355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Казимеж Брандыс » Граждане » Текст книги (страница 9)
Граждане
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 22:44

Текст книги "Граждане"


Автор книги: Казимеж Брандыс


Жанр:

   

Роман


сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 39 страниц)

Глава шестая
1

Моросил мелкий, частый дождик. Во время обеденных перерывов шоферы и землекопы укрывались от него под толевыми навесами на столбах. Под этими навесами громоздились розовые горы кирпича, штабеля досок, кое-где лежали позеленевшие канализационные трубы. Отсюда виден был барак управления, перед которым стояли три легковые машины. А вокруг простиралась территория стройки, необозримое море изрытой земли, щетинившейся палисадами лесов. Тут и там между бараками и сараями белела известка, выделяясь среди желтых островков глины и груд толченого кирпича. Стройка тянулась далеко, до самого горизонта, в последние дни заслоненного туманом, и казалось, – нет ей ни конца, ни края. У котлованов, как муравьи, копошились рабочие с тачками, серые, безмолвные фигуры – голосов почти не было слышно в помутневшем от дождя сыром воздухе. Туман все более густел, и все труднее было различать в нем белесые, угловатые контуры недостроенных зданий и высокие клетки подъемных кранов, торчавшие над помостами, как орудийные башни. Везде черными точками мелькали люди, лишь изредка откуда-то долетал окрик, лязг какого-нибудь инструмента или стук вагонеток. Казалось, в напряженной тишине этого серенького дня, под пеленой дождя, скрывавшей горизонт, здесь спешно разбивают огромный лагерь у самых ворот города. Издали, словно из глубины бора, доносилось ворчанье бетономешалок и сердитый рев экскаватора, работавшего у котлована 45-Б, из которого должно было вырасти центральное здание поселка, Дом молодежи, мощный шестиэтажный корпус с двумя расположенными полукругом флигелями.

В ту пору Кузьнар был почти уверен, что строительство поселка Новая Прага III совсем измочалит его, попросту доконает. Жизненный опыт подсказывал ему, что человеку иногда приходит конец совершенно неожиданно, даже тогда, когда он как будто в расцвете сил. Вообще-то он верил, что сил у него еще много, но перед стройкой пасовал. Это он, Кузьнар, называвший себя помесью быка с медведем и лисой! Энергия тратилась на кропотливую возню, на повседневную борьбу со всякими мелкими неурядицами, которые часто казались непреодолимыми. И Кузьнар чувствовал (это смутное предчувствие было похоже скорее на вздох изнеможения, чем на сознательную мысль), что именно она, стройка, незаметно, но неумолимо ведет его к погибели.

Это не страшило бы его, если бы он мог поверить в необходимость такой траты последних сил. Оставить по себе ощутимый след, отпечаток своей руки на той будущей жизни, которая когда-нибудь здесь расцветет, – не завидна ли такая участь? Полвека прожито, это срок немалый, отпущенный щедрой рукой. «Жил я по совести, – говорил он себе часто засыпая. – Были люди и похуже меня». Где-то когда-то прочел он слова одного поэта: «Счастлив, кто вырастил хотя бы одну розу для своей отчизны». Ну, а он, Михал Кузьнар, что там ни говори, вырастил две: Бронку и Антека, два еще нерасцветших бутона, новое и славное поколение Кузьнаров.

Но погибнуть без явной необходимости, просто так, потому что Русину взбрело на ум подпереть им, Кузьнаром, миллионную кубатуру своих фантастических планов, – мысль эта будила в нем тоскливый ужас. Он казался самому себе старым деревом, которое могло бы еще простоять в лесу десяток-другой лет, а его срубили, вытесали из него деревянную стойку, чтобы поддерживать в шахте тяжелую громаду каменного пласта… Кузьнар часто в душе проклинал Русина.

Впрочем, когда он в первый раз приехал на стройку, ему там даже понравилось. Вдыхая знакомый запах свежих досок, известки и кирпичной пыли, он приободрился; обошел всю территорию будущего поселка в сопровождении инженеров, сотрудников, инспекторов и начальников участков; толковал с рабочими, расспрашивал мастеров, и его меткие словечки бывшего каменщика вызывали вокруг одобрительный смех. Он, как и в былые времена, умел разговаривать с людьми, этому нельзя разучиться. На четырнадцатом участке, где строилась школа и уже были уложены бетонные плиты фундамента, Кузьнар вступил в дружескую беседу с известным передовиком труда Звежинским, которого перевели на Новую Прагу III со стройки МДМ для того, чтобы повысить здесь качество работы и ее производительность.

– Ну как, товарищ Звежинский? – шутил Кузьнар. – Новые времена наступили, не приходится уже, как бывало, воровать на стройке обрезки?

Звежинский внимательно оглядел нового директора и, вытирая руки о штаны, ответил:

– Нет, не приходится, конечно, товарищ директор… Одно плохо: развернуться здесь негде, показать работу.

Звежинский любил строить видные и красивые здания в центре города, а здесь, за Вислой, он чувствовал себя как бы в изгнании.

– Не беспокойтесь, будет у вас где развернуться, человече! – загремел повеселевший Кузьнар. – Потерпите немного!

Они пошли дальше, к следующему участку, где корпуса уже подводились под крышу. Кузьнар хотел поговорить со штукатурами и плотниками. Он перескакивал через доски, пробирался между грудами проволоки и железа и чувствовал себя в своей стихии, шагая по глинистой, разрытой и замусоренной земле. Инженеры водили его по этажам, показывали разного типа квартиры для рабочих, сообщали все более интересные подробности о прошлом и настоящем стройки, называя имена передовиков труда и мастеров. К Кузьнару то и дело подходили все новые и новые люди в блузах, забрызганных краской или испачканных цементом, представлялись ему, а он жал им руки, шутил. Некоторые присоединялись к сопровождавшей его группе и шли с ними дальше. Какой-то мужчина в высоких сапогах – вероятно, кто-то из управления – объяснял Кузьнару, что для строительства необходима железнодорожная ветка и об этом уже подано куда следует заявление со сметой. – Строительство без ветки, – монотонно повторял он в четвертый раз, – это все равно, что тачка без колеса. – Кузьнар кивал головой и соглашался: да, да, совершенно верно, стройка без железной дороги – все равно, что тачка без колеса, и он, Кузьнар, это дело провернет. А через минуту он уже слушал чьи-то соображения насчет проектируемой диспетчерской установки, которая тоже крайне необходима. – Проект готов, остается только утвердить его в министерстве. Инженер Шелинг берется за зиму обучить людей, которые будут ее обслуживать. Стройка без такой установки – все равно, что… – На сей раз Кузьнару доказывали, что стройка без диспетчерской подобна боевой дивизии без связистов, а он и с этим тоже охотно соглашался. Во время разговора он подметил, что невысокий мужчина с взлохмаченной копной седоватых волос, которого окружающие называли «пан инженер», бесцеремонно и даже нахально разглядывает его сквозь свои большие роговые очки. «Вот чорт!» – подумал Кузьнар. Этот «пан инженер» в спортивном костюме и грубых башмаках почему-то нравился ему.

Они осмотрели еще несколько домов, уже вполне готовых, где заканчивали монтаж санитарного оборудования. Здесь к ним подошел совсем молодой парень, похожий на студента, и, буркнув Кузьнару свою фамилию, объяснил, что он старший инспектор санитарно-технических работ.

– Привет, привет! – засмеялся Кузьнар, пожимая ему руку. Потом они направились вглубь строительной площадки, к свежевырытым котлованам. Рабочие, задирая головы, поглядывали на них снизу, из глубоких желтоватых ям. Увидев нового начальника, они перестали работать и воткнули в землю лопаты. Некоторые были в одних штанах, так как солнце еще пригревало изрядно. Кузьнар остановил мальчика, который толкал тачку по узкому дощатому настилу, и спросил, как его звать. – Станислав Илжек, – ответил тот, глядя на него живыми темными глазами. – А где это ты потерял палец? – Кузьнар указал на его левую руку. – Отрезало, – неохотно пробормотал Илжек, пряча руку за спину. Кузьнару рассказали, что паренек недавно приехал из деревни, из Хелма-Люблинского, а пальца лишился, когда работал на жнейке. Кузьнар слушал, качая головой, и внимательно всматривался в мальчика. – Что, хорошо тебе тут? – спросил он вполголоса.

– Ага, – неопределенно буркнул Илжек, беспокойно озираясь, и тотчас двинул вперед тачку, побежал дальше, словно чего-то испугался.

– Много еще у нас тут несознательных, – сказал кто-то за спиной Кузьнара. – В будущем месяце мы наладим политическую учебу.

– Я сам был таким когда-то, – отозвался Кузьнар, махнув рукой. Секретарь партийного комитета Тобиш посмотрел на него с удивлением.

– У нас есть еще один деревенский, – заметил, смеясь, рабочий, который стоял вблизи, опираясь на лопату. – Пастух. Прямо от коров пришел!

К Кузьнару подтолкнули какого-то великана. – Челис! Ну-ка, покажись, Челис! – кричали ему со смехом.

Перед Кузьнаром стоял высоченный худой рабочий в тиковых штанах. Он был на целую голову выше всех, и на его обнаженной розовой груди блестели бусинки пота.

– Силач! – сказал чей-то голос над ухом Кузьнара. Челис улыбался, доверчиво глядя на него небольшими, светлыми, как ртуть, глазами.

– Давно тут работаете? – спросил Кузьнар.

– С неделю, – ответил Челис подумав. Он взмахнул руками, напоминавшими цепы, и еще шире заулыбался, оскалив короткие, крепкие зубы, тесно сбитые, как семечки в подсолнухе.

– Он и читать не умеет! – крикнули из ямы. – Совсем темный!

Кузьнар нахмурился. Посмотрел на Челиса, который стоял перед ним, уныло опустив руки, кивнул ему головой и зашагал по доскам к следующему котловану.

Когда вернулись в контору, где все стены были увешаны чертежами и диаграммами, слово взял инженер Шелинг. Вернее сказать, он никому не дал рта раскрыть и с места в карьер обрушил на Кузьнара целый поток слов.

«Ох, и языкастый!» – подумал Кузьнар с восхищением, узнав в нем того самого человечка в роговых очках, который во время обхода стройки с таким любопытством к нему присматривался. Теперь Шелинг ходил из угла в угол и сердито брюзжал.

– Вот побудете здесь да осмотритесь, начальник, – говорил он, уставив на Кузьнара выпуклые стекла своих очков, – так у вас голова кругом пойдет! Строительство! – язвительно передразнил он кого-то. – Это не стройка, а настоящий кабак! Второго экскаватора вот уж месяц не могу допроситься. В тресте засели какие-то аптекари из Радогоща, и пока они напишут рецепт, больной успеет три раза ноги протянуть. Сами понимаете – котлован, начатый без экскаватора и скрепера, – все равно что больной человек! И учтите, что болезнь эта дорого обходится. Я специалист, люблю, чтобы работа делалась основательно и надежно, а остальное меня не касается. Партизанщины в работе я не признаю, но вас, начальник, мне от души жаль, – обратился он к Кузьнару, потряхивая копной давно не стриженных волос. – Вы сели в лодку, которая затонет в море бюрократизма. Новый пассажир! Ну, а я из этой лодки высаживаюсь. Вылезаю, господа, и баста! – заключил Шелинг и повернулся ко всем спиной, заложив большие пальцы за вырез жилета.

– Преувеличиваете, коллега Шелинг, – отозвался инженер Боярский, грузный мужчина в военных сапогах. – Товарищ Кузьнар может подумать, будто у нас бог знает что творится. Дела обстоят не так уж плохо. А когда проведем железнодорожную ветку…

Шелинг, стоя ко всем спиной, внимательно изучал висевший на стене график работ и только фыркнул. Кузьнар с интересом наблюдал за ним: таких он еще не видывал.

Худощавый мужчина с изнуренным лицом, разбиравший за столом какие-то бумаги, поднял голову. Это был секретарь здешней партийной организации ПОРП[16]16
  Польская объединенная рабочая партия. – Прим. перев.


[Закрыть]
Тобиш, бывший плотник. На стройку он перешел из воеводского отдела пропаганды.

– Вы на все смотрите со своей колокольни, – сказал он Шелингу, – и видите только технические неполадки. А по-моему, товарищи, – теперь Тобиш обращался уже к Кузьнару, настойчиво стараясь встретиться с ним глазами, – по-моему, мы работу вперед не двинем, пока не наладим учебу и не повысим политическую сознательность рабочих. Вот вам, к примеру, такой Челис, – добавил он вполголоса, обводя взглядом присутствующих. – Видали его?

– Видел, – сказал Шелинг, продолжая изучать график. – Ну и что?

Инспектора и сотрудники управления с беспокойством поглядывали на Кузьнара. Тобиш хотел что-то ответить, но Шелинг, повернув к нему голову, насмешливо блеснул очками:

– Вечно вы со своей пропагандой, Тобиш, она у вас превратилась в манию! Вы хотите от людей сознательности при таких ставках? Что мы вообще знаем о их жизни? Ведь мы ездим в автомобилях! Хотите, чтобы Челис научился мыслить? Так повысьте ему поденную плату! Получая триста злотых в месяц, люди не могут понять, почему одни должны орудовать лопатой, в то время как другие разъезжают в «шевроле». А впрочем, начхать мне на все… – ворчливо перебил он сам себя и опять отвернулся лицом к стене. – И вообще какая уж это стройка, когда здесь болота!

Раздался общий ропот протеста, кто-то с грохотом отодвинул стул. Но Шелинг как будто ничего не слышал. – Чего он собственно хочет? – спросил Кузьнар у сидевшего с ним рядом инженера Гнацкого, долговязого курчавого блондина. Гнацкий пожал плечами. Повидимому, Шелинг был опытный специалист, но человек с тяжелым характером.

– 3-заработок в триста злотых – исключение у нас на стройке, коллега Шелинг, – сказал Гнацкий громко, немного заикаясь. – Даже рядовой землекоп зарабатывает больше. В-вы с-сами это знаете. Не говорю уж о таких работниках, как, например, Звежинский, – этот загребает до трех тысяч в месяц. Так-то!

– Мало ли что! – спокойно возразил Шелинг. – Затопек пробегает пять километров в четырнадцать минут, а разве от этого другим людям легче ходить?

Все засмеялись, один только Тобиш хмурился. Кузьнар подозрительно глянул на него и подумал: «Этот шуток не понимает, сразу видно!»

– Вы забываете о влиянии примера, – возразил один из инженеров Шелингу. Кузьнар хотел сказать, что его сын, Антек, в прыжках с шестом поставил всешкольный рекорд в три с лишним метра, но не успел: его перебил Тобиш.

– Извините, товарищи, – начал он сухо. – Здесь, я бы сказал, создалась какая-то неподходящая атмосфера. Государство возложило на нас определенные обязанности, мы отвечаем за стройку. А тут я слышу… шуточки! Мы собрались, чтобы ознакомить товарища Кузьнара с состоянием работ и насущными вопросами, а товарищ Шелинг…

Шелинг засмеялся и пожал плечами.

– Я уже сказал, что ухожу, – объявил он с вызовом. – Ухожу и плюю на все… Я уважаю свое ремесло, а в идеологи революции не нанимался. Честь имею, вождь! – бросил он уже с порога, подмигнув Кузьнару. И, отвернувшись, добавил, открывая дверь: – И вообще здесь под почвой болота, значит не о чем и толковать.

– Что это он все про болота? – тихо спросил удивленный Кузьнар у Гнацкого. Тот с усмешкой пояснил, что Шелинг порет иногда несусветную чушь. Говорят, его дед открыл когда-то в глубине России залежи меди, и Шелинг воображает, что унаследовал от этого деда его чудодейственный дар.

– Чудак он! – добавил Гнацкий. – Но, надо сказать, незаменимый специалист.

По уходе Шелинга началось деловое обсуждение плана работ до конца года.

2

Илжек и великан Челис сидели на опрокинутой тачке около котлована, вырытого для будущего корпуса 21-В. Кончался обеденный перерыв. День был холодный, без солнца. За зданием интерната, в котором уже заканчивались отделочные работы, время от времени ворчала ремонтируемая бетономешалка. Рабочие, вышедшие из столовой, группами слонялись по территории, а те, кто постарше, присаживались на доски. В этот час на стройке обычно замирали шум и движение, и в тишине слышны были звонки с трамвайного кольца.

– Ну! – говорил Илжек, разглаживая на коленях клочок газеты. – Какая это буква?

Челис вздыхал, морща от напряжения низкий лоб, и всматривался в заголовок газеты, издавая какие-то странные, булькающие звуки. Наконец он потряс своей удлиненной, как у лошади, головой:

– Не знаю.

– Это буква «же», – объяснил Илжек.

– «Же», – покорно повторил Челис.

– Это знаешь какая буква? Захочешь попросить жратвы, так с нее начинай. Понятно? Такое уж правило.

Челис кивнул головой. Снял шапку, положил ее рядом на землю. День был холодный, а он вспотел, и лоб его над белесыми бровями был густо усеян капельками. Илжек бегло глянул на него, потом – на его руки.

– Без грамоты недалеко уйдешь, Челис!

– Знаю. Меня уже учил один человек.

– В деревне?

– Ага…

Челис вытаращил глаза и добавил:

– Только недосуг ему было… А потом он уехал.

Илжек свистнул сквозь зубы и промолчал, следя за стаей ворон, кружившей над полем.

– Ну, на сегодня хватит, – сказал он наконец.

Они еще немного посидели, глядя вдаль. Откуда-то доносился стук сбрасываемых досок. Илжек вертел в руках шуруп, который подобрал с земли.

Челис вдруг громко загоготал.

– Чего смеешься?

– Суп несут Кузьнару. Ого! Сейчас будет хлебать! – Челис широко ухмыльнулся и ударил руками по коленям.

Илжек толкнул его локтем.

– Ты не смейся так громко, Челис.

– А что? – удивился Челис.

– Зачем так смеяться? Не надо.

Челис притих. Положил большие руки на колени и только улыбался. А Илжек обводил взглядом пустынное поле за стройкой. Среди мусора бродили вороны, кивая головами.

– А тот, которого ты побил, разве совсем не защищался? – спросил он через минуту.

Челис беспокойно заерзал на месте.

– Не бойся, – буркнул Илжек. – Никого тут нет.

– Упал он, – торопливо зашептал Челис. – Упал, и кровь потекла… А я удрал… – он запнулся и умолк.

– И больше туда не вернулся? – вполголоса расспрашивал Илжек.

– Нет.

– А за что ты его так?

Челис втянул голову в могучие плечи и с усилием проглотил слюну. Потом выпрямился и сказал глухо:

– Он все смеялся надо мной. Кричал: «Дурачок Челис!» И девушки слышали.

Илжек задумался.

– Ты смотри, Челис…

– Знаю… – Челис уныло потупил голову. – На меня как найдет, я со злости себя не помню…

– Очень уж ты силен, – хмуро сказал Илжек.

Снова заворчала бетономешалка, заглушив на минуту воронье карканье.

– Илжек… – начал Челис.

– Что?

– Тут на четырнадцатом участке работает один. У него брат живет недалеко от нашей деревни, в госхозяйстве. Может, он уже знает?

– Ну и что?

У Челиса от страха округлились глаза.

– А если он про меня донесет в милицию?

– Э! – Илжек махнул рукой. – Если бы хотел, так давно бы донес. Ведь ты же не скрываешься?

– Нет. – Челис неожиданно засмеялся.

– Паспорт сдал?

– А как же!

– Так если бы тебя разыскивали, давно пришли бы сюда. Не бойся.

Челис внимательно смотрел на барак «А», где помещалось управление. Помолчав, сказал:

– Директор Кузьнар добрый.

Илжек с недоумением воззрился на него.

– Добрый! – убежденно повторил Челис. – Сразу видать. Он мне знаешь что обещал? «Как освободится, – говорит, – место в рабочем общежитии, я тебя, Челис, там устрою». И мускулы мне щупал.

– Забудет, наверное, – Илжек недоверчиво свистнул.

– «Человече» меня называл. – Челис опять громко засмеялся.

Илжек пожал плечами. – И меня тоже. Он со всеми так…

Они замолчали, так как от барака управления подходило несколько человек. Из репродуктора раздался голос:

– Внимание! Слушайте, зетемповцы арматурной бригады!..

Репродуктор вдруг захрипел и утих.

– Кузьнар идет! – воскликнул Челис. – Гляди, Илжек! – Просияв, он вскочил с тачки и стоял, переминаясь с ноги на ногу. Глаза у него блестели от радостного возбуждения.

– Свернули в сторону… – сказал Илжек.

Опечаленный Челис сел на место.

Действительно, группа инженеров и работников управления прошла шагах в тридцати от котлована, направляясь к недостроенному зданию интерната. Кузьнар разговаривал с Гнацким. Пальто его было расстегнуто, шляпа сдвинута на затылок.

– Не заметил! – пробормотал Челис. – И что-то он невесел…

– Еще бы! Вся стройка на его плечах, – сказал Илжек.

С дальнего конца участка подходили каменщики: Побежий, Мись, Озимек, Звежинский… После обеда они шагали как-то лениво, обтягивая на себе куртки, вытирая руки о штаны… За ними двигалась толпа подручных и подвозчиков. От соседнего корпуса доносились крики, с лесов звали кого-то: там начал работать первый подсобный лифт «Голиаф».

– Товарища Кузьнара к телефону! – кричал от барака «А» шофер Бугайский. – Звонят из треста. Передайте!

С участка 14-Б кто-то побежал разыскивать Кузьнара. Илжек и Челис спустились в котлован, где уже толпились рабочие.

3

Через неделю после того, как Кузьнар приступил к своим новым обязанностям, он даже газеты перестал читать: не было ни минуты свободной. Об убийстве премьер-министра Пакистана и антианглийских демонстрациях в Египте он узнал только из разговора за чаем Антека с Павлом, приносившим всегда последние новости из редакции. А о резкой ноте советского правительства по поводу «атлантических» военных баз в Норвегии ему рассказал шофер Курнатко, когда вез его на стройку.

«Неужели война?» – беспокоился Кузьнар. У него было такое чувство, словно война, если она вспыхнет именно сейчас, застанет его врасплох, совсем неподготовленным… Ведь он еще ничего не сделал, ничего не взял в свои руки! Он как будто боялся, что от свиста первого же снаряда стройка разлетится в щепки, потому что он, Михал Кузьнар, не сумел еще до сих пор вникнуть во все, подчинить здесь все своему разуму и воле. Словом, он был теперь человеком, согбенным под тяжелой ношей. Нес он ее довольно мужественно, как она ни давила на голову и плечи. Но если бы сейчас под ним, не дай бог, заколебалась земля, он свалился бы – и с ним то, что нес он на себе. И тогда ему уже не подняться! «Мне будет вечный покой, а для детей – вечный позор!» – думал он не раз по ночам в постели. Сон его был тревожен, и просыпался он обычно в третьем часу ночи, когда луна заглядывала в окно. Это его немного пугало. Впрочем, он скоро засыпал снова, а в пять уже вскакивал, потому что ему чудилось, что на улице гудит автомобиль и его вызывает Курнатко.

Только днем отлетали все призраки и страхи. Войны не будет, битва за мир будет выиграна! Это утверждал Антек, и с ним были целиком согласны Павел Чиж и Бронка. Того же мнения был и Курнатко. Газеты во всем мире обсуждали недавние ответы Сталина корреспонденту «Правды» на вопросы об атомном оружии. «Эти ответы нанесли сокрушительный удар планам англо-американских империалистов», – писала пекинская газета «Женьминьжибао». Курнатко очень усердно читал газеты. – Китайцы – народ осторожный, товарищ директор, – объяснял он Кузьнару. – Уж если они что скажут, так на это можно положиться.

«Пожалуй, он прав, – думал Кузьнар. – Ведь они вот уже двадцать лет воюют и значит разбираются в таких вещах».

– Ну-ка, нажмите! – обращался он к Курнатко, и «победа», скрипя шинами, въезжала на асфальт моста.

На стройке Кузьнара осаждала со всех сторон непроходимая чаща повседневных забот и дел. Он кидался на все сразу, очертя голову. Хотел рубить и расчищать эти заросли, корчевать землю под своими ногами, чтобы крепко стать на ней, наконец, и осмотреться. Но за ночь чаща опять вырастала, и наутро приходилось снова с трудом пробиваться сквозь нее. После нескольких дней таких усилий Кузьнар чувствовал себя, как вконец измученный дровосек, который уже еле-еле поднимает топор. Тем не менее он продолжал махать им.

Поселок Новая Прага III, который на белой бумаге чертежей «Горпроекта столицы» так убедительно свидетельствовал о светлом и разумном полете человеческой мысли, рождался в муках, в трудной борьбе с препятствиями, с природой, со слабостями человеческой натуры, с тысячью невероятных случайностей, и все кругом словно вопило громкими голосами: «Нет!»

Уже на третий день перед Кузьнаром грозно встали назревшие вопросы, которые ему приходилось разрешать, полагаясь на свое чутье и сметку, так как никакого опыта в этих делах у него не было. «Отсутствие технической документации». Эти три слова упорно повторялись во всех отчетах и докладах, звучали в телефонной трубке, стали кошмаром, который по ночам гнал сон от его глаз. Он ездил с инженером Боярским в «Горпроект» выяснять, почему тянут с чертежами. Причина приводилась всегда одна: перегрузка. Мозг новой Варшавы, создавший четкие картины будущего, а мечты исчислявший в миллиметрах, по временам не поспевал за темпом их осуществления. Осуществление обгоняло бег человеческой фантазии. «Потерпите, – говорили Кузьнару, – представим вам чертежи через два дня…» «Подождите!» – с такой просьбой обращалась коллективная мысль к коллективной воле. В данном случае выразителем этой воли к претворению мысли в действие был Кузьнар. А мысль представлял улыбающийся мужчина за письменным столом, на котором были разложены планы с синими контурами новых кварталов.

– Но как же котельные? – кипятился Кузьнар. – Человече, поймите вы – котельные ждать не могут!

Действительно, отсутствие чертежей и расчетов для котельных в корпусах 17 и 31 – В грозило задержать проводку центрального отопления, а зима была на носу.

И Кузьнар с Боярским возвращались на стройку, чтобы написать в министерство заявление, в котором они настаивали на его вмешательстве в это дело. Но Кузьнар не верил в заявления. Не раздеваясь, он брал телефонную трубку в обе руки, как автомат, и часа два держал под обстрелом министерство, выкрикивая в телефон мольбы и угрозы. Через два-три дня чертежи и расчеты для котельных были присланы, но у Кузьнара уже появилась новая забота: по дороге с завода пропали плиты для цоколя интерната. Опять надо было ехать в министерство или главное управление – теперь уже с инженером Гнацким или с Шелингом, который в машине все время язвительно усмехался, но в министерстве – надо отдать ему справедливость – дрался с яростью голодного тигра. Когда они вернулись на стройку, охрипшие и потные, выяснив, что плиты, повидимому, вместо Новой Праги III отправлены в Муранов. Боярский, для разнообразия, сообщил им убийственную новость, что чертежи и расчеты котельной оказались неточными, что он звонил уже в «Горпроект» и ему обещали заменить их. У Кузьнара, бледного от бессильного бешенства, вертелись на языке самые страшные ругательства, но он молчал, понимая, что это делу не поможет. Да и времени не было – его уже ожидала делегация зетемповцев. Зетемповцы пришли требовать поддержки в их споре с начальниками участков. По их словам, мастера притесняли молодые кадры.

– Да, да, товарищ директор, – говорил председатель ячейки ЗМП Вельборек, малорослый, но преисполненный важности паренек. – Я, допустим, выдержу, но другие? Другие, может, нервнее меня, товарищ! А мастер Фанасюк обзывает нас неприличными словами. И не желает делиться с нами своим опытом и знаниями. Знаете, что он сказал? «Пачкуны, говорит, пока я жив, будете у меня песок возить и больше ничего». Я вас спрашиваю, товарищ директор, где же зетемповская честь?

Перед Кузьнаром вставала новая проблема, требовавшая разрешения. Вельборек смотрел на него, и в его карих глазах, посаженных близко к широкому носу, читалась непреклонная воля. Кто тут прав, Вельборек или Фанасюк? Кто из них врет, кто говорит правду? Кузьнар сознавал, что обязан выполнять указания партии, и искал в себе той мудрости и справедливости, которые были необходимы, чтобы принять правильное решение. Он смотрел на Вельборека и думал: как удовлетворить его зетемповскую честь и вместе с тем не обидеть мастера Фанасюка? Но тут в комнату влетел взволнованный инспектор Ляхович: – В присылке экскаватора и скрепера нам отказано!..

В тот день в клубе, украшенном плакатами с лозунгами, передовик труда Звежинский прочитал всему коллективу рабочих, собравшихся здесь в конце обеденного перерыва, письмо от строителей Сталинграда строителям Варшавы. – «Советские люди, – читал Звежинский медленно, звучным голосом, – с большим вниманием следят, как трудящиеся Польши создают промышленные предприятия и дом за домом, квартал за кварталом, строят новую социалистическую Варшаву…»

Кузьнар сидел в президиуме между Тобишем и Гнацким. Он видел обращенное к нему лицо Илжека, который уселся на полу в глубине залы, и Челиса, который слушал с открытым ртом, стоя у стены и возвышаясь над всеми. В первом ряду иронически сверкали очки Шелинга. За ним виднелись тесные ряды голов и лиц, в открытых дверях тоже толпились рабочие и работницы.

«Сталинград и Варшава, – с расстановкой читал Звежинский, – это мир и вместе с тем грозное предостережение поджигателям войны!»

Кузьнар встал и захлопал вместе с остальными. Он был взволнован до глубины души. Ведь это письмо относилось и к Новой Праге III, к ее рабочим и руководителям. Однако он не мог отделаться от какого-то чувства неловкости и тревоги. Ему казалось, что строители Сталинграда введены в заблуждение: между словами их письма и буднями стройки Новая Прага такое несоответствие! Некоторые выражения в письме – слишком большая честь для той суеты и хаоса, куда он, Кузьнар, угодил по воле Русина. Со стыдом вспоминал он об отказе в присылке экскаватора, о задержке чертежей и расчетов, о Фанасюке и Вельбореке, о том, что из-за неисправности сточных труб на участке 39 дождевая вода залила каркас здания. Кузьнар подозревал, что этот чортов Шелинг думает о том же и в душе подсмеивается, как он всегда смеется над всем, включая и себя самого!

«Вы строите новые дома, социалистические кварталы», – мысленно повторил Кузьнар фразу из письма сталинградцев и ужаснулся: «А что, если не построю?» Перед строительством стоят огромные задачи, самое трудное еще впереди: поля, о которых говорил Русин, поля, что тянутся нетронутой целиной на юго-востоке… Кузьнар часто смотрел на них с высоких мест стройки и, обегая взглядом эти равнины, где только кое-где паслись на привязи козы, подсчитывал, сколько сил придется потратить в предстоящей битве. «Стройку необходимо развернуть именно в этом направлении», – сказал ему Русин в первый день, – а сил у нас нет». И ему, Кузьнару, придется эти силы находить! Добывать их из себя, начинять ими, как порохом, Шелинга, Гнацкого, Ляховича, вдохнуть их в Челиса и Илжека, в сотни других душ – и вперед!

От криков и рукоплесканий задрожали стены клуба: Звежинский прочитал проект ответа строителей Новой Праги III на письмо сталинградцев. Когда шум утих, Тобиш подтолкнул Кузьнара:

– Ну, теперь выступите вы, товарищ, и скажите насчет учебы.

После обеденного перерыва в кабинете директора состоялось совещание по вопросу о недоделках и браке, которые наблюдались на стройке и грозили невыполнением плана. Человек двадцать сидело в тесной комнате, полной табачного дыма. Прения были бурные. Кузьнар пил шестой стакан чаю, обливаясь потом, и редко брал слово. Каждый из выступающих указывал другие причины неполадок, и почти все были правы: причин было больше, чем участников совещания. Споры к концу велись уже вяло, ибо все понимали, что выяснить причины – еще не значит устранить зло. Шелинг сидел с иронической миной фаталиста и подавал реплики только для того, чтобы портить другим кровь. Тобиш твердил свое – об учебе и культурно-просветительной работе, Гнацкий и Боярский молчали.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю