Текст книги "Среди самцов"
Автор книги: Фиона Уокер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 39 страниц)
14
Одетта тряслась на заднем сиденье старенького «Форда Зефир», принадлежавшего Фебе Фредерикс. Слева от нее сидела дизайнер дамских шляпок Динни, а справа – Бибби, которая сказала о себе, что работает на аукционе «Сотбис».
Расположившаяся на переднем сиденье рядом с водителем веселая, оживленная Саския допытывалась у Фебы, куда они едут.
Одетте Феба понравилась. Хотя бы потому, что разделяла ее мысли относительно умственных способностей Динни и Бибби. Когда перед отъездом они собрались вместе у Ноттинг-Хилл, Феба, кивком головы указав на Динни и Бибби, прошептала: «Какие-то убогонькие, верно? Я их еще в школе терпеть не могла. Помню, мы с Саскией прозвали их за тупость „прокладками“. Не бог весть какое прозвище, но нам было тогда по четырнадцать».
В машинах, которые следовали за Фебой в составе праздничного кортежа, ехало еще несколько «прокладок» – школьных подружек Саскии. Одетта не запомнила точно их имена, помнила только, что все они заканчивались на «и», вроде: Полли, Китти, Диппи, Хилли, Банти, Лотти. Одетта так поняла, что это были все больше школьные прозвища. Если же их подобным образом называли в семье, это могло означать только одно: их родителям больше хотелось обзавестись собачками, а не детьми.
– Какое великолепие, подумать только! – проквакала Бибби, когда «Форд Зефир» Фебы, скрипя всеми сочленениями, свернул на подъездную дорожку, которая вела к старой помещичьей усадьбе.
– Очень, очень красиво, – застрекотала Динни. – Я и представить себе не могла, что в Уэльсе есть такие усадьбы.
Езда по дурной дороге утомила Одетту, когда же они стали все дальше забираться в горы, она почувствовала, что ее начинает подташнивать, закрыла глаза и сделала попытку уснуть. Не сразу, правда, но задремать ей все-таки удалось. И вот теперь она, подняв тяжелые, будто налившиеся свинцом веки, смотрела на каменный, увитый плющом старинный особняк, похожий как две капли воды на те строения, которые кинематографисты так любят снимать в фильмах ужасов.
– Ущипни меня, Феба. Скажи мне, что я не сплю! – в восторге вскричала Саския. – Неужели это тот самый дом?
По мере того как они подъезжали к особняку, его высокие каминные трубы, крытые черепицей крыши и увенчанные флюгерами башни ярус за ярусом поднимались им навстречу, словно вырастая из земли. Вблизи здание казалось еще более величественным и мрачным, чем со стороны шоссе.
– Не спишь. Тот самый, – рассмеялась Феба. – И, как прежде, зовется Пляс Гвин.
– Господи! – Саския все никак не могла поверить собственным глазам. – Какая же ты молодец, Феба! Не понимаю, как тебе удалось его арендовать?
– Места надо знать. И уметь договариваться с людьми. – Феба подкатила к парадному входу. Подвеска машины рыдала, как гиена в безлунную ночь, а под колесами хрустел гравий. – Между прочим, раньше здесь находилось студенческое общежитие, но вот уже несколько лет как в доме никто не живет.
– Не может быть, чтобы такой дом пустовал! – прочирикала Динни.
– Очень даже может, – пробормотала Бибби. – Похоже, он холодный и очень сырой. Ты его через агентство арендовала?
– Мы с Фебой приезжали сюда, когда были детьми, – сказала Саския, крутанувшись на сиденье. – Предки бросили нас здесь на три недели, а сами уехали загорать и пьянствовать на Карибские острова. По-моему, тогда на дворе тоже стоял декабрь – вот как сейчас…
– Точно, – сказала Феба, выключая двигатель. – Был канун Рождества. Помнится, нам страшно здесь не понравилось – из-за жуткого холода. Мы тут возненавидели всех и вся – даже друг друга. Помнишь, какие подлянки ты мне устраивала?
– Конечно, – хихикнула Саския. – Я проткнула дырку в твоей грелке, которую ты брала с собой в постель.
– А я во время соревнований по спортивному ориентированию вытащила у тебя из фонарика батарейки и заменила их старыми. Они сдохли, когда ты забралась в лесную чащу. Жуткое было время!
– Зачем в таком случае вы сюда вернулись? – поинтересовалась Бибби. Слова «какое великолепие!» она больше не повторяла: заметила трещины в стенах, разбитые окна и нехватку черепицы на крыше.
– Вам придется основательно нас напоить, прежде чем мы вам об этом расскажем, – произнесла Саския, обнимая подругу за плечи. – Ах, Феба, какая же ты все-таки молодчина. Я люблю тебя!
– Я тоже люблю тебя, детка. – Феба поцеловала ее в щеку, потом достала из бардачка блокнот и сказала: – Однако пора делать перекличку.
С этими словами она вылезла из машины и отправилась выяснять, все ли подруги Саскии, следовавшие за ними из Лондона, добрались до места.
Выбравшись из своих автомобилей, «прокладки» разом вынули из карманов мобильники и стали давить на кнопки, чтобы сообщить своим папенькам, маменькам и муженькам, что они благополучно прибыли в Уэльс. В следующую минуту, однако, все они разразились негодующими криками: их мобильники отключились – возможно, по причине того, что приемопередающие станции в этой глуши сидели на голодном энергетическом пайке.
Похоже, у «прокладок» был план предаться здесь воспоминаниям о школьных годах, развалившись на постелях в дортуарах и перемежая болтовню шуточными потасовками на подушках. К сожалению, в спальнях бывшего общежития подушек для потасовок почти не осталось. Тут и одеял-то было мало, даже ветхих, поэтому молодые женщины, рассыпавшись по дому, первым делом стали подыскивать для себя мало-мальски приличные, не разоренные еще до конца спальни.
Одетта поднялась по узкой крутой лестнице на второй этаж, а потом, пройдя его из конца в конец – на третий. Чем выше она поднималась, тем холоднее ей становилось. Соответственно и комнаты, в которые она заглядывала, казались все более холодными, сырыми и мрачными. Войдя в одну из спален, она с воплем выскочила наружу – ей навстречу устремилась огромная крыса со зловеще поблескивавшими глазками. Бросившись со всех ног по лестнице вниз, она носом к носу столкнулась с Фебой.
– Что случилось, Одетта? – с тревогой спросила молодая женщина, заметив ее округлившиеся от ужаса глаза.
– Я только что видела совершенно кошмарного грызуна!
– Да, боюсь, в этом доме водятся-таки мышки. Но это, надеюсь, не помешало тебе подобрать комнату себе по вкусу?
Одетта покачала головой.
– Мышки? Это была здровенная крыса!
– Неужели? – ухмыльнулась Феба. – Крысы, насколько я знаю, плохо переносят высоту. Пословица гласит, что «мыши живут на крыше, а крысы – в подполе». Кстати, моя комната рядом с комнатой Саскии, и ты можешь расположиться у меня – если, конечно, не возражаешь.
Одетта последовала за Фебой, размышляя на ходу о том, что животное, которое она видела, никак нельзя отнести к разряду мелких грызунов – даже с большой натяжкой.
Комната, куда ее привела Феба, была просторна и обладала широкой деревянной кроватью с продавленным, но зато сухим матрасом.
– А у тебя очень неплохо, – сказала Одетта, бросая на кровать свою сумку.
– Жаль только, постельного белья нет, – ткнула пальцем в голый матрас Феба. – Зато есть чем растопить камин. Я нашла под кроватью собрание сочинений Жоржетты Хейр. Только никому не говори, ладно?
Одетта уныло кивнула.
– Только не надо вешать нос! – воскликнула Феба, подхватывая Одетту под руку. – Так решила Саския. Никакого тебе шоколада в постель и никаких удобств. Пусть «прокладки» узнают, что такое суровая жизнь общаги. Но мы-то выше этого и не будем расстраиваться по пустякам, верно?
– Так это шутка или, хуже того, месть? – Одетта была неприятно удивлена.
Феба пожала плечами:
– Как сказать? Эти милые девочки доставали нас с Саскией все время, пока мы учились в школе. Оказавшись по странной прихоти судьбы много лет назад в этих стенах, мы с Саскией перед отъездом дали клятву в один прекрасный день основательно им насолить. Между нами, Саския – женщина довольно мстительная. Это, я бы сказала, главный ее недостаток.
15
Обстановка на вечеринке была точь-в-точь такая, как на школьных девичьих посиделках, за исключением того, что школьницы вряд ли могли себе позволить пить «Мерло» и курить сигареты «Силк Кат». Чтобы приготовить ужин, пришлось воспользоваться стоявшими на кухне портативными газовыми плитами. Чтобы растопить и прогреть до нужной температуры оставшуюся от давних времен огромную печь, понадобилось бы несколько часов.
Так или иначе все устроилось, и посиделки с выпивкой, тостами, сплетнями и анекдотами затянулись далеко за полночь. При взгляде на этих женщин, одетых в толстые свитера, куртки и вязаные шапки, можно было подумать, что они собираются в арктическую экспедицию. Увы, многочисленные одежки были единственным средством, позволявшим чувствовать себя комфортно среди каменных стен, которые в прямом смысле вытягивали из человека тепло.
Когда женщины основательно нагрузились горячительными напитками, разговор, как и следовало ожидать, перекинулся на темы семейной жизни и отношений между полами. «Прокладки» – все, как на подбор – ругали сильную половину человечества, не чураясь даже самых хлестких и энергичных выражений. Высказывалась глобальная мысль, что мужчины – существа тупые, бесполезные и в практической жизни мало что смыслят. Поскольку формулировка этого тезиса возражений ни у кого не вызвала, леди заскучали.
– Давайте, девочки, сыграем в одну забавную игру! – воскликнула Динни. – Возьмем бумагу, напишем, при каких обстоятельствах мы познакомились с нашими избранниками, а потом положим записки в шапку и перемешаем. Пусть Саския достает их по одной и читает. Наша задача – угадать, кто какую записку написал.
– Скучно, – проквакала Бибби. – Уж слишком хорошо мы друг друга знаем.
– Тогда давайте напишем, как и при каких обстоятельствах мы потеряли девственность. Согласны? – загораясь энтузиазмом, спросила девица с козьей физиономией.
Одетте в лицо бросилась кровь. Она потеряла девственность на школьном вечере, не испытывая никаких, кроме любопытства, чувств. Ее первым мужчиной был Стэн, которым в то время владели те же примерно чувства. Эксперимент сопровождался сильными болевыми ощущениями, что едва не разрушило их дружбу. Поскольку Одетта не знала, рассказал ли Стэн об этом эксперименте Саскии, предложенная «козьей мордой» тема показалась ей не слишком вдохновляющей.
– Что-то мне не хочется играть в эту игру, – подала голос Феба. – К чему возрождать подростковые комплексы?
– Ладно, проехали, – примиряюще сказала Саския. – Даю другую вводную. Более актуальную. У каждой из нас наверняка было небольшое любовное приключение, о котором не знает никто – ни избранник, ни даже близкие подруги. Вот мы и опишем такое приключение, а остальные пусть гадают, с кем это произошло.
Послышались возбужденные возгласы вроде: «Вот это дело!» или «Классная мысль!» – свидетельствовавшие о том, что новый проект безоговорочно одобряется и принимается.
Румянец на щеках Одетты заалел еще ярче.
– Как-то все это несерьезно, – пробормотала она. – Что-то вроде детской игры в угадайку.
– Стесняешься – не пиши, – скривив губы, бросила «козья морда». – Тебя никто не заставляет.
– Хорошо, я тоже буду играть, – небрежно сказала Одетта, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно и уверенно. – Коли у вас так заведено.
В ожидании, когда ей передадут ручку, Одетта стала мысленно перебирать свои связи, которые можно было, пусть и с натяжкой, отнести к разряду «небольших любовных приключений». Увы, ничего такого, о чем стоило бы написать, она в своем прошлом не обнаружила. Все было очень скучно и банально. Она и при свете-то всего один раз трахалась, да и то потому, что на этом настоял ее партнер.
И тут ее осенило. Маленькое приключение с Калумом на заднем дворе «РО»! Ведь оно имело место, верно? Ну а коли так, она имеет полное право о нем написать и даже внести в сюжет кое-какие необходимые ей коррективы.
– «…а потом, притиснув меня к машине, Джонатан опустился на колени, стянул с меня трусики и стал жадно лизать мне промежность, – читала Саския нежным, воркующим голоском, от которого ее маленькая аудитория впала в некое подобие транса. – Мы были как дикие животные. Никого и ничего вокруг себя не замечали, и нам было наплевать, видит ли нас кто-нибудь в эту минуту. Джонатан толкнул меня на капот машины, который был еще теплым, поскольку она недавно подъехала. Я запрокинула голову и увидела сквозь ветровое стекло лицо своего бывшего любовника, который наблюдал за мной с водительского места. Оказывается, мы занимались любовью на капоте его машины и, что хуже всего, слишком сильно завелись и не могли остановиться…» – Саския прервала чтение, обмахнула бумажным листом разгоряченное лицо и сказала: – Не знаю, как вам, девочки, но мне от этой исповеди сделалось жарко.
«Прокладки» потрясенно молчали. Наконец одна из них, Бибби, немного оклемавшись, отважилась подать голос:
– А дальше что было? Почему Ты больше не читаешь?
– А больше ничего нет, – сказала Саския и, перевернув листок, продемонстрировала своей аудитории его девственно-чистую обратную сторону.
– Кто бы это ни писал, порядочные люди так не поступают, – проворчала Феба. – Пусть автор встанет и расскажет нам, чем кончилось дело.
– Нет, не надо вставать! – запротестовала «козья морда». – Мы сами должны отгадать, кто это был.
– Я знаю, кто это сочинил, – сказала Саския, всматриваясь в написанные знакомым почерком строки и хитро улыбаясь. – Более того, мне даже кажется, я знаю, когда все это случилось.
Одетта побледнела. Она как-то не подумала о том, что Саския может догадаться, кто написал эту историю, и протянуть ниточку к реальному событию, имевшему место на вечере в «РО». Оставалось только надеяться, что Саския не поймет, кто скрывается в ее писульке под псевдонимом Джонатан.
– Это ведь твоя исповедь, не так ли? – спросила Саския, посмотрев на Одетту блестящими от возбуждения глазами.
Одетта небрежно кивнула.
– Все это было очень, очень давно, – торопливо сказала она.
– Разумеется, – хихикнула Саския. – На прошлой неделе, к примеру.
– Ну и дела! – присвистнула Феба. – Давай рассказывай. О том, в частности, как отреагировал твой бывший, когда тебя увидел.
Одетта отхлебнула красного вина и обвела взглядом комнату. Вокруг были напряженные лица и округлившиеся от любопытства глаза. По ее мнению, сейчас она более всего походила на вожака отряда скаутов, который на привале рассказывает своим подопечным у костра страшные истории. Но закавыка была в том, что она терпеть не могла рассказывать что-либо на публике, а уж врать – тем более.
– Да никак не отреагировал, – ровным голосом сказала она. – Сидел в машине как дурак, а когда мы вернулись в дом, завел мотор и уехал.
Конец рассказа показался «прокладкам» суховатым и лишенным драматического накала. По этой причине они разочарованно загудели, словно мухи, которых отогнали от тазика с вареньем.
– А этот твой Джонатан… – протянула Феба, наливая себе вина. – У тебя с ним серьезно или так – просто трахаетесь от случая к случаю?
– Не знаю, что и сказать, – пробормотала Одетта, а потом торопливо добавила: – Я это в том смысле, что еще не решила, какие отношения меня больше устраивают.
– В любом случае, Одетта, ты оказалась в весьма пикантной ситуации, – рассмеялась Саския, а потом, к большому для Одетты облегчению, достала из цилиндра следующую бумажку и снова приступила к чтению: – «Мы занимались этим на диване, а вокруг сидели на задних лапах лабрадоры и пристально на нас смотрели…»
Так себе была история – ничего особенного. Но Одетта, благодарная судьбе за то, что «прокладки» наконец от нее отстали, откинулась на спинку кресла и стала покорно слушать вместе со всеми очередную исповедь.
– Чем это пахнет? – спросила вдруг Феба, принюхиваясь.
– Вот это да! – воскликнула Арабелла, устремив взгляд на бедра Одетты. – Она у нас такая сексуальная, что у нее даже низ живота дымится!
– Господи! – Одетта, а вслед за ней и все остальные дамы повскакивали с места. Вылетевший из камина крохотный кусочек тлеющего дерева попал Одетте точно в промежность и прожег в ее кожаных брюках дырку.
– Ты не обожглась? – обеспокоенно спросила Феба.
– Да нет, все нормально, – сказала с пылающим от смущения лицом Одетта, пытаясь оценить причиненный ее гардеробу ущерб. – Просто мне надо пойти переодеться.
Переодевшись и вернувшись в гостиную, Одетта ничьих исповедей больше не слушала, а задумалась о собственных проблемах. Все ее помыслы были сосредоточены на Калуме. Хотя история на заднем дворе завершилась совсем не так, как она описала, она страстно жаждала ее продолжения.
Проснувшись с рассветом, Одетта натянула на себя спортивный костюм и отправилась на пробежку. Дорожки вокруг старинного особняка были размыты дождем, и ее ноги при каждом шаге погружались чуть ли не по щиколотку в жидкую грязь. Неожиданно повалил мокрый снег, все вокруг потемнело. На душе у Одетты тоже было невесело: она не уставала корить себя за допущенные ею ошибки. Во-первых, сбежав от Калума, она проявила не принципиальность, как ей тогда казалось, а самую обыкновенную трусость. Во-вторых, она позволила Флориану Этуалю одержать над ней верх и вытеснить ее с руководящих позиций в ее же собственном ресторане. И в-третьих, незачем было разыгрывать из себя умудренную любовным опытом женщину, стараясь угодить кучке избалованных и пресыщенных жизнью девиц. Своим человеком в этой компании она все равно никогда бы не стала и, что самое главное, не очень-то к этому и стремилась.
Гонимая порывами ветра, мокрым снегом и своими печальными мыслями, она прибавила шагу, желая побыстрей добраться до укрытия. На удивление, старый дом уже не казался ей таким зловещим и мрачным, как вчера. Теперь он представлялся ей чем-то вроде благодатного оазиса, где можно было обсушиться и отогреть у огня занемевшие от ледяного ветра руки.
На кухне толпились задумчивые с похмелья «прокладки», одетые в толстые халаты, разноцветные пижамы и ручной вязки шерстяные носки. Все они, как по команде, подняли глаза и с ужасом на нее посмотрели.
– Где ты была? Мы думали, ты все еще нежишься в постели, – проквакала Бибби, узнать которую в стеганом мужском халате и натянутой чуть ли не до самых глаз шерстяной шапке было довольно трудно.
– Я бегала, – сказала Одетта, едва не щелкая зубами от холода. – Ну а теперь собираюсь принять душ.
– А здесь нет горячей воды! – радостно сообщила ей Арабелла. – А чтобы ее нагреть, потребуется несколько часов.
Сотрясаясь всем телом от озноба, Одетта прошла к себе в комнату и сняла пропитанный ледяной водой и потом тренировочный костюм. Поскольку ее кожаные брюки были безнадежно испорчены, она надела джинсы и красный пушистый свитер и вдруг почувствовала, что ей ужасно хочется сию же минуту оказаться дома. Постоять с четверть часа под упругими струями бьющего с потолка горячего душа, надеть на себя шелковый японский халат и забраться в чистую постель. Но поскольку об этом оставалось только мечтать, она зашла в первую попавшуюся ванную комнату, вычистила зубы и плеснула ледяной водой в лицо.
Спустившись на кухню, она застала там одну только Фебу, которая допивала кофе из жестяной кружки. Одетта попыталась было зажечь газовую плиту, чтобы подогреть чайник, но у нее ничего не получилось.
– Газ кончился, – спокойно констатировала сей печальный факт Феба. – Хочешь, допей мой. – Она протянула Одетте свою кружку и спросила: – Ты верхом ездишь?
– Никогда не пробовала, – ответила Одетта. Как-то раз ей пришлось кататься на ослике, но вряд ли это можно было назвать полноценной верховой прогулкой.
По сравнению с домом Центр конного спорта выглядел весьма презентабельно. Всеми делами здесь заправлял грум по имени Дей, который был несказанно рад заполучить в мертвый сезон клиентуру в виде полутора дюжин симпатичных молодых женщин.
Дей напялил на Одетту тяжелый шлем с цифрой «восемь» на лбу и подвел ее к тощей белой лошади, у которой не было гривы, зато имелась пара голубых, навыкате, совершенно безумных глаз.
– Его зовут Коджак [1]1
Герой популярного детективного сериала с совершенно лысой головой.
[Закрыть], – сказал Дей с сильным уэльским акцентом, помогая Одетте забраться в седло. – Мы зовем его так из-за гривы. Вернее, из-за ее отсутствия.
– А он у вас тихий? – робко поинтересовалась Одетта.
– Не матерится, значит, тихий, – сказал со смехом Дей и добавил: – Так что вы, леди, не напрягайтесь. Сидите спокойно. Главное – правильно держать ноги. Между прочим, мне очень нравятся ваши сапоги. Крепко, должно быть, сшиты…
Одетта украдкой посмотрела на свои донельзя вымазанные в грязи стильные «Гуччи», которые обошлись ей в триста фунтов, и тихонько вздохнула.
Пока она усаживалась с помощью Дея на Коджака, «прокладки», которые в своем большинстве были опытными наездницами, уже вскочили в седла и, чтобы опробовать лошадей на ходу, пускали их то рысью, то в галоп.
Одетту немилосердно трясло, а седло было жестким и неудобным. Скоро всадница почувствовала, что удержаться на лошади очень непросто, и посетовала на полное отсутствие гривы у Коджака: будь у него грива, она могла бы в случае необходимости за нее уцепиться. Поводьям она не доверяла – они были слишком длинными. Но больше всего ее тревожило то обстоятельство, что она, сидя в седле, очень высоко вознеслась над землей. Это было все равно что сидеть на дереве. Ей было так страшно, что она не отваживалась смотреть вниз.
Когда они ехали, вытянувшись цепочкой, по узкой лесной тропинке, Дей, который скакал во главе процессии, громким голосом давал указания:
– Не позволяйте этим одрам жрать на ходу мох… Не растягивайтесь… Не приближайтесь к идущей впереди лошади: она может лягнуть вашу… Следите, чтобы ветка не хлестнула вас по лицу…
«Прокладки», досконально знавшие все эти нехитрые премудрости, время от времени свистели или разражались протестующими кликами, но Одетта молчала и, пыхтя от усердия, старалась следовать всем указаниям наставника.
– Ну что, девочки, поскачем быстрее? – Дей изо всей силы ударил каблуками своего тяжеловоза, который сразу же сменил аллюр и, разбрызгивая жидкую грязь своими громадными копытами, как буря помчался вперед. Наездницы, пригнувшись к гривам, устремились за своим лидером. «Вот черт!» – подумала Одетта, когда Коджак тоже наддал и увеличил скорость. Бросив поводья, которыми она все равно не умела пользоваться, Одетта ухватилась за высокую переднюю луку седла и растопырила в стороны ноги, опасаясь ненароком задеть Коджака каблуками и сообщить ему тем самым еще больше прыти. Коджак, однако, воспринял это как желание всадницы предоставить ему полную свободу действий и понесся так, что довольно быстро обставил двух скакавших впереди Одетты «прокладок». Дальше – больше. Сама не заметив, как это произошло, Одетта в скором времени оказалась во главе скачущих амазонок и даже стала нагонять Дея. Интересное дело: когда Коджак обгонял лошадей «прокладок», животные вытягивали шеи, норовя его укусить, что заставляло его бежать еще резвее. Похоже, он нравился соседям по стойлу ничуть не больше, чем его всадница – «прокладкам».
Когда Коджак поравнялся с тяжеловозом Дея, грум оглянулся, оскалил в улыбке зубы и, крикнув: «Стой, говядина, куда прешь!» – схватил лошадь за болтавшиеся у нее на шее поводья и остановил. Одетта с облегчением перевела дух и сдвинула на затылок сбившийся на глаза тяжелый шлем. Минутой позже к ним стали одна за другой подъезжать хихикающие «прокладки», видевшие во всех подробностях молниеносный, но лишенный всякого изящества бросок Одетты к голове колонны.
А в следующую секунду случилось нечто ужасное: тишину леса прорезал вибрировавший на высокой ноте пронзительный звук. От неожиданности и ужаса тяжеловес Дея встал на дыбы, сбросил всадника и поскакал к лесу, взмахивая гривой и таща за собой по грязи хозяина, который не успел высвободить ногу из стремени. Одновременно пришли в движение и другие лошади. Словно прыснувшие во все стороны от летящего камня воробьи, они помчались бешеным галопом в разных направлениях, унося на себе обезумевших от ужаса «прокладок». Некоторые всадницы не выдерживали такой бешеной скачки и рушились с седел в снег и грязь.
Один только Коджак продолжал стоять как ни в чем не бывало на том самом месте, где его остановил грум. И тут Одетта поняла, что он глух как пробка. Впрочем, поразмышлять над сделанным ей открытием Одетте так и не удалось. Послышалась новая пронзительная трель, а затем, через короткий промежуток времени, другая. Одетте потребовалась минута, не меньше, чтобы сообразить, что это звонит ее собственный телефон, который она забыла вынуть из кармана. Судя по всему, приемопередающая станция этого горного края наконец заработала и, соответственно, включились находившиеся в зоне ее действия мобильники.
– Слушаю, – сказала Одетта, поднося телефон к уху.
– Одди! Слава богу, я до тебя дозвонилась, – забулькал в микрофоне плачущий голос старшей сестры Монни. – Крэйга арестовали! Мне нужна твоя помощь, Одди. Сделай что-нибудь – очень тебя прошу. Кстати, где ты находишься? Вокруг такой шум, что я плохо тебя слышу…
Еще бы она хорошо ее слышала! Сброшенные своими лошадьми «прокладки», перекликаясь и стеная на все лады, стали постепенно собираться на поляне, где, подобно каменному изваянию, недвижно стоял Коджак.
– Что случилось? – спросила Феба, подходя к Одетте в тот самый момент, когда она, закончив разговаривать, прятала мобильник в карман.
– Неожиданно заработал мой телефон, – виноватым голосом сказала она. – Звонила сестра, сказала, что арестовали ее мужа. Придется мне, как видно, возвращаться в Лондон.
Одетта думала, что от этих слов «прокладки» придут в негодование и станут подозрительно на нее посматривать, но ничего подобного не случилось. Уж больно их обрадовало известие о том, что включились мобильники. Сразу же выяснилось, что все это время телефоны находились при них. Они тут же достали их из карманов курток и джинсов и принялись названивать своим родственникам. Говорили они одновременно, старательно перекрикивая друг друга.
Дей, успевший к тому времени стреножить своего жеребца и стряхнуть с одежды грязь и застарелый лисий помет, смотрел на них, выпучив глаза.
– Совершенно чокнутые бабы, – сказал наконец он и поднял глаза на Одетту, которая единственная из всех, продолжала сидеть на лошади. На выдубленном всеми ветрами лице грума отражался происходивший в его голове мыслительный процесс. – Это твой, что ли, телефон затренькал?
Она, продолжая размышлять об аресте Крэйга, согласно кивнула. К большому ее удивлению, грум, вместо того чтобы выругаться, вдруг разразился веселым смехом. Он смеялся так заразительно, что Одетта просто не могла к нему не присоединиться.
– Никогда не видел, – говорил Дей, смахивая с глаз выступившие от смеха слезы, – чтобы столько расфуфыренных дамочек разом попадало с коней в грязь. Спасибо тебе, детка… потешила… Как говорится, снимаю перед тобой шляпу.
Он и в самом деле снял перед ней каскетку, обнажив лысую, как колено, голову.
За спиной Одетты тоже кто-то звонко засмеялся, присоединив свой голос к надтреснутому, дребезжащему баску Дея. Одетта повернула голову и увидела Саскию.
– Я знала, что, пригласив тебя, поступила правильно, – сказала она. – С твоей помощью я осуществила свой давнишний план мести. В благодарность за это я буду любить тебя вечно.
