Текст книги "Среди самцов"
Автор книги: Фиона Уокер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц)
Когда Одетта вошла на кухню, Флориан вовсю угощался коньяком из запасов «РО». Он был уверен, что Одетта уехала домой – возможно даже, с Калумом. Хотя последний всячески демонстрировал полное отсутствие заинтересованности в этой особе, между ними определенно что-то происходило – об этом Флориану говорило чутье, которое никогда его не подводило.
– Хочешь? – спросил он, помахивая коньячной бутылкой. – Я сейчас принесу стакан…
– Не надо, – сказала Одетта, выхватила у него бутылку и, стараясь не морщиться, отхлебнула прямо из горлышка. Потом, отставив бутылку, вплотную подошла к Флориану.
Флориан провел языком по внезапно пересохшим губам. В следующую секунду он уже жадно прижимал их ко рту Одетты.
Ее рот Флориану понравился. От него вкусно пахло коньяком и шоколадным муссом его собственного приготовления.
У Одетты же было такое ощущение, что она целуется с пепельницей, наполненной окурками и использованной жевательной резинкой. Руки Флориана, которые жадно шарили по ее грудям, были ей отвратительны ничуть не меньше, чем его рот. Она закрыла глаза и попыталась ни о чем не думать. Так в подобных случаях поступала одна из героинь писательницы Джеки Коллинз.
– Ну-ка полижи меня, – скомандовала она с замирающим сердцем, задаваясь вопросом, не чрезмерно ли ее требование.
Так оно, по-видимому, и было, поскольку Флориан отлепился от ее губ и сердито сказал:
– Хочешь, чтобы я попробовал тебя, как какой-нибудь соус? Черта с два!
На мгновение Одетта замерла, не зная, как быть. Что, интересно знать, сказала бы на ее месте Лаки Сантанджело – героиня Джеки Коллинз?
– Делай, что тебе говорят, не то… не то я тебя уволю!
– Думаешь, я какой-нибудь сопливый поваренок, которым ты можешь помыкать? – вспылил Флориан. Он, однако, не мог не признать, что им стало овладевать какое-то странное возбуждение.
Одетта любила азартные игры. В данную минуту ей казалось, что шансы у нее невелики, но все-таки решила рискнуть.
– А ты и есть такой. Давай, приступай к делу, не то я выгоню тебя отсюда пинками!
И Флориан послушался. Одетта не поверила своим собственным глазам, но это было так. Опустившись перед ней на колени, он стянул с нее трусики и приступил к делу. И он не просто лизал, а священнодействовал, как при дегустации самых изысканных блюд. Потом он заставил ее взгромоздиться на металлический разделочный стол, поставил на четвереньки и вошел в нее сзади, как, по слухам, любил делать Калум. Флориан очень старался, прямо вон из кожи лез – так возбуждающе подействовала на него ее угроза выгнать его из кухни пинками.
По этой причине, когда она на следующее утро выгоняла себя из дома, каждый шаг давался ей с трудом и вызывал боль.
18
Эльза решила встретиться с подругами не в своем любимом пабе «Стэг», а в «РО». В первую очередь потому, что она беспокоилась за Одетту и хотела с ней переговорить. Узнать, что у нее и как. Джун ворчала, что в «РО» все слишком дорого и пьянка там обойдется в кругленькую сумму. Лидия поход в «РО» тоже не одобряла, правда, подругой причине.
– Это затянется надолго, а мне еще надо встретиться с нужными людьми, чтобы договориться насчет свадебных торжеств.
– Ну и что? Посидишь немного, съездишь по делам, а потом снова к нам присоединишься, – сказала Эльза.
Одна только Элли выразила безусловное согласие с предложением Эльзы. Она просто мечтала попасть в «РО», поскольку в вечер открытия они с мужем из-за болезни ребенка так и не смогли туда выбраться.
– Фантастика! – присвистнула Элли, когда они с Эльзой вошли в фойе. – Похоже, Одетте пришлось основательно потрудиться, чтобы все так обставить.
– Что-то я ничего уже здесь не узнаю, – пробормотала Эльза, с удивлением окидывая взглядом помещение.
Женщины расположились в баре. Хотя Элли была одета в свою выходную синюю бархатную юбку и жемчужно-серую водолазку, ее костюм не выдерживал конкуренции со стильными нарядами лондонских модниц, и из-за этого она чувствовала себя здесь не слишком уютно. Через некоторое время в бар ввалилась Джун в старом манто из вытертого каракуля и пожаловалась, что ее не хотели впускать.
– Мое манто им, видите ли, не приглянулось, – проворчала она. – Мне пришлось сказать, что я знаю владелицу ресторана и к тому же здесь работаю.
– Неужели? – спросила Эльза. – Помнится, Одетта говорила мне, что работать у нее на постоянной основе ты отказалась.
– Ну, отказалась. Но она все равно меня дергает от случая к случаю, а когда на втором этаже откроется клуб, так у меня работы еще больше прибавится.
– Откроется? – удивилась Эльза. – А разве его закрыли?
Джун пожала плечами:
– Если мне не изменяет память, что-то там у Одетты не заладилось. То ли пожарная охрана наехала, то ли еще кто. Впрочем, к чему гадать? Мы сами у нее спросим. Кстати, кто-нибудь ее сегодня видел?
Элли и Эльза отрицательно покачали головами.
Одетта сидела у себя в кабинете и ревела. Она знала, что ее приятельницы в баре, но с таким распухшим лицом, как у нее, появляться в обществе нечего было и думать.
Ей никак не давал покоя вопрос, откуда у нее берутся все эти слезы. Должно быть, она пьет слишком много минеральной воды, и в этом все дело. Но как бы то ни было, в последнее время она только и делала, что плакала. Плакала и без конца смотрела свой любимый фильм «Девять с половиной недель». В дневное время ей, правда, удавалось еще брать себя в руки, но вечером и ночью слезы текли у нее из глаз будто сами собой.
Калум исчез и не объявлялся вот уже несколько дней. В понедельник она посчитала это большой удачей. Ей не хотелось видеть ни его, ни Флориана, и она заперлась у себя в кабинете, чтобы просмотреть накопившиеся за уикенд бумаги. Увы, бумаги исчезли, и она продолжала оставаться в неведении об истинном положении дел. Впрочем, и без бумаг было ясно, что ее дела обстоят далеко не блестяще и она кругом в долгах.
Во вторник она зашла в полицейский участок, где совершила подлог, предложив вниманию офицеров копию своего старого банковского счета, на котором в графе «Приход» красовалась солидная пятизначная цифра. Это преступное деяние должно было гарантировать временное освобождение Крэйга из-под стражи. На самом же деле после выплаты части денег строителям сумма на ее счете исчислялась уже весьма скромным четырехзначным числом. Чтобы иметь возможность оплачивать приходившие ежедневно пачками счета от поставщиков, она должна была заручиться содействием Калума, но как раз его-то она и не могла разыскать, хотя обзвонила всех его знакомых и все клубы, где он обычно оттягивался. Она долго собиралась с духом, чтобы спросить у Флориана, где ошивается его гадкий приятель, но и Флориан ничем не смог ей помочь.
Хорошо еще, что Флориан вел себя так, будто между ними ничего не было. Только это и позволяло еще Одетте кое-как ладить с окружающим миром и делать вид, что у нее все нормально, хотя ситуация, конечно, была далека от нормальной – и весьма. Одетта не только ночи напролет плакала, но и испытывала приступы панического страха и клаустрофобии. А еще она стала бояться свого тела. Даже глаза подчас закрывала, чтобы не видеть свою грешную плоть. Для Одетты позаниматься сексом двадцать первого века означало возненавидеть его всей душой.
Факс заработал в ту самую минуту, когда Одетта толстым слоем накладывала на лицо макияж в попытке скрыть разрушительные последствия очередной истерики. Прочитав полученную информацию, Одетта ничего не смогла понять и поначалу решила, что это чья-то глупая шутка. Кто-то нетвердой рукой вывел совершенно невразумительную фразу и отослал. Факс гласил: «Фермонсо-холл. Трудно выговорить, а отказаться еще труднее». Ни подписи, ни исходящего номера – ничего. Только время – 21.45.
Взглянув на эти цифры – 21.45, – Одетта вспомнила о подругах. Они дожидались ее в баре уже целую вечность. Швырнув факс на стол, она опрометью выскочила из кабинета и помчалась вниз по лестнице.
Женщины сидели в баре и, судя по всему, неплохо проводили время. Об этом свидетельствовали стоявшие перед ними на столе две уже почти пустые бутылки вина, а также оживленный разговор, который они вели, перебивая друг друга. Одетте не понадобилось много времени, чтобы выяснить, что именно они так оживленно обсуждали.
Дождавшись, когда она подойдет к их столику, Лидия торжественно возгласила:
– Привет, подружка невесты! Все уже обсудили свои наряды, так что дело за тобой. Джун выбрала розовое, Эльза предпочитает красный цвет, а для Элли цвет платья не имеет значения.
– Для меня тоже. Главное, чтобы платье было не из лайкры и не ярко-желтое, – попыталась сострить Одетта, но сразу же поняла, что шутка у нее получилась не слишком удачной.
Джун покраснела как рак и немедленно выпила.
Эльза же, присмотревшись к Одетте, испуганно спросила:
– Бог мой, Одетта! Что у тебя с глазами?
– Конъюнктивит, – пробормотала Одетта. – К сожалению, девочки, у меня завтра важная встреча, так что долго я с вами сидеть не смогу. Скажите лучше – вы напитками обеспечены?
– Обеспечены! – хором ответили «девочки». – Можем и тебе налить. – Элли взяла бутылку и хотела было наполнить бокал Одетты, но та накрыла его ладонью.
– Спасибо, но я буду пить коку.
– Ты теперь такая важная, – сказала Элли. – Вот что значит человек при своем деле. Лидия мне сказала, что вечер открытия в «РО» прошел просто великолепно.
– Боюсь, он мне слишком дорого обошелся, – устало сказала Одетта, откидываясь на спинку стула. – И доход расходов не покрывает.
– То есть как это – «не покрывает»? – удивилась Джун. – Сейчас у тебя в баре как минимум сто человек, а напитки тут ужас какие дорогие. Должна же у тебя оставаться хоть какая-то прибыль?
– Какая-то, наверное, остается, – неохотно ответила Одетта, не желая входить в детали. Вопрос о деньгах был для нее сейчас наиболее болезненным. – Я вот что, девочки, хотела у вас спросить, – сказала она, с минуту помолчав. – Не знаете ли вы, часом, что такое Фермонсо-холл?
– Я знаю, – кивнула Эльза. – Это старинный особняк, который находится неподалеку от моей матери в Суссексе. Если не ошибаюсь, он выставлен на продажу. Я прочитала в какой-то газете. Жаль, что вы его не видели. Это настоящий замок. Говорят, владельцы просят за него несколько миллионов. А почему ты спрашиваешь?
– Так просто. Услышала где-то название и запомнила. – Одетта еще больше укрепилась в мысли, что факс ей переслали по ошибке, и решила сменить тему. – Расскажи мне, Лидс, поподробнее об обязанностях подружки невесты. Неужели ты в самом деле хочешь, чтобы мы, дамы уже не первой свежести, таскали за тобой на свадьбе шлейф?
Одетта пробыла с подругами еще около получаса. В течение этого времени разговор шел исключительно о свадьбе Лидии, хотя мысли Одетты были заняты проблемой выживания – своего собственного и своего ресторана.
Одетта просидела у себя в кабинете до трех утра: пыталась составить мало-мальски приемлемый отчет для Вернона. Когда она вернулась домой, глаза у нее снова оказались на мокром месте, и она ничего не могла с этим поделать. Так и проплакала до рассвета, хотя и пыталась всячески убедить себя, что это бессмысленно и нелогично.
Вернон по поводу ее припухших глаз и словом не обмолвился, зато, когда Одетта предложила его вниманию свой доклад о развитии, слова у него нашлись, даже, на ее взгляд, слишком много слов.
– Нет, душечка, так у нас дело не пойдет, – сказал он, припечатав ее доклад своей пухлой ладошкой. – Я просто не могу тебе позволить при нынешнем состоянии дел залезать еще больше в долги. И потом – где реальные цифры расходов? Ты не имеешь представления, сколько денег заработал твой ресторан за прошлый уикенд? А доходы у тебя указаны приблизительно и чрезмерно, на мой взгляд, раздуты.
– Пропали все финансовые документы. – Одетта откашлялась и впервые в жизни соврала Вернону. – Компьютерный вирус сожрал у меня всю отчетность.
– Скажи, а ты антибиотики не пробовала? – Похоже, Вернон в этот день тоже кое-что сделал в первый раз: позволил себе пошутить в присутствии клиента. «Как, однако, меняют людей трудные времена», – подумала Одетта.
В дальнейшем разговоре с Верноном выяснилось, что он собирается передать ее дело в более высокие банковские инстанции.
– Я не могу выплатить тебе суммы, на которых ты настаиваешь. Увы, я не имел представления, в каком ужасном состоянии находится твоя отчетность. – Вернон вздохнул и позвонил в головной офис банка, чтобы договориться о встрече Одетты с одним из главных менеджеров. – Он готов встретиться с тобой в следующий вторник, – сказал Вернон, переговорив с руководством. – Что же касается утерянной отчетности… – тут он снова вздохнул и покачал головой. – Что ж, могу посоветовать тебе одно: постарайся ее найти. Если главный менеджер не получит точных цифр расходов и доходов, то он может вообще фонд «РО» ликвидировать. Так-то вот.
Все еще находясь под впечатлением от разговора с Верноном, Одетта вышла на улицу и подняла руку, подзывая такси. Усевшись в машину, она некоторое время раздумывала, куда ехать, а потом сказала: «Бонд-стрит. И побыстрее».
Переживая трудные времена, она или подсаживалась на сладости и наедалась до тошноты шоколада, или отправлялась делать покупки, скупая все подряд – и нужное, и не очень. Поскольку есть ей не хотелось, она решила ограничиться покупками и провела несколько часов, прогуливаясь по дорогим магазинам. Вернувшись домой, она небрежно сложила коробки с покупками на столе, бросила ставшую ненужной кредитную карточку «Виза» в мусорное ведро, после чего, подлетев к книжным полкам, принялась доставать с них один за другим свои любимые романы и с размаху швырять их об стену. Ни секс, ни дорогие красивые вещи, о которых вдохновенно повествовалось в этих книгах, счастья ей не принесли и лишь способствовали ее низвержению в темные бездны отчаяния.
19
Одетта сошла с поезда на древней, выстроенной еще в годы царствования королевы Виктории крохотной станции Хексбери и огляделась. Ни на станции, ни на площади свободных такси не оказалось. Не оказалось здесь и телефонов-автоматов, с помощью которых можно было вызвать машину. Чтобы разжиться транспортным средством, Одетте пришлось сделать несколько звонков по мобильному телефону, а потом стоять минут двадцать на пронизывающем ветру в ожидании, когда машина приедет. Это лишний раз напомнило ей, насколько жизнь в Лондоне отличается от неспешного провинциального существования.
Таксист отвез Одетту к сельской гостинице, находившейся как раз напротив маленькой церкви, где Саския и Стэн собирались венчаться. Одетта выбрала гостиницу «Корона» по совету матери Саскии. Впрочем, она в любом случае остановилась бы здесь – других гостиниц в деревушке просто не было. Дверь Одетте открыла высокая худая женщина с неприветливым лицом и в клеенчатом фартуке.
– У нас нет мест, – сказала она и сделала попытку захлопнуть дверь прямо у нее перед носом.
– Но у меня здесь заказана комната, – сказала Одетта. – Ситтоны пригласили меня на свадьбу дочери, и я, как вы понимаете, была бы не прочь переодеться.
Женщина задумчиво оглядела ее кожаную куртку, спортивные брюки и ботинки на толстой подошве.
– Должно быть, вы из семейства Тернер? Они заказали три комнаты и завтрак на всех.
У Одетты упало сердце. Судя по всему, приехала тетка Стэна Рене Тернер со своим выводком. У нее было четверо сыновей, которые славились на весь Степни своими тяжелыми кулаками и вздорными характерами. Одетта сильно сомневалась, что годы изменили их к лучшему.
– Нет, я сама по себе. Моя фамилия – Филдинг.
– Ага! Номер для одинокой леди, верно? – Женщина жестом предложила Одетте войти в дом и повела ее на второй этаж по узкой скрипучей лестнице. Пройдя по тесному коридору, стены которого были оклеены розовыми обоями в цветочек, они остановились перед выкрашенной коричневой краской дверью. Хозяйка «Короны» нашарила в кармане фартука ключ, открыла дверь и показала Одетте крохотную клетушку, оклеенную такими же розовыми, что и коридор, обоями.
– Ванная в конце коридора. Когда будете туда идти, не наступите в кошачий туалет. Завтрак ровно в восемь.
С этими словами хозяйка вышла, оставив Одетту в тесной, пропахшей кошками комнатке. Подслеповатое оконце выходило на главную деревенскую улицу. Одетта видела, как к церкви подкатил фургон из цветочного магазина. Выскочившие из кабины рабочие принялись выгружать из кузова корзины с белыми лилиями. Одетта приникла щекой к холодному оконному стеклу и подумала, что приехала слишком рано.
Отойдя от окна, она водрузила на кровать чемодан, открыла его и достала из него платье. Теперь оставалось только принять ванну. Счастливо избежав ловушки в виде кошачьего туалета, она вошла в ванную комнату, повернула бронзовые краны и включила воду. Потом, желая хотя бы на время забыть о своих горестях и немного расслабиться, она залезла в ванную, закрыла глаза и, стараясь ни о чем не думать, сидела в воде до тех пор, пока она окончательно не остыла.
Из состояния прострации ее вывели топот ног на лестнице и громкие возбужденные голоса.
– Не хочу я спать в розовой комнате, – говорил басом какой-то мужчина.
– Они все в розовых тонах, – бубнила хозяйка. – Других нет. Ванная в конце коридора. Не наступите в кошачий туалет, как туда пойдете. Ой, а ванная-то, оказывается, занята…
– Кошка купается, да? – высказал предположение другой мужчина, который, судя по звонкому голосу, был значительно моложе первого.
– Не говорите глупостей, – наставительно сказала хозяйка. – Это дама. Как приехала, так сразу там заперлась и сидит уже, наверное, час. – В голосе хозяйки ясно слышалось неодобрение. – Если захотите помыться, позовите меня. Я за ней приберусь. Ну а пока… Может, ленч желаете заказать?
Когда хозяйка затопала по лестнице вниз, в коридоре между мужчинами снова разгорелся спор, к которому вскоре подключилась женщина. Одетта сразу узнала резкий, пронзительный голос Рене Тернер, которая вопила, как торговка на рыбном рынке, временами разражаясь хриплым, каркающим кашлем заядлой курильщицы.
Когда шум в коридоре затих, Одетта выбралась из ванны, накинула халат и стремглав помчалась к себе в комнату. На полпути она наступила во что-то скользкое и мягкое и едва не упала. Оказалось, что под ноги ей попалось то самое корытце, куда ходила кошка и о котором постоянно упоминала хозяйка «Короны».
Одетта вернулась в ванную, чтобы смыть со ступни кошачье дерьмо. Вымывшись и вылив на ногу полфлакона стоявшей на полочке лавандовой туалетной воды, она снова припустила по коридору, стремясь проскользнуть незамеченной к себе в комнату. К сожалению, она опоздала. Семейство Тернер в полном составе уже выходило из своих апартаментов.
Одетта запахнула халат, опустила голову и сделала попытку пройти мимо, прижимаясь к стенке. Мужчины, увидев ее, вложили пальцы в рот и пронзительно засвистели.
– Похоже, здесь поселилась стриптизерша! – воскликнул Гэрри Тернер, намекая на халатик Одетты, который больше открывал, чем скрывал.
– Да это же дочка ФФ – француженки Филдинг! – воскликнул Пит, самый юный из братьев.
– Заткнись, Пит, – сказал Гэрри, пожирая глазами едва прикрытые халатом прелести Одетты. – Скажите, вы и в самом деле дочь Рэя Филдинга?
– Да будь я проклят, если это не она, – хохотнул Лайэм Тернер. – Очень рад, что вы, мисс, остановились здесь вместе с нами. Говорят, вы стали миллионершей… Это верно?
Из всех братьев у Лайэма был самый зловещий вид. У него и шрамов на лице, и золотых цепей на руках и на шее было больше, чем у всех остальных Тернеров мужского пола, вместе взятых. Изобразив на губах жалкое подобие улыбки, Одетта торопливо прошла сквозь строй Тернеров и, не сказав ни слова, укрылась у себя в комнате.
– Нос дерет, сучка, – коротко охарактеризовал поведение Одетты Лайэм Тернер и со злости пнул ногой дверь ее комнаты.
– Сиськи у нее классные, вот что, – произнес Гэрри, задумчиво поглаживая себя по наголо выбритой голове. – У нас в школе она была самая сисястая. Помнится, как-то раз я прихватил ее за сиську, а ей хоть бы что. Фригидная оказалась, как рыба. Оттого и болтала часами об искусстве со всякими волосатыми придурками вроде Стэна.
– А что это ты пел насчет того, что она миллионерша? – спросил Дес у Лайэма. – Ее папаша Рэй был самым распоследним неудачником.
– Он – может быть, но она не такая. Она сейчас большая шишка, – сказал Лайэм, понижая голос.
– Надо будет за ней приударить. Большие сиськи и толстый кошелек – вот что мне в бабах нравится, – пробурчал Лайэм.
– Ставлю двадцать фунтов, что я первый ее закадрю, – сказал Гэрри. – Мне богатые телки тоже по нраву. Даже не так они сами, как всякие там яхты, дорогие авто и большие дома, которые на них записаны.
– А все-таки она милашка, – сказал юный Пит, когда они спускались по лестнице.
– И этот туда же, – рассмеялся Лайэм. – Да ты приглядись к ней. У нее лицо что твоя жопа. Меня лично такие мелочи не волнуют. Как говорится, плевать, что рожа овечья, были бы сиськи человечьи. Но тебе она не подходит. Ты у нас еще маленький…
Обложившись косметикой, Одетта уселась у зеркала со страстным желанием доказать, что она – ничего себе. Не то чтобы она затеяла это ради братьев Тернер – совсем нет. Ее бы воля, она бы их еще лет сто не видела. Но, честно говоря, их слова ее возмутили.
– Еще поглядим, у кого из нас «рожа овечья», – ворчала она себе под нос, накручивая волосы на бигуди и нанося налицо боевую раскраску. Через час можно было с уверенностью утверждать, что ни одна ресничка и ни один миллиметр линии губ не избегли самого пристального внимания с ее стороны.
Покончив с делом, она еще раз оглядела себя в зеркале и удовлетворенно кивнула. Теперь ее было просто не узнать. Пройдя вслед за тем к окну, она выглянула на улицу. Фургон из цветочного магазина уже уехал, зато рядом с «Короной» отсвечивал алым лаком и никелем «Рейнджровер» Лайэма Тернера. Отсидев срок за хулиганство, он стал своим человеком в преступном мире и довольно скоро занял там командные позиции. По этой причине он всегда носил костюмы от лучших кутюрье и был разубран золотыми цепями, словно елка – гирляндами.
Гости начали подъезжать к церкви в то самое время, когда Одетта надела купленное на Бонд-стрит чудовищно дорогое платье из голубого бархата и водрузила на голову роскошную шляпу с широкими полями, которой самое место было не на сельской свадьбе, а в опере.
Как это всегда бывало, Одетта, прежде чем явиться перед большим стечением народа, несколько раз глубоко вдохнула, прогоняя гнездившийся у нее в груди всегдашний страх перед толпой. Это помогло, но не слишком, и тогда она решила хлебнуть для храбрости. Тем более ею снова стала овладевать истерика, ставшая за последние несколько дней ее неразлучной спутницей. Схватив ручной работы сумочку, она торопливо вышла из комнаты и спустилась в находившийся на первом этаже паб. Там уже было пропасть всякого народа – большей частью приехавших на свадьбу Стэна и Саскии гостей, торопившихся пропустить по кружке пива перед началом торжественной церемонии в церкви.
Одетта заказала себе рюмку бренди у прислуживавшей в баре девочки-подростка, которая, судя по унылому бесцветному лицу и родимому пятну на подбородке, приходилась хозяйке дочерью.
В ожидании заказа Одетта оглядела зал в надежде обнаружить кого-нибудь из приятелей. Ее внимание привлекли трое сидевших у стойки молодых людей. Все они, как на подбор, были светловолосы, высоки ростом и чертовски привлекательны.
– Кто это? – спросила она у хозяйской дочери, которая, передавая ей фужер с бренди, чуть голову не свернула – до того ей приглянулся один из светловолосой троицы.
– Как, разве вы не знаете? – зашептала она отчаянным шепотом. – Это же фотомодель Феликс Сильвиан. У меня дома висит его постер. А ребята, что вместе с ним, скорее всего, его братья.
Одетта сразу поняла, почему лицо одного из молодых людей показалось ей знакомым. Конечно же, это был Феликс Сильвиан собственной персоной. Она как-то раз его видела, хотя лично с ним знакома не была. По утверждению Саскии, братья Сильвиан в полном составе присутствовали на вечере открытия в «РО», но тогда она была настолько опечалена своей стычкой на заднем дворе с Калумом, что не обратила на них никакого внимания.
Одетта снова посмотрела на троицу. Младший брат Феликса был чуть ниже его ростом и обладал очень светлыми, почти пепельными волосами. Зато старший брат был настоящий богатырь и чуть ли не на голову выше своих братьев. Он требовал виски таким громовым голосом, что у Одетты едва не заложило уши. По этой причине она сразу же записала его в разряд наглецов и горлопанов, каковыми, если верить молве, являлись все Сильвианы.
Между тем светловолосый гигант, устав выкликивать официантку, которая словно в трансе продолжала созерцать красавчика Феликса, протянул руку к полке, достал с нее пузатую бутылку и отмерил щедрые порции виски себе и своим братьям, после чего швырнул в кассу купюру в десять фунтов.
– Ну, кого здесь еще обслужить? – обратился гигант к находившимся в зале людям, опершись с хозяйским видом о стойку. К нему разом потянулось несколько рук с рюмками, фужерами и кружками. Сильвиан-старший, словно заправский бармен, принялся разливать виски и наливать пиво, требуя за них вдвое меньше против обычной цены.
Выскользнувшая из кладовки хозяйка «Короны» была настолько поражена происходившей в ее отсутствие в баре бойкой торговлей спиртным, что поначалу не могла выдавить из себя ни слова – лишь раздувала, словно кобра, от злости шею. Чуть позже, когда она уже готовилась обрушить на голову светловолосого гиганта подходящий для такого случая набор проклятий и непечатных выражений, дверь паба приоткрылась, и в образовавшейся щели появилась голова свидетеля жениха Риса Фиггиса по прозвищу Скунс.
Обведя глазами зал, голова Риса Фиггиса торжественно возгласила:
– Жених и невеста приглашают всех в церковь.
