Текст книги "Сыщик-убийца"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)

Сенатор между тем оставил суд. Он не подозревал, что в пятом отделении сын защищал его другого врага, может, более опасного, чем Рене.

Он не подозревал, что может быть близок день, когда Рене Мулен и Жан Жеди соединятся, чтобы отомстить ему.

ГЛАВА 5

Берта быстро пришла в себя и, хотя была еще слаба, могла уже отправиться домой.

В первый раз со смерти матери в ее сердце мелькнула если не радость, то, по крайней мере, надежда. Она увидела возможность оправдания памяти отца, а с этим оправданием для нее был связан громадный интерес. Конечно, она думала о прошлом, но еще больше – о будущем. Она не могла запретить своему сердцу любить, и Этьен Лорио был ей дороже, чем когда-либо, и она начинала понимать, что бессильна против этого чувства.

Если невиновность Поля Леруа докажут, его дочь не будет иметь повода скрывать причину своего посещения дома на Королевской площади, и ничто не помешает ей стать женой любимого человека. Все это становилось возможным и, может быть, даже близким.

Вечером или на другой день Рене должен прийти. Тогда, наконец, Берта узнает, что заключалось в сожженном письме.

Рене, конечно, был рад своему оправданию, но не спешил воспользоваться свободой. К тому же еще надо было выполнить некоторые формальности.

«Я пойду на улицу Нотр-Дам вечером, теперь я должен увидеться с Жаном Жеди и вырвать у него его тайну», – подумал он.

В ожидании Жана Рене стал думать о Берте, которую видел и которая, по его мнению, должна была спешить к матери рассказать об исходе процесса.

Вероятно, Анжела очень больна, но как могла она послать девушку, ничего не знавшую о прошлом? Это очень интересовало Рене.

Прошло полчаса. Жан Жеди явился в сопровождении двух солдат. У него был очень печальный вид. Механик поспешно подошел к нему.

– Отчего у вас такой погребальный вид? – спросил он. – Вас обвинили?

– Да, старина… Они имели глупость приговорить…

– К чему?

– К семи дням тюрьмы.

Рене улыбнулся.

– А! – прошептал Жан. – Это тебя забавляет!

– Конечно, нет. Но семь дней скоро пройдут.

– Но это досадно, когда человек невиновен. Ну, а ты?

– Оправдан.

– Поздравляю… Тебе посчастливилось. Я очень рад потому, что ты добрый малый. Но я так надеялся выйти вместе с тобой!

– Мы увидимся через неделю!

– Конечно!… Но неделя… Это так долго…

– Это даст вам время подумать о вашем наследстве, – с нажимом сказал Рене.

Жан Жеди вздохнул.

– Я уже двадцать лет думаю о нем, – прошептал он, – и терпеть не могу, когда дела затягиваются…

Он замолчал.

– Послушай, – продолжал он немного погодя, – перед заседанием ты хотел угостить меня, тогда я был не голоден и отказался… но теперь я не отказался бы от куска чего-нибудь и от пары стаканов жидкости, чтобы промочить горло.

– Я только что хотел предложить вам это, – возразил механик. – Обвинительный акт, речи, все это заставило меня проголодаться, и я с удовольствием составлю вам компанию.

Рене постучался у решетки и потребовал вино и закуску.

Пять минут спустя приятели уже сидели за столом перед блюдом сосисок с кислой капустой и двумя бутылками вина.

Жан Жеди был так возбужден, что немного было надо, чтобы заставить его болтать, поэтому Рене усердно подливал ему, сам почти не прикасаясь к вину.

В конце первой бутылки старый мошенник стал весел и разговорчив.

– Ты был прав, – говорил он, – неделя – пустяки. Она скоро пройдет, особенно если ты будешь иметь щедрость немножко пополнить мой тощий кошелек.

Рене дал ему золотой.

– Вот двадцать франков, – сказал он, – но я вам их не дарю, а даю в долг. Вы мне их отдадите после дела.

Жан Жеди глупо поглядел на своего собеседника.

– Дело… – повторил он. – Это глупость!… Но ведь ты сам примешь в нем участие. Ведь я тебе говорил, что мне нужен такой молодец, как ты. Дайте делу выгореть! Мы поделимся по-братски. Когда я найду барыню и ее друга, нам стоит сказать: дай!… и нам дадут… Это будет курица с золотыми яйцами.

Рене понял, что критическая минута приближается.

– А! Так есть еще и друг? – равнодушно спросил он.

– Да, есть…

– Вы говорили мне только о женщине.

Жан Жеди залпом выпил стакан.

– Говорил и говорю… Нельзя все разом… Ты понимаешь… Даму-то я нашел… Тогда была красавица, да и теперь в грязь лицом не ударит. Так хорошо сохранилась, что я временами думаю, она ли это. Все надо прояснить. Также, как и про него. Кстати, ты знаешь нотариуса?

– Нет.

– А Гусиное перо?

– Тоже.

– Если бы ты знал одного, то знал бы и другого, это одно и то же… Ну! Мне кажется, он дал промах насчет мужчины… Много имен начинается одними буквами… Но, увидим… Я это разузнаю… Я должен был с ним встретиться, когда меня схватили по доносу этого подлеца Клода… Он мне еще заплатит!

Жан Жеди, хотя и был пьян, но еще мог хорошо соображать.

– А! Так тут, значит, действительно большая тайна? – спросил Рене вполголоса.

– Шш!… Не так громко!… Да, громадная тайна, и хотя через двадцать лет их нельзя судить, но все-таки они побоятся скандала, так как это важные господа, и мы ими попользуемся. Ты увидишь, как они у нас запляшут!

– Через двадцать лет, – вздрогнув, повторил Рене. – Дело идет о преступлении, совершенном двадцать лет назад?

– Да, – глухо прошептал Жан, тогда как лицо его омрачилось. – Преступление…

– И вы знаете преступников?

– Да.

– И надеетесь их найти?

– Я долго надеялся… Теперь я уверен.

– И вам стоит сказать слово, чтобы сделать из них послушных рабов?

– Слово… одно слово… Ты увидишь! Они будут ползать перед нами… Есть вещи, которых не любят слышать. Негодяи, которых не любят видеть… Особенно когда считают их мертвыми, подлив им в питье яд… Ты понимаешь?

– Понимаю… Надо узнать только, не ошибаетесь ли вы и не потеряло ли ваше слово своего могущества.

Жан Жеди пожал плечами:

– Будь спокоен… И налей мне еще. Выпьем за наше будущее богатство!…

– Хорошо, но скажите мне слово, которое вас обогатит…

Жан Жеди недоверчиво поглядел на своего собеседника и, казалось, немного пришел в себя.

– Послушай, не хочешь ли ты отнять у меня дело? Узнать историю и самому воспользоваться ею?

– Если вы сомневаетесь во мне, – возразил механик, – то не говорите ничего. Я не хочу ничего слышать! Но я никогда не ожидал от вас таких подозрений! Разве я вам не друг? Разве я не делаю для вас все, что могу?

– Это правда…– прошептал Жан Жеди, – но Клод Ландри был также моим приятелем, а он изменил мне… Оклеветал меня…

– Да, Ландри сделал это, а я предоставил вам адвоката, без которого вас приговорили бы не на семь дней, а на полгода… даже на год… Я не думаю обогатиться, разорив вас. Я вас спрашиваю лишь потому, что сам знаю таинственное преступление, совершенное двадцать лет назад, и почти готов поклясться, что это то же, о котором вы говорите. Мне кажется, что они связаны, и я также ищу виновных…

– Ты… Ты ищешь?

– Да.

– Чтобы их осудили?

– Нет, адвокат сказал мне, что на их преступление уже распространяется срок давности.

– Ты не шутишь?

– Нет, клянусь честью!

– Хорошо, мы увидим!… Скажи, где совершилось преступление?

– На мосту Нельи.

Ужас отразился на лице Жана Жеди.

– На мосту Нельи, – повторил он.

– Да.

– Когда?

– Ночью 24 сентября 1837 года.

– 24 сентября 1837 года, – прошептал злодей. – Площадь Согласия…

Эти слова заставили подскочить Рене.

«Нет сомнения, – подумал он, – я не ошибся… Площадь Согласия… Мост Нельи… Это то, что написано в письме… Он знает негодяев, которых я ищу».

Затем он прибавил вслух:

– Жан, слушай и отвечай…

Но Жан дошел в это время до последней стадии опьянения и без сознания опустился на каменную скамью.

Рене встряхнул его. Пьяный глухо заворчал.

«Он мертвецки пьян и не может меня слышать, – с досадой подумал механик. – Сегодня я ничего не узнаю, но через неделю он будет свободен. Тогда я узнаю все, и он даст мне оружие для борьбы».

Жан Жеди заснул и громко захрапел.

Сторож заметил, в каком он состоянии, и с беспокойством подошел, посылая ко всем чертям маркитанта, вино которого чересчур ударяло в голову.

Заседание суда закончилось, и солдаты явились отвезти в тюрьмы приговоренных.

Жана Жеди вынесли на руках, а Рене Мулена в сопровождении агента отправили в Сент-Пелажи для освобождения.

Из тюрьмы он пошел на улицу Нотр-Дам, убежденный, что его ждут с нетерпением.

Отсутствие госпожи Леруа заставляло его опасаться катастрофы, поэтому, прежде чем войти, он решил навести справки.

С первых слов он узнал ужасную истину.

Берта осиротела!

Известие о смерти Анжелы заставило сжаться сердце Рене. Она переворачивала вверх дном все его планы, так, по крайней мере, он думал.

Он не знал, открыла ли Анжела, умирая, свою кровавую тайну. Если нет, то, очевидно, она желала, чтобы тайна умерла вместе с нею. В этом случае следовало повиноваться ее воле и отказаться от очищения памяти Поля Леруа.

Поднявшись по лестнице, он позвонил.

Дверь отворила Берта.

Увидев печальное лицо Рене, она прошептала:

– Вы все знаете, не правда ли, сударь? Моя бедная мать умерла…

– Мужайтесь, – сказал Рене. – Я знаю, что это нелегко… Бог послал вам тяжелое испытание.

– О! Да, очень жестокое!

– Но если настоящее печально, то, может быть, в будущем вас ждет утешение.

– Будущее будет мрачно, пока не сотрется кровавое пятно, омрачающее прошлое.

Механик удивился.

– Мои слова вас удивляют? – спросила Берта. – Вы не знали, что роковая тайна мне известна, но перед смертью мама сказала мне все… Я вместо нее ходила за хранившимся у вас черновиком письма.

– Слава Богу, письмо у вас! Оно поможет нам если не отомстить, так как закон тут бессилен, то, по крайней мере, очистить имя вашего отца и предать позору имена преступников.

– Да, – печально ответила Берта, – может быть, мы могли бы это сделать, если бы у нас было письмо…

– Его у вас нет? Что же с ним сталось, где оно?

– Его сожгли…

– Сожгли!… Кто?

– Два негодяя, которые проникли в вашу квартиру после меня с очевидной целью найти и уничтожить письмо.

– Значит, они знали о его существовании?

– Конечно, так как они прямо пошли к тому ящику, где оно лежало.

– Боже, что это значит? – прошептал Рене. – Я ровно ничего не понимаю… Объяснитесь… Говорите, умоляю вас.

И Берта прерывающимся голосом рассказала все.

– Двое мужчин… – прошептал Рене, – вошли и взяли письмо.

– Да, и повторяю вам, они, вероятно, знали, где его искать…

– Вы их не знаете?

– Нет.

– И никогда не видели?

– Никогда.

– Но могли бы их узнать?

– О! Да я узнаю их через десять лет… В особенности я запомнила того, который сжег письмо… Это, вероятно, сообщник писавшей.

– Вы думаете?

– Уверена… Слова, сказанные им, когда он сжег письмо, убеждают в этом. Он был бледен, взволнован и говорил: «Она! Она в Париже! И этот человек владел письмом… Если бы не случай, я бы погиб!»

– Да, – сказал Рене, немного подумав, – негодяй, должно быть, сообщник, но как он узнал, что письмо у меня?…

– Может быть, вы поймете, прочтя бумагу, которую он положил в конверт вместо сожженного письма.

– Бумагу?

– Да, которая, если бы я ее не взяла, сделала бы ваше осуждение неминуемым.

– Где она?

– Вот… Читайте!

Рене прочел и побледнел.

– Вы правы, меня судили бы не в исправительной полиции, а в высшей инстанции суда, как сообщника Орсини. Негодяи нуждались в моем осуждении, чтобы сделать меня бессильным и удалить от вашей матери. Они будут безжалостны, так как знают, что я владею их тайной, но где их искать? Они скрываются… И теперь у меня нет ничего, чтобы бороться с ними. Да!… Если только Жан Жеди…

– Жан Жеди?

– Я объясню вам после… Но прежде всего эта бумага может со временем превратиться в ужасное орудие против них… Я беру на себя спрятать ее в безопасном месте… Теперь мы предупреждены и будем благоразумны и осторожны.

Прежде всего надо заняться женщиной, о которой вы говорили. Как вы думаете, была она сообщницей?

– Конечно, нет. Судя по ее манерам и языку, она сумасшедшая.

– Сумасшедшая?

– Или похожа…

– Скажите, она блондинка уже не первой молодости, но еще очень красивая?

– Да… вы не ошиблись.

– Что она сказала?

– Я не могу точно повторить ее слова. Видя, что ваш стол обыскивают, она вскрикнула… Говорила какие-то бессвязные слова, постоянно повторялись слова «убийца» и «Брюнуа»…

– Брюнуа! Она говорила о Брюнуа! Это она… Название поразило меня, когда я видел ее в первый раз.

– Значит, вы ее знаете?

– Я знаю, что это сумасшедшая, живущая в одном доме со мной, со старухой, которая ее приютила. Теперь я уверен, что она попала в мою квартиру совершенно случайно…

– Не догадываетесь ли вы, почему один из тех людей так явно испугался ее появления?

– Он, без сомнения, узнал ее…

– И я так думаю… Он был перепуган не меньше меня, когда эта женщина крикнула ему: «Убийца!… Убийца!» Он тоже что-то говорил, но я не расслышала его слов.

– И вы говорите, что сумасшедшая подняла полусожженное письмо?

– Она унесла его.

– Это надо запомнить… Очень вероятно, что тот клочок бумаги не имеет уже теперь никакого значения, но мы не должны ничем пренебрегать… Во всяком случае, я должен узнать, кто эта женщина и почему она постоянно говорит о Брюнуа.

– Письмо было очень важное?

– Да, мадемуазель, чрезвычайно важное; оно было написано какой-то Клодией, которая обращалась в нем к своему сообщнику.

– Вы помните его содержание?

– Почти слово в слово… Я много раз читал его и перечитывал.

– Там было имя?

– К несчастью, одно только имя, а не фамилия, иначе мы знали бы уже обоих злодеев. Клодия угрожала ему. Между прочим, она писала: «Я скоро буду в Париже и рассчитываю вас там видеть. Забыли ли вы договор, который нас связывает?… Я этого не думаю, но все возможно. Если память вам изменяет, мне довольно этих слов, чтобы, напомнить вам прошлое: площадь Согласия, мост Нельи, ночь 24 сентября 1837 года… Не правда ли, ведь мне не придется вызывать таких воспоминаний, и Клодия, ваша бывшая любовница, будет принята вами как старый друг». Я все отлично помню. Эти фразы слишком ясны, чтобы возможно было какое-нибудь сомнение. Тут говорится о преступлении, жертвой которого был доктор Леруа, дядя вашего отца.

Берта печально вздохнула.

– И мы лишились такого доказательства! – прошептала она. – Ах, судьба жестоко преследует наше семейство…

– Мужайтесь и надейтесь, мадемуазель, – возразил Рене. – Письмо уничтожено, но его заменит Жан Жеди!

– Но кто этот Жан Жеди?

– Я познакомился с ним в одном кабаке в Батиньоле, который пользуется недоброй славой; потом опять встретился в тюрьме.

– И вы воспользуетесь помощью такого человека?

– Почему же нет? Он будет простым орудием в моих руках, и для этого нет нужды в уважении.

– Чего же вы от него ожидаете?

– Многого! Некоторые фразы, хоть и очень неопределенные, дали мне понять, что у Жана Жеди есть какая-то тайна и что между этой тайной и нашей существует тесная связь. Я постарался завоевать его доверие, делая вид, что я такого же полета птица, как и он сам, и достиг своей цели.

– Он открылся вам?

– Он сказал достаточно, чтобы обратить мои подозрения в уверенность. Еще сегодня он произнес передо мной слова письма, которые я сейчас вам говорил: «Площадь Согласия… Мост Нельи… Ночь, 24 сентября 1837 года». Он должен знать убийц доктора.

– Пусть он назовет вам их!

– Он не знает их имен, но он ищет так же, как и я, и уже незадолго до ареста, кажется, узнал женщину. Сообщницу… Без сомнения, ту самую Клодию.

– Надолго в тюрьме Жан Жеди?

– На семь дней.

– Когда он освободится, не ускользнет ли он от вас?

– Этого нечего опасаться: он считает, что ему необходима моя помощь, чтобы добыть большое богатство… часть которого он мне обещал, – заключил с улыбкой Рене.

– Откуда же возьмется это богатство?

– Из грязного источника: шантажа! Владея тайной убийц доктора, он хочет, отыскав их, заставить платить за свое молчание. И он рассчитывает на меня, чтобы привести в исполнение свои позорные замыслы.

– Так он считает вас негодяем? – сказала Берта с отвращением.

– Нисколько! Напротив, он уважает меня, как себе подобного. Я должен играть эту роль и одобрять все его планы, иначе я возбужу его подозрительность и никогда, по крайней мере через него, не узнаю настоящих преступников. Одобряете вы мою мысль, мадемуазель?

– Я одобряю и восхищаюсь всем, что ведет к оправданию моего несчастного отца.

– Нам предстоит борьба.

– Борьба меня не пугает… У меня хватит мужества… Но одно меня беспокоит…

– Что же?

– Для борьбы, может быть, нужны будут деньги… А я бедна, очень бедна.

– Как? – воскликнул с испугом Рене. – Разве деньги и бумаги, которые были в моем столе, украдены?

– Нет, господин Рене, я спасла ваше состояние… Оно здесь в целости, и я сейчас отдам вам его.

– Э! Мадемуазель, разве эти деньги не настолько же ваши, насколько и мои?

– Мои? На каком основании?

– Во-первых, я ваш друг… Во-вторых, без вашего отца, который сделал из меня то, что я есть, работника и честного человека, у меня не было бы теперь ничего. Примите, мадемуазель, примите без отговорок!

Берта покачала головой.

– Взять эти деньги, которые вам достались трудом… – возразила она. – Нет, это невозможно…

– Послушайте, мадемуазель, вы знаете меня только с этого дня, но все-таки я для вас старый друг. Восемнадцать лет назад я качал вас на коленях. Смотрите же на меня, как на брата, на старшего брата. Ваша помощь нужна мне для нашего общего дела, а как вы будете помогать мне, если станете целые дни просиживать за работой? Ведь это очевидно, не правда ли? Итак, деньги останутся здесь до того дня, когда я смою, наконец, пятно позора с памяти моего благодетеля. Я говорю, что так будет, и знайте, что я упрямее мула. Берите же их… Это необходимо для успеха нашего плана. Что ж, я еще молод и успею заработать снова все, что мы теперь потратим. Так вы согласны? Да?

Берта со слезами на глазах протянула руку и сказала растроганным голосом:

– Ах! Моя бедная матушка говорила правду… Вы так добры!…

– Я не лучше всякого другого… Я помню только старое, вот и все. Значит, вы согласны?

– Да, если вы этого требуете…

– Конечно, требую! Теперь, стало быть, мы союзники. Даже лучше: брат и сестра.

– О! Да, брат и сестра! – воскликнула Берта. – И как любил бы вас мой другой брат, мой бедный Абель!

– Не заставляйте меня плакать, мадемуазель, – прошептал Рене, вытирая глаза. – Время слез прошло, приближается время действия. Скоро нам нужна будет железная воля и стальные нервы. Мадемуазель, у меня есть к вам просьба… Нам нужно видеться очень часто.

– О! Каждый день…

– Да, почти каждый день… Поэтому вы сделали бы мне большое удовольствие, если бы согласились на мою просьбу…

– Я заранее согласна… В чем же дело?

– Позвольте мне обедать с вами и у вас.

– С удовольствием!

– Это было бы очень для меня удобно… и потом, какая экономия! Так я могу начать с завтрашнего утра. Вы согласны?

– В одиннадцать часов я буду вас ждать.

– А потом мы пойдем на Монпарнасское кладбище.

– И помолимся на могилах моей бедной матери и брата… и вы меня сведете на ту таинственную могилу, которой я никогда не видела… на могилу мученика, моего отца.

– Я сведу вас туда, мадемуазель, – сказал Рене, утирая слезы, – я сведу вас туда, сестра моя.

ГЛАВА 6

В тот день, когда Рене Мулен был оправдан, Тефер получил письмо за подписью Фредерика Берара, в котором его приглашали явиться на улицу По-де-Фер-Сен-Марсель.

Он не заставил себя ждать и был поражен переменой, которая произошла в герцоге за последние два дня.

Искаженное лицо, мертвенная бледность, запавшие глаза – все говорило, что заботы и опасения мучили бывшего любовника Клодии Варни.

«Однако он что-то нос повесил!» – подумал очень непочтительно Тефер.

– Господин герцог желал меня видеть, – сказал он вслух.

– Вы знаете, чем закончилось дело Рене Мулена? – спросил герцог.

– Увы, да!… Но мне кажется, что это не может иметь для вас большого значения…

– Почему вы так думаете?

– Мы успели уничтожить компрометирующую вас бумагу… так что же значит теперь освобождение этого человека?

– Очень много значит!

– Рене Мулен на свободе и после смерти госпожи Леруа представляет опасность?

– Более серьезную, чем когда-либо!

Полицейский изумился.

– Господин герцог позволит мне задать вопрос?

– Конечно!

– Значит, я ошибался, думая, что с уничтожением письма и смертью вдовы Поля Леруа исчезает всякая опасность?

– Опасность уменьшилась, это правда… Письмо было письменным доказательством преступления… в котором я невиновен, но за которое я мог, я должен был нести ответственность…

– Теперь доказательства не существует, стало быть, вам нечего бояться преследований.

– Я их и не боялся… уже прошел срок давности.

– В таком случае, я не понимаю, почему все это так беспокоит вас.

Сенатор пожал плечами:

– Поймите же, что я хочу спокойствия во что бы то ни стало! А разве могу я быть спокоен, ожидая каждую минуту скандала, который опозорит мое имя и уничтожит мою карьеру?

– Я вижу, к сожалению, что господин герцог не доверяет мне… – прошептал Тефер.

– Что вы хотите сказать?

– Господин герцог пользуется моим усердием, моей преданностью, как слепым орудием. Я действую ощупью, иду, сам не зная куда и зачем… Не зная тайны господина герцога, я не могу составить себе мнения и дать вовремя полезный совет. Несколько дней назад единственным врагом вашим была Клодия Варни. Теперь же, кажется, ваши опасения и заботы гораздо более обширны… Почему?

Герцог встал и начал ходить по комнате.

– Почему? – повторил он. – Потому что я обдумал и теперь яснее вижу все… Клодия Варни, предоставленная самой себе, будет действовать не из мщения, а из корысти. Дав ей денег, я заставлю ее замолчать, так как она сама скомпрометирована не меньше меня, даже больше… Но если, к несчастью, она объединится с Рене Муленом и Эстер, с дочерью Анжелы Леруа, тогда мне надо всего бояться…

– Клодия Варни была… как бы сказать?… ваша соучастница в деле, о котором идет речь?

– Скажите – сообщница… – прервал Жорж.

– А дочь госпожи Леруа – дочь казненного?

– Вы это сами знаете!

– Господин герцог, страх – дурной советчик, он мешает соображать. Как можно предположить, что виновная объединится с дочерью жертвы?… Я отказываюсь этому верить! Клодия действует только из корысти, и очень вероятно, что она даже и не подозревает об угрозах с другой стороны.

– Хорошо! Но вы можете, я думаю, предположить, что Рене Мулен, чувства которого нам хорошо известны, объединится с Бертой Леруа и Эстер.

– Герцог, успокойтесь! Я убедился, что Эстер совершенно случайно попала в квартиру Рене Мулена.

– Они живут в одном доме, очень вероятно, что они встретятся когда-нибудь… а из этой встречи может родиться катастрофа.

– Эстер безумна, стало быть, очень легко убрать ее.

– Каким образом?

– Можно заставить старуху Амадис поместить ее в сумасшедший дом.

– Разве это возможно?

– Вполне… Закон 1838 года чрезвычайно эластичен… Настоящее седло на всякую лошадь! Им можно пользоваться в интересах семьи, в интересах общественной безопасности, а также и для личных видов, когда у человека есть влияние и связи. Если эта безумная вас беспокоит, я в три дня упрячу ее в больницу.

– Тефер, не слишком ли вы много берете на себя?

– Нет, господин герцог, я уверен в успехе… Прикажите действовать – и все будет сделано… Приказываете?

– Да!

– Тогда считайте, что через двое суток Эстер будет для вас совершенно безвредна.

– Я рассчитываю на ваши усердие и ловкость. Но остается Рене Мулен и Берта Леруа.

– Что могут они сделать без Эстер?

Герцог продолжал ходить по комнате. Он готовил ответ, что было далеко не легким делом.

Ему надо было объяснить, не выдавая себя, что опасного для него в союзе Берты Леруа и Рене Мулена.

Тефер угадывал тайные мысли сенатора.

– Господин герцог, – сказал он, – я, кажется, могу ответить на вопрос, который сейчас имел честь задать вам.

Жорж остановился и пристально посмотрел на Тефера.

– Против вас существовала улика… это письмо, написанное единственной особой, которая могла бы если не погубить вас, то устроить скандал, чего она не сделает, так как, конечно, захочет лучше воспользоваться частью огромного состояния герцогов де Латур-Водье, чем мстить за какую-нибудь старую обиду. Рене Мулен, обладая этим письмом, был опасен… но теперь он ничего не может сделать.

– Он должен помнить каждое слово, – заметил герцог.

– Так что же из этого? Какую цену имеют уверения, ни на чем не основанные? Никакую, и Рене Мулен знает это, конечно, не хуже меня. Он, стало быть, не скажет и не сделает ничего, разве попробует сблизиться с Эстер, если считать, что от нее можно что-нибудь узнать… Если она будет в больнице, он ничего не добьется. Его не допустят к ней: будут даны сообразные инструкции кому следует… Да и кто, наконец, поверит сумасшедшей?…

– Она может выздороветь…

– Это правда. Поэтому ее надо как можно скорее запереть в надежное место. Никакая предосторожность не бесполезна.

– Но старуха Амадис, у которой она теперь живет, конечно, захочет навещать ее… Можете вы помешать этому?

– Я устрою, что она не будет знать, где Эстер. Говорят, что почтенная дама далеко не широкого ума. Стоит ее припугнуть, она и не будет пытаться узнать, что стало с Эстер.

Герцог одобрительно кивнул.

– Что же касается Рене Мулена, то, предполагая, что он не оставит своего плана, который уже не может удасться, надо предоставить ему действовать, не предпринимая ничего против него лично и только расстраивая все его замыслы.

– Это, мне кажется, хорошо, но Клодия Варни?

– Ее нет в Париже, я в этом уверен… Мои агенты ищут повсюду, но до сих пор не смогли найти и следа, стало быть, ее здесь нет. Я буду, конечно, продолжать поиски, и, когда мы узнаем, что эта особа здесь, некоторая сумма денег избавит вас от нее.

– Так теперь вы займетесь Эстер Дерие… Не забывайте, что надо действовать скорее.

– Я начну завтра же… или сегодня.

– И особенно, – сказал сенатор с нажимом, – особенно нельзя допустить расследования о прошлом!

Тефер пристально взглянул на герцога.

– А! А!… Разве это было бы опасно?

Жорж ответил утвердительно, но скорее жестом, чем голосом.

Полицейский продолжал:

– Значит, между господином герцогом и этой несчастной есть какая-нибудь тайная связь? Мой вопрос, конечно, нескромен, но мне нужно знать все.

Герцог прошептал чуть слышно:

– Да, между нами есть связь, она никому не известна и должна оставаться тайной… Брак in extremis сделал Эстер Дерие законной женой моего покойного брата герцога Сигизмунда де Латур-Водье.

Полицейский вздрогнул. Он, конечно, не ожидал ничего подобного и теперь начинал понимать, почему старший брат сенатора был убит на дуэли.

«Я помню, как сейчас, – подумал он, – что в деле об убийстве доктора Леруа на мосту Нельи упоминалось о каком-то ребенке, который исчез тогда без следа».

– Я понимаю, – сказал он вслух, – почему господину герцогу неприятны розыски о прошлом. Их не будет…

На лице сенатора отразилось удовольствие.

– Мадам Амадис знает об этом браке? – спросил Тефер.

– Знает.

– Черт возьми! Это опасно!

– Я не думаю… Зачем она станет говорить теперь, после того, как молчала двадцать лет?

– Вы знаете причину ее непонятного молчания?

– Нет, но я предполагаю, что таково было требование покойного брата.

– Отлично! Если это так, то нечего опасаться болтовни. Как вы думаете, есть у помешанной или, скорее, у мадам Амадис копия брачного свидетельства?

– Не знаю, но вполне возможно и очень даже вероятно.

– Это опасно! Ну, да посмотрим… Что касается мадам Амадис, то ее стоит немного припугнуть, чтобы предупредить всякое сопротивление с ее стороны. Теперь – Имею честь кланяться господину герцогу и надеюсь, что скоро принесу приятные вести.

Тефер вышел, оставив герцога де Латур-Водье немного успокоенным.

Полицейский был очень ловкий негодяй. Когда он злоупотреблял почти неограниченной властью, которую его положение предоставляло ему в известных случаях, он не только не компрометировал себя, но ему удавалось обратить внимание начальства на свой ум и усердие. За темные дела он получал похвалы, награды, повышения.

Тефер тотчас же отправился на Королевскую площадь, изменив внешность с помощью фальшивых бакенбардов и синих очков в стальной оправе.

Он вошел в дом номер 24 и остановился на пороге комнаты привратницы.

Мадам Бижю не узнала в нем одного из агентов, приходивших для обыска у Рене Мулена, и поэтому встретила его любезно.

– Что вам угодно? – спросила она.

– Немного поговорить…

– Вы хотите снять квартиру?

– Нет, я пришел по делу… Я – представитель административной власти.

Эти слова, произнесенные торжественным тоном, повергли привратницу в сильное волнение.

– Войдите, пожалуйста, – сказала она дрожащим голосом, предлагая свое единственное кресло.

– Я послан императорским прокурором, – начал Тефер, – и буду допрашивать вас его именем.

– Боже мой! – воскликнула в испуге мадам Бижю. – Разве меня в чем-нибудь обвиняют?

– Ни в чем, решительно ни в чем!… Дело идет не о вас… Я рекомендую вам отвечать и откровенно, и правдиво, и после моего ухода не болтать. Одно неосторожное слово может вас скомпрометировать.

– Вы меня пугаете!

– Успокойтесь! От вас зависит ничего не бояться.

– Клянусь, я скажу вам чистую правду и потом буду нема…

– Так и следует… В вашем доме живет госпожа Амадис?

– Да, это наша лучшая жилица. Она живет на первом этаже уже давно, почтенная дама, очень богатая… О ней нельзя сказать ничего, кроме хорошего.

– Мы знаем… Но с мадам Амадис живет еще другая женщина по имени Эстер Дерие. Вы знаете, что она безумна?

– Увы! Как же этого не знать?

– У нее опасное помешательство?

– Нет, совсем нет, – начала было привратница, – уверяю вас…

– Я повторяю вам, что опасное! – прервал ее повелительным тоном Тефер.

– Вы думаете?

– По крайней мере, так можно заключить из различных жалоб, поданных комиссару этого квартала, которые тот передал в суд.

– Я не знала… Но уверяю вас… Наконец, если есть жалобы…

– Людей, достойных всякого доверия. В них говорится о происшествиях, которые могли бы нарушить общественное спокойствие.

– Я не знаю, о каких это происшествиях в них говорится… Мадам Эстер всегда казалась мне тихой и безобидной. Правда, два дня назад она едва не подожгла дом, но огонь тотчас же погасили. При ней горничная, которая никогда от нее не отходит.

Полицейский вынул из кармана записную книжку и делал в ней отметки.

– Часто она выходит?

– Довольно часто, но с ней всегда бывают провожатые.

– Конечно, она пугает детей?

– Не знаю, но это возможно.

– Говорили вы хозяину дома, что сумасшедшая едва не сожгла дом?

– Нет.

– Почему же?

– Я боялась, что он заставит выехать мадам Амадис.

– Вы не исполнили своего долга! Хозяина надо было предупредить, что его дому грозит опасность.

– Дом застрахован.

– Да, но пожар угрожает жизни жильцов. Чей это дом?

– Господина Леона Жиро.

– Где он живет?