Текст книги "Сыщик-убийца"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 42 страниц)

Чтобы сбить с толку правосудие, необходимо было сделать так, чтобы самоубийство казалось неоспоримым. Следовательно, надо ждать, пока Жан Жеди повернется лицом, и нанести смертельный удар в грудь.

Старый вор бросил сюртук на постель, но холод и сырость вызвали у него дрожь.

– Бррр… У меня будет насморк, здесь настоящий мороз. Не мешает надеть пальто.

И, повернувшись, он подошел к тому месту, где стоял герцог.

В это мгновение появилась вооруженная рука, и нож поразил Жана Жеди прямо в грудь. Старый вор слегка вскрикнул и зашатался, но не упал. Его руки, протянутые вперед, чтобы удержаться, опустились на плечи сенатора и вытащили его из шкафа.

Бледное лицо убийцы было ярко освещено. Жан устремил на него пристальный взгляд.

– Человек с моста Нельи!… – хриплым голосом прошептал он. Кровь лилась из его глубокой раны.

Пальцы разжались и выпустили жертву, голова откинулась назад, и он упал на пол.

Герцог с торжеством улыбнулся и, вытерев рукавом лицо, запачканное кровью, бросился к постели, на которую Жан кинул свой сюртук. Схватив сюртук, он с лихорадочной поспешностью стал обшаривать карманы и даже подкладку. Карманы были пусты, под подкладкой не было ничего.

Жорж наклонился к трупу и продолжал искать.

– Ничего!… Ничего!… – громко, с ужасом говорил герцог. – Однако он не мог уничтожить эти бумаги… Они нужны мне!… Они нужны мне!…

Он разрывал платье и белье Жана, все еще надеясь найти что-нибудь и не обращая внимания, что пачкается в крови.

Обезумев от волнения, он не слышал стука экипажа, остановившегося на улице Ребеваль. Вдруг он выпрямился, бледный от ужаса, – в дверь Жана Жеди послышался стук.

Он прислушался.

Стук раздался снова.

– Сюда стучатся… – прошептал герцог, дрожа от страха. – Сюда идут…

Стук становился все сильнее.

В то же время слышались голоса, кричавшие:

– Откройте!… Откройте!…

Сенатор, к которому вернулось присутствие духа, вынул из кармана листок, переданный ему Тефером, и, положив на видное место на стол, погасил свечу, вышел без шума из домика, тихонько затворив дверь, и направился к забору.

Бывший инспектор ждал его и шепотом проговорил:

– Я здесь! Идите скорее!

Сенатор поспешно перелез через забор. Пройдя шагов пятьдесят, герцог был принужден остановиться, чтобы перевести дух.

– Вы слышали? – спросил он. – Кто мог прийти к нему в такой час?

– Без сомнения, его друзья из «Черной бомбы», потерявшие терпение.

– Да, действительно, это возможно.

– Бумаги у вас?

– Нет.

– Как?

– Я искал повсюду и ничего не нашел. Но Жан Жеди мертв.

– Вы в этом уверены?

– Мой нож вошел по самую рукоять.

– Ну, во всяком случае, одним врагом меньше – и самым опасным. Что касается бумаг, то надо подумать.

Они снова двинулись в путь, на этот раз вполне уверенные, что их не преследуют.

Рене Мулен продолжал стучать в дверь Жана.

– Может быть, он не вернулся, – сказал Этьен. – Мы только разбудим соседей.

– Это правда. Но я боюсь несчастья.

– На что же решиться?

– Я перелезу через забор, чтобы убедиться, жив ли Жан.

– Чтобы вам было легче перелезть, – вмешался Пьер Лорио, – я подъеду, вы влезете на крышу фиакра, соскочите на другую сторону и откроете нам дверь.

Идея была очень хороша, и ее сейчас же привели в исполнение.

Полминуты спустя Рене Мулен был уже во дворе.

– Света нет… – прошептал он, взглянув в окно. – А между тем он должен был приехать, что это значит?…

Подходя к дому, он продолжал с беспокойством:

– Ключ в замке… Это дурной знак.

Открыв дверь, он остановился на пороге. Из мрака несло запахом крови.

– Жан Жеди!… Жан Жеди! – позвал он дважды.

Но старый вор не мог ни слышать, ни ответить.

– Неужели мы пришли слишком поздно? – продолжал Рене, бросаясь обратно к калитке, выходившей на улицу Ребеваль, и ощупью отворяя ее.

– Скорее! Господин Лорио, возьмите один из ваших фонарей и посветите нам. Боюсь, что мы найдем труп.

Пьер повиновался.

– Слишком поздно! – с отчаянием воскликнул Рене. – Наши враги опередили нас… Мы ничего не узнаем!…

Этьен опустился на колени около бесчувственного тела.

– Жан жив, – сказал он.

– Этот несчастный еще жив?

– Да.

– И будет в состоянии говорить?

– Да, я думаю.

– А! Доктор, дорогой доктор! Сделайте чудо! Продлите его жизнь, нам необходимы бумаги, украденные у мистрисс Дик-Торн. Нам необходимо его свидетельство. Это человек, который узнал и другого сообщника преступления на мосту Нельи – Фредерика Берара…

– Я знаю все, – ответил доктор, – но молчите, а вы, дядя, посветите мне.

Пьер Лорио поднес к Жану свой фонарь, тогда как Рене зажигал свечу. Этьен вынул скальпель из футляра с инструментами, с которым он никогда не расставался, и, разорвав рубашку Жана, рассматривал рану, из которой кровь продолжала течь.

– Дайте мне полотна, – сказал он.

Рене открыл комод и подал первую попавшуюся вещь.

– Хорошо, – сказал Этьен. – Теперь возьмите с постели подушку и положите ему под плечи, чтобы приподнять немного голову.

Приказание его сейчас же было исполнено.

Доктор обмыл рану, наложил на нее корпию и крепко перетянул.

– Он ранен в сердце? – спросил Рене.

– Нет, лезвие ножа скользнуло по ребрам. Рана глубока, но, может быть, не смертельна. Я убежден, что через несколько мгновений он откроет глаза.

Рене опустился на колени по другую сторону тела, сторожа его возвращение к жизни. Пьер Лорио, с фонарем в руках, освещал эту мрачную картину.

Через несколько мгновений все трое вздрогнули: Жан Жеди сделал слабое движение.

– Вы видите, – прошептал доктор.

Рене не спускал глаз с лица раненого.

Сначала его губы слегка задрожали; немного спустя он открыл глаза и, осмотревшись удивленным взглядом, встретился со взглядом Рене Мулена.

Видимая радость отразилась на его лице.

– Это ты, Рене? – прошептал он едва слышно. – Я не надеялся тебя увидеть… Мое дело кончено, но я тебя вижу… и буду отомщен… Это утешает меня.

Рене приподнял Жана и ответил:

– Ты будешь отомщен, клянусь тебе! Но для этого мне необходимо все знать. Ты должен говорить.

– Я все скажу.

– Ты знаешь своего убийцу?

Жан сделал над собой усилие.

– Да, – едва слышно проговорил он.

– Кто это?

– Сообщник мистрисс Дик-Торн.

– Один из трех убийц на мосту Нельи?

– Да.

– Фредерик Берар?

– Да.

– Но третий?… Ты видел третьего убийцу? Ты его знаешь?…

Старый вор дрожал всем телом.

– Я его знаю, – продолжал он, – но не смотри на меня таким образом… Ты меня пугаешь…

– В эту минуту, когда ты так близок к смерти, ты должен сказать правду… всю правду. Повторяю, ты будешь отомщен. Фредерик Берар и мистрисс Дик-Торн не спасутся от человеческого правосудия, но я хочу знать имя сообщника этих двух негодяев!…

– Это был я, – едва слышно прошептал Жан Жеди.

Рене не без труда преодолел отвращение.

– Это был ты?… – почти спокойным тоном повторил он. – Значит, ты знал человека, которого убил?…

– Нет.

– Это невозможно.

– Однако правда… Мне ничего не сказали… мне просто дали в руки нож, заплатив, чтобы я убил сначала мужчину, потом ребенка…

Рене вздрогнул.

– Ребенка?…

– Да, ребенка, которого нес старик, доктор из Брюнуа.

– И после старика ты убил ребенка?

– Нет, у меня не хватило мужества, мне стало жаль бедняжку. Я хотел отнести его в госпиталь, но отрава, данная мне англичанкой, начала действовать, тогда, чувствуя, что внутри у меня огонь, не в состоянии двигаться, извиваясь по земле как раздавленный червяк, я положил ребенка под воротами одного дома на Елисейских полях…

Пьер Лорио с молчаливым вниманием слушал рассказ умирающего.

– Под воротами дома на аллее Елисейских полей?… – повторил он.

– Да.

– И это происходило ночью 24 сентября 1837 года?

– Да.

– Черт возьми! – воскликнул Пьер. – Какой случай! Ребенку было холодно, и он дрожал всем телом и плакал. Я услышал его и взял.

– Вы, дядя?… – с удивлением спросил Этьен.

– Да, я.

– Что же вы с ним сделали?

– Я отнес его в воспитательный дом.

– Я не все еще знаю, что мне надо знать, – перебил их Рене. – Дайте мне сначала расспросить его!

– Торопитесь, – прошептал Жан Жеди, – я чувствую, что умираю…

– Ты говорил мне, что узнал Фредерика Берара на улице Берлин у дверей мистрисс Дик-Торн, ты следовал за ним, скажи мне его адрес.

– Он живет на улице По-де-Фер-Сен-Марсель, 17.

Пьер Лорио удивлялся все больше и больше.

– Улица По-де-Фер-Сен-Марсель, 17, – повторил он. – Это человек уже старый, высокого роста, худой?

– Да, это он.

– Я его знаю и знаю, где он живет. Я возил его два раза ночью туда и затем на Университетскую улицу, где живет… Вы знаете, что я хочу сказать.

– Истина, наконец, обнаружится! – сказал Рене. – А теперь, – продолжал он, обращаясь к раненому, – скажи мне, куда ты дел бумаги, украденные тобой у мистрисс Дик-Торн?

Жан Жеди взглянул с удивлением, не понимая вопроса.

– Какие бумаги? Деньги?

– Нет, документы, без сомнения, доказывающие преступление.

– В бумажнике были только банковские билеты…

– Ты плохо искал… Где бумажник?

– В кармане сюртука, на постели.

Рене опустил раненого на подушку и направился к постели. Там он обыскал сюртук точно так же, как это сделал до него герцог Жорж.

– Ничего!… – с яростью вскричал он. – Его убили, чтобы украсть эти бумаги!… А! Негодяи!…

Жан Жеди слабо застонал и потерял сознание.

– Бог оставляет нас, – прошептал Рене. – Эти бумаги, которые должны были служить орудием в наших руках, исчезли, а единственный свидетель умирает!… Доктор! Дорогой доктор, подумайте, что от его жизни зависит счастье Берты… Он должен жить, чтобы обвинить преступников, это необходимо, повторяю вам. Сделайте чудо, спасите его!

– Я постараюсь, – просто ответил Этьен. – Помогите мне раздеть его и положить в постель.

Жан был сейчас же раздет и уложен.

– Теперь, – продолжал доктор, – я пропишу рецепт. Мне нужны некоторые лекарства, необходимые для того, чтобы хорошенько перевязать рану, надо торопиться. Ступайте сейчас же в аптеку.

– Будьте спокойны, я не потеряю ни минуты, – ответил Рене. – Вот перо и чернильница.

И тут Рене заметил листок, оставленный герцогом Жоржем. Он поспешно пробежал его глазами.

– Эти негодяи очень ловки, они все предвидели. Благодаря записке смерть Жана Жеди была бы признана самоубийством. Но каким образом могли они подделать почерк Жана, – вот что я напрасно стараюсь понять.

Рецепт был написан, и Рене отправился в аптеку. Через полчаса он вернулся с нужным лекарством.

Во время его отсутствия доктор зондировал рану и готовил перевязку.

Когда все было сделано, Жан вздохнул, открыл глаза и, видимо, чувствовал себя легче.

Этьен дал ему ложку лекарства, которое подкрепило его силы и возбудило в его душе надежду.

– О! Доктор, спасите меня! Спасите меня! Умоляю вас, – прошептал он.

– Я сделаю все, что могу, так как от вашего выздоровления зависит честь одного имени и счастье девушки…

– Честь имени и счастье девушки?…

– Да, – сказал Рене, подходя к больному. – Один честный человек был осужден и казнён за преступление на мосту Нельи. Семейство этого человека двадцать лет жило в слезах и печали. Несколько недель назад сын казненного умер, не восстановив честное имя отца, но оставив матери это святое дело. Мать умерла, в свою очередь оставив это дело дочери, дочь ты знаешь – это Берта…

– Берта!… – воскликнул Жан, всплеснув руками.

– Да, дочь, которую убийцы, те же самые, хотели убить несколько дней назад, чтобы помешать ей обвинить их, точно так же, как хотели убить тебя, чтобы заставить молчать.

Крупные слезы показались на глазах Жана. Он торжественно поднял правую руку.

– Клянусь! – сказал он. – Я обвиню негодяев, заплативших мне за преступление, хотя в то же время обвиню самого себя. Кто будет сомневаться в моих словах!

– Я принимаю вашу клятву от имени Берты и рассчитываю на вас, – сказал Этьен. – Но в настоящую минуту, если вы хотите жить, вы должны молчать. Выпейте вот это и спите.

Жан Жеди выпил ложку лекарства и опустил голову на подушку.

– Теперь, дядя, поговорим. Убеждены ли вы, что знаете Фредерика Берара?

– Я в этом уверен, – ответил Пьер, – если это тот самый человек, на которого указывает раненый и который живет на улице По-де-Фер-Сен-Марсель. Я сейчас описал его вам и повторяю, что два раза возил его ночью на Университетскую улицу.

– Он был один?

– Один раз – один, в другой раз – с высоким малым, которого я посадил на улице Пон-Луи-Филипп.

– Вы знаете его имя?.

– Нет, но я узнаю человека.

– Хорошо, мы займемся этими двумя негодяями, которые, без сомнения, именно те, кого мы ищем.

– Господин Лорио, – сказал Рене, – расскажите нам про ребенка, оставленного Жаном Жеди на Елисейских полях и найденного вами.

– То, что я расскажу, очень коротко. Я посадил на бульваре Тампль седока, который ехал в Курбвуа, но не смог его довезти. Погода была отвратительная. Не доезжая метров сто до моста Нельи, одна из моих лошадей упала, сломав дышло. Возвращаясь в Париж, я услышал плач ребенка, сошел с козел и взял малютку. Мне хотелось оставить ребенка у себя, но у меня уже был племянник, Этьен, а для одинокого человека двое детей слишком много. Тогда я доехал до госпиталя и отдал ребенка…

– Вы узнавали, жив ли он?

Пьер покачал головой.

– Дядя, – сказал Этьен, – вы должны узнать, что с ним сталось, так как мы, может быть, найдем его родителей.

– Хорошо, я справлюсь.

– Что же мы теперь будем делать?.– спросил Рене. – Следует ли дать знать полиции о покушении, жертвой которого стал Жан Жеди?

– Нет, – поспешно возразил Этьен, – по-моему, убийцы должны считать себя в безопасности. Пусть думают, что Жан умер и полиция поверила его самоубийству. Через два или три дня, когда беднягу можно будет расспросить хорошенько, я отправлюсь к моему другу, который подаст от имени Берты Леруа просьбу о пересмотре процесса. Вы, Рене, знаете его. Мы обязаны ему убежищем, в котором находится в настоящее время Берта.

– Анри де Латур-Водье! – воскликнул Рене.

– Да, он. Он и так уже занимается процессом Поля Леруа, верит в невиновность казненного и не отчаивается найти доказательства… А теперь простимся до завтра…

– Но, – заметил Пьер, – раненый не может оставаться один.

– Я пробуду у него остаток ночи, – сказал Рене.

– А завтра, – продолжал доктор, – я приведу к нему сиделку.

Он бросил последний взгляд на Жана.

– Теперь он спит, но у него скоро должна начаться лихорадка. Замечайте все хорошенько, чтобы потом передать мне.

– Будьте спокойны, рассчитывайте на меня!

Поспешно простившись, дядя и племянник вернулись к фиакру номер 13, оставив Рене у изголовья больного.

Около девяти часов утра Этьен снова пришел, приведя с собой сиделку, женщину средних лет, на которую он мог вполне положиться.

Жан Жеди бредил всю ночь и под утро заснул тяжелым сном.

– Если не случится какого-нибудь нового осложнения, – сказал Этьен, – то, мне кажется, я могу отвечать за раненого.

Рене, хотя и усталый, отказался отдыхать; он был очень близко от своей квартиры на улице Винцент и пошел туда, чтобы переодеться и умыться, а затем вместе с Этьеном отправиться в павильон на Университетской улице.

Берта не спала всю ночь, сильно обеспокоенная неожиданным отъездом друзей, и с нетерпением ждала их возвращения.

Ей было рассказано все случившееся.

– О! – прошептала она, вздрагивая от ужаса. – Я была права, подозревая в этом человеке одного из убийц доктора Леруа.

– Да, и обвинение, высказанное им, будет иметь громадное значение, – сказал Рене. – Давность не существует для новых преступлений, совершенных Фредериком Бераром и мистрисс Дик-Торн с целью уничтожить следы прежнего преступления. Им придется дать отчет правосудию.

– Что мы будем делать с Фредериком Бераром? – спросил Этьен.

– Мы оставим его в уверенности, что Берта Леруа и Жан Жеди умерли. Они успокоятся до того дня, когда Анри де Латур-Водье пробудит их.

– А я, – продолжал Этьен, – по всей вероятности, буду в состоянии доставить правосудию мое доказательство…

– Вы? – с удивлением воскликнула Берта. – Каким образом?…

– Случай или, лучше сказать, Провидение дало мне возможность лечить сумасшедшую, бессвязные слова которой заключают множество намеков…

– Сумасшедшую?… Может быть, это та же женщина, которую я видела на Королевской площади в ночь, когда ездила к Рене Мулену за доказательствами невиновности моего отца?

– Она самая.

– Эстер Дерие? – спросил Рене.

– Да, Эстер Дерие.

– Значит, вы ее знаете?

– Я ее знаю и, кажется, могу надеяться, что благодаря мне рассудок вернется к ней, вернее, он уже вернулся.

– Вы думаете, что она играла роль в таинственном деле моста Нельи?

– Роль жертвы – да. Название Брюнуа, постоянно повторяемое ею, время, когда началось ее безумие, тайна, окружающая ее с того времени, – все доказывает это. Я даже приписываю Фредерику Берару и мистрисс Дик-Торн заключение ее в секретную Шарантонского госпиталя.

– И вы полагаете, что она больше не сумасшедшая?

– Да.

– Однако она еще ничего не говорила?

– Благоразумие запрещало мне спрашивать ее. Операция могла быть смертельной, но благодаря Богу удалась. Приближается минута, когда Эстер Дерие расскажет мне все свое прошлое.

– Только бы Фредерик Берар не ускользнул от нас, – прошептала Берта. – Что, если он исчезнет?

– Исчезнет?… Ему нечего бояться, для чего сделал бы он это? Поверьте, что он, напротив, высоко поднимет голову.

– Нельзя ли узнать, живет ли он по-прежнему на улице По-де-Фер-Сен-Марсель?

– Нам не следует возбуждать его опасений каким-нибудь необдуманным поступком. Чем спокойнее будет этот человек, тем вернее наш успех; к тому же, если он даже сменил адрес, то полиция сумеет найти его.

– А ребенок, замешанный в эту мрачную историю? – продолжала Берта.

– Мой дядя должен убедиться, жив ли он. Впрочем, это имеет для нас только второстепенный интерес.

ГЛАВА 19

Рене Мулен и Этьен Лорио были совершенно правы, предполагая, что Фредерик Берар, считая, что он в безопасности, и не подумает бежать.

Тефер утвердил его в этом мнении, допустив даже невероятное: то, что полиция, возможно, не поверит самоубийству, но обратит мало внимания на убийство такого опасного негодяя, как рецидивист Жан Жеди.

На другой день бывший инспектор отправился в префектуру, но не узнал ничего, что могло бы его обеспокоить. Или о преступлении прошлой ночи еще не было известно, или ему не придали особого значения.

Тефер было подумал отправиться на улицу Ребеваль, чтобы посмотреть, как там дела, но решил, что это неблагоразумно, и поехал к герцогу.

В префектуре продолжали заниматься делом фиакра номер 13 и исчезновением Плантада, но истина не открывалась, и сам начальник полиции не мог распутать нитей, которые были нарочно спутаны ловкой рукой. Однако поиски шли своим чередом, но только для очистки совести, без всякой надежды на успех.

Приехав к герцогу, Тефер нашел его веселее, чем когда-либо, он, казалось, даже помолодел. Следы недавних волнений исчезли.

– Я вас ждал, – сказал он. – Вы были в префектуре?

– Только что оттуда. Все идет отлично: мрак все больше сгущается вокруг фиакра номер 13. Вы совершенно вне опасности.

– А другое дело – Жана Жеди?

– Тут ровно ничего нет и не может быть. По всей вероятности, друзья старого негодяя вернулись в «Черную бомбу». Труп найдут через несколько дней, и благодаря записке самоубийство не вызовет сомнений.

– Вы убеждены в этом?

– Конечно!

– Я сначала думал так же, как и вы, но теперь – нет.

– Почему же?

– Что вы предприняли вчера, чтобы отправить Жана Жеди домой в час ночи?

– Я передал ему записку от Рене Мулена.

– Если записку найдут, то она докажет, что самоубийства не было.

Полицейский нахмурился.

– Ах! Черт возьми! – прошептал он. – Я забыл вам сказать, что надо взять ее.

– Я, конечно, сделал бы это, но напрасно обыскал Жана.

– По всей вероятности, он потерял ее в «Черной бомбе».

– Но это очень дурно.

– Нисколько, и я советую вам не думать ни о чем. Записка может оказать нам услугу.

– Каким образом?

– Очень просто. Она была подписана именем Рене Мулена. Следовательно, Рене Мулена обвинят в том, что он завлек Жана Жеди в западню и убил его.

– Но если его нет в Париже, он без малейшего труда докажет свою невиновность.

– В таком случае, и это дело окружит такая же непроницаемая тайна, как и дело фиакра номер 13. Ни вас, ни меня не смогут обвинить, так как Жан Жеди умер.

– У негодяя была хорошая память. Перед смертью он узнал меня. «Человек с моста Нельи!» – воскликнул он, испуская последний вздох.

– Я пришел узнать, на что вы решились?

– Через три дня я вернусь домой.

– Почему через три дня, а не завтра?

– Я хочу принять последние предосторожности. Сегодня вечером я уеду в Марсель и оттуда пошлю сыну депешу, что возвращаюсь. Я переночую в Марселе и приеду в Париж на третий день вечером. Так никто не усомнится в моем отсутствии.

– Отлично! Но после вашего переселения на улицу Святого Доминика нам, по всей вероятности, еще надо будет видеться, и неблагоразумно мне ходить к вам домой.

– Мы будем видеться здесь.

– Значит, вы оставите за собой эту квартиру?

– Да, еще на какое-то время.

– Остерегайтесь, за вами могут следить.

– Кто же?

– Не знаю, но после того, что случилось, я ничему не удивлюсь.

– Будьте спокойны, я буду осторожен и буду ходить сюда через мой павильон на Университетской улице.

В эту минуту послышался звонок.

Герцог и Тефер вздрогнули.

– Кто это может быть? – спросил полицейский.

– Кто-нибудь ошибся или Клодия. Я пойду посмотрю.

Пройдя через сад, герцог отворил калитку. Звонила действительно мистрисс Дик-Торн.

– Очень рад вас видеть, – сказал он. – Я только что собирался ехать к вам, так как нам многое надо сказать друг другу. Войдите! Тефер тоже здесь.

Клодия переступила порог маленького домика, и полицейский низко поклонился ей.

Мужчины улыбались.

– Вы хотите сообщить мне хорошие вести? – спросила мистрисс Дик-Торн.

– Да, моя милая. Самую лучшую из всех – Жан Жеди умер.

Глаза Клодии засверкали.

– И вы взяли украденные у меня бумаги?

– К несчастью, я не мог их найти. Но, предположив, что они где-то есть, кому, кроме него, они могут быть интересны? Я убежден, что он уничтожил бумажник, не найдя секретного отделения.

– Возможно, – холодно ответила Клодия. – Если только вы сказали правду…

– Вы сомневаетесь?

– Очень может быть…

– Что же вы предполагаете?

– Что расписка Кортичелли и завещание Сигизмунда у вас.

– Клянусь, что нет!

– Хорошо, докажите.

– Как?!

– Приступив к исполнению плана, о котором я вам говорила.

– Браке Анри и вашей дочери?…

– Да. И когда вы узнаете, что произошло у меня вчера, вы поймете, что мы оба должны быть заинтересованы в этом браке.

– Что же произошло? – с беспокойством спросил герцог.

– Ваш сын Анри де Латур-Водье оказал мне вчера честь своим посещением. Он говорил странные, ужасные вещи.

– Объяснитесь, ради Бога!

Клодия, почти слово в слово, повторила то, что говорил молодой человек по поводу дела на мосту Нельи.

– Только-то?… – сказал герцог. – Я не вижу ничего для нас опасного. Случай дал возможность моему сыну ознакомиться со старым процессом, и он говорил о нем, как говорил бы о всяком другом.

– Да, но мой обморок при виде живой картины, без сомнения, привлек его внимание. Предположим, что когда-нибудь приподнимется хоть уголок этой завесы…

– Невероятно, – перебил Жорж.

– Невероятно, но возможно. В таком случае, приемный сын герцога де Латур-Водье, став зятем мистрисс Дик-Торн, конечно, не сможет обвинить Клодию Варни, на дочери которой женат.

Тефер позволил себе вмешаться.

– Ваш расчет верен, – сказал он, – и мне кажется, что ваша безопасность, герцог, действительно требует ускорения этого брака.

– Я обещал и исполню… – прошептал сенатор. – Но предвижу много затруднений со стороны сына.

– Надо преодолеть их.

– Мы их преодолеем! – вскричала вдова. – Я говорю «мы», потому что помогу вам. Когда вы вернетесь домой?

– Через три дня.

– Могу я приехать на другой день после вашего возвращения?

– Конечно, но с какой целью?

– С целью доказать вашему сыну, что мы знакомы давно, что покойный Дик-Торн, мой муж, был вашим другом.

– Слишком большая поспешность может повредить. Дайте мне сначала оглядеться. Через несколько дней я дам бал и приглашу вас с дочерью. Таким образом, вы появитесь у меня совершенно естественно.

– Хорошо, я подожду.

– Без недоверия?… – улыбаясь, спросил Жорж.

– Да. Но если замечу, что вы меня обманываете…

Клодия не договорила, но герцог все понял.

Вскоре мистрисс Дик-Торн уехала, а герцог назначил Теферу свидание на Лионской дороге, чтобы передать ключи от дома в Батиньоле.

В восемь часов он садился на курьерский поезд и на другой день, четверть четвертого, был уже в Марселе.

В этот день в Марсель не пришло ни одного парохода, и Жорж, желая создать впечатление, будто прибыл пароходом, решил подождать еще день для отправки депеши сыну.

ГЛАВА 20

Прошло три дня со времени отъезда герцога.

Берта Леруа мало-помалу выздоравливала. В это утро она смогла встать и, пользуясь хорошей погодой, пройтись по саду.

Жан Жеди, благодаря усердному уходу, был временно вне опасности. Он мог выжить при том условии, что никакое сильное волнение не уничтожит усилий доктора Этьена. Во всяком случае, Жан Жеди был в состоянии отвечать на вопросы.

Доктор снова и снова спрашивал его: есть ли у него мужество обвинить самого себя, чтобы восстановить честное имя Поля Леруа?

– Я поклялся и снова клянусь в этом!… – с видимым чистосердечием отвечал Жан Жеди.

Что касается Этьена Лорио, то им овладело сильное беспокойство.

После операции у Эстер Дерие началась сильная лихорадка, которая не поддавалась лечению и могла свести больную в могилу.

В тот день, посетив Жана, доктор поспешно отправился в сумасшедший дом, но там его ждала большая радость: его помощник объявил ему, что состояние Эстер изменилось к лучшему.

Этьен прямо пошел в ее комнату и нашел, что она очень слаба. Но это было естественно. Дело явно шло на поправку. С облегчением Этьен оставил Шарантон.

Вернувшись домой, он нашел письмо от дяди. Пьер Лорио писал, что уезжает на три дня. Он увозил за пятнадцать миль от Парижа старую, больную даму, которая боялась железных дорог, и говорил, что по возвращении займется ребенком, оставленным им в воспитательном доме 24 сентября 1837 года.

Эта неожиданная отсрочка немного раздосадовала Этьена, но, в сущности, она ничему не вредила, поэтому он покорился судьбе и решил в тот же день отправиться к Анри де Латур-Водье, чтобы поручить ему подать прошение от имени Берты Леруа и Жана Жеди по поводу покушений, жертвами которых они стали.

Жалобы должны были предшествовать просьбе о пересмотре дела Поля Леруа.

Наскоро пообедав, Этьен взял дело моста Нельи и отправился в дом на улице Святого Доминика.

Анри был в суде, но его лакей сказал, что он скоро вернется, и предложил доктору подождать.

Этьен согласился.

Через четверть часа Анри пришел домой и, дружески пожав руку Этьену, спросил:

– Чему обязан твоим посещением?

– Мне надо поговорить с тобой о многом.

– Серьезно?

– Да, серьезно. Но рассказ будет очень длинен.

– Тем лучше. Я свободен и слушаю тебя.

– Прежде всего, позволь поблагодарить тебя за дело, которое ты мне дал. Вот оно.

– Этот процесс заинтересовал тебя?

– Очень.

– И, прочтя дело, ты находишь так же, как и я, что там много неясностей?

– Я твердо убежден, что Поль Леруа – жертва рокового стечения обстоятельств и заплатил головой за преступление других.

– Не правда ли? – вскричал Анри с торжествующим видом. – Это бросается в глаза! Обвинительный акт убедителен только внешне. Старшина присяжных задавал вопросы как человек, заблудившийся в лабиринте, не знающий, куда идти. Показания свидетелей казались подавляющими, а между тем ничего не доказывают. Взглянув на дело поверхностно, всякий скажет: «Обвиненный виновен». Но спокойно изучив его, убеждаешься в невиновности осужденного. Я очень рад, что ты разделяешь мое убеждение.

– Не только разделяю, но точно знаю, что это так.

– Точно знаешь? – не без удивления повторил адвокат.

– Да.

– Основываясь на логике?

– Нет, на доказательствах.

– На доказательствах невиновности Поля Леруа?

– Да.

– Ты знаешь его семью?

– Да, знаю.

– И в течение двадцати лет эта семья, имея доказательства, о которых ты говоришь, не требовала восстановления честного имени казненного?

– Они не могли этого сделать.

– Почему?

– По недостатку доказательств, которые теперь только находятся в их руках. Эта семья нуждается в человеке, который поддержал бы дело своим талантом. Я пришел спросить тебя: хочешь ли ты быть этим человеком?

– Я?… – с удивлением воскликнул Анри.

– Да, ты. Разве несколько дней назад ты не говорил, что, если бы у тебя были какие-нибудь доказательства, ты был бы счастлив доказать юридическую ошибку, жертвой которой стал Поль Леруа?

– Да, правда, я говорил это. И теперь думаю точно так же.

– Ну, так я скажу теперь, что нужно вернуть честное имя девушке, которую я люблю всеми силами души.

– Как!… Берта Монетье?… – прошептал адвокат.

– В действительности – Берта Леруа. После казни несчастного, чтобы спасти сына и дочь от незаслуженного позора, вдова сменила имя. Теперь ты знаешь все, – ты согласен?

– Согласен, и вдвойне счастлив, так как, трудясь для Берты, я буду трудиться для тебя.

– Благодарю от всего сердца!

– Завтра же, – продолжал Анри, – мы займемся тем, что соберем доказательства.

– Почему не начать сегодня же? – поспешно сказал Этьен. – Берта близко отсюда, так как живет в твоем павильоне на Университетской улице, и я сведу тебя к ней.

– Пожалуй, идем, я готов.

Анри взял с собой портфель, в который положил несколько бумаг, и последовал за Этьеном в павильон.

Рене, предупрежденный заранее, был уже у Берты.

Ей ничего не сказали.

Дверь сада открыл Рене.

– Дорогой Анри, – сказал Этьен, – мне нет надобности представлять тебе моего друга, Рене Мулена, ты уже знаешь его и мог оценить.

– Я должник маркиза де Латур-Водье, – ответил Рене. – Я обязан ему свободой и надеюсь, что скоро буду обязан счастьем нашей дорогой Берты.

– Я сделаю все, что от меня зависит, – ответил Анри, улыбаясь и пожимая руку Рене.

– О! В таком случае, мы уверены в успехе.

– Берта не спит? – спросил Этьен.

– Нет. И она в отличном расположении духа.

– Хорошо, идем.

Этьен тихонько постучался в дверь Берты.

– Можно войти? – спросил он.

– Конечно, – ответила Берта с постели. – Я вас жду уже давно.

Увидев неожиданно постороннего, девушка покраснела.

Анри поклонился ей с глубоким участием.

– Дорогая Берта, – сказал Этьен, – я говорил вам, что приближается минута, когда нам придется просить помощи у служителей закона… Эта минута настала. Я привел к вам Анри де Латур-Водье, моего друга, который будет и вашим. Вы уже обязаны ему за гостеприимство в этом доме, вскоре вы будете обязаны еще большим…

Берта протянула молодому человеку свою похудевшую руку и дрожащим голосом прошептала: