Текст книги "Сыщик-убийца"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 42 страниц)

– Позвольте мне задать вам один вопрос, – сказал он.

– Сделайте одолжение.

– Допускаете ли вы, что госпитали, принадлежат ли они государству или частным лицам, могут оказывать содействие делу мщения и покрывать тайные преступления?

Этьен недоверчиво поглядел на него.

– Почему вы спрашиваете меня об этом?

– Потому, что я убежден: вы такого же мнения. Вы человек слишком прямой и благородный, чтобы не смотреть с отвращением на те заключения, причины которых неизвестны и которые, по большей части, скрывают какую-нибудь подлость. И вы понимаете так же, как и я, что мы имеем дело с таким случаем.

– Дорогой Ренар, благодарю вас за хорошее обо мне мнение и откровенно скажу, что думаю. Нет, я не. допускаю, чтобы сумасшедшие дома могли быть Бастилиями, всегда готовыми покровительствовать отвратительным расчетам или преступным действиям. Но в то же время я убежден, что Эстер Дерие окружает тайна. Я вижу в ней жертву; роль покровителя соблазняет меня, и я от всей души хочу вернуть ей рассудок… Согласны ли вы помочь мне в этом?

– Я буду делать все, что в моей власти. Я обещаю вам повиноваться беспрекословно и быть скромным.

– Надеюсь, что к этому вы прибавите дружбу, – сказал Этьен, улыбаясь и протягивая руку студенту, который крепко пожал ее.

– Моя привязанность так же, как и уважение, уже давно принадлежат вам.

– Я хочу вылечить эту больную не из одного человеколюбия и любви к науке, – продолжал Этьен, – я имею или, по крайней мере, думаю, что имею, личный интерес. Если я достигну цели, если я вылечу ее, то поступлю согласно моей совести, хотя бы мне пришлось бороться со всей администрацией и потерять место. Когда я сделаю доклад, что Эстер Дерие выздоровела, она должна будет оставить сумасшедший дом. Мы узнаем ее преследователей, и, если они выставят какую-нибудь причину, чтобы продолжать держать ее в заключении, я выступлю против них.

– И я буду помогать вам! – воскликнул Ренар.

Молодые люди пожали друг другу руки, и Этьен отправился в Париж.

«Я хотел бы поговорить с Рене о том, что происходит в Шарантоне, – думал он по дороге, – но не решаюсь. Он может подумать, что я хочу во что бы то ни стало проникнуть в его тайну. Поэтому лучше подождать».

Поспешно позавтракав дома, Этьен отправился в Монтрейль. В течение недели он уже три раза отправлялся в эту сторону. Расспрашивая без конца и рискуя прослыть за полицейского агента, он продолжал надеяться, что какое-нибудь неожиданное происшествие наведет его на след Берты в Берси, в Винсене, в Сен-Манде, которые он осматривал ранее, но не добился никаких результатов. Он сам не знал, почему в третий раз возвращался в Монтрейль и полагался на случай.

Рене Мулен в тот самый день приехал в деревню Берси. Он прошел через заставу и пошел по набережной Рапе, которая почти вся была завалена бревнами и досками. Эти бревна подходили по Сене к набережной Рапе, где их выкатывали на берег. Грузчики с голыми ногами, по пояс в воде, с топорами в руках, разрубали связывавшие бревна веревки, а другие переносили их на набережную, где складывали в кучи.

С утра до вечера по набережной ходьба и говор не прекращались.

Рене Мулен шел, не обращая ни на что внимания. Он достиг того места, где найден был фиакр Пьера Лорио, против номера 40, занятого дровяным двором одного из главных торговцев квартала.

«Они сюда привели фиакр… – повторял про себя Рене. – Откуда могли они ехать?»

Между тем внизу рабочие разбирали новый транспорт леса. Один из них разрубал связывавшую плот веревку. Вдруг он прекратил свою работу и, наклонившись, опустил руку в воду, чтобы схватить какую-то вещь, снизу зацепившуюся за бревно.

– Э! Э! – крикнул он. – Утопленник!…

На набережной сейчас же собралась толпа.

– Твое счастье, – сказал один из толпы, – ты заработал двадцать пять франков.

– Кажется, что у него нет руки, – продолжал нашедший. – В рукаве пусто.

И среди громкого смеха зрителей он вытащил из Сены большое пальто светло-коричневого цвета с медными позеленевшими пуговицами.

Услышав разговор об утопленнике, Рене спустился к воде и замешался в толпу любопытных. При виде кучерского костюма он удивился.

«Негодяи оставили фиакр Пьера Лорио в десяти шагах отсюда, – подумал он. – Один из них должен был бросить в реку свой костюм».

– Богатая находка, – продолжал рабочий. – Честное слово! Сукно отличное! Послушай, Пепино, я продам тебе это пальто, ты сделаешь себе праздничный костюм.

– Сколько хочешь?

– Два литра водки.

– Один.

– Идет за один. Но прежде чем передать тебе находку, я хочу посмотреть, нет ли чего в карманах.

Он осмотрел задний карман.

– Ничего. Посмотрим-ка, что в боковом. А, тут что-то есть. И он вынул смятый клочок бумаги весьма печального вида.

– Билет в тысячу франков! – крикнули два или три голоса.

– Нет, простая бумажка.

– Может быть, прежде чем утопиться, покойник положил себе в карман адрес, – сказал кто-то из любопытных. – Посмотри, не написано ли там чего-нибудь.

Рабочий с трудом развернул бумажку, слипшуюся от воды.

Рене с большим любопытством следил за этой сценой.

– Тут что-то написано, – прошептал рабочий.

– Можете прочесть? – спросил Рене.

– Это будет нелегко. Вы понимаете, что вода размыла чернила и тут одна грязь. Но все-таки мне кажется, что, постаравшись, можно было бы разобрать что-нибудь.

– Постарайтесь.

– Поднесете мне стаканчик?!

– Все, что угодно.

– Вы добрый малый. Я сделаю все, чтобы доставить вам удовольствие.

Затем рабочий, читая по складам, проговорил следующее: «Следуйте за этим кучером, он прислан от Рене Мулена, и не удивляйтесь ничему».

Услышав свое имя, Рене вздрогнул.

– Я покупаю у вас записку и пальто, – сказал он.

– Вы?

– Да, я.

– А! Так вы, верно, знаете господина, о котором тут говорится?

– Это мой друг; и записка наводит меня на след мошенничества.

– В таком случае, понимаю. Сколько вы даете?

– Двадцать франков.

– С большим удовольствием. Вот вам вещи.

– Вот деньги.

Рене положил мокрое пальто на левую руку, взял записку, дал золотую монету и поднялся на набережную, тогда как восхищенный рабочий вел своих товарищей в соседний кабак, чтобы отпраздновать счастливую находку.

«Я не ошибся, – думал механик. – Это пальто негодяя, который правил фиакром. Он передал записку Берте, чтобы внушить ей доверие, и затем взял обратно».

Он остановился, снова развернул записку и внимательно осмотрел ее.

– Мне кажется, что я где-то видел этот почерк… – сказал он. – Да, я припоминаю. Он удивительно похож на почерк бумаги, положенной вместо письма, украденного у меня на Королевской площади. Одни и те же люди действуют там и тут. Но кто они?… Одного я уже знаю, это сообщник Клодии, Фредерик Берар. Но где найти его? Жан Жеди знает, где, и мог бы сказать мне… Но где найти Жана Жеди?…

Он говорил почти вслух и размахивал руками так, что прохожие с удивлением глядели на него, принимая за сумасшедшего.

Мало-помалу он успокоился и отправился на улицу Кювье, к Этьену Лорио.

Служанка доктора, открыв дверь, приняла его как друга дома.

– Э! Господин Мулен, – сказала она, увидев у него мокрое пальто. – Вы упали в воду?

– За эту штуку я заплатил двадцать франков, чтобы иметь удовольствие показать ее вашему барину.

– Двадцать франков! За эту старую мокрую тряпку?… Вас обманули, господин Мулен; она не стоит больше ста су.

– Я дал бы за нее два золотых и даже больше, если бы было нужно. Дома ли доктор?

– Нет, но он, верно, придет обедать.

– Хорошо, так я снова приду. Сделайте одолжение, развесьте это пальто, чтобы оно немного просохло.

– Я повешу его у окна на кухне.

– Хорошо; но постойте, я, в свою очередь, осмотрю карманы.

Рабочий осмотрел левый карман, Рене заглянул в правый.

– Другая бумага! – весело воскликнул он.

Но за этой радостью последовало разочарование: в руках его просто был счет из ресторана.

Тем не менее он осмотрел его. Наверху было напечатано: «Ришфе, ресторатор. Бульвар Монпарнао. Клеймо указывало 20 октября.

– Двадцатое октября!… – прошептал Рене. – Фиакр Пьера Лорио украли двадцатого… Вот начало следа… Два обеда, значит, их было двое… Их Должны были видеть, заметить… Без сомнения, мне могут дать какие-нибудь сведения в ресторане.

Он поспешно вышел, еще раз приказав служанке сказать доктору, чтобы тот ждал его, и что он надеется принести хорошие известия.

Было уже пять часов вечера, когда он добрался до ресторана Ришфе, пользовавшегося большой известностью между заведениями подобного рода.

Когда он вошел, толпа начала уже наполнять залу, достаточно просторную, чтобы в ней могло поместиться несколько сотен посетителей.

Рене направился прямо к конторке.

– Господин Ришфе? – спросил он.

– Это я, – лаконично ответил хозяин, занятый разливкой вина.

– Я пришел просить вас об одной справке, – сказал Рене.

– Ну, вы пришли не вовремя. Обед только начинается, и вы видите, что я занят.

– Действительно; но я недолго задержу вас, а между тем дело очень серьезное.

– Можете подождать немного?

– Конечно. Я сяду вот за этот стол рядом с вашей конторкой. Дайте мне рюмку вина… Я подожду, пока вы не освободитесь.

– И отлично. Я буду в вашем распоряжении через пять минут.

Рене сел и смочил губы вином, поданным хозяином.

Но вместо того чтобы уменьшиться, толпа все увеличивалась, и Ришфе продолжал наливать бутылки и стаканы с лихорадочной поспешностью.

– Потерпите, – говорил он Рене, – мы поговорим, как только будет возможно.

– Ничего, ничего, – отвечал механик.

Но в душе он проклинал многочисленных посетителей ресторана.

Когда он выпил последний глоток вина, занятия хозяина, казалось, и не думали уменьшаться.

«Я пообедаю здесь, – подумал он, – и так хоть чем-нибудь убью время».

И он приказал подать обед.

– Я вас принуждаю быть моим клиентом! – воскликнул хозяин, громко смеясь. – Это, во всяком случае, выгодно для меня, но вы хорошо сделали, так как горячка продолжится еще по меньшей мере минут двадцать.

Наконец, около восьми часов, хозяин вздохнул с облегчением.

– Уф! Я почти закончил, – сказал он, садясь около Рене. – Теперь я к вашим услугам. Что вам угодно?

Рене вынул из бумажника счет.

– Знаете вы это? – спросил он.

– Конечно, это наш счет… Обед на двоих, поданный 20 октября в кабинет номер 7.

– Господин Ришфе, дело для меня слишком важно, и я прошу вас помочь, сделав усилие над своей памятью.

– Я постараюсь сделать, что могу.

– Помните ли вы, кто были люди, которым вы подали этот обед?

– Ну, трудно ответить: у нас бывает очень много народу, весьма разнообразного. Вы сами можете судить об этом, как же вы хотите, чтобы я помнил всех, проходящих мимо моей конторки, в особенности, когда прошло уже несколько дней?

– Я понимаю и постараюсь оживить ваши воспоминания: 20 октября шел дождь, погода была ужасная весь день.

– Да, на другой день пришлось вымыть все полы, а то на них грязи было на палец.

– Один из обедавших был одет в костюм кучера.

– А! А! Припоминаю! – сказал Ришфе. – По крайней мере, мне так кажется, и именно в связи с костюмом. У нас здесь бывает немного кучеров, – обыкновенно они ходят напротив. Да, это так… 20-го, когда шел дождь… около семи часов вечера… двое…

Хозяин остановился и ударил себя по лбу.

– Погодите, – сказал он, – мы, может быть, что-нибудь узнаем от лакея, подававшего в номер. Морис! – крикнул он. – Эй, Морис!

– Здесь, патрон.

– Пойдите сюда.

Лакей подошел.

– Что прикажете, патрон?

– Помните ли вы двух посетителей, обедавших в кабинете номер 7 несколько дней назад, из которых один оделся кучером?

– Да, помню. Один был высокий, худой, другой – маленький, толстый. И я заметил их именно по милости этого переодевания. Они пришли, одетые довольно порядочно в обыкновенные костюмы. Высокий нес узел… Я подал им обед, не обращая на них внимания… Около девяти часов высокий вышел, прося подать счет его товарищу. Когда я принес счет, он поверх костюма надевал тяжелое кучерское пальто светло-коричневого цвета, которое ему было до пят, с большими медными пуговицами. Я как сейчас его вижу…

– Вы знаете этих людей?

– Нет. Они не принадлежат к числу наших обычных посетителей. Но они приходили утром в этот же день.

– Одни?

– Нет, с высоким мужчиной лет пятидесяти или шестидесяти, который ждал их за рюмкой абсента. Они завтракали вместе в кабинете номер 2… Я подавал им.

– Вы не слышали их разговор?

– Нет, я не слушаю того, что говорят посетители… Но, впрочем, мне кажется, что, когда я входил, они переставали разговаривать.

– Не говорили ли они про женщину, которую хотят куда-то везти? – спросил Рене.

– О! Нет! Это я заметил бы, потому что у меня чувствительная натура, и я не могу равнодушно слышать, когда говорят про женщин… Но, постойте…

– Вы слышали что-нибудь особенное? – воскликнул Рене.

– Нет, но вечером, после их ухода, я нашел под столом бумагу или, лучше сказать, счет, который потерял один из них.

– Да, – подтвердил хозяин, – и этот счет даже и теперь у меня.

– Можете вы мне дать его?

– Отчего же нет?

Ришфе пошел за конторку и вынул из нее сложенную вчетверо бумажку.

– Вот, – сказал он, подавая ее Рене.

Рене поспешно развернул ее и прочел:

« Ришар, продавец дров в Монтрейле, поставка господину Просперу Гоше полтораста вязанок дров. Монтрейль, 19 октября. Деньги получены».

– Девятнадцатого октября! – прошептал механик. – Накануне исчезновения Берты! Нет сомнения, счет потерян ее похитителями… В Монтрейле почва глинистая… Монтрейль… А между тем я был там уже несколько раз и ничего не узнал…

– Но этот счет укажет вам, куда обратиться, – заметил Ришфе.

– Правда… Благодаря вам! Тысячу раз благодарю за помощь. А вы, друг мой, возьмите это.

Рене сунул в руку Мориса пять франков, заплатил по счету и вышел.

Он взял первый попавшийся фиакр и приказал кучеру ехать на улицу Кювье.

Этьен Лорио, вернувшись домой около шести часов, был в большем отчаянии, чем когда-либо, по обыкновению проискав без результата целый день.

– Никто не приходил? – спросил он у служанки.

– Приходил господин Мулен и принес мокрое кучерское пальто и затем, найдя какую-то бумажку в кармане, убежал, как сумасшедший, приказав сказать вам, что вернется и просит ждать его, так как дело очень важно.

Радость сверкнула в глазах Этьена.

– Он что-нибудь нашел?

– Да, господин доктор.

– А где пальто?

– Висит в кухне у окна. Оно сушится.

Этьен поспешно бросился в кухню и стал рассматривать пальто.

Для Франсуазы оно не значило ничего, для племянника Пьера Лорио оно было важным открытием. Рене Мулен напал на след похитителей, и, может быть, бумага, найденная в кармане, указывала место, куда они отвезли Берту.

В первый раз после многих дней в душе Этьена мелькнул луч надежды.

Он сел за стол и пообедал, с нетерпением ожидая возвращения Рене, который, без сомнения, должен был принести подтверждение его надежд.

ГЛАВА 8

В девять часов вечера Рене звонил у дверей доктора.

Последний бросился открывать сам.

– Ну, что? – с нетерпением спросил он.

– Я надеюсь, что завтра мы узнаем, где Берта, – ответил Рене.

Этьен вскрикнул от радости и увлек Рене за собой в кабинет.

Механик рассказал ему все и показал счет торговца дровами.

– Почему не отправиться в Монтрейль сейчас же? – заметил доктор.

– Потому, что мы приехали бы слишком поздно. В деревнях люди ложатся спать рано, и люди, которых будят, чтобы расспрашивать, отвечают очень неохотно; мы отправимся в путь завтра, рано утром.

Этьен понял, что механик прав, и не стал настаивать.

– Получили ли вы, наконец, какое-нибудь известие о Жане Жеди? – спросил доктор после некоторого молчания.

– Нет, но я не теряю надежды, поступайте и вы так же. Когда мы найдем Берту, мы найдем и Жана Жеди и тогда закончим наше дело.

У доктора невольно вертелся на губах вопрос, но он вспомнил, что обещал Рене и Берте не стараться проникнуть в их тайну.

– Теперь, – продолжал Рене, – я прощусь с вами до завтра.

– Для чего же вам уезжать, если придется возвращаться опять завтра рано утром? Вы переночуете у меня.

Рене охотно принял предложение.

Затем друзья поговорили еще какое-то время о Берте и своих надеждах и, наконец, расстались, чтобы снова сойтись утром.

Вернемся на несколько часов назад, в кабинет начальника полиции, который призвал к себе комиссара по приему заявлений и начал разговор такими словами:

– Простите, что я вас беспокою, но мне надо с вами поговорить.

– Я к вашим услугам. Что прикажете?

– Я хочу расспросить вас про дело Лорио.

– Про дело фиакра номер 13?

– Да.

– Оно не только не продвигается, но тайна, которая окружает его и которая, по всей вероятности, должна скрывать преступление, более серьезное, чем воровство, кажется, увеличивается с каждым днем.

– Разве вы не получаете донесений агентов, которым поручено вести следствие?

– Эти донесения очень незначительны.

– И розыски инспектора также не лучше.

– Инспектор, кажется, Тефер?

– Да! Он всегда казался мне человеком умным и усердным, но я начинаю думать, что он пренебрегает своими обязанностями.

– Мне кажется, что вы приказали следить за ним и за его помощниками одному из тайных агентов? Кого именно вы избрали для этого дела?

– Плантада, он ловкий сыщик.

– Что же, он подтвердил ваши подозрения?

– Да и нет. Он не выразил ничего положительного, но некоторые слова из его последнего донесения заставляют меня предположить, что он мог бы сказать многое, если бы его расспросили.

– Так расспросите его в таком случае.

– Я так и думаю сделать. Я послал за ним, и он должен прийти, но не скрою, что от него нелегко будет добиться истины.

– Почему же?

– Плантад знает, что Тефер до сих пор считался одним из лучших, он знает, что тот пользовался большим расположением и может предполагать, что это продолжается. Поэтому он не решится выразиться прямо, боясь приобрести смертельного и опасного врага. Мое личное мнение составлено и не может измениться: Тефер был хорош, но теперь выдохся. Дело Дюбье и Термонда, так хорошо им начатое, кончилось поражением. Тефер дал обмануть себя, как дурак. Он же стал причиной того, что суд сделал нам выговор по поводу дела Рене Мулена, в котором гора родила мышь. Теперь он, кажется, сам не знает, что делает, или ему надоело работать. Тогда пусть подаст в отставку. Возможно, у него пропало чутье, в таком случае, мы дадим ему более простые обязанности.

– Вы говорили с ним?

– Нет еще. Прежде я жду объяснений от Плантада и хотел бы, чтобы вы присутствовали при моем разговоре.

В эту минуту в комнату вошел полицейский и передал начальнику полиции визитную карточку.

Он взглянул на нее и сказал:

– Введите этого господина.

– Это он? – тихо спросил комиссар.

– Да.

Вошел человек лет пятидесяти, маленький, худой, лысый, с красными мигающими глазами. Человеческое лицо может иногда походить на морду животного. Это удивительно напоминало морду хорька. Костюм не отличался ничем особенным.

– Здравствуйте, господин Плантад, – сказал начальник полиции, жестом отвечая на его почтительный поклон.

– Вы сделали мне честь, написав мне… – начал тайный агент.

– И вы аккуратно явились, – перебил начальник полиции. – Садитесь; мне надо задать вам несколько вопросов.

Плантад сел, скорее из повиновения, так как предпочел бы стоять в присутствии начальника.

– Я поручил вам, Плантад, тщательное наблюдение за агентами и инспектором, занимающимися делом фиакра номер 13.

– Да, и я стараюсь исполнить, по возможности лучше, данное мне поручение.

– Я хочу поговорить с вами по поводу ваших донесений.

– Разве они противоречат донесениям агентов?

– Нет. Вы были всюду, где были они; видно, что вы постоянно следили за ними. Но мне нужно получить от вас объяснения по поводу некоторых неясностей.

Плантад прикусил губу. Он инстинктивно чувствовал, что разговор пойдет о Тефере, и решил быть настороже, не зная, продолжает ли тот пользоваться милостью.

– О каких неясностях вы говорите? – спросил он.

– Я говорю относительно инспектора Тефера.

– Если я сказал о нем что-нибудь, то совершенно невольно. Я записывал мои замечания с точностью и беспристрастием.

– Я вполне вам верю; но это не мешает вашим донесениям не выражать всего и быть полными намеков. Вы приводите факты, но не выражаете своего мнения. Для чего не сказать прямо то, что бросается в глаза: Тефер не вполне исполняет свой долг и делается более чем ничтожным слугой? По всей вероятности, виной этому – утомление, так как он много работал. Но какое бы уважение ни внушал он мне, я, не колеблясь, расстанусь с ним, когда мне будет доказана его неспособность.

Плантад был честолюбив. Кроме того, он в высшей степени обладал гением полицейского; его положение тайного агента не нравилось ему, его привлекала деятельность, трудности, решение загадок. Он уже давно завидовал Теферу и мечтал получить его место.

Последние слова начальника полиции заставили его принять решение, перед которым он отступал до сих пор: он решил оставить всякую осторожность и нанести смелый удар, так как представлялся случай уничтожить врага.

– Я должен повиноваться, – сказал он, – и буду говорить прямо, если вы прикажете. Да, вы правы, Тефер действует с преступной небрежностью. Зная, что ему вполне доверяют, он злоупотребляет этим. К чему так беспокоиться, говорит он себе, жалованье аккуратно получается каждый месяц, не все ли равно, если то или иное следствие не приведет ни к чему? – мне заплатят не меньше, а неуспех, конечно, не припишут моей неспособности.

– Но, – вмешался комиссар, – если Тефер рассуждает таким образом, то он не должен занимать своего положения.

– Я никого не осуждаю, сударь, я только констатирую факты, – возразил Плантад.

– Дайте мне доказательства неспособности или нежелания инспектора, и я, не колеблясь, приму строгие меры.

– Я следил за ним, шаг за шагом, по поводу его следствия о фиакре номер 13 и утверждаю, что все его розыски не могли ни к чему привести. Если бы он исполнял свой долг, он уже знал бы, кто воры…

– Объяснитесь!

– Тефер бросался в разные стороны, задавал вопросы различным людям и в различных местностях, но, очевидно, спрашивал только для проформы, без малейшего желания узнать что-либо. Не правда ли, было безумием спрашивать, не видел ли кто-нибудь фиакр номер 13, когда известно, что воры заклеили номера. Нет сомнения, что он не должен был действовать таким образом в тайном деле, которое, по моему мнению, скрывает не только воровство, но и другое преступление, до сих пор еще неизвестное.

Услышав слова «неизвестное преступление», начальник полиции и комиссар переглянулись, и их внимание усилилось.

– Как действовал Тефер в начале следствия? – продолжал Плантад. – С неестественной наивностью. Он, который прежде интересовался малейшими подробностями, зная, что все имеет значение, даже не дал себе труда составить план, а между тем это дело было так легко проследить…

– Так легко проследить?… – повторил начальник полиции.

– Да, – с сожалением ответил Плантад. – Надо было только хорошенько подумать. Надо было спросить себя: для чего могли брать этот фиакр? Конечно, не для того, чтобы украсть пальто и пятьсот франков, о присутствии которых в фиакре никто не знал. Очевидно, что экипаж был нужен для похищения женщины. Куда отвезли эту женщину, эту жертву, которую ждало насилие или смерть?

– Но почему вы думаете, что женщина не свободно следовала за своими спутниками? – перебил комиссар.

– Это очевидно! – вскричал агент. – Только похищением можно объяснить кражу экипажа и предосторожности, принятые, чтобы скрыть номера.

– Да, это правда.

– Вот что должен был бы сказать себе Тефер, – продолжал Плантад.

– Конечно. Но вы сказали себе это, а тем не менее не можете решить загадку, куда увезли женщину.

– Я, конечно, мог бы ответить, если бы получил приказание действовать как Тефер и его агенты.

– Что же вы бы сделали?

– Я предвидел бы, что результатом похищения непременно будет какой-нибудь необычный случай, и стал бы отыскивать этот случай во всем Париже и его окрестностях. Я потребовал бы ежедневные донесения всех комиссаров округов относительно происшествий и жалоб, заявленных в их бюро. Я рассмотрел бы глинистые дороги, по которым проехал фиакр… Я снял бы отпечатки колес и подков лошади, чтобы иметь возможность сравнить их… И все эти розыски, несомненно, доказали бы мне, что фиакр номер 13 въезжал на холм патронного завода по дороге через деревню Баньоле и спустился к Монтрейлю по другой стороне холма, остановившись на какое-то время перед уединенным домом, который, час спустя, стал жертвой пламени. Я был бы почти убежден, что женщина или молодая девушка, похищенная в фиакре, погибла в этом пожаре, зажженном нарочно.

Начальник полиции и комиссар с изумлением слушали Плантада. Оба удивились остроумным выводам незначительного агента.

– Вы узнали это! – вскричал начальник.

– Да, – прошептал Плантад, скромно опуская глаза.

– Вы убеждены, что экипаж был на холме патронного завода?

– Совершенно убежден.

– И что жертва похитителей погибла?

– На это я не могу ответить; я должен остаться пока в области предположений, так как со вчерашнего дня прекратил следствие, говоря себе, что не имею приказания действовать и что мое несвоевременное усердие может заслужить упреки.

– Вы хороший служака, Плантад; я не подозревал ваших редких качеств.

Агент поклонился, покраснев от удовольствия и гордости.

– И, – продолжал начальник, – вы только вчера получили эти драгоценные результаты?

– Только вчера я мог тайно сравнить имевшиеся у меня отпечатки колес фиакра номер 13 и подков его лошади. Следы от экипажа были видимы четыре дня на глинистой дороге, размытой дождем.

– Вы видели полицейского комиссара Баньоле?

– Нет.

– Почему же?

– Я не мог сказать ему, кто я и с какой целью обращаюсь к нему. Я имел намерение пойти завтра, расспросить частных лиц, живущих недалеко от места происшествия, поискать в Баньоле следы поджигателей, наконец, поговорить с хозяином сгоревшего дома. Но я колебался, действуя на собственный страх. Я чувствовал себя неловко…

– Хотите продолжать эти поиски?

– По какому праву? Они поручены другим, и это не входит в мои обязанности.

– Вы ошибаетесь. С этой минуты вы – инспектор.

– Инспектор!… – вскричал агент, который, несмотря на свое самообладание, не смог скрыть радости.

– Действовать! Искать! Находить! Это моя мечта… Вы делаете меня счастливым…

– Завтра префект подпишет ваше назначение, и вы сейчас же приметесь за дело.

– Как выразить вам мою благодарность?

– Стать на высоту ваших новых обязанностей. Вы представите мне подробное донесение о ваших открытиях относительно дела фиакра номер 13 и принесете мне его, когда придете за картой инспектора. Затем сейчас же приметесь за дело…

– Мне было бы очень полезно прочесть все донесения, адресованные в префектуру полицейским комиссаром Баньоле.

– Они будут переданы вам. К вашим услугам будут четыре агента. Я вам представлю их завтра.

– Осмелюсь я просить об одной милости?

– Какой?

– Я просил бы позволить мне действовать одному.

– Пожалуй. Итак, до завтра, господин инспектор.

Плантад поклонился до земли и вышел вне себя от радости. Его мечты осуществлялись.

– Он родился полицейским, – сказал комиссар, когда дверь за агентом затворилась.

– Да, он доказал свой ум, – ответил начальник. – Я полагаю, что он окажет нам большие услуги. К тому же мы скоро увидим его в деле.

– Тефер будет вне себя.

– Да, он слишком скоро выдохся, я ожидал от него большего.

– Вы прикажете ему подать в отставку?

– Нет, он был нам много раз полезен, это было бы слишком жестоко. Я поручу ему осматривать меблированные комнаты.

На другой день в девять часов утра начальник полиции подал префекту на подпись назначение Плантада вместо Тефера.

Возвратившись к себе в кабинет, он нашел в нем донесения различных агентов, и в том числе Плантада, который составил его ночью и принес рано утром.

Прежде всего начальник прочел донесения агентов Тефера, они были положительно бессодержательны. Видно было, что эти люди, плохо направленные, сами не знали, что делают.

Донесение Тефера заключало только следующие строки:

« Следствие относительно дела фиакра номер 13 не имеет ни малейших шансов привести к чему-нибудь. Ни малейшего следа или указания. Однако я не теряю мужества. Но сделав все, что физически возможно, я рассчитываю теперь только на случай».

Начальник полиции пожал плечами и вскрыл конверт, заключавший в себе донесение нового инспектора Плантада.

Три большие страницы были исписаны мелким, сжатым почерком. Донесение было составлено ясно, кратко и логично. Все факты связывались один с другим, и открытия, сделанные до сих пор, давали надежду на скорое разрешение вопроса.

– Наконец-то, – прошептал начальник и, положив донесения, позвонил.

Вошедший дежурный получил приказание привести инспектора Тефера, и, минуту спустя, сообщник герцога Жоржа входил в кабинет.

– Тефер, – сказал без всяких предисловий начальник полиции, – ваши последние дела, без сомнения, утомили вас?

Этот неожиданный вопрос смутил полицейского; неопределенное беспокойство охватило его.

– Мои последние дела… – пробормотал он.

– Да. Я знаю, что вы в течение нескольких недель работали слишком много. И я вполне понимаю, что вследствие этого злоупотребления физическими и умственными силами тело утомляется и ум утрачивает свою обычную остроту.

Инспектор чувствовал приближение грозы, не зная, с какой стороны она идет. Тем не менее он не смутился, а принял удивленный вид.

– Я, без сомнения, не так понимаю то, что вы мне говорите, – сказал он. – Мне кажется, что мое усердие никогда не иссякало.

– Ваше усердие могло остаться то же, но ваши способности плохо служили ему. Я не обвиняю вас в нежелании, так как вы доказали усердие, и только констатирую, что в настоящее время вы лишились прежней проницательности.

– Позвольте узнать, на каких донесениях основывается такое суровое суждение?…

– На ваших собственных.

– На моих?… – с удивлением воскликнул полицейский.

– Да, вы один уменьшили мое к вам уважение…

– Не подразумеваете ли вы дело фиакра номер 13? – смело вскричал инспектор.

Начальник сделал утвердительный знак.

– Вот неодобрение, которого я не ожидал, – продолжал Тефер. – Моя совесть ни в чем меня не упрекает. Я трудился очень много, правда, результаты отрицательные, но это не моя вина. Я не могу найти того, чего нельзя найти.

– Нельзя найти?… Вы так думаете?…

– Твердо уверен!…

– Достаточно ли вы искали?

– Я сделал все, что мне казалось возможным сделать. Но я готов искать еще…

– Вы говорите, – перебил начальник полиции, – что сделали все возможное?…

– Да, по крайней мере, для меня, – ответил Тефер.

– Следовательно, вы сознаетесь, что ваш полицейский инстинкт ослабел?

Тефер вздрогнул и побледнел.

– Если бы вы, как прежде, умели решать задачи, по видимости неразрешимые, то вы нашли бы то, что нашли другие.