Текст книги "Кровавое дело"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)

Испуганные несколькими револьверными выстрелами, бандиты отступили и трусливо сбились в угол.

– Первый, кто двинется с места, берегись! – кричал Казнев. – Голову размозжу!!

Но никто и не думал двигаться, тем более что на помощь подоспевали все новые и новые полицейские агенты.

– Да выпустите вы меня, черт вас побери! – заревел Оскар. – Ведь я ничего не сделал! Ровно ничего!! Меня же хотели убить!

Железные пальцы Светляка разжались.

Освободившийся Риго встряхнулся раза два, потом, указывая на Сухаря, который корчился от боли на покрытом кровью полу, воскликнул:

– Они убили моего товарища, но, не подойди вы, уж я бы их здорово отделал! Честное слово Оскара Риго!

Услышав это имя, Светляк и Спичка обменялись долгими выразительными взглядами, в которых выражалось все упоение неожиданного торжества.

– А-а, так тебя зовут Оскар Риго, мой голубчик? – обратился к носильщику Казнев.

– Именно так, по прозвищу Весельчак.

Тут агент снова схватил Оскара за шиворот и, тряся его, как вишню, сказал:

– Вот это очень кстати, мой милый! Представь себе, что ради тебя мы обегали все притоны Парижа.

– Вы меня искали? – воскликнул изумленный Риго.

– И даже очень усердно.

– Чего вам от меня нужно?

– А нам нужно тебя схватить, голубчик! Вот ты и попался! Теперь иди-ка за нами!

– Идти за вами? Вы меня арестуете? – повторил окаменевший от изумления носильщик, и его опьянения мигом как не бывало. – Ведь я вам, кажется, ясно говорю, что не я нападал, а, напротив, меня хотели пристукнуть.

– Сегодня, может, ты и не виноват. Нет правил без исключения, – смеясь, заметил Казнев. – А все-таки мы тебя схватим.

– Но почему? Зачем? По какому праву? Ведь я ровно ничего не сделал! – отчаянно кричал Оскар Риго.

– Ну, довольно, довольно! Поговорил, и будет! Пора и перестать! У нас есть открытый лист, чтобы арестовать тебя. А объясняться уж ты будешь с самим следователем, если пожелаешь.

– Тут ошибка! Никаких дел у меня не может быть ни с каким следователем! Белее снега Оскар Риго! Пожалуй, и лентяй, и болтун, и шалопай немного, но человек прежде всего честный!

– Ну, хватит болтовни! – резко проговорил Спичка. – Иди за нами по доброй воле, не то мы велим связать тебя, а коли нужно будет, так и отнести, куда следует.

– Совершенно бесполезно нести меня! Я скандалов не люблю. Но я такой человек, что сумею доказать вам, какая куча дураков все те, кто служит в «рыжей»! Я напишу в газеты! Это незаконный арест! Я буду просить компенсации за это! Меня хотят убить, а вы меня же и арестовываете! Уж вы, кстати, по дороге, сведите меня и на гильотину!

– И это может случиться, – спокойно заметил Казнев.

– А впрочем, я не умру, если просплю одну ночь в тюрьме! Завтра утром сами увидите, что промахнулись, и отпустите на все четыре стороны, да еще и извинитесь при этом.

– Вот болтун-то! – воскликнул Казнев, окончательно выйдя из терпения, и, схватив носильщика поперек тела, приподнял его и понес вверх по лестнице. Флоньи шел следом, не отставая ни на шаг.

Остальные агенты усмирили бушующую толпу и задержали подозрительных посетителей «Сковородки», ожидая прихода полицейского комиссара, за которым уже давно было послано.

Он явился наконец с целой свитой полицейских.

Всем пленным произвели смотр. Отделив самых подозрительных, связали попарно и под усиленным караулом отправили в тюрьму.

Сухарь находился в самом жалком состоянии.

Его подняли, всего окровавленного, хрипящего, положили на носилки и отнесли в больницу, где и оставили до распоряжения суда.

На улице Казнев опустил Оскара Риго на землю и, привязав ему к руке веревку, взял другой конец, заставив следовать его за собой.

Путь недолог от улицы Арфы до префектуры, и поэтому они дошли быстро.

Агент отворил дверь письмоводительской и втолкнул в нее Оскара Риго.

– Послушайте! – воскликнул тот. – Так это вы, значит, всерьез? Вы видите, что я кроток, как овца, и вы меня все-таки хотите прихлопнуть?

Казнев и не думал трудиться отвечать на воззвание носильщика, а что-то тихо сказал письмоводителю и затем, обращаясь к одному из сторожей, прибавил:

– В одиночную камеру этого голубчика, пожалуйста.

– Слушаю, – ответил сторож и, обращаясь к Оскару, крикнул: – Эй, ты! Иди-ка сюда! Тебя, еще надо обыскать!

– Ах! Черт вас побери! Уж заплатите же вы мне за все пакости, которые делаете! – воскликнул Оскар, яростно жестикулируя. – Ну что же, валяйте, обыскивайте! Я, конечно, не могу помешать вам, потому что вы сильнее, но помните: конец венчает дело, а на начало мне наплевать! Может, и я еще посмеюсь, и тогда – берегитесь, как бы вам не заплакать! Я невиновен, как новорожденный младенец, никогда не был под судом, и вдруг меня же и треплют! Неужели на свете не для всех существует справедливость?

– Вот язык-то у мерзавца! – безучастно заметил обыскивавший и стал перечислять все предметы, найденные им в карманах Риго. – Платок носовой, портмоне – ив нем триста франков золотом, потом еще монета в два франка, в пятьдесят сантимов и семь су медью; кисет табачный, тетрадочка папиросной бумаги… Все.

– Да, все, – повторил Оскар. – И вы нашли в этом разумное основание для того, чтобы арестовать честного человека?

– Ну, ну, иди, иди! – сказал сторож.

Всякое сопротивление было совершенно бесполезным, и пленник повиновался.

Оскар думал, что его отведут в общую, но когда он увидел, что его хотят ввести в отдельную камеру, то отступил назад и с изумлением воскликнул:

– Я буду здесь совершенно один?

– Разумеется, ведь тебя велено посадить в одиночку.

– Меня! В одиночку! Послушай! Да ведь это значит, что меня считают опасным преступником! Может быть, даже убийцей!

– Без замечаний! Входи, чтобы я мог закрыть тебя!

– О, канальи, мошенники!! – заорал во все горло носильщик, грозно потрясая в воздухе кулаками. Казнев шел за ним и счел необходимым вмешаться.

– Ты мой кулак знаешь, – вразумляюще обратился он к Оскару. – Так вот что я тебе скажу: пикни только, и ты снова испытаешь на себе всю его силу. И знай, что, когда мне действуют на нервы, я колочу здорово. Даже могу задушить себя, совершенно этого не желая.

Угроза разом охладила пыл Риго.

– Ладно, ладно, – пробормотал он, – терпение! Когда-нибудь еще встретимся и тогда сведем все наши счеты.

После этого он вошел, и его закрыли на двойной запор.

Глава XXII

РИГО У СЛЕДОВАТЕЛЯ

Светляк и Спичка отправились прямо в кабинет к начальнику сыскной полиции; но последний только что ушел из префектуры. Дело было не особенно к спеху, и поэтому агенты отложили свой рапорт до следующего дня.

На другой день, рано утром, они уже были у начальника.

– Ну, что нового? – встретил он их.

– Много нового, – ответил Казнев, – но вы, вероятно, уже получили рапорт полицейского комиссара Сорбоннского квартала?

– Относительно ареста, произведенного вчера вечером в «Сковородке» на улице Арфы? Да, я только что прочел об этом.

– Мы там были, и нам удалось арестовать очень важного человека. Этого известного негодяя Оскара Риго.

Начальник сыскной полиции не мог удержаться от восклицания, услышав это имя.

– Оскара Риго! – повторил он. – Итак, он в ваших руках?

– Он в префектуре, в одиночной камере.

– Да, это действительно отличная новость! Каким образом вам удалось захватить его?

Казнев поспешил рассказать все.

– Его обыскивали в префектуре?

– Само собой разумеется.

– И ничего не нашли подозрительного?

– Ровно ничего.

– Подходит он по приметам к тому описанию, которое сделал торговец ножами в Марселе?

– Точь-в-точь. Он, по-видимому, даже еще и не расстался с тем костюмом, который на нем был в дороге.

– Вы составили рапорт?

Казнев подал начальнику полиции рапорт. Тот пробежал его и, обращаясь к агентам, проговорил:

– Отлично! Пока что побудьте здесь, не уходите. По всей вероятности, вы понадобитесь мне.

Светляк и Спичка ушли в общую комнату, где постоянно, в ожидании приказаний, сидели полицейские агенты.

Не теряя ни минуты, начальник сыскной полиции отправился в окружной суд и пошел прямо в кабинет к судебному следователю, господину де Жеврэ.

Последний только что приехал в суд. Он очень обрадовался, узнав об аресте Оскара Риго.

– Наконец-то!! – воскликнул он. – Я допрошу его сегодня же.

Затем господин де Жеврэ приказал привезти Оскара из префектуры. Через три четверти часа несчастный носильщик, со связанными руками, входил в кабинет судебного следователя под конвоем двух полицейских.

Господин де Жеврэ пронзил взглядом арестованного в ту минуту, как он переступал порог его комнаты. Оскар был мертвенно-бледен и дрожал, как в лихорадке.

В продолжение ночи, проведенной на соломе в одиночной камере, он успел отрезветь и поразмыслить.

– Подойдите и сядьте, – произнес господин де Жеврэ.

Носильщик поспешил повиноваться и присел на кончик стула, не переставая отвешивать поклоны.

– Как вас зовут?

– Оскар Риго.

– Есть прозвище?

– Да, друзья меня прозвали Весельчаком… но, уверяю вас, в настоящую минуту мне вовсе не до смеха. Я спрашиваю себя, почему меня арестовали?

– Вы задаете себе этот вопрос серьезно?

– Да, сударь, не имея решительно ничего на своей совести…

– Событий, произошедших вчера вечером в кабаке на улице Арфы, и вашего участия в драке дикарей достаточно для объяснения вашего ареста…

– Но, господин судья, я очутился там, чтобы поесть, а на меня напали без всякой причины и повода с ножом в руках, доказательством чему может служить один из моих друзей, желавший меня защитить; его так избили, что теперь он, может быть, уже умер.

– Если нужно будет, мы еще вернемся к этому делу, – сказал господин де Жеврэ. – Теперь же нам надо заняться делом гораздо более важным.

Оскар почувствовал, как сильная дрожь пробежала по всему его телу и заледенила кровь в жилах.

«Более важным! – подумал он. – Так, верно, узнали про кольцо… вот чертовщина-то! Уж что я найду – всегда к несчастью».

– Где вы родились? – продолжал господин де Жеврэ.

– В Париже! Я чистокровный парижанин, родился на улице Жюльен-Лакруа, в Бельвиле; круглый сирота: из семьи у меня осталась только сестра, которая, по-видимому, справляет свою свадьбу, так как целую неделю я ее ищу по всем закоулкам Парижа и нигде не могу отыскать. Вот почему вчера я был в том квартале, надеясь встретить ее.

– Перестаньте болтать! – перебил следователь. – Не пускайтесь в пустые разглагольствования, а отвечайте коротко на мои вопросы!

– Слушаю, господин судья!

– Ваше занятие?

– Я носильщик.

– Местожительство?

При этом вопросе Риго вытаращил глаза и раскрыл рот от изумления. Если спрашивают его адрес, значит, они ничего не знают и хозяина не забрали. Но в таком случае почему же он арестован?

– Я спросил вас, где вы живете? – повторил с нетерпением судья.

Риго подумал:

«Дать адрес – значит самому указать дорогу, а если мой хозяин попадет в руки полиции, он разболтает лишнее. Надо быть как можно осторожнее!» – Подумав, носильщик громко ответил:

– Как судья, вы имеете право меня допрашивать, но я имею тоже известные права… Так как вчерашнее дело не есть причина моего ареста, то я хочу знать: почему я лишен свободы и подвергаюсь допросу?

– Вы отказываетесь дать свой адрес?

– Я его не скажу до тех пор, пока не узнаю, в чем меня обвиняют.

Господин де Жеврэ обменялся взглядами с начальником сыскной полиции, который произнес потихоньку:

– Спросите, где он провел ночь на двенадцатое число?

Следователь исполнил его совет.

– Ночь на двенадцатое число… – повторил Оскар Риго, – ах, на это-то я могу вам ответить – я ехал в поезде…

– Вы признаетесь?

– А почему бы и нет? За место я заплатил, взяв в Марселе билет второго класса. Шику в этих вагонах никакого, деревянные скамьи, вот и все. В Париж я приехал утром двенадцатого.

– В этом тоже сознаетесь?

– Разумеется! У меня нет ровно никакой причины скрывать это.

Господин де Жеврэ открыл ящик своей конторки, вынул оттуда корсиканский нож, данный Казневом по возвращении из поездки в Марсель и Дижон, и, показывая Оскару, спросил:

– Знаете вы эту вещь?

– Мой нож! – воскликнул носильщик, вне себя от удивления.

– Так вы узнаете?

– Еще бы! Он мой! Я его купил в Марселе в магазине на набережной Братства и недоумеваю, как он попал в ваши руки и как вы догадались, что он принадлежит именно мне…

– Вы недоумеваете?

– Вполне естественно, так как я его потерял, к несчастью.

– А! Вы его потеряли?

– Вы сами это видите, если он у вас.

– Где вы его потеряли?

– В Париже.

– Не в вагоне ли первого класса?

– Ни в коем случае! Я не так богат, чтобы разъезжать в первом классе.

– А мы имеем основание думать иначе!

– Не понимаю.

– В самом деле?

– Честное слово! Слово честного французского гражданина, пользующегося всеми своими гражданскими и политическими правами.

– Ну уж это слишком дерзко! – воскликнул господин де Жеврэ. – Мы знаем истину: вы – убийца господина Жака Бернье.

Оскар подпрыгнул на своем стуле.

– Я!… Я!… – бормотал он с искаженным от волнения лицом. – Я – убийца! Горе тому, кто осмеливается это говорить!

– Этот нож, оставленный вами в ране вашей жертвы, говорит против вас!

Носильщик растерянно смотрел на судью, который продолжал:

– Вы не признаетесь, что в ночь на двенадцатое декабря убили путешественника по дороге из Марселя в Париж?

– Как! Того барина, которого я видел в вагоне по прибытии на вокзал? Меня обвиняют в его убийстве?! Вот так история! Но, черт возьми, я стану защищаться!

– Каким образом? Не признались ли вы, что купили нож в Марселе?

– Я сказал, потому что это правда.

– Вы останавливались в Дижоне, следя шаг за шагом за господином Жаком Бернье.

– Этого я не говорил, Жака Бернье не знаю и в первый раз слышу его имя, к тому же я никогда не был в Дижоне, никогда! Я только проезжал мимо него на поезде.

– Следствие докажет как раз противоположное.

– В таком случае у полиции удивительные очки, если она меня видела в тех местах, где я отродясь не бывал.

– Что вы делали в Марселе?

– Ничего. Я там был проездом.

– По дороге из Парижа?

– Да нет, вовсе нет… Я возвращался из Африки, где пробыл три года.

– Доказательства?…

– Доказательства! Уж, конечно, не здесь я могу их представить. Поезжайте в Алжир, и там их добудете целую кучу. Я приехал в Марсель восьмого декабря, а уехал десятого.

– Вам докажут противное! Что вы сделали с чемоданом, украденным у вашей жертвы?

– Как не было у меня жертвы, так нет и чемодана. Никого я не убивал, ничего и не воровал.

Господин де Жеврэ снова открыл ящик и вынул оттуда бумажник Жака Бернье, принесенный накануне Сесиль и Пароли.

– Узнаете этот бумажник? – спросил он Оскара Риго.

– Никогда не видел и не знаю, – ответил носильщик, осмотрев бумажник.

– К чему запирательство ввиду полной очевидности? – возразил следователь. – Советую вам сознаться теперь же. Только искреннее признание может вызвать с нашей стороны некоторое снисхождение.

– Господин судья, как вы хотите, чтобы я признался в тех преступлениях, которые не совершал? Я тогда ни к чему не был бы годен и стал бы противен не только вам, но и самому себе.

– Итак, вы вступаете в бой с правосудием, но знайте, что правосудие, имея на своей стороне истину, одержит победу.

– О, что касается этого, я не верю…

– Мы вас победим посредством признаний вашей соучастницы.

– Моей соучастницы? – повторил носильщик, думая, что бредит наяву.

– Да, той женщины, которая вам приказала действовать и заплатила за преступление; ее имя – Анжель Бернье. Неужели вы скажете, что и ее не знаете?

– Разумеется, скажу! Не знаю ни Анжель Бернье, ни Жака Бернье.

– В каком отеле вы останавливались в Марселе?

– В «Алжире».

– Лжете!

– Если не там, то где же?

– В отеле «Босежур».

– Сведите меня на очную ставку с содержателем этого отеля, и тогда увидите, узнает ли он меня. Я требую следствия!…

– Оно уже произведено, и все улики против вас.

– Господин судья, если я такой злодей, пусть меня сейчас же зарежут.

– Знаете ли вы это? – продолжал господин де Жеврэ, показывая Оскару обломок синего карандаша.

– Это кусочек карандаша…

– Который принадлежал вам?

– Нет, господин судья.

Следователь вынул из ящика распечатанное письмо, потерянное Сесиль, и сказал:

– Неужели вы отопретесь, что обладали этим письмом и подчеркнули карандашом главные фразы, именно те, которыми руководствовались в выполнении преступления?

– Не признаюсь и буду отпираться даже под топором палача.

– Вы все еще отказываетесь указать ваше место жительства?

– Нет, черт возьми! Я не отказываюсь!… Обвинение в убийстве! Ничего хуже этого не может со мной случиться! Идите в мою квартиру, вы этим доставите мне удовольствие! Идите, господин судья, и допросите хозяина. Он вам ответит, что я у него с двенадцатого декабря, то есть со дня моего приезда в Париж, и прописался не под вымышленной фамилией. Я ничего не боюсь, как видите!

– Говорите же, наконец, ваш адрес!

– Бульвар Батиньоль, в «Petit-Hotel».

Письмоводитель записывал все показания Оскара Риго. Затем господин Жеврэ приказал двум полицейским:

– Отведите этого человека в префектуру и поместите в одиночную камеру.

Носильщик вышел из кабинета с низко опущенной головой и искаженной физиономией. Его беспокойство переходило в отчаяние. Господин де Жеврэ, оставшись с начальником сыскной полиции, сказал:

– Я велю подать две кареты: в одну сядем мы с вами, а в другую – два агента и поедем для осмотра квартиры в «Petit-Hotel на бульваре Батиньоль.

– Позвольте вас спросить, как вы думаете поступить с Анжель Бернье? Она с дочерью возвращается в Париж сегодня!

– Я отдам приказ ее арестовать, но спешить незачем.

Следователя перебили докладом, что кареты поданы.

– Поедемте, по дороге заедем в префектуру за вашими агентами.

Глава XXIII

ПРИБЫТИЕ В ПАРИЖ

Эмме-Розе становилось все лучше и лучше, и потому ничто не мешало матери и дочери уехать. Они собирались отправиться на одном поезде с Рене. Молодой человек займет место радом с ними и будет их кавалером до самого Парижа.

Как редко случается, все произошло так, как было предположено, и в назначенный час все трое уехали. Их провожали господин Дарвиль и доктор, ушедшие с вокзала только после отхода поезда. Анжель горячо благодарила их за нежные заботы и радушное гостеприимство.

В одиннадцать часов утра поезд прибыл в Париж. Тряска в пути чрезвычайно неприятно подействовала на девушку. Через полчаса езды у нее уже возникла сильная головная боль, и в то же время ей казалось, что нечто вроде вуали застилает ей глаза.

Анжель, напуганная болезненным состоянием дочери, не в состоянии была заниматься своим спутником. Однако, когда до Парижа оставалась только одна станция, она сказала:

– Мы скоро расстанемся, monsieur Дарвиль. Позвольте вас поблагодарить еще раз от всего сердца за спасение моей крошки. Вы знаете мой адрес: улица Дам, 110. Если занятия вам не помешают, приходите повидаться – я буду очень рада…

Рене Дарвиль с живостью ответил:

– Сочту своим долгом навестить mademoiselle Эмму-Розу.

Молодая девушка протянула ему руку.

– А вы нам сообщите, как поживает ваш друг господин Леон, не правда ли? – спросила она со слабой улыбкой.

– Обещаю вам.

– Не приедет ли он в Париж?

– Да, на этих днях.

– Вы его приведете к нам?

– Он не нуждается во мне, чтобы узнать дорогу к вашему дому.

Анжель поспешила прервать не нравившийся ей разговор.

– Не разговаривай больше, милочка, – сказала она, – ты утомляешь себя, и голова разболится.

Эмма-Роза послушалась, и ее слабая красивая головка прижалась к спинке дивана, а глаза закрылись.

Прошло десять минут, и поезд остановился. Рене Дарвилю пришлось заняться своим багажом, довольно объемистым, так как мать снабдила его несколькими ящиками, зная, что у него будет собственная квартира, а не номер в гостинице.

Но он все-таки сперва проводил madame Анжель и ее дочь до кареты. Обменявшись несколькими дружескими пожеланиями, они распрощались. Глядя вслед ему, Эмма-Роза проронила две слезинки. Она думала о Леоне, и ее сердечко тоскливо сжималось. Ей казалось, что, расставаясь с другом Леона, она расстается с самим Леоном, и не на время, а навсегда, Анжель не спускала глаз с дочери и заметила эти слезы. Поняв их причину, она сама загрустила.

«Как она его любит! – думала бедная мать. – И сколько страданий предстоит ей в будущем!»

Катерина все приготовила к приезду своих хозяев. Яркий Огонь горел в камине в комнате Эммы-Розы. В столовой виднелся накрытый стол.

«Дай, Господи, чтобы мои барыни с аппетитом покушали!» – думала про себя Катерина.

Велико было разочарование верной служанки. Путешествие оказалось выше сил слабой Эммы-Розы. Она чувствовала себя совсем разбитой и чуть не сходила с ума от сильнейшей головной боли. Катерина испугалась при виде перемены, произошедшей в девушке, но промолчала, не желая огорчать madame Анжель. Все-таки она спросила, не надо ли сбегать за доктором.

– Не думаю, чтобы это было необходимо, – произнесла Анжель.

Катерина печально вздохнула, но ничего не возразила. Анжель посмотрела, удобно ли лежит головка Эммы и все ли необходимое у нее под рукой, и затем прошла в свою комнату, переоделась и спустилась в столовую. Пока Анжель завтракала, Катерина навела ее на печальные воспоминания.

– Я забыла вам, барыня, рассказать…

– О чем?

– Вчера сюда приходил очень странный человек.

Анжель насторожилась.

– Он меня спрашивал о каком-то Оскаре Риго. Он уверяет, что вы его хорошо знаете.

Красавица задрожала.

– Оскар Риго! – воскликнула она. – Но это имя называл при мне начальник станции судебному следователю! Это тот путешественник, слова которого произвели скандал в минуту обнаружения трупа.

После минутного молчания Анжель продолжала:

– Каков собой приходивший?

– Высокий и толстый, похожий на ярмарочного великана или барабанщика, способный одной рукой поднять бочку.

«Это агент», – подумала Анжель и прибавила вслух:

– Под каким предлогом вошел он сюда и стал задавать вопросы?

– Он пришел купить карамелек. Пока я заворачивала их в пакетик, он стал разговаривать.

– Что ты ему отвечала?

– Я сказала одну правду, что у вас никогда не бывает в гостях мужчин и что я в первый раз в жизни слышу имя Оскара Риго.

– Что же он?

– Тогда он ушел со словами, что придет поговорить с вами, когда вы вернетесь домой.

Лицо Анжель омрачилось. Глубокая морщина перерезала лоб.

– Разве я вам сообщила что-нибудь неприятное? – спросила Катерина.

– Нет, голубушка. Этот человек ошибся – больше ничего. Не приходил ли еще кто-нибудь?

– Только покупатели.

– А инспектор? – Нет.

– Слава Богу, потому что я не имею права поручать магазин кому бы то ни было; согласно закону, я должна закрыть торговлю на время своего отсутствия. Но теперь я дома, и мне нечего бояться, так как никто не заметил моей ошибки.

Анжель кончила завтракать и поднялась к дочери. Эмма все еще спала. Бедная мать бесшумно переступила порог ее комнаты, опустилась на колени перед постелью и прошептала, подняв руки и обратив глаза к небу:

– Благодарю Тебя, Создатель, за спасение моего дитяти!

Глава XXIV

ПОЕЗДКА ОСКАРА

Указывая суду свое местожительство, Оскар Риго повиновался безотчетному чувству отчаяния. Оставшись один в камере, он стал размышлять и пришел к очень мрачному заключению.

– Положительно, я одурел на допросе! А впереди еще хозяин «Petit-Hotel», – говорил он сам себе и прервал свой монолог, заслышав шаги нескольких человек в коридоре. Почти в ту же минуту дверь отворилась.

– Ну, живо! Вас ждут, – сказал служитель, вошедший в сопровождении Казнева и Флоньи.

– Заставить ждать представителей закона – никогда! – ответил любезно носильщик. – Я очень хорошо знаю, как следует обращаться с этими господами.

Все трое вышли из префектуры; на дворе стоял фиакр, в который первым влез Флоньи.

– Садитесь, – приказал Светляк, усаживаясь вслед за Оскаром.

Кучеру уже раньше было сообщено, куда ехать, и потому он быстро выехал со двора и присоединился к ожидавшей на улице карете, в которой сидели судебный следователь, начальник сыскной полиции и письмоводитель. Оба экипажа отправились в путь. Дорогой Оскар Риго сказал Казневу:

– Вы кажетесь добрым малым, несмотря на ваши кулаки…

– Не только кажусь, но и на самом деле таков.

– Не знаете ли вы чего новенького о моем друге Сухаре?

– Он в госпитале.

– Выздоравливает ли?

– Есть надежда.

– Честное слово, очень приятное известие, я многим обязан этому малому. Без него меня укокошили бы, и вам не пришлось бы тогда употреблять против меня свой кулак. Но я скоро схожу его навестить в госпиталь, снесу апельсины и варенье.

– А, вот как! Так вы скоро пойдете к Сухарю? – спросил недоверчиво Казнев.

– Конечно! Не думаете ли вы, что я поселюсь навеки в префектуре или Мазасе? Нет, дудки!

– Так ты воображаешь, что тебя сейчас же выпустят на свободу, рассыплются в извинениях и вознаградят? – возразил со смехом Флоньи.

– Так бы и следовало поступить! – сказал Оскар. – Если запятнали честь невинного, по меньшей мере должны бы его щедро вознаградить. Мне честь дороже денег!

– Все это прекрасно, мой милый, – пробормотал Светляк, – но можешь быть спокоен: правосудие крепко держит тебя и не так-то скоро выпустит! Ты храбро пойдешь все дальше и дальше по этой дорожке и можешь в конце ее весьма легко повстречаться с гильотиной.

– Значит, и вы тоже думаете, что я убил Жака Бернье? – спросил носильщик с оттенком невыразимой муки в голосе.

– Если бы я был уверен, что сегодня вечером, по возвращении домой, буду иметь двенадцать тысяч франков годового дохода, так же твердо, как уверен в твоем преступлении, – я не задумался бы ни минуты и сейчас же подал бы в отставку.

Риго страшно побледнел, а затем стал пунцовым. Им овладел сильнейший гнев.

– А знаете, что я вам скажу? – вдруг выпалил он. – Все вы – и правосудие ваше, и полиция, сколько вас там ни на есть, – все, все веревки не стоите, на которой вас со временем повесят! Дайте мне только вырваться из ваших когтей, уж я вас!… Ну, да ладно, ничего, молчок, поживем – увидим!!!

Агенты только презрительно пожали плечами.

Как раз в эту минуту кареты остановились.

Путники доехали до Батиньольского бульвара и остановились около «Petit-Hotel».

Хозяин стоял на пороге своего заведения.

Увидев выходящих чиновников и сразу узнав их и заметив своего жильца с кандалами на руках, он побледнел, и глаза его забегали, стараясь не встретиться со взглядом преступника, но смущение было так кратковременно, что прошло совершенно незамеченным.

Начальник сыскной полиции подошел к нему и спросил:

– Вы хозяин этого заведения?

– Да, сударь.

По знаку, данному господином де Жеврэ, агенты пропустили вперед Оскара Риго, а все остальные последовали за ним вплоть до комнаты, находившейся у лестницы в конце коридора и служившей конторой.

– Знаете ли вы этого человека? – обратился к хозяину судебный следователь.

– И знаю, и не знаю: он мой жилец.

– Покажите мне вашу книгу.

Хозяин подал список жильцов. Начальник сыскной полиции открыл его и пробежал последнюю страницу.

– Вот, – сказал он, – Риго (Оскар), носильщик, переехал двенадцатого. Приехал из Африки. Документы: избирательная карточка.

– Ну что же, разве я вам солгал, когда сказал, что приехал из Африки? – воскликнул носильщик. – Я еще шестого декабря был там. Девятого приехал в Марсель и десятого уехал.

– Предварительно купив корсиканский нож на набережной Братства, – прервал его господин де Жеврэ.

– Я вовсе и не думаю отрицать это. Надо же иметь в кармане острое орудие, чтобы отрезать себе кусок хлеба!

– Молчать! – прервал его господин де Жеврэ и, обратившись к хозяину отеля, прибавил: – Покажите избирательную карточку.

Хозяин порылся в одном из ящиков стола и, вынув оттуда карточку, подал ее судебному следователю.

Последний внимательно осмотрел ее со всех сторон.

– Значит, он действительно был в Алжире! – проговорил начальник сыскной полиции на ухо судебному следователю.

– Но ведь это ровно ничего не доказывает, даже если бы это и было так, – возразил последний. – Ну-с, а теперь приступим к обыску.

– Мне нечего бояться, совершенно нечего! – воскликнул Оскар Риго.

– Возьмите ключ от комнаты вашего жильца и отведите нас туда, – приказал начальник полиции.

Хозяин поспешил повиноваться и, пройдя вперед, поднялся по расшатанным ступенькам и отворил дверь в комнату Оскара.

– Начинайте, – обратился судебный следователь к агентам.

Казневу и Флоньи достаточно было нескольких минут для того, чтобы перерыть до дна все ящики в комоде, перевернуть матрасы и тюфяки.

Носильщик смотрел на них, и по губам его блуждала улыбка человека, совершенно уверенного в себе.

Теперь он был спокоен и вполне владел собой.

– Ну что? – спросил господин де Жеврэ.

– Пока ничего.

– Черт возьми! Я был заранее в этом уверен. Обвинить легко, ну а доказать свое обвинение – потруднее, в особенности если обвиняют человека совершенно невиновного.

Пока носильщик договаривал эти слова, Флоньи наклонился и стал пристально смотреть под кровать.

– Это что такое? – проговорил он сквозь зубы и, засунув под кровать руку, вытащил чемодан.

Увы! Оскар совершенно позабыл о существовании злосчастного чемодана.

– Это? – повторил он с видимым смущением. – Это? Я вам сейчас скажу. Я нашел эту вещь на тротуаре, в десяти шагах отсюда, да, даю вам честное слово! Я хотел даже снести его в тот же вечер к полицейскому комиссару, но было уже очень поздно, а на другой день я и думать забыл об этом.

Судьи переглянулись с улыбкой.

– А, вот как! – проговорил начальник сыскной полиции. – Так, значит, дело идет о находке!

С этими словами он принялся осматривать чемодан, поворачивая его во все стороны.

Вдруг у него вырвалось невольное восклицание: на порыжевшей коже чемодана он увидел несколько темно-красных, почти черных пятен, похожих на брызги.

– Что случилось? – спросил судебный следователь.

– Видите?

– Пятна?

– Да, кровавые пятна. В этом отношении не может быть никаких сомнений. Чемодан принадлежал Жаку Бернье! Могу поклясться, что это так.

Оскар понял всю опасность своего положения и побледнел, как мертвец.

– Это чемодан «мумии»? Быть не может!

– Где ключ? – нетерпеливо прервал его начальник сыскной полиции.

– На камине… под подсвечником… – забормотал бедняга, растерявшись окончательно.

Ключ действительно оказался на указанном месте, и чемодан был немедленно отперт.

Первый предмет, бросившийся в глаза, был небольшой ручной саквояж, в котором покойный Жак Бернье держал свои деньги.

– Тут должны были находиться триста пятьдесят тысяч франков несчастного Жака Бернье, – заметил начальник полиции.

Затем он бросил саквояж на постель и начал один за другим вынимать все предметы, между которыми попались две рубашки и фланелевый жилет.

– Посмотрите метку, – сказал господин де Жеврэ.

– Ну, разумеется, «Ж» и «Б»! – воскликнул начальник полиции, взглянув на метки. – Теперь мы вполне уверены: у нас есть неоспоримое материальное доказательство. Этот негодяй, стоящий перед нами, и есть убийца.