Текст книги "Невеста каторжника, или Тайны Бастилии"

Автор книги: Георг Фюльборн Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 61 страниц)

Марсель мягко проговорил:

– Мне хотелось бы увезти тебя отсюда, милая матушка. В моем Парижском дворце ты чувствовала бы себя в полной безопасности и покое.

Адриенна горячо поддержала его:

– Соглашайтесь, госпожа Каванак! Это будет просто замечательно!

Но Серафи покачала головой и промолвила с неожиданной твердостью:

– Нет, дети. Оставьте меня здесь, не опасайтесь за меня. Что еще может со мной случиться? За вас я спокойна и теперь с радостью умру.

– Не надо говорить о смерти, матушка, – укоризненно произнес Марсель. – Ты отдохнешь, поправишься и проживешь еще немало счастливых дней. Но мне приятней было бы, если бы ты поселилась в моем дворце, а не оставалась в этом отрезанном от мира Сорбоне.

– С этим дворцом у меня связано столько воспоминаний, что мне хотелось бы остаться здесь навсегда, – задумчиво проговорила Серафи. – Да и чистый лесной воздух для моего здоровья полезнее душного воздуха Парижа.

– Что ж, с этим трудно спорить, – сдался Марсель. – Тут я должен согласиться с тобой. Хотя в Париже у меня тебе было бы удобно и спокойно.

– Нет–нет, мой милый, оставим это, – сказала Серафи. – Да и дорога для меня слишком далека и трудна. Я чувствую, что мне просто не хватит сил.

Марсель понял, что спорить бесполезно, кивнул и, казалось, найдя верное решение, сказал:

– Я отправлюсь в Версаль и попрошу короля отпустить меня на некоторое время. И тут же вернусь в Сорбон, чтобы быть рядом с тобой.

– Ах, сын мой, – растроганно промолвила мать. – Я так долго была в разлуке с тобой, что с радостью готова согласиться, чтобы ты неотлучно был со мной. Но у тебя есть сыновний долг и перед королем, твоим отцом. Поэтому поспеши к нему без сомнений и будь рядом с ним. А добрая Манон и милая Адриенна останутся со мной.

– Они тоже могли бы переехать с тобой, – снова вернулся к своему предложению Марсель. – Король, конечно, позволил бы Манон оставить дворец, чтобы сопровождать тебя. И у меня во дворце все вы были бы в полной безопасности от любых козней Бофора.

– Теперь я больше ничего не боюсь, – повторила Серафи. – Анатоль не посмеет что‑либо предпринять против нас. Да и за тебя я спокойна. Случилось самое важное – твой отец с любовью принял тебя. Поезжай в Версаль, король ведь не знает, что ты здесь.

Марселю не оставалось ничего другого, как покориться и подчиниться воле матери.

Простившись с ней и Адриенной, он приказал Гассану оставаться во дворце, пока его рана не затянется. И вскоре одинокий всадник галопом понесся по Парижской дороге.

XXVII. БЕЗДУШНЫЙ НАСИЛЬНИК

Угрюмо насупясь, герцог молча сидел в кресле, не замечая, что сумерки вползли в комнату. В душе его тоже царили потемки, и мрачные образы непрестанно роились в воображении. Слуги не решались войти в кабинет, чтобы зажечь свечи, зная, что в такие минуты опасно попадаться ему на глаза без зова.

Наконец герцог пошевелился и позвонил.

Вошел проныра Валентин, подобострастно кланяясь. Он зажег свечи и остановился в ожидании приказаний.

– Ты и Паскаль приготовьтесь завтра в дорогу, – заговорил наконец герцог. – Велите заложить карету. Об остальном я распоряжусь потом.

Валентин, отвесив низкий поклон, вышел.

Едва рассвело, а карета, которую велел заложить герцог, уже стояла у подъезда дворца. Паскаль и Валентин ожидали в прихожей, ломая голову, куда это герцог собирается ехать?

И вот наконец раздался звонок из кабинета герцога.

Оба лакея бросились на зов и, согнувшись в поклоне под угрюмым взглядом господина, замерли в ожидании приказаний.

– Я хочу поехать в Сорбон! – резко бросил Бофор. – Вы оба будете меня сопровождать. Когда приедем, карета должна остановиться, не доезжая дворца, в парке. Чтобы ее нельзя было сразу заметить.

Итак, в Сорбон! Теперь лакеи начали смутно догадываться в чем, собственно, дело.

Вскоре герцог решительным шагом сбежал по ступеням и сразу же сел в карету, захлопнув дверцу с занавешенным окном. Лакеи встали на запятки, и карета резко взяла с места, дробно стуча колесами по булыжнику.

День клонился к вечеру, когда карета Бофора, мягко покачиваясь на лесной дороге, въехала в парк Сорбонского дворца и остановилась, как было велено, в тени деревьев. Солнце еще стояло низко над горизонтом, окрашивая в пурпур и кроны деревьев, и купы плывущих по небу облаков.

Вечер был такой чудесный, что Серафи захотелось оставить душную комнату и хоть часок провести в саду на свежем воздухе. Старушка Манон не стала противиться желанию госпожи и, поддерживая под руку, проводила ее в парк.

Бледное лицо женщины оживилось и порозовело, словно на него упал отсвет вечерней зари. Вдыхая благоухание цветов, она с затаенной радостью ощутила, что ей становится лучше, – прогулка заметно укрепляет ее силы. Они неспеша прошли всю аллею до пруда и направились к любимой жасминной беседке.

И тут вдруг Манон настороженно прислушалась. Серафи замедлила шаг и, безотчетно подобравшись, остановилась.

До них донесся совершенно отчетливый стук колес и цокот копыт. Кто‑то приехал во дворец.

«Но кто бы это мог быть? Лекарь? Он уже приезжал утром. Король?.. И может быть, и Марсель с ним?» – Серафи терялась в догадках, надеясь, что ее последнее предположение верно. Но через минуту ее надежде суждено было уступить место ужасу.

Неподалеку, из‑за рощицы, раздались грубые голоса и звуки тяжелых шагов. Они приближались. Старушка Манон вздрогнула. На лице ее отразился неописуемый ужас. Она вскрикнула:

– О, неужели? Боже мой! Это светлейший герцог!

Серафи обмерла.

На аллее появился герцог в сопровождении двух лакеев. Весь его вид – надменный и мрачный – говорил, что на этот раз он не отступит, пока не добьется своего.

Паскаль и Валентин, вопросительно переглянувшись, толкнули друг друга локтями, увидев Серафи. Это была госпожа Каванак, которую они знали в те времена, когда она жила и скончалась в герцогском дворце. Слуги узнали ее с первого взгляда. Она жива! Может ли такое быть?

Их сомнения тут же рассеял герцог. Остановившись в нескольких шагах от неподвижно застывшей женщины, он, не оборачиваясь к следовавшим за ним лакеям, надменно поморщился и приказал:

– Это госпожа Каванак. Отведите ее в карету. А я уж потом распоряжусь, как поступить с ней, – отослать в монастырь или пока оставить во дворце.

Паскаль и Валентин с двух сторон подошли к онемевшей женщине и нерешительно остановились.

Старушка Манон бросилась перед герцогом на колени.

– Сжальтесь, светлейший герцог! – умоляла она. – Госпожа Каванак больна и слаба. Пощадите бедняжку!

– Не трать попусту слова! – рявкнул герцог. – Встань и убирайся прочь!

Раздраженно топнув ногой, он нетерпеливо бросил лакеям:

– Делайте что приказано!

Надежды на пощаду не было. Серафи вдруг почувствовала, что ее охватывает гнев. Она шагнула к верной Манон, заливавшейся слезами, подняла ее и ласково сказала:

– Не умоляй его, добрая Манон, не расточай слов напрасно.

Герцог снова нетерпеливо топнул ногой. А Серафи гневно проговорила, подняв руку к небу:

– Дьявол наградил этого человека каменным сердцем, глухим к мольбам человеческим. Не проси его! Я знаю, что погибла, но не жалуюсь. Что бы ни случилось со мной, мой сын в безопасности. И прошу тебя, Манон, передай ему и Адриенне мое благословение!

Герцог раздраженно взмахнул рукой и, бешено сверкнув глазами, повторил приказание:

– Ну! Отведите госпожу Каванак в карету!

– Прочь! Не смейте дотрагиваться до меня! – брезгливо отмахнулась Серафи, отталкивая руки лакеев. – Я пойду сама!

– Да хранит провидение бедную, несчастную госпожу Каванак, – молилась Манон, задыхаясь от слез. – Да пошлет он кару на голову бездушного насильника!

Слуги, держась по обеим сторонам от Серафи, довели ее до кареты. Герцог следовал за ними, не обращая внимания на рыдания старушки. Усадив пленницу в карету, лакеи вскочили на запятки. Герцог, усевшись напротив сестры, высунулся в дверь и крикнул кучеру:

– Трогай!

Кучер взмахнул кнутом, и лошади пустились с места в карьер. Карета со скоростью ветра помчалась по Парижской дороге.

XXVIII. ОСВОБОДИТЕЛЬ

В Версале придворные, меняющие свои убеждения и пристрастия сообразно с проявлениями королевской милости, теперь держались поближе к маркизу, стараясь не упустить случая засвидетельствовать ему свое почтение и преданность.

Любопытно было наблюдать, как в последние дни сильно изменилось настроение вельмож. Когда возник вопрос, следует ли встать на сторону маркиза, оставив герцога Бофора, считавшегося до сих пор всемогущим, колебались немногие. И партия его сторонников начала понемногу распадаться и переходить на сторону маркиза, надеясь, что это окажется более выгодным выбором.

Марсель же не обращал ни малейшего внимания на происходящее вокруг него. Он сидел у себя в кабинете, размышляя над недавними событиями, когда вошел слуга и доложил, что его желает видеть какая‑то молодая дама. Марсель несколько удивился и велел проводить даму в кабинет.

И тут же через порог шагнула Адриенна, охваченная непреодолимым волнением, едва сдерживая слезы. Маркиз вскочил и бросился ей навстречу.

– Что случилось, Адриенна? – с беспокойством спросил он, обнимая девушку. – Почему ты оказалась в Версале?

– Несчастье, неслыханное несчастье! – срывающимся голосом проговорила Адриенна, пытаясь справиться со слезами. – Герцог…

– Как! – с гневным изумлением воскликнул Марсель. – Опять он? Опять герцог!

Адриенна через силу проговорила:

– Герцог похитил и силой увез госпожу Каванак!

Кровь бросилась в лицо Марселю, и он дрогнувшим от гнева голосом провозгласил:

– Клянусь моим вечным блаженством, это его последняя подлость! Я уже было перестал опасаться его, и он воспользовался этим! Куда он увез мою мать?

– Твой негр должен это знать, – ответила Адриенна.

Марсель удивился:

– Гассан? Разве он уже оправился от раны?

– Нет, – ответила Адриенна. – Но его нельзя было удержать, когда он услышал, что герцог похитил и силой увез госпожу Каванак. Он пустился бежать за каретой, чтобы узнать, куда она направляется.

Марсель угрюмо насупился и мрачно проговорил:

– Итак, этому Бофору удалось исполнить свой гнусный замысел! Что ж, это будет его последним делом. Будь спокойна, Адриенна, я вырву матушку из его грязных рук. Возвращайся в Сорбон или на остров Жавель. И скоро ты обо всем услышишь.

– Милый Марсель, – просительно заглядывая ему в глаза, промолвила Адриенна, – будь осторожен. Ты же знаешь, как опасен герцог!

Но Марсель презрительно махнул рукой:

– Опасен? Был опасен… Не бойся ничего. Развязка наступит очень скоро!

– И все‑таки я боюсь за тебя, – настаивала Адриенна встревоженно. – Будь осторожен.

– Не бойся ничего, – терпеливо повторил Марсель. – Я найду средства заставить его… А сейчас поезжай в Сорбон и успокой бедную Манон. Как она могла защитить мою матушку? Ей ли, слабой старушке, устоять против беспощадного насильника? Так что успокой ее.

Адриенна повернулась к дверям, и тут колыхнулась портьера и из‑за нее показался Гассан. По его покрытому потом, искаженному лицу было видно, что рана причиняет ему сильное страдание, но он старался ступать твердо.

– Гассан! – воскликнул Марсель. – Тебе надо лежать, пока не затянется рана.

– Гассан не может лежать, мой господин, – ответил негр, сдерживая стон. – У Гассана есть очень важное дело.

Марсель с сочувствием посмотрел на него и спросил:

– Ты попытался проследить за каретой герцога?

– Да, – ответил Гассан, с мрачным удовлетворением добавив: – И это мне удалось.

– Значит, ты знаешь, куда герцог увез мою матушку?

Гассан кивнул и твердо сказал:

– Знаю, мой господин. Он увез ее в Париж, в свой дворец. Я сразу же направился сюда, чтобы сообщить вам. Но я не мог идти очень быстро.

Марсель благодарно посмотрел на измученного негра и растроганно сказал:

– Ты сделал доброе дело, Гассан! Я этого не забуду!

– Твои слова – самая большая награда для меня, мой господин, – ответил, кланяясь, Гассан.

– Сможешь ли ты сию же минуту поехать со мной в Париж? – не скрывая тревожной озабоченности, спросил Марсель.

– Хоть на край света, – ответил негр, не задумываясь.

– Итак, в Париж! – решительно проговорил Марсель. – Не станем терять времени.

Он велел заложить свою карету, а сам проводил Адриенну до экипажа, в котором она приехала и, попрощавшись с ней, велел кучеру отвезти девушку обратно в Сорбон. Затем, усевшись с Гассаном в поданную карету, отправился в Париж и, не заезжая к себе, велел ехать прямо к герцогскому дворцу. Марсель понимал, какие опасности могут подстерегать его в логове злейшего врага, но надо было спасти мать, и на этом пути ничто не могло его устрашить.

Когда карета подкатила ко дворцу Бофора, Марсель стремительно взбежал по ступеням к парадному входу. Гассан с трудом двигался, но не отставал от него.

Слуги герцога, дежурившие в холле, раболепно кланяясь, спросили, что доложить их господину. Марсель высокомерно отмахнулся, бросив на ходу, что сам доложит о себе, и, сопровождаемый Гассаном, по крутой лестнице направился во внутренние покои второго этажа. Краем глаза он заметил, как по мере приближения к цели лицо верного негра приобретало все более грозное и свирепое выражение. Гассан жаждал мести.

На верхней площадке лестницы им неожиданно преградил дорогу Валентин. Маркиз, смерив лакея презрительным взглядом, спросил:

– Где твой хозяин?

– Его светлость сегодня не принимают, – уклончиво ответил хитрый Валентин.

– Я спросил тебя не об этом, – высокомерно процедил Марсель и повторил: – Где твой хозяин?

Валентин, заметив, что маркиз выразительно положил руку на эфес шпаги, услужливо поклонился и подобострастно проговорил:

– Его светлость отдыхает в маленьком салоне возле комнаты госпожи Каванак.

– Хорошо, – кивнул Марсель. – Оставайся здесь. Я сам доложу о себе.

– Но мне велено никого не впускать без доклада! – с вызовом проговорил Валентин и решительно шагнул к двери во внутренние покои.

– Прочь с дороги! – крикнул Марсель, теряя терпение, и выхватил шпагу.

Валентин в страхе шарахнулся в сторону. Гассан для острастки погрозил ему громадным черным кулаком. Лакей застыл у стены, не зная, что делать. Марсель стремительным шагом, держа в руке обнаженную шпагу, вошел в кабинет Бофора.

– Дьявол меня разрази! – оторопело вскричал герцог. Лицо его исказила злобная гримаса. – Это еще что такое? Где мои слуги? Трусы, подлые собаки! Где эти проклятые рабы? Как этому ублюдку удалось проникнуть в мои покои?

Марсель прервал его. Он во весь голос заорал:

– Ты совершил новое гнусное преступление, Анатоль Бофор! Ты посмел силой увезти мою мать из Сорбона! Тебе конец! Ты за все ответишь и на земле и на небе!

Не успел Марсель произнести эти слова, как негр, подобно разъяренному тигру, бросился на герцога. И прежде чем Марсель успел помешать этому, Гассан сдавил горло Бофора своими железными руками.

– Это тебе за мою рану, за то, что ты обманул меня… – выкрикивал негр хриплым голосом. – За то, что ты подговаривал меня убить маркиза и напал на его бедную мать. Пришел твой последний час!

И действительно, это непременно случилось бы, если бы не вмешался Марсель.

– Гассан! – крикнул он. – Отпусти его!

Но негр, ничего не слыша, продолжал сжимать горло герцога, чье лицо уже посинело, а глаза вылезли из орбит.

– Гассан! – гневно повысил голос Марсель. – Назад! Не твое и не мое дело свершить последний суд над этим негодяем. Он предстанет перед королем и перед Богом, когда придет час!

– Мой господин! – ответил негр с обидой, по–прежнему не разжимая железной хватки. – Разве я несправедливо поступаю?

Бофор уже и не пытался освободиться, он только сдавленно хрипел.

– Он подлежит законному суду, а не твоей мести, – повторил Марсель. – Отпусти его!

Гассан с явной неохотой разжал свою смертельную хватку и, ворча недовольно под нос, отступил на шаг. Герцог хватал ртом воздух и никак не мог отдышаться, еле держась на ослабевших дрожащих ногах.

Марсель терпеливо подождал, пока Бофор немного придет в себя, и только тогда высокомерно и презрительно проговорил:

– Наши расчеты не уйдут от нас, Анатоль Бофор. Я оставляю тебе жизнь, потому что ты все равно не избежишь заслуженной кары. Страшись! Небо справедливо, и когда тебя потребуют к ответу – горе тебе!

С этими словами Марсель отвернулся, шагнул к двери соседней комнаты и резко распахнул ее. Серафи, стоявшая у окна, обернулась и, увидев сына, с радостным вскриком шагнула ему навстречу.

– Марсель! Ты пришел мне на помощь! – еле сдерживая радостные слезы, проговорила она.

– Матушка, мы сейчас же едем ко мне! – решительно заявил Марсель. – Этому негодяю больше не удастся мучить тебя. Пойдем!

Герцог пришел в себя и стал хриплым голосом звать слуг:

– Сюда, ко мне! Живо! Эй! Сюда!

Но никто не явился. Слуги то ли не расслышали зова, то ли сделали вид, что не слышат, – обнаженная шпага в руке Марселя заставила бы призадуматься и гораздо более смелого человека, чем лакеи.

Марсель, осторожно поддерживая мать под руку, направился к выходу, даже не удостоив взглядом герцога, который в бессильной ярости рычал и хрипел, изрыгая бессвязные проклятия и ругательства.

Гассан же не удержался и на прощанье показал Бофору огромный черный кулак. Герцог задохнулся от бешенства, а негр, довольно ухмыляясь, последовал за своим господином.

Марсель отвез мать к себе во дворец Роган, предложив ей расположиться так, как будет удобно. Велев Гассану не дремать, охраняя покой госпожи, он тут же уехал в Сорбон, чтобы успокоить старушку Манон и привезти в Париж Адриенну. Он решил поселить ее в своем дворце вместе с матерью.

XXIX. ПРАЗДНИК В ВЕРСАЛЕ

По распоряжению маркизы Помпадур было разослано множество приглашений на предстоящий праздник.

В назначенный день гости нескончаемой вереницей хлынули в залы Версальского дворца. В садах была устроена великолепная иллюминация. Все сверкало и светилось. Под сенью деревьев были расставлены стулья и стульчики, на которых могли отдохнуть все, кому хотелось бы подышать свежим воздухом.

В роскошных залах дворца царила праздничная суета. Шелк шлейфов шелестел по зеркальному паркету, драгоценные камни сверкали в свете бесчисленных свечей.

Придворные кавалеры и дамы, министры и послы, генералы и офицеры – все явились в своих парадных нарядах. В их праздничной толпе только и было разговоров, что о маркизе Спартиненто‚ – многие втихомолку поговаривали, что король нашел в нем своего исчезнувшего сына.

Маркиза Помпадур, любезно отвечая на приветствия и комплименты, с напряженным ожиданием следила за ходом празднества. В этот вечер наконец должен был решиться исход ее долгой борьбы с герцогом Бофором.

Поправляя в тщательно уложенных волосах сверкающую бриллиантовую диадему, она мысленно все время возвращалась к крайне занимавшему ее вопросу – явится ли герцог на праздник? Это было чрезвычайно важно, – если он решит явиться, то судьба его будет решена.

Король по–прежнему не желал выслушивать никаких жалоб на герцога и отказывался даже разговаривать об удалении его от двора. Но маркиза была уверена, что Марсель не замедлит исполнить клятву о мести и низвергнуть своего злейшего врага. Более того, она твердо знала, что если это кому‑то и под силу, так только Марселю. Но сейчас ей оставалось одно – ждать.

Маркиз приехал с небольшим опозданием. Все столпившиеся вокруг него придворные и гости раскланивались с ним с тем сдержанным, почти подчеркнутым почтением, которое оказывается человеку, чье истинное положение известно всем, но пока держится в тайне.

Вскоре явился король. Маркиза Помпадур тотчас присоединилась к его свите. Об их выходе было возвещено звуком фанфар.

Гости образовали широкий полукруг и в глубоком поклоне подобострастно приветствовали короля и его спутницу.

Только один не поклонился при ее появлении, только один сделал вид, будто вовсе не замечает ее. Этот один – был герцог Бофор, тоже вошедший вместе со свитой короля.

Холодная улыбка промелькнула на губах маркизы Помпадур, когда взгляд ее скользнул по надменной фигуре герцога. Он еще не знает, что блеск его вскоре потускнеет и исчезнет, потому что стоит он на самом краешке бездонной пропасти – еще один шаг, и он рухнет в эту пропасть.

Под напряженными взглядами столпившихся полукругом придворных король любезно поднял и обнял маркиза, опустившегося перед ним на колено. И теперь каждому, даже не очень искушенному, придворному стало ясно без слов, что тем самым король открыто признал маркиза своим сыном или своим любимейшим фаворитом.

Маркиза, к которой король подвел своего сына, приветливо протянула ему руку и не позволила преклонить колени, тем самым показав, что приветствует в нем члена королевской фамилии.

Взгляды всех придворных дам жадно устремились к статному, еще очень молодому человеку, так высоко вознесенному королем. И, перешептываясь, они соглашались, что при дворе вряд ли сыщется кавалер красивее и привлекательнее этого молодого и очень богатого маркиза.

Король, ко всеобщей зависти, предложил маркизу в этот торжественный день высказать любое желание, пообещав, что оно будет обязательно удовлетворено. Марсель с благодарностью ответил, что в такой счастливый час в душе его молчат все желания и он, если его величество позволит, воспользуется благоволением короля при первом удобном случае.

Король благосклонно согласился и принялся прогуливаться по залу, любезно перебрасываясь словами с придворными, отвечая на приветствия и отпуская довольно двусмысленные комплименты дамам. Герцог Бофор, отойдя в сторону, о чем‑то тихо разговаривал с маркизом д'Ормессоном, единственным из недавних сторонников, кто сохранил ему верность.

А маркиза воспользовалась возможностью поговорить с Марселем. По движению ее руки толпившиеся вокруг придворные отступили так, чтобы оказаться на расстоянии, позволявшем маркизе говорить с Марселем, не опасаясь лишних ушей.

– Ну вот и наступил долгожданный праздник, господин маркиз, – негромко проговорила маркиза Помпадур. – Я надеюсь, что сегодня вечером наступит развязка, и ваш смертельный враг будет наконец сокрушен.

– Я тоже рассчитываю на это, госпожа маркиза! – уверенно ответил Марсель.

Маркиза укоризненно проговорила:

– Его величество дал вам такой удобный случай для исполнения нашего общего желания – вам стоило только сказать. И вы не воспользовались позволением короля!

Марсель учтиво, но твердо пояснил:

– Чтобы рассчитаться с Бофором, я жду не исполнения моего желания, не милости, а акта правосудия!

– Гордец! Даже здесь и в такой час, – улыбнулась маркиза. – Однако я не могу не согласиться со справедливостью ваших суждений. Но заметьте, если падет герцог Бофор, то на его место встанет герцог Сорбон.

Марсель так же твердо ответил:

– Я не тщеславен, не завистлив и не домогаюсь герцогского титула, госпожа маркиза!

– У вас странный характер, – проговорила маркиза с некоторым недоумением и даже легкой досадой. – То, что любого смертного переполнило бы восторгом, оставляет вас холодным и безразличным. Как это объяснить?

– Я достаточно награжден и получил титул, отметивший мои весьма незначительные заслуги, – ответил Марсель спокойно. – Я не стремлюсь к незаслуженным почестям.

– Но вы должны быть вознаграждены за то, что перестрадали, – настаивала маркиза.

– Прошлого не вычеркнуть. Но что было, то прошло. И этого мне довольно, – терпеливо пояснил Марсель. – Моя жизнь и все испытания не пробудили во мне желания домогаться высокого положения. И я не хотел бы в то время, когда народ бедствует, пребывая в нужде, купаться в блеске и роскоши, вызывая зависть и ненависть бедняков.

– Хорошо, – сдалась маркиза и сменила тему. – Но вы только что сказали, что вам остается исполнить еще один долг. Я надеюсь, что вы сумеете это сделать.

Так окончился этот короткий разговор, и маркиз, поклонившись, отступил и смешался с толпой придворных.

Спустя несколько минут он решил выйти из душного зала на свежий воздух в сад, где от множества зажженных свечей и плошек было так светло, что казалось, будто ночь так и не явилась, чтобы сменить день.

Король с частью свиты тоже отправился погулять в саду. И здесь, улучив удобную минуту, к нему подошел Бофор.

Король, неожиданно увидев брата Серафи, заметил, словно продолжая начатый разговор:

– В некоторых случаях, господин герцог, вы или сами получали или приносили мне весьма неточные сведения. И то, и другое – дурно. Я надеюсь, что все это еще разъяснится.

Они медленно шли по главной аллее, приближаясь к зеленой стене густого кустарника в конце ее. Здесь было уже не так светло, зеленоватый полумрак сгущался, словно стекая с ветвей деревьев, обступивших аллею.

– Ваше величество, то, что меня обвиняют, не удивительно, – ответил Бофор. – Но я всегда поступал так, как следовало, и не боюсь ничьих обвинений.

Король уклончиво заметил:

– Я еще не в состоянии вынести окончательное суждение, но надеюсь, что не сочту вас виновным.

– Все, что я делал, ваше величество, безусловно, было необходимо в тех или иных обстоятельствах, – с высокомерной уверенностью заявил герцог и, помедлив мгновение, с еле сдерживаемой злобой добавил: – Хотел бы я знать, кто это осмелился обвинять меня?

– Он здесь! – раздалось совсем рядом.

– Кто? – вздрогнув от неожиданности, спросил король.

Густая завеса листвы раздвинулась. Показалась высокая темная фигура. Лицо незнакомца скрывала черная маска.

– Человек в черной маске… – пробормотал король.

Бофор издал звук, похожий на сдавленное рычание.

Незнакомец твердо заявил:

– Я прошу выслушать, ваше величество, обвинение против герцога Анатоля Бофора!

– Ряженый! – презрительно воскликнул герцог. – Под маской обычно прячутся низость и трусость.

– А ведь герцог, пожалуй, прав, – рассудительно заметил король. – Что ж, я выслушаю вас, любезный. Но выслушаю только в том случае, если вы снимете маску. Обвинителя надо видеть в лицо.

– Я сниму, ваше величество. Как только все скажу.

– Этот ряженый уже не в первый раз имеет наглость заступать вам дорогу, ваше величество! – вмешался Бофор, едва владея собой. – Благоразумней всего было бы отдать его в руки стражи, от которой ему до сих пор удавалось ускользать.

Король, не колеблясь, решительно сказал:

– Так и будет! Обвинитель не избежит наказания, если его слова окажутся клеветой или если он не откроет своего лица. Я, однако же, – продолжал Людовик, – хочу выслушать его, чтобы максимально пролить свет на известное вам дело. Вы можете опровергнуть обвинение. Я буду очень рад, если вам это удастся, герцог. Тогда весь мой гнев обрушится на клеветника.

Слова короля несколько приободрили Бофора. Он уже почти не сомневался, что ему снова удастся избежать опасности, которую он чуял нутром. Уж если ему удавалось столь долго противостоять самым коварным козням и проискам всемогущей маркизы Помпадур, то неужели он уступит какому‑то неизвестному врагу, грозящему нелепыми обвинениями? И Бофор пошел напролом, обратившись к королю:

– Ваше величество! Я сейчас же уведомлю стражу, чтобы она была наготове арестовать этого замаскированного труса. Пусть он убедится, что вовсе небезопасно являться к вашему величеству с клеветническими обвинениями и подозрениями против верных слуг короля.

– На сей раз обойдется без стражи, – насмешливо проговорил таинственный незнакомец. – Герцог Бофор уже достиг своего конца. Правосудие короля вынесет свое суждение, и для Черной маски исчезнет необходимость время от времени являться сюда. Его величество видит Черную маску в последний раз.

– Ваше величество! – обратился Бофор к королю. – Любое обвинение будет дьявольской смесью лжи и клеветы, выдуманной моими врагами, чтобы лишить меня вашего благоволения, которому они завидуют. У этого неизвестного не может быть серьезного обвинения, основанного на неопровержимых фактах, – добавил герцог с уверенным самодовольством.

– Черная маска готов предъявить герцогу Бофору обвинение, на которое он сам напрашивается, и потому прошу выслушать меня, ваше величество! – И голос незнакомца загремел: – Анатоль Бофор не достоин больше оставаться возле священной особы своего короля! Я обвиняю герцога в самых позорных и гнусных преступлениях. Анатоль Бофор всю жизнь неотступно и злобно преследовал свою несчастную сестру, лишил ее свободы и замучил бедную страдалицу до смерти!

– Какое безумное обвинение! Сами факты обличают его во лжи! – воскликнул герцог.

Черная маска, не скрывая презрения, проговорил, чеканя каждое слово:

– Сейчас Анатоль Бофор сообщит, что Серафи Каванак жива. Но подтвердит ли он, что по–прежнему неотступно покушается на ее свободу и жизнь?

Герцог взбешенно прорычал:

– И этот ряженый смеет обвинять меня в подобном преступлении? Я, ваше величество…

– Подождите, герцог, – прервал его король. – Все это не так просто…

Упоминание о преследовании и страданиях Серафи явно произвело на него впечатление. В сердце короля наконец‑то закралась мысль, что Бофор вполне способен на подобные поступки. В самом деле, кому другому надо было прятать Серафи, которую он так долго искал? Должно быть, герцог в своей гордыне не мог согласиться, чтобы его родную сестру молва назвала любовницей короля. Лицо Людовика омрачилось – недоверие к герцогу пустило корни в его сердце, но он хотел выслушать все обвинения до конца, и сурово обратился к незнакомцу:

– Продолжай! Но – берегись! Говори только то, что можешь доказать.

Черная маска вытянул руку и грозно заговорил:

– Ты, Бофор, обольстил дочь грека Абу Короноса и стал причиной ее смерти. Неужели ты станешь отпираться и от этого? У тебя разгорелись глаза на богатства старого грека, и ты заключил его в Бастилию! И выпытывал признание, где спрятано его золото. Ответом тебе было проклятие страдальца, которого ты лишил счастья всей жизни, любимой дочери и свободы, Анатоль Бофор!

Герцог отпрянул. Голос, который и короля заставил вслушиваться напряженнее, и особенно последние слова вызвали в нем неясное подозрение или, скорее, предчувствие, бросившее его в дрожь. Что‑то знакомое слышалось в этом голосе.

Холодный пот выступил на лбу герцога. Ему почудилось, что земля качнулась под ногами. Угроза, нависшая над ним, могла испугать кого угодно. Его привычная жизнь, его могущество могли рухнуть и развеяться в прах, вызвав злорадное торжество врагов. И сейчас в голове герцога бился один вопрос – кто же этот окаянный незнакомец, взявший на себя исполнение предсмертной клятвы проклятого грека?

Черная маска между тем продолжал:

– Но ты виновен не только в смерти Абу Короноса и его дочери. И не только в страданиях несчастной Серафи. Если бы я вздумал перечислять весь ряд твоих бесчисленных злодейств, то я не закончил бы до утра! Но станешь ли ты отрицать, что неотступно преследовал сына несчастной Серафи Марселя Сорбона, обрушив на него все мыслимые и немыслимые несчастья, угрожая смертью, бросив в каземат Бастилии, а потом на каторгу? Будешь ли ты отпираться, что направил в Марселя Сорбона пулю из пистолета твоего подлого сообщника Марильяка?