Текст книги "Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси"

Автор книги: Лев Черепнин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 77 страниц)

В 80-х годах XV в. московское правительство начинает выделять специальных приставов для охраны монастырей от «лихих людей». Так, в 1485 г. Иван III специальной грамотой поручил Троице-Сергиев монастырь охране пристава Семена Кулпы.

В случае обнаружения «поличного» или поимки «на дорозе» «татя или разбойника» пристав должен был доставить виновных на великокняжеский суд [945]945
  Там же, стр. 390, № 516.


[Закрыть].

В 1497 г. был издан Судебник – кодекс общерусского феодального права, классовый смысл которого заключался в мобилизации сил феодалов для борьбы с крестьянским движением, обострившимся в конце XV в. Судебник 1497 г. (ст. 8) вводит смертную казнь для «ведомого лихого человека», причем среди категорий лихого дела названы «душегубство», повторная «татьба», убийство «государя» (землевладельца, господина), поджог и т. д.

* * *

Специального внимания заслуживает вопрос о классовой борьбе черных крестьян в связи с захватами их земель монастырями. Черные крестьяне оказывали в этом отношении решительное сопротивление духовным феодалам. Одной из форм такого сопротивления черного крестьянства наступлению феодалов на принадлежащие им земли было возведение на них жилых поселений. Во второй половине XV в. великокняжеские тяглые крестьяне – Семен Злобай, Иван Федотов, Родюка Окулов – «поставили» дворы на митрополичьих селищах Алтынове и Дубровке Переяславского уезда. Будучи привлечены за это к судебной ответственности, они сослались на великокняжеского посельского Родиона Тимохова, который их «посадил на тех селищах». Последний в свою очередь подтвердил, что он велел крестьянам «на тех селищах дворы ставити», поскольку они представляют собой «земли великого князя» [946]946
  АФЗХ, ч. 1, стр. 115–117, № 125.


[Закрыть].

Около 1488–1490 гг. старец Троице-Сергиева монастыря Иринарх обвинил черных великокняжеских крестьян Федота, Михаля Жировкина и Микиту Федотова в том, что они «поставили три деревни, а в деревне по двору» на земле, представляющей собой якобы третье поле монастырского Поемесского села. Обвиняемые крестьяне заявили, что их «посажал… на той земле слободчик», который «сказывал» им, что «то земля великого князя» [947]947
  АСЭИ, т. I, стр. 418–420, № 540.


[Закрыть].

В 1490 г. посельский Симонова монастыря Кузьма требовал от судьи, чтобы тот удалил из монастырского селища Шишкинского Дмитровского уезда крестьян Окулика и Алфера, которые «живут… на той земле сильно, а вон из деревни не идут». Окулик и Алфер со своей стороны отвечали судье: «мы, господине, живем на великого князя земле на черной на тяглой… а не на манастырьскои земле» [948]948
  АСЭИ, т. II, стр. 410–411, № 402.


[Закрыть].

В 1495–1497 гг. старец Спасо-Ярославского монастыря Александр утверждал на суде, что крестьяне Борковской великокняжеской волости Карп и Федор Михалевы выстроили починок на «манастырской земле… на поженной и на зарослех поженных наволоков… да и поорали силно, да и житом посеяли, и лес заросли розчищают к тому починку…». Крестьяне доказывали, что оспариваемая монастырем земля является великокняжеской волостной [949]949
  ГКЭ, № 14752; Д. М. Мейчик, указ. соч., № 254.


[Закрыть].

В 90-х годах XV в. крестьяне Михайловского стана, Переяславского уезда, Родюка Онфуков и Нестер Дешевкин поставили, по словам попа Покровского монастыря Григория, на его земле «на поле на ржи и на яри… избу да клеть силно», покосили и потравили принадлежавшие попу пожни. Крестьяне не отрицали, что они действительно поступили так, как указывал поп Григорий. Напротив, они подчеркивали, что и в дальнейшем будут пользоваться землей («да и досталь нам… тое деревни пожни косити»), ссылаясь на то, что эта земля «становая Михайловского стану, а не монастырская» [950]950
  АСЭИ, т. I, стр. 460–463, № 582.


[Закрыть].

В 1504 г. кашинский князь Юрий Иванович присудил Калязину монастырю починки Крутец и Красное селище (близ р. Товы), оспаривавшиеся у него черными крестьянами Степаном и Аксеном Шелковыми. Приговор был мотивирован следующим образом: у Шелковых не оказалось «на те починки крепости… никоторые», они «вошли сами на те починки и в хоромы в готовые в монастырьские», а дворский и волостные крестьяне «в те починки их… не сажывали, ни грамоты им лготные на те починки не давывали…» [951]951
  ЦГАДА, ф. Калязина монастыря, кн. 1, № 30, л. 40.


[Закрыть].

Распространенной формой борьбы черных крестьян с феодалами, завладевшими их землями, была самовольная запашка этих земель. Так, около 1474–1475 гг. келарь Троице-Сергиева монастыря Савва жаловался на суде на сотника Мишутинской волости Малыгу, который «поорал» монастырскую землю – селище Кровопусковское в Переяславском уезде [952]952
  АСЭИ, т. I, стр. 318–320, № 430.


[Закрыть]. В те же годы келарь Савва принес жалобу великому князю на Михаля Дворянкина, который «пашет землю монастырскую» в волости Воре Московского уезда «и луги косит через межу силно, а называет деи землею великого князя Чекмаковскою». Посельский Троице-Сергиева монастыря со своей стороны указал, что Михаль «ту землю монастырскую поорал силно ту поляну и овсом посеял» [953]953
  АСЭИ, т. I, стр. 322–324, № 432.


[Закрыть].

В 1485–1490 гг. слуга Троице-Сергиева монастыря Офанас обвинял Лаврока Фалелейкова и Торопца Степанкова сына Панафидина в том, что они «поорали» и «посеяли» монастырскую пустошь Кашино в Костромском уезде. Обвиняемые ссылались на то, что эту пустошь им предоставили для обработки староста и черные крестьяне Залесской волости [954]954
  Там же, стр. 399–401, № 523.


[Закрыть]. В те же годы старец Герман Симонова монастыря рассказывал на суде, что черные крестьяне Кузьма Фомин и Тимофей Степанов «попахали» землю монастырской деревни Степановской «силно за изветом, да и рожью посеяли». Из показаний старожильцев было выяснено, что эта земля когда-то входила в состав черной Усошской волости, а затем великий князь Иван III передал ее Симонову монастырю [955]955
  АСЭИ, т. II, стр. 408, № 401.


[Закрыть]. Тогда же Иван Саврасов был привлечен к судебной ответственности за то, что «поорал» землю Симонова монастыря Федотовскую Нелидова. «Знахори» показали, что эта земля была черной великокняжеской, а «косили ее на великого князя конь, на становой» [956]956
  Там же, стр. 407, № 400.


[Закрыть]. На суде по делу между старцем гороховецкого Васильевского монастыря Иваном Вороной и гороховецкими черными крестьянами, сотником Фролом Котовским и др., состоявшемся около 1490 г., крестьянам было предложено указать границы между черными великокняжескими и монастырскими землями. Они ответили: «Мы, господине, меж не знаем, а все то земли великого князя, а мы их пашем с одного» [957]957
  Там же, стр. 523, № 483.


[Закрыть].

В 1506 г. приказчик Чудова монастыря Якуш Ильин выступил на суде с обвинением черных крестьян Ивана и Федора Петелиных детей Солонина в том, что они «покосили… пожню монастырскую Клеопинского селца Потопловские деревни на тритцать копен силно, да лес посекли и ярью посеяли силно же на три десятины к своей деревни к Зубцову к черной сего лета». Обвиняемые крестьяне мотивировали свои действия тем, что земля, на которой они косили сено, принадлежит к числу черных великокняжеских земель [958]958
  ГКЭ, № 4819.


[Закрыть].

Иногда запашка черными крестьянами земли, захваченной у них феодалами, сопровождалась активными действиями, выражавшихся, например, в перенесении на другое место изгороди, отделяющей границы спорного земельного участка. Так, в 1470–1478 гг. старец Троице-Сергиева монастыря Геронтий обвинял Нелида Шубина (крестьянина великой княгини Марии Ярославны) в том, что он «припустил» к своей пашне землю села Косовского, принадлежавшего Троице-Сергиеву монастырю («в яровое… поле впустил четверти на три, а в паренину на четверть»), и в связи с этим «собрал с межи» «огороду», отделяющую монастырские владения, и перенес ее на другое место. Кроме того, Нелид Шубин косил «силно» монастырский лужок, «ездячи через ту землю манастырскую…» Ответчик уверял, что он «вгородил к собе в поле землю великие княгини», а не монастырскую, а лужек ему дал косить великокняжеский становщик Сидор Колчигин. После судебного расследования было решено произвести новое размежевание владений Троице-Сергиева монастыря и великой княгини Марии Ярославны [959]959
  АСЭИ, т. I, стр. 288–290, № 397.


[Закрыть].

Формой борьбы черных крестьян за отнятую у них феодалами землю была косьба сена на тех лугах, которые крестьяне считали им принадлежащими и которые они не желали никому уступать. Так, в 1473–1489 гг. митрополичьи крестьяне Аристик Ивашков и Козлик Васильев обвиняли сотника Шаховской волости Костромского уезда Некраса Левонова в том, что он «покосил… митрополиче селищо Павлецово сильно, а называет… то селищо великого князя землею…» [960]960
  АФЗХ, ч. 1, стр. 234, № 261.


[Закрыть]Около 1474–1475 гг. посельский села Путиловского Троице-Сергиева монастыря Фофан рассказывал на суде, что Михаль Дворянкин «косит… у нас луги силно и землю пашет, а называет землю монастырскую землею великого князя» [961]961
  АСЭИ, т. I, стр. 321, № 431.


[Закрыть]. В конце 70 – начале 80-х годов XV в. посельский Троице-Сергиева монастыря чернец Матвей жаловался на великокняжеского крестьянина Василия Клешнина в том, что он «перекашивает» монастырские луга и монастырский «лес сечет без доклада». Василий Клешнин ответил, что он «межу… перекосил не ведая», а «извет» ему «о той земли не бывал» [962]962
  Там же, стр. 310–311, № 421.


[Закрыть]. На суде, происходившем в 1484–1490 гг. между властями суздальского Спасо-Евфимьева монастыря и крестьянами волости Нелши, выяснилось, что ряд земель (селищ), которые волостные крестьяне считали черными, монахи объявили своей собственностью. Но за землю шла борьба. Так, черные крестьяне покосили сено на селище Медведкове. В следующем году косить сено на этом селище стали крестьяне, жившие в монастырских владениях. Тогда черные крестьяне отняли у них это сено [963]963
  АСЭИ, т. II, стр. 518–521, № 481.


[Закрыть]. В 1498 г. посельский митрополичьего села Куликовского Костромского уезда Ваня жаловался на Ивана Избина, который «покосил… митрополичи пожни Иконничьские у Парашинские перегороды сильно…» [964]964
  АФЗХ, ч. 1, стр. 226, № 259.


[Закрыть]В 1498–1499 гг. митрополичий посельский старец Игнатий предъявил обвинение черному крестьянину Семену Терпилову в том, что он покосил митрополичий луг на реке Шексне. Ответчик заявил судье: «тот, господине, луг на реце на Шексне земля великого князя, а тянет, господине, тот луг изстарины к моей деревне к Дорофеевской, а кошу, господине, тот луг яз да и сено вожю» [965]965
  АФЗХ, ч. 1, стр. 258, № 308.


[Закрыть]. В конце XV в. черные крестьяне Аргуновской волости Переяславского уезда покосили луг Дудорову луку, который называли своим старцы Антоньева Покровского монастыря [966]966
  Там же, стр. 126–128, № 140.


[Закрыть].

Проявлением классовой борьбы черных крестьян были массовые порубки деревьев в лесах, попавших во владение феодалов. Около 1471 г. от имени Ивана III была составлена и послана коведяевскому волостелю в Переяславский уезд грамота с запрещением черным волостным крестьянам «сечь лес» Троицкого Махрищского монастыря «без доклада» игумену. В то же время в грамоте отмечалось, что черные «хрестьяне коведяевци» «через грамоту… великого князя» вырубают монастырские леса [967]967
  АСЭИ, т. I, стр. 294–295, № 402.


[Закрыть]. Из жалованной грамоты Ивана III Троице-Сергиеву монастырю 1485 г. узнаем, что «волостные люди» «секут» монастырский лес в Переяславском уезде «без…доклада». По великокняжескому указу выделяется специальный пристав Палка Ворона, который должен «имати» (задерживать) в лесах нарушителей и отправлять их к переяславским наместникам для наложения на них штрафа. Это великокняжеское предписание было велено «закликати» на торгу. В 1495–1497 гг. черный крестьянин Азарко Трегуб упрекал старца Троице-Сергиева монастыря Никона, который «посекл» лес великокняжеского села Павловского в Угличском уезде. Посельский Павловского села Сыта вспомнил на суде, что старцы Троице-Сергиева монастыря уже давно старались завладеть указанным лесом. Поэтому, когда один павловский крестьянин «поставил… на том лесу… двор», монахи добились распоряжения угличского князя Андрея. Васильевича «тот починок сметати» [968]968
  Там же, стр. 388, № 512; стр. 458–460, № 581.


[Закрыть].

До нас дошли правые грамоты, из которых видно, какие острые формы принимала классовая борьба черных крестьян с феодалами. На суде, который производил в 1485–1490 гг. писец И. Г. Наумов по земельному делу между старцами Симонова монастыря и черными крестьянами Усошской волости Можайского уезда Кузьмой Фоминым и Тимофеем Степановым, выяснилась интересная картина перехода по частям Усошской волости к монастырю. Так, московский великий князь Иван III передал в монастырь из числа усошских земель деревню Степановскую. Но черные крестьяне не хотели этого признавать. Кузьма Фомин и Тимофей Степанов отошедшую от Усошской волости прилегавшую к деревне землю «попахали», – как говорили истцы и свидетели, выступавшие на стороне монастыря, – «силно за изветом», «да и рожью посеяли». «Старожильцы», защищавшие на суде интересы черных крестьян, отказались указать границы спорной земли («меж мы, господине, той земле не знаем…»), сославшись на то, что вся Усошская волость является черной великокняжеской («а весь Усох великого князя»). Судья «присудил» спорную землю «с хлебом и с сеном» к Степановской деревне Симонова монастыря, мотивировав свой приговор тем, что черные крестьяне «вступаются» в монастырские владения, переходя пограничный лесной участок («залезши за лес»), и тем, что «старожильцы» «меж не знают» [969]969
  АСЭИ, т. II, стр. 408–410, № 401.


[Закрыть].

Но этим дело не кончилось. Крестьяне Кузьма Фомин и Тимофей Степанов продолжали считать отнятую у них землю черной. И поэтому, когда через некоторое время после суда монахи покосили траву на принадлежавшей деревне Степановской пожне, крестьяне, по словам монахов, оттуда сено «погребли сил но, да и доловь свезли…» Крестьяне не отрицали этот факт, причем они считали его законным, ссылаясь на традицию: «Косили, господине, тое пожню отци наши, а мы, господине, тое пожню косили после отцов своих и до сех мест».

Кузьма Фомин и Тимофей Степанов отнеслись очень недоверчиво к тексту правой грамоты по их прошлому делу с Симоновым монастырем, по которой они были признаны виновными. Сначала они вообще заявили, что «таков нам…суд… не был, как в той в грамоте писано». Затем крестьяне согласились с тем, что судебное разбирательство по их делу имело место, но отказались признать достоверность приложенной к правой грамоте печати и указания на присутствовавших на суде судных мужей («…на… печать и на судные мужи, которые в сеи грамоте писаны, не шлемся…») [970]970
  Там же, стр. 459–461, № 422.


[Закрыть]

О борьбе крестьян за землю имеются данные и в житийной литературе. В житии Александра Ошевенского говорится, что после его смерти в 1479 г. крестьяне начали захватывать монастырские владения: «поселяня же веси тоя, видевше место то никим же брегомо, ни блюдомо, токо же прелстившесь, и начаша угодна монастырьская осваивати и к своим угодиям присовокупляти, иноци же в велице уничижении и нужи бяху». Крестьяне заявляли монахам о том, что монастырь им не нужен, что им достаточно сельского священника. «О, господине отци, что сее ваше пребывание зде, игумена нет у вас, и нам великая нужа о том, священнику не сущу, ныне убо оставите место сие, может бог и инде питати нас. Мы же себе начнем добывати священника белого по своему изволению, яко же есть обычай мирьским человеком» [971]971
  В. И. Корецкий, указ. соч., стр. 188.


[Закрыть].

Кодекс феодального права – Судебник 1497 г. уделил специальное внимание (ст. 63) тяжбам из-за огораживания феодалами пашен и пожен, находившихся ранее в общинном владении черных крестьян, из-за «переорания» меж, из-за земельных захватов и т. п. За уничтожение меж, охранявших феодальные земли, согласно Судебнику, виновных наказывали кнутом.

Имеются некоторые, правда очень глухие, сведения о еретичестве, как одной из форм антифеодального движения крестьян. Из житий мы узнаем, что один крестьянин перестал «богу… молитися» и «крестнаго знамения творити». Житие Сергия Нуромского говорит о крестьянах, которым бесы внушали «богу не молитися и к церкви не ходити». Житие Григория и Кассиана Авнежских говорит о богохульстве со стороны Стефана кузнеца: «не токмо хулу на человека глаголюще, но и на самого бога и на святых его, яко же есть обычай беснующимся творити» [972]972
  В. И. Корецкий, указ. соч., стр. 190.


[Закрыть].

Из предыдущего обозрения, мне кажется, достаточно отчетливо видно, как углубление классовых противоречий и активизация антифеодальных выступлений крестьянства в связи с ростом крепостничества толкали господствующий класс на перестройку органов властвования над народом и организацию более действенных форм централизованного государственного аппарата.

* * *

Подведем итоги рассмотрению предпосылок образования Русского централизованного государства в области аграрных отношений. На протяжении XIV–XV вв. в результате освоения трудом русского крестьянства под пашенное земледелие пустошей и лесных массивов были достигнуты существенные успехи в сельском хозяйстве. Образовался значительный комплекс старопахотных земель с устойчивым составом населения. Появилось большое число сел и деревень, обраставших с разных сторон вновь возникавшими вокруг них починками. Через эти села как центры земледельческой культуры стали прокладываться новые пути сообщения – дороги, связывавшие между собой отдельные районы. С ростом производительных сил объектом феодальной собственности на землю все больше становились не пустоши, а населенные земли. Феодалы, округляя свои владения, стремились к созданию компактных земельных массивов. Повышалась ценность земли. Все это говорит о распространении вширь и вглубь феодальных отношений. Развитие феодальной собственности на землю разрушало существовавшую систему политической раздробленности. Феодальное землевладение, распространяясь, не считалось с границами отдельных княжеств. Особенно быстро росли монастырские и церковные вотчины, поглощавшие черные земли. Получало распространение условное землевладение, на основе которого развилась новая форма феодальной собственности на землю – поместная система. Существенные изменения произошли в сфере вотчинного землевладения. Ряд вотчинников терял право распоряжения своими землями. Служилые помещики и вотчинники из числа бояр, детей боярских, дворян, становились опорой складывавшегося централизованного государства.

На протяжении XV в. стирались грани между отдельными разрядами феодально-зависимого крестьянства. В то же время шло наступление на крестьян со стороны феодалов. Стеснялось право крестьянского перехода. Создавались предпосылки для развития крепостного права в масштабе всего государства. Происходило сближение крестьян и холопов, что являлось одним из условий роста крепостнических отношений. Обострение классовой борьбы в деревне заставляло феодалов усиливать аппарат принуждения. Государственная централизация должна была этому содействовать.

Глава III
Предпосылки образования Русского централизованного государства в развитии городов, товарного производства и обращения

§ 1. Образование промысловых поселков и сельских торжков

Для XIV–XV вв. можно говорить о появлении на Руси специализации в области крестьянских добывающих промыслов. В определенных районах возникают поселки, для населения которых, хотя полностью и не теряющего связь с земледелием, основными занятиями являются добывающие промыслы: бортничество, рыболовство, ловля бобров и т. д. В духовных и других княжеских грамотах упоминаются «деревни бортные», «деревни бобровые», деревни «рыболовли» [973]973
  ДДГ, стр. 360, № 89; стр. 375, № 94; стр. 390–391, № 95; стр. 377, № 94; стр. 176, № 57; стр. 194, № 61.


[Закрыть].

Бортники в XV в. продают деревни («се яз, Мартин да Леваш купили есмя у Гриди у бортника деревню…»), ведут тяжбы о земле и т. д. Во главе бортничьих селений на княжеских землях стоят специальные «старосты». Так, в грамоте великой княгини Марии Ярославны Благовещенскому монастырю на реке Киржаче 1453 г. говорится: «А что у них на тех землях манастырских дубье, и чашники мои и староста бортной в то дубье у них не вступаются» [974]974
  АСЭИ, т. I, стр. 85, № 106; стр. 366, № 485; стр. 527–529 № 615; стр. 174, № 246.


[Закрыть].

По документам можно проследить историю создания некоторых селений промыслового характера. К югу от города Владимира, за рекой Клязьмой, простирались леса и болота. В этой местности митрополичья кафедра владела большим бортным лесом. Здесь с 70-х годов XV в. появилась слободка митрополичьих бортников. В 1478 г. крестьяне Семен Улыбашев с детьми и Оладья Гаврилов с детьми получили во Владимирском уезде от митрополита Геронтия для поселения две деревни и несколько пустошей, и на них была возложена обязанность эксплуатировать «бортные уходы». Крестьяне-бортники были освобождены от всех других повинностей, которые обычно несло сельское население, и получили судебный и податной иммунитет. За пользование землей и лесными угодьями им было предписано вносить митрополиту оброк медом с доставкой его в Москву. В митрополичьей жалованной грамоте указывалось, что Семен Улыбашев и Оладья Гаврилов должны «призывать» «на те земли и на те борти», которые были им переданы, других людей, с тем чтобы последние «потянули» «в тот же… оброк» [975]975
  АФЗХ, ч. 1, стр. 187, № 213.


[Закрыть].

Из последующих жалованных грамот митрополитов Зосимы, Симона, Даниила (1490–1522) [976]976
  Там же, стр. 188, 191, № 214–216.


[Закрыть]вышеназванным бортникам, их товарищам и сыновьям видно, что население бортничьей слободки пополнилось не только в силу естественного прироста, но и потому, что Семен Улыбашев и Оладья Гаврилов использовали свое право призыва других крестьян в основанный ими промысловый поселок. Пустоши, которыми «пожаловал» митрополит Геронтий бортников, превратились в деревни, т. е. были заселены и застроены. В связи со всем этим кафедра повысила взимаемый с бортников оброк.

То обстоятельство, что бортники пользовались податными и судебными льготами, вызывало протест со стороны крестьян Владимирского уезда, которые добивались (и одно время добились) приписки их в тягло. Но в 1522 г. митрополит Даниил вернул бортникам иммунитет («а что их зарецкие мои христиане приписали в тягло в своей грамоте, и та на них грамота не в грамоту») [977]977
  Там же, стр. 190, № 216.


[Закрыть].

Приведенный материал дает возможность проследить конкретно образование промысловых поселков.

Поселки бортников создавались, как можно думать, и во владениях Троице-Сергиева монастыря. От второй половины XV в. в монастырском архиве сохранилась запись о покупке монастырем в Гороховецкой волости Владимирского уезда урочища Лушка «с лесом с бортъным» (в котором было «выделано бортей и старых и новых полторы тысячи») и в Ярополческой волости того же уезда – сельца Перова с «бортным лесом» стоимостью в восемь рублей [978]978
  АСЭИ, т. I, стр. 241, № 333.


[Закрыть]. К сожалению, о том, как велась эксплуатация этих угодий, данных в нашем распоряжении нет. Можно думать, что в указанных вотчинах Троице-Сергиева монастыря имелись такие же бортничьи деревни, как и на землях, принадлежавших митрополичьей кафедре.

В Нижегородском уезде «бортным ухожаем» в лесу, расположенном и по горной, и по луговой сторонам Волги, владел Амбросиев-Дудин монастырь. До 1485 г. с «ухожая» взимался казенный оброк, который с этого времени по жалованной грамоте Ивана III был отменен, так как выяснилось, «что бортного деревья стало мало не весь высечен» [979]979
  ГКЭ, № 72/8013.


[Закрыть]. И в данном случае материал, рисующий формы эксплуатации бортного промысла, отсутствует.

Зато такой материал сохранился по вотчинам Симонова монастыря. Около 1380–1382 гг. последнему достались в результате земельного обмена с великим московским князем Дмитрием Ивановичем церковь Спаса-Преображенья (в Московском уезде, на берегу Медвежья озера), два озера (Верхнее и Нижнее), пять «деревень бортничьих» «и з бортью, и с лесом, и з болотом, и с перевесьи» (т. е. с лесными участками, предназначенными для ловли птиц). Все деревни названы по именам крестьян-бортников, а одна из них именуется «Игнатьева Старостина Жижнева» [980]980
  АСЭИ, т. II, стр. 338, № 340.


[Закрыть]. Значит, бортничьи деревни в целом представляли собой общий поселок, а жившие там промышленники составляли объединенный коллектив, возглавляемый старостой.

Из грамот князей угличского Андрея Васильевича (1484) и волоцкого Федора Борисовича видно, что тому же Симонову монастырю принадлежали бортные леса в – Угличском и Ржевском уездах. В эти леса не могли «вступаться» княжеские «подлазники». Архимандрит же имел право завести для разработки бортных промыслов специальных бортников, число которых определялось количеством бортей («и колко бортей ни будет со пчелами»), и отвести им землю для поселения («а на той земле… посадит архимандрит бортников») [981]981
  Там же, стр. 401, № 395; стр. 450, № 417.


[Закрыть]. По своему социальному положению, судя по всему, бортники принадлежали к числу зависимых крестьян.

Приведем еще один пример из области организации бортничьих промыслов, относящийся к звенигородскому Саввину-Сторожевскому монастырю. В 1404 г. князь Юрий Дмитриевич отдал монастырю «борть свою по речки по Иневе…» в Подмосковье, а одновременно передал игумену «бортника Ондрейка Телицина, з деревнею, в которой живет… и он те борти монастырский делает» [982]982
  АИ, т. I, № 15.


[Закрыть]. Бортник, о котором идет речь, мог быть и посаженным на землю холопом, и крестьянином. Но во всяком случае он специализировался на разделке деревьев с пчелиными ульями и на добыче меда. Деревня, в которой он жил, могла стать исходной точкой для возникновения более обширного промыслового поселка.

Бортничество – это один из видов промыслов, выделяющихся в специальную отрасль, в некоторых случаях уже мало связанную с земледелием. Другим видом крестьянских промыслов является рыболовство. «Рыболовли деревни» упоминают в своих духовных грамотах великая княгиня Софья Витовтовна (1481) и великий московский князь Василий Васильевич (1461–1462) [983]983
  ДДГ, стр. 176, № 87; стр. 194, № 61.


[Закрыть].

Некоторые данные (правда, не всегда прямые) содержат о поселениях рыболовов документы Кириллова-Белозерского монастыря. В конце XIV – начале XV в. князь Андрей Дмитриевич «пожаловал» игумена Кирилла и запретил кому-либо из посторонних монастырю лиц ловить рыбу на озере, «которое озеро под монастырем». Исключение было сделано лишь старожильцам, «которые живут около озера» [984]984
  АСЭИ, т. II, стр. 30, № 43.


[Закрыть], т. е., по-видимому, крестьянам, для которых рыболовство стало профессией. В 40–70-х годах XV в. слободчик Жалобинской слободки Иван Щапов бил челом белозерскому князю Михаилу Андреевичу с просьбой разрешить ему поледную ловлю рыбы в озере Уломском, где находились рыбные промыслы Кириллова-Белозерского монастыря («Что озеро Оуломское ловит Касьян игумен з братьею на монастырь, ино ми бил челом з Жалобиньской слободки Ивашко Щапов слободщик о поледенъном, а хочет ловити на том озере на пол еденном» [985]985
  Там же, стр. 75, № 122.


[Закрыть]). Можно думать, что Жалобинская слободка представляла собой промысловый поселок, жители которого занимались преимущественно рыболовством. То же самое, очевидно, можно сказать относительно жителей белозерских деревень Панкратовской, Васильевской Плавины, Вкемерья, вымененных Алексеем Афанасьевым у князя Михаила Андреевича. Неслучайно князь освободил крестьян этих деревень на три года от взноса «рыбного», получив за эту пошлину от Андрея Афанасьева единовременно пять рублей. «…И хто имет у Алешки в тех деревнях жити людей, и рыбники мои белозерские на Олешке и на его людех рыбного не емлют на три года, занежо то есми рыбное Алешке отдал в придаток за пять рублев» [986]986
  Там же, стр. 163, № 248.


[Закрыть].

«Слободки», населенные рыболовами, находились на великокняжеских черных землях в Ржевском уезде. Так, московский великий князь Василий Дмитриевич передал Симонову монастырю право сбора оброка рыбою «со Вселуцкие волости 400 костоголова да с Кличенские волости 400 же костоголова на всякой год». Тот же князь отдал монастырю два озера в Ржевском уезде (Сороменце и Корогощ), «да и люди по обе стороны Сороменця» (как видна из документов, не холопов, а зависимых крестьян-рыболовов) [987]987
  Там же, стр. 337–338, № 339; стр. 353–354, № 360.


[Закрыть].

Поселки рыболовов возникали во владениях Троице-Сергиева монастыря. Так, в 1432–1445 гг. княгиня Аграфена шехонская с детьми предоставила Троице-Сергиеву монастырю право «ез… бить» в Шексне и рыбу «ловити… двема неводы монастырьскыми» в Шексне и Волге [988]988
  Там же, № 339, 360, 365, 417.


[Закрыть]. В районе рыбных ловель возникли «слободки» [989]989
  АСЭИ, т. I, стр. 83, № 103.


[Закрыть].

Промысловый характер имел поселок московского Чудова монастыря – село Филипповское на реке Великой Шерне, где монастырю принадлежали «ловилища рыбьи» и где «опришние люди рыбы не лавливали никто, ни сежь не бивали» [990]990
  ГИМ, Собр. Барсова, № 1/48987 (новый архивный номер 185/723).


[Закрыть].

Рыболовы жили в деревне Медведкове и слободе Тимофееве в Кличенском уезде, принадлежавших Иосифову-Волоколамскому монастырю. По жалованной грамоте волоцкого князя Федора Борисовича 1500 г. монастырским крестьянам разрешалось ловить рыбу в озере Селигере двумя неводами и пятью керегодами. «А ловят где хотят, опроче моих тоней, а подлетчики мои на ловлю их не нарежают и пошлины своея на них не емлют» [991]991
  АФЗХ, ч. 2, стр. 28–29, № 24.


[Закрыть].

При наличии не оставляющих сомнения данных о том, что в ряде случаев рыболовство получало значение специальной отрасли крестьянских промыслов, надо сказать, что в целом его связь с земледелием оставалась еще достаточно тесной. Так, например, в одной записи второй половины XV в. указаны рыбные промыслы Троице-Сергиева монастыря на реке Клязьме, выше Гороховца, и расположенные в районе Гороховца монастырские деревни, крестьяне которых, очевидно, были заняты на промыслах. Характерно, что это были пашенные крестьяне [992]992
  АСЭИ, т. I, стр. 241–242, № 333.


[Закрыть].

В условиях известного подъема земледелия (о чем речь шла во второй главе) приобретало большое значение мельничное дело (устройство и эксплуатация мельниц). «Мельницы» и «мельники» довольно часто упоминаются в документах. При земельных тяжбах мельницы являлись одним из объектов спора [993]993
  АФЗХ, ч. 1, стр. 226–232, № 259.


[Закрыть]. Использование мельниц, требовавшее определенных технических навыков, было предметом правительственных «дозоров». Так, в 60–80-х годах XV в. дьяк Семен Васильев по приказу Ивана III осматривал на месте мельницы Симонова и Петровского монастырей, поскольку к великому князю поступила жалоба, что «петровской мельник» «подпруживает Симоновскую мельницу, воду держит не по мере». В результате обследования было установлено, что «Петровская мельница Симоновскую мельницу потопила». Тогда дьяк велел «Петровской мельнице… воду спустити» и распорядился, чтобы в дальнейшем вода поддерживалась на уровне специально забитого в пруд перед трубою кола. Нарушение этого постановления должно было повлечь за собой штраф [994]994
  АСЭИ, т. II, стр. 366, № 372.


[Закрыть].

Но нас сейчас интересует не техника мельничного дела, а его социально-экономическая сторона. Среди мельников были и холопы вотчинников, и зависимые от них крестьяне. Многие мельники, как и обычные крестьяне, занимались сельским хозяйством. В грамоте около 1494 г. волоцкого князя Бориса Васильевича к посельскому села Шарапова говорится о «пожаловании» Троице-Сергиева монастыря мельницею на реке Клязьме «в оброк, и с тою землею, которую мелники пахали, и сена которые косили…» [995]995
  АСЭИ, т. I, стр. 455–456, № 576.


[Закрыть]Однако из одновременной жалованной грамоты того же князя Троице-Сергиеву монастырю как будто можно вывести заключение, что земледелие в данном случае перестает быть для мельников основным занятием, что главным их делом становится эксплуатация мельницы. «Что есми их [монахов] пожаловал на Клязме мелницою в оброк, да пустошми Черньцовскою да Подкинскою, что мелники похали, – и хто у них на той мелнице имет жити мелников и на тех пустошех крестьян, и тем их людем не надобе… никоторые пошлины…» [996]996
  АСЭИ, т. I, стр. 450, № 575.


[Закрыть]Приведенный текст распадается на две части. В первой из них речь идет о прошлом (тогда сельское хозяйство вели мельники), во второй – о будущем (мельники будут работать на мельнице, остальные крестьяне – обрабатывать пустоши).

Часть крестьян находила применение своему труду на солеварнях, принадлежавших князьям, боярам, митрополичьей кафедре, монастырям. Так, в Нерехте на соляных варницах Троице-Сергиева монастыря в середине XV в. были заняты работой в качестве водоливов, дровосеков, дрововозов крестьяне соседнего села Федоровского с деревнями [997]997
  Там же, стр. 166–167, № 237.


[Закрыть]. У Соли Галицкой близ солеварен Троице-Сергиева монастыря находились деревни Гнездниковская, Верховье и др., жители которых, по-видимому, использовались монастырскими властями на варничных работах [998]998
  Там же, стр. 172, № 245.


[Закрыть]. В деревне Говядовской у Великой Соли также жили солевары и водоливы Троице-Сергиева монастыря [999]999
  Там же, стр. 229, № 230.


[Закрыть]. В починке Реденском у Нерехты в 70–80-х годах XV в. проживали повары, водоливы, «окупленые люди домовые», работавшие на митрополичьей варнице [1000]1000
  АФЗХ, ч. 1, стр. 236, № 264.


[Закрыть]. Часть работных людей на соляных промыслах, возможно, уже не была связана с земледелием.