из боярской среды. Эта связь проявилась и в участии, принятом и представителями крупного московского купечества и троицкими монахами в заговоре против Василия II. Расположенный на территории Серпуховско-Боровского удельного княжества, Троице-Сергиев монастырь являлся местом пострижения для ряда бояр, часть которых была близка к удельным князьям. Не удивительно, что среди монастырской братьи оказались сторонники Дмитрия Шемяки, а самый монастырь стал ареной, где разыгрался наиболее драматический эпизод «Шемякиной смуты» – захват заговорщиками великого князя, который затем был ослеплен в Москве.

Конкретная картина ареста заговорщиками Василия II дана в летописных сводах в двух редакциях: краткой и пространной. Имеются в летописях и промежуточные между краткой и пространной редакциями рассказы. Краткое описание рассматриваемых событий, происходивших в феврале 1446 г., сводится к тому, что Василий II уехал в Троице-Сергиев монастырь, а в это время Дмитрий Шемяка и Иван можайский подошли ночью с «ратию» к Москве и захватили «изгоном» город. Дмитрий Шемяка объявил себя великим князем. Заговорщики «поимали» великокняжеских бояр, детей боярских, захватили мать и жену Василия II. Затем Шемяка послал князя Ивана Андреевича с вооруженными людьми в Троице-Сергиев монастырь, где он должен был задержать Василия II. Можайский князь выполнил это поручение, «поймал» великого князя и «нужею» привез его в Москву, где тот был ослеплен. Дети Василия II – Иван и Юрий, бывшие с ним в монастыре, убежали вместе с доброжелателями московского великого князя – боярином Иваном Ивановичем Ряполовским и другими – в Муром. Василия II с женой Дмитрий Шемяка отправил «в заточение» в Углич, а мать его заточил в Чухломе. Все население Москвы (князья, бояре, дети боярские, гости, «чернь») было приведено к присяге Дмитрию Шемяке [2324]2324
  ПСРЛ, т. V, стр. 268; т. XV, стр. 492; т. XXIII, стр. 152; т. XXIV, стр. 183–184; УЛС, стр. 79–80.


[Закрыть].

Не все в приведенном лаконичном рассказе ясно: почему Василий II уехал из Москвы, как была взята Москва, как реагировало на захват города местное население, все названные вопросы остаются открытыми. Больший материал для ответа на поставленные вопросы дает пространная редакция летописного рассказа, но этот материал весьма тенденциозно подобран и препарирован. Автором пространного рассказа был кто-то из близких к московскому великому князю лиц. Поэтому он изображает Василия II невинным страдальцем, а тех, кто выступал против него, – крамольниками и узурпаторами власти. Однако, освободив изучаемый пространный летописный текст от политической тенденции и литературной риторики, можно постараться воссоздать реальную картину событий и в какой-то мере устранить те неясности, которые возникли при знакомстве с краткой редакцией того же текста.

Заговорщики деятельно готовились к захвату Василия II и, выбрав в качестве своей резиденции Рузу, установили связь со своими единомышленниками в Москве и наблюдение за великим князем. В Симеоновской и других летописях говорится: «…начаша князи [Дмитрий Шемяка и Иван можайский] и с своими съветникы безвестно въоружатися, и искати подобна времени, како бы изгоните великаго князя». Львовская летопись указывает, что заговорщики организовали стражу по дорогам, ведущим к Москве, приказывая задерживать тех, кто направляется в город, и пропускать едущих из города. «Се все творяху, дабы не было вести про них великому князю» [2325]2325
  ПСРЛ, т. XVIII, стр. 196; т. XX, стр. 259.


[Закрыть].

Когда в середине февраля 1446 г. заговорщикам стало известно, что Василий II с сыновьями «и с малыми зело людми» отправился в Троице-Сергиев монастырь, они сразу напали на Москву. В этом сообщении поражает исключительная беспечность и недальновидность Василия II. Вообще все, что нам известно об этом князе, не свидетельствует о его способностях к правительственной деятельности, об умении ориентироваться в сложных обстоятельствах и быстро находить правильное решение., Но в данном случае он ведь прямо шел навстречу планам врага! Возникает, по-моему, правдоподобное предположение, что выезд Василия II из Москвы был ловко подготовлен его противниками, действовавшими согласованно в Рузе и в Москве.

Не совсем понятны обстоятельства взятия Москвы ратными людьми, приведенными Дмитрием Шемякой и Иваном можайским. Судя по Львовской летописи, дело произошло совсем просто, даже чересчур просто. Дмитрий Шемяка якобы подошел к городским воротам, толкнул их и на вопрос сторожа, кто стучит, назвал себя. Тогда сторож отворил ворота [2326]2326
  ПСРЛ, т. XX, стр. 259.


[Закрыть]. Более правдоподобна версия Симеоновской и некоторых других летописей, которые указывают, что заговорщиков впустили в город их «единомысленики». Тогда становится понятным, почему Дмитрий Шемяка и князь Иван можайский не встретили в Москве сопротивления («не бяше… противящагося им…») [2327]2327
  ПСРЛ, т. XVIII, стр. 197.


[Закрыть]. В городе у них было много сторонников, и почва для их вступления в Москву была подготовлена.

Однако летописи отмечают, что первые же действия князей заговорщиков и сопровождавших их ратных людей должны были весьма разочаровать тех, кто возлагал какие-то надежды на их вступление в Москву. В городе начались грабежи, от которых пострадали не только находившиеся в городе мать и жена Василия II, не только бояре, но и рядовые горожане («и иных многых и гражан пограбиша») [2328]2328
  Там же.


[Закрыть].

Той же ночью Дмитрий Шемяка послал Ивана Андреевича можайского «с многыми людми своими и его» в Троице-Сергиев монастырь, где он должен был захватить Василия II и доставить его в Москву. Интересно, что в то же время в Троице-Сергиев монастырь выехал один из великокняжеских слуг, Бунко, с тем чтобы предупредить великого князя о грозящей ему опасности. Характерно, что незадолго перед этим Бунко «отъехал» от великого князя на службу к Дмитрию Шемяке. То обстоятельство, что сейчас он снова переметнулся на сторону Василия II, показывает, что среди слуг, принадлежавших «двору» Дмитрия Шемяки, намечались первые признаки разлада.

Обстоятельства захвата Василия II в Троице-Сергиевом монастыре князем Иваном Андреевичем можайским с его сообщниками (в первую очередь с Н. К. Добрынским), изложенные в пространном летописном рассказе [2329]2329
  Там же, стр. 196–198; т. VI, стр. 172–174; т. VIII, стр. 115–117; т. XII, стр. 67–69.


[Закрыть], представляют собой в большей мере бытовой, чем исторический интерес, поэтому я не стану на них останавливаться.

Сразу по вокняжении Дмитрий Шемяка послал гонцов («поклонщиков», – как говорит Новгородская летопись) в Новгород, очевидно, с тем, чтобы договориться с новгородским правительством о дальнейших взаимоотношениях. Летопись указывает далее, что новгородское правительство со своей стороны отправило послов в Москву, и великий князь тверской Борис Александрович задержал их в своем княжестве, продержал четыре месяца «на опасе» и только после этого отпустил [2330]2330
  ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 2, стр. 443.


[Закрыть]. Приведенные летописные сведения при всей их лаконичности представляют несомненный интерес. Видно, что с вокняжением Шемяки нарушилась привычная система политических взаимоотношений на Руси. Шемяка обращается с «поклоном» в Новгород, князь Борис тверской опасается установления союзных отношений между Московским княжеством и Новгородской республикой. С другой стороны, сам тверской князь стремится войти в непосредственную связь с Новгородом. Разрабатывается проект новгородско-тверского докончания [2331]2331
  ГВНП, стр. 36–38, № 20; Л. В. Черепнин, указ. соч., ч. 1, стр. 317–323.


[Закрыть]. Если принять во внимание еще то обстоятельство, что с вокняжением Шемяки было восстановлено Суздальско-Нижегородское княжество, то правомерным явится вывод об усилении в рассматриваемое время тенденций к политическому обособлению от московского центра отдельных русских земель, об укреплении их самостоятельности.

Проявлением тех же центробежных тенденций явился отъезд ряда русских феодалов, враждебных Шемяке, в Литву. Туда ушел удельный князь Василий Ярославич серпуховско-боровский, у которого в Литве были родственные связи по матери – дочери Ольгерда. В пределы Литовского государства отправился князь Семен Иванович Оболенский. Наконец, не захотел служить Дмитрию Шемяке Федор Басенок. Будучи арестован, он подкупил своего пристава, убежал «из желез», пробрался к Коломне, связался там со своими «приателями» «и многых людей подговорив с собою, пограби уезды Коломенскые», а в конце концов направился в литовские владения. Польский король и великий князь литовский Казимир передал князю Василию Ярославичу «в отчину» Гомель, Стародуб, Мстиславль «и иные многые места». Василий Ярославич в свою очередь уступил Брянск С. И. Оболенскому и Федору Басенку [2332]2332
  ПСРЛ, т. XVIII, стр. 199.


[Закрыть]. Вряд ли можно рассматривать все эти побеги как начало борьбы русских феодалов за возвращение Василия II на великокняжеский стол. Напротив, летописи говорят, что отъезд в Литву бояр и детей боярских первоначально не был массовым, и в подавляющем большинстве дети боярские «били челом» на «службу» Дмитрию Шемяке [2333]2333
  ПСРЛ, т. VI, стр. 174.


[Закрыть]. Поэтому несколько неожиданным и противоречащим всем приведенным выше фактам являются слова летописи: «…все людие негодоваху о княжении его [Дмитрия Шемяки]… и на самого мысляху, хотяше великаго князя Василья на своем государьстве видети» [2334]2334
  ПСРЛ, т. XVIII, стр. 199.


[Закрыть]. Здесь явное смещение исторической перспективы.

Центром оппозиции Дмитрию Шемяке был Муром, где после захвата князем Иваном можайским Василия II укрылись сыновья последнего вместе с боярами и детьми боярскими из числа сторонников свергнутого великого князя. Среди таких сторонников летописи называют князя Ивана Ивановича Стародубского-Ряполовского с братьями Семеном и Дмитрием, Василия Михайловича Шею, Юрия Романовича Каменского, Юрия Федоровича Кутузова [2335]2335
  ПСРЛ, т. XXIII, стр. 152.


[Закрыть]. Желая ликвидировать очаг оппозиции в Муроме, но сделать это без применения вооруженной силы (чтобы не произвести отрицательное впечатление на население), Дмитрий Шемяка решил прибегнуть к посредничеству церкви. Он послал в Муром рязанского епископа Иону (которого обещал в дальнейшем возвести на митрополичью кафедру), с тем чтобы тот привез в Москву сыновей Василия II, которым будет предоставлена «отчина… доволна». Описывая поездку Ионы в Муром, летописи приводят рассуждения князей Стародубских-Ряполовских по поводу того, как им поступить в связи с требованием Шемяки. Видно, что силы у боярской оппозиции были незначительны, и бояре боялись заявить открыто свое неповиновение князю Дмитрию: «аще мы… не пойдем к князю Дмитрию с сими великаго князя детми, и он, пришед ратью, город възмет и сих поймав, что хощеть, то сотворить им, тако же и отцу их, великому князю, и нам всем… и что будеть крепость наша…?» [2336]2336
  ПСРЛ, т. XVIII, стр. 199.


[Закрыть]Ясно, что власть Дмитрия Шемяки была еще достаточно крепка.

Враждебная Дмитрию Шемяке Львовская летопись рассказывает, что он собирался детей Василия II «топити… в реце Волзе, в мех ошивши» [2337]2337
  ПСРЛ, т. XX, стр. 260.


[Закрыть]; только заступничество митрополита Ионы спасло их от гибели, и они были отправлены к отцу, находившемуся в заточении в Угличе. В других летописных сводах вышеизложенная, мало правдоподобная версия отсутствует и просто указывается, что князь Дмитрий не выполнил своего обещания о предоставлении сыновьям Василия II «отчины» («слово свое изменил в всем…») и выслал их с тем же Ионой в Углич [2338]2338
  ПСРЛ, т. XVIII, стр. 200.


[Закрыть]. Только после этих событий (происходивших в мае 1446 г.) можно говорить об известной активизации московских бояр и детей боярских, враждебных Шемяке. Они организовали в июне 1446 г. заговор, поставив перед собой задачу освободить из угличского заточения Василия II. В числе заговорщиков летописи называют князей Стародубских-Ряполовских, Ивана Васильевича Стригу-Оболенского, Ивана Васильевича Ощерю Сорокоумова-Глебова, Дмитрия Васильевича Бобра Сорокоумова-Глебова, Юрия Драницу, Семена Филимонова-Морозова, Михаила Яковлевича Русалку Филимонова-Морозова и др. По летописным сведениям, к заговору оказались причастны «многые дети боярскые двора великаго князя». Очевидно, к середине 1446 г. слуги великокняжеского «двора» оказались отстраненными от активной политической жизни боярами и детьми боярскими, прибывшими в Москву вместе с Дмитрием Шемякой. Экономическое и политическое положение московских бояр и детей боярских значительно ухудшилось, и они решили активно действовать, защищая свои права. Но сил у них было пока еще явно недостаточно. Попытка освободить Василия II, сделанная в конце июня 1446 г., окончилась неудачей, и в конечном итоге заговорщики через Новгородскую землю ушли в Литву. Литовская «отчина» князя Василия Ярославича становится центром, куда в дальнейшем стекаются недовольные Дмитрием Шемякой русские феодалы. При дворе Василия Ярославича разрабатываются проекты о том, «как бы выняти великаго князя» [2339]2339
  ПСРЛ, т. XVIII, стр. 200.


[Закрыть].

Помимо светских феодалов, Дмитрий Шемяка должен был считаться и с феодалами духовными. Церковь представляла собой крупную социально-экономическую, политическую и идеологическую силу. И не случайно Дмитрий Шемяка постарался опереться на нее в то время, когда против него стало нарастать движение московских бояр и детей боярских. Этим и объясняется созыв Дмитрием Шемякой осенью 1446 г. в Москве совещания из представителей высшего духовенства по вопросу о дальнейшей судьбе великого князя Василия II. В Ермолинской летописи так говорится об этом совещании: «Князь Дмитреи, видя себя отвсюду обидима и от всех наругаема и поносима, зане неправедне вьзем великое княжение и великого осподаря израдив на крестном целовании, и прииде во умиление, созвав епископы и анхимандриты со всее земьли и честныя игумены…» [2340]2340
  ПСРЛ, т. XXIII, стр. 153.


[Закрыть]. Приведенный текст весьма тенденциозен и не может рассматриваться как доброкачественный исторический источник. Дмитрий Шемяка рисуется раскаявшимся грешником, оказавшимся в изоляции и переживавшим трагедию одиночества, которая досталась ему в удел как возмездие за все совершенные им преступления. В действительности созыв совещания представителей высшей церковной иерархии был актом политическим. Устраивая это совещание, Дмитрий Шемяка хотел укрепить свое положение на великокняжеском столе, добившись поддержки со стороны влиятельных князей церкви. И это ему удалось сделать.