Текст книги "Кровавое дело"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 40 страниц)

Для людей, желающих быть как у себя дома, существуют отдельные комнаты, так же прокопченные и так же дурно освещаемые по вечерам мигающим газом, как и большие залы.

Днем тусклый, сумеречный свет проникает в комнаты через низенькие окна, украшенные клетчатыми, желтыми с красным, занавесками.

У непривычного посетителя при входе захватывает дух от страшного запаха пригорелого, прогорклого масла, сомнительной свежести говядины и едкого табачного дыма.

Эти испарения вызывают тошноту и головокружение у самых крепких людей, если только они не принадлежат к числу обычных посетителей «Веселых стекольщиков».

Контингент этого уголка остается почти неизменным и состоит из пьемонтцев, ломбардцев и тессинцев, населяющих этот квартал.

Ремесла, практикуемые этими иностранцами, распределяются на три категории следующим образом: тессинцы почти все печники, ломбардцы – каменщики, а пьемонт-цы – стекольщики.

По-французски в этом квартале говорят весьма редко.

Пастафролла, хозяин заведения, толстый, как бочка, – генуэзец. Его блестящая оливковая кожа лоснится так сильно, что кажется натертой маслом.

Смотрит он не прямо на людей, а постоянно беспокойно бегает глазами, говорит медленно и вкрадчиво.

Каждая поза этого человека дышит преступлением и пороком.

Говорят – но, может быть, это и клевета, – что во время оно, на своей родине, он был приговорен к смертной казни, но бежал из тюрьмы и поселился в Париже, в этом самом квартале, куда, мало-помалу, ему удалось перетащить и собрать вокруг себя массу земляков.

В тот момент, когда Пароли переступил порог большой комнаты, за столами сидела такая бездна народа, что буквально пошевелиться было нельзя.

Прислуживали семь или восемь девушек, невыразимо грязных и неприглядных.

На стенах висели рамы стекольщиков с кусками стекол.

Все пили, смеялись, болтали и пели, не переставая есть, и звонкие голоса итальянцев в соединении со стуком ножей, тарелок и вилок составляли адский шум.

За обедом, наряду с мужчинами, сидели и несколько женщин оригинального типа и, по большей части, в национальных костюмах: это были модели.

В одном из отдаленных уголков последней залы, менее переполненной, чем две первые, за отдельным столиком сидели двое мужчин, один против другого, и толковали о чем-то с большим воодушевлением.

Одному из них казалось лет сорок, другому – не более двадцати шести. Оба были одеты прилично, и тут можно заметить, кстати, что все посетители этого заведения никогда не были оборваны или обтрепаны.

Первый – здоровый, крепкий мужчина, стекольщик по ремеслу, сидел, опершись одной рукой на свою раму, которую прислонил тут же к стене.

Второй отличался бледным, болезненным лицом и тщедушным телосложением. Глаза его были поражены сильнейшей офтальмией, грозившей повлечь за собой полную потерю зрения.

Вот об этой-то немощи и толковали оба земляка, сидя друг против друга. Говорили они, разумеется, на своем родном, итальянском языке.

– А ведь в один прекрасный день из этого может выйти ужаснейшая пакость, мой милый Луиджи! – сказал стекольщик своему собеседнику. – Ты бы из предосторожности должен был полечиться.

– Я думаю, ты сам знаешь, Донато, что у меня нет времени бегать по лечебницам! – возразил тот, пожав равнодушно плечами. – Разве мне не надо работать целую неделю для того, чтобы иметь возможность расплачиваться по субботам со стариком Пастафроллой?

– Почему же ты перестал ходить к нашему земляку, о котором ты мне говорил и который так хорошо лечил тебя в прошлом году?

– Доктор Пароли…

– Да, да, теперь я даже имя вспомнил.

– Вот в том-то и беда, что я не знаю, где его найти. А уж он бы, наверное, меня вылечил. Он такой ученый, такой ученый!

– Отчего же ты не можешь его найти?

– Он ушел из той клиники, где служил, и с тех пор я его никогда больше не видел. Спрашивал, куда он делся, мне ответили, что не знают. Конечно, для меня это очень неприятно, но что же делать?

– Мало ли в Париже докторов, помимо твоего Пароли? Пойди и посоветуйся!

– Зачем?

– Конечно, чтобы вылечиться. Хорош ты будешь, если ослепнешь!

– Ба! Если я ослепну, так сейчас пулю в лоб, и баста! Жизнь-то ведь уж далеко не так красна для меня. Право, мне так чудесно живется здесь, что я без малейшего сожаления готов хоть сейчас отправиться на тот свет.

В тот момент, когда Луиджи договаривал эти слова, на плечо ему легла чья-то рука. Он вздрогнул, обернулся и очутился лицом к лицу с Пароли, который смотрел на него, улыбаясь.

– Corpo di Вассо! Как, это вы, доктор? Вы явились как раз в тот момент, когда я толковал о вас с моим товарищем! И, уверяю вас, мы не говорили о вас дурного!

Донато с любопытством смотрел на вновь пришедшего. Пароли же внимательно разглядывал Луиджи.

– Да ты с ума сошел, друг любезный, – сказал он наконец. – С такими глазами – и не лечишься! Это просто безумие!

– Я и не спорю, доктор, но лечение стоит слишком дорого.

– Почему же ты перестал обращаться ко мне?

– Да ведь вы исчезли!

– Можно было и поискать меня. Ну да ладно, я здесь, и это для тебя счастливый случай, потому что теперь я уж тебя крепко держу и не скоро выпущу. Подними-ка голову и открой глаза, насколько можешь.

Луиджи повиновался.

Пароли внимательно осмотрел его веки.

– Если ты захочешь, то через две недели начнешь быстро поправляться, – сказал он наконец. – Я сейчас пропишу тебе лекарство.

– Лекарство денег стоит. Все аптекари – мазурики! – запротестовал Луиджи.

– Мое лекарство не будет стоить тебе ни гроша.

– Ну, это мне по карману! – смеясь, объяснил Луиджи. – А вот и еще вопрос, доктор: вы пришли обедать к «Веселым стекольщикам»?

– Нет, я пришел сюда из-за тебя.

– Как! Да неужели это правда? – вытаращил глаза Луиджи.

– Верно! Ты мне говорил когда-то об этом заведении, и я подумал, что могу найти тебя здесь.

– Я вам нужен?

– Да. Мне надо поговорить с тобой. Нет ли здесь какой-нибудь комнатки, где бы мы могли переговорить так, чтобы нам никто не помешал?

– Есть, и даже две, – ответил Луиджи, указывая на дверь, проделанную в стене недалеко от стола. – Я думаю, что эта не занята.

С этими словами молодой человек встал, открыл дверь и, убедившись, что комната действительно свободна, сказал:

– Мы можем войти сюда. До свидания, Донато!

– Земляк? – спросил Пароли.

– Si, signor, – ответил сам за себя Донато. – Я пьемонтец.

Доктор протянул стекольщику руку, которую тот крепко пожал.

В эту минуту мимо них проходила служанка.

– Подайте-ка нам пива, bella, belissima ragazza, – обратился к ней Анджело, – и принесите его сюда, в эту комнату.

Донато, кончивший есть, закурил трубку.

Служанка принесла пиво, два стакана, поставила все на стол и ушла.

Земляки уселись.

– Что ты теперь делаешь?

– По-прежнему оружейник.

– Где ты работаешь?

– У хозяина, в Батиньоле.

– И зарабатываешь?

– Шесть франков в день.

– Плоховато!

– Да, не жирно, когда нужно на эти шесть франков есть, пить, платить за квартиру, одеваться, обуваться да еще табак покупать.

– Да, мой милый, выходит, что жизнь твоя действительно не красна.

– Одно только у меня и есть удовольствие – театр, куда я хожу даром, потому что состою там на службе.

– На службе? Где же это? В каком театре?

– В театрах Батиньоля и Монпарнаса.

– В качестве статиста?

– Нет, в качестве оружейника. Два раза в неделю я должен осматривать ружья и приводить их в порядок перед пьесами, во время которых стреляют. Мой хозяин заключил контракт с директрисой. Из-за кулис я смотрю на спектакль сколько моей душе угодно, а иногда мне даже позволяют посидеть и в зале, куда пускают через боковую дверь.

Пароли налил ему пива и продолжал:

– Да, но спектакли в пригородном театре – развлечение довольно однообразное.

– Конечно! Но что же делать? Надо довольствоваться -тем, что есть.

– А если бы я дал тебе возможность вести жизнь более широкую, более приятную?

– Разумеется, я бы не отказался, черт возьми!! Остается только узнать, могу ли я сделать то, что вы потребуете взамен, потому что я хоть и глуп, но все же не рассчитываю, чтобы мне делали такое предложение даром.

– Сделать надо очень мало, а вознаграждение – пять тысяч франков.

– Пять тысяч франков! Да ведь это целый капитал!

– И заплачено будет наличными. Стоит только сказать «да».

– Но, прежде чем сказать «да», я должен знать, что именно вы от меня хотите, чтобы потом не быть вынужденным сказать «нет»!

– Что, ты все такой же, каким я знал тебя прежде?

– Все тот же.

– Совесть растяжима и никаких нелепых предрассудков?

– В мои годы редко меняются.

– Значит, ты готов оказать мне услугу?

– Вполне, и если бы вы ничего не обещали, то я ничего бы не спросил с вас. Я не забуду никогда, что вы уже раз помешали мне потерять зрение, да и теперь снова обещаете вылечить.

– И я сдержу свое обещание. Ты знаешь, что мое слово свято. Через две недели от твоей офтальмии и следов не останется.

– Так как же? Вы говорите, что я нужен вам. Что же нужно сделать?

– Пустить в ход твою ловкость, которая мне очень хорошо известна.

Анджело вынул из кармана маленькую записную книжку из слоновой кости с инициалами «С» и «В» и поднес ее к глазам Луиджи.

– Посмотри на это.

– Это штучка, куда дамы кладут визитные карточки?

– Да.

– Что же в ней такое?

– Несколько листков совершенно белой бумаги. Все дело заключается в том, чтобы найти способ засунуть эту книжечку в какую-нибудь мебель комнаты, которую я тебе укажу.

– А комната обитаема?

– Да.

Луиджи почесал за ухом.

– Diavolo! – пробормотал он. – Обитаемая комната! Это кажется мне опасным!

– Чем же?

– Если меня поймают, то ведь никто не поверит, что я что-нибудь принес, а подумают совсем обратное.

– Тебя не поймают.

– Ну, да уж что делать? Ведь я обещал и должен сдержать свое слово. А что же дальше?

– Надо поместить эту книжечку так, чтобы она не бросилась в глаза и не нашлась бы сразу, если бы в комнате, например, случился обыск.

– Ну, это нелегко!

– Если бы это было легко, так я не стал бы обещать тебе пять тысяч франков.

– Но какой же вам интерес в том, чтобы я заснул эту дамскую игрушку в какую-нибудь мебель?

– Да тебе-то в этом что?

– И то правда, мне решительно все равно. Простое любопытство. Где же находится дом, в который я должен проникнуть?

– В Батиньоле.

– Тем лучше: мой собственный квартал! И расчудесно! Когда же вы его покажете?

– Сегодня же вечером.

– Значит, дело спешное?

– Надо, чтобы завтра утром мое дело было сделано, и сделано чисто.

Луиджи встал и залпом выпил свой стакан.

– Идемте, – сказал он, – а по дороге вы дадите мне все необходимые сведения.

Пароли позвал служанку, заплатил за пиво и вышел из комнаты вместе с оружейником.

Донато все еще сидел на прежнем месте, докуривая третью трубку.

– Я ухожу, – обратился Луиджи к своему земляку. – Если тебе нечего делать, подожди меня. Я вернусь через час и попрошу Пастафроллу поставить нам бутылочку Асти.

– Мне нечего делать, я подожду, – согласился Донато.

Выйдя из заведения, Анджело и Луиджи дошли пешком до Монтрейльского бульвара. Там доктор посадил оружейника в дожидавшуюся их карету.

– На площадь Клиши! – приказал он кучеру.

Лошадь оказалась хорошая. В двадцать пять минут доехали они до места, и карета остановилась.

Как и утром, Анджело направился на улицу Дам, почти пустынную в это время. Луиджи шел следом.

Наконец они остановились против травяной лавки Анжель Бернье.

– Вот дом, – проговорил Пароли, протянув руку.

При свете газового фонаря Луиджи прочел номер.

– Сто десять, – проговорил он. – Ошибиться невозможно. На каком этаже та квартира?

– На первом.

– Выходит на улицу?

– Да.

– Значит, это вот те два окошечка, над лавкой?

– Именно. Они самые и есть.

– Per Bacco! – весело воскликнул пьемонтец. – Все идет как по маслу. Можете рассчитывать: ваше дело будет сделано. Угостите-ка меня пивцом в этом кафе!

Луиджи указывал на то заведение, куда Пароли заходил утром.

– Нет, не здесь, – возразил Пароли. – Пойдем на улицу Клиши.

– Как вам угодно.

– Значит, ты нашел средство проникнуть в дом? – спросил Пароли.

– Да. Слишком долго объяснять, но будьте завтра в десять часов утра в кафе напротив москательной лавки, и вы увидите, как я поступлю.

– Хорошо, приду.

Разговаривавшие пришли к Клиши.

– Дайте мне сейчас же ту вещицу, – сказал оружейник, – не годится, чтобы кто-нибудь увидел вечером, как вы станете мне ее передавать.

– Вот записная книжка.

Луиджи опустил ее в карман со словами:

– А вознаграждение?

– Возьми.

И Анджело подал Луиджи пять тысячефранковых билетов. Оружейник взял деньги и, проходя мимо ярко освещенного магазина, тщательно пересчитал.

– Превосходно! – пробормотал он, пряча их в тот же карман, где лежала книжка. – Теперь остается только прописать рецепт, что, верно, вы не откажетесь сделать.

Доктор вошел вместе с оружейником в кафе, и через пять минут рецепт был уже готов.

– Ты видишь, что лечение очень просто, – сказал Пароли, – а через несколько дней в заведении «Веселые стекольщики» я посмотрю, какое действие оно произведет.

– Если я вам еще понадоблюсь, я всегда готов к вашим услугам.

– Полагаюсь на тебя завтра.

– Повторяю, в десять часов я примусь за дело.

Собеседники расстались. Пароли пошел на улицу де Курсель, переоделся и к одиннадцати часам вечера вернулся в свою лечебницу. Луиджи, вне себя от радости от пяти тысяч франков, составлявших для него целое состояние, поспешно нанял карету и приказал ехать на улицу Монтрейль.

Донато, куря уже десятую трубку, поджидал его.

– Получил рецепт?

– Да, и на уплату аптекарю, дружище. Пойдем-ка в отдельную комнату и за бутылочкой доброго вина потолкуем ладком.

– Так есть о чем поговорить?

– Да.

– В чем дело?

– Сейчас объясню. Хочешь получить пятьсот франков?

– Еще бы! Ведь, чтобы заработать такую сумму, надо вставить больше двух тысяч стекол.

– Ну, старина, тебе придется вставить только одно, и за него я тебе заплачу пятьсот франков.

– Объяснись!

– Не здесь, а в кабинете.

– Так пойдем поскорее, я как на горячих угольях.

Луиджи и Донато вошли в ту же комнату и велели подать бутылку вина; не доверяя заказчику, хозяин потребовал деньги вперед. Бутылка была принесена, откупорена, и желанная влага наполнила стаканы; попивая маленькими глотками, они проговорили до полуночи. Расставаясь, они сговорились встретиться на другой день в половине десятого на площади Клиши, напротив ресторана «Венлера».

Глава XVIII

В ОТСУТСТВИЕ АНЖЕЛЬ

Депеша, посланная Светляком из Марселя, получена была Парижской полицейской префектурой в девять часов вечера! Ее сейчас же подали начальнику сыскной полиции. Сообщение агентов его очень обрадовало. Ему хотелось немедленно же поделиться этой новостью с господином де Жеврэ, но по причине позднего времени пришлось отложить до следующего дня.

Будучи теперь уверен, что человек, назвавшийся Оскаром Риго, и есть настоящий убийца Жака Бернье, начальник полиции отдал приказания о розыске.

На другой день, в одиннадцать часов, он отправился в суд, поднялся к судебному следователю и показал ему телеграмму Казнева. Господин де Жеврэ в свою очередь рассказал ему, что Анджело Пароли нашел бумажник бывшего купца с очень важными документами. Тщательно их рассмотрев, начальник полиции пришел к тому же заключению, что и судебный следователь. Письмо, потерянное Сесиль, указало убийце путь, по которому он должен следовать, что доказывалось словами, подчеркнутыми синим карандашом. Кроме того, брошенный или потерянный бумажник обличал присутствие преступника в Париже.

– Вы все еще держитесь того мнения, что незаконная дочь Жака Бернье соучастница? – спросил начальник полиции следователя.

– Более, чем когда-либо, – ответил тот. – Без всякого сомнения, это она, найдя письмо своего отца Сесиль, дала указания, как действовать, человеку, подкупленному ею если не деньгами, то страстью.

– Так вы думаете, что следует арестовать эту женщину?

– Конечно, и я только что собирался подписать приказ об ее аресте, но ваше известие меня удерживает… Лучше подождем. Анжель Бернье может нам помочь отыскать Оскара Риго, который, по всей вероятности, не замедлит повидаться с нею. Надо за нею следить, как можно тщательнее!

– Что вы скажете об обыске в ее квартире?

– Я думал об этом. Сама она все еще в Сен-Жюльен-дю-Со с дочерью… еще успеем, когда она вернется в Париж. Я хочу, чтобы произвели обыск в ее присутствии, а пока пусть ваши агенты наводят справки.'

– Я уже распорядился и с нетерпением жду приезда Казнева и Флоньи. Они, вероятно, уже допросили в Марселе того человека, о котором идет речь в депеше, а этого-то нам и нужно, потому что убийца должен был отбросить свое вымышленное имя.

Того же мнения был и судебный следователь. Начальник полиции уехал. Господин де Жеврэ не забыл, что доктор Пароли обещал в полдень принести его матери очки. Он поспешно управился с утренними делами и незадолго до полудня пошел домой.

Преемник поляка Грийского в этот день не делал утреннего обхода, желая собственными глазами убедиться, сдержит ли Луиджи данное обещание. Вместо себя он оставил в лечебнице помощника, зашел к Сесиль узнать, хорошо ли она провела первую ночь, и, получив утвердительный ответ, направился в Батиньоль.

Прибыв на улицу Дам, итальянец расположился, как и накануне, в маленьком кафе напротив лавки Анжель и стал смотреть в окно, немного раздвинув занавески.

Было без четверти десять. По улице Дам, по направлению к Клиши, шел скорым шагом по левому тротуару какой-то человек в мягкой шляпе с широкими полями и с широким кашне на шее, скрывавшим нижнюю часть лица. Прохожий свистел, жестикулировал и вертел тросточкой.

Это был оружейник Луиджи. Позади него, в пятидесяти шагах, виднелся стекольщик Донато, державшийся того же направления посреди мостовой. Время от времени он выкрикивал:

– Стекла вставлять!…

Чем ближе подходил Луиджи к лавке красавицы Анжель, тем сильнее размахивал тростью, свистя и напевая. Иногда он бросал свою трость вверх и на лету ее подхватывал. Пароли, увидев и узнав его, сильно встревожился, думая, не пьян ли оружейник: как иначе объяснить его гимнастические упражнения? Сзади Луиджи Донато все продолжал кричать через правильные промежутки:

– Стекла вставлять!

Но ни одна душа не нуждалась в его услугах. Луиджи подошел к лавке Анжель, как вдруг его трость, вырвавшись из руки, полетела, как стрела, и ударилась в одно из окон как раз над лавкой. Послышался страшный звон разбитых стекол.

Оружейник остановился, как вкопанный, с разинутым ртом глядя на разбитое окно, через которое его трость со стуком упала в комнату. Из дома выскочили несколько человек. Одна из соседок отворила с улицы дверь в лавку и во все горло закричала:

– Катерина, Катерина! У вас разбили стекло!

Катерина второпях выбежала на улицу.

– Я сама слышала, но не знала, где… Так это у нас? – воскликнула она.

– Да!

– Какой негодяй это сделал? Ведь это нарочно, ради шалости…

Служанка Анжель не успела закончить, как к ней подошел Луиджи.

– Поганое животное – это я, милостивая государыня, – проговорил он вежливо, сопровождая свои слова глубоким поклоном. – Но уверяю вас, что я сделал это не нарочно. Простая неловкость, простая неловкость! Я играл тросточкой, по глупой привычке, и она нечаянно выскользнула у меня из рук, вот и все.

– Если это так, сударь, то я вовсе не сержусь. Но дело в том, что стекло-то все-таки разбито, а вы не знаете пословицу: «Кто бьет стекла…»

– «Тот за них и платит!» – закончил оружейник. – Это совершенно верно. Я и не думаю отказываться от уплаты, милостивая государыня. Я немедленно уплачу, что следует. Остается только узнать, во сколько вы цените убыток. Сколько стоит новая рама во вставкой, скажите мне, пожалуйста?

В этот момент Донато громовым голосом воскликнул:

– Стеко-о-о-лыцик! Стеко-о-о-льщик!!

– Вот видите, какой счастливый случай! – радостно подхватил Луиджи. – Стекольщик является как раз в ту минуту, когда он нам понадобился. Эй! Стекольщик!

Донато быстро подбежал к Луиджи.

– Что вам угодно? К вашим услугам, – проговорил он.

– Видите, в чем дело, мой друг, – начал Луиджи. – Я имел непростительную глупость разбить стекло; ну-с, а при таком холоде это вещь весьма неприятная. Прошу вас, уговоритесь вот с этой госпожой относительно вставки стекла. Вот вам пять франков.

– Да ведь простое оконное стекло, – запротестовал стекольщик, – это вовсе не стоит пяти франков.

– Остальное будет ваше, мой милый друг.

– Благодарю вас!

Донато прикарманил сто су и обратился к Катерине:

– Куда нужно вставить стекла?

– Пойдемте со мной, я вам покажу.

Луиджи остановил Катерину и, подавая ей монету в пять франков, сказал:

– Потрудитесь, милостивая государыня, принять это от меня в качестве слабого вознаграждения за причиненное вам беспокойство и возвратите мне мою тросточку, которая так неуместно влетела в ваше окно.

– Очень вам благодарна, сударь… вы слишком любезны… Это вовсе не ваша вина, а несчастье, простое несчастье, которое может случиться со всяким… Потрудитесь войти в магазин, сударь. Я покажу стекольщику, где надо вставить стекло, и потом принесу вашу тросточку.

– И я вам буду очень благодарен, милостивая государыня, – ответил Луиджи, входя в магазин вслед за Катериной.

Донато взял стекло, алмаз, молоточек, замазку и последовал за Катериной, которая привела его прямо в квартиру.

– Вот окошко, – сказала она, – да, пожалуйста, вставляйте как можно скорее. А мне нужно снова спуститься в лавку. Этот сумасшедший, кажется, ничего не сломал в комнате, – прибавила она, осматриваясь и поднимая тросточку.

Затем она сошла вниз.

– Возьмите, сударь, – сказала она, – и позвольте вам посоветовать впредь быть поосторожнее. Ведь если вы каждый день будете выкидывать хоть по одному такому фокусу, то вам они в конце концов обойдутся недешево.

– Великолепный совет, сударыня! Будьте уверены, что я не замедлю ему последовать. А теперь до приятного свидания!

Оружейник вышел и на этот раз спокойно пошел по направлению к улице Клиши.

Пароли, немой свидетель, с любопытством наблюдал за всей этой сценой, сидя у окошка кафе.

«Молодец Луиджи! – думал он. – Ловко придумал! Все как по маслу. Замечательно ловко сделано, я могу только восхищаться его гениальностью! Однако у него изобретательный ум, это не мешает принять к сведению. Если мне еще когда-нибудь понадобятся его услуги, я буду знать, что стоит только хорошенько заплатить ему!»

Он бросил на стол деньги и вышел из кафе как раз в тот момент, когда оружейник выходил от Анжель.

Анджело дал ему пройти вперед, но затем ускорил шаги. Около площади Клиши он нагнал его и хлопнул по плечу.

Луиджи обернулся.

– Я так и думал, что вы находитесь где-нибудь поблизости. Видели?

– Да.

– Ну и что же вы скажете?

– Я скажу, что ты – гениальный малый! Ты выкинул первостатейную штуку!

Лицо оружейника сияло радостью и чувством внутреннего торжества.

– У меня в запасе двадцать таких фокусов, один лучше другого! – с гордостью проговорил он. – Весь к вашим услугам, патрон.

– Может быть, нам и еще представится случай пустить в ход твои таланты!

– Тем лучше! Вы узнали стекольщика?

– Это твой вчерашний собеседник? – Да, Донато. Славный малый.

– Ты не боишься его нескромности?

– Я ручаюсь за него, как за самого себя. Нем как рыба мой Донато! Преданный, как пудель, и умен ровно настолько, чтобы исполнять без всяких комментариев даваемые ему поручения. Когда мне бывает нужен помощник, я не обращаюсь ни к кому, кроме него. Книжечка из слоновой кости у него в кармане, и я вам ручаюсь, что уж он сумеет засунуть ее куда следует, пока будет вставлять стекло.

– Я доволен тобой. Что, ты уже начал лечение?

– Начал сегодня утром.

– И хорошее действие моего лекарства не заставит себя ждать. Я решил, что бесполезно и, может быть, даже опасно ходить к тебе в «Веселые стекольщики», где мое присутствие в конце концов может быть замечено.

– А как же вы сможете судить о действии прописанных лекарств, если не будете меня видеть?

– Ты сам придешь ко мне.

– О, значит, вы мне доверяете?

– Почему бы и нет? Я отлично знаю, что мне тебя нечего бояться!

– О, конечно! Вам меня нечего бояться! Земляк! Сын Италии! Лицо для меня вполне священное! Вы отлично знаете, что я скорее позволю повесить себя за язык, чем произнесу хоть одно слово, которое могло бы принести вам вред. Ваш адрес?

– Улица Sante. Лечебница доктора Грийского. Ты спросишь доктора Пароли. Каждый день, от одиннадцати до двенадцати часов утра, ты можешь найти меня в моем кабинете. Я берусь лечить тебя и живо вылечу.

– И тогда, конечно, доктор, я буду благодарен и обязан вам всю жизнь.

Они разошлись.

В этот день Анджело обещал быть у де Жеврэ.

Поэтому, не теряя ни минуты, он отправился на улицу Вьель-дю-Тампль к полировщику хрусталя Тоннели.

Стекла были готовы.

Итальянец убедился, что его приказания были в точноста поняты и выполнены, и затем отправился на набережную Ювелиров, где в одном из магазинов велел вставить стекла в пенсне, в легкую черепаховую оправу. После этого он немедленно поехал к судебному следователю.

Monsieur де Жеврэ, который только что вернулся домой, немедленно принял посетителя, и следователь, которому поручено было дело об убийстве Жака Бернье, с искренней, сердечной теплотой и радушием протянул руку его убийце.

– Вы держите свое слово, дорогой доктор, и я душевно благодарю вас. Мне нет надобности говорить, что моя мать ожидает вас с нетерпением, которое можно сравнить только с чувством преступника, обреченного на казнь и ожидающего помилования.

– Потрудитесь провести меня к вашей матушке. Я действительно несу ей помилование и спасение, потому что возвращаю ей зрение.

Бедная слепая сидела в гостиной, в лихорадке страха и надежды. Когда отворилась дверь, она с живостью повернула голову по направлению к тем, чьи шаги она слышала, но кого, к несчастью, не могла видеть.

– Матушка, – проговорил судебный следователь, – вот доктор Пароли. Как видите, он не заставил вас дожидаться и мучиться нетерпением.

Лицо madame де Жеврэ просияло.

– Что бы ни случилось, сударь, – воскликнула она, – милости просим! А если вы принесли мне зрение и свет, да будет благословен ваш приход!

– Я надеюсь заслужить ваше благословение! – ответил Пароли, вынимая из бокового кармана сюртука только что изготовленное пенсне. – Я заказал комбинированные стекла, с помощью которых вы будете в состоянии не только свободно ходить и видеть все, но даже читать без труда и усталости. Они вставлены в легкую черепаховую оправу.

Она протянула руку, чтобы взять предмет, власть и могущество которого она так страстно жаждала испытать.

Пароли осторожно вложил пакет в ее прозрачные пальцы.

Она поднесла пенсне к глазам. Не успели хрустальные диски коснуться глаз madame де Жеврэ, как она радостно вскрикнула:

– Я вижу! Я тебя вижу, сын мой!! Обними меня! Обними меня поскорее!

Судебный следователь крепко прижал к груди плачущую от радости мать.

Пароли взял со стола какую-то книгу, открыл ее и, подавая madame де Жеврэ, сказал:

– Потрудитесь почитать.

Старушка схватила книгу и принялась бегло читать.

– Да ведь это чудо!! Это настоящее чудо! – воскликнул судебный следователь. – О, дорогой доктор! Как я вам благодарен! И чем я могу когда-нибудь отплатить вам за такое благодеяние?

– Пожалуйста, не будем говорить об этом! Я слишком счастлив тем счастьем, которое я вам дал! Позвольте мне теперь дать вашей матушке несколько наставлений относительно употребления этих стекол.

– Пожалуйста, доктор, сделайте одолжение. Я буду строго следовать вашим советам.

– Прежде всего необходимо избегать усталости, и поэтому в течение первых дней я попрошу вас пользоваться как можно умереннее вашим вновь возвращенным зрением. Не читайте вовсе или же читайте как можно меньше, пока.

– Я начну читать только тогда, когда получу на это ваше позволение.

– В продолжение двух недель по крайней мере, считая от сегодняшнего дня, избегайте слишком яркого света. Впрочем, через две недели, а может быть и раньше, я буду иметь честь снова посетить вас.

– Ради Бога, приходите почаще, доктор. Ваши визиты для меня настоящее счастье, – говорила madame де Жеврэ, крепко сжимая в обеих руках руки, обагренные кровью Жака Бернье. – Для меня всегда будет большой радостью принимать вас и видеть. Моей жизни не хватит для того, чтобы выразить вам признательность!

Пароли поклонился и почтительно прижал к губам еще красивые руки своей пациентки.

– Дорогой доктор, – обратился к Анджело судебный следователь, – я попрошу вас теперь последовать за мной в кабинет. Я хотел бы поговорить с вами.

– К вашим услугам.

Новые друзья вошли в кабинет и уселись.

– Нам нужно поговорить о весьма важных делах, доктор, – заговорил де Жеврэ. – Но прежде всего, какую сумму я должен вам? Какая бы ни была эта сумма, она, конечно, никогда не окупит услугу, которую вы нам оказали.

– Прошу вас, сударь, вовсе не думать об этом! – возразил Пароли.

– Однако…

– Прошу вас, не настаивайте! Ваша настойчивость была бы мне крайне тяжела. Вы мне ничего не должны, и я ровно ничего от вас не возьму. Я очень рад, что нас свело обстоятельство, в котором я мог быть вам полезен. Должен сказать, что питаю к вам глубочайшее уважение, и поэтому, в вознаграждение за оказанную услугу – я говорю вашими словами, – я прошу у вас одного только – вашей дружбы… если, разумеется, вы считаете меня достойным ее.

– Да, доктор, милый мой, она всецело принадлежит вам! – порывисто воскликнул судебный следователь.

– Значит, я должен быть благодарен вам, а не вы, теперь вы сами видите это! – сказал Пароли, горячо пожимая протянутые руки Ришара де Жеврэ. – А теперь поговорим о том, что вы хотели мне сказать.

– Прежде всего, один вопрос…

– Какой именно?

– Устроили ли вы у себя в доме mademoiselle Сесиль Бернье?

– Да, со вчерашнего вечера она занимает там маленькую комфортабельную квартирку. Она переехала вместе со своей старой служанкой, у которой родилась на руках и которая к ней страстно привязана. Mademoiselle Сесиль не может обойтись без нее.

– Тем лучше! Я был вместе с господином Вениамином Леройе у председателя суда первой инстанции. Завещание несчастного Жака Бернье было вскрыто.

– Оно то же, что и черновик?

То же самое. Оно положено пока в конторе нотариуса Мегрэ, в Париже. Я официально занялся учреждением и составом опеки над mademoiselle Бернье. Да, забыл сказать, что нотариус Мегрэ – корреспондент дижонского нотариуса. Затем я виделся с мировым судьей. Он немедленно позаботится о созыве семейного совета. Формальности будут сокращены и упрощены настолько, насколько это возможно. Расположены ли вы продолжать ваше доброе дело и заботиться об этой девушке, так рано осиротевшей из-за жестокости судьбы?

– На этот вопрос я вам отвечу, а пока мне нужно сообщить вам нечто очень, очень для меня важное.