Текст книги "Среди самцов"
Автор книги: Фиона Уокер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц)
16
Когда Одетта приехала в Лондон, было уже темно. Они с Монни договорились встретиться в маленьком кафе неподалеку от полицейского участка в Темзмейде. Поскольку времени заехать домой у Одетты не было, она явилась на встречу в тех самых джинсах и заляпанных грязью сапогах, в которых ездила на Коджаке. Другими словами, в этот вечер ее одежда сильно отличалась от той, что она обычно носила. Монни сразу это подметила и с удивлением посмотрела на сестру.
– Если бы ты заявилась в таком виде в участок, – сказала она, нервно прикуривая от зажигалки сигарету, – полицейские сто раз подумали бы, прежде чем поверить твоим словам о гарантиях относительно залога.
– О каких это гарантиях ты толкуешь? – поинтересовалась Одетта, присаживаясь за столик с чашкой разбавленного молоком чая.
Глаза Монни наполнились слезами.
– Ты – единственный человек, кого я знаю, кто мог бы дать подобные гарантии. Если гарантии будут получены, Крэйга завтра же выпустят, В противном случае его освобождение может затянуться. Подумай о наших детях, Одетта! О том наконец, что я снова жду ребенка и что новая беременность протекает у меня с осложнениями… – Монни прикрыла лицо руками и разрыдалась.
– Какие еще осложнения? – обеспокоенно спросила Одетта.
Монни достала из стаканчика бумажную салфетку и высморкалась.
– Врачи отделываются неопределенными замечаниями и пожимают плечами, но есть вероятность, что с плодом что-то не так…
Одетта сто раз говорила Монни, чтобы та бросила курить – хотя бы на время беременности. Впрочем, ее сестра нуждалась сейчас не в лекциях на медицинские темы, а в конкретной помощи.
– Почему Крэйга держат в камере? – спросила она, переводя разговор на другую тему.
– Против него выдвинули дополнительные обвинения – в частности, в краже со взломом, – сказала Монни, беспомощно поводя плечами. – Говорят еще, что в этом деле замешаны наркотики.
– Наркотики? – Одетта была на грани обморока. – Стало быть, речь идет не только о хранении награбленного?
– Да я ничего толком не знаю, Одди. – Монни со всхлипом втянула в себя воздух. – Могу сказать точно только одно: сегодня утром в квартиру ворвались спецназовцы. Высадили дверь, напугали детей… Крэйгу даже не дали толком одеться и увезли из дома чуть ли не в одном белье. Потом полицейские стали обыскивать квартиру и все перевернули вверх дном…
– Полицейские нашли что-нибудь?
– Нашли. Наличность, – пробормотала Монни. – Много. Несколько сумок. Я лично никогда эти сумки не видела. Крэйг же клянется, что деньги принадлежат его другу, который отдал их ему на хранение. Крэйг очень напуган, очень. А теперь еще эти обвинения в грабеже и торговле наркотиками… Короче, он в панике, да и я, как ты понимаешь, тоже. Прямо не знаю, что и делать.
– Какой кошмар! – Одетта поставила чашку на блюдечко и отодвинула в сторону. – Скажи, мама об этом знает?
– Не знает. И не вздумай ей говорить, – затянула Монни плаксивым голосом. – Я от ее нотаций с ума сойду.
– Я и слова не вымолвлю, – кивнула Одетта. – Только моих гарантий для освобождения Крэйга будет недостаточно. Как и моих денег. – Тут она понизила голос до шепота. – Я кругом в долгу.
– Но у тебя же роскошный клуб! – воскликнула Монни и снова потянулась за сигаретами. – Наверняка ты получаешь с него неплохой доход.
– Говорю же тебе – я по уши в долгах, – медленно, чуть ли не по слогам сказала Одетта. – А ведь надо еще расплачиваться с поставщиками… Тебе лучше обратиться к дедушке. По-моему, у него бабки есть, да и репутация хорошая.
– Так я и знала! – взвизгнула Монни, раздавила сигарету в пепельнице и поднялась с места. – Ты презираешь наше семейство и не желаешь ради нас пошевелить хотя бы пальцем!
Одетта почувствовала к сестре острую жалость.
– Врешь! Я вас не презираю, и чем смогу – помогу. Я, Мон, согласна дать гарантии.
– Правда? – Монни подозрительно посмотрела на нее покрасневшими от слез глазами.
– Правда. Я просто хочу тебе еще раз напомнить, что мои гарантии могут и не принять. Кстати, о какой сумме идет речь?
– Думаю, назначат штук двадцать, не меньше. – Монни снова присела за стол и закурила.
– Двадцать тысяч? – Одетта побледнела. – За какую-то паршивую кражу со взломом?
– На Крэйга, видишь ли, давно заведено досье. Считают, что он член преступной группы и принимал участие в налетах на бензоколонки и торговле наркотиками. Но я лично сильно в этом сомневаюсь. Обычно темные дела вершат по ночам, а ночью он почти всегда дома.
– Хорошо, я тебе верю, – сказала Одетта. Она и вправду считала, что Крэйг трусоват и на такие дела не способен. – Теперь скажи, что мне надо делать.
– Прежде всего надо позвонить адвокату Крэйга. – Монни впервые за весь вечер улыбнулась. – Дай-ка мне свой мобильник.
Хотя Одетте больше всего на свете хотелось поехать домой и принять душ, ей вместо этого пришлось тащиться к адвокату Крэйга и просматривать вместе с ним материалы по делу своего зятя.
– Я позвоню вам завтра утром, – сказал адвокат. – Если повезет, слушание дела по поводу освобождения Крэйга под залог может состояться во второй половине дня.
– Мне надо присутствовать на слушании? – спросила Одетта, думая о том, что оставлять надолго «РО» без присмотра не годится.
– Не обязательно. Вам следует лишь подписать после окончания слушания кое-какие бумаги. Ну а потом придется сходить в участок и предъявить документы, подтвержающие вашу платежеспособность.
Поскольку всю свою наличность Одетта отдала Монни, которая поехала нанимать няньку, ей самой пришлось ехать домой на метро. Открыв дверь квартиры, она стащила с себя пропахшую потом одежду и первым делом направилась в душ. Примерно через час, переодевшись в строгий черный костюм и надев туфли на высоких каблуках, она вышла из дома и двинулась к автобусной остановке. Увы, ни машины, ни мотороллера, который протаранил джип Этуаля, ни даже денег на такси у нее не было. Оставалось одно: воспользоваться общественным транспортом.
В последний раз Одетта ездила на автобусе несколько лет назад и напрочь забыла, что это транспортное средство для перевозки дам в туфлях на высоких каблуках совершенно не приспособлено. Счастливо избежав опасности сломать каблуки или – того хуже – ногу, Одетта сошла на нужной остановке и неторопливо зашагала к «РО». «РО» выглядел замечательно. На окнах появились красивые резные ставни, а на стеклах готическим шрифтом были нанесены большие буквы Р и О. Одетта не знала, как Калуму удалось все это сделать в течение одного уикенда, но она была искренне ему благодарна. Воистину, этот человек обладал феноменальными способностями все устраивать по высшему разряду.
Войдя в фойе, она увидела нарядную, полированного дерева конторку, за которой стояли две симпатичные девушки в красных брючных костюмах. Они отвечали на телефонные звонки и принимали заказы, ухитряясь при этом ослепительно улыбаться посетителям. Бар был забит до отказа, что для воскресного вечера вообще-то редкость. За дальним столиком в углу бара расположился Калум в своей знаменитой кожаной шляпе и в бесформенном, широченном пиджаке. Он сидел один и просматривал лежавшие перед ним на столе деловые бумаги. Увидев Одетту, он удивленно выгнул дугой бровь и, прищурив свои холодные серые глаза, стал ждать, когда она подойдет.
– Уже вернулась? Так скоро? – Улыбаясь уголками рта, Калум складывал бумаги в стопку. – У нас все нормально. Тебе не было смысла сюда тащиться.
– Я ненадолго. Просто пришла узнать, как вы без меня справляетесь. – Подошла незнакомая официантка и приняла у Одетты заказ. – А здесь много новых лиц. Твоя работа? – Одетта вопросительно посмотрела на Калума.
Калум уже убрал со стола почти все бумаги, хотя Одетта тоже была бы не прочь их просмотреть. В конце концов, она имела на это право. Однако, когда она заикнулась об этом, Калум небрежно помахал в воздухе рукой:
– Это терпит. Расскажи лучше, как ты провела уикенд.
– Прекрасно, – улыбнувшись, сказала Одетта. – Но здесь все равно интереснее. Не представляю, как тебе удалось за два неполных дня столько всего сделать. Чего стоят хотя бы эти прекрасные шторы с вензелем «РО»!
– Я заказал их несколько недель назад, – пробурчал Калум. Судя по всему, ему не хотелось особенно распространяться о своих достижениях. – Но доставили их только в субботу.
– Ты заказал их, даже не посоветовавшись со мной? – На щеках Одетты жарко полыхнул румянец. – Сколько раз я говорила тебе, что не могу работать, когда…
– Это случилось до того, как я узнал, что ты не любишь сюрпризы. Я думал, сестричка, шторы тебе понравятся… – Лицо Калума расплылось в обезоруживающей улыбке.
Как это уже не раз бывало, Одетту поразило, как быстро меняется у него настроение.
– Они мне, конечно, нравятся, но…
– Ну а раз нравятся, то к чему спорить? – снова блеснул белозубой улыбкой Калум.
Одетту раздражала его манера отметать с помощью своей обаятельной улыбки все аргументы противной стороны, но она не могла не признать, что такой способ утихомиривать спорщика действовал почти безотказно.
Поднявшись с места, Калум сказал:
– Поскучай здесь минутку, а я пойду предложу Флориану спуститься в бар и составить нам компанию. Только никуда не уходи, красотка. Я быстро!
Впервые за все время их знакомства Калум назвал ее «красоткой», а не «сестричкой», как это было у него заведено. Одетта знала, конечно, что «красотка» тоже не совсем то слово, с каким следовало бы обращаться к деловому партнеру, но ничего не могла с собой поделать и обрадовалась, как маленькая. Кроме того, она видела собственными глазами, какой большой интерес проявляет Калум к ее заведению и к ней лично, и от этого ее радость становилась еще больше. Радость – и возбуждение. Одетта окончательно для себя решила, что, если Калум снова предложит ей заняться сексом – современным сексом, в духе двадцать первого столетия, – она, пусть даже ей будет при этом очень стыдно, колебаться больше не станет и пойдет навстречу всем его желаниям.
– Одетта приехала! – бросил Калум, входя в кабинет Этуаля.
– Дьябло! – Этуаль в сердцах воткнул острейший разделочный нож в кусок говяжьей вырезки. – Где она?
– Внизу, в баре. Тебе надо к ней спуститься и постараться ее обаять.
– Я не желаю иметь дело с этой глупой гусыней! Избавь меня от этого.
– Мне необходима твоя помощь, – сварливо сказал Калум. – Это ведь ты повесил на окна ставни и шторы с разорившегося неделю назад ресторана.
– Этот ресторан – «Роро» – в Манчестере. Так что никто об этом не догадается, тем более эта тупая корова. – Этуаль извлек из вырезки нож и задумчиво потыкал мясо пальцем. – К тому же они изготовлены словно для этого заведения и очень неплохо смотрятся.
– Ну, кое о чем другом она узнать все-таки может. О том, к примеру, что обслуживающий персонал работает здесь временно – пока в «Неро» красят стены. Официантки могут сболтнуть – да и вообще кто угодно.
– Ладно, уговорил. – Флориан сунул в нагрудный карман рубашки сигареты и стал надевать пиджак. – Пойду. Думаю, Нед и без меня справится. Сегодня у нас заказано только пятьдесят мест.
– Не вздумай сказать об этом Одетте, – напутствовал его Калум.
Флориан славился своими победами у прекрасного пола, но он терпеть не мог феминисток, бубнивших о равноправных партнерских отношениях с мужчинами. По этой причине ему не очень-то улыбалось встречаться с Одеттой, у которой был слишком самостоятельный, въедливый ум и самоуверенный резкий голос. К тому же он был не в восторге от ее невыразительного лица и ужасной, по его мнению, фигуры. Это не говоря уже о том, что Калум буквально извел его своими намеками на некие нежные чувства, которые Одетта якобы к нему питает.
17
Когда Калум с Флорианом спустились в бар, Одетта болтала по мобильнику.
– Эльза, детка, я хотела тебя поблагодарить… Как за что? За все… Говоришь, твою мать задержала полиция? Могут лишить водительских прав? Бедняжка… – Увидев Калума, она торопливо зашептала: – Мне пора заканчивать разговор. Когда увидимся? Прямо не знаю… Субботу я, конечно, освобожу – как-никак, свадьба. Но не раньше… Раньше не получится. Буду с утра до ночи торчать в «РО». Конечно, заходи, если выберешься. Уж я найду время, чтобы перекинуться с тобой словом…
Когда перед ней на столе появилась бутылка шампанского, она захлопнула крышку мобильника, сунула его в карман и удивленно спросила:
– Опять пьем? За что на этот раз?
– За наши разнообразные способности и таланты. И объединенные усилия, – сказал Калум, ткнув пальцем в Флориана, и стал разливать шампанское по бокалам.
– Ты намекаешь на ваши с Флорианом способности потреблять алкогольные напитки в неограниченных количествах и на то, что вы всегда готовы объединить усилия, чтобы пропить доходы от этого заведения – так, что ли? – мрачно поинтересовалась Одетта, накрыв свой бокал ладонью. – Я лично пить не буду. С меня и вчерашнего довольно.
– Ты говоришь глупости. – Калум стал лить холодное шампанское прямо ей на пальцы, и она инстинктивно одернула руку.
– Глупости или нет, но сегодня, похоже, нам серьезно поговорить уже не удастся, – обиженно сказала Одетта, вытирая салфеткой пальцы. – Когда в таком случае мы назначим деловую встречу? Завтра в девять утра вас устроит? Не забывайте, что завтра вечером у нас в кабаре должно состояться первое шоу.
– Шоу отменили. Слишком ничтожный от него доход.
– Кто же это распорядился отменить шоу? – воскликнула Одетта.
– Я, – односложно ответил Калум.
– Насколько я знаю, билеты расхватывают, как горячие пирожки…
– Кто расхватывает? Студенты? – язвительно бросил Калум, откидываясь на спинку стула и закладывая руки за голову. – Мне студенты здесь ни к чему. От них только шум и грязь, а денег мало. Это ресторан, а не какой-нибудь студенческий притон с эстрадой и пивнушкой, сестричка.
Вот так: снова «сестричка» и никакой тебе больше «красотки»! Одетта устало потерла лицо руками. На душе у нее было премерзко.
– Все равно. Ты не имел права принимать такое важное решение через мою голову, – прошептала она.
– Я звонил тебе на мобильник, но он был отключен, – соврал Калум.
– Ладно, поговорим обо всем завтра. – Одетта не хотела ни о чем больше спорить и ничего никому доказывать. Для этого она была слишком утомлена. – Я позвоню домой Вэл и попрошу, чтобы она пришла как можно раньше.
– Не беспокойся. Я сам все сделаю, – любезно сказал Калум. – Давай-ка лучше выпьем. Чтобы поднять настроение.
Одетта решила больше не упрямиться и выпила вместе с Калумом и Флорианом. В отличие от разговорившегося вдруг Калума Флориан все больше помалкивал, а когда его приятель откупорил вторую бутылку шампанского, то и вовсе впал в мрачное, созерцательное состояние. Пытаясь расшевелить Флориана, а заодно и начинавшую клевать носом Одетту, Калум предложил им сходить в ресторан и пообедать.
– Уже четверть одиннадцатого, – широко зевнув, сказала Одетта. – Мне домой пора, баиньки.
– Глупости! – вскричал Калум, с силой толкая Флориана в бок локтем.
– Точно, глупости! – повторил как попугай Флориан, одаривая Калума не слишком любезным взглядом. Потом, вспомнив о доверенной ему миссии, он коснулся плеча Одетты: – Ты не можешь уйти, не отведав моих блюд. Это оскорбление.
Одетта поднялась с места. Ее покачивало. Она не помнила точно, сколько раз Калум наполнял ее бокал, но понимала, что выпила не так уж мало. Тут ей пришло в голову, что она весь день ничего не ела. Стало быть, в том, что она захмелела, не было ничего удивительного.
Когда они прошли в обеденный зал и уселись за столик, отгороженный от общего зала ширмой, Одетта торопливо просмотрела меню: все блюда, включая холодные закуски, были заменены новыми. Впрочем, меню было составлено умелой рукой, и возразить ей было нечего. Оставалось только сделать выбор. Когда она открыла рот, чтобы заказать что-нибудь наименее калорийное, Флориан, перебивая ее, сказал:
– Я сам решу, чем тебя угостить. Более того, сам же это и приготовлю.
С этими словами он снялся с места и полетел на кухню. Оказавшись в своем гастрономическом царстве, он вызвал Неда, что-то пошептал ему на ухо и отправился к себе в кабинет – пить свой любимый «Реми-Мартин» пятнадцатилетней выдержки. «Не хочу я трепаться с этой бабой и строить ей куры, – думал он, потягивая из фужера маслянистую, с золотой искрой коричневую жидкость. – Не хочу – и не буду».
Выйдя через четверть часа из своего загончика в коридор, Флориан столкнулся с Калумом, который направлялся в кабинет Одетты.
– Она думает, что я пошел пописать, – сказал ему Калум, открыл дверь, вошел в комнату и принялся сгребать в кучу лежавшие на столе бумаги, документы и нераспечатанные письма, в том числе письмо от Вэл, менеджера кабаре, в котором она уведомляла о своей отставке. Все это он засунул за стоявший у стены шкаф, заставленный папками с личными делами сотрудников.
Вынув вслед за тем из ящика несколько досье, он препроводил их в указанном направлении вслед за письмами, многочисленными меню и бухгалтерскими документами. В случае чего всегда можно было сказать, что документы провалились под шкаф по вине нерадивых уборщиц.
Покончив с бумагами, Калум прикрыл дверь и двинулся через кухню в обеденный зал, велев по пути одному из официантов принести за его столик бутылку марочного рислинга, который он намеревался влить в Одетту. Калум ликовал: пока все шло в точности, как он задумал.
Рыба-монах, которую подали Одетте, представляла собой настоящее произведение искусства. Одетта, во всяком случае, ничего более красивого не видела за всю свою жизнь и искренне считала, что этому блюду место не на обеденном столе, а в художественном музее. Перламутровая тушка монаха лежала на подстилке из кроваво-красной лососевой икры, в окружении орнамента из ломтиков зеленого, желтого и оранжевого перца. В центре тушки красовался фирменный знак Этуаля – изумрудно-зеленая, с темными прожилками корона из съедобных трав и кореньев, напоминавшая ювелирное украшение из жада.
Нечего и говорить, что Одетта, потребляя это чудо кулинарии, не ела, а священнодействовала. Рыба таяла на языке, а соус был столь изысканным, что Одетта, проглотив кусочек, всякий раз жадно облизывала губы, стремясь подольше сохранить во рту этот восхитительный, легкий и насыщенный одновременно, неуловимый и сладостный, как мечта, вкус.
– Нравится? – не без гордости осведомился Флориан, который, пока она ела, не сводил с нее глаз.
– Невероятно! – Одетта даже засмеялась от удовольствия. Ферди готовил очень хорошо – особенно когда был трезв, но стряпня Этуаля была выше всяких похвал. Следующее блюдо говяжью вырезку с грибами – Флориан скармливал ей, как малому ребенку, лично поднося наколотые на вилку крохотные кусочки к самым ее губам. То блаженство, которое она демонстрировала всем своим видом, поглощая приготовленную им пищу, немало польстило его самолюбию; теперь он поглядывал на женщину куда более доброжелательно, чем в начале вечера. Более того, он даже начал за ней ухаживать. Так, во всяком случае, казалось Одетте, которая от души наслаждалась едой и мужским вниманием, не забывая также подносить к губам бокал с вином, на чем особенно настаивал Флориан.
– Еда без вина, – сказал он, – это как брачное ложе без невесты.
Сначала Одетта пила рислинг, потом «Руа Медок», а потом великолепный «Шаве Эрмитаж» 82-го года. А еще она наблюдала за сидевшим напротив Калумом. Ей хотелось, чтобы он обратил внимание на ухаживания Флориана, разозлился, грозно на него посмотрел, послал его к черту – другими словами, ее приревновал. Увы, взгляд Калума продолжал оставаться холодным и отстраненным: казалось, в эту минуту он находился от них и от этого места где-то за тридевять земель…
Под воздействием благородных вин, а вернее сказать, их смеси и количества, Одетта забыла о том, что кабаре и бар на втором этаже закрыты, а официантки, которые сменили временный обслуживающий персонал, слишком уж избалованы. Войдя в туалет, она прилипла к зеркалу и, пританцовывая на месте от избытка чувств, запела:
– А-а-ах! Мне так нравится любить тебя, беби…
Потом, прервав пение и еще раз внимательно на себя посмотрев, она пришла к выводу, что очень даже ничего. Не красавица, конечно, в общепринятом смысле этого слова, но очень, очень сексуальная. До такой степени, что ей удалось расшевелить даже знаменитого Флориана Этуаля, который знает толк в женской красоте ничуть не меньше, Чем во вкусной жратве. Но Калум – орешек потверже Этуаля. Вставал вопрос: достаточно ли она сексуальна, чтобы расшевелить Калума?
Прикрыв на мгновение глаза, она представила Калума у себя дома. Он стоял рядом с ней с бокалом бренди в руках и смотрел на пылавший в камине огонь. Потом повернулся к ней и сказал:
– Я люблю тебя, Одетта Филдинг. – Его голос вибрировал от сдерживаемых эмоций. – Будь моей женой… – Открыв глаза и гипнотизируя взглядом свое отражение в зеркале, Одетта медленно, чуть ли не по слогам, произнесла: – Одетта Форрестер. – «А ведь неплохо звучит», – подумала она и заговорила снова: – Здравствуйте, я – Одетта Форрестер. Очень рада с вами познакомиться. Как поживаете?..
Выйдя из мужского туалета и проходя мимо женского, Калум услышал доносившийся из-за двери знакомый голос.
– Я – Одетта Форрестер. Очень рада с вами познакомиться… Черт, опять не то! Привет, я – Одетта Форрестер, а это мой муж Калум Форрестер…
Калум расплылся в улыбке и, продолжая улыбаться, вошел в обеденный зал.
– Чего скалишься? Анекдот, что ли, рассказали? – с любопытством спросил у него Флориан.
– Да нет. Просто подумал, что мисс Филдинг уже созрела для десерта, – ответил Калум, глядя на подходившую к столику Одетту. Ее черные волосы в беспорядке разметались по плечам, голубые глаза лихорадочно блестели, а большой, заново накрашенный губной помадой рот алел на бледном лице, как незажившая рана. Все это свидетельствовало о том, что у нее и впрямь слегка поехала крыша. Калум, продолжавший злиться на Одетту за то пренебрежение к его нуждам, которое она продемонстрировала на заднем дворе «РО», почувствовал, что настало удобное время взять реванш.
Десерт, именовавшийся «тройной шоколадный мусс» и оттого черный, как кожа сенегальца, перекочевал в рот Одетты с помощью ложечки, которую заботливо подносил к ее губам Флориан, сопровождая указанное действие регулярными впрыскиваниями в ее организм щедрых порций темно-красного муската и желто-коричневого коньяка «Реми-Мартин».
К тому времени, как с десертом было покончено, обеденный зал окончательно опустел, и Калум велел обслуживающему персоналу отправляться по домам.
– Я сам тут все уберу, – сказал он официантке, покровительственно шлепая ее по заду.
Одетта расхохоталась:
– Помнится, ты как-то сказал, что всякая физическая работа тебе ненавистна и ты, если появится необходимость бегать с тарелками или помогать в баре, предпочтешь закрыть ресторан.
– То-то и оно. Я закрываю эту лавочку, – как бы в шутку сказал Калум, сверля при этом Одетту тяжелым взглядом, в котором ни на гран не было веселья.
Впрочем, уборкой занялся все-таки не Калум, а Флориан. Поставив тарелки на поднос, он отправился на кухню, чтобы дать инструкции своим подчиненным. Оставшись наедине с Калумом в большом пустынном зале ресторана, Одетта заулыбалась, как именинница. Калум тоже улыбался, но по другой причине. Ему казалось, что теперь Одетта полностью в его власти и он может заставить ее плясать под свою дудку.
– Хочу кое-что тебе показать, – сказал он и, к большому удивлению Одетты, взял ее за руку. – Давай-ка поднимемся ко мне в кабинет.
Когда она шла рядом с Калумом, у нее было такое ощущение, что она – маленькая девочка, которую ведет за руку большой, сильный мужчина – ее надежда и опора. Ей нравилась, как он сжимал ее руку своими сухими, теплыми пальцами, и она готова была идти с ним рука об руку хоть на край света. Когда они вошли в кабинет, Калум выпустил ее руку на свободу и включил один из двух стоявших в офисе компьютеров. На экране высветился снятый под непривычно высоким углом бар.
– Узнаешь? – спросил Калум, усаживая ее в кресло и возлагая свою сморщенную обезьянью ладошку ей на колено.
Хотя от его прикосновения по ее телу волной пробежала дрожь, она справилась с собой и заставила себя смотреть на экран. На дисплее суетились черно-белые изображения людей, передвигавшихся толчками, как марионетки.
– Насколько я понимаю, это делается из соображений безопасности? – спросила Одетта, которую не уставали поражать Дальновидность и предусмотрительность Калума.
– Несомненно. – Калум с отсутствующим видом гладил ее по коленке. – Нами установлена цифровая камера, способная записывать информацию двадцать четыре часа в сутки. Случись грабителю проникнуть в бар, каждое его движение окажется на пленке.
Рука Калума стала двигаться вверх по ноге Одетты, и ее голос задрожал чуть сильнее, чем ей бы того хотелось.
– А как насчет остальных помещений? – запинаясь, спросила она.
– Это – проверочная запись, – сказал Калум, поглаживая подушечками пальцев внутреннюю часть бедра Одетты. – Если то, что ты увидела, тебе понравилось, мы утыкаем такими камерами весь ресторан.
– И во сколько же это обойдется? – Одетта говорила отрывисто: рука Калума оказалась в непосредственной близости от ее промежности.
– Во сколько бы ни обошлось, дело того стоит, – произнес Калум, на лице которого манипуляции, производимые его правой рукой, не находили ни малейшего отражения. – В последнее время грабежи ресторанов и баров участились. Между прочим, – вдруг сказал он, – у тебя отличные ляжки и задница.
– Что такое?! – воскликнула Одетта и так резко повернулась к Калуму, что у нее хрустнули шейные позвонки.
– «Что такое?» Как проникновенно сказано! Да тебе на роду написано играть в кино роли удивленных простушек, – хмыкнул Калум и больно ущипнул ее за ляжку.
Он взял ее лицо в ладони и, желая запечатать рвущиеся наружу слова протеста, приложил к ее губам указательный палец. Одетта замерла. Это было настолько романтично, что ей, казалось, осталось одно: ждать немедленных признаний.
– Знаешь, что Флориан находит тебя чертовски привлекательной? – спросил Калум.
Одетту охватило глубокое разочарование. Она ждала совсем других откровений.
– Ну, сегодня вечером он и в самом деле позволил себе…
– Он хочет тебя трахнуть, – перебил ее Калум, продолжая сверлить ее взглядом.
«Ну вот, – уныло подумала Одетта, – опять разговоры о сексе». Все мужчины хотят от нее только одного – секса. И не просто секса, а секса современного, так сказать продвинутого, секса двадцать первого столетия. Никакой романтики, извращенное воображение плюс животная страсть – вот что это такое.
– Я никогда не смешиваю дело с удо…
– Довольно штампов, Одетта, – резко одернул ее Калум. – Трахнись с ним! Пойди навстречу своим инстинктам. Сделай хоть раз в жизни что-нибудь иррациональное.
– Но почему с ним? Почему не с тобой? – выдохнула она, чувствуя, в какой опасной близости от ее губ находится его рот.
– Ты слышала, что Флориан говорил о вине и пище? Их нельзя потреблять отдельно друг от друга. – Калум провел хищно загнутым пальцем по ее щеке. – Ну так вот: мы с Фло – неразлучны. Как вино и пища.
«Боже, – подумала Одетта, – на что это он намекает? „Мы с Фло – неразлучны“? Уж не хочет ли он, чего доброго, предложить мне заняться любовью втроем? С ним и с Фло одновременно? Вот ужас!»
– Я не стану заниматься любовью втроем.
Калум засмеялся каркающим, отрывистым смехом.
– Ну нет. Заниматься любовью втроем тебе не придется, – отсмеявшись, сказал он. Его палец заправил ей за ухо выбившуюся из прически прядку, а потом вновь совершил путешествие по ее щеке. – Дело в том, что я всегда пробую пищу, приготовленную Флорианом. Я – его дегустатор. А он взамен дегустирует то, что я предназначаю для собственного потребления.
– Он что же – пробует твои вина? – с надеждой в голосе спросила Одетта.
– Иногда. – Палец Калума спустился по шее к ее груди и замер у треугольного выреза ее жакета. – А иногда он дегустирует моих знакомых женщин. Он эксперт по этой части. Но любит женщин вообще – так сказать, как класс. У меня же более рафинированный вкус, и угодить мне трудно. Он знает об этом, знает мои вкусы, а потому я позволяю ему, если так можно выразиться, отделять зерна от плевел.
Одетта отшатнулась от Калума и едва слышно произнесла:
– Я не стану… – Она начала медленно пятиться к двери. – Я не стану трахаться с Флорианом, ты, чертов псих!
– Сделай это, Одетта. – Калум словно прикипел к месту. – Ты хочешь этого, я хочу, чтобы ты сделала это…
– Я этого не хочу, – покачала головой Одетта. – Не надо мне ничего приписывать. А тебя за такие предположения надо упечь в психушку!
– Как тебе не стыдно так говорить, – укоризненно сказал Калум, после чего отвернулся к компьютеру и стал смотреть на мельтешивших на дисплее черно-белых человечков. – Я-то думал, нам вместе будет хорошо. Думал, что ты, возможно, та единственная женщина, которую я ждал всю свою жизнь. Думал, ты поймешь…
Она заколебалась.
– Что? Что я должна понять?
– Как это непросто – меня любить. – Он говорил едва слышным шепотом, который к тому же заглушали доносившиеся из бара взрывы смеха.
– Так ты этого хочешь? – Ее голос предательски дрогнул. – Чтобы я тебя любила?
Калум повернул голову и посмотрел на нее через плечо.
– Ты уже меня любишь. Теперь тебе остается только доказать, кстати, и себе тоже, что твое чувство ко мне – не просто прихоть взбалмошной эгоистки.
Когда Одетта, вся в слезах, ушла, Калум пощелкал клавишами, включая то одну, то другую камеру. Видеокамеры уже были расставлены по всему ресторану, но он не хотел ей об этом говорить. Высмотрев на кухне Флориана, он некоторое время созерцал, как тот в полном одиночестве тянул из большого фужера коньяк. «Ничего удивительного, что Ферди спивается – с таким-то наставником», – подумал он и снова защелкал клавишами.
Три дамы нюхали в женском туалете кокаин. В ресторане не было ни единой живой души, зато в баре веселье продолжалось. В фойе одна из стоявших за конторкой девушек курила с гардеробщицей. Они передавали друг другу мятую, неаккуратную сигаретку, подозрительно напоминавшую самокрутку с марихуаной. «Непорядок», – нахмурился Калум и сделал соответствующую запись в блокноте.
В находившемся за стеной кабинете раздался шум, и Калум пожалел, что не установил камеру и там тоже. Впрочем, на это у него не было времени. За предыдущую ночь удалось установить пять камер из намеченных им семи – да и то ценой неимоверных усилий. Пришлось заплатить тройной тариф и персонально уговаривать каждого специалиста.
Вслушиваясь в шум за стеной, Калум гадал, куда Одетта направит свои стопы. В тот момент, когда это ему прискучило и он уже протянул руку, чтобы выключить монитор и уйти, дверь хлопнула и в коридоре послышались шаги.
