Текст книги "Среди самцов"

Автор книги: Фиона Уокер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 39 страниц)

– Я хочу предложить тебе работу в Фермонсо. Должен заметить, я никогда не сомневался в твоих талантах, просто их с самого начала следовало ограничить какой-нибудь конкретной деятельностью.

– И что же я должна буду делать? – спросила Одетта, все еще не веря своим ушам. – Мыть посуду? Работать курьером? Сидеть на телефоне?

– Ты будешь у меня отвечать за связи с прессой.

– Ничего себе! – Удивлению Одетты не было предела. – И это после того, как ты в прессе смешал мой «РО» с грязью?

– Видишь ли, процесс создания «Дворца чревоугодия» снимается на пленку коммерческим телевидением, и мне нужно, чтобы за этими ребятами кто-то присматривал. Они вечно норовят расставить акценты не там, где надо.

– Позвони Джереми Бидли, – посоветовала Одетта. Взяв в руку разводной ключ, она стала затягивать болт на картере у «Бентли».

– Но ты хотя бы подумай над моим предложением, сестричка. – Калум присел на корточки и стал наблюдать за тем, как она работает. – Ведь не собираешься же ты, в самом деле, быть автомехаником до конца своих дней?

– Меня не заинтересовало твое предложение. – Одетта поменяла ключ на другой, жестом показав Калуму, что он ей мешает. – Давай оставим все как есть, ладно?

– Нет, не оставим. – Он продемонстрировал одну из самых ослепительных улыбок из своего арсенала. – Может быть, пообедаем вместе и поговорим?

У Одетты появилось искушение огреть его по голове разводным ключом. Увы, принимая во внимание количество врагов Калума, можно было не сомневаться, что его знаменитая кожаная шляпа имеет стальную подкладку, так что особенно суетиться не стоило.

– Все шутишь, да?

– Ничего я не шучу. – Он и впрямь был серьезен, как никогда. – Мне давно следовало пригласить тебя пообедать. Вечером в пятницу у меня заказан столик в «Шато де Ноктюрн». Присоединишься?

Одетта уже собиралась ему сообщить, куда именно он может катиться вместе со своим «Шато де Ноктюрн», как услышала хорошо знакомый томный, хрипловатый голос:

– Как же тебе повезло, Одетта, деточка! Я не была в этом ресторане с тех пор, как мы с Джобом отмечали там десятую годовщину нашей свадьбы. Там так трудно заказать столик… Кстати, мистер, не встречались ли мы с вами раньше?

Калум повернулся на голос и увидел в дверях гаража озаренную солнечными лучами Сид Френсис. Глядя на свою хозяйку будто впервые в жизни, Одетта подумала, что у нее удивительно одухотворенная внешность и что выступает она чрезвычайно важно, даже величественно. На Калума же появление Сид в лучах солнца не произвело должного впечатления. Куда больше его заинтересовала ее собака. Он взлохматил маленькой рукой в перчатке густую, лоснящуюся шерсть на холке собаки. Потом, распрямившись, посмотрел на Одетту и добавил:

– Итак, вечером в пятницу. Не забудь.

– Дорогая, чтобы ехать в ресторан, нужно соответствующе одеться. – театрально, несколько в нос произнесла Сид. – Ты же не можешь явиться туда в комбинезоне?

– Я не поеду, – пробормотала Одетта. – На следующий день у Эльзы свадьба.

– Глупости. – Голос у Сид был сладок, как мед, но ее глаза ввинтились в лицо Одетты наподобие стальных буравчиков. – Я уверена, что твой приятель доставит тебя домой вовремя. Мы встречались с вами, – сказала она с уверенностью, перекпючая внимание на гостя. – Только вот не помню точно, где?

– Мы были представлены друг другу на вечере открытия «РО». Меня зовут Калум Форрестер. – Он протянул Сид затянутую в перчатку руку.

Сид пожала руку Калуму, одновременно одарив Одетту сочувственным взглядом. Она решила взять дело под свой контроль.

– Одетта, дорогуша, мне необходимо в ближайшие четверть часа быть в Чакфилде. И очень тебя прошу: сними этот грязный комбинезон. Ты запачкаешь обивку «Ламборгини»…

Сид обращалась к ней как к прислуге – да еще в присутствии Калума! – но Одетта промолчала. Так ни слова и не сказав, она лишь коротко кивнула и отправилась переодеваться.

– До пятницы! – крикнул ей вдогонку Калум, хотя все это время смотрел только на Сид. Он пытался понять механизм воздействия Сид на людей.

– На какое время заказан столик? – поинтересовалась Сид.

– На девять.

– Если заедете за Одеттой в семь, мы сможем попить чаю и поболтать. – С этими словами Сид удалилась, величественная, как Пенелопа.

Калум полез в джип, где ему в лицо пахнуло крепким французским табаком.

– Она меня не видела? – спросил Флориан, осторожно выглядывая из окна машины.

– Не видела.

– Ну и хорошо, – сказал он, заводя мотор. – Пора ехать в Лондон. Мне нужно готовить обед в «Ле Орбиталь». Один ресторан у меня все-таки остался. – Флориан все еще злился на Калума за то, что тот продал «РО», даже не посоветовавшись с ним, хотя прежде обещал оставить ресторан ему.

– Не понимаю, почему ты так боишься Одетту? – со смехом спросил Калум, когда они помчались по прямой, как стрела, автостраде.

– Жаль, что у тебя на той пленке нет звука, – сказал Флориан, пыхнув своими крепчайшими «Галуаз». – Ты бы услышал, что она мне там говорила и чего от меня требовала.

Калум подумал о записи, сделанной на кухне «РО» камерой слежения. Неожиданно ему захотелось побыстрее оказаться в Лондоне, разделаться со всеми делами, а потом закрыться у себя в кабинете и просмотреть эту пленку. Он уже смотрел ее раз, наверное, сто. Временами останавливал тот или иной кадр, внимательно его рассматривал и снова возвращался к началу. При этом им овладевали сильные, часто противоречивые и несвойственные ему прежде чувства – желание, ревность, сожаление и раскаяние.

36

В тот вечер, отведав покупного «пастушьего пирога», напоминавшего вкусом подметку, Сид сказала, что у Калума хорошая аура.

– Какая там аура? Он настоящий садист, – сказала Одетта, отодвигая от себя тарелку. – Он единственный виновник того, что я потеряла все и оказалась здесь.

– Тем не менее тебе стоит все-таки принять его предложение с ним отобедать, – сказала Сид. – Хотя бы из благодарности. Ведь без Калума мы вряд ли бы с тобой встретились и подружились.

Одетту поражал эгоизм этой женщины. Она искренне считала, что все исходящее от нее – благо.

– Держать на кого-нибудь камень за пазухой – означает портить свою энергетику, – продолжала гнуть свое Сид. – Как я понимаю, Эльза уговаривает тебя ему отомстить, но месть до добра не доводит. Надо попытаться понять человека, причинившего тебе зло, а не мстить ему. Я тебе больше скажу: Калума сейчас снедает сильное чувство вины, а это пострашней иной мести.

– Не думаю, что он из-за этого предложил мне работу, – язвительно сказала Одетта, распечатывая плитку шоколада.

– Он предложил тебе работу? – На лице Сид проступило изумление.

– Сумасшествие какое-то, верно? – рассмеялась Одетта. – Калум хочет, чтобы я стала его пресс-секретарем, – и это после того, как он разорил меня дотла и довел до банкротства.

– И тем не менее ты все еще его любишь, – сказала Сид, переводя разговор в плоскость романтических отношений. – А такое, согласись, встречается нечасто. Рано или поздно Калум должен был это понять.

Одетта покачала головой:

– Я ему не нужна. Ему нужна Лидия.

– Он все еще ею увлечен? Странно. Неплохо было бы на него погадать. Да и на тебя тоже.

– Чем бы ни закончилось гадание, – предупредила Одетта, – я с ним обедать не поеду.

Сид между тем убрала со стола тарелки, застелила его шелковой скатертью и поставила толстую свечу лилового воска, предварительно ее запалив. После этого, глядя на пламя свечи, она принялась сосредоточенно перемешивать гадальные карты.

– Готово, – сказала она, веером раскинув карты по столу. – Выбери себе двенадцать штук.

Одетта отобрала наугад двенадцать карт. Сид стала одну за другой переворачивать их картинками вверх и толковать изображенные на них рисунки.

– Башня! – сказала она, перевернув первую. – Это, скорее всего, Фермонсо.

– А по мне, это мельница, в которой я живу, – заметила Одетта, глядя на изображенное на карте некое архитектурное сооружение фаллической формы с синими молниями наверху. – И которая в один прекрасный день обязательно сгорит, потому что там вся проводка ни к черту. Об этом, кстати, свидетельствуют эти вот молнии.

– Черт! Я все время забываю вызвать электрика! – воскликнула Сид. – Ладно, забудем на время про электрика и вернемся к башне. Все-таки это Фермонсо, учитывая то обстоятельство, что мы гадаем в первую очередь на Калума. – Положив на первую карту картинкой вверх вторую, Сид воскликнула: – Черт! Выпал Повешенный.

Несмотря на то что Одетта в оккультизм не верила, она почувствовала, как у нее по спине поползли мурашки. А Сид продолжала открывать карты и толковать рисунки на них в позитивном ключе. Хотя Одетта плохо разбиралась в символике рисунков, у нее сложилось впечатление, что толкование Сид далеко от истины. Она стала с большим вниманием рассматривать очередную карту, где было изображено большое красное сердце, пронзенное двумя мечами.

– Все не так страшно, как кажется на первый взгляд, – сообщила Сид, пряча от нее глаза. – В тебя войдут два равно положительно заряженных сгустка энергии, которые ты должна будешь принять, несмотря на то что поначалу это будет причинять тебе боль…

Одетта уже перестала слушать свою наставницу. Про себя она решила, что ей ни в коем случае не следует принимать предложение Калума. Если он опять ее обманет, или, как изволила выразиться Сид, «обдурит», то она может схватиться за нож и нанести ему парочку хороших ударов в спину. Что бы там ни говорила Сид, картинку с красным сердцем, пронзенным двумя мечами, можно было толковать и таким образом.

– А вот совсем уж хорошее предзнаменование, – сказала Сид, которая, по счастью, приближалась к концу гадания. – Изображение Верховной жрицы, иначе – девственной весталки. Это некая добрая сила, которая будет вести твой челн по бурным житейским волнам. В этой роли я – не без веских на то оснований – вижу себя.

У Одетты было другое объяснение. Эта девственная весталка была она сама – несчастная, несовременная женщина, которой было не по силам понять и принять секс двадцать первого века. С другой стороны, образ Верховной жрицы тоже ей импонировал. Короче, с какой стороны ни посмотри, это была она, Одетта, а никак не Сид – что бы эта задавака о себе ни воображала…

– А помогать Верховной жрице будет… – тут Сид перевернула следующую карту, – Рыцарь круга. Временами он бывает безжалостным, но чаще символизирует надежность, безопасность и власть. Если ты оказываешься в тяжелом положении, он обычно в последнюю минуту тебя спасает. Это, что называется, классический герой. Я полагаю, что это Калум.

– Возможно, – кивнула Одетта. Быть может, это и в самом деле Калум, а она в силу своего упрямства просто не желает этого замечать?

– Итак, – сказала Сид, указывая на карты с изображением Верховной жрицы и Рыцаря круга, – это я, а это – Калум. А это то, что будет связывать нас в заботах о тебе, – тут она предъявила еще одну карту с изображением двух обнаженных фигур. Карта называется Любовники. – Но ты не думай – это не в прямом смысле. Эта карта символизирует скорее дружелюбие и доверие, нежели секс. Я бы истолковала это так, что мы с Калумом объединим наши усилия для того, чтобы сделать тебя счастливой.

Одетта уже не слушала, что там плела Сид дальше, пытаясь всячески завуалировать то обстоятельство, о котором карты говорили яснее ясного. О том, что Верховная жрица и Рыцарь круга обязательно трахнутся. В этом Одетта не находила ничего удивительного, поскольку считала Верховной жрицей себя, а никак не шестидесятилетнюю Сид. Похоже, провидение после всех испытаний решило-таки связать их с Калумом судьбы вместе. Но вот надолго ли?

Сид перевернула три последние карты – Отшельника, который говорил сам за себя, а также Луну, что означало «лунатизм» или «помешательство», и Смерть.

– Значит ли это, что я стану жить в уединении, сойду на почве одиночества с ума и покончу жизнь самоубийством? – поинтересовалась Одетта. По ее мнению, жизнь на мельнице мало чем отличалась от жизни отшельника.

– Конечно же, нет, – сказала Сид, которая обладала редким даром выдавать дурное за хорошее. – Все это значит, что в настоящий момент у тебя напряженные духовные искания. Смерть же знаменует начало Новой жизни – только и всего.

– Но умереть все-таки придется – прежде чем начать эту самую новую жизнь? – уточнила Одетта, мысленно дав себе слово не приближаться больше к распределительному щиту на мельнице.

– Совершенно справедливо! – с энтузиазмом воскликнула Сид, считавшая, что Одетта безоговорочно принимает на веру все ее толкования. – Отомрет какая-то часть тебя. Тебе придется расстаться с чем-то ненужным, отжившим – будь это работа, дом или старая любовь.

Одетта кисло ей улыбнулась. Она уже лишилась работы и дома, но это не принесло ей освобождения, на которое намекала Сид.

– Так что же говорит гадание относительно вечера пятницы? – спросила Одетта, с вожделением посмотрев на карту Любовники. – Похоже, я должна все-таки поехать с Калумом в ресторан.

– Ничего подобного, – отрицательно покачала головой Сид. – Я была не права, пытаясь подбить тебя на это, но с картами не поспоришь. – Тут Сид посмотрела на Одетту в упор. – А они совершенно определенно говорят, что, как это ни удивительно, в ресторан с Калумом должна ехать не ты, а я!

Ложась часом позже в свою ледяную постель на мельнице, Одетта думала, что Сид, хотя и изображает из себя нечто особенное, на самом деле всего-навсего старая ворона, которой нравится манипулировать людьми. Одетта решила наплевать на гадание и поехать в ресторан с Калумом вопреки рекомендациям хозяйки.

По этому поводу у них на следующий день состоялся серьезный разговор.

– Он пригласил меня, а не вас! – сказала Одетта.

– Но ты же сама мне говорила, что не хочешь ехать.

– Тогда не хотела, а сейчас хочу.

Одетта вдруг подумала, что со стороны они с Сид жутко напоминают разругавшихся насмерть мать и дочь.

– Ты не должна ехать, – мрачно сказала Сид, гипнотизируя ее взглядом. – Взгляни еще раз на карты. Ты должна находиться в уединении до тех пор, пока не залечишьсвои сердечные раны.

– В таком случае на свадьбу Эльзы и Йена мне тоже не следует ехать? – спросила Одетта, холодно посмотрев на Сид.

– Нет, на свадьбу Эльзы ты просто обязана поехать! – воскликнула Сид, приходя в ужас при мысли, что, если Одетта откажется, она будет вынуждена остаться дома, поскольку везти ее в Лондон будет некому. – Гадание относится только к вечеру пятницы.

– Стало быть, в субботу утром все мои сердечные раны самым волшебным образом затянутся?

– Да, – твердо сказала Сид. – Карты не врут.

– Правда? А вот у меня есть на этот счет большие сомнения… Ну, если карты не врут, то они наверняка вам скажут, что мне давно уже пришла пора получить жалованье! – крикнула Одетта, прежде чем, хлопнув дверью, убежать на мельницу, которая в отличие от башни на гадальных картах никаких синих молний из себя не извергала и была холодной и мрачной, как погреб.

37

К большому удивлению Одетты, жалованье она на следующее утро все-таки получила. Сид оставила ей под камнем на тропинке двадцать фунтов в конверте. К деньгам была приложена записка: «Поезжай в Чакфилд и приведи себя перед свадьбой в порядок. Насколько я знаю, стрижка, окраска и завивка там на уровне…»

Одетте был неприятен намек Сид насчет того, что ей надо подстричься – да и вообще привести себя в порядок. Можно подумать, она сама не знает, что ей делать? Но когда она, вымыв голову, глянула на себя в зеркало, у нее из уст непроизвольно вырвался возглас: «Вот ужас-то!» Волосы у нее отросли почти до плеч и торчали в разные стороны.

Приехав в Чакфилд и изучив прейскурант цен, выставленный в окне местного салона красоты, Одетта поняла, что лишь в том случае, если она обратится к младшему мастеру и откажется от окраски волос, у нее хватит денег, чтобы после стрижки купить себе платье в секонд-хенде.

Перебирая вешалки с каким-то барахлом, Одетта увидела, как растворилась дверь и в магазин вошел Джимми Сильвиан. Чтобы он ее не заметил, она, сделав шаг в сторону, спряталась среди нейлоновых пеньюаров, которым самое место было не в магазине, а на помойке.

– А, мистер Сильвиан, – приветствовала Джимми пожилая продавщица. – Не ждала вас так скоро. Леди Фулброк привезла нам старые фланелевые рубашки своего мужа. Они еще довольно крепкие, и я их для вас отложила.

– Спасибо за внимание, Мардж, – сказал Джимми, оглядывая почти пустой магазин, – но сегодня я пришел не за покупками. Мне показалось, что к вам зашла одна моя знакомая…

Мардж заговорщицки подмигнула Джимми и прошептала:

– Ищите ее там, где вывешены дамские неглиже.

Джимми, подмигнув продавщице в ответ, двинулся в указанном направлении и принялся мощной рукой раздвигать вешалки с ночными рубашками, халатиками и пеньюарами.

– Ай! – взвизгнула Одетта, которой острый угол воротничка халата ткнулся прямо в глаз. – Нельзя ли поосторожнее?

– Так и знал, что это вы, – ухмыляясь, сказал Джимми. – Хотите со мной перекусить?

– У меня нет времени, – сказала Одетта, которой вовсе не улыбалось оставлять в кафе половину полученной от Сид суммы. – Очень нужно подстричься.

– А по мне, и так хорошо, – по-прежнему широко улыбаясь, сказал Джимми.

Одетта посмотрела на него в изумлении. Шутит он, что ли?

– Намечается какое-нибудь мероприятие? – спросил Джимми.

– Я просто бродила по магазинам в ожидании, когда в салоне подойдет моя очередь, – соврала Одетта. – Вряд ли я стану покупать что-либо здесь.

– А почему нет? – искренне удивился Джимми. – Я, к примеру, почти всю свою одежду покупаю в магазинах секонд-хенд.

– Но вы, надеюсь, можете позволить себе купить новые вещи?

– И что с того? Стоит только купить новую рубашку и раз ее постирать, как она автоматически переходит в разряд секонд-хенда. По этой причине я говорю себе так: если одежда чистая, без дырок и хорошо сшита, то какая разница, где я ее купил? Кстати сказать, оставляя деньги в таких вот благотворительных магазинчиках, мы финансируем какое-нибудь благое предприятие.

«Он, наверное, „зеленый“ и поддерживает защитников окружающей среды, – с неприязнью подумала Одетта, – а следовательно, на одежду ему наплевать. К сожалению, ему не приходит в голову, что у женщины по этому поводу может быть иное мнение».

– Так какое все-таки мероприятие у вас намечается? – продолжал гнуть свое Джимми.

Одетта решила, что ничего страшного не будет, если она разок скажет правду.

– В субботу у моей подруги свадьба.

– Неужели? – Джимми подошел к самому большому контейнеру, вывалил его содержимое на прилавок и царственным жестом предложил Одетте покопаться в куче мятых костюмов и платьев. – Здесь вы наверняка что-нибудь себе подберете. Ищите, меряйте.

Одетта всцыхнула, как маков цвет.

– Я ничего не собираюсь мерить.

– Тогда купите так, – сказал Джимми, но тут чувство рационального восприятия действительности у него возобладало, и он, смерив фигуру Одетты критическим взглядом, добавил: – Хотя, конечно, у вас такие нестандартные формы, что можно и ошибиться…

Одетта, стремясь доказать, что у нее нормальный двенадцатый номер, выхватила у Джимми из рук подобранный им для нее наряд и шмыгнула в одну из примерочных кабинок.

Натянув изумрудно-зеленое платье с вышивкой по вороту и манжетам, которое почти наверняка было сшито в середине семидесятых, и жемчужно-серый бархатный жакет, слегка вытертый на локтях, Одетта уже собралась было все это снять, посчитав совершенно для себя неприемлемым, как тут Джимми неожиданно отдернул штору.

– Не так плохо, – сказал Джимми, одаривая ее оценивающим взглядом. – А вы, Мардж, что скажете?

– Очаровательный подобрался ансамбль, – проворковала Мардж, которая, по мнению Одетты, одобрила бы и мешок из рогожи, если бы у нее был шанс сбыть его с рук. – И сидит прилично.

– Нет, насчет юбки я не согласна, – сказала разносчица пиццы, заглянувшая на минутку в магазин. – Слишком обтягивающая. А у жакета плечи висят.

– Вы правы. Необходимо что-то придумать, – пробасил Джимми и, недолго думая, шагнул к другому контейнеру, содержимое которого он еще не успел перетряхнуть. Одетта краем глаза заметила, что он был до краев забит женским бельем, и ужаснулась.

Не прошло и минуты, как Джимми, несколько запыхавшись, вернулся к примерочной кабинке с неким предметом, который на первый взгляд напоминал расчлененный женский торс. Одновременно он походил на один из сценических костюмов Мадонны. Эта вещь была сшита из телесно-розового атласа и имела по краям вышивку из серебра и зеленого шелка.

– Вот! – заявил Джимми, протягивая Одетте корсет. – Эта штука, насколько я знаю, что не надо – утягивает, а что надо – демонстрирует в лучшем виде.

– Не стану я этого надевать! – воспротивилась Одетта. – Да и размер, судя по всему, не тот – куда больше, чем мне нужен.

– С Дебби, которая принесла его продавать, он вообще сваливался, – словоохотливо заметила Мардж. – Но с корсетом ведь как? Главное, правильно затянуться. Тогда все будет в порядке…

Одетта задернула штору и стала рассматривать корсет. Надевать его ей не хотелось – тем более в угоду Джимми. Однако ничто не мешало ей отметить, что вещь была от хорошего производителя, отлично сделана и совсем новая. Мардж была права, когда говорила, что Дебби корсет почти не надевала. Что тут удивительного, когда даже ей, Одетте, он был малость великоват в груди, а найти такой бюст, как у нее, надо было еще постараться.

Одетта, будучи не в силах устоять перед искушением, надела корсет. В следующий момент перед ее взором предстали округлившиеся от изумления синие глаза Джимми, который смотрел на нее поверх шторки и которому, судя по всему, не приходилось еще видеть женщин в подобной сбруе. При всем том он довольно быстро сообразил, как у корсета все устроено. Отодвинув шторку, он проскользнул в кабинку, встал у Одетты за спиной и стал стягивать на ней шнуровку. Сила его была такова, что она едва не задохнулась.

– Вы… что… убить меня… хотите? – прохрипела она.

– Извините, – Джимми чуть ослабил шнуровку, – не рассчитал малость…

Когда Джимми закончил ее шнуровать, Одетта была полностью вознаграждена за свои страдания. У нее оказались осиная талия и плоский живот, а грудь своим варварским великолепием затмевала все самые выдающиеся бюсты «Плейбоя». Короче говоря, затянутое в корсет, ее тело выглядело восхитительно.

Мардж и разносчица пиццы смотрели на Одетту, приоткрыв рты. Джимми же был красен как рак и дышал с шумом, как кузнечный мех. То ли от напряжения, то ли от возбуждения – Одетта не разобрала.

– Попробуйте теперь надеть жакет, – выдавил он наконец из себя.

Одетта сделала, как он велел, и удивилась: все волшебным образом изменилось и встало на свои места. Жакет выглядел теперь на диво стильно и сексуально. Одетта мысленно подсчитала и поморщилась: один только корсет стоил на пять фунтов больше, чем она могла заплатить. А оставались еще юбка и зеленый топ в стиле семидесятых, не говоря уже о бархатном жакете. «Дошла до ручки, – подумала она с горечью, – даже в секонд-хенде уже не могу вещи покупать».

– Не уверена, право, что это мне подойдет… – пробормотала она, начиная готовить пути для отступления. Заявить во всеуслышание, что у нее нет денег, ей было стыдно.

– Подойдет, да еще как! – чуть ли не в унисон воскликнули Мардж и разносчица пиццы. – Ваш приятель знает толк в одежде.

– Вам надо было надеть корсет без бюстгальтера. Эффект был бы просто потрясающий; – прошамкала какая-то старушонка в длинном сером пальто с меховым воротником, которая незаметно, как мышка, проскользнула в магазин и теперь вместе со всеми принимала активное участие в обсуждении наряда Одетты. – Роланда Шерингтон. – Из мехового рукава пальто высунулась сухая, словно птичья, лапка, унизанная кольцами ручка и потянулась к Одетте и Джимми. – В округе меня называют также леди Фулброк. – Посмотрев на Джимми, она осведомилась: – Вы не рубашку моего мужа случайно носите?

– Очень может быть. – Джимми осторожно взял ее руку в свою огромную ладонь.

– На вас она выглядит куда лучше, – хихикнула старушонка. Потом, посмотрев на Одетту, добавила: – А этот корсет – просто маленький шедевр. Скажите, вы, часом, не та молодая пара, что недавно поселилась на ферме Сиддалс? Слышала, что новый хозяин там – просто писаный красавец… – Старушка игриво ткнула Джимми сухоньким пальцем в бок.

– Да, я там живу, но… – начал было Джимми.

– Вы оба обязательно должны заехать ко мне на коктейль, – прошамкала леди Фулброк. – Мы с мужем живем по ту сторону Фалкингтон-лейн. Надеюсь, вы знаете, где Мэнор-хауз? Впрочем, он настолько заметный, что вы его ни за что не пропустите, – сказала леди Фулброк и, коротко кивнув всем присутствующим, вышла из магазина.

Джимми проводил ее удивленным взглядом и повернулся к Одетте, но та уже задернула шторки своей кабинки. Через несколько минут она вышла из нее в своей одежде.

– Все это не в моем вкусе, – сказала она, вручая Джимми вещи, которые он для нее отобрал. – Но все равно спасибо за труды.

Не желая с ним спорить и слушать его уговоры, она торопливо вышла из магазина и, завернув за угол, направилась в местный салон красоты, где под фенами сидели старые леди, желавшие завить свои редкие прядки.

Старший стилист Дебби, которая была настолько монументальна, что походила на памятник, при виде клиентки младше шестидесяти начинала испытывать чувство, сходное с вожделением или экстазом.

– Ни слова! Я уже все знаю! – воскликнула она, взмахнув рукой, как это делает полководец, посылая свои войска в решительную атаку. – Я вижу вас так: на висках коротко, на макушке – подлиннее. Тон – алый или бордо. Какие-нибудь четверть часа, мисс, – и у вас на голове будет нечто авангардное…

Одетта попятилась к двери и, вдруг повернувшись, выскочила наружу.

Дебби бросилась за ней:

– Стойте! Я вам все сделаю бесплатно. Вы будете у меня моделью…

Впервые в жизни какой-то человек предложил Одетте стать моделью, и она – подумать только! – улепетывала от этого человека во все лопатки. Укрывшись от настырной Дебби в парке за автомобильной стоянкой, она подождала, когда Джимми вышел из секонд-хенда, и снова забежала в магазин.

– Привет, – сказала Мардж, отрываясь на секунду от кроссворда из «Дейли мейл», который она отгадывала. – Ищешь своего красавчика? Опоздала. Он только что ушел.

– Ладно, я его потом найду, – соврала Одетта. – У меня, Мардж, к вам просьба: уступите мне корсет за двадцать фунтов. Это все, что у меня есть. – Она тяжело вздохнула и полезла в карман за своей единственной двадцаткой.

Мардж закрыла газету и облокотилась о стол.

– Твой парень уже все купил. Сказал, что ты обязательно передумаешь и еще сюда вернешься. И, как видишь, оказался прав.

Одетта была настолько удручена своей неплатежеспособностью, что, выйдя из магазина, даже не пыталась купить что-то дельное – все равно ее двадцати фунтов ни на что не хватало. Плюнув на все, она купила себе на десятку лотерейных билетов, а на остальное – зубную пасту и «Тампекс».