Текст книги "Сыщик-убийца"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 42 страниц)

Часть третья
ЖАН ЖЕДИ

ГЛАВА 1

Клодия Варни очень хотела, чтобы Анри де Латур-Водье был на празднике, который она собиралась устроить в скором времени. Но принял ли бы он приглашение от незнакомого лица? Вероятнее всего, нет.

Отлично понимая это, мистрисс Дик-Торн предварительно пригласила его, чтобы переговорить о деле.

Узнав от шевалье Бабиласа Сампера, что молодой доктор – близкий друг Анри, она решила познакомиться с Этьеном, чтобы расспросить его.

Вскоре Анри де Латур-Водье звонил в двери дома мистрисс Дик-Торн и был тотчас же проведен в гостиную.

Клодия пригласила Анри сесть и сама опустилась в кресло.

– Я хочу спросить у вас совета для одной особы, в которой я принимаю большое участие, – начала она. – Я воспитана в Париже и знаю немного французские законы, но не настолько, чтобы решать трудные проблемы.

– Спрашивайте, сударыня, я постараюсь, как могу, объяснить все, что вы находите темным.

– Скажите, брак in extremis действителен?

– Да, закон признает его, если свидетели подтвердят, что положение одного из супругов было, или хотя бы казалось, безнадежным.

– Свидетели подтвердят это…

– Был ли гражданский брак?

– Нет, только церковный.

– Все-таки он действителен: такой случай предусмотрен законом. В каком году это было?

– В 1836-м. По особенным причинам он не объявлен, хотя молодая женщина выздоровела после. Она и теперь еще жива. Сам муж прожил два года после бракосочетания. До сих пор семейные обстоятельства препятствовали вдове доказать свои права, согласно воле покойного. Может она сделать это теперь?

– Существует ли свидетельство о браке?

– Да, и муж, умирая, завещал все свое имущество сыну, предоставив жене пользование доходами.

– Завещание приведено в исполнение?

– Нет, оно не было предъявлено, и один близкий родственник наследовал все.

– Почему же мать не протестовала?

– Она сошла с ума во время родов.

– Но кто-нибудь другой мог за нее сделать это?

– Я уже вам говорила, семейные обстоятельства…

– Теперь эта женщина выздоровела?

– Нет.

– Тогда сын должен предъявить свои права, и только он один… Он ведь уже совершеннолетний?

– Но если он умер?

– Тогда надо хлопотать о назначении опекунства над матерью.

– Процесс?…

– Да, гражданское дело, если тот, кто завладел имуществом, не знал ни о браке, ни о завещании.

– Он знал и о том, и о другом.

– Тогда это страшный скандал.

– Что же, похитителя наследства пошлют на галеры?

– Нет, сударыня, на его преступление распространяется уже срок давности, но все-таки он будет навсегда опозорен в глазах света… и его принудят возвратить похищенное.

– Но он занимает высокое положение… Он пользуется огромным влиянием… Он будет защищаться.

– Может быть, и попытается, но совершенно напрасно. Если бы это дело было поручено мне, я бы гарантировал успех.

– Когда придет время, я буду просить вас заняться им.

– И я заранее соглашаюсь. Ведь моя специальность – бороться с неправдой и защищать слабых против сильных.

– Я это знала, поэтому-то и обратилась к вам.

– А были попытки вылечить эту сумасшедшую?

– Я полагаю, что даже очень старались, но пока еще не могу ответить определенно.

– Вы принимаете участие в этой женщине?

– Да, большое участие, и очень понятное… ее положение такое печальное!

– В таком случае, сударыня, позвольте мне дать вам один совет. Вы пригласили для вашей дочери доктора Этьена Лорио?

– Вы его знаете?

– Это мой лучший друг! Я был у него сегодня, когда он получил ваше письмо.

– Ваши слова мне доказывают, что я сделала счастливый выбор…

– Вы не могли сделать лучшего и поверьте, что дружба не ослепляет меня! Этьен Лорио, несмотря на свою молодость, серьезный ученый, и я думаю, что вам хорошо было бы посоветоваться с ним.

– Конечно, я не премину это сделать… Доктор не говорил вам, когда приедет навестить свою новую пациентку?

– Он будет у вас сегодня после обеда.

– Как я рада, что случайно обратилась к одному из ваших друзей! Надеюсь, вы часто будете встречаться у меня.

Анри поклонился.

– Я не думаю возвращаться в Англию, – продолжала Клодия, – и решила поселиться окончательно в Париже. Через несколько дней я буду праздновать новоселье и надеюсь, что вы окажете мне честь присутствием.

Молодой человек снова поклонился.

– Благодарю, сударыня, за ваше любезное приглашение, но у меня очень много дел, и я редко или, лучше сказать, никогда не выезжаю.

– Позвольте надеяться, что вы во второй раз сделаете исключение для меня… – сказала с улыбкой мистрисс Дик-Торн. – Француз-джентльмен не может ответить отказом на просьбу женщины-иностранки…

– Вам трудно противиться…

– Докажите, что это невозможно.

– Я буду иметь честь присоединиться к вашим друзьям.

– И я надеюсь, что вы скоро сами станете другом дома, – прибавила Клодия.

В эту минуту на пороге гостиной показался слуга.

– Что вам надо? – резким голосом спросила Дик-Торн. – Я не звонила!

– Сударыня, – ответил в смущении лакей, – тут какой-то человек пришел, хочет вас видеть.

– Что ему нужно?

– Он узнал, что вы ищете метрдотеля, и пришел наниматься.

– Пусть подождет!

Анри поднялся и взялся за шляпу.

– Позвольте мне проститься с вами, – сказал он.

– Еще раз благодарю за вашу любезность… и до скорого свидания: ведь я могу на вас рассчитывать, не правда ли?

– Я не обещаю…

– Я пришлю вам приглашение, как только определится день моего первого бала…

Клодия проводила его до передней.

Тут сидел на скамейке метрдотель, явившийся предложить свои услуги.

Он поспешно вскочил.

Анри де Латур-Водье прошел мимо, не взглянув на него. Впрочем, ему трудно было бы узнать своего бывшего клиента, так изменяли Рене Мулена парадный костюм и длинные бакенбарды.

Механик был очень удивлен, увидев своего адвоката.

«Он здесь, – подумал Рене. – Что это значит! Во что бы то ни стало я должен попасть в этот дом!»

Послышался звонок, и спустя минуту в переднюю вышел лакей и сказал:

– Госпожа вас ждет, идите за мной.

Рене последовал за ним, немного взволнованный новизной своего положения, боясь, как бы неудача не разрушила всех его планов.

Слуга провел его в кабинет, находившийся рядом с большой гостиной.

Клодия сидела с лорнетом в руках.

Рене поклонился и остановился перед ней в почтительной позе.

Мистрисс Дик-Торн оглядела его с ног до головы с таким видом, как будто изучала достоинства новой упряжки.

Рене Мулен был красивый малый. Он имел очень представительный вид в своем безупречном костюме.

«Не дурен… право, не дурен…» – прошептала мистрисс Дик-Торн.

– Вы хотите поступить ко мне?

– Да, я имею смелость питать эту надежду…

– Вы уже служили в качестве метрдотеля?

– Да, сударыня, и в лучших домах.

– У вас есть аттестаты от бывших господ?

– Я не посмел бы явиться без них, сударыня.

– Займемся прежде самым главным условием вашего принятия. Вы говорите по-английски?

Рене ответил утвердительно с чистейшим акцентом лондонского жителя.

Чтобы рассеять сомнения, мистрисс Дик-Торн продолжала допрос по-английски:

– Вы жили в Англии?

– Да, сударыня.

– Долго?

– Несколько лет.

– В каком городе?

– В Портсмуте.

– В услужении?

– Нет, у меня было место в конторе компании морского страхования…

– Долго вы в Париже?

– Четыре года.

– У кого служили?

– У одного богатого американца, мистера Даниэля Вебстера, на Елисейских полях, на улице Колизея.

– Почему вы от него ушли?

– Он уехал в Америку, а я не хотел оставлять Париж.

– Потом?

– У сэра Вильяма Дугласа Эберкромби в предместье Сент-Оноре… Два месяца назад он распустил всю прислугу, уезжая в путешествие вокруг света.

– Покажите мне ваши аттестаты.

Рене вынул из кармана бумаги, украденные у Лорана, и подал их мистрисс Дик-Торн, которая просмотрела все очень внимательно.

Аттестаты были составлены в самых лестных выражениях: Клодия не могла желать лучшего.

– Я вижу, – сказала она, – что вас зовут Франсуа Лоран.

– Да, сударыня, но обычно меня звали Лораном… это лучше звучит.

– Сколько получали вы на последнем месте?

Рене сказал цифру.

– О! Сэр Эберкромби был, конечно, очень богат, – заметила Клодия. – Мое состояние гораздо скромнее, и я не могу платить такое жалованье.

– Сколько же вы намерены предложить, сударыня?

Клодия назвала цифру значительно меньшую.

Для Рене Мулена, конечно, это было решительно все равно, но он боялся выдать себя быстрым согласием.

Поэтому он немного поторговался и наконец согласился.

– Итак, вы теперь у меня на службе, – сказала Клодия. – Сегодня же вам приготовят комнату на втором этаже. Можете вы взять на себя подготовку к балу?

– Мой последний господин давал каждую зиму четыре больших бала, и я управлял всеми приготовлениями.

– Значит, я могу совершенно положиться на вас?

– Надеюсь доказать это, сударыня.

– Мой первый прием будет через несколько дней, и я хочу, чтобы он был блестящий. Даю вам полную свободу. Условьтесь с каким-нибудь известным садовником, чтобы украсить цветами переднюю и лестницу.

– Я ничего не пожалею, но буду, конечно, соблюдать благоразумную экономию.

– Я на это рассчитываю… Вы совершенно свободны?

– Да, сударыня.

– Ни жены, ни детей?

– Никого.

– Когда можете прийти?

– Когда вам будет угодно.

– Ну, так приходите завтра в девять часов утра.

– Слушаю, сударыня.

– Вот ваши аттестаты и задаток в счет первого жалованья.

Клодия опустила в руку Рене три луидора. Тот вздрогнул от прикосновения золота этой женщины, которую он считал преступной, но ничем не выдал того, что происходило в нем.

Он высказал в приличных выражениях благодарность, спрятал в карман бумаги Лорана и вышел.

Спускаясь по лестнице, он говорил себе:

«Действительно ли виновна мистрисс Дик-Торн или Жан Жеди обманут странным сходством? Вот загадка, которую предстоит решить».

Его очень интересовало также появление здесь Анри де Латур-Водье.

Молодой человек приходил как друг или как адвокат?

Но разрешить эту задачу было пока невозможно, и Рене решил о ней не думать.

Он достиг своей цели и проник в неприятельскую крепость. Это главное… Чего он не понимал теперь, должно было объясниться после.

Одним словом, он уходил довольный.

ГЛАВА 2

Оставшись одна, Клодия Варни вернулась к своим мыслям. Ее лицо приняло выражение жестокой радости, и губы ее шептали:

– Все так, как я рассчитывала, и Анри де Латур-Водье даст мне сам оружие против приемного отца… Жорж будет снова в моей власти. Молодой человек скоро станет своим в моем доме… Оливия хороша… Он ее заметит, несмотря на любовь, которую будто бы питает к мадемуазель Лилье, и моя воля сделает остальное.

Мистрисс Дик-Торн улыбнулась, потом вдруг брови ее нахмурились и глаза сверкнули гневом.

– А если Жорж захочет бороться? – сказала она глухим голосом. – Ну, что же, я приму борьбу! Все выгоды на моей стороне, вся опасность на стороне моего противника: Анри де Латур-Водье подтвердил то, что я уже предполагала, – преступление покрыто сроком давности… Чем же я рискую? Я неуязвима, так как мне нечего терять!… Мне смешон скандал, тогда как Жорж рискует высоким положением, богатством и честью. В этой игре все козыри у меня, и, если он вздумает сопротивляться – я раздавлю его! Эстер Дерие сумасшедшая, это правда, но ведь есть доктора, которые излечивают таких больных… даже если к ней и не вернется рассудок, все-таки она вдова герцога Сигизмунда, его наследница по завещанию, и ее опекун потребует для нее титул герцогини и украденные миллионы…

Жорж поймет это и, вместо того чтобы рисковать, станет снова моим послушным рабом.

Послышавшийся в эту минуту звонок прервал лихорадочный монолог Клодии.

«Кто это может быть?» – подумала она.

Спустя несколько секунд в кабинет вошел лакей и подал карточку.

– Доктор Этьен Лорио… – прочитала мистрисс Дик-Торн. – Я ждала его. Просите.

Клодия встретила Этьена самой любезной улыбкой и также, как и молодого адвоката, первым делом поблагодарила за поспешность, с которой он отозвался на ее приглашение.

– Это мой долг, сударыня, – ответил он. – Доктор не имеет права заставлять ждать, когда его зовут к больному.

– Моя дочь действительно нездорова, но мне кажется, что в этом нет ничего серьезного и опасного. К тому же ваше искусство мне уже хорошо известно.

– Вам говорили обо мне слишком снисходительно.

– Скажите лучше, с энтузиазмом! Ах! У вас есть почитатели и многочисленные друзья!

– Почитатели – сомневаюсь… несколько благосклонных друзей – да, может быть.

– Анри де Латур-Водье из числа последних?

– В первом ряду! Он – мой лучший друг. Мы знаем друг друга с детства.

– Он говорил мне это час назад, сообщая о вашем скором приезде.

– Он завтракал у меня, когда я получил ваше письмо. Я узнал, что вы обратились к нему по поводу какого-то дела. Могу вас поздравить с выбором, сударыня, так как все дела, которые защищает мой друг, заранее выиграны. Его успех равняется его таланту.

– Господин де Латур-Водье, кажется, очень любит избранную им карьеру?

– Очень, иначе он не выбрал бы ее. Вряд ли чье-нибудь положение более независимо, чем его. Может быть, вы знаете, что он – единственный сын и что у его отца огромное состояние?

– Да, я знаю.

Клодия замолчала.

– Одна особа, – продолжала она, – которая говорила о господине де Латур-Водье в самых лестных выражениях, уверяла, что отношения между ним и отцом очень натянутые.

– Да, сударыня, мне кажется, что их политические убеждения несколько несходны. Но вообще на этот счет я не могу сказать ничего определенного. Я едва знаю герцога Жоржа, правда, Анри представлял меня ему, но с тех пор я ни разу его не видел. Нас разделяет бездна. Господин де Латур-Водье – герцог, сенатор, миллионер, стоит на вершине общественной лестницы, а я едва взбираюсь на первые ступени.

– По моему мнению, этой бездны не существует, – возразила мистрисс Дик-Торн. – Знание и талант стоят богатства и знатности.

– Не все так думают, сударыня.

– Это правда, но все люди с умом и сердцем разделяют мое мнение.

Клодия поднялась.

– Однако, – продолжала она, – удовольствие говорить с вами заставило меня забыть о главной цели вашего визита. Пойдемте, доктор, я проведу вас к моей дочери.

– К вашим услугам…

Бывшая куртизанка, в сопровождении доктора, прошла две комнаты и остановилась перед полуоткрытой дверью.

– Это я, моя крошка, – сказала она. – Я привела доктора. Можно нам войти?

– Да, мама, – ответил нежный приятный голос.

Оливия лежала на голубой шелковой постели, окруженной, как бы облаком, большим пологом индийской кисеи.

Она улыбнулась матери и доктору, подходившим к ее постели.

– О! – сказала она. – Я не очень больна.

– Однако вам нездоровится, мадемуазель, – заметил доктор, видя блеск ее глаз и ненормальный румянец на щеках. – У вас, конечно, легкая лихорадка…

С этими словами он пощупал пульс.

– Я не ошибся, лихорадка есть, хотя и самая слабая. Что у вас болит?

– У меня горло болит и голова тоже…

Этьен приложил ладонь к пылающему лбу Оливии.

– Вы чувствуете щекотание в горле? Не правда ли?

– Да, доктор.

– Кашляете по временам?

– Да.

Этьен улыбнулся:

– Решительно ничего серьезного. Вы пренебрегли некоторыми элементарными предосторожностями и простудились, но ваша простуда – такие пустяки, что я даже не сделаю ей чести, назвав ее бронхитом. Я пропишу вам питье, от которого все как рукой снимет, и через два дня вы позабудете об этом.

Клодия заранее приготовила бумагу, перо и чернила, и Этьен тут же написал рецепт.

– Вот, – сказал он, подавая его мистрисс Дик-Торн. – Давайте это питье по ложке через час. Завтра я приду взглянуть, какие будут результаты, и заранее убежден, что они будут превосходны. До завтра, мадемуазель.

– До завтра, доктор. Благодарю вас за ваши счастливые предсказания.

Этьен вышел в сопровождении Клодии, которая, как только дверь затворилась за ними, поспешно спросила:

– Доктор, это ничего? Действительно ничего?…

– Решительно… Даю вам честное слово. Разве вы боялись чего-нибудь дурного?

– Не то чтобы боялась, но, знаете, матери всегда пугаются… Теперь я успокоилась. Я хотела бы часто видеть вас у меня, как друга, конечно, а не как доктора. Я обещала господину Анри де Латур-Водье, что он будет встречать вас здесь. Надеюсь, вы не выставите меня лгуньей?

– Конечно, нет!

– Мы сейчас поговорим… Пройдемте в гостиную, прошу вас. Я хочу попросить у вас совета.

Клодия снова усадила Этьена в кресло.

– Господин де Латур-Водье, – начала она, – сказал мне, что вы получили место ординатора в Шарантонской больнице.

– Да, всего несколько дней назад.

– Из этого я заключаю, что вы занимаетесь душевными болезнями?

– Да, эта отрасль медицины всегда меня особенно привлекала… Я мечтаю когда-нибудь возглавить клинику для душевнобольных.

– Стало быть, я могу спрашивать вас с уверенностью, что вы мне все разъясните?…

– Отвечу, как могу.

– Человек, помешавшийся двадцать лет назад, может ли быть излеченным?

– Это не невозможно, но зависит от многих вещей.

– Каких же?

– Во-первых, от причин сумасшествия… Человек, о котором вы говорите, сошел с ума от сильного потрясения, внезапного испуга или в результате болезни мозга? В последнем случае я считаю его неизлечимым.

– А если это следствие испуга или раны?

– Тогда можно надеяться, и, может быть, у меня скоро будет доказательство, что эта надежда основательна.

– В вашей клинике есть случай такого рода?

– Да, сударыня, и случай очень редкий. Для счастливого исхода необходимо сделать операцию.

– Мужчине?

– Нет, женщине.

– И эта женщина давно больна?

– Уже более двадцати лет.

– А какая причина?

– Рана.

– Следствие преступления или случайность?

– Мне кажется, что первое вероятнее. Пулевое ранение в голову. Пуля застряла в кости.

– Это странно! – воскликнула Клодия.

– Очень странно и очень л.бопытно.

– Эта больная теперь в Шарантонской больнице?

– Да, сударыня.

– Она парижанка?

Тут Этьен вдруг вспомнил, что его новая пациентка «секретная» и что он не имеет права произносить ее имени.

– Я думаю, что парижанка, – ответил он, – но не могу сказать наверное.

– Родные навещают ее?

– Не знаю, – пробормотал доктор, которого эти настойчивые вопросы, видимо, смущали. – Я не знаю, что происходит в больнице вне времени моей службы… Для нас это только больные, и очень часто мы даже не знаем их имен.

Клодия была слишком умна, чтобы не понять, что больше ничего не добьется.

Всякие дальнейшие расспросы могли только возбудить подозрения доктора.

Да и что было ей за дело до всего этого? Она не могла предположить, чтобы шарантонская сумасшедшая была вдовой герцога Сигизмунда де Латур-Водье, и поэтому прекратила бесполезные вопросы.

– Благодарю вас, доктор, вы сказали мне все, что я хотела знать. Может быть, я скоро покажу вам особу, о которой говорила, если ее родные решатся испытать все для ее излечения.

– Помните только, что ничего невозможно, если неизвестна настоящая причина болезни.

– Я не забуду этого; я справлюсь и в один из ваших ближайших визитов передам все, что узнаю.

На этом разговор кончился. Этьен встал.

– До завтра, сударыня, – сказал он.

– До завтра, доктор, – ответила Клодия, протягивая руку.

«Он честолюбив, – подумала она. – Он будет служить, если мне понадобится его помощь».

ГЛАВА 3

Рене Мулен вышел из дома на Берлинской улице очень довольный.

Он поспешно вернулся к Жану Жеди, который ждал его на углу улицы Клиши.

– Что, должно быть, дело идет на лад? – вскричал старый вор, увидев его сияющее лицо.

– Как по маслу!

– Ты принят?

– В качестве метрдотеля.

– Когда же ты должен вступить в должность?

– Завтра утром.

– Получил задаток?

– Да, в счет будущего жалованья. Вот три луидора на вашу долю.

Жан Жеди подбросил золотые монеты на ладони и весело опустил их в карман жилета.

– Если это она, то это самые пустяки… Она не так должна платить нам!

– Конечно! – согласился Рене. – Но пока приходится ждать… Займемся теперь нашими делами.

– Какими делами?

– Во-первых, отошлем Лорану его деньги.

– Ты этого решительно хочешь? – спросил со вздохом Жан Жеди.

– Да, ведь я объяснил вам, почему это необходимо. Потом вы отнесете бумажник в кабачок на Амстердамской улице: я не хочу, чтобы меня там видели. Вот вам бумажник, скажете, что вы нашли его на улице, выдумайте какую-нибудь историю.

– Это нетрудно. Увидимся сегодня?

– Нет, но надо условиться, где мы будем встречаться.

– Придумай как знаешь.

– Так вот что! Каждое утро в восемь часов гуляйте на этом углу, где мы теперь стоим… Я тоже буду приходить сюда. Старайтесь не пропускать ни одного дня: может случиться, что вы не придете как раз тогда, когда мне нужно будет сообщить вам что-нибудь важное.

– Не бойся, старина… Каждое утро я буду здесь на часах; только вот что: утром ведь светло, на нас могут обратить внимание. Не лучше ли бы нам сходиться по вечерам?

– Вечером я не всегда, может быть, буду свободен. Впрочем, если выдастся свободная минутка, я буду часам к одиннадцати приходить в «Серебряную бочку»…

– Хорошо! Но скажи, пожалуйста, какой у тебя план? Это меня очень занимает!

– К чему теперь разговаривать о плане, который обстоятельства могут неожиданно изменить? Будьте только уверены, что скоро мы узнаем, одно ли и то же лицо мистрисс Дик-Торн и ваша незнакомка с моста Нельи… в чем я немного сомневаюсь…

– А! Ты сомневаешься?

– Да, но я могу ошибаться так же, как и вы. Впрочем, повторяю, скоро все это объяснится. А теперь пока, до свидания… до завтра.

Они расстались, и Жан Жеди прямо отправился в кабачок на Амстердамской улице.

– Не знаете ли вы господина Лорана? – спросил он хозяина погребка.

– Этот слуга теперь без места, он был здесь недавно.

– Я был тут в одно время с ним, поэтому и пришел сюда, думая, что вы его знаете. Вот это принадлежит ему.

И Жан Жеди подал изумленному кабатчику бумажник. Тот, естественно, попросил объяснения.

– А! Это очень просто. Я шел со станции на улицу Сен-Лазар. Какой-то господин впереди меня уронил бумажник, я поднял его и хотел отдать владельцу, но тот куда-то исчез, и я не смог его найти. Тогда я вспомнил, что видел его здесь и что он разговаривал с вами… Вот я и пришел.

– Благодарю за вашу любезность… Я уведомлю Лорана… Не хотите ли выпить стаканчик?

– Не откажусь!

После дарового угощения Жан Жеди направился домой.

«А ведь хитрый малый этот Рене Мулен, – думал он дорогой. – Свое дело знает!… И теперь я гуляю, ем, пью, всегда деньги в кармане, а он работает за двоих. Черт возьми! Такой помощник не даром возьмет свою долю!»

Отправив деньги Лорану, Рене Мулен направился на улицу Нотр-Дам-де-Шан.

Было уже поздно, когда он позвонил в дверь Берты. Бедная девушка уже второй день не видела механика. Она начинала беспокоиться, опасаясь каких-нибудь новых неожиданных несчастий.

Она знала, что Рене Мулен должен был помогать Жану Жеди перебраться на новую квартиру, но это не могло отнять много времени, и отсутствие Рене продолжало оставаться необъяснимым.

Его звонок застал ее за приготовлением скромного ужина. Волнуемая страхом и надеждой, она поспешила открыть.

Берта не узнала его с первого взгляда и подумала, что это какой-нибудь чиновник, и ее беспокойство обратилось в испуг.

Механик поспешил ее успокоить.

– Как, мадемуазель, – вскричал он с улыбкой, – неужели метаморфоза так велика, что ваш лучший друг кажется вам чужим?

– Вы! Это вы! – прошептала девушка, бледнея и краснея. – О! Как вы меня испугали!

– Почему же?

– Вас так долго не было, что я начала уже думать, что с вами случилось какое-нибудь несчастье. Теперь я вас не узнала и вообразила, что пришли ко мне с дурными вестями о вас.

– Э! Боже мой! Какое же несчастье могло со мной случиться? Кажется, мне не грозит теперь ни малейшей опасности.

– Господин Рене, – возразила печальным голосом Берта, – вы забываете о ваших тайных врагах. Вспомните тех людей, которые тайком проникли к вам, чтобы украсть письмо и положить на его место бумагу, которая должна была погубить вас…

– Да, это правда, – прошептал механик.

– После того что я услышала вчера от Жана Жеди, я много, очень много думала. Что руководило этими людьми, которые взяли письмо, не дотронувшись до банковских билетов и золота?

– Конечно, это не обыкновенные воры.

– Чего они хотели?

– Уничтожить письменное доказательство преступления – это так ясно, что бросается в глаза.

– Их появление на Королевской площади доказывает, что ваш арест был делом их рук. Вы спаслись, против ожидания, но будьте уверены, что они не оставят вас в покое. За вами, поверьте мне, следят, ищут нового случая погубить, на этот раз окончательно, и если случай замедлит представиться, его подготовят… Вот почему я боюсь за вас.

– Вы преувеличиваете, мадемуазель!

– Я преувеличиваю? – повторила Берта. – Докажите это. Я сама хотела бы быть спокойной. Докажите, что я ошибаюсь?

– Я тоже, как и вы, думаю, что за мной следят. Да, один из преступников, которых мы ищем, узнал, что я в Париже и что у меня есть письмо, которое может его скомпрометировать. Он нашел способ уничтожить письмо. Его цель достигнута. Зачем же ему теперь заниматься мною?

– Затем, что вы опасны, и он это хорошо знает.

– Ну что же, я готов бороться.

– Он сильнее вас, так как, должно быть, занимает высокий пост.

– Так вы считаете рассказ Жана Жеди верным?

– Да… я думаю, что герцог де Латур-Водье действительно один из убийц доктора на мосту Нельи.

– Э! Мадемуазель, я имею основание думать, что начальные буквы, на которых построил свою догадку Жан Жеди, ничего еще не доказывают: есть еще герцоги, имена которых начинаются с тех же букв.

– Вы должны были отыскать бумаги того нотариуса. Они у вас?

– Нет, и, по всей вероятности, мы никогда их не увидим.

– Почему же?

Рене в коротких словах рассказал о своих неудачных поисках.

– Нас преследует несчастье! – вскричала Берта. – Но нам остается еще один шанс: пусть Жан Жеди увидит герцога.

– И вот неудача! Герцога нет в Париже, он путешествует, из чего я делаю вывод, что он не мог быть одним из тех людей, которых вы видели в моей квартире.

Берта печально опустила голову.

– А женщина, которую узнал Жан Жеди?

– Мистрисс Дик-Торн?

– Да.

– Она – единственная причина перемены, которую вы во мне замечаете. Я поступил к ней в услужение.

– Вы?

– Да, мадемуазель… в качестве метрдотеля под именем Лоран.

– Что это значит?

Рене рассказал, как было дело, и его изобретательность привела Берту в восторг.

Механик был добрым другом и хорошим союзником. Он принимал к сердцу взятое на себя дело и посвящал ему все свои силы, как будто был сыном Поля Леруа.

– Что вы рассчитываете делать? – спросила Берта.

– Ждать удобного случая и действовать…

– Что вы думаете об этой женщине?

– Ничего еще, но я буду наблюдать, и мое мнение скоро составится. Будьте готовы ко всему. Я буду связываться с вами через Жана Жеди.

– Могу я доверять этому человеку?

– Его интересы, по крайней мере, он так думает, согласны с нашими, к тому же мы не можем найти другого посредника. Ах! Я чуть не забыл сказать вам одну вещь, которая очень меня занимает.

– Что же?

– Сын герцога де Латур-Водье знает эту женщину и бывает у нее.

– Молодой адвокат, который так хорошо защищал вас?

– Он самый.

– Боже мой! Опять тайна! – прошептала Берта.

– Да, тут действительно ничего не разберешь, но, может быть, наконец все объяснится.

– Вы не забыли о той безумной, которая живет в вашем доме?

– Сегодня вечером займусь ею… поужинаем поскорее, и я побегу на Королевскую площадь: мне надо еще кое-что приготовить, чтобы явиться завтра к мистрисс Дик-Торн.

Ужин скоро закончился, и около восьми часов Рене, простившись, отправился домой.

Дорогой он думал о том, что сказала ему девушка, и должен был сознаться, что за ним, вероятно, действительно следил тайный враг. Он решил укрыться от надзора, что казалось ему нетрудным.

Дома привратница, конечно, не узнала его.

– Как, это вы, господин Рене! – вскричала она, когда он назвал себя. – Однако! Вот так превращение! Черный фрак, белый галстук и бакенбарды, как у гарсона в кафе! Уж не стали ли вы нотариусом?

– Нет, мадам Бижю, – ответил, смеясь, механик.

– Так вы были шафером на чьей-нибудь свадьбе?

– И то нет: я получил место инспектора мастерских на большом заводе.

– Место хорошее?

– Превосходное, только надо хорошо одеваться, очень хорошо, вот вы и видите…

– О, вы теперь великолепны!

– Завод этот в провинции, и я собираюсь уезжать.

– Но, я надеюсь, вы оставите квартиру за собой?

– О! Конечно! Я уезжаю не совсем, а только на некоторое время.

– Вот это хорошо… Я, знаете, дорожу такими жильцами, как вы.

– А я – такой привратницей, как вы… Обоюдная симпатия… Завтра в восемь часов утра я отправляюсь на вокзал.

– И далеко вы едете?

– Да, порядочно… В Бургонь.

– В страну хорошего вина… А когда вы вернетесь?

– Через неделю, две, а может быть, и три. Я сам еще не знаю наверное, сколько времени придется там пробыть. Кстати, если будут письма, вы их спрячьте до моего возвращения.

– О! Будьте спокойны, господин Рене. Я запру их в шкаф, где лежат мои деньги и цепочка от часов.

– Если кто-нибудь будет меня спрашивать, вы скажете, что я уехал.

– Конечно! Ведь это же сущая истина!

– И что вы совершенно не знаете, когда вернусь.

– И это тоже правда… Что еще?

– Больше ничего… И вот вам вперед за труды…

Механик сунул луидор в руку привратницы, которую такая щедрость повергла в величайшее изумление, и направился к дверям.

На пороге он обернулся и спросил с равнодушным видом:

– А что, эта сумасшедшая с первого этажа, все еще живет у нас?

На лице мадам Бижю выразились смущение и нерешительность.

– Нет… нет, – ответила она после некоторого колебания. – Ее здесь больше нет.

Рене вздрогнул.

– И это, может быть, к лучшему, – продолжала привратница. – Ведь она чуть не подожгла дом… Многие жаловались, и, кажется, мадам Амадис должна была отказаться держать ее у себя.

– Ее здесь нет! – прошептал Рене, ошеломленный неожиданным ударом.

– Кажется, это вам неприятно? – спросила удивленная привратница.

– Э! Какое мне дело до нее! – возразил Рене, уже успевший овладеть собой. – Я так, случайно вспомнил о ней. Я раз видел ее, и она мне показалась очень тихой.

– Да, с виду она была очень смирная, но этому не очень-то можно верить… ведь сумасшедшие, знаете, очень хитры… Я вам говорю, что она чуть не подожгла дом! Мы все бы спеклись. С этим нельзя шутить!

– Куда же ее отправили? В больницу, верно?

– Да, вероятно, – ответила мадам Бижю, припоминая внушения Тефера.

– И вы не знаете, куда?

– Право, нет!

– Долго жила она в вашем доме?

– Как и мадам Амадис… Бедная старуха! Тяжело было ей расстаться с помешанной! Она так к ней привыкла! Ей стало, должно быть, скучно одной, и она поехала путешествовать.

– В ее-то годы!

– О! Она еще бодра.

– Куда же она поехала?

– Должно быть, на юг, но куда именно – я не знаю.

Казалось, Рене Мулен расспрашивал от нечего делать, чтобы убить время и без всякой задней мысли, но каждый из его вопросов был обдуман, и каждый ответ привратницы врезался в память.