Текст книги "Кровавое дело"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 40 страниц)

Разговоры прекратились, как по волшебству. За столиками воцарилось глубокое молчание, и взгляды всех вопросительно устремились на Пастафроллу.

– Кто из вас потерял почти что новый ключ?

Все, точно сговорившись, одинаковым движением опустили руки в жилетные карманы и, пошарив, почти единогласно ответили:

– Не я! Не я!

– В каком квартале был найден этот алмаз? – спросил один из стекольщиков.

Пастафролла взглянул на Оскара, и тот поспешил ответить, что это случилось в Батиньоле.

– Ну, так это надо спросить у Карло и у Паретти, – продолжал тот же стекольщик. – Только они работают в Батиньоле, но их еще здесь нет.

– Я вам покажу их, когда они придут, – сказал Пастафролла.

Оскар стал с нетерпением ожидать появления двух названных рабочих.

Прошло около десяти минут. Вдруг дверь кабачка снова отворилась, и на пороге показались два новых посетителя.

– Вот и они, – сказал патрон.

Новопришедшие пошли в глубину комнаты и с трудом отыскали место за только что освободившимся столиком.

Оскар подошел к ним, не медля ни минуты.

– Ведь это вас зовут Карло и Паретти, не правда ли? – обратился он к ним.

– Да, сударь.

– Вы стекольщики и работаете в Батиньоле?

– Начиная от укреплений и до Батиньольского бульвара.

Бывший носильщик смотрел обоим стекольщикам прямо в глаза и наконец уселся около них.

В эту минуту дверь отворилась снова, и в ней показался Луиджи. Воротник его пальто был поднят до самых ушей, а широкие края шляпы совершенно скрывали лоб и глаза. Он вошел в комнату и обвел ее быстрым взглядом. В ту же минуту он заметил Оскара, который бросался в глаза рукой на перевязи.

Луиджи проскользнул между столами, уселся около разговаривавших и велел подать пиво.

Оскар, нисколько не думая о нем, так как даже не заметил его прихода, продолжал свой допрос:

– Не потерял ли кто-нибудь из вас совершенно новый алмаз?

Стекольщики порылись в карманах и в один голос ответили:

– Нет, сударь.

И оба в одно и то же время показали Весельчаку свои алмазы.

– Его, верно, потерял какой-нибудь товарищ из другого квартала. Да, впрочем, мы с Карло и работаем-то в Батиньоле всего неделю, с тех пор, как Донато лежит в больнице.

Луиджи вздрогнул.

– Кто это Донато?

– Такой же стекольщик, как и мы, земляк. Он попал под лошадь, и его отвезли в Hotel-Dieu в очень скверном состоянии. Он и теперь еще в больнице.

– А где же был найден этот алмаз? – полюбопытствовал Карло.

– В Травяной лавке.

– В травяной лавке, – повторил Паретти. – А знаете что? Ведь это, пожалуй, Донато и потерял его!

– Почему вы думаете, что это был он?

– А вот видите, что мне припомнилось. В один прекрасный день Донато напился и в припадке откровенности рассказал, что он вставлял стекло в одной травяной лавке и что за это стекло он получил ни больше, ни меньше, как пятьсот франков.

Луиджи дорого бы дал, чтобы иметь возможность придушить болтуна и таким образом остановить поток его красноречия, но никакое вмешательство в данный момент было немыслимо.

Брат Софи, напротив, теперь, по-видимому, совершенно успокоился.

– Так вот что, – сказал он. – Если это действительно ваш товарищ Донато обронил алмаз, то, когда он выйдет из больницу, потрудитесь сказать ему, что я отнес его вещь к полицейскому комиссару Батиньоля, от которого он уже и может вытребовать его сам.

– Скажем, скажем, сударь, можете вполне положиться на нас.

Оскар встал. Чтобы дойти до своего стола, ему необходимо было пройти мимо Луиджи. Он бросил на него рассеянный взгляд и заметил его мертвенно-бледное лицо, но был настолько занят всем услышанным, что не обратил на него никакого внимания.

Он пообедал на скорую руку, расплатился, поблагодарил Пастафроллу и вышел из кабачка.

«Человек с записной книжкой у нас в руках! – радостно думал он. – Завтра мы узнаем, кто мерзавец, заплативший за такое преступление пятьсот франков!»

Пробило десять часов.

В такое время Оскар не мог начать действовать. К тому же Донато был в госпитале и поэтому не имел никакой возможности скрыться.

Вот почему бывший носильщик отложил все свои дела до завтрашнего утра.

По уходе Оскара Луиджи подошел к Карло и Паретти и спросил:

– Правда все то, что вы сейчас говорили? Донато действительно лежит в больнице?

– Да, сударь.

– В Hotel-Dieu?

– Да, палата святого Иоанна, кровать № 9.

Луиджи заплатил за свое пиво и ушел.

– Ты хитер, Оскар Риго, – бормотал он, – но я сильно боюсь, мой милый, что твоя хитрость обратится против тебя.

На улице Монтрейль сообщника Пароли ждала карета.

– На улицу Дофин, – сказал он кучеру.

– Еще слишком рано, – бормотал он, – слишком рано, необходимо выждать.

Достойный друг Пароли, выйдя из кареты, закурил сигару и стал прогуливаться по набережной.

Наконец на городских часах пробило полночь. Луиджи направился к дому, где жил Весельчак.

Дверь в подъезде оказалась закрытой.

После минутного колебания он решил позвонить. Дверь отворилась немедленно.

Луиджи двинулся вдоль коридора, в котором было темно, хоть глаз выколи, нашел лестницу и принялся бесшумно взбираться по ступенькам.

Дойдя до третьего этажа, он остановился, едва переводя дух от волнения. Крупные капли выступили у него на лбу.

Он приложил ухо к замочной скважине.

В квартире Оскара царствовало глубокое, ничем не нарушаемое безмолвие.

Он отворил дверь, взял в руки каталонский нож, осторожно добрался до второй двери, которая вела в спальню Риго, потихонечку толкнул ее и снова стал прислушиваться.

В квартире царило гробовое молчание.

Луиджи слышал только биение собственного сердца да свое прерывистое дыхание.

Он сделал шаг вперед и протянул руку к кровати: кровать была пуста.

– Вот несчастье-то! – проворчал Луиджи сквозь зубы. – Опять надо ждать!

Пьемонтец забрался в темную каморочку, которую осматривал утром, и, растянувшись на неубранной постели, стал с лихорадочным нетерпением ждать возвращения Оскара. Прошел час, другой, наконец третий…

Пробило четыре часа утра, а Оскар все еще не возвращался.

Луиджи подождал еще немного, но вот настала минута, когда он услышал, что улица пробуждается.

– Черт возьми! – злобно воскликнул он. – Сегодня, как видно, его не будет! Ну, что ж делать! Моя работа только отложена, а вовсе не потеряна! Надо не прозевать Донато и увидеть его раньше прочих!

Он вышел и тщательно затворил за собой дверь.

На этот раз бывший носильщик был обязан спасением своей сестре.

Вернувшись из Монтрейля, он чувствовал себя до такой степени счастливым, что не мог удержаться и побежал прямо к Софи.

У Софи были гости. Играли в баккара.

Оскар сперва стеснялся остаться из-за своего костюма и непривычки к «бомонду», но Софи уговорила его отбросить всякие церемонии. Он поужинал с аппетитом, затем скромно поиграл и выиграл несколько луидоров.

Гости Софи разошлись только в пять часов утра, и Оскар явился домой около шести.

Луиджи, придя домой, написал несколько слов на пьемонтском наречии и отправился в больницу.

– Я только что приехал с родины, – сказал он сторожу, – а родина моя, надо вам сказать, в Пьемонте. Я узнал, что мой брат лежит здесь, и хотел бы уведомить его, что нахожусь в Париже, и, если это возможно, повидаться с ним.

– Видеть его вы не можете.

– Почему же?

– А потому, что еще рано.

– Хорошо, я и не буду приставать к вам, потому что не желаю идти против правил. Но я бы попросил вас передать ему письмецо, в котором я извещаю его, что приду навестить сегодня днем. Уж, пожалуйста, передайте, сударь, да потрудитесь принять от меня в знак благодарности вот это.

И с этими словами Луиджи сунул в руку сторожа пятифранковую монету и письмо.

– Погодите минутку, я снесу письмо сейчас же и принесу вам ответ.

Прошло несколько минут, показавшихся Луиджи бесконечными.

Наконец сторож вернулся. Он по-прежнему держал в руках письмо Луиджи.

– Господи, Боже мой, что случилось? – с живостью спросил бывший оружейник.

– А то, сударь, что я никак не мог исполнить ваше поручение.

– А что? Разве мой брат вышел из больницы?…

– Он умер…

– Умер! Мой брат.умер?

– Увы, сегодня ночью в три часа от злокачественной лихорадки.

– О, мой бедный брат, мой бедный брат! – убивался Луиджи, вытирая воображаемые слезы. – И кто бы мог подумать, что я больше не увижу его живым, что мы никогда больше не обнимемся!

– Что делать, сударь, все мы смертны!

Луиджи вышел из больницы, задыхаясь от радости. Непредвиденная смерть Донато спасала и его, и Пароли.

В минуту, когда за ним захлопнулись ворота, перед, крыльцом остановились две кареты.

Из первой вышли господин де Жеврэ и начальник сыскной полиции, из другой – Оскар Риго и два полицейских агента.

Торжествующая улыбка мелькнула на губах Луиджи.

Оскар, проходивший мимо, машинально взглянул на него и подумал:

«Где я видел эту рожу?»

Он стал припоминать и вдруг вспомнил.

– Да ведь это было вчера вечером, в кабачке у Пастафроллы, – пробормотал он, повернув голову, чтобы еще раз взглянуть на Луиджи и удостовериться, что не ошибся.

Но пьемонтца уже и след простыл.

Назвав себя, судьи и полиция вошли во двор больницы и направились прямо в справочную.

Судебный следователь обратился к единственному служащему:

– Есть у вас пьемонтец по имени Донато?

Служащий взглянул на лежащий перед ним список, покрытый именами и цифрами.

– Донато… пьемонтец… перелом левого бедра… Палата святого Иоанна… кровать № 9… – читал он. – Да, есть, то есть был.

– Что он, выписался или его перевели в другое место?

– Он умер сегодня ночью от злокачественной лихорадки. Мне только что принесли скорбный лист, вот он.

– Умер! – воскликнули все в один голос.

– Умер! – повторил Риго, со злостью топнув ногой. – Значит, все, все против нас! Даже сама смерть, и та помогает нашим врагам!

– Надо взять адрес этого человека и сделать обыск у него в квартире, – сказал следователь.

Все собрались уходить, но Оскар остановил их:

– Прошу прощения, но так как уж мы здесь, то я припомнил, кстати, что у меня тут лежит товарищ, которому по моей милости исполосовали ножом все тело. Если бы вы были так добры и велели дать мне разрешение повидаться с ним, я уверен, что это доставило бы ему громадное удовольствие…

– Находите вы какое-нибудь препятствие к исполнению этой просьбы? – обратился к служащему господин де Жеврэ.

– Ни малейшего, сударь. А где находится ваш больной и как его зовут?

– Где – не знаю, имя его – Дюбуа, по прозванию Сухарь, – ответил Оскар.

Служащий посмотрел в какую-то книгу и немедленно ответил:

– Он лежит в палате святого Павла, кровать № 20. Я сейчас позвоню сторожу, и он вас проведет.

Оскар поблагодарил и пошел за сторожем.

Сухарь, возвышавшийся на целую голову над всеми остальными больными, стоял около своей кровати, заканчивая одеваться.

Он еще издали увидел Оскара и побежал навстречу настолько быстро, насколько ему позволяли слабые ноги.

– Ты! – радостно воскликнул он. – Каким образом ты решил заглянуть сюда? Я просто гляделкам своим отказываюсь верить!

– Ах, бедный старик! И все это из-за меня!

– Да, мог бы хоть ради этого когда-нибудь заглянуть ко мне и принести табачку и апельсинов!

– Принести табачку и апельсинов! – повторил Оскар. – Да разве мне жаль? Вся беда в том, что я никак не мог этого сделать.

– А разве тебя упрятали?

– Да еще как упрятали-то! Чуть голову не снесли!

– Как?!

– Очень даже просто.

– Быть не может! Да в чем же тебя обвиняли-то?

Сухарь уселся на свою постель.

Оскар взял стул и, поместившись около товарища, начал подробное и красноречивое повествование о своей Одиссее.

Сухарь слушал его, разинув рот и вытаращив от изумления глаза.

– Я выйду отсюда гол, как сокол, – сказал он, – одолжи мне деньжонок!

– Не горюй, старина! Ведь ты чуть на тот свет не отправился, защищая меня, значит, я твой должник. У меня есть квартира, а в ней две кровати. Предлагаю тебе разделить со мной эту роскошь, пока ты не найдешь себе что-нибудь по вкусу.

– Ты истинный товарищ! – радостно воскликнул бедный Сухарь, крепко пожимая руку Оскара.

– Так ты выписываешься завтра утром?

– Да.

– В котором часу?

– Ровно в десять.

– Я буду ждать у ворот, и мы отправимся завтракать вместе.

– Идет.

Сухарь проводил Оскара до дверей своей палаты, где, обменявшись последним крепким рукопожатием, друзья расстались до следующего утра.

Брат Софи немедленно отправился к следователю и рассказал ему на этот раз подробно обо всем, что он видел и слышал у Пастафродлы. Раньше он успел сделать это только в коротких словах. Не забыл он назвать и имена стекольщиков, которые сообщили ему подробности о Донато.

С агентами немедленно были посланы повестки Карло и Паретти.

Обыск, произведенный на квартире Донато, не дал, и не мог дать, никаких результатов.

Оба стекольщика, которых полицейские агенты встретили в Батиньольском квартале, были приведены к следователю, но повторили только то, что уже рассказывали Оскару Риго.

В этот вечер Оскар вернулся домой около полуночи. Он спал мало, раздумывая о том, что ему предстоит сделать завтра.

Около девяти утра Оскар был уже в больнице. Представ перед сторожем, с важностью спросил, узнает ли он его.

Сторож внимательно посмотрел и затем ответил:

– Да, мне кажется, я вас где-то недавно видел.

– Это было здесь вчера утром. Я приезжал с господином следователем и с начальником сыскной полиции.

– Да, да! Теперь вспомнил! Вы даже, кажется, уехали только час спустя после этих господ.

– Тело Донато все еще находится в морге?

– Нет. Его похоронили сегодня утром. Дроги уехали с полчаса назад.

– Его тело взял кто-нибудь?

– Нет, сударь, никто. Меня даже это очень удивило.

– Почему же?

– А потому, что у этого пьемонтца был в Париже брат.

Оскар дрогнул.

– А! Вот как! У него был в Париже брат?

– Да, как же! – Сторож рассказал о визите Луиджи.

– О, черт меня побери! Если бы я только знал. А между тем тайный голос все время говорил мне, что это очень подозрительная личность. У него препротивная рожа, рожа арестанта! Этот человек такой же брат Донато, как и я!

– Да кто же он такой?

– Его сообщник!

– Да разве Донато совершил какое-нибудь преступление?

– Он, во всяком случае, помог совершить его.

В это время в больнице начали звонить в колокол.

Послышался шум шагов, показалась группа больных, и среди них – Сухарь. Он, кажется, еще больше похудел и шел, с трудом передвигая ноги. Лицо его было зеленовато-бледное.

Оскар сделал несколько шагов ему навстречу:

– Вот видишь, старина, я сдержал свое слово! Настоящий хронометр!

Товарищи крепко пожали друг другу руки.

– Возьми-ка меня под руку, – сказал Оскар, – да обопрись хорошенько: у тебя ходули что-то не очень того.

– Это от воздуха, ну да и холодновато на дворе, а в палате-то жарко! Меня и прохватило. Это не беда! Разок-другой чокнемся, оно и пройдет!

Друзья вышли из госпиталя и направились в ближайший кабачок.

Глава LXXI

НАКАНУНЕ ОПЕРАЦИИ

В восемь часов утра Луиджи и Пароли уже сидели в кабинете последнего.

– Наш интерес заставляет нас действовать во что бы то ни стало, действовать немедленно, и притом энергично! – говорил Луиджи. – Полиция вся на ногах и положительно не знает, за что взяться. Нас, то есть вас и меня, ищут повсюду.

– Я могу начать действовать не раньше как послезавтра, – сказал Анджело. -, Я назначил операцию на этот день.

– Измените срок, назначьте на завтра! Я же буду действовать сегодня ночью. Не надо оставлять промежутка между смертью Оскара и тем, что вы решили сделать. Почем знать, что может случиться?

– Ты, может быть, и прав, – проговорил Анджело сквозь зубы, подумав с минуту.

– Так устраните опасность! Это в ваших руках – стоит только сделать операцию завтра. Сегодня ночью Оскар Риго будет, конечно, ночевать дома, а завтра к утру он будет уже неопасен.

– Да! Ты убедил меня! – воскликнул Пароли. – Завтра же дочь Анжель Бернье ослепнет!

– Ну, вот и чудесно! Теперь я совсем спокоен!

Между тем наступил час консультаций.

Луиджи ушел.

С того дня, как Эмма-Роза поселилась у доктора Пароли, Анжель не пропустила ни одного дня, чтобы не навестить дочь. Она проводила с нею часа два утром, затем уходила и снова возвращалась после обеда.

И в то утро она сидела уже часа полтора у Эммы-Розы, как вдруг отворилась дверь и в комнату вошел доктор Пароли. На губах его играла приветливая улыбка.

– А вы все около моей милой пациентки! – обратился он к Анжель, протягивая ей обе руки.

– Я бы хотела ни на минуту не расставаться с нею. Мне так хочется видеть ее поскорее здоровой!

– Еще несколько часов ожидания и терпения…

– Два дня ожидания! Это ужасно долго.

– А может быть, я сокращу этот срок?

– Вы решили сделать операцию раньше?

– Может быть.

– О, сделайте это, доктор, ради Бога! – с живостью заговорила Эмма-Роза и сложила свои маленькие ручки умоляющим жестом. – Сделайте завтра, сегодня! Я готова! Я буду сильна и терпелива, обещаю вам!

– Я не сомневаюсь в вашем мужестве, но все-таки полагаю, что мне лучше вас усыпить.

– Зачем? Как бы ни сильна была боль, я перенесу ее без малейшей жалобы.

– Мне нужно еще раз осмотреть ваши глаза.

Девушка запрокинула голову, и Пароли, вооружившись лупой, погрузился в изучение бельма.

Аннибал Жервазони стоял около своего земляка.

– Операция может быть сделана, профессор, – проговорил он. – На вашем месте я бы не стал колебаться. С вашей изумительной ловкостью вы сделаете все это за несколько секунд.

– Если вы так полагаете, мой милый Аннибал, то я больше не буду откладывать, – любезно согласился Пароли. – Я завтра же сделаю операцию.

– Завтра! Завтра! – радостно воскликнула Анжель. – Ты слышишь, милочка, завтра ты будешь видеть!

– О, сударыня, вы слишком скоро делаете ваши заключения, позвольте вам это заметить. Гораздо благоразумнее радоваться успеху после благополучного окончания дела. Ведь и наука не безгрешна!

– Что же делать, доктор, если я верю вам безгранично? Я верю вам и надеюсь на Бога! В котором часу вы будете делать операцию?

– После утреннего обхода, в одиннадцать часов.

– Могут ли присутствовать при ней лица, интересующиеся моей дочерью?

Анджело немного помолчал для вида: в присутствии многочисленных свидетелей его не смогут обвинить впоследствии ни в чем, кроме неловкости.

– У нас это не полагается, но для вас я сделаю исключение.

Доктор знал, что Оскар не явится на операцию, так как ночью он будет убит.

– Благодарю, благодарю от всей души… вы добрый…

Пароли удалился.

Эмма-Роза бросилась в объятия матери. Анжель поцеловала дочь и ушла.

Первый визит ее был к господину де Жеврэ, которому она сообщила о решении доктора Пароли.

– Я хочу присутствовать при операции, – сказал он.

Анжель отправилась на улицу Невер.

Леон обрадовался. Рене Дарвиль взял на себя известить Софи и Оскара, а также попросить последнего сходить в Батиньоль к верной служанке Катерине.

Анжель поблагодарила друзей за то, что они избавляют ее от лишних хлопот, и отправилась на улицу Бонапарт.

Товарищ прокурора был дома.

– Она прозреет! – воскликнул он, выслушав Анжель. – Новое счастье! Жизни моей не хватит, чтобы выразить мою признательность доктору Пароли!

Анжель позавтракала с бароном де Родилем, а затем вернулась в больницу.

Леон Леройе и Рене Дарвиль отправились прежде всего к Оскару, но напрасно стучались они: дверь не отворялась.

На вопрос молодых людей об Оскаре консьерж ответил, что он ушел еще с утра.

– Мы зайдем попозже, – сказал Рене, и друзья отправились к Софи уведомить ее о решении доктора.

Позавтракав, они вернулись к Оскару. Он все еще не возвращался.

– Что же нам теперь делать? – спросил Леон.

– Он, наверное, вернется ночевать, а так как у него привычка желать нам спокойной ночи, то мы и воспользуемся этим случаем, чтобы известить его.

А Оскар Риго в это время раскутился вовсю в маленьком ресторанчике, куда друзья зашли отпраздновать выздоровление Сухаря. Они провели за столом четыре часа.

Ветер переменился. Темные, свинцовые тучи неслись по небу. В воздухе запорхали первые снежинки.

Выйдя из кабачка, Сухарь не успел сделать и двух шагов, как начал шататься из стороны в сторону.

– Ой, ой, старина! Ходули-то, кажется, поразмякли! – рассмеялся Оскар.

– Совсем как ватные, – пробормотал Сухарь и прислонился к какой-то вывеске, чтобы не упасть. – Все вертится, – продолжал он, – как карусели в Нейи… дома пляшут… да… вышел я… говорить нечего. Я думаю, что нам сегодня уже не придется сходить в Батиньоль.

– В таком случае пойдем ко мне.

– Да, да, пойдем к тебе, да поскорей, а то, знаешь, мне все кажется, что я сейчас полечу вниз головой.

– Ну, уж это совершенно лишнее! Возьми меня под руку да подбодрись малость. Моя конура близко, а там тебе готова большая, спокойная кровать.

Сухарь, голова которого страшно кружилась, уцепился за руку Оскара, как утопающий, и оба друга отправились на улицу Генего.

Наконец они добрались и с грехом пополам доползли до третьего этажа. Риго отворил дверь и отвел друга в свою комнату.

При виде кровати Сухарь вздохнул с облегчением, как мешок грохнулся на мягкий тюфяк и заснул моментально, захрапев, как фабричная труба.

– Так, так, спи, душечка, – приговаривал Оскар, – теперь до утра протрубишь.

Он прикрыл его одеялом.

– Спекся, нечего сказать, здорово спекся! Ну да ничего, по крайней мере, я схожу к Пастафролле. Раз негодяй знал покойного Донато, он, вероятно, и сам хаживал туда иногда.

Оскар тщательно затворил за собой дверь и ушел.

Ночь уже наступила.

Выйдя из дома, Оскар не заметил, человека, одетого в длинное пальто с высоко поднятым воротником и мягкую шляпу, края которой были низко опущены, так что совершенно закрывали лицо.

Незнакомец прогуливался по тротуару, как раз против дома, где жил Оскар, и как будто подстерегал кого-то.

Бывший носильщик пошел быстрыми шагами. Неизвестный последовал за ним.

Оскар перешел Новый мост и направился к станции дилижансов, ходивших от Лувра до Тронной заставы, и уселся в отходящую карету.

Погода совсем испортилась. Снег повалил густыми хлопьями, гонимыми сильным северо-восточным ветром.

Но это не помешало человеку в длинном пальто и мягкой шляпе храбро взобраться на империал, хотя внутри карета была еще далеко не полна.

У Тронной заставы Оскар вышел. Закутанный человек поспешил в свою очередь слезть с империала и последовать за ним, стараясь ни на минуту не терять его из виду.

Увидев, что Весельчак направляется в кабачок Пастафроллы, незнакомец счел за лучшее остаться на улице. Он спрятался в выступе двери какого-то подъезда и стал ждать, как охотник поджидает дичь, готовящуюся улететь.

Было шесть часов вечера.

Глава LXXII

СМЕРТЬ ЛУИДЖИ

Сухарь проспал целых два часа как убитый; но вот винные пары начали мало-помалу улетучиваться.

Он проснулся. Голова его была тяжела, как пудовик, во рту страшно пересохло.

– Я хочу пить, как скотина, – пробормотал он, приподнимаясь на локтях. – Весельчак, старина, дай мне попить!

Но Весельчака не было, и на просьбу Сухаря не последовало никакого ответа.

– Черт возьми, – забормотал Сухарь, не без труда садясь и не совсем ясно припоминая, что с ним, – он меня бросил, этакое животное! Куда он меня завел?

Он попытался сойти с кровати, но голова его страшно кружилась, а ноги подкашивались. Сухарь порылся в кармане, нашел спичечницу, не без труда достал спичку и зажег ее.

При слабом блеске огня он оглядел комнату и успел увидеть, что около него на ночном столике стоит подсвечник с крошечным огарком. Он зажег его и стал оглядываться.

Теперь он смутно припомнил, что уже видел это место. Память возвращалась к нему.

Сухарю удалось стать на ноги, и, шатаясь и рискуя растянуться, он обошел всю комнату, отыскивая воду.

Он взял огарок, поставил на ладонь и отправился на рекогносцировку в другую комнату, тщательно осматриваясь кругом.

На полочке Сухарь вдруг увидел бутылку бордо, схватил ее и отправился обратно в спальню Оскара.

– Ба, это вино! – воскликнул он в радостном удивлении. – Да еще и настоящее, а не то что дрянь какая-нибудь! Как чудесно пахнет!

Он приложился губами к горлышку, запрокинул голову и принялся пить длинными, продолжительными глотками. Наконец он остановился, чтобы перевести дух.

Тут случилось нечто удивительное: Сухарю показалось, что на глаза его упала тяжелая черная завеса, в голове зашумело, в ушах зазвенело, а пальцы, державшие горлышко бутылки, впились в него и судорожно скорчились.

Он попытался было встать, но это удалось ему только наполовину, и он навзничь, без памяти, упал на подушки, продолжая держать бутылку. Его легко можно было счесть за мертвого.

Огарок догорел и с треском потух; в комнате снова воцарился глубокий мрак.

Пробило одиннадцать.

Весельчак вышел из кабачка Пастафроллы. Он шел обескураженный, опустив голову, потому что напрасно расспрашивал стекольщиков о человеке, которого видел у крыльца больницы.

Погруженный в собственные размышления, он не обратил ни малейшего внимания на легкий шум шагов следовавшего за ним человека, старавшегося не отстать. Это было все то же таинственное лицо, которое следило за ним с самого начала вечера.

Не доходя до дома Риго, незнакомец остановился и притаился в тени. Он увидел, что Оскар позвонил у подъезда и вошел.

– Ну, на этот раз он будет ночевать дома, никуда не уйдет! – сказал незнакомец с нехорошей улыбкой. – Через час он будет спать как убитый, и тогда-то наступит момент действовать решительно!

Он стал ждать, прохаживаясь по тротуару, но в то же время искоса поглядывал на дверь, так что никто не мог выйти оттуда незамеченным.

Оскар ощупью взобрался по лестнице, вошел к себе и заперся на ключ, который и засунул в перевязку, украшавшую его раненую руку. Свободной рукой он зажег свечу, стоявшую в прихожей в медном шандале.

– Посмотрим-ка на моего пьяницу, – проговорил он, направляясь в комнату, где лежал Сухарь.

Он подошел к постели.

Бедняга лежал без движения. Рука его, судорожно сжатая, крепко сжимала бутылку, из которой он залпом выпил чуть не половину.

– Черт возьми, да он еще пил! – в изумлении проговорил носильщик, поставив на стол подсвечник. – Это губка, а не человек. И где он только взял это?

Но вдруг Оскар страшно побледнел.

– Черт, черт, черт! – в смертельном испуге заорал он. – Он нашел бутылку там, на полке! Он выпил наркотическое питье, которое я нашел в Ла-Пи! Оно было приготовлено мерзавцами для Эммы-Розы! Только бы он не отравился!

Оскар наклонился над Сухарем и приложил к его груди руку. Почувствовав биение сердца, Весельчак радостно вздохнул.

– Нет, – улыбаясь, проговорил он, – бедняга не умер, но уж спать он будет на славу, и Бог знает, до каких пор! Нечего сказать, богатая мысль пришла ему в голову!

Оскар достал две простыни и отправился в темный чуланчик.

Вдруг ему послышалось, что кто-то стукнул в окно соседней комнаты. Он прислушался: легкие удары в стекло повторились.

– Понимаю, – промолвил Оскар, – господин Леройе увидел свет у меня в окошке и кинул песком. Вероятно, ему нужно поговорить со мной!

И, подбежав к окну, Оскар отворил его и высунулся. При этом он оперся больной рукой о подоконник, ключ выскочил и упал во двор. Слышно было, как он ударился о мостовую.

– Черт побери! – выругался Оскар.

– Что случилось? – осведомился Рене Дарвиль из противоположного окна.

– Да я уронил ключ в окно и теперь заперт на замок у себя в квартире.

– Я пойду отыщу его и открою вас. Мы заходили к вам два раза: нам нужно поговорить.

– Не застали меня, – сказал Оскар, – еще бы, я вернулся всего полчаса назад. Поищите, пожалуйста, ключ, уж если вы так любезны, но не трудитесь приносить его: бросьте в окно, и я сам приду к вам потом.

– Возьми свечку, – сказал Рене Леону, – и пойдем вместе вниз.

Молодые люди вышли. Через несколько минут Оскар увидел, что они, наклонившись, усердно ищут.

– Нашли?

– Нет.

Молодые люди продолжали искать, но тщетно. Наконец Рене поднял голову.

– Нет, – сказал он, – ключ положительно провалился.

– Идите домой. У меня явилась замечательная мысль.

Леон и его друг отправились восвояси.

Пока они поднимались по лестнице, Оскар поснимал различные предметы, стоявшие в темной комнате на полке. Эта доска-полка имела более двух метров в длину. Бывший носильщик без труда снял ее, так как она не была приколочена, положил на подоконник и ловко перебросил через улицу.

Молодые люди крепко ухватились за конец доски.

– Крепче держите, – говорил Оскар, – длина у нее как раз подходящая.

Образовался мостик.

– Ради Христа, остановитесь! – воскликнул Леон. – Ведь если у вас подвернется нога, вы сломаете себе шею!

– Полноте, чего вы боитесь? Мне и шагнуть-то только раз придется. Пустяки. Я могу пройти с закрытыми глазами.

Оскар потушил свечу, стал на подоконник, ступил на доску, захлопнул свое окно, а затем с ловкостью и проворством обезьяны быстро прошел по импровизированному мосту и одним прыжком вскочил в комнату своих друзей.

В ту минуту, когда Оскар находился посередине своего мостика, с улицы Нель на улицу Невер вышли двое неизвестных.

– Ого! Это что такое?! – вполголоса проговорил один из них, указывая на силуэт Оскара Риго, напоминавший акробата на канате.

– Черт возьми! Чутье не обмануло нас! Тут должно происходить нечто в высшей степени подозрительное.

Два человека, которые были не кто иные, как Казнев и Флоньи, подошли под самое окно студентов. Окно это было освещено.

– Наш акробат вошел сюда, – проговорил Казнев, указывая на окно, – а шел он из дома, находящегося напротив. Вот они захлопнули окно.

– В этом доме, наверное, было совершенно какое-нибудь убийство или преступление, – сказал Светляк, – и мы должны им заняться. Иди скорее в префектуру за нарядом, а я останусь стеречь. Ты пришлешь двух агентов, а сам с двумя другими ступай на улицу Генего, 21…

Флоньи отправился исполнять данное ему поручение.

Через несколько минут он был уже в префектуре и при входе столкнулся с начальником сыскной полиции.

– Куда вы так летите? Что случилось? – спросил тот.

– Начальник, – проговорил Флоньи еле слышным от быстрого бега голосом, – дело идет, по всем признакам, о преступлении, только что совершенном. Я пришел за коллегами, и мы не должны терять ни минуты. Если вам угодно пойти с нами, я по дороге объясню, в чем дело.

Начальник полиции, Флоньи и четыре агента немедленно пустились в путь.

Был час ночи.

Луиджи все еще не выходил из своей засады.

Услышав, что бьет час, он перешел улицу Генего и направился к подъезду. Как и накануне, дверь оказалась запертой.

Пьемонтец позвонил. Ему отворили; он вошел, захлопнул дверь и стал подниматься по лестнице.

Сонному консьержу и в голову не пришло спросить, кто пробирается среди ночи.

Вот почему Луиджи мог беспрепятственно пробираться, стараясь, впрочем, как и накануне, по мере возможности заглушать шум своих шагов.

Дойдя до третьего этажа, он вынул из кармана ключ, отворил, постарался закрыть дверь так, что снаружи она казалась запертой.