Текст книги "Сыщик-убийца"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 42 страниц)

– Да.

– Это все. Теперь можете идти.

Оба приятеля поблагодарили чиновника и отправились переносить Берту в телегу Пьера Лорио, который уже ждал их у дверей.

Через пять минут больная спокойно лежала в телеге, тщательно укрытая.

– Куда прикажете ехать? – шепотом спросил Пьер.

– На Университетскую улицу, – тем же тоном ответил Этьен.

– Номер?…

– Я не помню, но так как вы поедете очень тихо, то мы пойдем с вами пешком и остановим, где надо.

– Хорошо, понимаю.

Пьер Лорио уселся спереди, и шествие тронулось в путь.

Переезд был очень долог, и было уже около четырех часов, когда телега остановилась перед маленьким павильоном сенатора.

Взглянув на ворота, Пьер вздрогнул.

– Мы сюда едем? – с удивлением спросил он.

– Да, что же тут удивительного?

– Даже очень много.

– Почему?

– Ты говорил мне о пустом доме…

– Ну, так что же?

– А в этом уже живут…

– Вы ошибаетесь, дядя. Павильон не занят уже давно и принадлежит моему лучшему другу.

– Очень может быть, но это не мешает, чтобы в него входили по ночам.

Этьен с удивлением взглянул на Пьера.

– Вы бредите, дорогой дядя, – сказал он.

– Совсем не брежу и вполне уверен в том, что говорю. Я два раза ночью возил сюда одного господина, который отворял калитку, входил в сад и снова выходил около часа спустя. Это казалось мне очень подозрительным, и потому я обратил внимание…

Доктор не сомневался в чистосердечии дяди, но думал, что тот, вероятно, ошибается.

– Вы ошибаетесь, – сказал он. – Рядом с павильоном находится другой, также стоящий в саду, и вход его очень похож. Вы, вероятно, спутали.

– Очень может быть, – прошептал кучер, нисколько не убежденный. – Тогда была ночь, и, кроме того, ты должен знать дом лучше меня.

– Я его знаю и убежден, что сюда уже давно никто не ходит.

– В таком случае, отлично.

Все было приготовлено к принятию девушки, которая, к ее величайшему удивлению, была осторожно положена на постель в совершенно незнакомой ей комнате.

Она хотела узнать, почему не отвезли ее в ее квартиру, но Этьен поспешно велел ей молчать.

– Умоляю вас, Берта, ни слова, – сказал он, – знайте только, что вы здесь под нашим надзором и, следовательно, в безопасности. Со временем вы будете расспрашивать нас сколько угодно, и мы вам ответим. Но теперь молчание необходимо.

Берта слабо улыбнулась и протянула Этьену руку, которую он страстно прижал к губам.

– Теперь мое дело закончено, – сказал Пьер. – Я переоденусь и снова усядусь на козлы моего фиакра. До свидания, дети мои.

После его ухода Этьен сел у изголовья Берты.

– Я должен задать вам несколько вопросов, – сказал он, – так как мне необходимо знать все, что вы чувствуете. Только не говорите ни слова, отвечайте знаками, – я сумею понять вас.

Скоро Этьен убедился, что доктора госпиталя Святого Антуана сделали все возможное для излечения больной.

– Отлично! – весело воскликнул он. – Через неделю вы встанете с постели.

Затем он написал рецепт, с которым послал Франсуазу.

Как ни удобно перевозили Берту, тем не менее переезд сильно утомил ее. Она положила голову на подушку, и глаза ее невольно сомкнулись.

– Она теперь уснет, – прошептал Этьен, – я снова приду вечером. Смотрите, Франсуаза, исполняйте в точности мои приказания.

– Будьте спокойны, доктор. Я буду ухаживать за нею, как за родной дочерью.

– Вы идете со мной? – спросил Этьен Рене.

– Да, я отправлюсь в Бельвиль.

– Где мы встретимся сегодня вечером?

– Здесь.

ГЛАВА 12

Комиссар Баньоле вернулся только с наступлением ночи, к величайшему неудовольствию Плантада, терпение которого было подвергнуто тяжелому испытанию.

– В чем дело? – спросил комиссар, когда Плантад показал ему карточку инспектора.

– Я прошу вас дополнить донесение, поданное вами в префектуру, относительно пожара на холме патронного завода и его последствий.

– Разве оно неполно?

– Слишком лаконично.

– Я в вашем распоряжении; что вам угодно знать?

– Мне нужны сведения о молодой женщине, найденной в каменоломне.

– Мне кажется, я сказал все, что можно было сказать.

– Не совсем.

– Что же я могу еще прибавить?

– Во-первых, имя этой особы.

– Я, конечно, написал бы его, если бы знал, но, увы!…

– Было ли падение случайным?

– Не знаю. Молодая женщина одна могла бы сказать это.

– Мне кажется, что следовало бы начать следствие.

– Оно не привело бы ни к чему.

– Почему?

– Никто ничего не видел.

Плантад слегка пожал плечами. У комиссара, по его мнению, были странные представления о своих обязанностях, но он не хотел унижать его.

– Вы отправили женщину в госпиталь? – продолжал он.

– Да, этого требовало ее состояние, это указано в донесении.

– Но вы забыли сообщить одну важную вещь…

– Что такое?

– Название госпиталя, в который отправили больную.

– Неужели я в самом деле забыл это?

– Да, и доказательством служит то, что я пришел сюда узнать это.

– Удивительно! Я, вероятно, был рассеян, ее отнесли в госпиталь Святого Антуана.

Плантад вынул записную книжку и в графе «Пятое» написал:

« Девушка, найденная в каменоломне в Баньоле на другой день после пожара, была отправлена в госпиталь Святого Антуана».

– Это все, что вы желали знать, господин инспектор? – спросил комиссар.

– Почти. Мне остается задать вам только один вопрос. Не было ли в карманах у молодой особы какой-нибудь бумаги, которая могла бы помочь установить ее личность или послужить исходной точкой для начала следствия?

– У нее были в кармане ключ и портмоне с тридцатью франками, которые я отправил в госпиталь.

– И больше ничего?

– Да, ничего… Впрочем, нет… Но это не имеет значения.

– Все равно – скажите!

– В кармане был билетик от экипажа…

– Билетик от экипажа!… – вскричал Плантад, глаза которого засверкали. – С номером?

– Да, конечно.

– Может быть, номер 13?

Комиссар с удивлением взглянул на Плантада.

– Да, с номером 13, – повторил он, – вы знаете?

– Сейчас отвечу, – сказал инспектор, выдумывая объяснение. – В префектуру были поданы две жалобы: одна о краже фиакра номер 13, а другая – о похищении девушки; и вот билетик доказывает общность этих дел… Вы видите, что билетик, на который вы не обратили внимания, очень важен.

Плантад записал в свою книжку последнюю заметку и, простившись с наивным комиссаром, ушел.

Во время разговора сумерки сменились темнотой. День был жаркий, й надвигалась гроза.

Полицейский остановился на пороге на несколько мгновений, крупные капли дождя уже начали падать. Время от времени сверкала молния, и вдали слышались раскаты грома.

Плантад поглядел на часы. Было без десяти восемь.

– Черт возьми! Как поздно! – с беспокойством прошептал он. – Пожалуй, последний дилижанс уже ушел в Париж… Досадно было бы идти пешком в такую погоду!

Он направился в лавку торговца вином, которая была напротив дома комиссара, и обратился к хозяину:

– Скажите, сударь, в котором часу идет последний дилижанс в Париж?

– По воскресеньям – в десять часов, а в будни – в семь. Сегодня последний дилижанс уже ушел.

– Значит, мне придется идти пешком?

– Да, если вы не сядете в монтрейльский дилижанс, который ходит каждые полчаса.

– Далеко ли отсюда до Монтрейля?

– Не более двадцати минут, если вы знаете кратчайшую дорогу.

– Где она?

– Через холм патронного завода. Она кончается у бюро омнибусов.

– А, знаю! Благодарю вас. Я иду в Монтрейль.

– Подождите, по крайней мере, конца грозы.

– Невозможно: она может продолжиться часть ночи, а мне надо спешить.

Плантад застегнул пальто на все пуговицы, приподнял воротник, надвинул шляпу на глаза и вышел на дорогу, по которой уже прошел один раз днем.

Тефер, спрятавшийся в проеме двери рядом, слышал этот разговор с начала до конца. Сильный ветер и гром помешали Плантаду слышать за собой шум шагов шедшего следом за ним Тефера.

Опустив голову и с трудом различая дорогу, Плантад поминутно попадал в лужи и, наконец, остановился у громадной промоины, которая перегораживала дорогу.

Чтобы не войти по колено в жидкую грязь, инспектор свернул вправо, но не успел он сделать и пятидесяти шагов, как вдруг с испугом отступил: при блеске молнии, сопровождаемой сильным ударом грома, он почти у своих ног увидел громадную трещину каменоломни.

Он хотел обойти ее, но не успел. Сильный толчок заставил его пошатнуться.

В то же время почва обрушилась у него под ногами, увлекая его за собой; громкий крик раздался в ночи. За ним раздался такой же крик, и двое людей исчезли в пропасти.

Земля обрушилась как раз в ту минуту, когда Тефер вонзил нож по самую рукоять между лопаток Плантада, и увлекла вместе с собой убийцу и жертву на глубину сорока футов.

На земле лежал без сознания человек, другой исчез, погребенный под обвалом, торчала только одна нога, сломанная в трех местах.

Гроза усиливалась. Молния сверкала, почти не переставая. Дождь лил как из ведра.

Прошло несколько мгновений. Лежавший наверху человек сделал легкое движение. Он мало-помалу приходил в себя и пошевелил сначала руками, потом ногами, открыл глаза, приподнялся на локте и, вздохнув несколько раз, стал ощупывать себя.

– Я жив и здоров… – прошептал он. – Ни царапины, а Плантад умер… Дьявол положительно служит нам!

Действительно, Тефер был жив и даже не ранен. Земля, обрушившаяся под его ногами, ослабила силу удара. Его обморок был результатом не падения, а испуга.

– Я чудом спасся от смерти, – продолжал он. – Но это еще не все: надо выйти отсюда. Меня разделяет по меньшей мере пространство в десять метров от трещины, в которую я упал… Влезть так высоко невозможно, ждать дня я не могу… И звать на помощь тоже нельзя, так как у Плантада мой нож и я выдал бы себя… Но во всех каменоломнях есть выход – открытый или подземный – надо только найти его.

Протянув руки перед собой, он продвигался в темноте; потом вспомнил, что у него есть в кармане спички, и, вынув, зажег одну, неверный свет которой позволил ему осмотреться.

Прежде всего он увидел ногу Плантада, торчавшую из-под обвалившейся земли. При этом зрелище он слегка вздрогнул.

«Я постараюсь найти способ бежать отсюда, – подумал он, – и сумею так скрыть тело, что никто никогда не найдет его».

Он снова огляделся и почти под ногами увидел темное отверстие. Но в эту минуту спичка погасла.

Он зажег вторую и, убедившись, что отверстие более чем достаточно для человека, пролез в него и оказался в брошенной каменоломне, своды которой поддерживались толстыми балками. Вторая спичка погасла.

Положение Тефера стало критическим. В спичечнице оставалось всего десять спичек, и он не знал, хватит ли их на то, чтобы найти дорогу и окончательно зарыть Плантада.

Непременно надо было найти выход, и полицейский в третий раз зажег спичку: перед ним было десять дорог вместо одной.

Он пошел наудачу и, пройдя шагов двадцать, очутился в довольно большой каменоломне, открытой сверху, и вскрикнул от радости, увидев в углу инструменты каменщиков и фонарь с масляной лампой, которую он поспешил зажечь.

Взяв заступ, он вернулся обратно, желая окончательно зарыть Плантада. Но прежде чем приняться за дело, он остановился.

– Мне нужны его бумаги… – прошептал он. – Я хочу знать, что он нашел и что мне угрожало…

И он хотел уже отрыть тело, чтобы обыскать его и затем зарыть глубже.

Вдруг глухой треск заставил его вздрогнуть. Он поднял голову и отскочил, бледный, как смерть. Произошел новый обвал, и большая масса земли упала перед ногами полицейского, почти задавив его. Вторично в течение часа он избег смерти.

Нога Плантада исчезла под массой земли толщиной около метра.

– Могила зарыта, – прошептал Тефер. – Я не достану его бумаги… но не все ли равно? – никто никогда не будет их иметь… Его тайна и моя умрет вместе с ним… Я сказал правду: он знал слишком много…

Он отнес обратно заступ, но оставил фонарь и стал искать выход. Несколько раз он поворачивал в коридоры, которые не приводили никуда. Наконец он почувствовал свежий воздух, пахнувший ему в лицо. Он нашел выход, и в то же время гроза прекратилась.

Бросив фонарь, он вышел на дорогу. В скором времени Тефер был в Монтрейле. Дождь уже перестал, и на небе начинали сверкать звезды.

ГЛАВА 13

Было около полуночи, когда Тефер, промокший до костей и усталый, вернулся домой. Он с самого утра ничего не ел, но не решился сменить костюм и выйти на поиски какого-нибудь еще открытого ресторана, а прямо бросился в постель и заснул тяжелым сном, полным ужасных сновидений.

Около восьми часов его разбудил громкий звонок. Безумный страх охватил его. Он представил, что вчерашнее преступление открыто и его пришли арестовать.

Однако, подумав, успокоился, невольно улыбнулся своим страхам, вскочил с постели, наскоро оделся и открыл дверь.

На пороге стоял герцог Жорж, одетый небогатым буржуа.

– Ах, герцог! – сказал Тефер. – Я очень рад вас видеть. Идите скорее, нам надо поговорить.

– Есть что-нибудь новое?

– Да, и очень много. Мы избегли большой опасности.

– Вы нашли Жана Жеди?

– Нет, опасность исходила не от него.

– Так, значит, от Рене Мулена?

– Нет!

– Так от кого же?

– Мы, сами того не зная, имели врага гораздо более опасного…

– А!… Объяснитесь, пожалуйста!

– Сейчас. И вы содрогаетесь от ужаса.

И Тефер рассказал удивленному и испуганному герцогу все произошедшее за последние двадцать четыре часа.

– Вы правы, – прошептал Жорж, – мы избежали ужасной опасности… Но уверены ли вы, что мы действительно спасены?…

– Конечно, уверен… Мертвые не говорят.

– Но этого человека может заменить другой.

– Не бойтесь. Нет сомнения, что исчезновение Плантада перевернет префектуру вверх дном и на его место постараются поставить другого. Но у этого агента не будет способностей Плантада. И, кроме того, случай не доставит ему тех доказательств, которые Плантад унес с собой в могилу. Например, той фальшивой монеты, потерянной Термондом и Дюбье на холме патронного завода… В префектуре неизвестно, что фиакр номер 13 останавливался перед сгоревшим домом; первое донесение Плантада кончается на этом… Никто не узнает ничего больше, только он мог найти остальное, но я положил этому конец.

– Но разве никто не может навести справки у Сервана или полицейского комиссара в Баньоле?

– Какие справки?

– Относительно Проспера Гоше… пожара…

Тефер очень непочтительно расхохотался:

– Пусть ищут Проспера Гоше. Пусть заставляют говорить дымящиеся обломки. Термонд и Дюбье уехали. Они слишком умны, чтобы сохранить фантастические имена, написанные в безукоризненных паспортах, которыми я их снабдил… Поэтому дело фиакра номер 13 останется для полиции непроницаемой тайной. Один Плантад имел ключ, но я уничтожил Плантада.

– Вы должны были бы взять его заметки…

– Я хотел это сделать, но они погребены под землей в глубине брошенной каменоломни и никогда не появятся на свет… Все идет отлично… Единственная досадная вещь, что мне дали другое назначение: мне будет труднее узнавать все, что происходит.

– Не все ли равно, если, как вы говорите, смерть Плантада кладет конец всему? Вам останется больше времени искать Жана Жеди.

– Я обрыскал весь Париж и убежден, что негодяй убежал за границу вместе с украденными деньгами.

– Зачем?

– Чтобы быть в безопасности…

– Но чего же он мог бояться? Он был уверен, что мистрисс Дик-Торн не подаст жалобу, так как выдаст себя. Мне кажется, Тефер, вы ошибаетесь, Жан Жеди, вероятно, поселился в какой-нибудь неизвестной вам трущобе, где тратит плоды своего последнего воровства…

– Я знаю все трущобы, – перебил полицейский.

– Без сомнения, исключая этой.

– Все мои поиски были напрасны…

– Возобновите их, пока они не приведут к чему-нибудь… Надо во что бы то ни стало найти этого человека. Мое терпение, силы истощаются. Постоянное беспокойство наконец сведет меня с ума… Вы говорили сейчас, что все идет отлично…

– И повторяю это.

– Пожалуй, но Жан Жеди может погубить меня теми бумагами, которыми владеет… Эта мысль не дает мне ни минуты покоя… Я боюсь всего… Не решаюсь ходить каждую ночь на Университетскую улицу.

– Почему, герцог?

– Подумайте, что будет, если узнают, что мое отсутствие только мнимое, если обнаружат мои ночные посещения… Это возбудит большие подозрения…

– Вас кто-нибудь заметил?

– Нет, но стоит сделать малейшую неосторожность, и все станет известно.

– Когда вы были в последний раз?

– Ночью, третьего дня.

– Нашли что-нибудь важное?

– Нет. Все считают меня вдали от Парижа, и письма приходят все реже и реже.

– Будьте осторожны, но не прекращайте посещать ваш дом. Подумайте: Жан Жеди может каждую минуту обратиться к вам.

– Это правда.

– Вы видели мистрисс Дик-Торн?

– Нет, не видел давно.

– Она не подает признаков жизни?

– Нет.

– Следовательно, она успокоилась. И я могу посоветовать вам сделать то же… Она поняла, что из всех зол самое ужасное – страх… Будьте как она: терпеливы и спокойны.

– Легко сказать!…

– Легко сделать! Ваше положение не опасно. Имя Проспера Гоше окружает тайна… воровство фиакра номер 13 – точно так же… Пожар в Баньоле тоже… и исчезновение Плантада также. Кой же черт в состоянии распутать это?… Полиция употребит все усилия, но я знаю ее сыщиков: они все окажутся несостоятельными.

– Однако Плантад… – начал герцог.

– Плантад был исключением, – перебил Тефер. – О нем будут жалеть, но не заменят.

– Начальник полиции человек очень ловкий.

– Да, но его подавляет множество дел, за которыми он должен следить. Он один не может заменить многочисленных агентов, находящихся под его начальством, из которых три четверти – полнейшее ничтожество. Готов держать пари, что не пройдет трех дней, как снова потребуются мои услуги… Еще раз повторяю, герцог, рассчитывайте на меня и живите спокойно.

Исчезновение Плантада должно было еще больше запутать и без того таинственное дело фиакра номер 13. Никто не подозревал в префектуре, что новый инспектор стал жертвой своего усердия.

Конечно, можно было искать Проспера Гоше, главное действующее лицо драмы в Баньоле. Но как узнать, кто именно носил это имя? По всей вероятности, его даже не станут искать, считая погребенным под развалинами дома Сервана.

Одним словом, с точки зрения Тефера, опасным мог быть только Жан Жеди, уничтожив которого, можно уже ничего не бояться.

Его выводы казались настолько логичными, что герцог не старался даже опровергать его.

– Что же вы посоветуете? – спросил он.

– Уединение.

– Что я должен делать?

– То, что вы делаете, – продолжать скрываться.

– Долго ли?

– До того дня, когда у Жана Жеди не останется оружия против нас. На другой день после этого вы можете, высоко держа голову, вернуться в ваш дом на улице Святого Доминика.

Сенатор и агент простились, и герцог Жорж вернулся в свою квартиру в Батиньоле, а Тефер вышел, чтобы начать исполнять обязанности инспектора меблированных комнат.

В записной книжке у него были номера всех домов, которые он должен осмотреть. Естественно, что он начал с тех, которые располагались поблизости от его жилища, и к одиннадцати часам утра осмотрел уже очень много.

Он почувствовал голод, когда выходил из меблированных комнат на улице Борельи, и повернул на улицу Святого Антуана, чтобы пройти на Королевскую площадь.

Идя по тротуару по правой стороне площади, он заметил, что проходит мимо дома, где жил Рене Мулен. Ему пришло в голову зайти и спросить, не приехал ли механик. Но, не будучи загримированным, он побоялся быть узнанным привратницей и продолжал путь.

В двух шагах от дома № 24 он увидел почтальона с несколькими письмами в руках, который повернул во двор.

Тефер остановился, стал прислушиваться и вздрогнул. Почтальон произнес имя Рене Мулена. Тефер поспешно сделал несколько шагов назад и ждал.

Почтальон почти тотчас же вышел.

– Извините, – сказал Тефер, – не принесли ли вы мне письмо в номер 24? Я – Рене Мулен.

– Да, письмо из Гавра, – я только что передал его вашей привратнице.

– Благодарю, я возьму его.

Почтальон ушел.

«Случай благоприятен, – думал Тефер. – Если Рене Мулен в Париже, письмо исчезнет. Если же он действительно уехал, как говорит привратница, то оно останется у нее. И, в таком случае, я постараюсь его достать».

Жан Жеди уехал в Гавр с Миньоле, который продолжал ждать случая украсть бумажник, предмет его страстных мечтаний.

Идея посмотреть на море была простым капризом пьяного. Старый вор, разбогатев, хотел насладиться жизнью. Но в то же время он говорил себе, что близок день, когда все ему надоест.

Старость приближалась, а вместе с нею уменьшались силы, ловкость и изобретательность. Жан Жеди мечтал о том, чтобы устроиться спокойно и стать честным гражданином на остатки от ста тысяч франков, к которым можно прибавить еще кругленькую сумму: ему, конечно, не откажут мистрисс Дик-Торн и Фредерик Берар.

Он хотел честно отдать половину этих денег Рене Мулену и его знакомой – так он называл Берту.

Предложив Миньоле отправиться в Гавр, он имел две цели: во-первых, прокатиться, а во-вторых, выбрать на берегу моря хорошенький домик, в который можно было бы удалиться по окончании дел.

Выйдя из вагона, Жан Жеди попросил указать ему магазин готового платья и купил костюмы для себя и Миньоле, одеяние которого было крайне компрометирующее.

Затем они отправились в гостиницу на берегу моря и в продолжение десяти дней доставляли себе всевозможные удовольствия, какие только можно найти в приморском городе.

Тратя много денег, Миньоле скоро привык к такому образу жизни и по временам воображал себя миллионером и думал, что все это будет вечно.

Что касается Жана Жеди, то ему стало скучно.

«Довольно, – сказал он сам себе однажды утром, вставая раньше обычного. – Теперь надо подумать о серьезном».

Он вышел один, не разбудив Миньоле, который привык вставать поздно, взял экипаж и приказал кучеру ехать в Сент-Адресс, где заметил продающийся маленький, хорошенький домик, окруженный садом, величиной с носовой платок.

Один из деревенских жителей показал ему этот дом, который во всех отношениях отвечал его мечтам.

За него просили двенадцать тысяч франков, но нотариус, которому была поручена продажа, мог сделать уступку.

Жан Жеди сейчас же отправился к нему, получил уступку на две тысячи франков, заплатил наличными пять тысяч, затем дал деньги на необходимые формальности, обязавшись уплатить остальные тотчас по возвращении в Париж.

«Вот я и землевладелец, – думал он, весело возвращаясь в отель. – Этот домик и четыре тысячи франков дохода достаточны для того, чтобы счастливо жить мирным буржуа, имея хорошенькую кухарку. Еще три или четыре дня я прокучу, задам тот праздник, который обещал приятелям в Сен-Дени, и затем – все кончено. Напишу сейчас хозяину «Черной бомбы», чтобы он организовал обед 6 ноября, а ровно в шесть часов я сам приеду с устрицами… В то же время я напишу записку Рене, приглашая приехать и его… Он должен быть вне себя, не зная, что со мной стало. Рене немного скучный, но добрый малый».

Вернувшись в отель, старый вор нашел Миньоле в сильном беспокойстве и несколько испуганным.

– Откуда ты? – спросил он.

– Не твое дело, – ответил Жан, не любивший отчитываться.

– Я уж начал думать, что ты бросил меня, как товарищей в Сен-Дени.

– Никогда! Кстати, о товарищах. Я сейчас отправлю в Париж распоряжения насчет обеда и даю тебе слово, что он будет хорош.

– Он будет стоить тебе очень дорого.

– Мне все равно. Главное, чтобы все было сделано с шиком… А пока – позавтракаем.

После завтрака Жан Жеди спросил бумагу, чернила и написал следующие строки, фантастическую орфографию которых мы не беремся приводить:

« Милостивый государь!

Я пригласил обедать в ваш ресторан на 6 ноября человек двенадцать друзей. Не жалейте ничего, как я не жалею расходов. Только бы все было отлично. Так как вы могли бы думать, что я вас обманываю, то в задаток посылаю пятьсот франков. Я привезу сам ящики устриц. Вместе с ними имею честь вам кланяться.

Жан Жеди».

После этого старый вор вынул из своего неистощимого бумажника билет в пятьсот франков, сложил его вчетверо и положил в письмо, затем надписал адрес: «Хозяину «Черной бомбы» на бульваре Рошшуар, в Париже».

– Надо отправить на почту? – спросил Миньоле.

– Погоди, мальчик, я еще не закончил моей корреспонденции.

Жан Жеди взял другой лист бумаги и написал:

« Старина Рене!

В настоящее время я наслаждаюсь морским воздухом по приказанию доктора, чтобы восстановить здоровье, но я вернусь в Париж 6 ноября в одиннадцать часов и даю в этот день в ресторане «Черная бомба» обед нескольким друзьям ровно в шесть часов. На обеде будет прибор для тебя и для твоей знакомой, мадемуазель Берты. Приезжай, мы повеселимся. До свидания, старина. Твой товарищ Жан Жеди.

P.S. После веселья поговорим о делах».

«По всей вероятности, он оставил дом на улице Берлин, – подумал вор, – я пошлю ему это письмо на Королевскую площадь. Но так как он может сменить квартиру и не получить письма, что сильно меня бы раздосадовало, то я приму предосторожности».

Его предосторожности состояли в том, что он написал третье письмо.

« Мадемуазель Берта!

Если Рене Мулен сменил адрес, то я прошу вас передать ему, что я написал ему письмо, приглашая его обедать, точно так же, как и вас, в «Черную бомбу» на бульваре Рошшуар 6 ноября в шесть часов.

Очень важно, чтобы вы были. Серьезные дела!

Преданный вам Жан Жеди».

– Моя корреспонденция закончена, – сказал он. – Юный Миньоле, попроси сургуч и печать, чтобы я мог запечатать письмо к трактирщику, а затем я позволю тебе сопровождать меня на почту.

Одно из этих писем почтальон принес на Королевскую площадь, и Тефер мечтал завладеть им, не угадывая, что в нем заключается, но инстинктивно сознавая, что оно подскажет ему, что делает Рене.

Придумывая, как достигнуть цели, Тефер, вместо того чтобы после завтрака продолжать осмотр, вернулся домой и написал несколько строчек на листке бумаги.

Переодевшись в костюм железнодорожного фактора, он отправился к лавке виноторговца, на дверях которого были развешаны устричные раковины. Он, не торгуясь, купил целый ящик, наклеил на него адрес, приготовленный заранее, отправился на Королевскую площадь и вошел в дом номер 24.

– Господин Рене Мулен? – спросил он привратницу.

– Здесь, – ответила мадам Бижю. – Но его нет в Париже.

– О! Это мне все равно.

– Так почему же вы его спрашиваете?

– Потому что я принес ему этот ящик, который прислан из Гавра. За пересылку заплачено…

И он поставил устрицы на стол, в ящик которого мадам складывала письма своих жильцов.

– Что тут? – спросила мадам Бижю.

– Устрицы, двенадцать дюжин.

– Двенадцать дюжин устриц и за пересылку заплачено, – повторила привратница. – По всей вероятности, ему писали из Гавра об этом самом. Вот даже и письмо. Какое несчастье! Я обожаю устрицы, а господин Рене уехал в провинцию и не вернется, может быть, раньше чем через месяц.

– Нет сомнения, что устрицы до тех пор испортятся.

– Что же мне делать?

– Чем дать им испортиться, съешьте их сами и выпейте за здоровье вашего жильца.

– Неглупая идея! Он, наверное, не станет на меня за это сердиться. Лучше съесть, чем выбросить в помойную яму.

– Конечно!

– Надо что-нибудь подписать?

– Да, распишитесь на квитанции.

Тефер подал мадам Бижю бумагу, на которой заранее написал несколько строчек.

Привратница взяла перо, обмакнула его в чернила и стала писать свое имя, что было для нее немалым трудом.

Воспользовавшись этим, полицейский с ловкостью карманного вора вытащил из открытого ящика письмо, адресованное механику, и поспешно сунул его в карман.

Мадам Бижю ничего не заметила.

– Вот, сударь, – сказала она, подавая подписанную квитанцию.

– Благодарю вас.

Тефер хотел уйти.

– Погодите, – сказала привратница, – так как я съем устрицы, то вполне справедливо дать вам на водку.

– Как угодно, сударыня.

И он спокойно опустил в карман двадцать пять сантимов, данных ему привратницей в припадке щедрости.

После этого Тефер поспешно ушел по направлению к улице Пон-Луи-Филипп, желая как можно скорее узнать содержание украденного письма.

Он взбежал на третий этаж, разорвал конверт и, читая письмо, не пожалел о деньгах, потраченных на покупку устриц. Это короткое послание доказало, что Рене Мулен знаком с Жаном Жеди, и, кроме того, из письма было ясно, где найти последнего.

– Наконец-то!… – воскликнул он. – Жан Жеди в моих руках!… Шестого, в шесть часов он будет в ресторане «Черная бомба», – это все, что мне надо!… Очевидно, он знает Рене Мулена, но, возможно, ни тот, ни другой не подозревают, что владеют» общей тайной. Рене в отсутствии уже целый месяц, следовательно, не знает ничего о происшествии в доме мистрисс Дик-Торн. Наконец, Жану Жеди неизвестно, что его друга нет в Париже. Все отлично!… Но где они могли познакомиться?…

Подумав, Тефер ответил сам себе:

«Конечно, в тюрьме!… Теперь все объясняется, и опасность, увеличенная страхом, принимает все более скромные размеры. Через несколько дней Жан Жеди, лишенный бумаг, будет безвреден.

Я отправлюсь сегодня вечером сообщить эту счастливую новость герцогу Жоржу…»

На другой день утром, около одиннадцати часов, Тефер пришел в префектуру.

Там было сильное волнение.

Полицейский осведомился, в чем дело, и узнал, что новый инспектор Плантад исчез самым невероятным образом.

Комиссар по принятию заявлений имел поэтому секретное совещание с начальником полиции.

Последний, не получив накануне никакого донесения и предполагая сначала, что Плантад, по всей вероятности, замешкался, наводя справки, терпеливо ждал до утра, но когда прошло двое суток, он начал беспокоиться и послал на квартиру Плантада. Там сказали, что полицейского нет уже два дня.

Это неожиданное и таинственное исчезновение внушало опасения, так как служащие полиции имеют приказ никогда не оставлять Париж, не поставив в известность префектуру. Неповиновение Плантада этому известному правилу казалось начальнику полиции невероятным.

Агент, отправленный в Баньоле рано утром, чтобы убедиться, был ли там инспектор, вернулся с известием, что третьего дня в восемь часов вечера местный полицейский комиссар видел Плантада.

Тогда беспокойство превратилось в страх. Уже не раз полицейские исчезали, убитые преступниками, за которыми они следили и которых готовы были поймать.

– Надо во что бы то ни стало найти Плантада, проследить его шаг за шагом, – говорил начальник полиции комиссару. – Я предчувствую преступление, которое должно иметь отношение к делу фиакра номер 13.

– Вполне с вами согласен, – ответил комиссар, – но какому агенту поручить это трудное дело?

Начальник полиции подумал несколько мгновений.

– Я беру это на себя. Я пройду всюду, где прошел Плантад, и рассчитываю, что вы отправитесь со мной.

– Я к вашим услугам. Возьмем с собой агентов?

– К чему? Мы будем искать одни.

– Вы думаете, что с Плантадом случилось несчастье?

– Я опасаюсь этого, но надеюсь, что ошибся. Мы отправимся через десять минут. Посмотрите, не нужно ли вам подписать чего-нибудь? Я зайду за вами в ваш кабинет.