Текст книги "Кровавое дело"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)

Пароли понизил голос:

– Она ужасно страдает: я провел ночь у ее изголовья и опасаюсь дурных последствий.

– Ах, бедняжка! Неужели она в самом деле в опасности?

– Да, я сделал все, от меня зависящее, но ее жизнь висит на волоске…

– Доктор, вы ее спасете!

– Дай Бог! Я так сильно люблю ее, что, если она умрет, у меня не хватит мужества жить…

– Повторяю вам, вы ее спасете, и знаете пословицу: «Нет худа без добра»; несчастье, случившееся с mademoiselle Бернье, развяжет вам руки… вы меня понимаете?

– Да, мой друг, понимаю, – прошептал итальянец, крепко пожимая руку де Жеврэ, – но страдания бедняжки разрывают мне сердце. Нашли ли вы наконец соучастника?

– Увы, еще нет, до сих пор истинный сообщник еще не найден.

– Анжель Бернье назовет его по имени не сегодня, так завтра, стоит только вооружиться терпением. Да, впрочем, и сам преступник, верно, промахнется: захочет снестись с нею, повидаться или написать… да, может быть, он уже это сделал…

– Это невозможно! – с живостью ответил де Жеврэ. – Со вчерашнего дня Анжель содержится в тюрьме Сен-Лазар, славящейся своими строгими правилами. Там запрещены свидания или переписка без дозволения высшего начальства.

– Знаете, если будут просить, надо дозволить, – возразил Пароли, – это поможет раскрыть тайну.

– Мне больше нет надобности вызывать mademoiselle Сесиль, можно похоронить Жака Бернье.

В эту минуту вошли с докладом, что мировой судья ожидает членов семейного совета. Заседание длилось не более получаса. Пароли, которого все превозносили до небес, был объявлен опекуном. Среди свидетелей этой сцены один только Жервазони не разделял всеобщего энтузиазма. Зная с давних пор в высшей степени эгоистическую натуру своего земляка, он спрашивал себя: какая тайная пружина заставляет его действовать как преданного человека?

Кроме того, он изумлялся внезапной чудесной перемене, произошедшей в образе жизни Анджело, и, несмотря на правдоподобные объяснения друга, недоумевал, каким образом пьяница, игрок вдруг стал видным лицом, официально признанной знаменитостью.

Закончив дела у мирового судьи, Пароли последовал за господином де Жеврэ, который вручил ему обещанную бумагу, после чего он поспешил в свою лечебницу и поднялся прямо к Сесиль, страдания которой все увеличивались.

С багрово-красными пятнами на щеках и темными кругами под глазами, дочь Жака Бернье тревожно металась по постели. Вид Анджело, казалось, придал ей немного бодрости.

– Как я рада, что вы вернулись, – произнесла она, протягивая руки, – когда вас нет, мне кажется, что я умираю!…

– Нет, дорогая, вы не умрете! Нас ожидает счастливое будущее; я больше вас не покину.

И доктор сел у изголовья Сесиль.

Между тем судебный следователь, пораженный словами Пароли, послал смотрителю тюрьмы Сен-Лазар письмо, прося его как можно тщательнее наблюдать за арестанткой, вследствие чего сторожа стали обращаться еще суровее с несчастной Анжель, и ни одна вещь не могла быть ей вручена без предварительного строгого осмотра.

Глава XL

В МАЗАСЕ

В то время как следователь был на собрании семейного совета, его секретарь принимал свидетелей, вызванных по телеграфу из Марселя. За отсутствием господина де Жеврэ он вынужден был отложить их допрос до следующего дня.

Узнав об этом, следователь решил покончить завтра с делом Риго, который был приятно изумлен, услышав, что его зовут в приемную, где он увидел свою сестру.

Благодаря данному разрешению никто не наблюдал за свиданием, и они могли беседовать не только продолжительное время, но и о чем хотели. Оскару казалось невозможным, чтобы после показаний больничного служителя Мишо и жителей Марселя господин де Жеврэ не выпустил его тотчас же на свободу.

– Тебя заподозрили вместо другого и выбросят на улицу без всякого удовлетворения? – воскликнула Софи.

– Что же делать, таков закон. Ну, что твой судья?

– И сама не знаю: я его не видела с того дня, как распушила за твой арест. Думаю, что он на меня дуется.

– Собирается он бросить тебя?

– Похоже на то. Это трус, разыгрывающий из себя человека нравственного, поборника приличий. Я угрожала ему скандалом, конечно, он мною недоволен. Ну да ладно, если он не придет, так плевать на него! У меня шикарная обстановка, хороший гардероб и кругленький капиталец. Одного потеряю, десятерых найду. Будь спокоен, милый Оскар, по выходе отсюда ты не останешься без пристанища. Я живу на улице Дофин, ты придешь ко мне, как только тебя освободят, и я для тебя найду маленькую комнатку поблизости.

Оскар Риго был в восторге.

– Вот чудесно-то! – воскликнул он.

– И если ты окажешься человеком работящим, способным честно зарабатывать кусок хлеба торговлей, я могу тебе одолжить на первое обзаведение…

– Так у тебя порядочные деньжонки, сестренка?

– В моем полном распоряжении хорошенький загородный дом, конюшня и большой сад; я могу его отдать внаем на лето за кругленькую сумму; есть у меня также несколько облигаций кредитного общества и парижские акции. Сам знаешь, с такой собственностью нельзя назваться богачом, но и не рискуешь умереть с голоду.

– Черт возьми, ты все это нажила в три года, тогда как я голодал в Африке! – воскликнул Риго с искренним восхищением. – Гром и молния! Чудесно быть красивой женщиной! Ах, если бы я был такой…

– Но ты не красавец, да еще под замком, – возразила Софи со смехом. – Скажи-ка по совести, если ты когда-нибудь разыщешь молодца, по милости которого попал в Мазас, я думаю, ты заставишь его расплатиться, да еще с процентами?…

– Не бойся! Мне бы только побыть с ним наедине пять минут!

Визит длился больше часа, и надзиратель пришел сказать Софи, что время расстаться.

Любовница господина де Жеврэ продолжала видеться с Рене Дарвилем, который стеснялся спросить ее об Оскаре, ожидая, что Софи заговорит первая. Увлечение красивой молодой женщины студентом казалось серьезнее обычных ее любовных прихотей и не только не угасало, но, напротив, разгоралось сильнее. Вечером Софи увиделась с Рене, предупредившим ее, что завтра он несвободен.

– Почему? – спросила она с живостью ревнивой женщины.

Провинциал объяснил, что его закадычный друг Леон Леройе, сын дижонского нотариуса, приедет в Париж и что он должен его встретить и устроить.

– Но по крайней мере ты свободен вечером?

– Не могу ответить ничего положительно: все зависит от Леона.

– Так я никуда не уйду! Приходи с ним и познакомь нас.

– Хорошо. Если уломаю Леона, истого пуританина, мы придем.

Глава XLI

МЕБЛИРОВАННАЯ ДАЧА

Следующий день был богат событиями. Луиджи утром, не предупредив Пароли о своем отъезде, вышел из лечебницы, прошел добрых три четверти Парижа и направился к вокзалу Венсеннской железной дороги. За ночь подморозило, было холодно, при лучах восходящего солнца иней блестел на ветвях деревьев. Оружейник, тепло одетый и обутый в толстые сапоги, в фуражке, надвинутой на уши, и в теплых перчатках, занял место в поезде, идущем до парка Сен-Мор. Луиджи знал вдоль и поперек этот уголок близ Парижа, веселый, зеленый, освещенный солнцем весной, но тоску наводящий зимой, потому что большая часть его обитателей с ноября покидают свои дачи и возвращаются в столицу. Выйдя из вагона в парке Сен-Мор, Луиджи пошел прямой дорогой через долину и мелкий лесок и достиг берегов Марны.

На пути ему встречались только калитки запертых садов, дома с заколоченными окнами, от подвалов до чердаков. Редко-редко попадалась населенная вилла.

Вода в Марне была грязная, желтая.

Нигде ни души, одни вороны тяжело перелетали с места на место. Только и слышно их карканье да однообразный плеск воды. Луиджи шел скорым шагом и осматривал дома.

Наконец он увидел объявление: «Отдается внаем или продается меблированный дом. Желающие осмотреть могут обратиться к господину Демишелю в Сен-Море».

Оружейник остановился. Дом среднего размера возвышался в глубине большого сада, направо от входа находились сарай и конюшня.

– А, вот это по моей части! – пробормотал он. – Дом меблирован, что очень удобно, конюшня для лошади, сарай для кареты, соседние дома пусты. Какому дьяволу придет в голову, что тут случится вечером?

Внимательно взглянув на пустынный берег, равнину и лесок, Луиджи вынул из кармана связку ключей. Быстро осмотрев привычным глазом замок у калитки, он выбрал один и всунул его в замочную скважину.

Почти сразу ключ повернулся, и калитка отворилась. Луиджи вошел, тщательно ее запер и очутился на площадке, недоступной для постороннего глаза благодаря окружавшей ее стене. Первым делом оружейник направился к конюшне, дверь которой оказалась запертой на одну задвижку. Он отворил ее и увидел, что там хватит места только для одной лошади.

В углу валялись связка соломы и немного сена, а в ящике – мерка овса.

– Точно нарочно заготовлено, – сказал Луиджи громко, – теперь посмотрю сарай.

Сарай был заперт на замок, но до того плохой, что при первой же попытке отомкнулся; он вошел внутрь и не мог удержаться от возгласа радостного изумления. Перед его глазами предстала прекрасная ярко-желтая карета, покрытая пылью; полная упряжь висела на стене.

– Экономия на экипаже и упряжи! – пробормотал Луиджи. – Можно сказать, что сам черт явился мне на помощь.

Он запер сарай и, пройдя садом по песчаной дорожке от решетки к крыльцу, приблизился к вилле. Перед ним находилась дверь, расписанная под дуб и запертая хорошим замком. Луиджи пришлось перепробовать три ключа, и только четвертый подошел; он отложил его в сторону, к тем, которыми отворил калитку и сарай, и вошел в дом.

Там царствовала полнейшая тьма, так как ставни были закрыты.

Он зажег спичку, при минутном свете рассмотрел, что находится в передней, и заметил на полочке подсвечник с полуобгоревшей свечой, которую поспешил зажечь. Затем осмотрелся. Из передней три двери вели в разные комнаты, меблированные очень комфортабельно.

Оружейник поставил подсвечник на полку, потушил свечу, вышел из передней, заперев дверь и удалился из жилища, так удачно осмотренного.

Через два часа он вернулся в Париж, направился в квартал Тампль, где в одной из лавочек готового платья приобрел полный кучерский костюм, в том числе шляпу с галунами и черной кокардой.

Он приказал завернуть свои покупки, положил узел в фиакр, уселся сам и приказал ехать на улицу Sante, где отдал узел, а сам отправился за другими покупками. Вечером он увиделся с Пароли.

– Ну что? – спросил Анджело.

– Послезавтра, устройте, чтобы быть свободным весь день.

Доктор хотел расспросить, но Луиджи перебил его:

– Объяснения завтра, я умираю от усталости и ужасно хочу спать. Прощайте!

И отправился к себе.

У постели Сесиль дежурила Бригитта, но после короткого разговора с Луиджи Пароли вернулся к ней.

Сесиль с трудом удерживалась от криков, кусала одеяло и старалась почерпнуть силы во взгляде Анджело.

Бригитта, бледная, с холодным потом на лбу, мысленно спрашивала себя, не умирает ли ее несчастная барышня. Доктор тоже начинал беспокоиться, как вдруг Сесиль лишилась чувств. Анджело разжал ей ложкой зубы и влил несколько капель заранее приготовленного питья. Через пять-шесть минут больная пришла в себя, измученная сильной лихорадкой. Итальянец наклонился и прошептал ей на ухо:

– Вы очень страдали, но скоро поправитесь, если сохраните спокойствие, как телесное, так и душевное. Усните!

На другой день Сесиль стало гораздо лучше, жар уменьшился, и силы, видимо, восстановились. Пароли, чудовищной дерзости которого нельзя было не удивляться, проводил в последнее жилище тело убитого. Негодяй осмелился сопровождать гроб своей жертвы от морга до кладбища Pere-Lachaise. Все окружавшие итальянца с искренним восхищением прославляли глубину его привязанности к дочери Жака Бернье.

Глава XLII

ОСКАР ОПРАВДАН

Господин де Жеврэ в своем кабинете готовился выслушать свидетелей, вызванных и прибывших еще накануне. Секретарь положил список на стол:

1) Госпожа Гоше, управительница гостиницы «Босежур» на набережной Братства.

2) Господин Лизеран, управитель отеля «Алжир» на Рыночной улице, и

3) господин Гарнье, продавец ножей.

К этому списку была присоединена депеша, присланная в то же утро из алжирского суда.

Депеша подтвердила все показания Оскара Риго, удостоверяя и самое главное из них: он действительно был жильцом Сатурнена Раду на улице Babl Oued, № 25, и в течение последних двух месяцев не получал ни одного письма. Депеша заканчивалась подтверждением, что имя его заключается в избирательных списках и что он уехал 6 декабря во Францию на пароходе «Атлас».

Господин де Жеврэ прочел эту депешу и велел позвать начальника сыскной полиции и двух агентов – Казнева и Флоньи. Когда они явились, следователь велел привести и Оскара Риго.

Последний инстинктивно чувствовал, что дело принимает весьма благоприятный оборот, и поэтому к нему снова вернулся его невозможный апломб. Не успел он войти в комнату, как уже затараторил самым балаганным образом:

– А что, господин следователь, позвольте полюбопытствовать, не сегодня ли наступит желанный конец всей этой канители? Уж довольно она тянется, ей-ей, начинает надоедать вся эта музыка!

– Я должен провести очную ставку со свидетелями, которых я по вашей просьбе вызвал из Марселя, – ответил тот просто.

– Что, они уже приехали?

– Да, и я сейчас выслушаю их показания.

– Вот и чудесно! В таком случае вам остается только подписать мой пропуск.

Следователь велел Оскару стать в амбразуру окна, лицом к улице, и затем дал приказание вводить свидетелей в том порядке, в каком они были занесены в список.

Первой вошла госпожа Гоше. По знаку следователя Казнев подал стул смущенной и взволнованной женщине, все еще чего-то опасавшейся, хотя, в сущности, она отлично знала, что бояться ей нечего.

– Вы, сударыня, занимаете должность управительницы в отеле «Beausejour» на набережной Братства в Марселе? – обратился к ней следователь.

– Да, сударь.

– В вашей гостинице посланные нами агенты напали на след мнимого коммивояжера, назвавшего себя Леоном Бессоном, которого мы считаем убийцей господина Жака Бернье?

– Действительно, сударь…

– Вы несколько раз видели Леона Бессона? Вы с ним разговаривали?

– Да, сударь, разговаривала, и даже много раз, но, как я уже говорила господам агентам, мне, по моей профессии, приходится за день видеть столько лиц, что запомнить их все положительно невозможно. Вот почему я и не посмела дать описание примет, боясь сделать это не совсем точно и ввести таким образом правосудие в заблуждение.

– Вполне понимаю, сударыня. Но скажите, узнали ли бы вы Леона Бессона?

– Еще бы, сударь! С первого взгляда!

– Вы в этом уверены?

– Как в том, что я вполне честная женщина!

– Ну, так взгляните на этого человека!…

И следователь указал на Оскара Риго, которого Казнев повернул и поставил лицом к лицу с управительницей.

Последняя посмотрела на него с минуту, потом снова перевела глаза на следователя.

– Я не знаю этого господина, – проговорила она, – я его никогда не видела.

– Значит, это не Леон Бессон?

– Помилуйте, да он даже и не похож на него! Он гораздо ниже и плотнее, чем тот, да и черты лица его совершенно иные. Единственное сходство их заключается в том, что они оба очень смуглы.

– Вы это утверждаете, вы можете подписаться под этим показанием?

– Отчего же нет, сударь, если это чистейшая правда?

– Хорошо! Я узнал от вас все, что мне нужно было знать. Вы совершенно свободны и можете сегодня же вечером вернуться в Марсель.

Наступила очередь господина Лизерана, управителя отеля «Алжир» на Рыночной улице.

Он заявил, что субъект, которого он теперь видит, действительно записался у него в книге под именем Оскара Риго, что он обедал всегда за табльдотом и выехал в день и час, указанный самим носильщиком.

Привезенные им с собой домовые книги подтверждали его показания.

Лизерана также отпустили с миром.

Оставалось только выслушать показания господина Гарнье, торговца ножами. Последний был немедленно введен в кабинет.

– Узнаете вы этого человека? – обратился к торговцу господин де Жеврэ.

– Да, сударь. На него я указал вашим агентам, и ему именно я продал девятого декабря корсиканский нож, который был мне представлен.

– Я никогда и не отрицал этого! – беззаботно ответил Оскар Риго. – С самого первого дня я повторяю это всем, кто только желает меня слушать.

– Ведь это тот самый нож? – продолжал следователь, обращаясь к торговцу и показывая ему нож, вынутый из раны Жака Бернье.

– Я думаю, что да, – ответил Гарнье, внимательно осмотрев его.

– И вы продали его именно этому человеку?

– Да, сударь. Впрочем, для подтверждения у меня есть с собой торговая книга, куда я вписываю все свои продажи.

Гарнье держал под мышкой продолговатую книгу.

Он открыл ее на странице, в заголовке которой значилось девятое декабря, и положил на письменный стол, указывая пальцем на то место, где был записан проданный корсиканский нож.

Следователь внимательно смотрел на запись.

– Позвольте, – сказал он, – вы продали два таких ножа в один и тот же день.

Оскар радостно вскрикнул.

– Да, господин следователь, я ведь говорил и господину агенту об этой двойной продаже, – прибавил торговец, указывая на Казнева.

– Совершенно верно, – подтвердил тот, – но я не придал этому обстоятельству особенного значения.

– И совершенно напрасно! – строго возразил господин де Жеврэ. – Это был громаднейший промах с вашей стороны; о нем положительно стоит пожалеть!

Светляк повесил нос с самым сконфуженным видом, причем его широкое лицо покраснело, как спелый помидор.

Господин де Жеврэ продолжал, обращаясь к марсельскому свидетелю.

– Второй проданный вами нож походил на этот?

– Как две капли воды, сударь. Все корсиканские ножи этой фабрики одного сорта.

– Кто его купил?

– Какой-то путешественник, бывший в моем магазине в одно время с господином Риго.

– У него лицо было закутано до самых ушей, а глаза горели, как римские свечи, не так ли? – спросил с живостью Оскар.

– Точно так, он отправлялся в дальнее путешествие.

– Почему вы это знаете?

– Он сам сказал мне.

– А! Так он сам говорил! – воскликнул с жаром брат Софи. – Ну, господин судья, вот вам и убийца, отдаю свою голову на отсечение. Из-за этого проходимца я арестован, посажен в тюрьму и допрошен в качестве убийцы, что вовсе не желательно для человека, имеющего самый безобидный характер!

Это он убил Жака Бернье! Он его ограбил после совершения преступления. Он потерял чемодан своей жертвы там, где я его нашел.

И из-за двух рубашек, фланелевого жилета и четырех пар носков я рисковал преждевременно закончить свою жизнь! Между нами, согласитесь, господин следователь, что это уж слишком строго!

Оскар Риго буквально задыхался. Слезы его немного облегчили, и через несколько минут он снова продолжал голосом, дрожавшим от волнения:

– Простите, не моя вина… Радость, гнев… я не знаю, что со мной. Я – убийца! Впереди – виселица! Уж покажу же я мазурику при встрече, что такое Оскар Риго по прозванию Риголо!

– Успокойтесь! – сказал господин де Жеврэ.

– Послушаюсь вас – успокоюсь, но начинаете ли вы верить в мою невиновность?

– Да.

Услышав это слово, Оскар вскочил, как ужаленный.

– Зная теперь, что я не причинил никому зла, вы отпустите меня на волю?

– Вас отведут в Мазас.

– В Мазас! Но меня там не оставят?

– Нет. Конвойные передадут смотрителю приказ за моею подписью о вашем освобождении. Это простая формальность: через час вы будете свободны.

– Да здравствует веселье! Как моя сестра обрадуется!… Господин следователь, вы прекрасный человек! А вы, продавец ножей, отлично сделали, приехав из Марселя, и если бы у меня были средства, я оплатил бы ваш проезд сюда и обратно. Но добрые судьи вместо меня рассчитаются с вами. Что же касается корсиканских ножей – их больше не надо. Разрежу хлеб зубами или куплю ножик с деревянной ручкой за четыре су.

– Ступайте, – приказал следователь.

Оскар поклонился, крепко пожал руку ножовщику и вышел из кабинета.

– Теперь вы видите, что продажа ножа, сходного с купленным Риго, имела важное значение, – сказал следователь начальнику сыскной полиции и агентам. – Вы пошли по ложному следу, который нас привел, к сожалению, к юридической ошибке. Я больше ни на йоту не сомневаюсь в невиновности Риго. Не он сообщник Анжель Бернье, а тот человек, которому господин Гарнье продал свой второй корсиканский нож.

– Это кажется правдоподобным, – произнес начальник полиции, – не можете ли, господин Гарнье, описать нам наружность этого господина?

– Трудно, сударь, вы слышали от Оскара Риго, что этот случайный покупатель был тщательно закутан. Я с трудом разглядел его лицо, а теперь начинаю думать, что он с намерением так оделся.

– Что это за человек? – спросил господин де Жеврэ.

– Очень образованный, по крайней мере таким казался с виду.

– Иностранец?

– Может быть, но прекрасно говорит по-французски, без малейшего акцента.

– Видели вы его руки? Нельзя ли судить по ним о его обычных занятиях?

– Не могу ответить – он был в перчатках, и, если память мне не изменяет, на меху.

– Заметили ли вы по крайней мере его блестящие глаза, о которых сейчас говорил Риго?

– Я не обратил на них внимания.

– Вот загадка-то! – вскричал господин де Жеврэ. – Ее распутать может одна Анжель Бернье. Сегодня или завтра проговорится же она! – И он прибавил, обращаясь к начальнику сыскной полиции: – Надо все начинать сызнова. Дайте вашим агентам новые инструкции.

В то же самое утро Рене Дарвиль получил депешу от Леона Леройе следующего содержания: «Приеду в Париж в десять часов тридцать две минуты. Приходи встретить на вокзал Лионской железной дороги». Рене пришел в ту минуту, как поезд подошел к станции. Молодые люди, обрадованные встречей, крепко обнялись. Рене заметил, что Леон сильно изменился: очень побледнел, похудел, темные круги окаймили глаза, выражавшие глубокую печаль.

После обмена дружескими приветствиями Леон спросил:

– Виделся с madame Бернье?

– Нет, я поджидал твоего приезда, чтобы сходить к ней вместе.

Дижонский студент провел рукой по лбу, как бы отгоняя печальную мысль, назойливо его тревожившую, и затем сказал:

– Снял квартиру?

– Да.

– Меблировал?

– Все готово.

– Так сделай одолжение, свези туда мой багаж.

– С удовольствием, но разве ты не поедешь со мной?

– Не сейчас.

– Почему?

– Я должен съездить сперва на улицу Риволи, к господину Мегрэ, старому другу отца, которого он уведомил о моем приезде и поручил мне передать кое-что. Уж, верно, придется у него позавтракать. Приходи за мной к трем часам, и вместе отправимся на нашу квартиру.

– Хорошо.

– А где мы живем?

– В Сен-Жерменском предместье, около улицы Дофин. Улица скверная, но квартирка миленькая и стоит недорого. Найми карету и поезжай поскорее, а так как нам не по дороге, я возьму другую; в три часа увидимся.

Нотариус Мегрэ по какому-то важному делу уехал из Парижа утром. Леона приняла его жена и любезно беседовала с ним до прихода Рене Дарвиля.

Леон представил madame Мегрэ своего друга, и она попросила обоих остаться обедать, обнадеживая, что муж приедет с шестичасовым поездом.

В то время как все это происходило на улице Риволи, в Мазасе выпускали на все четыре стороны Оскара Риго, и носильщик, вне себя от радости, в час пополудни явился на улицу Дофин.

Софи, в пеньюаре, поспешно заканчивала завтрак: она встала поздно, а ей надо было выйти из дома. Служанка Мариетта доложила, что какой-то человек хочет ее видеть.

– Кто это? – спросила Софи. – Господин или торговец?

– Незнакомый господин.

– Молодой или старый?

– Лет двадцати восьми или девяти. Одет неважно, но кажется очень веселым.

– Веселый! – воскликнула Софи. – Так это, должно быть, мой брат! Введи его, или постой-ка, лучше я сама выйду к нему…

Она вскочила, выбежала в переднюю, радостно бросилась на шею Оскару и расцеловала его в обе щеки, прошептав на ухо:

– Не говори ничего лишнего при служанке.

– Будь спокойна, – ответил он, обнимая сестру.

Она увлекла его в столовую.

– Завтракал ли ты?

– Нет, признаюсь, я голоден и готов съесть что попало…

– Так садись поскорее за стол, а я переоденусь, потому что должна уйти.

– Как, ты не останешься?

– Невозможно. Мне непременно надо съездить в Сен-Мор. Сегодня я получила письмо от господина Демишеля, который присматривает за моей дачей; он пишет, что нашелся охотник, желающий приобрести ее на хороших условиях. Мне не хочется упустить случай.

– Не могу ли я тебя сопровождать?

– Конечно! Мы дорогой славно поболтаем!

И она исчезла, тогда как Оскар, положительно ослепленный окружавшей его обстановкой, о которой он до сей поры не имел и понятия, усаживался за стол.

– Черт возьми! – бормотал Риго, разглядывая буфеты из резного дуба и стулья, украшенные позолотой. – Вот это шик! Моя сестрица великолепно устроилась!

Мариетта поставила перед ним блюдо с телячьей печенкой, соус из раковых шеек й бутылку бордо. Он ел, восхищаясь изысканным вкусом тонких блюд, только бордо показалось ему слабоватым. Через десять минут впорхнула Софи, в шляпке и перчатках.

– Мы должны поспеть к поезду, идущему в половине третьего. Мариетта, наймите поскорее карету, – приказала она.

Служанка поспешила повиноваться, оставив вдвоем брата и сестру.

– Свободен, как видишь, – вскричал Оскар, как только дверь закрылась, – объявлен невиновным!

– Молчи, – перебила Софи, прикладывая палец к губам, – не говори здесь об этом.

– Но ведь мы одни!

– И у стен есть уши! Поговорим в фиакре. Пей поскорее кофе.

Она сама налила ему чашку кофе.

Мариетта вернулась.

– Карета ждет вас, барыня, – произнесла она.

– В дорогу, поскорее! – воскликнула Софи. – Дни короткие, а со станции придется идти пешком.

Через минуту брат и сестра сели в фиакр и покатили на вокзал.

– Теперь нет опасности, поговорим! – сказала Софи.

Оскар рассказал о своем последнем визите к судебному следователю и как была доказана его невиновность.

– Я нисколько не сомневалась в тебе и была уверена, что ты выйдешь бел как снег, – ответила Софи. – Но кто убийца?…

– Тот человек, который покупал в Марселе такой же нож.

– Я хочу дать тебе несколько советов.

– Говори, сестренка!

– Ты ловок, умен, деятелен, но любишь водить компанию с отребьем; если хочешь, чтобы мы были друзьями, надо бросить этих людишек. Я предоставляю в твое распоряжение хорошенькую квартирку, и ты станешь совсем серьезным человеком.

– Решено, тебе нечего будет за меня краснеть… Я понимаю, что, имея такое хорошее знакомство, надо держать себя прилично, чтобы не повредить тебе.

– Что ты уже и сделал против воли.

– Как так?

– Твой арест и моя защита послужили причиной разрыва между мной и судьей.

– Полно!… Он к тебе вернется, раз я невиновен и это доказано.

– Не думаю! Уж он бы вернулся, если б хотел.

Софи вложила в руку Оскара десятифранковую монету и сказала:

– Возьми поскорее два обратных билета первого класса, а я пока расплачусь с кучером!

Оскар побежал в кассу, и через пять минут брат и сестра сидели в вагоне; в Сен-Море они вышли.

– Куда ты идешь? – спросил Оскар.

– К Демишелю.

– А это далеко?

– В двух шагах отсюда. Я возьму у него ключи от дачи и скажу, чтобы он шел с нами, – дорогой потолкуем про наше дело. Я хочу показать тебе мою виллу.

Демишеля не было дома.

Взяв связку ключей, Софи направилась к Кретельскому мосту, чтобы оттуда пройти прямой дорогой. Погода стояла холодная, но сухая, и через полчаса они дошли до цели своего путешествия. Софи открыла калитку в сад.

– Когда я получила в подарок этот дом, я воображала, что полюблю сельскую жизнь, и провела здесь половину прошлого лета, но затем поклялась, что уж больше не попадусь на удочку, так как чуть не умерла со скуки.

Продолжая болтать, Софи открыла дверь сарая, и Оскар вошел.

– А, вот чудесная штука! – воскликнул он, любуясь экипажем. – На дверцах что-то нарисовано, что это означает?

– Это две начальные буквы моего имени и фамилии: «С» и «Р», перевитые цветочным венком, чтобы заменить корону маркизов или графов.

Софи заперла дверь сарая и направилась вместе с Оскаром к дому.

В конце декабря темнеет в четыре часа, но можно еще было рассмотреть обстановку и расположение комнат. Оскар, не видавший на своем веку ничего лучшего, пришел в восторг.

– Да Тюльери не лучше меблирован! Неужели ты и мебель продаешь?

– Да.

– А за сколько ты хочешь продать все?

– За пятьдесят тысяч франков.

Ночь вступала в свои права. Софи заперла двери и пошла с братом обратно.

– Будь я на твоем месте, я не был бы спокоен, – сказал Оскар.

– Почему?

– Я бы боялся, что в одну прекрасную ночь украдут мебель.

– Ба! О дачных мошенниках здесь и слуху нет: мне бояться нечего.

– А я все-таки нанял бы сторожа.

– Ему надо платить, а к чему попусту бросать деньги?

Брат и сестра зашли на обратном пути к господину Демишелю.

– Очень сожалею, сударыня, что не застали меня, прошу извинить, – сказал он. – Вы получили от меня записку?

– Сегодня утром. Вы пишете, что нашелся покупатель?

– Да, и серьезный. Но он требует уступки.

– Сколько?

– Десять тысяч франков. Он дает сорок тысяч. Согласны?

– Ни за что!

– Он отдаст наличными.

– Все равно, я не уступлю ни гроша. Я хочу пятьдесят тысяч или не продам.

– В таком случае подождем других охотников.

– Уж лучше так! Вот ключи.

– Вы ходили туда?

– Да.

– Все ли в порядке?

– Все как следует.

Приближался час отхода парижского поезда; Софи и Оскар простились с хозяином и направились к станции. В четверть седьмого они прибыли в Париж. Мариетта приготовила для Оскара обед, о котором он мечтал. Носильщик уписывал за обе щеки. Софи и Мариетта восхищались его прекрасным аппетитом!

– Сегодня ты переночуй в первом попавшемся отеле, – сказала Софи после обеда, – а завтра займись поисками комнаты.

Глава XLIII

ДРУЖЕСКАЯ БЕСЕДА

Рене Дарвиль и Леон Леройе пообедали на улице Риволи у жены нотариуса Мегрэ, но самого хозяина не дождались. В половине десятого они расстались с гостеприимной хозяйкой и отправились на свою квартиру. Леон осмотрел свою комнату и, найдя все прекрасным и удобным, поблагодарил Рене за хлопоты, затем сел на стул с унылым видом.

– Устал? – спросил его друг.

– Телом я не утомлен, но душа болит… я страдаю.

– В самом деле, меня поразила твоя бледность. Что с тобой?

– Если ты мне задаешь такой вопрос, значит, ничего не знаешь… – прошептал Леон.

– Я ровно ничего не знаю. Что случилось?

– Со времени твоего приезда в Париж думал ли ты об убийстве Жака Бернье?

– Я случайно слышал о нем при таких обстоятельствах, о которых сообщу тебе впоследствии.

– Так ты знаешь, кого обвиняют в преступлении?

– Да… некоего Оскара Риго…

– Оскара Риго? – повторил Леон с сильным изумлением. – Может быть, как соучастника. Но знаешь ли ты, кого обвиняют в подготовке и руководстве?

– Нет.

– Анжель Бернье!

– Но это невозможно!