Текст книги "Нас ждет Севастополь"
Автор книги: Георгий Соколов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 50 страниц)
– Вернусь, тогда поговорим, – пообещал он.
После их отъезда Уральцев вышел из палатки.
Невдалеке под деревом сидел кок Прохоров и чистил автомат. Уральцев подошел к нему.
– Познакомьте меня со своими товарищами, – сказал он.
– Вон в той палатке наше отделение, – указал рукой Прохоров. – Пошли.
В палатке оказалось четыре матроса. Увидев майора, все встали. Коренастый, невысокий сержант приложил руку к бескозырке и отрапортовал:
– Командир отделения сержант Лычагин.
Уральцев поздоровался, назвал себя и спросил:
– Как поживаете?
– Живем, хлеб жуем, – усмехнулся Лычагин.
– Особенно он, – кивнул Прохоров в сторону огромного матроса. – За один присест съедает котелок борща и еще просит добавку. Подтверди, Володя.
На круглом, юношески свежем лице матроса появилась смущенная улыбка.
– Зачем так при людях, Ваня? – с укором сказал он.
– Как ваша фамилия? – спросил Уральцев.
– Старший матрос Кайда.
– А мы зовем его Малюткой, – сказал Прохоров.
– Почему же так?
– Не курит, не пьет. Потому и Малютка.
Уральцеву вспомнился разведчик лейтенант Крошка. Поставить бы их рядом. То-то было бы на что полюбоваться.
– А ботинки какой номер носите? – с улыбкой спросил Уральцев.
– Сорок шестой. А что?
– Это еще терпимо, – продолжая улыбаться, сказал Уральцев. – А я знал одного офицера, который носит сапоги сорок восьмого размера.
– Ой, бедняга, – покачал головой Прохоров, – где же такие сапоги достать в военное время. Мучается, верно.
– Еще как, – подтвердил Уральцев. – А фамилия его Крошка.
Все рассмеялись.
– Под стать нашему Малютке.
В палатку вошли еще несколько матросов. У всех был бравый вид.
«Как на подбор ребятушки», – подумал Уральцев.
– К десанту готовы? – спросил он.
– А нам не впервой, – ответил Лычагин.
– Малоземельская зарядка у всех?
– Не у всех, но новички тоже ребята не промах.
– Значит, настроение боевое?
– Само собой.
– А нет ли среди вас земляков? Я ростовский.
– У нас нет, может, в других взводах. Я курский, Толя Лысов вятский, Малютка из Донбасса.
– Шахтер?
– Токарь, – ответил Кайда.
До самых сумерек Уральцев пробыл среди матросов. И только он подошел к штабу, как раздался сигнал боевой тревоги.
Командир батальона собрал всех офицеров около штабной палатки.
– Получен боевой приказ о десанте, – объявил он. Зачитав приказ, он распорядился:
– Провести по ротам митинги, каждому подписать клятву, еще раз проверить боеготовность каждого матроса, поужинать, выдать НЗ. Через два часа погрузка на катера.
Когда офицеры разошлись, Старшинов спросил Уральцева:
– Значит, с нами? Или, может, передумали?
– С вами, – твердо ответил Уральцев.
Ночью батальон погрузился на катера и баркасы.
Уральцев оказался на моторном баркасе, где разместились два отделения автоматчиков. Сначала он хотел сесть на сторожевой катер, где находился штаб батальона. Но, увидев Прохорова, Кайду, решил пойти в десант вместе с ними. Днем он познакомился с автоматчиками, теперь интересно было пронаблюдать, как они будут вести себя в первом броске. А после высадки он разыщет штаб батальона и сможет по рации передать первую корреспонденцию.
Катера вышли на Кабардинский рейд и заглушили моторы. Стало тихо. Отсюда видна была Малая земля.
Матросы замерли. Уральцев тоже почувствовал, что волнуется.
Матрос Иван Макаренко несколько минут смотрел на Малую землю, потом зябко повел плечами. В десант он шел впервые.
– Что-то дрожь по шкуре пробежала, – признался он, прижимаясь к боку Кайды. – Затянуться бы сейчас пару разков с носогрейки, да жаль, что прикурить нельзя, немцы огонь заметят.
– Что ты, тезка, – повернулся к нему Прохоров, – прикурить – это полдела. Крути козью ножку. Мне что-то тоже затянуться дымком захотелось.
Макаренко вынул кисет и только начал скручивать цигарку, как вдруг все кругом загрохотало, засверкало. Катера завели моторы и двинулись вперед, таща за собой на буксирах мотоботы и баркасы.
Сержант Лычагин встал и крикнул мотористу:
– Приготовиться. Кстати, как тебя звать?
– Андрей, – отозвался тот.
Катер прорвался сквозь огненную завесу и оказался в бухте. С кормы катера раздалась команда:
– На баркасе заводить мотор, буксир рубим.
Кругом рвались вражеские снаряды. Катер, лавируя, ушел вперед, а баркас остался на месте. Мотор чихнул и заглох. Моторист прилагал все усилия, но мотор не заводился. Баркас стал неподвижной мишенью. Взрывы снарядов становились все ближе, от бортов летели щепки.
– Ложись на дно! – приказал Лычагин и закричал мотористу: – Расстреляю, если не заведешь мотор! Раззява!
Моторист стоял па корточках и слал тысячу чертей гитлеровцам и непокорному мотору. Кайда пробрался к нему, спросил:
– В чем загвоздка? Давай помогу.
Они вдвоем стали заводить мотор. Заняло это несколько минут. В борту баркаса появились пробоины, в них хлынула вода.
Бухту затянуло дымом и гарью. Моторист растерялся, не зная, куда направить баркас.
– Давай прямо, что ли! – крикнул ему Лычагин. – Не крутись на месте!
Баркас напоролся на струю пуль. Моторист отвернул правее.
Вверх взлетали ракеты. При их свете автоматчики увидели, что находятся около Импортной пристани. Стало ясно, что они оказались намного правее того места, где должна высаживаться вся рота. Подвел мотор, а когда он заработал, моторист не сумел правильно определиться.
Лычагин повернулся к Уральцеву:
– Товарищ майор, я запрещаю вам высаживаться вместе с нами. Сами видите, как нескладно получилось. Сейчас мы выскочим на берег, а вы возвращайтесь.
Уральцев понимал, что Лычагин прав, заставляя его вернуться. Если он высадится вместе с ними, то будет действовать просто как десантник, свои же корреспондентские обязанности выполнять не сможет.
Полузатонувший баркас ткнулся в берег, и десантники в течение нескольких секунд вывалились из него и сразу залегли, Пулеметный огонь прижал их у самой кромки берега.
Андрей развернул баркас.
«А может, мне стоило бы спрыгнуть на берег?» – подумал Уральцев.
Баркас без людей теперь шел быстрее, хотя и был полон воды. Сквозь дым Уральцев видел силуэты кораблей. Одни шли к причалам, другие, уже высадившие десантников, спешили покинуть порт.
– Вы не ранены, товарищ майор? – крикнул ему моторист.
– Пока не зацепило. А вас?
– Малость царапнуло плечо. Но терпеть можно.
– Перевязать?
– Не надо. Возьмите лучше чопы и затыкайте пробоины, Иначе можем не дочапать до Кабардинки.
– Где они?
Моторист наклонился и достал ведро, наполненное чопами – деревянными затычками.
Заткнув несколько пробоин, Уральцев принялся вычерпывать ведром воду из баркаса. Он так увлекся, что перестал обращать внимание на взрывы, свист пуль, не было времени думать об опасности. Все чувства и мысли его были направлены на одно – скорее добраться до Кабардинки, успеть до рассвета на командный пункт, где можно получить нужную информацию о десанте, а утром передать в редакцию первую корреспонденцию.
3
В сумерки берег ожил. Неизвестно откуда появились колонны десантников. Спокойно, без шума они стали грузиться на корабли.
На катере Новосельцева разместился взвод автоматчиков и взвод штрафников. Командир автоматчиков – невысокий, бойкий лейтенант, – когда корабль отошел от причала, весело спросил:
– Быстро домчите?
Новосельцеву сразу понравился этот лейтенант, и он в тон ему сказал:
– А вам куда?
– Да в Новороссийск бы.
– А чего торопиться?
– На свидание спешу.
Все стоявшие поблизости рассмеялись. Лейтенант невозмутимо продолжал:
– У мыса Любви состоится наше свидание. А может, где-нибудь в другом месте.
Кто-то вздохнул:
– Название-то хорошее… Только как у нас получится с этой любовью?
Командир взвода штрафников – старший лейтенант – был прямой противоположностью веселого лейтенанта. Он все время озабоченно хмурился. Его можно было понять. Под его командой не просто матросы, а люди, совершившие преступления и обязанные искупить их своей кровью. Они честно стремятся загладить вину, беззаветно храбры, но ведь попадаются среди них и такие, которые могут опять чего-нибудь натворить, а отвечать придется командиру.
Новосельцев проводил командиров взводов в кают-компанию и сказал им:
– Можете здесь располагаться. Как понадобитесь – вызову. А если надоест, поднимайтесь на палубу.
Оставив их в кают-компании, Новосельцев поднялся на мостик.
В полночь поступила команда выходить на исходные рубежи. У мыса Дооб отряды кораблей легли на створ восточнее мыса Пенай. Здесь отряды повернули каждый на свой створ – их было четыре, отличных по цвету, характеру огней. В районе девятого километра Сухумского шоссе все отряды и группы оказались в строю двухкильватерных колонн.
Новосельцев знал, что за движением отряда кораблей сейчас наблюдает со своего командного пункта на мысе Дооб командир высадки контр-адмирал Холостяков. А где находится сейчас командующий флотом вице-адмирал Владимирский и руководитель всей десантной операцией, командующий 18-й армией генерал-лейтенант Леселидзе? Этого Новосельцев не знал, но решил, что они сейчас на командном пункте в районе девятого километра.
Все время, пока корабли сосредоточивались на исходных рубежах, над линией фронта стрекотали ночные бомбардировщики, отвлекая внимание противника от Цемесской бухты. Немцы не проявляли особой активности, вели, как всегда, методический обстрел Кабардинки и освещали ракетами передний край Малой земли. В районе Южной Озерейки противник дважды осветил горизонт прожекторами. Похоже, противник не знает о выходе в море кораблей, а если и опасается десанта, то только в районе Озерейки.
«Начало хорошее», – отметил про себя Новосельцев.
В два часа сорок четыре минуты должен грянуть первый залп сотен орудий с правого берега Цемесской бухты и с Малой земли.
Глянув на часы, Новосельцев сошел с мостика, чтобы покурить.
– Виктор Матвеевич, не узнаете меня? – раздался слева знакомый голос.
Новосельцев всмотрелся в говорившего и узнал капитана Уздякова. Он был одет в пехотную форму с солдатскими погонами, просторная пилотка надвинута до глаз. Лицо у него исхудалое.
– Вы? – удивился Новосельцев, почувствовав вдруг что-то вроде озноба.
– Как видите, – тяжело вздохнул Уздяков, вбирая голову в плечи, словно стараясь казаться меньше ростом. – Лишен чинов и регалий, должен кровью искупить свою вину перед начальством.
«Перед Родиной», – хотел поправить его Новосельцев, но промолчал. Он не испытывал к нему жалости, лишь чувствовал какое-то неудобство, словно Уздяков мешал ему, приобщал к чему-то грязному, непристойному. Потому, вероятно, и этот неприятный неожиданный озноб.
Уздяков еще раз тяжело вздохнул:
– Не так я жил. Теперь вот обдумываю свое житье-бытье и вижу, что на отлете жил, мнил много о себе, витал, можно сказать, в эмпиреях, а на поверку оказалось все не то, не то… Думал – князь, а упал в грязь…
«Значит, дошло, если осудил себя», – подумал Новосельцев и сказал:
– Желаю вам вернуть свое честное имя.
– Только и остается, – криво усмехнулся Уздяков.
– Раны не страшитесь. Надеюсь, отличитесь и живы останетесь. Еще в Севастополе встретимся.
– Блажен, кто верует…
«Опять за свое!» – рассердился Новосельцев.
– Вы, Илья Давыдович, не смотрите так мрачно на жизнь.
– Я теперь знаю свою дорогу.
Новосельцеву показалось, что в его голосе прозвучала скрытая угроза.
«Все еще рисуется. Исправит ли его штрафная?» – подумал Новосельцев, отходя от него.
Стоя на мостике, Новосельцев видел, как на Малой земле взлетали вверх ракеты, освещая скалистый берег. Картина привычная, к ней пригляделся за семь месяцев, но сейчас Новосельцеву вспомнилась первая ночь десанта в феврале, когда провожал Таню в бой. Как-то она там? Вероятно, готовится. Все малоземельны ждут того дня, когда закончится их семимесячная маета на пятачке земли. Новосельцев представил себе, как Таня идет по пирсу к его кораблю, радостная, улыбающаяся, и как он, не стесняясь друзей, обнимает ее и крепко целует.
До начала артиллерийской канонады оставалось десять минут. Глянув на часы, Новосельцев скомандовал:
– Приготовиться! Всех десантников на палубу!
И тут к нему пришла та собранность, которая всегда приходит накануне боя. Командирам взводов, поднявшимся на мостик, он приказал:
– Рассредоточить десантников по бортам!
Веселый лейтенант, посмеиваясь, сказал:
– У нас на Волге говорят так: «Ванька, сгони с руля воробья, а то корабль потопит».
– Байки потом, – резко оборвал его Новосельцев. – Прыгать на берег по моей команде.
– Не волнуйся, товарищ командир. Нам не впервой.
Кругом было тихо. Новосельцеву показалось, что он слышит стук своего сердца.
И вдруг тишину разорвал мощный артиллерийский залп. Восемьсот орудий с Большой и Малой земли обрушили свои снаряды на вражеские укрепления. Одновременно в воздухе появились ночные бомбардировщики. Огненные всполохи озарили море и землю. Порт заволокло дымом.
– Вот дают! – воскликнул Дюжев. – Гитлеровцы враз очумеют.
– Если бы так! – отозвался Новосельцев.
Но гитлеровцы, к сожалению, не очумели. Хоть они и были захвачены врасплох, опомнились быстро и открыли ответный огонь из орудий и шестиствольных минометов.
Торпедные катера рванулись вперед. Подлетев к молам, они выпустили торпеды. Взрывы, последовавшие один за другим, перекрыли шум артиллерийской канонады. Вражеские огневые точки, расположенные на западном и восточном молах, были сметены взрывной волной, а боновые заграждения разорваны.
Сразу же после взрыва торпед на молы высадились группы автоматчиков, которые дали сигнал: «Проход в порт открыт». И тогда рванулась другая группа торпедных катеров. Воздух и землю потрясли новые взрывы торпед, пущенных в причалы и укрепления в порту.
Новосельцев посмотрел на часы. Было два часа пятьдесят шесть минут. Прошло всего двенадцать минут, но они показались Новосельцеву вечностью. Стоявший рядом с ним командир взвода автоматчиков притих и почему-то потирал руки, словно они замерзли.
В порту вспыхнули пожары, над причалами повисли гирлянды ракет.
– Наш черед! – крикнул Новосельцев, увидев сигнал, и дернул ручку машинного телеграфа на «полный вперед».
Катер рванулся, оставляя за кормой бурлящую воду.
– Такая езда удовлетворяет? – не поворачивая головы, бросил Новосельцев командиру взвода.
Лейтенант уже не потирал руки, а крепко ухватился за леер.
– Вполне! – отозвался он. – А освещение! Как на карнавале!
– Предпочитаю темноту, – буркнул Новосельцев.
У обоих каждый нерв был натянут до предела, но ни тот, ни другой не выдавали своего волнения.
Гитлеровцы перенесли огонь своих батарей на бухту. Вода бурлила от взрывов. Десантные корабли, пройдя ворота между молами, мчались к причалам. По ним в упор били вражеские пулеметы. Комендоры корабельных пушек с ходу открывали ответный огонь.
Огненный смерч бушевал по всей бухте, у каждого причала.
Лейтенант спрыгнул с мостика и крикнул своим автоматчикам:
– Братва! Пилотки в карманы, бескозырки на голову!
Автоматчики словно ожидали такой приказ: моментально у всех на головах оказались бескозырки с лентами.
Вот и причал. Катер левым боком приткнулся к нему, подрагивая.
Командир взвода автоматчиков, перекинув ногу через леер, крикнул Новосельцеву:
– Счастливо, до встречи!
«А как его фамилия? – спохватился Новосельцев. – Знаю, что звать Сергеем, а фамилию не спросил…»
Наблюдая, как десантники перебегали дорогу, он заметил у угла разрушенного здания пушку, стрелявшую по кораблям прямой наводкой. «Как она уцелела?» – удивился Новосельцев и указал цель комендору. Со второго выстрела пушка была разбита.
Катер отошел от причала и стал лавировать по бухте, ведя огонь из орудий и пулеметов. Другие катера тоже поддерживали огнем высадившихся десантников.
Боцман Ковалев, широко расставив ноги, словно прилип к пулемету.
Неожиданно он почувствовал сильный удар в живот. «Неужто прихватило?» – только и подумал он, но стрельбу не прекратил.
Нельзя прекращать огонь! Именно сейчас он выследил фашистского пулеметчика, который вел огонь по катеру. Надо уничтожить гада!
Целиться трудно, катер лавирует, качается на волнах. И все же Ковалев выбрал момент и короткой очередью сразил фашистского пулеметчика.
Удовлетворенно крякнув, он перевел пулемет на новую цель. По лицу катился пот, усы взмокли, и кожа чесалась. Это злило боцмана, и он решил, что завтра сбреет усы.
Кончилась лента. Превозмогая боль, Ковалев бросился в рубку и принес новую. Но вскоре кончилась и эта. Опять хотел побежать, но острая боль в животе заставила его идти тихо. Взяв ленту, он вдруг почувствовал, что идти не может, силы оставляют его.
– Токарев! – крикнул он и упал.
Токарев услышал голос боцмана и бросился в рубку. Ковалев лежал, неестественно подогнув ноги, с зажатой в руке пулеметной лентой. Матрос наклонился, пытаясь поднять его, и увидел, что тот мертв.
Опустив боцмана, Токарев несколько секунд стоял оцепенелый, затем разжал пальцы боцмана, взял ленту и бросился к пулемету.
Новосельцев был доволен быстрыми и слаженными действиями своей команды. Но когда Токарев доложил ему о смерти боцмана, у него дрогнуло сердце. Не может быть, уверял он себя, чтобы Петр умер, он просто ранен, а это полбеды.
Горевать, однако, было некогда. Сейчас больше чем когда-либо требовалась направляющая рука командира корабля, нельзя ни на секунду отвлекаться от боя.
По лицу рулевого Дюжева градом катился пот. Кругом свистели осколки, но рулевой не имел возможности ни втянуть голову в плечи, ни даже стереть пот с лица, он лишь морщился и встряхивал головой. Дюжев словно сросся с кораблем, будто чувствовал, где должен упасть снаряд, куда надо переложить руль.
Однако два снаряда все же попали в катер. Один разбил радиорубку, и чудом уцелевший радист ошалело выскочил на палубу. Второй снаряд пробил борт ниже ватерлинии, покалечил выхлопной коллектор. Моториста среднего мотора Бабаева ранило. Новосельцев послал Душко заменить моториста. Ивлев принялся ремонтировать поврежденные механизмы, а старший моторист Окальный накладывал пластырь на пробоину.
Катер не потерял ни хода, ни маневренности.
Кок Кирилл Наливайко подносил снаряды к орудию Пушкарева. Работал он проворно. Не оглядываясь, комендор брал снаряд из его рук, загонял в ствол и поторапливал:
– Живее, давай живее!
Поблизости разорвался снаряд, и неизменная улыбка на широком лице Наливайко, с которой он, кажется, и родился, погасла. Наливайко упал на палубу, не выпуская из рук снаряда. Пушкарев оглянулся, хотел побежать к нему, но в этот момент почувствовал сильный удар в ногу и сразу осел, ухватившись за замок орудия. К нему бросился Румянцев.
– Снаряды! Быстрей! – крикнул ему Пушкарев, выпрямляясь.
– Ты ранен? Дай перевяжу!
– Снаряды давай! – рассвирепел Пушкарев.
«Пора отходить, – решил Новосельцев. – Надо успеть до рассвета доставить вторую партию десантников».
За воротами мола он заметил остановившийся катер. Подойдя ближе, узнал корабль Школьникова.
– Что случилось? – крикнул он в мегафон. – Взять на буксир?
Школьников ответил:
– Трос на винт намотался. Сейчас освободимся. На базу приду своим ходом.
Отведя корабль на несколько кабельтовых, Новосельцев оглянулся. Катер Школьникова все еще стоял на месте, а вокруг него рвались снаряды.
«Что он медлит?» – хотел было повернуть назад, но в последний момент решил, что не стоит. Школьников может обидеться, характер у него самолюбивый.
Второй эшелон десантников находился в Кабардинке. Новосельцев ошвартовался, к катеру подбежали санитары из госпиталя:
– Раненые есть?
– Есть.
Убитых и раненых вынесли с катера. Только Пушкарев отказался покинуть корабль. Прихрамывая, он подошел к Новосельцеву, козырнул и, хмурясь, сказал:
– Товарищ командир, разрешите остаться до утра. Я коммунист, обязан нести боевую вахту не до ранения – до смерти. Меня никто не заменит у орудия. Вы это знаете.
Новосельцев сначала строго поглядел на него, но потом глаза его потеплели:
– Сергей, я тебя понимаю. Но подумай: вчерашнее ранение в голову, сегодняшнее – шутить нельзя.
На «ты» Новосельцев переходил в минуты душевного волнения, матросы не обижались на это – расценивали как знак дружеского расположения командира.
– Я двужильный, – пытался улыбнуться комендор. – Акустик отлично забинтовал ногу. Часа три наверняка выстою, а там и рассвет…
Пришлось оставить его у орудия.
Морской охотник пошел во второй рейс в Новороссийскую бухту.
Проходя мимо молов, Новосельцев обратил внимание на то, что катера Школьникова уже не было на прежнем месте. «Ушел», – успокоился он.
Несмотря на ожесточенный обстрел, вторая группа десантников успешно высадилась. Бой с берега подвинулся дальше, и Новосельцев удовлетворенно отметил: «Зацепилась братва. Теперь не выковырнешь».
На этот раз катер не задерживался в бухте, а сразу пошел в Геленджик.
Когда катер проходил между воротами мола, сигнальщик Шабрин доложил:
– На восточном молу неизвестные люди.
Новосельцев распорядился подойти ближе.
– Кто такие? – спросил он, когда катер подошел к молу.
– Команда с катера Школьникова, – раздалось в ответ.
У Новосельцева екнуло сердце.
– А где командир?
– Остался на корабле.
– А корабль?
– Затонул.
Новосельцев сжал поручни до хруста в пальцах и больно прикусил губу. Володя, друг!..
Приняв на борт команду затонувшего катера, Новосельцев взял курс на Геленджик. Когда корабль отошел на безопасное место, Новосельцев подозвал спасенных матросов и попросил рассказать, что произошло.
Через месяц после гибели старшего лейтенанта Школьникова пришел указ о присвоении ему звания Героя Советского Союза. Сбылась его мечта о Золотой Звезде. А поцеловать любимую девушку ему так и не довелось.
4
Третьи сутки шла ожесточенная битва за Новороссийск.
Уральцев устал за это время смертельно. Спать приходилось урывками. Днем и ночью мотался то в политотдел, то на командный пункт, то к летчикам, то в госпиталь. Каждый день надо передавать но телефону или радио материалы в редакцию.
Сегодня пришла телеграмма: «Материалы суховаты, побольше фактов героизма, воинского мастерства».
Телеграмма расстроила Уральцева. Выходит, в редакции не очень довольны его работой.
А сам он доволен?
В первой статье, переданной в редакцию через пять часов после начала штурма, он обрисовал общую обстановку, рассказал о силах противника, созданной им обороне, о том, как проходила высадка десантников. Ни одного примера героизма в статье не было. Да и откуда он мог взять их? Связь с высадившимися еще не наладилась.
Он и сам недоволен тем, что его корреспонденции лишены детальных описаний боя. Он сообщил, что рота автоматчиков водрузила на здании железнодорожного вокзала знамя Военно-Морского флота. Но как все это было? Кто водрузил знамя?
Этого Уральцев не знал. Не знали ни в оперативном отделе, ни в политотделах армии и базы.
Уральцев направился в порт. Сегодня ночью он должен быть среди десантников.
Около причала он увидел высокого офицера в пехотной форме. Его фигура показалась удивительно знакомой. Неужели? У Уральцева даже екнуло сердце.
Подойдя ближе, Уральцев убедился, что это он, Николай Глушецкий. Тощий, сутулящийся, с обтянутыми скулами, но сомнений не было: он, Глушецкий.
– Николай! Коля! – воскликнул он и бросился обнимать его.
Глушецкий обрадовался встрече не меньше.
Они в обнимку пошли к берегу.
– Я думал, что уже никогда не встретимся, – сказал Глушецкий.
– Сошлись фронтовые дорожки.
Они сели на какой-то ящик у берега.
– Ты как тут оказался? – спросил Уральцев.
– Хочу проведать Виктора Новосельцева. Помнишь, говорил тебе о нем. С его катера высаживались на Малую.
– Помню, помню. Ты в резерве или уже имеешь назначение?
– Поеду разыскивать родную бригаду.
– Ее здесь нет. Она, кажется, в Девятой или Пятьдесят шестой армии. Где-то прорывает Голубую линию.
– Знаю. Трудно было получить туда назначение. Пришел в отдел кадров флота, а мне говорят, что бригада теперь находится в оперативном подчинении Девятой армии, со штабом флота не имеет связи. Предлагают мне другие бригады. Но я-то знал, что у них есть письмо полковника Громова с просьбой назначить меня помначштаба по разведке в его бригаду. Двое суток водили меня за нос, но все-таки назначение дали. А ты что поделываешь?
Уральцев сказал, что вернулся на газетную работу и теперь корреспондент фронтовой газеты.
– Рад за тебя. Нашу бригаду не забывай, наведывайся.
– Обязательно… Вот вид у тебя, Коля, неважнецкий. Неужели после госпиталя не дали отпуск?
– Дали. Шесть суток дома пробыл, но как только радио сообщило о десанте в Новороссийск, так сорвался и прямо в отдел кадров. Тут такие события, не до отдыха!
– Это верно, – согласился Уральцев. – Дома все в порядке?
Улыбка сошла с лица Глушецкого.
– Нет, Гриша, не все. Сын умер, а жена ушла на фронт медсестрой. Где она – точно не знаю.
– А какой номер полевой почты?
Глушецкий вынул записную книжку, развернул и назвал номер.
– Так это же береговой госпиталь на Малой земле! – воскликнул Уральцев. – Ты можешь встретиться с женой.
– Каким образом?
– Садись на мотобот, который идет к Малой земле за ранеными, – и ты там. С женой и войдешь в Новороссийск. А потом начнешь разыскивать свою бригаду.
– Неплохо было бы, – обрадованно заулыбался Глушецкий, по быстро притушил свою улыбку. – Соблазн большой увидать Галю… Но я рискую опоздать в бригаду. И без того я допустил глупость. Вместо того чтобы из Туапсе повернуть на Краснодар, я по ошибке проехал сюда. Задремал в машине, а шофер не предупредил. Теперь мне надо возвращаться в Краснодар, а оттуда начинать розыск бригады. Считай, сутки потерял. Ну, уж раз оказался здесь, то решил проведать Новосельцева. Пойдем к нему. Там поговорим еще.
5
Недолго длилась встреча друзей. Как только стемнело, на катер погрузились десантники.
Обняв на прощание Новосельцева и Уральцева, Глушецкий пошел разыскивать мотобот, который должен отправиться в рейс к Малой земле. Желание увидеть жену превозмогло все остальное. «Ладно, – думал он в свое оправдание, – на два-три дня позже явлюсь в бригаду и повинюсь полковнику Громову. Он поймет, должен понять. В конце концов я ведь не использовал положенный мне отпуск».
Уральцев остался на катере, твердо решив в эту ночь высадиться вместе с десантом. Новосельцев пытался было отговорить его, но тот остался непреклонным.
– В каждой бригаде, – заявил он ему, – есть представитель политотдела армии. С куниковским батальоном высадился агитатор политотдела Юркин, с двести пятьдесят пятой бригадой – инспектор политотдела Цедрик, инструктор Лысенко, в стрелковом полку инспектор Мовшович. В общем, в политотделе сейчас никого не увидишь. И в редакции армейской газеты нет сейчас никого, все журналисты в бригадах, дивизиях, батальонах. И мое место там.
Когда катер вышел из бухты, на мостик поднялся командир десантного отряда. Был он черноволос, с аккуратно подстриженными усиками.
– Как ваша фамилия, товарищ лейтенант? – спросил его Новосельцев, вспомнив, что в прошлый раз забыл спросить фамилию веселого командира взвода автоматчиков, а лишь знал, что зовут его Сергей.
– Моя фамилия Воронов, а звать Иваном.
– У вас взвод или просто пополнение?
– Почти что взвод.
– Как это понимать?
– Шесть человек осталось от моего взвода, остальные новички.
– В переплетах, стало быть, не бывали?
– Мои-то бывали, а другие в десантных делах несмышленые.
– Но что-то соображают?
– Да вроде бы. Помкомвзвода сержант Сорокин, командиры отделений Воробьев и Зябликов участвовали в десантах в Камыш-Бурун и на Малую землю. Они недавно из госпиталя. Но успели ребят поднатаскать.
Новосельцев рассмеялся:
– Что это все вы с птичьими фамилиями?
Лейтенант тоже улыбнулся:
– Так уж как-то подобрались. Есть еще у нас Соловьев и Курицын.
– Даже Курицын? – оживился Уральцев. – А Куроедова нет у вас? Читал я, как один адмирал, было это в царское время, подобрал на линкор всех офицеров с фамилией Курицын. И старшим офицером, грозой младших офицеров, на этот корабль назначил человека с фамилией Куроедов. В результате на линкоре произошел офицерский бунт. Дело об этом бунте дошло до царя.
– Куроедов! Вот здорово! – сквозь смех воскликнул Воронов. – Мне бы тоже следовало фамилию заменить, скажем, Птицеедов.
– И тогда твои крылатые ребята сбросили бы тебя за борт, – заметил Новосельцев, похлопывая его по плечу.
– Не сбросили бы, – самоуверенно заявил Воронов. – Дело не в фамилии, а в том, каков сам человек.
– Правильно, лейтенант, не в фамилии дело. Но все же должен сказать: твои ребята с птичьими фамилиями пусть птицами вылетают с корабля, как только пристанем к стенке причала. В десанте секундами надо дорожить.
– Это мы знаем. Не подведем.
Катер обогнул мыс Дооб, и стало видно огненное зарево над портом и городом.
Шутливые разговоры прекратились, улыбки сошли с лиц. Наверное, сейчас каждый подумал, что через каких-нибудь десять-двадцать минут окажется в этом море огня. И кто знает…
Когда катер подошел к молу, Новосельцев скомандовал:
– Десантникам рассредоточиться по бортам, приготовиться к высадке.
Катер увеличил ход и направился к каботажной пристани. Кругом начали рваться снаряды. С пристани застрочил вражеский пулемет. Новосельцев выругался:
– Черт побери, до сих пор пристань в их руках.
Он приказал рулевому отвернуть левее и подозвал лейтенанта Воронова:
– К каботажке невозможно пристать, расстреляют в упор. Будем высаживаться левее.
– Левее так левее, только быстрей.
Неожиданно катер дрогнул и замедлил ход. Через переговорную трубку механик доложил, что вышел из строя один мотор.
– Давай другому полную нагрузку, – крикнул ему Новосельцев, всматриваясь в берег.
Кто-то на палубе застонал. Помкомвзвода подбежал к Воронову и сказал:
– Четверо ранены.
– Перевязать и оставить на корабле.
Катер подошел к берегу и, не подходя к нему метров пять, развернулся бортом. Никакого причала тут не было. На берегу виднелась бесформенная груда камней.
– За борт! – скомандовал Новосельцев.
Десантникам пришлось прыгать в воду.
Вслед за Вороновым прыгнул и Уральцев. Глубина тут была небольшая, при прыжке Уральцев не удержался на ногах и упал, окунувшись с головой. Автомат выпал из рук. Пришлось еще несколько раз нырять, чтобы нашарить его. Найдя, приподнялся, оглянулся и заспешил к берегу. Многие десантники уже были там, а катер отошел. Над головой свистели пули. Но они пролетали высоко, и можно было идти, не пригибаясь.
На берегу десантники залегли в камнях. Уральцев подполз к Воронову и вопросительно посмотрел на него. Тот был спокоен.
– Поблизости немцев нет, – сказал он, снимая сапог и выливая из него воду. – Помкомвзвода, всем привести себя в порядок, проверить оружие. Пять минут на это. Товарищ майор, вылейте из сапог воду, выжмите портянки. Потом будет недосуг.
