Текст книги "Невеста каторжника, или Тайны Бастилии"

Автор книги: Георг Фюльборн Борн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 61 страниц)

X. В БУРНУЮ НОЧЬ

Утром, когда комендант тюрьмы генерал Миренон завтракал в своем рабочем кабинете, слуга доложил ему о приходе надсмотрщика Рошеля.

Комендант тюрьмы понимал различие между каторжниками. Мысленно он отделял закоренелых преступников от осужденных на галеры за политические и им подобные проступки. В своих многочисленных подчиненных он очень ценил рвение на службе, однако грубость в отношении к каторжникам была ему противна.

Надсмотрщик Рошель, хоть и был ревностным служакой, в глазах коменданта не пользовался особой симпатией. Генерал Миренон не раз убеждался, что Рошель мог преследовать каторжника, которого почему‑либо невзлюбил. Так креол Диего, считал комендант, стал жертвой именно такой ненависти Рошеля.

Рошель вошел в кабинет. Его мясистое лицо раскраснелось, на шее и подбородке еще был наложен пластырь, покрывавший глубокие раны, нанесенные меднокожим ягуаром.

Рошель вытянулся в струнку перед сидевшим за письменным столом комендантом.

– Подойдите ближе, – приказал Миренон. – В чем дело?

– Нечто весьма необычайное, господин комендант! – с готовностью ответил Рошель.

– Доложил ты об этом дежурному офицеру?

– Так точно, господин комендант!

– Так что же случилось?

– Я находился ночью близ лазарета, господин комендант.

– Ночью? – спросил генерал.

– Я караулил, господин комендант!

– Разве ты был на дежурстве?

– Имею честь всепокорнейше доложить господину коменданту – я дежурил по собственной охоте.

– Что это значит? – спросил Миренон, строго глядя на надзирателя.

– Каторжник номер пятьдесят семь за неповиновение сидит в штрафной камере лазарета, господин комендант!

– Это я знаю!

– Так вот, опасаясь побега этого каторжника, я ночью засел со своим ружьем в саду…

– Кто тебе поручил это, надсмотрщик?

Тут Рошель немного струхнул, так как комендант говорил очень строго.

– Осмелюсь всепокорнейше доложить господину коменданту, что я сторожил только по своей охоте, – пробормотал Рошель.

– Оставь‑ка ты это своеволие, надсмотрщик! – сказал генерал Миренон, посуровев еще больше. – Когда я найду нужным, то сам позабочусь выставить часовых.

– Я не хотел возбудить недовольство господина коменданта. Я думал, что поступаю правильно. Есть доказательства, господин комендант, что номер пятьдесят седьмой замышляет побег!

– Доказательства? Какие же?

– Осмелюсь нижайше донести господину коменданту, что я не напрасно сторожил прошлой ночью, – подобострастно ответил Рошель.

– Возможно… Но все‑таки это не твое дело! Расскажи о своих наблюдениях, и я сам приму необходимые меры предосторожности.

– Ночью вблизи лазарета, со стороны сада, появилась женщина, господин комендант!

– Женщина! И ты ее арестовал?

– Нет, она скрылась! Я ее окликал, я в нее стрелял, потом в нее стрелял капрал, но тут произошло нечто сверхъестественное, господин комендант… Ночное видение исчезло.

– Об этом привидении говорится в рапорте капрала, – задумчиво произнес генерал Миренон. – Мне кажется, что вы поступили бы лучше, если бы схватили это привидение. Но, похоже, вы все испугались его.

– С позволения господина коменданта осмелюсь доложить, что я из людей того сорта, которые не ведают страха. И уж менее всего я могу испугаться привидений, – хвастливым тоном заявил Рошель.

– Почему же вы не задержали эту женщину?

– Осмелюсь всепокорнейше доложить господину коменданту, что привидение удалялось слишком быстро и потому мы предпочли стрелять!

– И при лунном освещении вы не попали в цель? Какие искусные стрелки!.. Что еще хотите донести, надсмотрщик?

– Эта женщина, без сомнения, намеревалась проникнуть к каторжнику номер пятьдесят семь и, вероятно…

– Без предположений, надсмотрщик! – прервал Рошеля комендант. – Мне нужны только факты!

– Следует опасаться побега, господин комендант!

– Хорошо, хорошо, надсмотрщик. К ночи будут приняты меры…

– Но смею почтительнейше напомнить господин комендант, что ночное привидение…

– На ваше заявление будет обращено внимание, – оборвал Рошеля комендант, теряя терпение и в то же время уступая назойливости ревностного служаки. – Не заставляйте меня думать, что вы из личной ненависти увлекаетесь жалобами и подозрениями, которые делают жизнь каторжников невыносимой. Я не отвергаю строгости в отношениях с преступниками, напротив, суровость с ними уместна, но злоба приводит только к таким происшествиям, следы которых до сих пор видны на вашей шее…

Рошель хотел было возразить.

– Идите, надсмотрщик! – приказал комендант сурово.

Рошель повернулся и вышел. Он привык к военной дисциплине и знал, что генерал Миренон требовал безусловного повиновения.

«Этот человек мне удивительно противен! – невольно сказал себе комендант после ухода Рошеля. – Боюсь, что он портит и других надсмотрщиков. Я все более убеждаюсь, что его бдительность направлена лишь на тех каторжников, которых он ненавидит. За ним нужен особый контроль…»

Тем не менее генерал Миренон отдал тайный приказ, чтобы в ночь с воскресенья на понедельник караул был удвоен.

Воскресный вечер быстро опускался на землю. Мрачные свинцовые тучи со всех сторон обложили небосклон. В воздухе пахло надвигавшейся грозой.

Адриенна и мушкетер вышли из гостиницы на окраине города. Хозяин гостиницы стоял на пороге и смотрел на небо.

– Вы куда‑то хотите идти, господин мушкетер? – обеспокоенно спросил он. – Не советую. Ночью будет большая гроза.

Виктор ответил, что до наступления грозы они вполне успеют совершить прогулку.

– Погода благоприятствует нам, – шепнул Виктор своей спутнице. – Скоро начнется буря. Она поможет нашему делу…

– Я вся в сомнении… У меня какое‑то нехорошее предчувствие… – со вздохом призналась Адриенна.

– Не сомневайтесь! Я знаю, где следует искать Марселя. Лошади у меня наготове. Вы поедете в почтовом дилижансе… Слышите, как бушует морской прибой? Как будто пушечные выстрелы доносятся из гавани. А вот и первый раскат грома. Если бегство будет замечено и последует выстрел из пушки, его не отличат от ударов грома.

В это время они дошли до решетчатых тюремных ворот. Буря уже вовсю хлестала дождем и ветром – и по ним, и по крепостным стенам, и по земле. Молнии то и дело прорезали черное ночное небо.

– За работу… – шепотом произнес Виктор и, вынув из кармана плаща пилку, принялся перепиливать железную полосу, запирающую решетки ворот.

Время близилось к полуночи, когда буря несколько поутихла, но дождь по–прежнему лил потоками. Вскоре и он стал затихать. Тучи на небе поредели, и сквозь них начал пробиваться лунный свет.

– Готово! – прошептал наконец мушкетер.

Запирающая полоса поддалась. Одна из половинок ворот приоткрылась. Теперь Виктор мог беспрепятственно войти в тюрьму, а Марсель так же беспрепятственно выйти из нее.

Оставив Адриенну за воротами, мушкетер направился вдоль крепостной стены, где была тень и где росли кусты. Держась все время в тени, он надеялся как можно незаметнее подойти к зданию лазарета. Но едва он успел скрыться в кустах, как услышал чьи‑то шаги. Шел патруль.

Сидя на корточках и не шевелясь, Виктор подождал, пока сонные солдаты во главе с капралом не протопали мимо. Тогда он, полусогнувшись, двинулся дальше и вскоре был уже около лазарета. Дверь лазарета была открыта.

Виктор вошел в тамбур и прислушался. Все было тихо. Не теряя ни минуты, мушкетер направился по длинному тускло освещенному коридору, где, по сведениям, полученным от знакомого караульного офицера, находилась одиночная камера.

Он неслышно шел по коридору и наконец добрался до двери. Здесь, в самом конце коридора, было совсем темно – свет фонаря, горевшего у входа, сюда не доходил.

Мушкетер руками ощупал дверь и мысленно поблагодарил лазаретного служителя, который оставил ключ в замке. Виктор медленно повернул ключ и приоткрыл дверь.

– Марсель! – позвал он шепотом.

– Кто это? Виктор? Ты пришел? Пробрался даже сюда? – Марсель выступил из кромешной темноты камеры и обнял друга. – А где Адриенна?

– Она там, у решетчатых ворот, – ответил мушкетер. – Скорее, скорее!.. Минута очень благоприятная!.. Патруль только что прошел мимо ворот. У нас до следующего патруля есть немного времени.

– Благодарение Богу… – прошептал Марсель, и поспешил за мушкетером в коридор.

– Здесь все тихо и спокойно, – шепотом говорил Виктор, стремительно шагая по коридору.

Выйдя из лазарета, они, не мешкая ни минуты, нырнули в тенистый кустарник. Пока все шло удачно.

– Иди к воротам, Виктор, – тихо сказал Марсель. – А я поверну к каменной скамейке, достану мундир и оружие, зарытые там креолом, и сниму арестантскую одежду.

– Хорошо. Мы будем ждать тебя у решетчатых ворот, – ответил мушкетер. – Лошади наготове.

И друзья расстались. Виктор поспешил к воротам, а Марсель повернул к каменной скамейке. Отыскав ее, он опустился на колени, руками разгреб песок и нащупал сперва мундир, потом пистолет. К несчастью, луна вышла из облаков и осветила Марселя. И тотчас неподалеку раздался, как удар грома, голос надзирателя Рошеля.

– Стража, сюда! – кричал этот вездесущий ревностный служака. – Сюда! Я вижу каторжника!

Крепко прижав к груди мундир и пистолет, Марсель бросился прочь от каменной скамейки в кусты, надеясь под их прикрытием добраться до решетчатых ворот.

– Скорей! Он побежал туда! – надрывался Рошель.

Трое солдат с офицером подбежали на крик надзирателя.

– Вон он, вон! – указывал Рошель.

– Стреляйте! – приказал офицер.

Загремели выстрелы, и беглец упал между кустами.

– Попался! – торжествующе завопил Рошель, вместе с солдатами и офицером подбегая к распростертому на земле Марселю.

– Взять его! – приказал офицер. – Он не убит, а, видимо, только ранен.

Надзиратель поднял мундир и пистолет, валявшиеся рядом с беглецом.

– Я не ошибся, это он! – вскричал Рошель. – Это каторжник номер пятьдесят семь из штрафной камеры!

Офицер удивленно качал головой.

– Где же он мог взять эти вещи? – недоумевал он.

– На допросе он все расскажет… – потирал руки Рошель.

Солдаты приподняли каторжника.

– Ранено плечо и задета голова, он истекает кровью, – заметил офицер, осматривая раненого. – Молодцы! Хорошо стреляли! Несите его в лазарет, надо как можно скорее перевязать раны!

– Не говорил ли я, что он попытается бежать! – не унимался в своем ликовании Рошель.

– Теперь у него пропадет охота бегать, – отозвался офицер и пошел за солдатами в лазарет, чтобы передать раненого врачу.

Рошель, гордясь собой, понес мундир и пистолет в комендантский дом.

Комендант только собрался отправиться на покой, когда надсмотрщик доложил ему о попытке каторжника бежать.

Генерал Миренон в сопровождении нескольких солдат, капрала и надсмотрщика тотчас отправился на место происшествия. К этому времени было обнаружено, что запор решетчатых ворот подпилен, и стало ясно, что беглец воспользовался посторонней помощью.

По распоряжению коменданта к воротам были поставлены часовые. Сам же комендант пошел в палату к раненому каторжнику.

Лазаретный хирург только что вынул пулю из плеча Марселя, который был без сознания. Допрос пришлось отложить до утра.

XI. МЕРТВЫЙ КАТОРЖНИК

Раны, полученные Марселем при неудавшейся попытке к бегству, были тяжелы, но не опасны для жизни. Утром лазаретный врач доложил коменданту, что каторжнику придется пробыть в лазарете несколько недель. После хирургической операции Марсель пришел в сознание. И поскольку он не метался, не жаловался на страдания, у врачей создалось впечатление, что он перенесет болезнь легко и скоро поправится.

Марсель лежал в палате, где, кроме него, находился еще один больной каторжник, похожий на Марселя лицом. Этот молодой человек, номер восемьдесят третий, по словам врачей, был обречен. У него была какая‑то неизлечимая болезнь, и он находился в полном беспамятстве.

Утром в палату явился дежурный офицер в сопровождении писаря и принялся допрашивать Марселя.

– У вас были помощники, номер пятьдесят семь, – сказал офицер. – Назвав имена сообщников, вы смягчите предстоящее вам наказание.

Марсель отрицательно покачал головой.

– Нет, господин поручик, этого я не сделаю. Вы сами стали бы меня презирать, вы сами в душе назвали бы меня подлецом, если бы я выдал имена этих самоотверженных людей. Я не назову их даже под пыткой. Я готов понести наказание и не дрожу перед ним.

– Вам не миновать пытки, каторжник, – предупредил офицер. – Вы должны будете дать откровенные показания.

– Признаться во всем, что касается меня лично, я готов, господин поручик. Но назвать имена друзей… К этому меня не может принудить никто в мире. Измене я предпочитаю смерть.

– Вы должны сознаться, каторжник, как вы вышли из лазарета.

– Мне открыли дверь, и я вышел на чистый воздух. Креол Диего перед смертью сказал мне, что спрятал офицерский мундир и пистолет под каменной скамейкой. Когда я вышел из лазарета, то поспешил к указанному месту, чтобы достать необходимые мне вещи. Я их там и нашел.

– Вы вполне откровенно ответили на часть моих вопросов. Теперь вам остается сказать, кто перепилил запор решетчатых ворот…

– Этого я не могу сказать, господин поручик.

– Вы подвергаете себя большим опасностям, каторжник…

– Я перенесу наказание без ропота, – ответил Марсель.

Офицер спросил у раненого имя и при этом обнаружил, что в список вкралась ошибка. Около имени Марселя Сорбона стоял черный крест, тогда как каторжник был жив. Этот крест следовало поставить около имени каторжника Марселя Парона, убитого в пути на каторгу за неповиновение капралу Тургонелю.

Офицер доложил о результатах допроса коменданту, который на следующий день сам отправился к раненому каторжнику.

Генерал Миренон не раз замечал, что каторжник номер пятьдесят семь в нравственном отношении стоит выше многих других каторжников.

– Около вашего имени в списках не сказано, в чем вы провинились, каторжник, – начал свой разговор с Марселем комендант Миренон. – Однако там стоит примечание, что вы осуждены на пожизненную каторгу на галерах.

– Я здесь без всякой вины, господин комендант, – со вздохом ответил Марсель.

– Марсель Сорбон, будьте откровенны, расскажите мне, что привело вас сюда и кто хотел облегчить вам бегство отсюда, – спросил генерал Миренон.

– Не сердитесь, господин комендант, но на вторую часть вашего вопроса я отвечать не буду. Что же касается вины… Моя вина состоит в том, что я незаконнорожденный, мешающий своему высокопоставленному дяде…

– Чей же вы сын, Марсель Сорбон?

– Я знал только свою мать, господин комендант. Эта благородная женщина была родной сестрой герцога Бофора.

– Так вы племянник всемогущего герцога? И он не мог вас защитить, спасти от каторги?

– Я жертва герцога Анатоля Бофора, господин комендант. Герцог ненавидит меня! И потому незаконнорожденный должен погибнуть, исчезнуть с лица земли… Или хотя бы пожизненно пойти на галеры.

– Но это ужасно! – вырвалось у коменданта. – Правду ли вы говорите, несчастный?

– Призываю Божью Матерь в свидетельницы! – ответил Марсель. – Моя единственная вина в том, что я жив, что меня родила Серафи де Бофор, что я хотел открыть королю злодейские намерения герцога. В приемной короля меня арестовали люди герцога, посадили в военную тюрьму, а потом отправили с партией каторжников сюда. И моя попытка бежать имела целью свободу, воспользовавшись которой, я бы отомстил за себя этому ненавистному мне человеку.

– Я весьма сожалею, Марсель Сорбон! Ваш безрассудный шаг обернется для вас самыми печальными последствиями… – сказал генерал Миренон. – По закону вас постигнет тяжелая кара, как только вы выздоровеете. У вас за пределами тюрьмы есть друзья, которые хотели бы освободить вас, но они вам только вредят. Назовите мне их, Марсель Сорбон!

– Требуйте от меня, чего хотите, господин комендант, но только не этого! Я уверен, что вы сами назвали бы меня негодяем, если бы я выдал своих друзей.

– Я вам сочувствую и понимаю ваше положение, Марсель Сорбон. Но мое сочувствие не должно мешать исполнению моего долга. Вы – племянник герцога Бофора, ваша мать – сестра герцога. Вероятно, она отвергнута им. Должно быть, это она старается под маской привидения как‑то помочь вам. Мне об этом доносили…

– Моя мать, благородная и великодушная Серафи де Каванак, прожив жизнь, исполненную мучений, скончалась, господин комендант.

– В таком случае кто‑то другой способствовал вашему бегству…

– Не настаивайте, господин комендант! Я никого не выдам. Вы теперь знаете мою историю, хотя я рассказал ее вам всего в нескольких словах. Я отдаю себе отчет в том, что как сторона слабейшая я должен погибнуть в неравной борьбе. Но, повторяю, ни вины, ни преступления за мной нет.

– Я вам верю, Марсель Сорбон, однако, к моему сожалению, это нисколько не может изменить вашего положения в тюрьме, это ничего не изменит и в вашем наказании, в тяжелой участи, постигшей вас. Не в моей власти освободить вас.

– Мне это известно, господин комендант.

– Но мне искренне жаль вас, Марсель Сорбон! И я хотел бы попытаться выхлопотать для вас помилование…

– Ни за что, господин комендант! Такая попытка принесет вам одни несчастья, а я не хочу множить число несчастных. Предоставьте меня моей участи. Для этой тюрьмы вы добрый и справедливый руководитель. Без вас каторжники были бы отданы на произвол чиновников. Не делайте для меня ничего! Это и мне не принесет пользы, и вас может погубить. Кто помогает и оказывает расположение мне, тот становится врагом герцога Бофора. А что это значит, ясно показывает участь моей несчастной матери и моя собственная…

Генерал Миренон, так долго просидевший у постели раненого каторжника, наконец поднялся со стула и собрался уходить.

– Вы первый каторжник, которого я считаю поистине благородным человеком, – признался он. – И я только сожалею о том, что не в моей власти спасти вас от незаслуженной кары, выпавшей на вашу долю. Я больше не настаиваю на выдаче вами сообщников. Я уверен, что вы перенесете положенное вам по закону наказание без страха.

– Обещаю вам это, господин комендант. И благодарю вас за сочувствие, – ответил Марсель, тронутый последними словами коменданта.

Генерал Миренон ушел.

Следствием этого разговора было то, что врач стал обращать на раненого больше внимания, прописал ему даже освежающие напитки. Это было все, что комендант мог сделать для Марселя. В делах служебных он не мог руководствоваться ни словами преступника, ни своими собственными чувствами.

Тяжелобольной каторжник номер восемьдесят три умер на следующий день.

В первую минуту Марсель позавидовал мертвецу – тот избавился от всех земных страданий. Но потом Марсель вспомнил об Адриенне. Она всеми силами старается освободить его, она привязана к нему всем сердцем. То же можно сказать о друге Викторе. Стало быть, есть на свете два существа, которым он, Марсель, нужен.

Марсель благодарил Небо за то, что Виктор и Адриенна благополучно скрылись от преследователей в ту ужасную ночь.

Между тем лазаретный врач подтвердил смерть преступника, и труп номера восемьдесят третьего был отнесен в комнату для покойников, где всегда было наготове несколько гробов.

Когда покойник, одетый в старое арестантское платье, был положен в простой узкий гроб, служитель зажег маленький фонарь, который должен был гореть до тех пор, пока труп не увезут на кладбище.

Теперь Марсель остался один в верхней палате. Он не разговаривал ни с лазаретным сторожем, ни с врачом, который ежедневно приходил к нему. В их глазах он выглядел таким безучастным ко всему, будто совершенно отказался от жизни.

Правда, раны его стали заживать и не причиняли теперь особенной боли. Ночью Марсель заснул, хотя сон его из‑за горячки был болезненным и беспокойным. Марсель бредил во сне, метался на постели, на щеках у него выступили красные пятна.

Когда в коридорах лазарета все затихло, и в комнате Марселя было слышно только его неровное дыхание, дверь тихо отворилась и в слабо освещенную палату вошла женщина, одетая во все белое. Она приблизилась к Марселю и дотронулась до его руки.

Марсель открыл глаза и с изумлением посмотрел на нее. Покрывало мешало разглядеть ее лицо, рука же ее была нежная и белая.

– Это ты… Ты явилась мне опять… – тихо произнес он, все еще сомневаясь, не сон ли это.

– Если твои раны позволяют тебе, Марсель Сорбон, то встань и следуй за мной, – прозвучал из‑под покрывала глухой голос.

– Ты хочешь увести меня из тюрьмы?

– Увести тебя невозможно, но я укажу тебе способ…

– Кто ты? Скажи мне только, кто ты? – воскликнул Марсель.

– Ни слова больше, а то ты выдашь себя, Марсель Сорбон. Молчи, если тебе дорога твоя жизнь. Следуй за мной.

И Женщина в белом двинулась к выходу из палаты.

Марсель поднялся, накинул арестантскую одежду и пошел вслед за Женщиной в белом, перед которой двери, казалось, отворялись сами.

Женщина в белом направилась в комнату для покойников. Она сделала знак Марселю, чтобы он следовал за ней. Затем она вошла в темную, неприветливую комнату, где стоял гроб недавно умершего преступника, и подошла к нему.

– Есть только один способ, один путь к твоему освобождению, Марсель Сорбон, – произнесла она тихим голосом. – Завтра, как только наступит ночь, труп этот вынесут из тюрьмы и отвезут в город к одному ученому. Он купил его для того, чтобы производить над ним свои анатомические наблюдения. Его работники придут за покойником. Дом ученого находится недалеко от пристани. Над домом возвышается башня для наблюдения за небесными светилами. Там гроб поставят в комнате, предназначенной для вскрытия трупов. Запомни хорошенько все, что я говорю. Завтра вечером, как только сторож уйдет от тебя, приходи сюда, вынь покойника из гроба, а сам ложись в него. Работники отнесут тебя вместо покойника в дом ученого, а оттуда ты сможешь бежать.

– Не во сне ли я, не в бреду ли? – прошептал Марсель. – Неужели все, что я вижу и слышу, происходит на самом деле?..

– Я привела тебя сюда, чтобы завтра ты мог найти эту комнату и увидел бы покойника, которому ты не причинишь никакого вреда, подменив его собой…

Марсель кивнул.

– Да, да, ты права, это единственный путь…

– Но только будь осторожен, Марсель Сорбон! Если ты примешься за дело осмотрительно, то завтра в это время ты уже будешь свободен.

– Благодарю тебя за то, что ты указала мне этот способ!

– Пойдем. Возвращайся в свою комнату, ложись в постель, успокойся и постарайся уснуть, чтобы собраться с силами к следующей ночи. Прощай, я тебя оставляю. Помни мои советы.

– Когда же я увижу тебя опять, великодушное создание? Ты являешься мне уже второй раз как ангел–хранитель…

– Ты увидишь меня тогда, когда будешь нуждаться во мне, Марсель Сорбон, когда ты будешь в опасности. Прощай! Да поможет тебе Небо выздороветь и бежать!

С этими словами таинственное привидение вышло из комнаты.

Марсель смотрел ему вслед до тех пор, пока оно совсем не скрылось из виду. Тогда он вышел из покойницкой, поднялся по лестнице и проскользнул в свою палату, не будучи никем замеченным. Здесь он разделся и лег в постель. Сон его на этот раз был крепким, без кошмарных сновидений.