Текст книги "Среди самцов"

Автор книги: Фиона Уокер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 39 страниц)

51

Поздней весной, когда природа расцвела, а солнце щедро обогревало своими золотыми лучами землю, Одетта приступила к работе, в которой действительно знала толк. В бытовом отношении ее жизнь продолжала оставаться такой же неустроенной, что и прежде. Она продолжала жить на мельнице и ездила на работу на мопеде через поле, распугивая пасшихся там овец. Но это ее не смущало. Ее существование обрело наконец смысл. У нее были друзья, нуждавшиеся в ее помощи: двое мужчин, которые признались ей в любви, и очаровательная собачка по кличке Уинни.

Одетте надоело быть пессимисткой и вспоминать о былой жизни, глотая слезы. Теперь она старалась думать только о будущем. Одетта очень скучала по Джимми, но утешала себя мыслью, что он скоро приедет. Отдаваясь всей душой работе, она надеялась, что ей будет чем похвастать, когда Джимми вернется. Она мечтала доказать ему, что он, уезжая, не зря возлагал на нее такие большие надежды.

Несмотря на постоянную нехватку средств, «Дворец чревоугодия» постепенно начинал обретать законченный вид. Во всяком случае, его интерьер смотрелся великолепно. Братья Леонард, сменившие наконец гнев на милость, трудились в Фермонсо от зари до зари и уже успели расставить в холлах и в главном обеденном зале, который именовался «Салон», свои напитанные эротикой абстрактные скульптуры из муравленого цветного стекла. Оформление двух других ресторанов – «Пэнтри» и «Рефлектори» – было еще более авангардистским и продвинутым, но оценить по достоинству его красоту, изящество и стилевую завершенность мог даже и очень консервативный критик.

Другие залы и отдельные номера в верхних этажах выглядели не менее стильно и эстетично. Под стать оформлению была и изготовленная на заказ мебель – на первый взгляд несколько вычурная, из непривычных материалов, но функциональная и очень удобная.

Ронни Прайэр, хотя и удивилась, обнаружив, что Одетта тоже работает в Фермонсо, была очень рада иметь с ней дело. Одетта сразу поняла, что для того, чтобы поддерживать репутацию «Дворца чревоугодия» на должном уровне, ей придется очень и очень потрудиться. Ронни имела уже в своем распоряжении несколько целиком отснятых кассет, содержание которых было выдержано в острополемическом и критическом духе.

– Как ты могла пойти на сделку с Калумом? – без обиняков спросила Ронни, когда Одетта, желая ее умаслить, пригласила ее на ленч. – Ведь это он затеял против тебя судебный процессов результате которого ты обанкротилась.

– Да, было такое дело, – сказала Одетта, решив по возможности говорить правду. – И я его за это ненавижу. Позже, однако, он объяснил мне, что это было вызвано экономической необходимостью, и в качестве компенсации предложил хорошо оплачиваемую работу.

– Странно все это, как ни посмотри. – Ронни взяла со стола бутылку и налила им обеим по большому бокалу вина. Она относилась к тому типу деловых женщин, которые любили за ленчем основательно выпить.

– Согласна, странно, – кивнула Одетта. Вдаваться в детали она не хотела, однако так или иначе объясниться с Ронни ей было необходимо. – Но Калум вообще очень странный тип. Это человек эксцентричный, самовлюбленный и непредсказуемый, что, впрочем, не мешает ему быть отличным бизнесменом. Если разобраться, он настоящий кладезь совершенно оригинальных идей. К примеру, он считает, что если подключить к работе своих бывших врагов, это обеспечит делу дополнительную динамику. Он догадывается, что я буду говорить тебе про него и его предприятие всякие гадости, тем не менее берет меня на работу. И знаешь почему? Он уверен, что все компрометирующие кадры, рисующие «Дворец чревоугодия» самыми черными красками, ты давно уже отсняла.

Ронни ухмыльнулась:

– Передай в таком случае своему оригиналу, что комиссионных я не беру, буду и впредь снимать все как есть и писать сценарий своих передач тебе не позволю.

– Я и в мыслях этого не имела, – сказала Одетта, прикоснувшись краем своего бокала к бокалу Ронни. – Тем не менее я льщу себя надеждой, что вставить несколько ключевых слов в свой сценарий ты мне все-таки разрешишь. К примеру, такое слово, как «свадьба».

– Какая свадьба? – с любопытством спросила Ронни.

Одетта знала, что блефует. Она не была на все сто уверена, что у Лидии и Финли дело дойдет до свадьбы, но в данную минуту ей выбирать не приходилось.

– За неделю до официального открытия «Дворца чревоугодия» здесь состоится крупное светское мероприятие – свадьба младшего брата Калума с дочерью одного из величайших героев английского спорта. Калум хочет убить сразу двух зайцев: женить братца и, что называется, обкатать свое заведение, проверить работу всех его служб. Меню, говорят, составили такое, что и парижскому «Максиму» не снилось. Угощение, само собой, бесплатное…

– Расскажи-ка мне об этом поподробнее, – сказала Ронни, доставая из сумочки блокнот и ручку. – Невеста хоть ничего себе – интересная?

Узнав, что ее бракосочетание с Финли, возможно, попадет на пленку и войдет в одну из телепередач о Фермонсо-холле, Лидия пришла в экстаз. Калум при этом известии проявил куда больше сдержанности, хотя Одетта уверяла его, что паблисити его заведению будет обеспечено – особенно в том случае, если он примет Финли к себе на службу.

– Я уже говорил Фину, что никогда не возьму его на работу, – проворчал он.

– Но это еще прочнее свяжет фамилию Форрестер с «Дворцом чревоугодия» и Фермонсо-холлом и возбудит у публики повышенный интерес. К тому же публике нужны звезды, а кто подойдет на эту роль лучше Лидии и Финли? Они такие милашки… Зрители будут сходить по ним с ума. Ну а узнав, что Финли работает во «Дворце чревоугодия», они буквально ринутся в Фермонсо, чтобы посмотреть, так сказать, на звезду в действии.

– Ну и какую, по-твоему, должность можно ему предложить? Шеф-повара? – с иронией осведомился Калум.

– Зачем же? Думаю, должность старшего официанта будет ему в самый раз.

– Он не уйдет с высокооплачиваемой работы в Лондоне, чтобы стать здесь официантом. К тому же у него нет совершенно никакого опыта.

– А ты подучи его немного… – Тут Одетта швырнула на стол свою козырную карту. – Кстати, он уже согласился на эту должность. При условии, что ты поселишь их с Лидией в одном из коттеджей при поместье.

– Что такое? – Похоже, Калум решил, что ослышался.

Между тем Одетта сказала ему чистую правду. Лидию в Лондоне стала грызть тоска, и она только и мечтала о том, как бы побыстрее уехать из столицы. Она даже купила карту Суссекса и записалась на курсы садоводства. Что касается Финли, то работа страхового агента давно уже ему надоела. Лидия же недавно пришла к выводу, что с клиентами можно общаться и посредством электронной почты. Правда, профиль работы она решила сменить.

– Лидия собирается превратить коттедж в центр духовного возрождения для людей, перенесших моральные и психические травмы, – сказала она Калуму и замолчала, дожидаясь его реакции на сказанное.

Калум удивленно приподнял бровь.

– Надеюсь, это не отразится дурно на яйценоскости здешних кур? – цинично поинтересовался он.

Калум был в своем репертуаре, и Одетта ничего ему не ответила. Между тем она уже не раз всерьез задумывалась о том, чтобы собрать в Фермонсо вокруг себя людей с теми или иными психическими проблемами. По ее глубокому убеждению, природа и климат Суссекса могли благотворно повлиять на их травмированное сознание. Но это была тайна, которую она не открыла бы никому на свете. Хотя бы по той причине, что себя она тоже причисляла к не совсем психически здоровым людям.

В данный момент Одетта ждала возвращения Флориана Этуаля, который уехал на континент, чтобы, по его выражению, «поднабраться там ума и поднакопить рецептов». Признаться, у Одетты не было полной уверенности в том, что он, даже вернувшись в Англию, согласится работать во «Дворце чревоугодия», и она разработала план, как его заполучить. В его основе лежал банальный шантаж. Она не сомневалась, что Флориану вряд ли захочется, чтобы британская общественность узнала о его бисексуальных наклонностях. Главным образом по той причине, что это могло разрушить его имидж сердцееда и покорителя женщин. Впрочем, имелся и другой, куда более острый крючок, на который можно было подцепить Флорина Этуаля. Недавно Одетта узнала, что он вовсе не француз, каким все его считали, но бельгиец родом из Брюсселя. Хотя Флориану удавалось благополучно скрывать этот факт от обожавшей его британской прессы в течение многих лет, слишком пристальное внимание журналистов не могло его не нервировать. Возможно, именно по этой причине Флориан невзлюбил обосновавшихся в Фермонсо-холле телевизионщиков и старался держаться от них на известном расстоянии.

Удивительное дело, с тех пор, как Флориан Этуаль уехал на континент, Лидия снова посвящала все свои помыслы грядущему бракосочетанию с Финли.

– Как там Флориан? – осторожно спросила у нее однажды Одетта. – Подает о себе весточки?

– Насколько я знаю, он сейчас во Франции, – равнодушным тоном произнесла Лидия, и Одетта сразу поняла, что в комнате она не одна. Где-то рядом должен был находиться Финли. – Но меню мы с ним уже составили. Впрочем, ты об этом знаешь. Помнишь, ты как-то заходила ко мне и застала у меня Флориана? Мы в тот день именно этим и занимались… составляли меню…

– И как долго вы его составляли? – с иронией поинтересовалась Одетта.

– Не меньше двух часов, – сказала Лидия и вздохнула. – Как ты знаешь, он предпочитает экзотические, даже экстравагантные блюда. Обговорить каждое – и то уйдет уйма времени. Впрочем, я в последнее время склоняюсь к мысли, что простая домашняя еда все-таки лучше. К тому же ем я очень мало. Когда переедаешь, начинаешь испытывать чувство вины. Надеюсь, ты меня понимаешь?

– Значит, ты испытывала чувство вины?

– М-м-м… да… – призналась Лидия. – Я никогда не любила кисло-сладкий вкус. По-моему, кислое и сладкое должно существовать само по себе – отдельно друг от друга.

– А как обстоят дела у Финли? Я имею в виду его проблемы в некой интимной сфере?

– Когда готовишь пирожные, главное – не допустить, чтобы тесто перестояло. Как только оно начинает подниматься, ждешь минуты две, не больше, а потом сажаешь в духовку. И тут важно не передержать. Когда мы переедем в Суссекс, я буду каждый день печь пирожные.

Одетта не знала точно, как истолковать эту метафору Лидии, и, позвонив Эльзе, попросила ее помочь разъяснить загадку. Эльза высказала предположение, что Лидия приступила ко второй стадии лечения импотенции у Финли. И со всей прямотой объяснила, что это означало введение члена в лоно и почти мгновенное выведение его оттуда. Одетта, надо сказать, придерживалась другого мнения и считала, что Лидии, которая вечно сидела на диете, просто захотелось пирожных. В любом случае разговор с ней позволял предположить, что ее увлечение Флорианом стало проходить или уже прошло. При этой мысли Одетта ощутила известное облегчение: ей было неприятно думать, что Лидия связалась с этим типом. Как бы то ни было, теперь свадьба Лидии с Финли снова остро стояла на повестке дня, и все разговоры крутились вокруг этой темы.

Поскольку Сид где-то все время пропадала, Одетта взяла на себя обязанность выгуливать Базуки, которая быстро подружилась с Уинни. По правде говоря, Одетта за последнее время из ненавистницы собачьего племени превратилась в заядлую собачницу и как-то раз даже поехала в Фалкингтон-менор, чтобы проведать Нельсона, которого Джимми оставил на попечение леди Эф.

Как всегда, Роланда была очень рада ее видеть.

– Я так и знала, что вы непременно ко мне заедете, – сказала она, открывая ей дверь. – Между прочим, я получила сегодня утром от Джимми открытку из Саутенда.

– Саутенда-он-Си? – Одетту настолько поразило это известие, что она едва не налетела на дверной косяк.

– Именно, моя дорогая. – Роланда посмотрела на ее застывшее от изумления лицо и рассмеялась: – Уж и не знаю, что там хорошего, но Джимми, судя по всему, доволен. Кстати, хотите взглянуть на открытку? Куда же это я, дай бог памяти, ее засунула?.. Ага! Вот она.

Одетта мельком взглянула на картинку с изображением ослика в соломенной шляпе, потом перевернула открытку и прочитала то, что было написано на обороте. Особенно ее поразила последняя строка.

– Не обращайте на это внимания, дорогая, – проворковала леди Эф, ткнув пальцем в последнюю строчку, где было проставлено: «Только не говорите Одетте». – Мужчины такие шутники…

Поскольку дубликат ключей от фермы Сиддалс все еще находился у Одетты в кармане, она от леди Эф поехала на ферму, вошла в дом и принялась искать хоть какую-нибудь зацепку, которая помогла бы ей разрешить загадку отправленного Джимми послания. В доме было жарко – уезжая, Джимми забыл выключить отопление. Прогуливаясь по дому, Одетта вдыхала в себя теплый воздух, ощущая каждой клеточкой своего тела незримое присутствие Джимми, и думала, что если ее так глубоко задевает пребывание в его доме, то что это такое, если не любовь? Впрочем, могло статься, что никакая это не любовь. Любовь – это прежде всего боль и постоянное внутреннее напряжение. В присутствии Калума Одетта испытывала именно эти чувства. С Джимми все было по-другому. Его присутствие внушало надежду, заставляло любить все сущее и доверять людям. Стало быть, задалась вопросом Одетта, это все-таки дружба? Впрочем, чем бы это ни было, Одетта точно знала одно: она отчаянно скучает по этому человеку.

Обойдя комнаты, она уселась на кухне и стала вспоминать, как приехала к Джимми отужинать, а он, угостив ее африканскими блюдами, сделал неумелую попытку ее соблазнить.

– Возвращайся поскорей домой, – громко сказала она, словно надеясь, что Джимми услышит ее. – Я устала, я не могу больше ждать. – К чему было кривить душой? С отъездом Джимми ее преувеличенный оптимизм, в который она рядилась перед другими, словно в тогу, все больше изнашивался, постепенно превращаясь в лохмотья.

В последующие дни Одетта взяла себе в привычку заезжать по вечерам на ферму Сиддалс и бродить по пустым комнатам. Не понимая до конца, зачем она это делает, Одетта пыталась внушить себе, что в этом нет ничего особенного, и она просто проверяет, все ли на ферме нормально, не протекают ли трубы и не забрались ли в дом грабители. Потом она стала поливать растения, которые стояли в горшках на подоконнике, а несколькими днями позже начала потихоньку, комнату за комнатой, убирать дом. Она говорила себе, что к возвращению Джимми нужно прибраться и придать помещению уютный жилой вид. На самом же деле все эти визиты сводились к одному: попытке разобраться в себе и понять, что ее гложет – любовь к Джимми или же какое-нибудь другое чувство. Одиночество, к примеру. Или, того хуже, весенняя депрессия.

Потом, когда дом наконец засверкал чистотой, она избрала для визитов такой банальный предлог, как желание посидеть в горячей воде в принадлежавшей Джимми просторной, старомодной ванне. Ее собственная напоминала детскую и была для нее маловата.

Именно в ванне ее и обнаружил Феликс, когда они с Фебой приехали на ферму в один теплый весенний вечер.

Когда Феликс неожиданно вошел в ванную комнату, Одетта испуганно вскрикнула и нырнула в воду с головой. Несколькими секундами позже она, прикрываясь мочалкой, высунулась из воды и уставилась на Феликса.

– Так это твой спаниель едва не слопал меня живьем? – со смехом спросил он.

Одетта, смахнув с лица мыльную пену, кивнула. Пена для ванны была истинным благословением, поскольку до определенной степени обеспечивала ее прелестям защиту от посторонних глаз.

– Где Джимми? – поинтересовался Феликс, постукивая пальцем по кафельной стене.

– В Африке или, возможно, в Саутенде. Выбирай тот вариант, какой тебе больше нравится, – сказала Одетта.

– Как это все в его духе… – пробурчал Феликс и, повернувшись, направился к двери.

Одетта торопливо вылезла из ванны, вытерлась, оделась и спустилась на первый этаж. Она была смущена до крайности. Неизвестно, как мог истолковать Феликс ее пребывание в ванной комнате в пустом доме Джимми. Феликс и Феба, однако, не нашли ничего зазорного в том, что она в отсутствие Джимми наведывалась к нему домой, прибирала его жилье и даже принимала здесь ванну. Их куда больше занимало другое.

– Как некстати Джимми уехал, – раздраженно сказал Феликс. – Я звонил ему несколько раз, оставлял сообщения, но думал, что он не перезванивает мне, потому что с утра до вечера торчит в Фермонсо.

– Мунго попал в беду, – повернувшись к Одетте, объяснила Феба. – На прошлой неделе его арестовали в Риджентс-парке.

– За что? – выдохнула Одетта.

Феликс удивленно выгнул дугой бровь:

– Не догадываешься? А ты подумай. Используй с толком свои серые клеточки.

– Скажем так: его адвокат утверждает, что он просто хотел помочь одному молодому итальянцу спустить в туалете воду, – вздохнула Феба.

У Одетты чуть глаза на лоб не вылезли от удивления. Она знала, конечно, что геи позволяют себе всякие неприличные выходки в парках и общественных туалетах. Другое дело Мунго – она никак не могла предположить, что он может участвовать в подобных игрищах.

– Бедняжка, – только и сказала она по этому поводу, после чего, сменив тему, затараторила: – Джимми отсутствует почти три недели и, по идее, должен скоро вернуться. Неужели он не связался с вами и не предупредил, что уезжает?

Феликс отрицательно помотал головой:

– Мне следовало иметь в виду, что такое может случиться. Уж такой человек мой старший брат: одной рукой он вручает тебе подарок и хлопает тебя по плечу, а другой тянется в окошечко кассы за авиабилетом. Я ведь знал, что рано или поздно он отсюда сбежит.

– Ты хочешь сказать, что он мог уехать далеко и надолго? – упавшим голосом спросила Одетта.

– Я уверен в этом, – прошипел Феликс. Его лицо исказилось от негодования и злобы. Похоже, в эту минуту он готов был Джимми убить. – Он и прежде уже такие штуки откалывал.

Одетта отвела Феликса и Фебу в паб в Фалкингтоне, где можно было неплохо посидеть за кружкой пива.

– Опять мне одному разгребать все это дерьмо, – потягивая горькое, пожаловался Феликс. – Так всегда бывает, когда доходит до настоящего дела. На семью ему начхать. Почему, в противном случае, он столько лет прожил за границей и не давал о себе знать? Почему бросил нас с Мунго?

– Вас с Мунго бросил не Джимми, а ваш отец, – уточнила Одетта. – А Джимми так долго находился от вас вдалеке, потому что думал, что он такой же, как отец. Считал, что вам будет лучше без него. Он себя ненавидел. Понимаешь ты это или нет?

– Ума не приложу, откуда ты все так хорошо про него знаешь? – хмыкнул Феликс, откинувшись на спинку стула.

Одетта подумала, что слишком уж разболталась. Влезать в семейные разборки Сильвианов не было никакой необходимости. Недаром Сид учила ее больше слушать и меньше говорить. Извинившись, она направилась в туалет. Когда она вышла из кабинки, то обнаружила прихорашивавшуюся у зеркала Фебу.

– Ты уж меня извини, – пробормотала Одетта. – У меня и в мыслях не было злить Феликса.

Феба покачала головой:

– Феликс сам себя заводит. Он парень красивый, избалованный, считает, что все должны сдувать с него пылинки. Соответственно, напрягаться не любит. Да ему и не понадобится. Дело с Мунго так или иначе скоро утрясется. Адвокат говорит, что причин для беспокойства нет, – виновато улыбнувшись, сказала Феба.

– А что, у Мунго и вправду окончательно поехала крыша? – спросила Одетта.

– Трудно сказать, – неопределенно пожала плечами Феба. – Он всегда был какой-то неприкаянный. Думаю, он сам не знает, что может отколоть в следующую минуту, и очень этой черты в своем характере боится. А еще он мучается, что ничего путного до сих пор в своей жизни не сделал.

– Между прочим, я как раз хотела предложить ему работу. Но теперь, насколько я понимаю, ему не до того, – вздохнула Одетта.

– Работу? А чем он будет заниматься? – оживилась Феба.

– Калуму нужны люди, которые бы встречали любезно гостей и провожали до столика. Это, конечно, не метрдотель, но все-таки и не официант. Думаю, у Мунго это получится.

– Может, и получится, – произнесла Феба без особой, впрочем, уверенности. – В таком случае ему необходимо сказать об этом как можно скорее. Ты не права, когда говоришь, что ему сейчас не до того. Быть может, это его развлечет. А то он стал такой мрачный… Ни с кем не хочет разговаривать. Сидит дома, смотрит телевизор и жрет шоколад. Мы с Феликсом никак не разберем, что у него на уме. Боимся, как бы он не додумался до чего-нибудь ужасного…

Одетта отлично знала, что творится с Мунго. У него была депрессия – такая сильная, что временами ему не хотелось жить.

Когда Одетта познакомила Лидию с Ронни, последняя едва не разрыдалась от счастья. Наконец-то она нашла подходящую героиню для своего сериала. Лидия, по ее мнению, была просто создана для телевидения и имела все необходимые для звезды телешоу качества – была красива, в меру эгоистична и ветрена и обладала своеобразным чувством юмора. Короче, лучшего и желать не приходилось. Ронни не сомневалась, что телезрители будут от Лидии в восторге.

Финли, заметив, что Лидия ходит довольная, как именинница, не замедлил дать согласие на ее участие в съемках. В последнее время она основательно достала его своими ультимативными требованиями по поводу его перехода на работу к Калуму, и то обстоятельство, что кривая ее настроения неожиданно пошла вверх, не могло его не обрадовать.

* * *

Калум проводил в Фермонсо все меньше и меньше времени. Кроме того, у Одетты сложилось впечатление, что он постепенно стал отходить от руководства строительством. Положение еще больше ухудшилось из-за отсутствия Джимми и, по мнению Одетты, легко могло стать критическим. Поэтому, когда Калум заявился наконец на стройку с компанией инвесторов, Одетта, оттеснив его в сторону, завела с ним нелицеприятный разговор.

– Разве ты не понимаешь, что подрядчики и рабочие обеспокоены твоим отсутствием и, что ни день, все больше теряют веру в успешное завершение строительства? – прошипела она ему на ухо. – Не забывай также, что все оттяжки и проволочки в работе фиксируются на пленке телевизионщиками, а это еще больше усугубляет ситуацию. Я уж и не знаю, что отвечать на их вопросы.

– По-моему, ты сгущаешь краски, – поморщился Калум. – Пока все идет по расписанию. Механизм строительства работает, как часы, и я здесь не нужен.

– Еще как нужен! – вскричала Одетта. – Или тебе требуется повторение истории с «РО»? Не забывай, что мне теперь терять нечего, и отныне все шишки будут сыпаться только на твою голову. Кого ты хочешь наказать, устраняясь от участия в делах? Неужели самого себя?

– Я знал, что ты не упустишь случая надо мной поиздеваться.

– Я не издеваюсь над тобой. Я обеспокоена положением вещей. Имей в виду: если ты перестанешь руководить проектом, он рухнет и похоронит тебя под своими обломками… Слушай, а может, все дело в том, что у тебя кончаются деньги?

– Деньги у меня никогда не кончатся. У меня появился новый инвестор.

– Вот как? Кто же он, если не секрет?

– Не твоего ума дело.

– Только не говори, что твой новый инвестор – очередной гангстер, которому ты подрядился отмывать деньги. Ты и так уже в дерьме по уши. Как только телевизионщики отсюда уберутся, любитель Пикассо нанесет тебе визит, и ты узнаешь, что такое ужасы Герники.

На мгновение Одетте показалось, будто Калум смутился. Впрочем, когда она снова на него посмотрела, на его лице было прежнее непроницаемое и самуверенное выражение.

– Со всей ответственностью могу тебе заявить, что никакого отмывания не будет. Что же до нового инвестора, то он просил сохранить его имя в тайне. Так что я возложил на свои уста печать молчания, и тебе придется с этим смириться.

– Не придется. Считай, что я уволилась, – жестко сказала она.

– Если ты уволишься, я тоже брошу работать, – ухмыльнувшись, произнес Калум.

– Но ты не можешь так поступить! – воскликнула Одетта. Ей неожиданно пришло в голову, что его извращенное представление о справедливости могло внушить ему абсурдную мысль разрушить собственный бизнес в качестве компенсации за то, что он когда-то привел ее к банкротству. – Я, к примеру, сражалась за свое дело до конца. И победила бы – если бы ты меня не подставил.

– Вот как? – Калум, казалось, только и ждал, когда она это скажет. – Считаешь, стало быть, что способна работать лучше меня? В таком случае берись за дело. Я назначаю тебя ответственной за открытие «Дворца чревоугодия».

У Одетты от неожиданности и удивления даже ладони вспотели.

– Я не потяну, – прошептала она. – На меня будут давить, мне придется на кого-то давить, а я этого не переношу. У меня на это аллергия.

– Принимай тавегил. – Калум не давал ей ни минуты на раздумье. – Итак, решено. С завтрашнего дня ты здесь начальница.

Одетта покачала головой:

– Да не могу я занимать такую должность – как ты не понимаешь? Финансовая инспекция этого не допустит. Я же обанкротилась.

– С финансовой инспекцией я сам разберусь, – сказал Калум. – Откажусь от своего иска – и все дела. А ты станешь полноправным участником проекта «Дворец чревоугодия» и получишь определенный процент с дохода.

Одетта посмотрела на него в упор.

– Ты это ради меня делаешь или ради Джимми?

– Я делаю это ради женщины, которую люблю…

Одетта оказалась в самом эпицентре лихорадочной деятельности, связанной с подготовкой к открытию «Дворца чревоугодия» и организацией свадебных торжеств по случаю бракосочетания Финли и Лидии. На нее навалилось столько дел, что их, казалось, просто невозможно было все переделать. Разумеется, она, как и Лидия, стала объектом самого пристального внимания сновавших по Фермонсо во всех направлениях телевизионщиков, и ей не раз приходилось позировать перед телекамерами.

А это обязывало. Пришлось заказать себе в ателье несколько платьев и костюмов.

Впрочем, Ронни снимала не только Лидию и Одетту. К большому удивлению последней, Ронни решила, что будет очень неплохо, если перед видео и телекамерами снова появится Сид. В уикенд, когда Ронни, Одетта, Мисс Би, Элли и Эльза встретились в ателье на примерке новых нарядов, между ними зашел разговор именно на эту тему.

– Какого черта ты изводишь на нее пленку? – раздраженно спросила Одетта. – Насколько я знаю, ее даже на свадьбу не пригласили.

– Партнер Калума просто не может не появиться на свадьбе его младшего брата, – рассмеялась Ронни.

Одетта, прищурившись, холодно на нее посмотрела.

– Какой партнер? О чем это ты толкуешь, хотела бы я знать?

– Как? Разве ты не знаешь, что Калум Форрестер и Сид Френсис – деловые партнеры? Меня, впрочем, больше интересуют их личные отношения, и я постараюсь приподнять над ними завесу, хотя Калум уже пообещал выгнать меня за чрезмерное любопытство из Фермонсо. Может, поговоришь с ним? Какого дьявола он выпендривается? Сид все еще в большом фаворе у публики, и телезрители будут рады лишний раз увидеть ее на своих экранах – особенно в компании с молодым мужчиной. Сейчас модно, когда мужчина намного младше женщины.

– Ты, Ронни, охотишься на чужой территории, – с ухмылкой произнесла Эльза, пытаясь обратить все в шутку. – Мать обещала передавать всю эксклюзивную информацию, связанную с ее персоной, одному только Йену, который работает сейчас над «Взглядом из-под маски».

– А что это – «Взгляд из-под маски»? – с удивлением спросила Элли.

– Мемуары моей матери, – прошептала Эльза ей на ухо. Она не хотела, чтобы Одетта и Ронни ее слышали.

– А как ты относишься к тому, что Калум встречается с твоей матерью? – тоже шепотом спросила Элли, поглядывая на Одетту. – Не возражаешь?

Эльза пожала плечами:

– Что толку? Я перестала читать ей нотации, как только поняла, что ей, похоже, так и не суждено повзрослеть. Очень надеюсь, что им не хватит духу пожениться. Представляешь, что значит иметь такого отчима, как Калум?

Одетта сидела у Сид на кухне, дожидаясь ее бозвращения. Та заявилась в двенадцатом часу ночи – вошла в дом босиком с туфлями в руке. Для того, должно быть, чтобы не скрипеть каблуками по гравию. Одетта никогда бы не подумала, что Сид пойдет на такие предосторожности, чтобы скрыть свой поздний приход.

Обычно мнение других ее нисколько не волновало. Можно было, конечно, тешить себя надеждой, что Сид пошла на такие ухищрения, чтобы не травмировать ее чувства, но Одетта сильно в этом сомневалась. Похоже, все дело было в том, что Сид просто слегка свихнулась на почве секретности.

– По-моему, у нас была договоренность, что впредь ты будешь приходить на ферму только в мое отсутствие, – неприветливо сказала Сид, узрев Одетту у себя на кухне.

– Вы и отсутствовали – вплоть до этого момента, – сказала Одетта, во все глаза рассматривая свою хозяйку. Сид выглядела просто великолепно. На ней было платье из тонкого черного шелка, на шее – серебристый шарфик, на ногах, вернее, в руке – роскошные туфли из серебряной парчи на высоких каблуках.

– Но я уже пришла. – Сид швырнула ключи на стол, поставила туфли в угол и прошла босиком к буфету, где у нее хранилась бутылка виски.

– Правду говорят, что у вас интрижка с Калумом? – спросила Одетта. В принципе, она знала ответ на этот вопрос, но хотела услышать его из уст Сид. Получить, так сказать, официальное подтверждение своим мыслям.

Глаза Сид вспыхнули, а ноздри затрепетали.

– Да, мы встречаемся, – ответила она низким, хрипловатым от скрытых эмоций голосом. – Я люблю его, дорогуша. Мне, конечно, не хотелось бы делать тебе больно, но это – увы – факт. Я не испытывала этого чувства с тех пор, как умер Джоб. Это подлинное чувство. Я бы назвала его всепоглощающей страстью.

Одетта набрала в грудь побольше воздуха и задала ей второй вопрос:

– Скажите, вы делали инвестиции в проект «Дворец чревоугодия»?

– Да, я купила несколько акций «Дворца чревоугодия». На ничтожную, в общем, сумму, – сказала она как бы между прочим и закрыла эту тему. По-видимому, отношение Одетты к ее связи с Калумом интересовало ее куда больше. – Надеюсь, ты не станешь меня теперь ненавидеть? – спросила она, вглядываясь в лицо молодой женщины. – Я знаю, что ты была в него влюблена. Да и он какое-то время тоже тебя любил. Но это все в прошлом. Теперь он любит меня и готов ради меня на все. Как, впрочем, и я – ради него.

– Это вы предложили Калуму назначить меня ответственной за открытие?

– Я просто сказала ему, что он должен сделать тебя счастливой, – произнесла Сид. Как видно, в эту ночь она была настроена очень романтично.

– Вряд ли работа способна сделать меня счастливой, Сид. – Одетта печально покачала головой. – В лучшем случае она помогает мне не зацикливаться на своих бедах.

– Да, я знаю, что ты несчастна. Ты ведь все еще его хочешь, верно? – сказала Сид, закрывая лицо руками. – Какая же я все-таки мерзкая баба… Взяла и увела у тебя любимого мужчину…