Текст книги "Сыщик-убийца"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 42 страниц)

Этьен на минуту замолчал.

Берта слушала его, опустив глаза.

– Рене Мулен – честный человек, – продолжал молодой доктор, – я этому верю, так как это говорил мне лучший из моих друзей. Он, конечно, сжалился бы над моим горем, не отказался бы дать мне слово, что я напрасно вас подозреваю. Он, наконец, доказал бы мне вашу невиновность, рассказав, зачем вы ходили к нему в ту ночь. Ведь вы к нему ходили, не правда ли?

– Да, – ответила Берта почти спокойным тоном. – Да, я действительно ходила к Рене Мулену, но позвольте мне сказать, что я нахожу ваши слова очень странными… Как! Вы готовы верить незнакомому человеку, но не верите мне! Слово Рене Мулена убедит вас, а моему вы не доверяете!… Если вы действительно меня любите, как говорите, то у вас очень странная манера любить, странная и оскорбительная!

– Да разве вы не понимаете, – вскричал доктор, – что любовь-то и делает меня подозрительным, несправедливым и жестоким! Да, я поверю Рене Мулену, потому что у мужчины я имею право требовать доказательств. Они нужны не для меня самого, клянусь вам, но для того, чтобы открыть глаза тем, кто в вас сомневается.

– Кто же во мне сомневается? – гордо спросила Берта.

– Мой дядя Пьер Лорио, в карете которого вы забыли ваш медальон, – ответил не без смущения молодой человек. – Берта, милая Берта, я хочу жениться на вас, стало быть, нужно изгладить всякое подозрение из души того, кто заменил мне отца, кто воспитал меня, кому я обязан всем. Я знаю, что Рене Мулен был тогда в тюрьме, арестованный по ложному обвинению. Почему вы скрыли это от меня?

– Если вы это знаете, – возразила Берта, – что же вы тогда предполагаете и что вы хотите, чтобы я вам сказала?

– Я хотел бы знать, какая таинственная связь соединяет вас с человеком, имени которого я ни разу не слышал от вашей матушки…

– Сегодня так же, как и в последнее наше свидание, я не могу ответить вам… Мне нечего сказать! Я жила здесь спокойно, страдая молча, призывая на помощь мужество и смирение… Зачем вы пришли напоминать мне о прошлом, которое вырыло бездну между нами?

– Бездну между нами!… – печально повторил молодой человек.

– Было бы великодушнее избавить меня от этой муки. Я не могу быть вашей женой, я это хорошо понимаю… Вы сомневаетесь во мне, вы меня подозреваете… Эти сомнения и подозрения разделяют нас навсегда. Идите и не возвращайтесь! Или я подумаю, что вы играете моим горем. Забудьте меня, господин доктор, и не расспрашивайте Рене Мулена, он также не может вам отвечать…

Этьен, видимо, был в отчаянии. Он хотел что-то сказать, как вдруг дверь в комнату, в которой умерла Анжела Леруа, распахнулась, и на пороге появился Рене Мулен.

– Вы правы, мадемуазель, – сказал он, подходя к Этьену, изумленному этим неожиданным явлением, – я не имею права отвечать, но я дам доктору Лорио слово честного человека, что вы чисты, как ангел, что вы достойны его любви и уважения, и он мне поверит.

– Господин Рене… – прошептала Берта.

– Вы! – вскричал Этьен Лорио, узнав механика.

– Да, я – Лоран, метрдотель мистрисс Дик-Торн, но Лоран – не кто иной, как Рене Мулен, бывший клиент вашего друга господина Анри де Латур-Водье… Рене Мулен, которого вы искали, чтобы потребовать объяснений и которого случай сводит сегодня с вами. Вы – доктор, и хороший доктор, вы, стало быть, должны знать людей… Глядите мне в глаза, пока я буду говорить… Вы увидите, лгу ли я! Вы сомневались в этом ребенке, жизнь которого была долгим мучением. Вы сомневались в ее сердце, в ее душе, в ее чести, в ее дочерней любви, и эти сомнения оскорбительны, вы убедитесь в этом, может быть, скоро, и тогда проклянете ваше ослепление и будете молить на коленях о прощении, которого не заслуживаете. Внешние обстоятельства послужили для вас основанием недостойного обвинения. Мадемуазель Берта не совершила ничего предосудительного! Ее поступок благороден, и он обратился против нее. Я мог бы дать вам доказательства ее невиновности, но еще раз говорю: я не имею на это права. Дело идет о семейной тайне, которая до срока не должна быть известна никому, даже вам. Больше я ничего не скажу. Вы хотели от меня слово честного человека… Я вам даю его. Вы мне верите?

Рене Мулен ничего не доказал, но бывают впечатления более сильные, чем доказательства, сильнее логики, сильнее воли. Им не противятся, им покоряются без спора.

Подобное впечатление произвели слова Рене на молодого доктора.

Правдой дышала его речь, открытый вид, огонь, сверкавший в честных глазах, и Этьен был невольно увлечен.

– Да, я вам верю, – ответил он.

Слабый крик радости вырвался у Берты при этих словах.

Этьен опустился перед ней на колени и продолжал:

– Берта, дорогая моя Берта, заклинаю вас, сжальтесь над безумием, которое я оплакиваю и никогда не прощу себе, простите мне горе, которое причинило вам мое ослепление.

– Я вас прощаю… прощаю от всей души, – прошептала девушка, протягивая руки доктору, который покрыл их поцелуями.

Волнение молодых людей разделял и Рене, на глаза которого навернулись слезы.

– Теперь, – начал он через несколько минут, – когда все заглажено, все, даже воспоминания о печальном недоразумении, позвольте мне, доктор, обратиться к вам с просьбой. До того дня, может быть близкого, когда я приду открыть вам тайну, которую теперь необходимо еще скрывать от вас, я прошу вас не видеться с мадемуазель Бертой. Обещаете вы мне это?

– Не видеться с ней!… Эта разлука убьет меня!…

– Повторяю, что она будет коротка и что она необходима.

– Но почему?

– Потому что ничто не должно отвлекать теперь мадемуазель Берту от дела, которому мы посвящаем все наши силы и для которого ей необходимо все ее мужество.

– Что же это за дело?

– Об этом вы не должны меня спрашивать, так как я не могу отвечать… Когда наступит время, я объясню вам эту загадку. Знайте только, что мое присутствие в доме мистрисс Дик-Торн под чужим именем имеет отношение к этому делу, делу великому и святому, которое передали нам те, кого вы любили, как и мы, и оплакивали вместе с нами! Анжела, сыном которой вы хотели быть, и Абель, называвший вас своим братом… Пока не удивляйтесь ничему, не старайтесь ничего понять или угадать. Необдуманный поступок, неосторожный вопрос может нас погубить, так как, не скрою этого от вас, нам угрожает большая опасность.

– О! Клянусь, что у меня не вырвется ни одного неосторожного слова! Теперь я верю вам, господин Рене, так же, как и Берте. Моя вера будет слепа, как слепы были мои подозрения. Я буду ждать, пока вы не достигнете цели, и знайте, что, если вам понадобится человек, готовый на все, я буду этим человеком.

– Я так и думал, – сказал просто Рене, пожимая руку доктору.

– Берта, – продолжал Этьен, – теперь я не увижу вас, пока вы меня не позовете, но с этой минуты вы – моя жена перед Богом.

Он поцеловал еще раз дрожащие руки Берты и поспешно вышел.

– Вы видите, мадемуазель, – сказал Рене, – я был прав, когда советовал вам не терять надежды. Доктор – честный человек и любит вас всей душой. Мне кажется, что нам следовало бы открыть ему нашу тайну теперь же.

– Нет, нет!… – поспешно возразила девушка с каким-то испугом. – Если наш замысел не удастся, я хочу, чтобы он никогда не знал, как умер мой отец.

– Пусть будет по-вашему!… Теперь я должен уйти. Вы не забыли, что я вам говорил?

– Нет, я помню… Послезавтра в половине одиннадцатого за мной приедет карета и отвезет меня в дом мистрисс Дик-Торн.

– Я буду ждать вас… А если меня не будет, когда вы приедете, вам достаточно сказать, что вы певица, приглашенная на концерт.

– Будьте спокойны: я ничего не забуду.

– Тогда прощайте, мадемуазель… Мужайтесь и надейтесь…

ГЛАВА 9

По возвращении из Баньоле Тефер отправился в префектуру, куда призывала его служба.

Когда он явился туда, один из подчиненных ему агентов сообщил, что его ждет начальник полиции.

Тефер, не теряя ни секунды, отправился в кабинет патрона.

– Садитесь, Тефер, – сказал ему тот, – у меня есть для вас дело.

Инспектор опустился на стул.

– Знаете вы Дюбье?

Тефер стал припоминать.

– Кажется, это имя мне знакомо, – сказал он. – Ах! Да вот!… Если не ошибаюсь, Дюбье был приговорен к пяти годам тюрьмы и десяти годам надзора за фабрикацию фальшивой монеты.

– Это правда, я вижу, что ваша память по-прежнему великолепна. Дюбье убежал из Клерво месяц назад и, по полученным сведениям, теперь в Париже и занимается своим ремеслом.

– В Париже! – вскричал Тефер. – Значит, под чужим именем?

– Может быть… Мои сведения очень неопределенны. Один арестант, освобожденный несколько дней назад, пишет мне, что встретил Дюбье. Он хочет, верно, заслужить нашу благосклонность…

– Где же его видел этот арестант?

– В квартале Сент-Антуан. Говорит, что тот бывает на балах Вуазен и в некоторых кабаках подозрительной репутации.

– Один?

– Еще какой-то Термонд, бежавший вместе с ним… Знаете вы Дюбье?

– Да, я был тогда на суде и хорошо помню его лицо.

– В таком случае, я поручаю вам найти этих двух молодцов. Надеюсь на ваше искусство и опытность.

– Сегодня же пущусь на поиски… Надо будет тотчас же арестовать их?

– Смотря по обстоятельствам… Если вы нападете на след и будете уверены, что не потеряете его, то лучше было бы последить за ними несколько дней. Может быть, их целая шайка. Действуйте, как найдете лучшим. Я даю вам полную свободу.

Выйдя от начальника, Тефер направился в маленький ресторан на площади Дофина, куда обыкновенно ходил обедать, когда бывал в этих местах.

Там он заказал обед и принялся с аппетитом уминать его, запивая вином.

«Дюбье и Термонд, – думал он, – негодяи худшего сорта. Если они попадутся мне под руку, мне не надо будет далеко ходить, чтобы найти людей, которые мне нужны… Если они действительно вертятся в квартале Сент-Антуан, то это нетрудно. Я найду их в переулке Менд'ор в «Трех бутылках».

«Три бутылки» – название погребка, находившегося среди узкого и грязного переулка Менд'ор, где жили преимущественно столяры-мебельщики и так называемые красильщики дерева.

Действительно, три огромные позолоченные бутылки висели на стене над дверями.

Внутренность кабака, грязная и зловонная, возбудила бы отвращение во всяком, кроме его обычных посетителей.

Днем в него заходили выпить и закусить маляры и лакировщики. К ночи эти честные труженики расходились по домам, уступая место людям совершенно другого сорта.

Подозрительные личности, мелкие плуты сходились сюда по вечерам, назначали свидания друг другу, составляли планы.

Патрон, восседавший за кассой, требовал только двух вещей: чтобы за все платили наличными и чтобы не было ссор и беспорядка. До остального ему не было никакого дела.

Полиция не раз заглядывала в его заведение, но он всегда умел выходить сухим из воды.

Только что пробило девять часов.

Залы начинали наполняться, и тут можно было встретить типов, вполне достойных внимания, но мы оставим их и займемся теми двумя личностями, о которых говорил Теферу начальник полиции.

Один из них, Термонд, сидел за стаканом вина и с большим вниманием читал газету. Это был человек лет тридцати, почти такой же худой, как Жан Жеди.

Густые черные волосы падали ему на лоб, странно контрастируя с голубыми глазами и рыжими бровями.

Причиной этого контраста был артистически сделанный парик, совершенно изменивший внешность беглого арестанта.

Бархатные коричневые панталоны и жилет, темная шерстяная куртка составляли его костюм, который дополняло что-то вроде фуражки без козырька, напоминавшей формой английский берет.

Он давно уже читал свою газету, когда в погреб вошел человек почти его лет и уселся против него.

Новопришедший, маленького роста, плечистый, был одет в синее суконное платье и мягкую шляпу. У него были длинные волосы и большая борода, то и другое – фальшивое. Это был Дюбье.

– Ну что? – встретил его вопросом Термонд, протягивая руку.

– Сейчас поговорим, дай мне прежде промочить горло: я околеваю от жажды.

Он спросил вина и выпил залпом два стакана.

– Ну что же? – повторил Термонд.

– Неважно… Я спустил только пять задних колес.

– Это все-таки двадцать пять франков.

– Надо вычесть еще три франка расходов… Всего, значит, двадцать два франка. Немного. Ну, а ты?

– Я был счастливее: я спустил семь медалей.

– Значит, всего барыша за день полсотни франков на двоих.

– Этим можно бы довольствоваться, если бы не подозрительность лавочников… Я говорил тебе, что звук слишком глух, а эти проклятые торгаши имеют скверную привычку бросать монету на прилавок. Я все боюсь, как бы снова не попасться… ведь на этот раз дело пахнет не пятью годами тюрьмы, а бессрочной каторгой. Да еще за нами будут, конечно, так смотреть, что нечего и думать о бегстве.

– Согласен, но чего же ты хочешь? Надо жить, а наше дело приносит больше, чем воровство с выставок.

– Зато оно опаснее.

– Так, по крайней мере, не околеешь с голоду. Ты, я вижу, трусишь…

– Может быть, – прошептал Термонд. – Ах, если бы можно было выискать хорошее дело, которое дало бы тысяч десять франков; мы удрали бы за границу и зажили бы себе спокойно.

– Ну что же, ищи свое десятитысячное дело! – заметил Дюбье. – А пока будем спускать нашу монету, да поосторожнее. Ты обедал?

– Нет, а ты?

– И я тоже нет. Не пойти ли нам к заставе Трона?

– Ладно.

– Заплати за вино.

– Фальшивой монетой? – спросил Термонд.

– Конечно… Увидим, сойдет ли.

– Надо беречься: патрон здесь – хитрец.

– Заплати слуге, он ничего не увидит.

В эту минуту в кабак вошел человек лет пятидесяти, одетый портовым грузчиком, и, усевшись недалеко от наших друзей, потребовал сиплым голосом кружку пива.

Термонд остановил проходившего слугу.

– Мы выпили бутылку вина и стакан, – сказал он, – двадцать четыре су… получайте.

И подал пятифранковую монету.

Грузчик не спускал глаз с фальшивомонетчиков, которые встали и приготовились выйти.

Слуга взял монету и оглядел ее.

– Чего ты смотришь? – спросил Дюбье с чертовским апломбом. – Ты думаешь, может быть, что тебе дали двадцать франков вместо ста су? Надень очки, старик, это заднее колесо.

Внимание грузчика удвоилось.

– Да, оно на то похоже, – заметил слуга, – только мне кажется, что тут что-то не чисто.

И он уронил монету на стол грузчика. Она издала глухой звук.

– Пожалуй, ты скажешь, что она из свинца? – продолжал Дюбье.

– Не знаю, из свинца она или нет, но только дайте мне лучше другую.

Грузчик взял монету и взвесил ее на руке с видом знатока.

– Как! – воскликнул он. – Ты смеешь уверять, что это не серебро?… Хотел бы я иметь тысячу таких фальшивых! Вот тебе двадцать четыре су. Я дам сдачу этим господам.

Слуга взял деньги и отошел, пожимая плечами.

– Вот сдача, – сказала грузчик, набрав три франка шестнадцать су и пододвигая их друзьям. – Но, – прибавил он, глядя в глаза Дюбье, – не надо часто этого делать, милый мой Дюбье, а то можешь себе повредить.

Фальшивомонетчик, названный по имени, побледнел и остановился как вкопанный, разинув рот.

Термонд хотел было ускользнуть, но грузчик удержал его словами:

– Нечего улепетывать, друг Термонд, я не враг… напротив… Сядьте, дети мои, я хочу с вами побеседовать.

Беглые арестанты в изумлении переглянулись. Кто мог быть этот человек, совершенно им незнакомый, который, однако, узнал их, несмотря на маскарад.

Они стояли, точно пригвожденные к полу.

– Ну что же? – продолжал с насмешливой улыбкой Тефер. – Замечательно глупый вид у вас, когда вы удивлены. Сядьте же… Повторяю, что я хочу с вами поговорить. Если вы не будете смирны, как овечки, – прибавил он вполголоса, – то мне стоит сделать знак, и вы через четверть часа очутитесь в префектуре. Хотите этого?

– Попались! – жалобно пробормотал Термонд. – Я так и думал… Я предвидел это!

– Заткни глотку! – сказал Дюбье. – Ты видишь, что этот господин – добрый малый… Ну, будет шутить, – продолжал он, усаживаясь за стол Тефера. – Вы ведь хотели посмеяться? Ваши мушары на улице – просто выдумка, вы, верно, хотите просто узнать, нет ли у нас работы для вас?

– Ты умеешь читать? – спросил Тефер.

– Еще бы!

– Ну, так прочти вот это, голубчик мой, и скажи потом, что думаешь…

С этими словами инспектор развернул перед их глазами ордер на арест, данный ему начальником полиции.

– Вы видите, – продолжал он, – это вас касается: Дюбье, Термонд, убежавшие из Клерво… Мне остается только прибавить внизу: «Пойманы при сбыте фальшивой монеты…»

Термонд дрожал.

– Берите нас… – пробормотал он. – Не мучьте только больше.

– Замолчишь ли ты? – прервал его Дюбье. – Если господин предложил побеседовать с нами, это значит, что он не хочет сделать нам ничего неприятного.

– Однако ты сообразителен! – заметил, смеясь, Тефер.

– Да, мне не раз уже это говорили.

Тефер подозвал слугу и велел подать две бутылки бургундского и два стакана.

– Мы еще не обедали… – намекнул Термонд.

– Пусть тогда нам подадут яичницу с ветчиной, да побольше…

Термонд начал успокаиваться. Слабая улыбка появилась на его бледных губах.

– Я люблю ясные положения, – сказал Дюбье, – приступим прямо к делу… Вы из полиции?

– Да, мой племянничек.

– Вы нас поймали… Если вы не арестуете нас тотчас, то это потому, что мы вам нужны.

– Вероятно…

– Вы хотите добыть сведения о людях, которых ищете и которых мы, без сомнения, знаем?

– Нет.

– Тогда в чем же дело?

– Сейчас скажу…

Слуга принес яичницу и вино. Тефер попотчевал своих собеседников и продолжал:

– Фабрикуя свинцовые монеты, зарабатываешь мало, и это не может долго тянуться, что вы знаете не хуже меня… Не сегодня завтра вы попадетесь, так как известно, что вы в Париже. Это – новое осуждение… бессрочная каторга.

Термонд вздрогнул.

– Знаем, – сказал Дюбье. – Дальше?

– Хотите быть свободными и заработать десять тысяч франков?

– Хотим ли мы! – вскричал в восхищении Термонд. – Десять тысяч франков!… Моя мечта!…

– Вы их предлагаете? – спросил Дюбье.

– Да…

– Значит, то, что вы нам прикажете сделать, стоит двадцать тысяч.

– Я дойду до двенадцати, но это последнее слово, и я заплачу не фальшивой монетой.

– Нечего говорить об этом… – сказал Термонд.

– Мы согласны, – ответил Дюбье. – Что надо делать?

– Многое…

– Значит, это крупная игра?

– Может быть…

– Ну что же, рискнем… Как вы платите?

– Пять тысяч вперед. Остальные – по окончании дела.

– А расходы?

– На мой счет.

– Ладно… Давайте пять тысяч франков.

– Не здесь… А то могут удивиться, что я даю вам банковские билеты, тогда как минуту назад мы еще не знали друг друга. Я передам вам деньги, когда мы выйдем. Кстати, где вы живете?

Дюбье насмешливо улыбнулся:

– Я скажу вам это, когда мы получим деньги.

– Ты мне не доверяешь?

– И не думал!… Но я люблю порядок в делах.

– Сумеете вы править каретой? – спросил Тефер.

– Как настоящий кучер.

– Знаете вы Баньоле?

– Известковые печи?… По слухам, но я никогда там не был.

Было одиннадцать часов.

Полицейский расплатился, они вышли из «Трех бутылок» и направились к маленькому погребку, где спросили себе четверть литра водки.

Тефер достал банковские билеты.

– Вот деньги, – сказал он, – давайте адрес…

Дюбье внимательно осмотрел билеты с видом знатока, потом спрятал их в карман и ответил:

– Улица Шарантон, 124…

– В гостинице?

– Нет, на квартире… двести пятьдесят франков, отличная комната…

– Ваши инструменты там?

– Да, в полном комплекте.

– Хорошо, не ходите сегодня домой.

– Почему?

– Мне пришла идея… Сегодня ночью или на рассвете я проведу туда полицию и сделаю обыск. Я заберу все, кроме вас самих, так как птичек не будет в клетке.

– Понимаю! – сказал Термонд. – Вас сочтут очень хитрым в префектуре.

– Славная выдумка! – заметил Дюбье. – Но где же мы завтра встретимся?

– Ждите меня на Монтрейльском бульваре у «Двух поросят» в десять часов утра.

– Чтобы позавтракать, – сказал, облизываясь, Дюбье. – Отлично, я знаю это место, там славно готовят.

– Да, мы позавтракаем, а потом совершим прогулку в сторону Баньоле, где я хочу вам кое-что показать. До завтра, друзья мои.

– До завтра.

Полицейский и фальшивомонетчики расстались.

– Кто может быть этот господин? – спросил Термонд, беря за руку Дюбье.

– По всей вероятности, какой-нибудь сыщик из важных, который работает для какого-нибудь богатого господина. Это случается очень часто. А так как он боится скомпрометировать себя, то и нанял нас. И мы рискуем быть пойманными, – прошептал Дюбье, – следовало бы спросить побольше.

– Ба! Оставь, пожалуйста! Дело не так дурно, и я даю тебе слово, что оно будет еще лучше, когда мы узнаем, в чем дело.

Разговаривая, мошенники пришли домой.

Они занимали довольно большую комнату на третьем этаже окнами во двор в очень грязном доме.

Они взяли свои вещи, немного настоящих денег, которые у них были, и порядочное количество фальшивых пятифранковиков, остальные же оставили на столе на самом видном месте.

Сделав это, они спустились по лестнице и направились к заставе Трона, чтобы снять там меблированную комнату на ночь.

Что касается Тефера, то, оставив кабачок, он сел в фиакр и поехал в полицейскую префектуру, где прямо пошел к начальнику, прося, чтобы его приняли по важному делу.

– Есть что-нибудь новое? – спросил последний.

– Да, сударь. Я их поймал.

– Кого?

– Дюбье и Термонда.

– Да? Браво, Тефер. Поздравляю вас. Они арестованы?

– Нет; но будут арестованы через несколько часов.

– Вы знаете, где они живут?

– Да, я узнал их в одном кабаке на улице Ленуар. Я был один, и они вышли как раз в ту минуту, когда я хотел отправиться за помощью. Тогда я пошел вслед за ним, но имел несчастье не встретить по дороге ни одного агента, который мог бы помочь мне арестовать их немедленно. Они живут на улице Шарантон, 124. Я арестую их рано утром.

– Хорошо, я пойду вместе с вами. Будьте здесь в половине шестого утра вместе с экипажем.

– Слушаю-с.

В назначенный час начальник полиции, Тефер и трое агентов отправились на улицу Шарантон к Дюбье и Термонду.

Так как им не суждено было застать негодяев, они удовольствовались тем, что произвели обыск, забрали все их инструменты и фальшивые монеты.

Затем около дома было оставлено двое агентов, которые должны были наблюдать за ними и арестовать фальшивомонетчиков, как только они появятся.

Начальник полиции отправился в префектуру, а Тефер – в свою квартиру.

Ровно в десять часов он был на бульваре Монтрейль в кафе под вывеской «Два поросенка».

Он был одет с ног до головы в зеленый костюм и походил на служащего железной дороги. Мягкая шляпа с широкими полями заменяла форменную фуражку.

Дюбье и Термонд уже ждали его, попивая абсент для возбуждения аппетита.

Когда Тефер подошел и сел рядом с ними, они его не узнали, до такой степени переодевание изменило его.

«Черт возьми! – подумал Дюбье, когда Тефер назвал себя. – Он ловкий человек!»

Завтрак был быстро окончен, так как Тефер торопился. Затем все трое сели в фиакр и отправились в Баньоле.

Полицейский приказал кучеру ждать у въезда в деревню, и они продолжили путь пешком.

– Запомните хорошенько дорогу, по которой мы идем, – сказал Тефер, – сохраните в памяти малейшие подробности, так как по ней придется ехать ночью в экипаже без фонарей.

– Кто такой Проспер Гоше? – спросил Термонд.

– Это я.

– Отлично! Нам надо ночевать здесь?

– Да, вы можете располагать вашим временем как угодно до 10 часов вечера, но чем меньше вы будете говорить, тем лучше.

– Будьте спокойны! Когда же мы увидимся?

– Завтра утром, в одиннадцать часов.

– Где?

– В ресторане «Риш-Фе», на бульваре Монпарнас.

– Узнаем ли мы тогда, что нам нужно делать?

– Да. А теперь прощайте. Вот двести франков на расходы. До завтра, в одиннадцать часов.

– Не беспокойтесь: мы будем аккуратны.

Тефер оставил своих спутников, спустился с холма и, сев в фиакр, дожидавшийся его у деревни, поехал обратно в Париж.

Дюбье и Термонд, оставшись одни, были сильно удивлены. Их новый знакомый угощал их завтраками, давал им деньги, поселил в удобном деревенском домике и нисколько не стеснял свободу.

Их не переставала занимать мысль, с кем они имеют дело и что должно произойти в домике в Баньоле.

Каждый из этих вопросов был загадкой, которую они напрасно старались разрешить.

– Как ты думаешь, что должно значить его приказание запастись дровами? – спрашивал Дюбье. – Да еще такими, которые горели бы поярче?

– Вероятно, он хочет погреться, – ответил Термонд.

– Но теперь не такое время года, чтобы греться, и, кроме того, он приказал положить дрова в нижнем этаже, вместо того чтобы положить их в сарае. Это совсем неестественно. По моему мнению, мы должны так нагреть дом, чтобы совсем сжечь его.

– Пожар! – прошептал Термонд.

– Мне так кажется, но какое нам до этого дело? Дом не наш, пожар может быть простой случайностью, и отвечать за него будет только хозяин.

– Да, Проспер Гоше.

– Он такой же Проспер Гоше, как ты и я.

– Но он хитрец: он знает, чего хочет.

– Он отлично платит и, вместо того чтобы арестовать нас, имея в кармане ордер, он, как кажется, собирается нас обогатить. Поэтому пусть делает, что хочет, мы же должны только без разговоров повиноваться. Отправимся сейчас же за покупками!

Дюбье и Термонд вышли из дома, прошли через сад и, приняв вид прогуливающихся рабочих, стали осматривать окрестности. Вокруг было довольно пустынно.

Редкие деревенские дома, стоявшие друг от друга на большом расстоянии, были заперты и пусты, один только патронный завод, на который рабочие приходили днем и уходили вечером, не имел вида оставленного дома.

За стенами завода, на расстоянии километра от дома Сервана, шла дорога в Монтрейль, по которой в то время года можно было ехать в экипаже.

– Посмотри! – вскричал Дюбье, с вниманием рассматривая дорогу.

– Что такое? – спросил Термонд.

– Я думаю, что, приехав в экипаже в Баньоле по той дороге, по которой мы пришли, можно совершенно скрыть следы, возвратясь по этой дороге.

– Да, славная идея…

Приятели запаслись в Монтрейле дровами, которые приказали доставить на имя Проспера Гоше, и заплатили наличными. По приказанию Тефера дрова были сложены в комнате нижнего этажа.

Термонд и Дюбье приготовили обед, выкурили по трубке и растянулись на постелях без простыней.

Вернувшись в Париж, Тефер прежде всего занялся службой и оставил префектуру уже очень поздно, так как более чем когда-либо желал выказать свое усердие и неутомимость, постоянно доставлявшие ему награды и одобрение начальства.

Выйдя из префектуры, полицейский позвал первый попавшийся пустой фиакр, кучером которого был Пьер Лорио, хозяин фиакра номер 13.

– Как прикажете, буржуа, по часам или за конец? – спросил Лорио.

– По часам.

Пьер Лорио вынул часы.

– На моей луковице половина десятого. Куда прикажете ехать, буржуа?

– На улицу По-де-Фер-Сен-Марсель, – ответил полицейский.

Фиакр покатился.

– Улица По-де-Фер-Сен-Марсель, – прошептал дядя Этьена. – Это тот самый номер, в который я в ту ночь возил такого забавного молодца. Неужели это тот же самый? Нет, не может быть, этот моложе и, кроме того, у него другой голос…

Герцог де Латур-Водье уже два дня не видел Тефера, и бесполезно прибавлять, что он с нетерпением ожидал своего сообщника и засыпал его вопросами.

Полицейский рассказал, что произошло, и прибавил:

– Завтра вечером, герцог, я заработаю обещанную вами сумму.

– Как только вы докажете мне, что эта девушка в вашей власти, вы получите чек на двести тысяч франков.

– Я буду вам обязан состоянием, герцог. Но, между нами, я вполне заслужу его.

– Уверены ли вы в ваших людях?

– Их собственный интерес отвечает мне за их скромность. Как только они не будут мне нужны, они поспешат оставить Францию.

– Они вас не знают?

– Я принял предосторожности, и им никогда не удастся узнать меня.

– Я хочу собственными глазами убедиться, что сирота в наших руках.

– Завтра ночью я приду сюда за вами и отвезу вас в Баньоле как раз в то время, когда Дюбье и Термонд привезут туда Берту Леруа.

– Как вы думаете, не следует ли мне переехать отсюда по окончании дела?

– Это кажется мне бесполезным… Никто не подозревает места вашего убежища, и вы знаете, что привратница вполне мне преданна. Были ли вы в прошлый раз на улице Святого Доминика, чтобы прочесть письма?

– Нет.

– Позвольте заметить вам, что вы напрасно не сделали этого; каждую минуту может произойти какое-нибудь обстоятельство, которое нам надо знать.

– Хорошо, я отправлюсь в эту ночь.

– У меня внизу экипаж, поедемте со мной. Вы завезете меня домой, а затем отправитесь в ваш дом.

– Отлично!

– Приближается минута, когда вы должны действовать относительно Клодии Варни, так как завтра вечером она дает свой бал. Я советую вам отправиться к ней завтра днем и узнать, каким оружием она думает бороться с вами.

Жорж сделал утвердительный знак.

– Господин герцог, я к вашим услугам, – сказал Тефер.

Сенатор надел темное пальто, шляпу с большими полями и вышел вместе с Тефером.

Лорио ожидал их у дверей.

– Я уступаю экипаж вот этому господину, – сказал полицейский, указывая на герцога, – и он заплатит вам, начиная с половины десятого, когда я вас взял.

– Слушаю, буржуа, куда прикажете ехать?

– На улицу Пон-Луи-Филипп.

Услышав этот адрес, дядя Этьена вздрогнул.

«Я не ошибся, – подумал он, ударив лошадь. – Этот молодец тот самый, к которому ездил мой седок прошлой ночью, и он же, должно быть, сопровождает его теперь. Что собираются делать эти ночные птицы?»

Предположение Лорио превратилось в уверенность, когда он услышал, что второй седок велел ехать на Университетскую улицу.

«Ну, – подумал хозяин фиакра номер 13, – я еще довольно проницателен для моих лет. Что меня радует. Эти люди кажутся мне страшно подозрительными, какие-нибудь воры или заговорщики против правительства. Надо посмотреть на физиономию того молодца».

На Университетской улице он остановил экипаж в указанном месте. Герцог вышел и направился к маленькой калитке в стене дома.

Корреспонденция за последние два дня не содержала в себе ничего важного, и герцог скоро вернулся обратно.

Пьер Лорио, желавший заглянуть в лицо своему странному седоку, сошел с козел и, делая вид, будто протирает фонарь, стоял около экипажа, насвистывая для развлечения. Но, когда герцог вернулся, Пьер был сильно раздосадован, так как Жорж поднял воротник пальто: большое кашне скрывало нижнюю часть его лица, а шляпа, надвинутая на глаза, совершенно закрывала остальное.

Лорио открыл дверцы, и герцог сел, а дядя Этьена мог заметить только небольшую часть морщинистой щеки и прядь седеющих волос.

– Какое несчастье, – пробормотал кучер. – Во всяком случае, он принимает слишком много предосторожностей, чтобы быть честным человеком. Что-нибудь из двух – или вор, или заговорщик».

Поспешно взобравшись на козлы, Лорио сердитым голосом спросил:

– А теперь куда вас везти?

– Туда же, где вы меня взяли, – на улицу По-де-Фер-Сен-Марсель.

Экипаж покатился, и Пьер Лорио спрашивал себя: не следует ли ему предупредить полицию, но почти сейчас же пожал плечами: предупредить? Но о чем? Разве он знает что-нибудь? Разве у него есть доказательства? Он только делает предположения, как старый дурак, и ему засмеялись бы прямо в лицо, если бы он пришел в префектуру из-за таких пустяков. Да и, кроме того, Пьер Лорио никогда не был сыщиком.