Текст книги "Сыщик-убийца"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 42 страниц)

– Нет, они тут.

– Так что же тебя смущает?

– На земле кровь. Смотрите!

И первый рабочий указал на красное пятно.

– Да, это кровь. Здесь, вероятно, кого-нибудь убили.

– Может быть, здесь ночевали бродяги, поссорились между собой, и один из них получил удар ножом?

– Кровь лилась с некоторой высоты. Вокруг большого пятна маленькие брызги.

В это время первый рабочий по имени Граншан машинально взглянул на отверстие, через которое виден был уголок неба, и громко вскрикнул.

– Что такое? – спросил один из его товарищей.

– Посмотрите, – ответил он дрожащим голосом, протягивая руки кверху.

Футах в тридцати над их головами было видно бесчувственное тело, поддерживаемое ветвями дерева.

– Мне кажется, это женщина, – сказал старший рабочий по имени Симон.

Едва он это сказал, как поднес руку ко лбу, на который упала теплая капля. Его пальцы были красны.

– Кровь, – прошептал он. – Она падает сверху, теперь это ясно. Бедная женщина упала ночью, отправляясь смотреть на пожар; не будь этих ветвей, она упала бы вниз.

– Ты думаешь, что она еще жива?

– Конечно: кровь теплая.

– Надо помочь ей!

– Конечно, но как?

– Возьмем лестницу.

– Нет, наша слишком коротка. Тут не менее тридцати футов.

– Поставим две лестницы, одну на другую.

– Это идея, Граншан, принеси две лестницы, а я достану веревку.

Лестницы были положены на землю, связаны веревкой и затем подняты.

– Достаточно ли теперь? – спросил Симон.

– Да, – ответил Граншан, – она доходит до кустов.

– Хорошо. Я подымусь, а вы держите крепче.

Симон был невысокого роста, лет тридцати, но отличался замечательной силой. Скоро он поднялся до дерева, задержавшего падение.

– Ну что? – крикнули снизу.

– Это молодая женщина или девушка, но только не здешняя.

– Что с ней?

– Не знаю, она бледна, как мертвая, а глаза закрыты.

– Что будешь делать?

– Я постараюсь взять ее на руки. Держите крепче лестницу.

Но дело оказалось труднее, чем он думал.

– Черт возьми! – закричал он после тщетных усилий. – Я не могу выпутать ее из ветвей и боюсь уронить, а может быть, и сам упаду вместе с ней.

– Есть одно средство, – сказал Граншан.

– Какое?

– Мы пойдем наверх с веревкой; дойдя до края отверстия, мы спустим один конец, ты привяжешь тело, мы поддержим его, и вы спуститесь без малейшей опасности.

– Хорошо, только, прежде чем уйти, укрепите лестницу.

– Не беспокойся: она более чем на фут вошла в землю.

– В таком случае, идите скорей.

Симон с участием и состраданием глядел на молодую женщину, руки которой инстинктивно сжали ветви. Он дотронулся до руки: она была холодна.

«Кровь больше не течет, – подумал он, – кажется, она умерла, а жаль».

В эту минуту его товарищи подошли к краю отверстия и спустили конец веревки.

Обернув несчастную несколько раз веревкой, Симон завязал ее четырьмя узлами и сказал:

– Подымайте тихонько, я подставлю плечо, а вы постарайтесь спустить тело мне на спину, только осторожно, а не то мы упадем оба.

После нескольких усилий им удалось, наконец, положить тело на плечо Симона, который начал тихонько спускаться, крикнув, чтобы они продолжали слегка поддерживать тело. Он с бесчисленными предосторожностями спустился вниз. В углу лежало несколько охапок соломы, и Симон уложил на нее девушку.

Лицо Берты было бледно, как мрамор, глаза закрыты, а на платье виднелись большие красные пятна.

Через несколько минут товарищи Симона вернулись.

– Ну что, – спросил Граншан, – она умерла?

– Не думаю, – ответил Симон, – так как все ее члены совершенно мягки.

Он опустился на колени и, приложив ухо к груди, стал слушать, бьется ли сердце.

– Она только в обмороке, – сказал он. – Я слышу, как бьется сердце.

– Может быть, у нее что-нибудь сломано?

– Едва ли.

– Ну, что же нам с ней делать?

– Мы не можем оставить ее без помощи, а унести не можем.

– Я побегу за доктором и приведу комиссара.

Граншан сейчас же ушел, а Симон намочил платок в луже, оставшейся после вчерашнего дождя, и смочил виски Берты. Но это первобытное средство не возымело действия.

– Чудо, что она еще жива, – прошептал Симон.

Прошло полчаса, обморок продолжался, но сердце билось, хотя слабо.

Наконец явился полицейский комиссар в сопровождении доктора и двух людей с носилками.

Доктор констатировал две незначительные раны: одну на голове, другую в груди. Первая была почти царапиной, вторая немного более глубокая, и причины ее доктор не мог объяснить. Рана та вызвала большое кровоизлияние.

После перевязки доктор объявил, что девушку надо перенести в соседний госпиталь, так как неизвестно ее местожительство.

Берту положили на носилки.

– Надо посмотреть, – сказал полицейский, – нет ли у нее в платье чего-нибудь, что могло бы указать на ее имя и адрес.

Симон опустил руку в карман и вынул сначала ключ, потом портмоне, которое открыл комиссар. Там находился только золотой и несколько мелких монет. Всего тридцать два франка семьдесят пять сантимов. Затем был вынут маленький клочок смятой бумаги.

– Номер фиакра, – сказал комиссар. – Но этот номер мог лежать в кармане уже давно, и к тому же кучер не знает, кого везет.

– Это указание не имеет значения, – продолжал доктор. – Обморок кончится, и больная даст показания, но сначала ее надо отнести в госпиталь. Сейчас, господин комиссар, я подпишу билет о приеме, который вы потрудитесь засвидетельствовать.

– Куда прикажете нести? – спросил один из носильщиков.

– В госпиталь Святого Антуана.

– Черт возьми! Это не близко, нам не донести вдвоем.

Симон и старший из рабочих предложили свои услуги.

– А ты не идешь с нами? – спросил Симон Граншана.

– Во мне нет надобности, я буду работать в ожидании вас.

– Как хочешь.

Но, оставшись один, Граншан не шевелился и, казалось, не был расположен работать.

Он думал, пристально глядя на бумажку, брошенную комиссаром. И вдруг, наклонившись, поднял ее.

– Черт возьми! – прошептал он, пожимая плечами. – Этот комиссар не хитер!… Он находит, что бумажка ничего не значит!… Но, предположив, что девочка умрет, не сказав ни слова, ее адрес можно узнать, обратившись к кучеру фиакра номер 13 и показав ему в морге покойницу… Я спрячу этот номер и покажу его в случае надобности.

Тщательно сложив бумажку и положив ее в карман, Граншан принялся за работу.

ГЛАВА 6

Несчастную Берту отвезли в госпиталь Святого Антуана.

Дежурный доктор убедился, что у нее ничего не сломано. Оставалось только опасаться сильного потрясения, а относительно этого нельзя было ничего узнать до окончания обморока.

Сквозь сжатые губы ей влили в рот несколько капель лекарства, а так как его действие могло последовать с минуты на минуту, доктор не отходил от ее постели.

По прошествии получаса Берта сделала слабое движение, затем приподнялась и, открыв глаза, бросила вокруг испуганный взгляд, потом глаза ее снова закрылись, и она упала на подушку.

Доктор взял ее руку и тихо заговорил.

Она снова открыла глаза, ее губы зашевелились, видно было, что она хотела что-то сказать, но только кровавая пена показалась на ее губах.

– Я боюсь внутреннего кровоизлияния, – сказал доктор стоявшим около него двум студентам. – Бедная девушка очень больна…

Но оставим на время Берту и возвратимся к другим героям нашего рассказа.

Мы видели, как был испуган Тефер при рассказе Пьера Лорио начальнику полиции.

Он испугался, что дядя доктора Этьена подозревает истину, но скоро успокоился.

Кучер только делал логические выводы, но было очевидно, что не знал ничего.

К Теферу вернулось его хладнокровие, и он задрожал от радости, когда начальник полиции поручил ему следствие.

«Отлично, – думал Тефер, потирая руки с циничной улыбкой, – они могут надеяться, что розыски будут произведены самым тщательным образом… Точно так же, как относительно фальшивомонетчиков Дюбье и Термонда. Но надо сделать вид, что я работаю усердно и заслуживаю всяких похвал».

Затем он позвал двух агентов, которые по большей части работали под его надзором. Они помогали при аресте Рене Мулена и наблюдали за домом, где жила вдова казненного. Их звали Леблонд и Банкаль.

Инспектор объяснил им, в чем дело, и наметил их действия.

– Фиакр был взят на Восточной улице в десять часов, – сказал он, – и найден в половине первого на набережной Рапе. Он должен был проехать большой путь по глинистой дороге. Люди, укравшие его, кажутся мне очень ловкими и, по всей вероятности, они отвели фиакр на эту набережную единственно для того, чтобы сбить с толку следствие, если оно будет производиться.

По моему мнению, – продолжал Тефер, – следы фиакра надо искать на Монмартре или в Бельвиле. Вам, Леблонд, я поручаю осмотреть Бельвиль, а вам, Банкаль, – Монмартр.

– Глинистая почва есть также на Шамонских холмах, – заметил Леблонд.

– Я включаю их в Бельвиль, – сказал Тефер.

– Точно так же, как за кладбищем Пер-Лашез, до Баньоле, – сказал Банкаль.

– Я беру эту часть на себя… Если же вы не найдете следов там, я направлю вас в сторону Берси и Венсена.

– Слушаем, господин Тефер. Когда прикажете начать поиски?

– Сегодня же, и будьте как можно деятельнее. Каждый день вы будете подавать мне донесения, и я буду присоединять их к моим.

– Кто правил экипажем? – спросил Банкаль.

– В нем были двое. То есть, по всей вероятности, один сидел на козлах, а другой внутри, в обществе женщины.

– Молодой?

– Неизвестно.

– А наружность мужчин?

– Точно так же.

– Но, в таком случае, – вскричал Лебланд с гримасой, – найти их почти так же легко, как иголку в стоге сена.

– Это и мое мнение!… – повторил Банкаль.

– И мое, – сказал Тефер. – Но что делать? Так приказано… Впрочем, случай может нам помочь, и я рассчитываю на вас.

– Мы сделаем все, что можем.

Агенты разошлись.

Направив их, Тефер был уверен в неуспехе.

Истина могла быть открыта только с одной стороны, и эту сторону он оставил себе, решив исключить всякие неожиданности.

Тефер вернулся домой и решил завтра отправиться в окрестности Баньоле, – конечно, переодетым.

Ему необходимо было производить свои розыски в величайшей тайне, так как, несмотря на должность инспектора, он мог быть под надзором какого-нибудь неизвестного агента, находившегося в прямых сношениях с начальником полиции.

Пробыв у себя не более часа, он загримировался и оделся в костюм грузчика, который был на нем во время его первого свидания с Дюбье и Термондом в трактире «Две бутылки», и бросился на поиски Жана Жеди.

Тефер отлично знал все любимые места мошенников, которые, когда у них карманы полны, отправляются туда прокутить ворованные деньги.

Он отправился в эти трущобы, говоря себе, что, за отсутствием Жана Жеди, может найти кого-нибудь, кто наведет его на след.

Он не ошибся.

Один вор, только что вышедший из тюрьмы, сказал ему, что Жан Жеди был посажен туда на неделю и выпущен месяц назад.

Полицейский немедленно отправился в контору тюрьмы, показал свою карту и потребовал точного описания наружности Жана Жеди и адрес его последней квартиры.

Тефер отправился на улицу Винегрие и нашел привратника, сидевшего на пороге своей комнаты.

Он хриплым голосом, отлично подходившим к его костюму, спросил, живет ли тут Жан Жеди.

Услышав имя своего бывшего жильца, привратник насмешливо поглядел на спрашивавшего.

– А! Так вы знаете эту птицу?

Было очевидно, что Жан Жеди не пользовался хорошей репутацией.

Чтобы добиться полезных сведений, надо было ловко взяться за дело. Поэтому полицейский ответил:

– Нет, я его не знаю и очень рад, так как он, кажется, порядочная дрянь!

– Даже хуже!

– Что же? Может быть, мошенник?

– Да, вы угадали… Негодяй, которого мы принимали за честного человека! Этот мошенник был приговорен к тюрьме и, как кажется, не в первый раз.

– Я слышал это.

– Так чего же вы от него хотите?

– Я – ровно ничего; но он мой земляк, и его брат – честный малый, за что я ручаюсь, дал мне к нему поручение… Вот почему я ищу его.

– Ну, так ищите его в другом месте, он больше не живет здесь.

– Он переехал?

– Вы думаете, что в нашем доме держат воров?…

– А знаете вы, куда он отправился?

– Для чего нам мог быть нужен его адрес? Я не имею ни малейшего желания поздравлять его с Новым годом.

– Какая досада! Мне так хотелось бы исполнить поручение его брата и, если бы мне могли дать хоть малейшее указание…

– Все, что я могу вам сказать, это то, что он увез свою мебель с помощью довольно красивого мужчины, вероятно, такого же негодяя, как и он сам, которого он называл Рене.

Тефер вздрогнул.

– Рене! – воскликнул он. – Вы сказали, Рене?

– Да. Разве у вас и к этому есть поручение?

– Нет, но, мне кажется, я его знаю. Рене Мулен, не правда ли?…

Привратник пожал плечами.

– Мулен… Ламен… Тапен… очень может быть… Я не обращал на это внимания. А вы его знаете?… Ну, мне кажется, у вас хорошее знакомство!… Прощайте!…

Привратник вошел в свою комнату и с шумом захлопнул дверь, оставив Тефера в сильной досаде и беспокойстве.

«Рене!… – говорил он про себя с неподдельным беспокойством. – Неужели Клодия права?… Неужели эти люди случайно могли сойтись?… И в руках Рене Мулена, мстителя за Поля Леруа, находится единственный свидетель, который, подтвердив прежнее преступление, может навести полицию на след вчерашнего!… Если это так, то, кажется, сам дьявол против нас… И я сам могу начать бояться!…»

Выйдя из дома, Тефер сел в омнибус и отправился на Королевскую площадь.

– Рене Мулен здесь? – спросил он у мадам Бижю, которая, конечно, не узнала его.

– Его нет в Париже.

– Давно ли?

– Вот уже две недели. Он нашел место в провинции.

– Удивительно!…

– Почему?…

– Потому что вчера, выйдя из омнибуса, мне показалось, что я видел его.

– Вы ошиблись. Он оставил за собой квартиру и если бы был в Париже, то зашел бы сюда.

– Вероятно, я ошибся…

– О! Да, наверное!…

– И это тем досаднее, что у меня было к нему поручение от одного из его друзей.

– Объясните мне, в чем дело, и, если случайно господин Рене придет, я повторю ему слово в слово.

– Хорошо, сударыня. Скажите ему, что его ждут у его друга, Жана Жеди.

– Жана Жеди?… – повторила мадам Бижю. – Где живет этот господин? Я никогда не слыхала, чтобы господин Рене говорил о нем.

– Он живет на улице Винегрие.

– Хорошо, я напишу, чтобы не забыть.

Тефер должен был уйти.

«Правду ли говорит эта женщина? – думал он. – Или же Рене Мулен заплатил ей за то, чтобы она лгала? Я должен узнать это во что бы то ни стало…»

Было уже около пяти часов, и полицейский не мог продолжать в этот день свои розыски.

Наскоро пообедав, он вернулся домой, куда герцог Жорж должен был принести свой новый адрес.

Действительно, в девять часов герцог звонил у дверей. Открыв ему, Тефер был снова поражен страшным изменением лица старика.

Оно выражало ужас, усталость, безграничное отчаяние и могло бы внушать сострадание, если бы не внушало отвращения.

– Вы последовали моим советам, герцог? – спросил Тефер.

– Да. Я живу в Батиньоле, улица Сент-Этьен, 19… Дом окружен большим садом.

– Отлично… – сказал Тефер. – Я сам не мог бы выбрать лучше… Выходите пореже или совсем не выходите днем. Но продолжайте по ночам посещать ваш дом на улице Святого Доминика, чтобы убедиться, что с этой стороны нам нечего бояться. Может прийти какое-нибудь важное письмо.

– Я буду ходить каждую ночь… Нет ли чего-нибудь новенького?

– Да. Я получил доказательство, что совет мистрисс Дик-Торн был хорош, и я напрасно подал бы теперь в отставку…

– Разве пожар в Баньоле обратил на себя внимание?

– Нет, пожар признан следствием неосторожности, и Проспера Гоше считают погибшим. Но возбуждено следствие относительно фиакра, в котором произведено похищение… И это по милости людей, которые служили мне. Негодяи украли в фиакре пальто и банковские билеты, принадлежащие кучеру, а последний подал жалобу.

Герцог вздрогнул.

– Конечно, это досадно, – продолжал полицейский. – Но не надо слишком беспокоиться: я еще служу и сумею отвратить всякую опасность… Мне поручено вести следствие, и я беру на себя не привести его ни к чему. Нам надо серьезно думать только о Рене Мулене и Жане Жеди, так как я имею причины предполагать, что они встретились и действуют заодно.

– Мы погибли… – прошептал герцог.

– Конечно, опасность существует, но не отчаивайтесь. Жан Жеди вас не знает…

– Вы думаете?…

– Это бросается в глаза. Если бы он вас знал, поверьте, вы уже имели бы о нем известие. У нас есть время… Негодяй украл сто тысяч франков, я знаю его нрав, он станет опасен только тогда, когда прокутит все до последнего сантима… Я ищу его и, наверное, скоро найду. Я караулю также Рене Мулена и устрою какую-нибудь ловушку, в которую он должен попасть. Поэтому успокойтесь.

– Я хотел бы… – начал Жорж. – Но вы, кажется, забываете одно…

– Что такое?…

– Привратница на улице Нотр-Дам-де-Шан видела, как Берта Леруа оставила дом. Она начнет беспокоиться и, без сомнения, заявит об исчезновении полицейскому комиссару.

– Не все ли равно! Исчезновения женщин, в особенности, когда они молоды и хороши, случаются каждый день; подумают, что девушка сбежала с любовником, и эта история скоро забудется.

– А если Рене Мулен захочет проникнуть в эту тайну?…

– Повторяю вам, что я беру на себя Рене Мулена.

Герцог, немного успокоенный, вздохнул с облегчением.

– Я советовал вам быть как можно осторожнее, – продолжал Тефер. – Но вам надо уведомить мистрисс Дик-Торн о том, что происходит, чтобы она держалась настороже.

– Могу ли я отправиться в ее дом?

– По зрелому рассуждению, я думаю, что в этом нет ничего неудобного, если только вы постараетесь стать неузнаваемым и прикажете доложить о себе под чужим именем.

– Я увижусь с ней завтра.

Герцог расстался с Тефером.

Последний почти сейчас же вышел на поиски Рене Мулена и Жана Жеди.

Жана он не мог найти в парижских трущобах, так как тот был в Аньере, прокучивая с товарищами дешево доставшиеся деньги.

После завтрака, продолжавшегося четыре часа, Жан Жеди предложил покататься на лодках.

Это было принято с восторгом, и большие плоские лодки отвезли почтенную компанию в Сен-Дени, где они решили обедать, ужинать и завтракать на другой день.

Между спутниками старого вора был один молодой воришка по имени Миньоле, который при виде бумажника Жана Жеди, наполненного банковскими билетами, возымел идею завладеть им.

«Когда добряк напьется, – думал он, – а это не замедлит случиться, я украду у него деньги, а он подумает, что потерял бумажник дорогой».

Но Жан Жеди пил не переставая, и, против обыкновения, совсем не пьянел. Конечно, язык у него немного заплетался, а глаза щурились, но он был в полном рассудке и время от времени дотрагивался правой рукой до кармана, в котором лежал бумажник.

«Черт побери, – думал Миньоле, – если мы будем так кутить, то мне ничего не достанется… Нечего сказать, у этого негодяя крепкая голова!…»

Миньоле, не переставая, подливал в стакан Жана Жеди, но ожидаемое опьянение не приходило. В Сен-Дени праздник дошел до своего апогея.

Около одиннадцати часов вечера все гости храпели под столом, исключая Миньоле, который пил осторожно, и Жана Жеди, который победил всех своих гостей.

– Ну, выпьем вдвоем, – говорил Миньоле, – раскупоривая бутылку шампанского. – Эти люди не умеют пить!… Мы только двое с тобой молодцы.

– Наливай! Наливай! – отвечал старый вор. – Этой штукой не напьешься никогда…

– Но зато она стоит дорого.

– Так что же? Деньги для того и сделаны, чтобы их бросать… Когда эти кончатся, будут еще. Когда бумажник опустеет, его снова набьют. Когда касса будет пуста, ее наполнят.

И он залпом выпил целый стакан, повторяя:

– Еще! Еще!…

Миньоле с удивлением глядел на своего собеседника.

– Так, значит, у тебя есть касса, – сказал он.

– Неистощимая! Дай мне пить!…

Вдруг Жан Жеди остановил его руку, вскричав:

– Какая прекрасная штука!…

– Что такое?

– Что, если мы уедем, заплатив за все, и оставим их храпеть сколько угодно?… Я представляю себе их гримасы, когда они проснутся завтра утром!…

– Что же, можно… Но куда мы отправимся?

– Сначала в Париж, на станцию Сен-Лазар, а оттуда по железной дороге в Гавр… Прокатимся немного для удовольствия!… Мне хочется посмотреть на море…

– Мне тоже, но, чтобы доехать туда, нам надо немало денег.

– У меня есть.

– Я знаю, но, может быть, у тебя недостаточно с собой.

– Очень может быть. По дороге может прийти в голову какой-нибудь каприз. Поэтому, прежде чем ехать, я напишу записку в мою кассу.

– Идет!… – закричал Миньоле, задрожав от радости.

Когда счет был подан, Жан Жеди заплатил трактирщику.

– Вот вам ваши деньги и еще пятьдесят франков.

– Для чего это?

– Здесь остаются наши товарищи, они крепко спят… Пусть выспятся. Когда же они проснутся завтра, вы подадите им белого вина и хороший бульон.

Хозяин засмеялся и взял деньги.

– А если они спросят про вас?

– Вы ответите, что я поехал в Гавр за устрицами и что через две недели я приглашаю их обедать в Париж в «Черную бомбу» в шесть часов вечера. Не забудьте: через две недели!… Сегодня у нас 21-е, следовательно, 6-го будущего месяца.

– Будьте спокойны, сударь, я передам ваше поручение.

– А теперь идем.

И Жан Жеди увлек Миньоле.

Когда они вышли на улицу, последний предложил ехать по железной дороге.

– Никогда!… – возразил старый вор. – Я чувствую потребность пройтись, чтобы немного размять ноги. Отсюда до Парижа недалеко.

Миньоле предпочел бы всякий другой способ передвижения, но нечего делать – покорился и последовал за своим спутником, который сначала шатался, но мало-помалу стал идти все тверже.

Не прошло и часа, как они были у заставы Лашапель.

– Здесь остановка… – сказал Жан Жеди.

– Как остановка? – прошептал Миньоле, оглядываясь вокруг. – Теперь уже больше полуночи, и я не вижу ни одного открытого кабака.

– Ты не понимаешь, остановка – это значит, что я тебя оставляю.

– Как, оставляешь меня! – с досадой вскричал молодой вор. – Ты хочешь поступить со мной так же, как и с другими?… Ты меня бросаешь?

– Да, на время.

– А путешествие в Гавр? Это, значит, была шутка?

Жан Жеди пожал плечами.

– Как ты глуп! – возразил он. – Узнай, идиот, что честный человек держит слово. Что обещано, то обещано!… Мы отправимся в Гавр за устрицами для обеда… Но так как у меня есть дела дома, то я оставляю тебя здесь.

– Не могу ли я пойти с тобой?

– Нет.

– Почему?

– Потому, что ты мешал бы мне. Я живу с родственниками, и ты разбудил бы их.

– Скажи лучше сразу, что ты выдумываешь предлог, чтобы отделаться от меня.

– Говорю тебе, что нет, дуралей! Иди, жди меня на станции… Я буду там почти в одно время с тобой… Я как раз вижу фиакр, я возьму его и скоро вернусь… Понимаешь?

– Ты меня не обманываешь?

– Говорю тебе, что нет. Да вот, кстати. Есть у тебя деньги?

– Сорок су, не больше… Не у всех есть своя касса.

Старый вор сунул руку в карман и вынул пригоршню монет, которые, не считая, подал Миньоле.

– Возьми это и если найдешь там какой-нибудь кабак открытым, то, в ожидании меня, закажи пунш с коньяком.

Жан Жеди сел в фиакр и приказал ехать в Бельвиль.

Приехав к себе, он вошел, как накануне, и вышел обратно с бумажником, полным банковскими билетами.

Выходя из фиакра у станции Сен-Лазар, он увидел Миньоле, стоявшего на пороге лавки торговца вином.

Пунш с коньяком пылал.

ГЛАВА 7

Прошло около недели. Рене Мулен, Этьен Лорио и Тефер измучились, разыскивая напрасно, одни – Берту и Жана Жеди, другой – Жана Жеди и Рене Мулена.

Механик и доктор были близки к отчаянию. Ни малейшего следа ни Берты, ни старого вора не находилось.

Этьен делил свое время между обязанностями службы и розысками, столь же безуспешными, как и неутомимыми.

Каждое утро он отправлялся в Шарантон, потом поспешно объезжал больных в Париже и затем продолжал поиски Берты. Он изнемогал от усталости, почти не ел, не спал и, видимо, изменился, но, боясь ослабить энергию Рене, не выдавал ему своего отчаяния и ужаса.

Следствие, порученное агентам префектуры, также не подвигалось.

Пьер Лорио каждый день ходил за справками и возвращался, повесив нос.

Дело фиакра номер 13, казалось, начало вступать в категорию тех, которые навсегда остаются неразъясненными.

Тефер, пустив своих людей по фальшивым следам, был убежден, что их розыски не приведут ни к чему. Со своей стороны, он действовал с большой ловкостью и хитростью. Лично наведенные им справки в окрестностях Монтрейля и Баньоле доказали ему, что проезд фиакра номер 13 не привлек ничего внимания. Его беспокоила только невозможность найти Жана Жеди.

Он перерыл весь Париж, но нигде не нашел следов старого вора, так же, как и Рене. Эти два исчезновения беспокоили его в высшей степени. Он спрашивал себя, не скрывается ли за ними какая-нибудь ловушка или засада.

Он два раза был на Королевской площади и оба раза получил ответ, что Рене в отсутствии. Естественно, он сообщал все это герцогу Жоржу и Клодии Варни.

Последняя начинала успокаиваться, но одна вещь сильно пугала сенатора.

– Не удивляетесь ли вы, – сказал он Теферу, – тому молчанию, которым окружено исчезновение Берты Леруа?

– Да, я сначала удивлялся, – возразил полицейский, – и хотел узнать, чему это приписать…

– Вы наводили справки?

– Да, переодетый комиссионером, с письмом в руках, я направился на улицу Нотр-Дам-де-Шан, номер 19 и спросил у привратницы мадемуазель Берту Монетье…

– Что же вам ответили?

– Что мадемуазель Берта уехала в деревню.

– Уехала в деревню? Это не кажется вам подозрительным?…

– Почему же подозрительным? Без сомнения, девушка выразила намерение уехать из Парижа к Рене Мулену, и привратница предполагает, что она привела в исполнение свое намерение.

Объяснение было очень правдоподобным, и герцог вздохнул свободно.

– С этой стороны нечего беспокоиться, – сказал Тефер. – Но я до тех пор не буду спать спокойно, пока не найду средства вырвать у Жана Жеди бумаги и не заставлю его молчать.

– Будете ли вы вполне уверены в его молчании?…

– О! Вполне уверен: мертвые не говорят…

Герцог понял и побледнел.

– Опять кровь!… – прошептал он.

– Послушайте, герцог, – сказал полицейский, непочтительно пожимая плечами. – На том пути, на который мы вступили, надо идти, не останавливаясь. Малейшее колебание может скомпрометировать нас, а отступление – погубить…

Бывший любовник Клодии опустил голову и замолчал.

Однажды утром Этьен Лорио приехал в Шарантон в еще более мрачном расположении духа, чем обычно, что, впрочем, не помешало ему внимательно осмотреть больных. Вместе со своим помощником-студентом он дошел до комнаты Эстер Дерие.

Со времени своего поступления в госпиталь бедная женщина сильно изменилась, по крайней мере физически, так как ее нравственное состояние оставалось то же.

Лицо ее похудело, щеки ввалились, и темные круги окружали глаза.

Привыкнув видеть Этьена каждое утро, она всегда встречала его слабой улыбкой, но в этот день, казалось, не замечала доктора.

– У нее был припадок? – спросил последний своего помощника.

– Нет. Но со вчерашнего дня она не выходит из такого состояния, и аппетит ухудшился. Не находите ли вы, что она видимо меняется?

– Это так и должно быть, – сказал Этьен. – То лекарство, которым я готовлю ее к операции, вызывает сильную усталость, а следовательно, и слабость.

– Скоро ли вы сделаете операцию?…

– Я могу сказать это только тогда, когда будет снят наложенный на череп аппарат, который должен остаться еще несколько дней. Но ее мрачное лицо и неподвижные глаза беспокоят меня… Я боюсь…

Этьен остановился.

– Боитесь, что какая-нибудь болезнь расстроит ваши планы? Не так ли?… – договорил студент.

– Да. Надо вывести ее из комнаты куда-нибудь в сад. Дать ей цветов… Наконец, рассеять ее насколько возможно. Я специально поручаю ее вам.

– Будьте спокойны, ваши приказания будут в точности исполнены…

– Я рассчитываю на вас и благодарю… Тут дело идет больше чем о гуманности, так как на карту поставлены интересы науки…

В это время Эстер, не шевелясь, сидела на постели и смотрела перед собой.

Когда Этьен взял ее за руку, она, казалось, только что заметила его присутствие.

– Вы страдаете? – спросил он.

Эстер покачала головой и отняла руку.

– Хотите чего-нибудь? – продолжал доктор.

Больная сделала утвердительный знак.

– Скажите, чего?

– Солнца… цветов… – прошептала бедная женщина.

– Солнце у вас есть, а через несколько минут вас поведут рвать цветы.

Глаза сумасшедшей оживились, она прошептала:

– В Брюнуа?…

– Да.

– Нет, я не хочу.

При слове «Брюнуа» Этьен вздрогнул. Это название напомнило ему одну фразу, сказанную Рене Муленом по поводу тайных врагов, с которыми он борется. «Я убежден, что это убийцы доктора из Брюнуа». Кроме того, племянник Пьера Лорио припомнил, что Эстер вначале часто вспоминала это.

«Вот, по меньшей мере, странное совпадение, – думал он. – Неужели заключение этой женщины может иметь ту же причину, что и исчезновение Берты? Неужели враги одной могут быть врагами другой? Неужели мне суждено узнать здесь то, что Берта и Рене только вполовину объяснили мне? И неужели мне суждено вызвать свет, который должен осветить им истину?»

Все эти соображения промелькнули в голове Этьена с быстротой молнии.

Он снова взял за руку Эстер.

– Вы не хотите ехать в Брюнуа? – тихо спросил он.

– Нет.

– А между тем это необходимо.

Эстер задрожала и, стараясь отвернуться, прошептала:

– Я не поеду!… Они меня убьют!… Я боюсь!…

Сумасшедшая сильно вздрагивала, и, судя по ее движениям, припадок казался неизбежным.

Этьен с трудом удерживал ее.

– Я вам приказываю быть спокойной, – сказал он, – и отвечать мне: чего вы боитесь?

Эстер молчала.

– Кого вы боитесь встретить в Брюнуа? Кто может желать убить вас?…

То же молчание.

– Может быть, убийцы доктора из Брюнуа?

Эстер быстро вырвалась и, бросившись на постель, закрыла лицо руками, вскрикивая и произнося бессвязные слова.

Мало-помалу она, однако, успокоилась, затем очень тихо, но ясно прошептала:

– Там… ночью… кровь и смерть; здесь – голубые волны, чудное небо… цветы и гармония.

И она запела свою любимую песню. Затем голова ее опустилась на грудь, и она впала в оцепенение.

Этьен все больше и больше убеждался, что существует тайная связь между судьбой Берты и Эстер Дерие. Он не знал, в чем эта связь, но был убежден, что со временем узнает.

Помощник спросил доктора, знает ли он что-нибудь о ее прошлом.

Вопрос привел Этьена в себя. Он вспомнил слова директора. Сумасшедшая по особому приказанию должна была содержаться в секретной.

– Нет, я ничего не знаю, – поспешил он ответить. – И если я стараюсь угадать причину сумасшествия, то лишь для того, чтобы лучше бороться против него.

– Не кажется ли вам, доктор, так же как и мне, что эту женщину окружает страшная тайна? Мне кажется, она была прислана сюда полицейской префектурой?

– Вы не ошибаетесь.

Затем, чтобы прервать разговор, он прибавил:

– Напишите рецепт.

Он продиктовал свое предписание и вышел из комнаты. Несколько минут они молча шли рядом, вдруг молодой человек остановился.