Текст книги "Кровавое дело"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 40 страниц)

К великому удивлению господина де Жеврэ, Оскар вовсе не казался пораженным или взволнованным его словами. Вместо того чтобы побледнеть, задрожать, упасть духом, как человек, не способный дальше скрывать свою вину, он нисколько не смутился и возразил:

– Прошу извинить, господин судья, я не хотел бы вас оскорбить, но на меня взваливают уж слишком много.

– Не только Жак Бернье убит вами, – перебил господин де Жеврэ, – но вы покушались еще на дочь вашей сообщницы.

Носильщик разразился громким смехом.

– Эта шутка положительно становится глупой! Я предвижу минуту, когда меня обвинят в убийстве всех людей, умерших в течение двух недель. Ведь это комедия!

– Думайте о ваших словах! Не забывайте об уважении к правосудию! – сказал строго де Жеврэ.

– О, я преисполнен уважения и докажу вам его, не дозволив идти по ложному следу, иначе над вами вдоволь посмеются. Вы, как честный человек, стремящийся только к одной цели – к открытию истины, – не можете отказаться выслушать мои оправдания и должны помочь мне доказать мою невиновность.

– Я готов помочь, но укажите, каким образом.

– Право? – радостно воскликнул Риго. – В добрый час, господин следователь, вот сейчас увидите… Согласно рапортам ваших агентов, следует прийти к тому заключению, что я должен был получить в Африке письмо, приглашающее меня приехать в Европу для совершения убийства. Это первый пункт обвинения.

По-вашему, я получил письмо четвертого декабря. А я двадцать пятого ноября уже предупредил квартирного хозяина Сатурнена Раду, проживающего на улице Babl Oued, № 25, что уеду шестого числа. Вы можете удостовериться, спросив Сатурнена Раду, что я не получал ниоткуда писем до моего отъезда, да и во все мое пребывание получил только одно – два года назад. Второй пункт разъяснен, принимаюсь за третий.

По вашему мнению, в Марселе я останавливался в отеле «Босежур», на набережной Братства. Вы глубоко ошибаетесь. Этот отель хорош для людей с туго набитым кошельком. Я приютился в отеле «Алжир», на Рыночной улице, и обедал там каждый день. Вызовите содержателей этих двух отелей, и вы увидите, что первый меня отлично узнает, а второй скажет, что отродясь не встречал.

В-четвертых, я ехал на поезде прямо из Марселя в Париж и поэтому не мог следить за господином Бернье в Дижоне. Это не все: я вспомнил еще об одной вещи, очень важной. В вагоне второго класса, куда я сел в Марселе, был один солдат, и мы с ним проболтали все время. Я угощал его хлебом и апельсинами, которые купил дорогой. Он может показать, что я выходил из вагона один раз, да и то вместе с ним, в Лионе, где мы выпили по стаканчику вина, за что он и заплатил…

– Солдат – это очень неопределенно, – перебил его господин де Жеврэ, – вы, конечно, не знаете ни его имени, ни какого он полка?

– Прошу извинения, – воскликнул Риго с видом торжества, – его зовут Оноре Мишель, он служил при лазарете военного госпиталя в Алжире, получил оттуда увольнение и ехал в Val-de-Grace.

Носильщик прибавил, вынимая из кармана бумагу и подавая следователю:

– Я все это записал, потрудитесь прочитать и подумать. Будьте добры исполнить мою просьбу, и вы увидите собственными глазами, что я невиновен, как новорожденный младенец. Я знаю, что вы мне возразите: «Нож! Как вы объясните, куда девался ваш нож?» Боже мой, я и не пытаюсь объяснить, а говорю одну истину: я его потерял. Это для меня составляет большое несчастье, но кто в своей жизни не терял одного или двух ножей?

Что касается чемодана и вещей покойного, то я их нашел, как раньше вам докладывал, клянусь своей душой. Я весельчак, лентяй, все что хотите, но не убийца! Нет, господин следователь, никогда в моей жизни!…

Господин де Жеврэ взял бумагу и взглянул на нее.

– Мой долг вызвать свидетелей, на которых вы указываете, – но вы сами себе произнесете обвинительный приговор, если они покажут не в вашу пользу.

– Ах, я этого нисколько не боюсь!

– Что это за сестра, о которой вы говорили после ареста и которую разыскивали по разным притонам?

– Моя родная сестра – от одних отца и матери со мной, она позолотчица, красавица… Софи Риго…

Господин де Жеврэ вздрогнул, а Оскар продолжал:

– Судя по тому, что мне рассказывал Сухарь, она уехала из Бельвиля два года назад и живет теперь счастливо по эту сторону реки в шикарной квартире с очень богатым господином. В последний день, как я был на свободе, я исходил весь квартал вдоль и поперек, отыскивая ее вместе с Сухарем.

– Вы говорите, что ваша сестра была позолотчицей? – спросил господин де Жеврэ.

– Да, прежде; но теперь ее покровитель, я думаю, не позволяет ей работать. Она считалась превосходной работницей, в три дня зарабатывала за целую неделю, но с ней это случалось нечасто. Лентяйка, как и ее брат, страстного темперамента, впрочем, уважаемая всеми.

Лоб господина де Жеврэ все больше морщился.

– Довольно о вашей сестре…

Не успел он закончить фразу, как потихоньку постучали в дверь. Один из служащих вошел в кабинет.

– Что случилось? – спросил господин де Жеврэ.

– Молодая дама желает получить от вас сведения об одном из подсудимых, имя которого дает ей повод думать, что он в родстве с нею.

Следователь побледнел и встревожился.

– Эта дама сказала свою фамилию?

– Я ее спрашивал, но она отказалась назвать себя и на мои слова прибавила: «Господин де Жеврэ меня хорошо знает; достаточно ему сказать, что я живу на улице Дофин».

Следователь еще сильнее побледнел и ответил:

– Я не могу ее принять.

– Эта дама так настаивала, что, думаю, она не уйдет, пока вы ее не примете!

– Молодая дама, желающая узнать об обвиняемом, которого она считает своим родственником… – вмешался Оскар Риго. – Мне пришла в голову безумная мысль: не моя ли это сестра? Прошу вас, примите ее!

Господин де Жеврэ прекрасно знал, что его любовница способна пренебречь всякими приличиями и устроить настоящий скандал, если он откажется исполнить ее желание! Но, с другой стороны, он не мог допустить в подобную минуту и при свидетелях такой компрометирующий визит! Между тем начальник сыскной полиции подошел к нему и шепнул на ухо:

– Я не имею претензии давать вам советы, но мне кажется, вы хорошо поступите, приняв эту особу. Она может сообщить что-нибудь полезное для следствия. Удалите на минуту арестанта, и я тоже выйду.

– Пусть будет по-вашему.

Господин де Жеврэ приказал полицейскому отвести Оскара в комнату радом с кабинетом. Как только затворилась дверь, он послал письмоводителя к прокурору с каким-то поручением и затем сказал служителю:

– Введите эту даму.

Глава XXXIII

БРАТ И СЕСТРА

Софи ждала в коридоре. Плотная черная кружевная вуаль скрывала ее лицо, как под маской, так что начальнику полиции и письмоводителю, проходившим мимо нее, не удалось рассмотреть ни одной черты ее лица. Служитель подошел к молодой женщине и произнес:

– Господин следователь может вас принять.

– Когда?

– Сейчас, пожалуйста.

И растворил перед нею дверь в кабинет, куда посетительница влетела, шумя шелковым платьем. Софи остановилась перед бюро, за которым сидел господин де Жеврэ, и, поднимая вуаль, воскликнула:

– Черт возьми, мой милый, как вы заставляете ждать бедный люд!

Следователь жестом приказал ей замолчать и сказал суровым тоном:

– Ваша выходка очень неприлична, милое дитя! В первый раз вы являетесь сюда – и, надеюсь, в последний…

– Не ручаюсь за это! – возразила Софи. – Это зависит от вас…

– Как так?

– Если вы почаще будете удостаивать меня своими посещениями, так мне не придется искать вас в суде. Успокойтесь, мой дорогой, я вас не задержу: как только получу нужную справку, сейчас же упорхну…

– Разве вы не могли подождать?

– Ни в коем случае! Мое дело очень спешное.

– Что вы за историю придумали, чтобы добиться свидания со мной?

Софи пожала плечами, взяла стул, ухарски уселась и возразила:

– Судья моего сердца, к чему такой величественный вид? Мы одни, без свидетелей, бесполезно разыгрывать роль следователя перед своей Сонечкой, говорить суровым голосом, на «вы», тогда как ты сам хорошо знаешь, что мы на «ты». Но это еще не все. Отвечай-ка мне поживее: слыхал ты об одном уголовном деле, в котором замешан некий Оскар Риго?

– Да… дело об убийстве на Лионской железной дороге, мне поручено произвести дознание.

– Правда ли, что Оскар арестован?

– Да.

– Как убийца? – Да.

– Не можешь ли ты мне сказать, Риго – парижанин?

– Уроженец Бельвиля.

– Родился в котором году?

– В 1857-м.

Софи побледнела.

– В Бельвиле, в 1857 году, – шептала она, – так я не ошиблась! Этот несчастный, обвиняемый в убийстве, – мой брат!

– Ваш брат! – вскричал господин де Жеврэ.

– Да, мой брат, уехавший в Африку три года назад; я не получала от него известий уже два года. Его обвиняют…

– Все улики против него…

– И все это враки. Я знаю насквозь моего брата. Это весельчак, любящий пиры и праздники, но не способный причинить вред кому бы то ни было. Он – убийца! Полно! Почему же не сказать тогда, что и я кого-нибудь зарезала? Я отвечаю за брата, как за себя. Ты сейчас же подпишешь бумагу о его освобождении. Ну, бери живо бумагу, перо! Бедный брат, как он будет рад и как мы горячо обнимемся!

– Вы шутите, моя милая!

– Вовсе нет, не имею ни малейшей охоты. Мне кажется, ты должен мне верить и не сомневаться, если я беру его на поруки. Будучи на свободе, он не выедет из Парижа и постоянно будет к твоим услугам. Решено?

– Это невозможно!

– Невозможно! А почему? Скольких богатых людей освобождают без всякого поручительства, зачем же такая несправедливость к бедным? К тому же ты богат, ты внесешь залог за него, если это требуется…

– Довольно, милое дитя, даже слишком много! – произнес сухим тоном господин де Жеврэ. – Все это очень странно! Ничто не в состоянии оправдать ваш неприличный поступок, даже наши близкие отношения, о которых здесь вовсе не след вспоминать, так как перед вами не человек, а следователь!

– Ох, какие громкие слова! – воскликнула Софи. – Я не принимаю сказанного за чистую монету. Освобождение брата – или я!…

Бешенство овладело господином де Жеврэ.

– Удержитесь от дерзостей, – сказал он шипящим голосом, – иначе я прикажу вас выгнать…

– Выгнать меня? Шутишь, милейший! Ты слишком дорожишь своей репутацией, чтобы так рисковать… Полагаешь, не посмеются в Париже, узнав, что господин де Жеврэ – любовник красавицы Софи, сестры Оскара Риго, которого он старается привести на гильотину? Ну, ладно, это станет всем известно, уж я позабочусь! Первым делом я отправлюсь благовестить по всем портерным Латинского квартала.

– Тише, несчастная!

– Хорошо, я заговорю потише, даже совсем замолчу, но с условием, что ты исполнишь мое желание. Я хочу видеть брата и скажу ему: «Будь откровенен со мной, твоей сестрой. Тебя обвиняют в совершении убийства! Что это означает?» Я знаю брата. Если он виновен, он мне ответит «да», и тогда я отступлюсь от него. Если же, наоборот, он скажет «нет», я поверю его слову, и ты его выпустишь на поруки. Предупреждаю, что не выйду отсюда, не получив категорического ответа! Не надейся дешево отделаться от меня и поторопись исполнить мою волю, иначе я здесь переверну все вверх дном!

Господин де Жеврэ выразил бессильный гнев. Софи ему угрожала, а она женщина такого сорта, что не убоится никакого скандала.

– Вы злоупотребляете властью надо мной! Ваш брат там. – И он указал на дверь в соседнюю комнату.

– Там! – воскликнула Софи. – Он там! Бедный Оскар!

И она бросилась к двери.

– Подождите! – с живостью сказал следователь. – Я согласен допустить свидание между вами, но в моем присутствии, здесь; требую полного спокойствия и запрещаю шуметь, иначе сейчас же велю расстаться. Вспомните, что здесь я – представитель правосудия.

– Будь спокоен, судья моего сердца! – ответила Софи. – Я буду благоразумна, спокойна и прилична.

Господин де Жеврэ встал и, отворив дверь в соседнюю комнату, произнес:

– Риго, идите сюда!

А так как полицейский вознамерился его сопровождать, прибавил:

– Останьтесь на своем месте.

Оскар поспешил переступить порог кабинета и с изумлением вскрикнул при виде сестры, которую осыпал поцелуями. Оправившись от волнения, Софи отступила на шаг, взяла Оскара за руку, подвела к окну и, глядя ему пристально прямо в глаза, сказала:

– Я тебя спрошу, ты мне отвечай…

Риго перебил сестру, положив руку на ее плечо:

– Постой, моя бедняжка, уж не поверила ли ты клевете? Не думаешь ли ты, что Оскар Риго – убийца?

– Нет, я этому не верю, но ты должен поклясться, что тебя обвиняют несправедливо.

– Клянусь!

– Чем?

– Прахом наших родителей, бывших честными людьми.

– Я знала, что это невозможно! – закричала Софи. – Вы слышите, господин следователь, он не сделал ничего дурного, он невиновен, как новорожденный младенец, и вы должны его освободить сейчас же!

Господин де Жеврэ в замешательстве придумывал, как бы ему половчее отказать Софи. Представьте себе его удивление, когда Оскар пришел ему на помощь.

– Освободить меня сию минуту – ну уж нет!

– Как так, нет? – произнесла ошеломленная Софи. – Но почему?

– У меня американское зрение, сестренка: хотя это и незаметно, я догадываюсь, что мой следователь и ты знакомы не с сегодняшнего дня… Это твое дело, ты независима… Ты хочешь, чтобы господин следователь из дружбы к тебе взял меня под свою защиту и выпустил на все четыре стороны? Этого не будет, Софи! Я положительно отказываюсь от освобождения из милости. Я не умру, прожив несколько дней в тюрьме на казенных хлебах, и соглашусь выйти на свободу только тогда, когда совершенно убедятся в моей невиновности. Я нуждаюсь не в протекции, а в справедливости!

– Так ты решаешь остаться в тюрьме?

– Я хочу выйти из нее с высоко поднятой головой.

Господин де Жеврэ вмешался:

– Ваш брат сто раз прав, и высказанное им решение служит ему на пользу. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы как можно скорее освободить его, и немедленно вызову свидетелей, на которых он указал.

– Могу я по крайней мере видеться с бедным Оскаром? – спросила жалобным тоном Софи.

– Да.

– Каждый день?

– Да, я сейчас же напишу пропуск, и вы сможете, когда вам вздумается, провести с ним часок в приемной.

Буря миновала, и господин де Жеврэ поспешил подписать обещанный пропуск и вручить его Софи, которая спросила Оскара:

– Есть у тебя деньги?

– Ни гроша, при обыске конфисковали…

– Хочешь, я дам?

– Еще бы: они мне очень пригодятся!

Софи вручила ему двадцать франков.

Брат и сестра обнялись, потом следователь велел Оскару вернуться в ту комнату, где его ждал полицейский.

– Ваш брат благоразумнее вас! – сказал он.

– Вы видите, что он невиновен.

– Я хотел бы этому верить и начинаю надеяться…

– В добрый час! Придете сегодня вечером?

– Не рассчитывайте на меня: я завален делами…

Глава XXXIV

НА ОЧНОЙ СТАВКЕ

Письмоводитель, исполнив данное ему поручение, вернулся в кабинет следователя, вслед за ним вошел и начальник сыскной полиции.

– Анжель Бернье там, – сказал он.

– Пусть войдет.

Незаконная дочь бывшего торговца переступила порог кабинета. За несколько часов она состарилась на несколько лет: щеки ввалились и покрылись мертвенной бледностью; черные круги окаймили глаза, покрасневшие от бессонницы и жгучих слез.

– Что вы сделали с моей дочерью? – спросила она дрожащим голосом. – Без сомнения, вы собираетесь меня допрашивать. Хорошо же, я вам не отвечу ни слова до тех пор, пока вы мне не скажете, что вы сделали с моей малюткой…

– Ваша дочь поручена вашей служанке.

– Катерине?

– Да, лавка должна быть заперта во время вашего отсутствия…

– И моя дочь осталась без пристанища! В вас нет ни капли жалости!

– Ваша дочь не одна, а, давая приказ запереть лавку, я только следовал закону.

– В таком случае закон гнусен! Я просила о свидании с господином Фернандом де Родилем… Почему он не пришел?

– Господин де Родиль не занимается больше вами, мне одному предоставлено право освободить вас, если вы докажете свою невиновность, или переслать в окружной суд…

– Перешлите поскорее, может быть, присяжные не будут так слепы, как вы.

– Вы все еще отрицаете участие в убийстве?

– Отрицаю со всем пылом негодования…

– Вы ненавидели отца?

– Да разве могла я его любить, скажите, пожалуйста?

– В разговоре о нем с Сесиль Бернье вы угрожали ему…

– Я, незаконнорожденная дочь, высказала его законной дочери Сесиль Бернье то, что думала об отце и о ней самой.

– Что вы думали о ней! – повторил господин де Жеврэ. – Разве вы могли в чем-нибудь упрекнуть молодую девушку, которую, по вашим словам, вы совсем не знали до этого?

– Это касается только меня.

– Так вы отказываетесь отвечать на мой вопрос?

– Да. Впрочем, к чему мой ответ?На моей квартире нашли записную книжку Сесиль Бернье… Защищаться? Да разве мне поверят? Даже и не выслушают. Ах, мне кажется, что я схожу с ума!… Уж лучше бы умереть!

И Анжель, закрыв лицо руками, разрыдалась. При виде такого отчаяния следователь почувствовал минутное волнение. Что, если эта женщина говорит правду? Но вскоре недоверие одержало верх над сожалением.

– Я никогда не сомневался в вашем громадном сценическом даровании, – произнес он иронически, – но, право, оно совсем не к месту: вам не удастся убедить меня…

– Вас убедить? – повторила Анжель. – Я знаю, что это невозможно, и вовсе не пытаюсь!

– Я сейчас приведу вашего соучастника на очную ставку с вами.

– Ах, наконец-то! – вскричала Анжель. – Поторопитесь!

Оскара Риго ввели в кабинет. Следователь внимательно наблюдал за выражением лиц носильщика и хозяйки лавки, но ожидания его ничуть не оправдались. Анжель с любопытством глядела на брата Софи, но нисколько не смутилась; Оскар был тоже спокоен. Следователь, указав рукой на Анжель, спросил:

– Знаете вы эту даму?

– Нет, господин следователь.

– А вы, Анжель Бернье, станете настаивать, что не знаете этого человека?

– Настаиваю, потому что это правда: я вижу его в первый раз в жизни.

Господин де Жеврэ молчал несколько секунд, нахмурив брови и размышляя. Анжель первая прервала молчание.

– Итак, – сказала она глухим голосом, который мало-помалу становился все звучнее и, наконец, стал металлическим, – вот убийца! Этому-то человеку, по вашему мнению, я заплатила за убийство отца! – И она прибавила с сильным гневом, идя прямо к Оскару, который попятился от нее: – Этот человек пытался убить мою дочь!…

Начальник полиции поспешно встал между ними, а Анжель продолжала:

– И вы уверяете, что он обвиняет меня в соучастии, – говорит, что получал от меня нужные сведения и приказания…

– Да нет же, нет! – крикнул Риго. – Я ничего не говорил, я вас не обвиняю и даже совсем не знаю!

– Зато я тебя теперь узнала, – с бешенством возразила Анжель, – и если ты покушался на убийство моего ребенка, я требую правосудия, жажду твоей крови. Каторга – слишком недостаточное для тебя возмездие, мне нужна твоя голова…

Затем, обернувшись к следователю, она продолжала:

– Вы видите, этот человек меня вовсе не знает, он сейчас сам заявил об этом, а вы осмеливаетесь все еще меня обвинять, и я еще не на свободе!

– Ни убийца, ни соучастник, ни преступник – лентяй, добрый малый, – с живостью вмешался Оскар. – Повторяю вам два раза, десять, сто раз, что я не знаю ни вас, ни вашу дочь! Девочка видела, конечно, негодяя, укокошившего старика в вагоне. Так приведите ее, пусть она посмотрит на меня, и, если признает за убийцу, сейчас же меня повесьте!

Господин де Жеврэ и начальник сыскной полиции обменялись несколькими словами вполголоса, и второй вышел из кабинета.

– Выведите подсудимых, – приказал следователь, – они мне скоро опять понадобятся.

– Так вы не убедились в моей невиновности, – произнесла с горечью Анжель. – Говорят, правосудие зорко, а вы представитель его; я же утверждаю, что оно слепо. Чего вам надо еще? У этого человека нашли чемодан, украденный у покойного Жака Бернье, следовательно, он – убийца. Так как он сам сознался, что не знает меня, кто же осмелится меня обвинять?

– Довольно! – перебил следователь.

Полицейские увели Оскара и Анжель.

Господин де Жеврэ написал в Марсель две депеши и отправился завтракать.

Глава XXXV

ЭММА-РОЗА

На другой день после того, как Луиджи давал отчет Пароли обо всем, произошедшем на улице Дам, он вернулся на свой пост. Размышляя, Луиджи вдруг увидел своего земляка, направившегося в его сторону, и радостно воскликнул, протягивая руку:

– Я рад, что ты пришел и выведешь меня из затруднения.

– Хотите, чтобы я принялся жарить каштаны?

– Нет, но может случиться, что сегодня или завтра я принужден буду отлучиться.

– Я останусь.

Утро прошло без малейших приключений. В одиннадцать часов земляки позавтракали в кабачке, но Луиджи не терял из виду двери дома № 108. Он видел, как Катерина два раза выходила и входила; значит, дочь содержательницы лавки жила еще там – сомневаться в этом невозможно. Выражение лица старой служанки было печально и мрачно, так как душа ее была полна самыми тяжелыми предчувствиями. На ее вопрос о причине ареста Анжель Эмма-Роза рассказала все, что знала сама. Катерина ни минуты не сомневалась в невиновности своей хозяйки.

Но если освобождение затянется, что станется с девушкой, на здоровье которой так печально подействовали потрясения? Катерина со страхом задавала себе этот вопрос. Эмма-Роза страдала вдвойне: и душой и телом. До ареста Анжель скрывала от дочери тайну ее рождения, теперь Эмма знала ее. Бедняжка догадывалась, что и ее появление на свет покрыто позором. Ей поминутно вспоминался Леон Леройе. Она хорошо сознавала, что блестящие надежды на будущее разбиты в прах. Впереди нее, вокруг – все погибло. А ей только шестнадцать лет! Призывая на помощь все мужество, Эмма-Роза не могла удержаться от рыданий, но чем больше текли ее слезы, тем сильнее сгущался туман, заволакивавший глаза. На просьбу Катерины явился врач, и чего он не решался открыть матери, то он сказал старой служанке. Зрение Эммы-Розы внушало ему серьезные опасения: по его мнению, вскоре несчастная могла совершенно ослепнуть! При одной мысли о таком несчастье, бедная служанка чувствовала, что сердце ее готово разорваться.

Что ей делать? Больше ничего, как поместить Эмму в лечебницу на то время, как мать содержалась в тюрьме! Катерина горько плакала. Если девушка совсем ослепнет – что с ней будет? Не лучше ли ей умереть?

В дверь постучали. Катерина поспешила отворить. Агент полиции Казнев показался на пороге чистой, но крошечной каморки. Эмма-Роза и Катерина узнали его, и девочка воскликнула, протягивая к нему руки:

– Сударь, принесли вы мне известие о маме?

Казнев не был злым от природы, в глубине его души ютились человеческие чувства. Он растрогался при виде страшной перемены, произошедшей в девушке.

– Я приехал за вами, mademoiselle, чтобы отвезти к следователю, – ответил он мягким голосом.

– А мамочка?

– С нею не случилось ничего дурного со вчерашнего дня… Она здорова.

– Когда я ее увижу?

– Вероятно, сейчас.

– Так не будем терять ни одной минуты… Поспешим…

Катерина вступилась, кротко сказав:

– Но, сударь, mademoiselle Эмма совсем больна… умоляю вас.

– Нет, голубушка Катерина, я в состоянии ехать, когда дело идет о моей матери. Я готова, сударь, пойдемте.

– Не могу ли я поехать с барышней? – спросила служанка.

– К чему? Вас не допустят в кабинет следователя.

– Но кто ее привезет назад?

– Я сам, обещаю вам.

Старая Катерина закутала девушку в теплую шубу и накрыла шляпкой чудные, густые волосы.

Эмма была так слаба, несмотря на мгновенное сильное нервное возбуждение, что и Катерина, и Казнев должны были поддерживать ее с обеих сторон, пока она спускалась по лестнице.

На улице их ожидал Флоньи, удобно расположившийся на подушках четырехместной кареты.

А за жаровней продавца каштанов, притаившись, сидел Луиджи, жадно наблюдая за всем происходившим.

Он спрашивал себя, не разрушит ли планы Анджело этот внезапный отъезд девушки.

Прежде всего, надо узнать, в чем дело.

Поэтому он поспешил оставить свой пост и решил следовать за каретой даже бегом, если это потребуется, а пока встал в проеме одной из дверей, находящихся как раз против лавки.

Через несколько минут он увидел Казнева и девушку. Агент посадил ее в карету, уселся сам, отдал какое-то приказание, и карета покатилась.

Уже целых два дня, как оттепель и грязная, сырая погода сменили мороз.

Мостовая была скользкая. Маленькие лошадки, запряженные в карету, бежали тихо, постоянно останавливаясь и начиная идти шагом.

Луиджи следовал за каретой без малейшего затруднения. Он даже ничуть не устал и прибыл в одно время с экипажем к решетке большого двора окружного суда.

Карета въехала во двор.

Оружейник, разумеется, остался на улице наблюдать и выжидать, что будет дальше.

Обе дверцы открылись разом. Казнев и Флоньи выскочили и помогли Эмме выйти. Затем они исчезли вместе с нею в дверях мрачного здания суда.

– Как, – пробормотал Луиджи, – да неужели же и девчонка замешана? Нет, это что-то уж очень невероятное!

Карета продолжала стоять во дворе, и кучер спокойно закурил трубочку с видом человека, знающего, что ему придется ждать долго.

– Карета стоит, – продолжал рассуждать оружейник, – это значит, что цыпленка снова отвезут на улицу Дам. Тем не менее необходимо лично убедиться в этом.

Он свернул папироску, надвинул шляпу на самые глаза, поднял воротник пальто и, согнув плечи, сгорбившись, принялся ходить взад и вперед по тротуару.

Никто не обратил на него ни малейшего внимания.

Глава XXXVI

ЭММА-РОЗА НА ДОПРОСЕ

Казнев вошел прямо в кабинет следователя и сказал, что Эмма-Роза находится в коридоре с Флоньи.

– Приведите ее!

Агенты ввели девушку.

– Вы послали за мной, сударь… Сжалились ли вы надо мной наконец? Вернете ли вы мне маму? О, сделайте это, и я забуду все, что выстрадала из-за вас со вчерашнего дня… Я буду благословлять вас!

С этими словами она протянула к следователю свои миниатюрные ручки трогательным умоляющим жестом.

Господин де Жеврэ, точно так же, как и Казнев, был поражен страшной переменой в лице девушки. Верно, горе так сильно подействовало на нее, что за одни сутки она изменилась до неузнаваемости.

Сердце у него было незлое, и он кротко ответил, указывая на стул против его письменного стола:

– Садитесь, mademoiselle, мы поговорим о вашей матушке.

Затем вручил Флоньи бумагу, на которой только что написал несколько слов. Агент немедленно вышел из кабинета.

Помолчав немного, господин де Жеврэ проговорил:

– Вы, по всей вероятности, помните о той поездке, которую я предпринял в Сен-Жюльен-дю-Со, чтобы допросить вас?

– Да, сударь. Я была опасно больна в то время, но все-таки помню.

– Значит, вы не забыли, что в особенности мне хотелось узнать о вас?

– Нет, я этого не забыла. Вы хотели знать, узнаю ли я негодяя, убившего господина Жака Бернье и покушавшегося на мою жизнь, если встречусь с ним лицом к лицу.

– Да, я даже просил вас описать мне все приметы этого злодея, но вы лишились чувств и были не в состоянии ответить. Но то, что было для вас невозможным в тот день, по всей вероятности, окажется легким сегодня.

– Разумеется, я вам отвечу, сударь. Но, как бы ни хорошо служила мне моя память, каким образом я могу начертать вам точный портрет убийцы? Я знаю только, что он был брюнет, бледен, как мертвец, а его страшные, большие черные глаза метали настоящие молнии. Вот все, что я могу сказать. И, несмотря на это, я могу поручиться, что, как только его увижу, немедленно и безошибочно укажу на него и скажу: «Вот он, вот убийца!»

– Хорошо, в таком случае я сейчас сведу вас лицом к лицу с ним.

Эмма-Роза начала дрожать.

– Он будет здесь… – пробормотала она.

– К чему такой ужас, милое дитя? Вам совершенно уже нечего бояться теперь. Что может он сделать вам здесь, в нашем присутствии?

– Я хорошо знаю это, сударь, но, вспоминая прошлое, невольно дрожу от ужаса.

– Еще раз спрашиваю вас, хорошо ли вы запомнили убийцу?

– Он никогда не изгладится из моей памяти! Каждую ночь я вижу его во сне! Ужасный кошмар!

Глава XXXVII

ОЧНАЯ СТАВКА

Господин де Жеврэ сделал знак Казневу. Последний отворил дверь, соединявшую кабинет следователя с соседней комнатой.

Немедленно конвойный, стоявший за нею с Оскаром Риго, втолкнул последнего в комнату.

Брат Софи подошел совсем близко к Эмме-Розе, которая совершенно безучастно следила за его приближением.

– Ну, что же, mademoiselle? – обратился к ней следователь, пораженный ее спокойствием.

– Как, что, сударь? Я жду.

– Чего вы ждете?

– Я жду, когда введут убийцу.

– Значит, это не он?

– Конечно, нет… Я вовсе не знаю этого человека… Я даже никогда и не видела его… Тут невозможна никакая ошибка… Тот гораздо выше, худощавее и смуглее… У этого нет тех ужасных глаз…

Оскар, лицо которого принимало все более и более торжествующее выражение, попытался было заговорить, но следователь жестом принудил его молчать и принялся снова засыпать вопросами Эмму-Розу. Девушка, совершенно уверенная в том, что говорит, ни на минуту не смутилась, ни разу не сбилась и отвечала вполне толково и без малейшей запинки.

– Это не он, сударь! Это вовсе не он! – повторила она раз десять на все лады.

– Ну, что? Ну, не говорил ли я!! – воскликнул Оскар, которому теперь уже положительно не было больше никакой возможности удержать свой язык. – Не был ли я прав, когда уверял и повторял, что я чист и бел, как первый снег, и невинен, как только что родившийся ягненок?!! Меня обвиняли в том, что я почти совсем насмерть задушил эту хорошенькую барышню и затем выбросил ее из вагона! А между тем она не только не узнает меня, но даже прямо говорит, что и в глаза-то меня никогда не видела! Ну, а теперь приведите-ка сюда солдата Мишо, сторожа из больницы Валь-де-Грас, а также хозяев из алжирского и марсельского отелей, где я останавливался!

По знаку господина де Жеврэ Казнев вывел из кабинета разболтавшегося, торжествующего Риголо.

В эту минуту в кабинет вошел человек с докладом о приезде Сесиль Бернье.

Господин де Жеврэ велел ей подождать.

Почти сейчас же вошел и Флоньи.

– Господин следователь, – проговорил он, – эта особа здесь.

– Введите ее, – ответил господин де Жеврэ и, обращаясь к Эмме-Розе, прибавил: – Это ваша матушка.

Анжель вошла в сопровождении двух конвойных.

Увидев Эмму, женщина моментально забыла все невзгоды и громко вскрикнула от радости.

– Мама, милая мама, – воскликнула Эмма, бросаясь в объятия матери и заливаясь слезами.

– Полно, успокойся, не плачь, голубушка, – говорила Анжель, покрывая ее поцелуями. – Они продолжают обвинять меня, но мне нечего страшиться. Будь же тверда и мужественна… Они не могут осудить меня. Какая ты бледная, и как ты дрожишь. Ты, верно, больна?

– Ах, мама, мама, я, наверное, умру без тебя!

– Не говори так, мне слишком больно слушать эти слова. Вы слышите, сударь, она умрет! Во имя человеколюбия, во имя справедливости умоляю вас, сжальтесь над нею и надо мной!