Текст книги "Среди самцов"

Автор книги: Фиона Уокер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 39 страниц)

22

Одетта еще раз мысленно пролистала свой финансовый отчет и, набрав в грудь побольше воздуха, вошла в облицованный гранитом монументальный подъезд банка. Состояние ее дел было далеко не блестящим. По ее подсчетам, сумма долга достигла астрономической суммы в двести тысяч фунтов. Из них сто тысяч покрывала закладная за квартиру и мебель, а еще шестьдесят – деньги, переведенные Калумом. Все остальное как бы зависало в воздухе и не имело никакого обеспечения. Более того, с каждым днем долги множились, и кредиторы уже начинали выказывать нетерпение. Одетта знала, что, если она в самое ближайшее время не сделает крупных выплат по займу, банк прикроет ее фонд и объявит ее банкротом. Что же касается доходов клуба, то они шли исключительно на оплату текущих расходов – выплату жалованья сотрудникам и покрытие счетов поставщиков. Сама же Одетта жила на деньги, которые отложила на черный день, и даже в мыслях на доходы клуба не покушалась.

Главный менеджер банка, с которым у нее была назначена встреча, оказался молодым человеком с веселенькой расцветки галстуком, но лишенным даже намека на веселость лицом. Предложив Одетте присесть, менеджер пролистал предложенный его вниманию отчет, после чего приступил к обсуждению его наиболее уязвимых мест, а в заключение сказал:

– Как видите, картина просто удручающая. По этой причине, мисс Филдинг, вы не можете позволить себе на это Рождество никаких дорогих рождественских подарков, никаких нарядов с Пэлл-Мэлл и Бонд-стрит. Отныне ваш лозунг – экономия и еще раз экономия.

– Я готова в случае необходимости даже выставить на продажу квартиру, – сказала Одетта в полной уверенности, что уж такая жертва с ее стороны обязательно растопит сердце неулыбчивого менеджера. Ничуть не бывало.

– Приближаются рождественские праздники, и люди покупают сейчас совсем другие вещи, – жестко сказал он. – Так что быстро вам такую сделку не провернуть. – С минуту пожевав губами, менеджер добавил: – Впрочем, я слышал от мистера Дента, что вы надеетесь на новые крупные поступления со счета своего партнера Калума Форрестера. Так ли это?

– Его сейчас нет в городе, – соврала Одетта. – Я выясню его намерения, как только он вернется.

Менеджер откинулся на спинку стула, сложил руки на животе и некоторое время смотрел на нее в упор.

– Насколько я понимаю, в вашем деле он участвует неофициально?

– Скажем, он поддерживает меня как… как свою близкую приятельницу, – не моргнув глазом соврала Одетта, а сама подумала, что, если бы это соответствовало действительности, счастливее ее не было бы никого на свете.

– Но ваши деловые отношения хоть как-то оформлены?

Одетта вспомнила о потерянных документах и решила, что говорить сейчас об их пропаже как минимум глупо.

– Нет. Это было, если так можно выразиться, джентльменское соглашение.

– Остается только надеяться, что он настоящий джентльмен. Далеко не всякий мужчина станет поддерживать женщину, оказавшуюся в подобном… хм… затруднительном положении. – Менеджер откашлялся, с минуту подумал, а потом сказал одну чрезвычайно неприятную для Одетты вещь: – При таких, как у вас, обстоятельствах иной джентльмен просто забрал бы из дела все свои деньги – вместо того чтобы вкладывать новые средства.

Одетта вышла из банка, немного прогулялась по празднично украшенной Риджент-стрит, а потом зашла в кафе и заказала себе капуччино. Попивая кофе и поглядывая на перекусывавших на скорую руку горожан, торопившихся сделать праздничные покупки, она вдруг подумала, что уже коснулась дна черной бездны, куда затягивала ее депрессия, – в тот вечер, когда брела, босая, под снегом и ледяным дождем неведомо куда. И хотя ее положение за те двое суток, которые миновали со дня свадьбы Саскии, нисколько не улучшилось, у нее появилось и стало крепнуть ощущение, что она начинает постепенно выгребать на поверхность. На удивление, последние двое суток она стала меньше нервничать, лучше спать и с большим оптимизмом смотреть в будущее. Теперь даже угроза потерять квартиру не могла выбить ее из колеи. Неожиданно пришло осознание, что эта квартира, бывшая ее любимым пристанищем и единственным убежищем, где она могла укрыться от мерзостей жизни, со временем превратилась для нее в ловушку. Стала чем-то вроде ее персонального Королевства кривых зеркал, где вызванные ее воображением герои без конца разыгрывали перед ней сцены из выдуманной кем-то игрушечной, невсамделишной жизни, обесценивая и лишая красок ее собственное существование. И этому пора было положить конец.

Как всегда, удар обрушился с той стороны, откуда она менее всего его ожидала. Вернувшись в свой кабинет, она обнаружила на столе официальное послание адвоката Калума, в котором он декларировал желание своего клиента отозвать вложенные им шестьдесят тысяч фунтов – полностью и в течение оговоренных законом двадцати одного дня.

Когда Одетта прочитала эти строки, у нее закружилась голова, и она без сил рухнула на свой офисный стульчик. Ее тело соприкоснулось с этим изящным изделием с такой силой, что оно, словно живое существо, взбрыкнуло, выскользнуло из-под ее зада, пролетело по комнате и с грохотом врезалось в шкаф. При этом Одетта оказалась на полу, а стоявший на шкафу кактус спикировал прямо ей на колени.

Зазвонил телефон, но Одетта не обратила на него внимания. В эту минуту она вновь и вновь задавала себе вопрос: как мог Калум так с ней поступить? Какую новую игру он затеял?

Вскочив на ноги, она выбежала в коридор и устремилась в кабинет Флориана. Там никого не было – только стлался голубоватый дым от французских сигарет.

Снова зазвонил телефон. Если у Одетты не отвечали, звонок мгновенно переадресовывался на кабинет Флориана. Одетта автоматически подняла трубку.

– Одди, это я. – Голос Монни прерывался от волнения. – Крэйг сбежал!

– Что-что?

– Сбежал, говорю, сволочь. Меня, детей бросил… – Монни залилась слезами.

Одетта не без труда сосредоточила внимание на том, что ей говорила сестра. Монни хлюпнула носом.

– Если вернется – я ему такое устрою… Голову оторву. Конечно, мы с ним в последнее время не слишком ладили, но дети-то ни в чем не виноваты, верно? – Монни снова зашлась в рыданиях, – Перед тем как убраться, он все свадебные фотографии… на кусочки изорвал. И даже записочки не оставил.

Одетта поняла, что ее финансовые затруднения по сравнению с трагедией, которую переживала Монни, – ничто.

– Думаю, он скоро вернется, – сказала она, хотя сама в это не очень-то верила.

– Сомнительно… – В трубке что-то зашуршало. По-видимому, Монни доставала носовой платок. – Он сбежал прямо из поликлиники, пока врач сообщал мне результаты обследования. А когда я вернулась домой, то обнаружила, что Крэйга там нет и его вещей – тоже.

– А как прошло обследование… нормально?

– Да. У меня будет девочка. – Монни принялась было снова сопеть носом, а потом сказала: – Извини, Одди. Так нескладно все получилось… Ведь теперь тебе придется выплачивать залог, верно?

– Что такое?

– Крэйг не явился сегодня на слушание. – Теперь Монни хлюпала носом безостановочно. – Полиция выписала ордер на его задержание… Меня уже допрашивали, где он. Я так напугана, Одди. Я ведь и вправду не знаю, где он.

– Он не пришел на слушание? – переспросила Одетта.

– Ну да. Адвокат мне вот что сказал… Погоди, я сейчас тебе зачитаю… – Монни некоторое время шуршала бумагами, потом ее голос послышался снова. – Если он не явится на повторный вызов – это на следующей неделе, – крупных неприятностей ему не миновать. И его гаранту тоже. Ему – тебе то есть – придется выплатить оговоренную сумму залога полностью…

Одетта назначила встречу своему адвокату Биллу в баре «Оксо».

– Извини, раньше выбраться не смог, – сказал Билл, ставя на стол портфель и смахивая снег со своего черного пальто и красного шарфа. – Пришлось всю первую половину дня проторчать в суде.

Одетта подсунула ему послание адвоката Калума и сидела тихо, как мышка, пока он его изучал.

– Похоже, он хочет отозвать свои средства.

– Это долговременное вложение. Он не может вот так запросто взять эти деньги и забрать, – процедила она сквозь зубы.

– Технически – может. – Билл сбегал в бар, купил пива и вернулся за столик. – Делается это следующим образом. Кредитор идет в суд и требует возвращения займа, мотивируя это неудовлетворительным, на его взгляд, состоянием дел заемщика. Конечно, ему придется доказывать, что дела его заемщика оставляют желать лучшего, но, насколько я понимаю, у Калума очень ушлый адвокат.

– Но Калум не кредитор! – воскликнула Одетта. – Он – вкладчик. Ты ведь сам визировал договор.

– Я еще раз просмотрю договор, когда вернусь в офис, – сказал Билл. – Но если мне не изменяет память, деньги были напрямую переведены на твой счет, так что это был скорее не договор, а уведомление и расписка с твоей стороны в получении указанной суммы. А из этого следует, что он, не получив этих денег в оговоренный срок, запросто может объявить тебя банкротом. – Билл склонился к столу и еще раз прочитал официальный меморандум адвоката Калума. – Да, никаких сомнений. Калум Форрестер собирается тебя раздавить.

Одетте нравились деловитость Билла и его манера говорить правду, какой бы горькой она ни была, но это было уже слишком.

– Могу тебя заверить, что ничего подобного он делать не собирается, – сказала она с уверенностью, которой не чувствовала.

– А я тебя заверяю, что не только собирается, но и сделает. Поскольку намеревается отозвать свои средства в максимально короткий срок.

Одетта вернулась в свой кабинет и включила автоответчик. В ее отсутствие звонила пропасть народа, и все ее знакомые, словно сговорившись, требовали, чтобы она срочно с ними связалась. Но Одетта не стала никому звонить. Она знала, что, разговаривая с подругами, обязательно расплачется, а ей ни в коем случае нельзя было распускаться. Сейчас, по крайней мере.

Флориан сказал, что он знать не знает ни о каком меморандуме адвоката Калума, но Одетта ему не поверила.

– Когда ты в последний раз видел Калума? – спросила она.

– Ну, не так уж и давно… – протянул он, пожав плечами. Что верно, то верно. Они с Калумом расстались только сегодня утром: всю ночь играли в настольный футбол. – Думаю, он уехал куда-нибудь. Сказал, что замотался и нуждается в отдыхе.

– Понятненько, – произнесла Одетта. – Устал, значит, бедняжка.

Флориан согласно кивнул и предложил Одетте коньяку. Она отказалась. Фло выпил. В последнее время он слишком много пил – даже по его меркам.

– У тебя все в порядке? – озабоченно спросила она.

– У меня все хорошо. – Флориан приподнял тяжелые веки и посмотрел на Одетту. – Я не за себя, я за тебя беспокоюсь. Ведь он под тебя копает – разве не замечаешь?

Одетта смерила своего «шефа» пристальным взглядом. Что и говорить, Фло основательно опустился. Даже бриться перестал. Одетте трудно было поверить, что она вступила с этим человеком в интимные отношения – пусть и под давлением Калума.

Между тем Фло продолжал говорить, время от времени смачивая горло глотком коньяку.

– Он играет с тобой в одну игру. Забыл, как называется по-английски… – Тут он пощелкал в воздухе пальцами, словно ловя муху. – Ага! Головоломка, вот как. Кто составит все элементы воедино, тот получит приз.

– Какой приз? – удивилась Одетта.

– Приз-сюрприз! – пьяно ухмыльнулся Фло. – Откуда я знаю, какой? Очень может быть, что если ты выиграешь, то он на тебе женится.

– Интересная у него манера – сначала судиться, а потом жениться, – язвительно сказала Одетта. Хотя она делала вид, что ей море по колено, сердце у нее при этих словах екнуло.

Флориан прикурил сигарету и глубоко затянулся.

– А может, он тебя испытывает? У него ведь все с вывертом, все не как у людей. Но одно я знаю точно. Он парень умный, и его счастье может составить только очень умная женщина. Так что давай думай, решай головоломку-то. Вдруг получится?

Одетта поняла, что большего ей от Флориана не добиться, и оставила его в покое. К тому же ей хотелось как следует обдумать то, что он ей сообщил. Она понимала, что надеяться на такой благоприятный исход с ее стороны – настоящее безумие, и Фло, скорее всего, все ей наврал, но… чем черт не шутит?

К сожалению, снова обсудить с Фло эту тему ей так и не пришлось. Француз тоже куда-то пропал и не объявлялся как минимум неделю. Надо сказать, теперь он приходил в «РО» все реже и реже, почти полностью переложив обязанности шеф-повара на плечи своего зама по соусам Неда. Это сказывалось на качестве пищи. Она по-прежнему оставалось великолепной, но пищей богов ее назвать уже было нельзя. Дальше – больше. Неожиданно несколько поставщиков деликатесных продуктов отказались отпускать свой товар в кредит и стали требовать, чтобы им оплатили все прежние счета. Потом на кухне сломалась дорогая французская печь, а пока ее чинили, несколько поваров, не привыкших работать в авральных условиях, потребовали расчет.

Стремясь совладать с многочисленными трудностями, Одетта упорно трудилась, урывая для сна всего несколько часов в сутки, и, чтобы как-то себя подбодрить, постоянно что-то жевала. Теперь она находила успокоение в одной только пище и, оставаясь в ресторане после закрытия, чтобы подвести баланс, ела все, что попадалось под руку, – разнообразные салаты, холодную рыбу, мясо, дичь, чрезвычайно калорийные пудинги – ну и, конечно же, шоколад.

А потом по электронной почте пришло послание от Билла, и тут ей уже не смогла помочь даже вся эта восхитительная жратва – слишком неприятное она получила известие. В своем послании Билл, в частности, писал, что суд, рассмотрев дело «Форрестер против Филдинг», предложил ей, Одетте Филдинг, выплатить Калуму Форрестеру шестьдесят тысяч фунтов в течение трех недель, угрожая в противном случае объявить ее банкротом и пустить ее имущество с молотка. Короче говоря, все произошло именно так, как предсказывал Билл, хотя она упорно отказывалась в такой исход верить. Более того, решение суда могло побудить других кредиторов последовать примеру Калума и тоже подать на нее в суд.

– Эти кредиторы – все равно что крысы на корабле, – объяснил ей при личной встрече Билл. – Когда с борта сбегает самая большая, все остальные устремляются за ней.

Увы, Калум не был единственной крысой, сбежавшей с ее корабля. Когда Одетта сообщила Биллу об исчезновении Крэйга, у адвоката отвисла челюсть.

– Ты почему мне не сказала, что собираешься выступить гарантом этого типа? – воскликнул он, вскакивая с места и принимаясь расхаживать по офису из стороны в сторону. – Я бы никаких сил не пожалел, чтобы тебя от этого отговорить.

– Но Крэйг клялся мне всем святым, что будет сидеть дома…

– Это ты будешь сидеть! – рявкнул Бил. – В долговой яме! Откуда, черт возьми, ты возьмешь деньги, чтобы выплатить залог?

– Крэйг вернется. Я уверена, – сказала Одетта. – У него двое детей, и не было еще случая, чтобы он не поздравил их с Рождеством.

– А судье уже будет все равно, вернется он или нет. Твои-то гарантии оказались ни к черту, верно?

– Похоже, мне и впрямь пора объявить себя банкротом, – нервно рассмеялась Одетта.

У Билла было чувство юмора адвоката, и смеяться над шутками своей клиентки о банкротстве он позволить себе не мог.

– Суд не примет твое банкротство во внимание и заставит тебя выплатить всю сумму залога до последнего пенса. Плюс судебные издержки, – мрачно сказал он. – Набежит такая сумма, что до смерти не расплатишься.

В конце недели на адрес Одетты пришло письмо от адвоката дизайнера Ллойд-Брюстера. Миляга Морис требовал, чтобы ему заплатили за труды по оформлению «РО». Потом пришло несколько факсов от поставщиков. Все они требовали денег, даже верный Билл.

Саския все еще находилась в отпуске, поэтому Одетте, чтобы справиться с делами, приходилось вкалывать в «РО» по шестнадцать часов в сутки. В пятницу она получила уведомление от городского магистрата, что ей необходимо предстать перед судом, дать объяснения относительно исчезновения Крэйга и в случае, если суд сочтет ее объяснения неудовлетворительными, вручить жюри чек на двадцать тысяч фунтов, составлявших сумму залога.

– Тебе придется очень постараться, чтобы убедить суд в том, что ты сделала все возможное и невозможное, стараясь предотвратить его исчезновение, – сказал Билл и ушел, подсунув ей незаметно на подпись чек, где была проставлена сумма, в которую он оценивал свои услуги.

Одетта поняла, что ее дело плохо. Вопрос о продаже квартиры встал вплотную. Чтобы придать своему жилищу более презентабельный вид, Одетта теперь постоянно его убирала и пылесосила. Режим экономии, который она неукоснительно соблюдала, заставил ее отказаться от услуг уборщицы.

Как-то вечером, когда она, стоя на четвереньках, чистила с помощью щетки и патентованного пенообразующего средства свои мексиканские ковры, в дверь позвонили. Одетта глянула на дисплей сканировавшей подъезд видеокамеры и увидела Джимми Сильвиана. Времени, чтобы принять душ, переодеться и привести себя в порядок, у нее не было, и она, чтобы не позориться, решила дверь не открывать. Джимми между тем позвонил снова – уже более настойчиво. «Какого черта он приперся? И откуда узнал мой адрес?» – с раздражением подумала Одетта и вдруг увидела у него в руке рекламный буклет, который агенты риелторской фирмы вручали всем желающим осмотреть выставленную на продажу жилплощадь.

Делать было нечего, и она открыла ему. Когда Джимми вошел в подъезд, Одетта швырнула щетку в пластмассовое ведро, задвинула его под раковину и включила тренажер «бегущая дорожка». Уж пусть он лучше думает, что она занимается поддержанием физической формы, нежели тяжелым физическим трудом.

В дверь позвонили, и Одетта, торопливо пригладив торчащие во все стороны волосы, впустила гостя в квартиру.

– Здравствуйте, мисс Филдинг, – с вежливой улыбкой сказал Джимми Сильвиан. Глядя на него, можно было подумать, что он видит ее впервые.

– Ради бога, зовите меня Одеттой, – сказала она, в смущении отводя от него глаза. – Если мне не изменяет память, мы стали называть друг друга по имени после… – Она собиралась сказать: «После истерики, которую я закатила на свадьбе у Саскии», но промолчала. Это было бы слишком унизительно.

– После нашей небольшой прогулки по сельской дороге, – пришел ей на выручку Джимми.

– Вот именно, – пробормотала Одетта. – Но мне бы не хотелось об этом вспоминать.

– И не надо, – легко согласился с ней Джимми. – Собственно, я пришел сюда для того, чтобы осмотреть вашу квартиру.

– Что ж, осматривайте. – Одетта обвела широким жестом свои апартаменты, после чего демонстративно прошла к тренажеру и выключила его.

Джимми самым добросовестным образом принялся за дело и облазил всю ее квартиру вдоль и поперек. При этом он хранил молчание, что было Одетте только на руку.

– Для владелицы ресторана у вас в холодильнике удивительно мало припасов, – заметил он с улыбкой, появляясь через четверть часа в гостиной.

– Холодильник не продается – ни с продуктами, ни без них, – так что какая разница? – сухо сказала Одетта, не имевшая ни малейшего желания обмениваться с ним шутками. Продажа квартиры была для нее делом отнюдь не шуточным.

– Извините, – уже без улыбки сказал Джимми и отправился смотреть спальню. Он посвятил этому занятию никак не меньше десяти минут, и Одетта уже стала подумывать, что он залез к ней в гардероб и осматривает ее белье.

– Может, чаю хотите? – крикнула она. – Или кофе?

– Скотч, пожалуйста. Если есть, конечно, – ответил Джимми, снова появляясь в гостиной. – Должен заметить, квартира у вас просто удивительная.

– Мне она тоже всегда нравилась, – сказала Одетта, открывая бар и исследуя взглядом в поисках классического виски ряды стоявших там оклеенных красочными этикетками бутылок. Это были все больше приношения ее клиентов, оставшиеся с той поры, когда она работала в рекламном агентстве.

– Мать честная! – воскликнул Джимми, заглядывая через ее плечо в зеркальный бар, заставленный экзотическими напитками и хрустальными стаканами всех размеров. – Да это же копи царя Соломона!

Одетта давно мечтала об огромном баре, Походившем на волшебную пещеру Аладдина, которая, как известно, была битком набита всевозможными сокровищами, сверкавшими так, что глазам было больно. У нее в баре тоже все сверкало – и хрусталь, и зеркала, и тщательно начищенное серебро.

Так и не обнаружив в баре обыкновенного скотча, Одетта отмерила Джимми щедрую порцию ирландского виски, после чего уселась на диван и стала смотреть, как он пьет, желая определить его реакцию.

– А вы не будете? – спросил Джимми, выразительно щелкнув ногтем по стакану.

– Я, с вашего разрешения, лучше немного покатаюсь вот на этом, – сказала Одетта, влезая на велотренажер и принимаясь крутить педали.

– Понятно, – рассмеялся Джимми. – Не хотите пить за рулем… Кстати, – добавил он, – я совсем забыл поблагодарить вас за цветы.

– Не стоит, – бросила Одетта. Она терпеть не могла, когда ее благодарили за такие ничтожные, на ее взгляд, знаки внимания.

– Как же не стоит? – удивился Джимми. – Цветы были такие красивые. И со значением. Скажите, вы сами подбирали букет?

– В доме отличный тренажерный зал и бассейн, – поторопилась сказать она, чтобы отвлечь внимание Джимми от букета. – Я, правда, делаю упражнения здесь, но только потому, что мне так удобнее.

Джимми кивнул в знак того, что принимает ее слова к сведению, и отправился смотреть ванную – ее святая святых. Это было самое интимное место в квартире, и, пока Джимми его исследовал, Одетта чувствовала себя не лучшим образом. У нее было такое ощущение, будто ей заглядывают под юбку. Ее бы воля, она вообще не пустила бы Джимми к себе на порог – особенно после того, как он стал свидетелем ее истерики. Истерика, как известно, тоже вещь чрезвычайно интимная. Уж лучше бы пришел кто-то совершенно незнакомый, чужой… Увы, обстоятельства складывались таким образом, что ей выбирать не приходилось. Квартиру необходимо было продать. Как можно быстрее, кому угодно, по любой мало-мальски сходной цене. Иначе… иначе вся ее жизнь могла пойти прахом.

Как следует все взвесив, Одетта решила не упускать клиента.

– Еще стаканчик? – елейным голосом спросила она у Джимми, когда он вылупился из ванной комнаты. Она как никто знала, что при заключении торговой сделки немного подпоить клиента – самое милое дело.

Джимми отхлебнул из стакана и поднял на нее глаза.

– Сказать по правде, я приехал к вам вовсе не для того, чтобы смотреть вашу квартиру.

– То есть как это? Выходит, вы покупать мою квартиру и не собирались?

– У меня нет таких денег. – Джимми, щурясь от яркого света галогеновых ламп, демонстративно развел руками. – Уж извините.

– Тогда зачем вы сюда приехали?

– Хотел еще раз увидеть вас, – ответил Джимии, задумчиво пожевав губу.

Одетта не могла скрыть своего разочарования. Конечно, слова Джимми ей польстили – и даже очень, но деньги сейчас были для нее нужнее и важнее любых признаний.

– Ну вот, вы меня увидели, – пробормотала она. – Для этого, кстати сказать, вам было вовсе не обязательно сюда ехать. Я сижу в «РО» с утра до ночи. Могли бы туда заскочить.

– Мне нужно было увидеться с вами наедине, а в «РО» всегда так шумно и так много людей… Толком и не поговоришь. – Джимми откашлялся. – Дело в том, что я хотел пригласить вас на обед.

Одетта не сразу нашлась, что ему ответить. Не стоило ей все-таки раскрываться перед этим парнем и плакать у него на груди. Увидев ее слезы и слабость, он, похоже, зачислил ее в разряд несчастненьких и решил ее облагодетельствовать. Ей, Одетте, благодеяний не надо.

– Извините, Джимми, но я сейчас слишком занята и никуда не пойду.

– Настолько заняты, что вечером в пятницу сидите дома и занимаетесь на тренажерах?

– Это мое дело, чем я занимаюсь. – Она спустилась по лестнице в гостиную и жестом предложила ему сделать то же самое. – Кстати сказать, я до сих пор не могу взять в толк, как вы узнали, что я хочу продать квартиру, и откуда у вас мой адрес…

– Мне Калум Форрестер сказал.

– Калум? – повторила она непослушными губами.

Джимми кивнул.

– Я видел его сегодня утром, и он мне сказал, что вы выставили свою квартиру на продажу.

– Значит, он в Лондоне? – выдохнула Одетта. – Я-то думала, он уехал отдыхать.

– Какое там «отдыхать»? – рассмеялся Джимми своим громыхающим смехом, который, должно быть, перекрывал все звуки африканской саванны. – Он работает как каторжный. Воплощает, так сказать, в жизнь свой проект по созданию «Дворца чревоугодия».

– «Дворца чревоугодия»? – в изумлении переспросила Одетта.

– Помните, я рассказывал вам на свадьбе у Саскии о новом предприятии? Так вот, я вел тогда речь о любимом детище Калума. Я думал, вы о нем знаете.

– Да я впервые об этом слышу! – воскликнула Одетта. Подбежав к бару, она достала из него первую попавшуюся бутылку и плеснула из нее себе в стакан. В тот момент, когда она подносила стакан к губам, ее осенило: вот в чем, оказывается, заключалась головоломка, о которой упоминал Флориан Этуаль! И странный факс, в котором говорилось о Фермонсо-холле, – один из элементов этой головоломки. – Калум играет со мной в какую-то странную игру! – выпалила она, глядя на Джимми сквозь плескавшуюся в стакане коричневую жидкость. – Почему, спрашивается, он не сказал мне о своем новом проекте? Ах да! – Тут она хлопнула себя по лбу. – Я отказалась сделать ему минет – вот почему! Какая же он скотина. Законченный подонок и скотина – вот он кто. Хрен собачий!

Слово повисло в воздухе, словно потерявший ход дирижабль.

Одетта в смущении прикрыла ладонью рот и покраснела как рак. Она думала, что после этой ее эскапады Джимми ни секунды не задержится в ее доме. Этого, однако, не случилось. Допив свое ирландское виски с труднопроизносимым названием, он поставил стакан на столик рядом со стаканом Одетты и сказал:

– Все-таки вы пойдете со мной обедать. Обязательно. Идите переоденьтесь…

Одетта озадаченно на него посмотрела. Казалось, ему и в голову не могло прийти, что она может отказаться исполнить его подозрительно походившее на приказ пожелание. Ей же в эту минуту меньше всего на свете хотелось есть. Тем более в компании с этим недалеким парнем, разыгрывавшим из себя доброго самаритянина. Теперь ей больше всего на свете хотелось, чтобы он ушел. Ушел и оставил ее в покое. Наедине со своими мыслями.

– Извините, но я никуда не пойду, – сухо сказала Одетта. – Во-первых, я на диете. А во-вторых, терпеть не могу мужчин-шовинистов. И поставим на этом точку.

– Что вы хотите этим сказать? – Джимми взирал на нее со все возрастающим недоумением.

– Я хочу сказать, чтобы ты проваливал, парень. – Одетта взяла со стола стаканы и направилась на кухню.

Джимми с минуту постоял, а потом двинулся к двери.

– Скажите мне вот что, – неожиданно произнес он, останавливаясь у двери и глядя на Одетту через плечо. – Почему мой носовой платок все еще лежит на тумбочке у вашей кровати?

Одетта как-то упустила из виду, что его платок все еще находится у нее в спальне. Она выстирала его, а потом, не зная, куда его деть, положила на тумбочку у кровати – да так и оставила. Даже пару раз брала его в руки, вспоминая перипетии той ужасной ночи, и – что греха таить? – прижимала его к лицу, чтобы промокнуть подступившие к глазам слезы. Но это ничего не означало. Абсолютно. Подумаешь, какой-то платок!

– Да кто вы, черт возьми, такой? Отелло? – крикнула она, появляясь в выгнутом аркой дверном проеме кухни. – Да, я пользовалась вашим платком. Нос вытирала. Если хотите, можете забрать его себе. Вместе с моими соплями!

– Мне кажется, он вам нужен гораздо больше, чем мне, – сказал Джимми с усмешкой. – Калум был сто раз прав, когда говорил, что вы истеричная, с сильной придурью корова. Прощайте!

Хлопнула дверь. Одетта вздрогнула и выронила стакан, который все еще сжимала в руке. Он упал на пол и с печальным звоном разлетелся на мелкие кусочки…