Текст книги "Сыщик-убийца"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 42 страниц)

– Не думаете ли вы, что он завлек нас в западню?

– Кто знает?

– Я с трудом верю этому. Я очень хорошо знаю Жоржа, – он способен действовать только тогда, когда чувствует, что его поддерживают. А теперь он один, его энергия иссякла, и я убеждена…

Клодия не закончила, Тефер схватил ее за руку.

– Слышите?… – вскричал он. – В саду ходят!

– Это может быть герцог…

– Я убежден, что нет.

– Почему?

– Прежде чем уехать из Парижа, он дал мне ключи от сада и от дома и может войти только тогда, когда я ему открою. Следовательно, нужно было перелезть через стену. Я слышу шаги нескольких человек… Герцог хочет отделаться от нас. Горе ему!…

Говоря это, бывший инспектор вынул из кармана два револьвера.

– Что вы хотите делать? – с испугом спросила мистрисс Дик-Торн.

– Слушайте, – сказал Тефер. – Служа герцогу, я заработал целое состояние и всегда ношу его с собой, чтобы быть готовым бежать. Я буду защищаться, так как знаю, что ожидает меня, если я попаду в руки полиции. Но у меня есть предчувствие, что это не полиция, а люди, нанятые герцогом, чтобы отделаться от нас. Способны ли вы помочь мне?… Выбравшись отсюда, мы зайдем за вашей дочерью, и я беру на себя увезти вас за границу.

– Вы?… – вскричала Клодия. – У меня нет недостатка в энергии, но я не вооружена.

– Вот вам револьвер.

– Благодарю. Куда бежать?

– Мы можем перелезть через стену сада, которая выходит на пустырь.

– Идемте!

Тефер в сопровождении мистрисс Дик-Торн пошел в коридор, который проходил через весь дом, открыл заднюю дверь и осторожно выглянул в сад, стараясь оглядеться в темноте.

Но все было тихо.

Бывший полицейский схватил Клодию за руку и увлек за собой.

Вдруг перед ним появились две тени.

– Вернемся назад, – шепнул Тефер, – и идем прямо к выходной двери.

Оба бросились бежать.

Казалось, что никто их не преследует. Тефер вынул из кармана ключ и открыл калитку.

– Мы спасены, – прошептал он.

Он слишком поторопился.

На улице, по другую сторону калитки, их встретила целая толпа людей.

– Мы погибли, это полиция!… – воскликнул Тефер, узнав начальника.

Затем, повернув обратно, бросился в глубину сада, но едва сделал несколько шагов, как шесть человек загородили ему дорогу.

Он выстрелил два раза и бросился вперед, но почти сейчас же споткнулся о тело человека, пораженного его пулей, и упал.

Он хотел встать, но две сильные руки схватили его, и бывший подчиненный Леблонд насмешливым тоном проговорил:

– Не волнуйтесь, господин Тефер, мы сильнее, и вы пойманы. Отнесите его в дом, – прибавил агент. – Императорский прокурор желает говорить с ним.

Две минуты спустя Тефер, вне себя от ярости, был приведен в дом вместе с мистрисс Дик-Торн, тоже обезоруженной и тщательно связанной.

Клодия обменялась с полицейским многозначительным взглядом.

– Тефер, – сказал императорский прокурор, – вы знаете, почему вас арестовали?

– Нет, не знаю, – смело ответил полицейский, – я был здесь с этой дамой по причинам, которые никого не касаются. Мы хотели расстаться, но, видя людей в саду и думая, что на нас могут напасть, бросились бежать. Когда же на меня напали, то я для своей защиты пустил в дело револьвер…

– Довольно лгать, – перебил прокурор. – Правосудию известно про вас все: об убийстве Плантада и преступлении в Баньоле, о доме, сожженном Дюбье и Термондом, вашими помощниками. Вы арестованы именем закона так же, как и мистрисс Дик-Торн, ваша сообщница. Вы не хотите ничего сказать?

– Я буду отвечать следователю.

– А вы, сударыня? – продолжал прокурор, обращаясь к Клодии.

– Я также. Я буду ждать следствия, чтобы доказать свою невиновность и указать истинного виновника, того, который должен был быть вместе с нами и который выдал нас, без сомнения, надеясь взвалить на нас преступления, совершенные им.

– Вы говорите о Фредерике Бераре?

– Я говорю о негодяе, который скрывается под этим именем, но который не в состоянии перед нами отречься от себя. Я говорю о герцоге Жорже де Латур-Водье, сенаторе и миллионере.

– Вы сами выдали себя, сударыня, и донесли на вашего сообщника, – сказал прокурор. – Вас никто не выдавал.

Клодия опустила голову.

Оставим дом на улице Сент-Этьен и вернемся на улицу Святого Доминика, в кабинет Анри, которого мы оставили открывающим бумажник, найденный на углу улицы Берлин. Внимательный осмотр доказал ему, что в одной из стенок бумажника должно быть тайное отделение.

От нетерпения он не стал искать пружину, а, взяв ножик, разрезал кожу.

Четырехугольный конверт и сложенный в несколько раз листок бумаги упали на стол.

– Что я узнаю? – прошептал молодой человек. – Мои руки дрожат и сердце сжимается.

Взглянув на печать, Анри вздрогнул.

– Это герб де Латур-Водье! – воскликнул он. – И это письмо было адресовано доктору Леруа, в Брюнуа!

На листе, вынутом из конверта, он прочел:

« Мое завещание.

Я, герцог Сигизмунд де Латур-Водье, в здравом уме и твердой памяти, оставляю все мое состояние Пьеру-Сигизмунду-Максимилиану де Латур-Водье, моему сыну, родившемуся от брака моего с Эстер Дерие, заключенного в Брюнуа, 30 ноября 1835 года и засвидетельствованного в церковных книгах этого прихода.

Моей возлюбленной супруге, герцогине де Латур-Водье, я оставляю пользование всеми доходами с состояния до совершеннолетия нашего сына. После совершеннолетия Пьера-Сигизмунда-Максимилиана, герцогиня будет пользоваться всю свою жизнь половиной доходов.

Париж.

23 сентября 1837 года.

Сигизмунд де Латур-Водье».

«Мой названный отец знал содержание этого завещания, – с отчаянием подумал Анри, – и все-таки продолжал пользоваться состоянием».

Развернув другую бумагу, он с ужасом прочел ее:

« Я, нижеподписавшаяся Клодия Варни, живущая в Париже на улице Цирка, номер 16, действуя от моего собственного имени и от имени маркиза Жоржа де Латур-Водье и уполномоченная им на это, обязываюсь заплатить синьору Кортичелли восемнадцать тысяч франков ровно через месяц после смерти герцога Сигизмунда де Латур-Водье, если эта смерть будет последствием дуэли синьора Кортичелли с герцогом.

Париж.

Клодия Варни.

21 сентября 1837 года».

Внизу было написано: «Получил сполна».

И подписано: «Кортичелли».

«Он не только вор, – думал Анри, – но и убийца!… Все эти миллионы, которые я должен был со временем получить в наследство, в потоках крови!…»

Анри закрыл лицо руками и зарыдал.

Вдруг он поднял голову и сказал:

– И этот злодей дал мне имя точно так же, как должен был со временем дать состояние!… Чтобы спастись от позора, мне остается одно убежище – смерть… Я готов умереть, но прежде я поговорю с человеком, которого звал отцом.

Вынув из ящика револьвер, Анри убедился, что он заряжен, и положил его на завещание Сигизмунда и расписку Кортичелли.

Сделав это, он хотел пойти к герцогу, как вдруг в дверь кабинета послышался легкий стук.

– Кто тут? – спросил он.

Хорошо знакомый голос ответил:

– Открой, это я.

Отворяя дверь, запертую на ключ, Анри подумал: «Здесь или у него – не все ли равно?»

– Может быть, ты удивляешься, что видишь меня в этот час, – сказал герцог Жорж, – а между тем мое посещение очень естественно… Я не мог спать… Я слышал твой голос. Ты, может быть, нездоров? Я почувствовал беспокойство и пришел… Прошу тебя, успокой меня.

Герцог Жорж говорил отрывисто, с беспокойством глядя на бледное и взволнованное лицо своего приемного сына.

– Я не болен, герцог, – глухим голосом ответил Анри. – Но, может быть, я бессознательно говорил вслух, так как мой ужас и отвращение сильнее меня.

– Ужас и отвращение?… – повторил старик, невольно вздрогнув.

– Да. И в ту минуту, как вы постучались, я шел к вам…

– Что же ты хотел мне сказать?

– Вот что: сегодня утром я говорил об одном святом деле, порученном мне. Надо восстановить честное имя невинно опозоренного, несправедливо и незаслуженно приговоренного…

– Это мало меня интересует, – прошептал Жорж, стараясь скрыть волнение.

– Сегодня утром, – продолжал Анри, – я обвинял мистрисс Дик-Торн в том, что она вооружила руку Жана Жеди вместе с третьим сообщником, имени которого я не знал. Теперь мне это имя известно.

– Какое мне дело? – пробормотал сенатор, едва держась на ногах.

– Если вам до этого нет дела, то почему же вы так побледнели и дрожите?

Герцог постарался улыбнуться.

– Ты, право, сошел с ума. Почему тебе кажется, что я дрожу и отчего стал бы я дрожать?

Молодой человек, казалось, не слышал его.

– Человек, который хотел убить своего брата на дуэли и купил убийство своего племянника и доктора из Брюнуа, человек, который двадцать лет назад отравил Жана Жеди и неделю назад хотел убить его, человек, который поместил в сумасшедший дом жену своего брата и хотел сжечь заживо дочь Поля Леруа, – этот человек зовется не Фредериком Бераром, а Жоржем де Латур-Водье.

– Ложь!… – закричал сенатор. – Ложь!… Ложь!…

– Вот доказательства, – ответил Анри, жестом указывая на бумаги, лежавшие на столе.

– Доказательства?… Какие доказательства?

– Завещание герцога Сигизмунда и расписка Кортичелли.

Герцог изменился в лице, глаза его засверкали.

– В таком случае, опасности больше не существует… – едва слышно прошептал он. – Ты сожжешь эти бумаги… или, лучше, я сам сожгу их… Дай их мне!…

Герцог протянул руку, но Анри остановил его:

– Эти бумаги принадлежат Берте Леруа, от них зависит восстановление честного имени ее отца…

– Но мне они грозят эшафотом!… – прошептал Жорж.

Адвокат взял револьвер.

– Вам остается несколько часов, чтобы бежать и спасти вашу голову, – сказал он. – А вот моя будущность, – продолжал он, указывая на револьвер. – Когда я передам эти бумаги дочери вашей жертвы, это оружие избавит меня от опозоренного имени, которое вы мне дали.

В это мгновение дверь кабинета быстро распахнулась.

– То имя, которое вы носите, принадлежит вам, и вы имеете право за него отомстить, так как оно ваше не вследствие усыновления, но потому, что вы – законный сын герцога Сигизмунда де Латур-Водье… А вот ваша мать.

Пьер Лорио ввел в комнату Эстер Дерие, которая бросилась в объятия сына.

А вслед за нею на пороге появились: Берта Леруа, Рене Мулен, Этьен Лорио и Жан Жеди.

Герцог вскрикнул и упал в кресло.

– А вот бумага, подтверждающая мои слова, – продолжал кучер фиакра номер 13, – официальная бумага. Ребенок, похищенный Жаном Жеди и отвезенный мною в воспитательный дом, это вы… А негодяй, который усыновил вас, тот самый человек, которого я возил на улицу По-де-Фер-Сен-Марсель.

– Я тоже узнаю его, – сказал Жан Жеди, – это человек с моста Нельи и мой убийца на улице Ребеваль.

– Это он украл письмо у Рене Мулена, – в свою очередь сказала Берта, – он ранил меня в грудь в Баньоле.

– Это человек, который хотел убить моего ребенка в Брюнуа, – сказала вдова Сигизмунда, – и он же в эту ночь приходил ко мне.

Герцог, казалось, не сознавал, что происходит вокруг. Все эти удары, наносимые ему, даже не заставляли его вздрагивать.

Вдруг в нижнем этаже послышались шум шагов и голоса, и несколько мгновений спустя в комнату с испугом вбежал полуодетый швейцар.

– Что случилось? – спросил Анри.

– Полиция заняла весь дом, агенты следуют за мной по пятам.

И действительно, несколько мгновений спустя в кабинет вошли начальник полиции и императорский прокурор в сопровождении следователя и комиссара.

Вслед за ними Леблонд и его агенты ввели мистрисс Дик-Торн и Тефера.

– Господин императорский прокурор, – сказал Анри, – я знаю, что привело вас сюда. Вы пришли за сообщником этой дамы…

И он указал на Клодию.

– Вот он, – прибавил он, указывая на герцога.

– Ваш названный отец, – прошептал прокурор. – Поверьте, что я от души сожалею…

– Меня нечего жалеть. Этот человек – убийца моего отца, герцога Сигизмунда де Латур-Водье. Я буду иметь честь завтра представить вам доказательства вместе с жалобами его жертв.

– Из которых я – самый последний, – прошептал Жан Жеди. – Я сказал всю правду… Я подписал мои показания, и мне могут верить, так как человек не лжет перед смертью… Я был большим злодеем, но умираю, исправив, насколько мог, то зло, которое причинил. Мадемуазель Берта, возьмите вот это, прошу вас, возьмите.

Он подал ей бумагу, которую та взяла.

– Это мое завещание, – продолжал он, – и я…

Он замолчал и без памяти упал в кресло.

– Я буду ждать завтра ваше заявление, – сказал императорский прокурор, обращаясь в Анри. – Я попрошу также доктора Этьена Лорио прийти в суд; я должен допросить вас по поводу одной сумасшедшей, госпожи Эстер Дерие, которую вы вылечили почти чудом.

– Вот она, – сказал Этьен, беря за руку Эстер.

– И, – прибавил Анри, – это моя мать, вдова герцога Сигизмунда де Латур-Водье.

Прокурор поклонился.

– В таком случае, сударыня, – сказал он, – я могу сейчас же сообщить вам одну новость. Госпожа Амадис только что умерла, завещав вам все свое состояние.

Эстер опустила голову, глаза ее наполнились слезами.

– Это для меня печальное известие. Я нежно любила бедную женщину и с удовольствием отдала бы наследство, о котором вы говорите, чтобы быть свидетельницей ее радости по поводу моего выздоровления.

– Идемте, – сказал прокурор.

Герцог Жорж не шевелился. Он, казалось, ничего не слышал или не понимал.

К нему подошел агент. Герцог пристально взглянул на него, затем резко засмеялся.

– Что это значит? – поспешно спросил прокурор.

– Этот человек сошел с ума, – ответил Этьен Лорио.

– Тем не менее его все-таки надо увезти. Сходите за каретой.

– Мой фиакр номер 13 здесь, – сказал Пьер Лорио, – не откажитесь воспользоваться им. Милорд будет так рад отвезти в тюрьму всех этих негодяев.

Трех арестованных сейчас же увезли.

Рене Мулен подошел к Берте.

– Мадемуазель Берта, – с волнением сказал он, – наша задача выполнена, герцог Анри де Латур-Водье сделает остальное, и нам нечего сомневаться в успехе.

Пять месяцев спустя Тефер был приговорен к смертной казни, а мистрисс Дик-Торн – к пожизненному тюремному заключению.

Это было первым актом восстановления честного имени Поля Леруа, который вскоре был оправдан.

Герцог Жорж де Латур-Водье не был судим и через две недели после своего ареста умер в сумасшедшем доме.

Жан Жеди умер от раны, оплакивая свое ужасное прошлое, искупленное раскаянием.

Анри, получив наследство отца, женился на девушке, которую любил, и стал одним из свидетелей на свадьбе Берты и Этьена. Он просил Рене Мулена взять на себя управление его громадными богатствами, и Рене согласился оказать ему эту услугу не как управляющий, а как друг, чтобы никогда не разлучаться с ним.

Берта Леруа, единственная наследница Жана Жеди, приняла наследство только для того, чтобы поддержать незаслуженно несчастную Оливию, невиновную в преступлениях матери. Получив деньги, Оливия поселилась в Ингувиле.

Фиакр номер 13 отвозил Этьена и Берту в церковь в день их свадьбы. Точно так же он отвез в церковь в день крещения их первого ребенка. Затем Пьер Лорио согласился оставить свое ремесло и сохранил только старого Милорда, чтобы дать ему покой на старости.

Могила на кладбище Монпарнас по-прежнему существует, но на черном мраморе под словом «Правосудие», вырезано имя Поля Леруа, а внизу следующие две строчки; «Казненный за преступление другого и оправданный двадцать лет спустя после смерти».