Текст книги "Среди самцов"

Автор книги: Фиона Уокер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 39 страниц)

– Я принес тебе чаю, – сказал Джимми, всунул ей в руку кружку и многозначительно подмигнул. – Хотел также потереть тебе спинку, но, коль скоро ты уже помылась, предлагаю тебе сделать то же самое для меня…

Джимми совсем уже было начал раздеваться, но в этот момент остатки воды с хлюпающим звуком исчезли в водостоке.

– Я же просил тебя не спускать воду! – напустился на Одетту Джимми.

– Извини, я как-то позабыла, – сказала с улыбкой Одетта, открывая краны. – Но налить в ванну воды – раз плюнуть. Не пройдет и минуты, как она снова наполнится.

– Не наполнится, – вздохнул Джимми. – Прежде чем попасть в ванну, вода собирается в баке на чердаке, а этот процесс протекает крайне медленно. Придется ждать до конца завтрака.

Тут Джимми принюхался к доносившимся с кухни запахам и, сорвавшись с места, помчался вниз по лестнице.

– Яичница готова! – крикнул он на бегу. – Попробую отвоевать у братьев наши порции. Для Мунго и Феликса съесть лишних полдюжины яиц не составляет никакого труда.

После завтрака Феба, Феликс и Мунго никуда не пошли, остались за столом и принялись болтать о всяких пустяках. В принципе, они Одетте нравились, и даже очень, но она мечтала остаться с Джимми наедине, поэтому сидела как на иголках и участия в общем разговоре почти не принимала.

Джимми между тем стал рассказывать родственникам о своих приключениях в Фермонсо-холле и о том, что этому предшествовало.

– Мне так не хотелось снова расставаться с Одеттой, – со значением произнес он, нежно поглаживая молодую женщину по щеке. – Ведь мы с ней целый месяц не виделись. Но когда я вернулся в Фермонсо, нам удалось пообщаться минут десять, не больше, после чего она села в машину и укатила по делам в Лондон.

Гости, однако, напрочь отказывались понимать какие-либо намеки.

– У тебя вкусный чай, – сказал Феликс старшему брату, поднимаясь с места, чтобы вскипятить воду. – Я, пожалуй, заварю еще чайничек. А то Мунго покупает такую дрянь – в рот взять невозможно…

Приготовленный Феликсом чай пили в гостиной – там и стол был побольше, и кресла помягче. Скоро Джимми, который не спал как минимум сутки, начал клевать носом.

– В постельку захотел, миленький? – медовым голосом осведомилась Одетта. – Ничего удивительного. Ты же всю ночь глаз, можно сказать, не сомкнул. – Ее так и подмывало взять Джимми под руку, отвести в спальню и запереться там с ним на ключ.

– Вот допью чай – тогда и пойдем спать, – заплетающимся языком пробормотал Джимми. Чай он, однако, так и не допил, поскольку в следующую минуту уронил голову на грудь и громко захрапел.

– Ну все, теперь его не добудишься, – рассмеялась Феба. – Придется, как видно, Феликсу и Мунго тащить его в спальню.

– Точно, – сказал Мунго. – Уж если он заснул за столом, у него можно над ухом хоть из пушки стрелять, все равно не проснется.

Одетта посмотрела на Джимми, потрясла его за плечо – сначала легонько, потом сильнее – и поняла, что Феба и Мунго сказали правду: в ближайшие несколько часов от Джимми вряд ли можно было добиться даже слова, не то что ласки. Феликс и Мунго подхватили Джимми за руки и за ноги, отнесли в спальню и положили на постель.

У Одетты тоже стали слипаться глаза. Как-никак предыдущую ночь она провела вместе с Монни в полицейском участке, когда их выпустили, отвезла Монни домой в Темзмейд, а уж потом, из Темзмейда, поехала в Фермонсо. Соответственно, поспать ей так и не удалось, и теперь она испытывала настоятельную потребность в отдыхе. Убедившись, что Джимми крепко спит, она зашла в гостевую комнату и, как была одетая, прилегла на постель.

– Правильно, – сказала ей Феба, – полежи немного, отдохни. Ясно же, что события предыдущей ночи тебя утомили. А я с парнями съезжу пока в Фалкингтон, куплю еды и что-нибудь выпить. Потом приготовлю обед, разбужу тебя и угощу хорошей выпивкой. Надеюсь, Джимми к тому времени тоже проснется, и мы все вместе пообедаем.

Одетта кивнула и закрыла глаза. Не прошло и секунды, как она уже крепко спала.

56

Феба сдержала слово: разбудила Одетту и принесла ей кружку с неким золотисто-коричневым напитком. Увы, за окном было уже утро следующего дня, а в кружке плескался не коньяк, а самый обыкновенный чай.

– Джимми уже уехал на работу, – сообщила Феба, ставя кружку с чаем на тумбочку рядом с кроватью Одетты.

Одетта потерла покрасневшие, воспаленные глаза, поняла, что забыла не только раздеться, но и вынуть линзы, и обвела удивленным взглядом незнакомую комнату, в которой провела ночь. Через минуту она, правда, вспомнила, что это гостевая.

Одетта посмотрела на часы, которые показывали начало седьмого, и спросила:

– А ты-то чего поднялась в такую рань?

– Голова с похмелья болит. – Феба закатила к потолку глаза и потерла виски. – Пока вы вчера храпели, мы втроем добрались до винного погреба Джимми и порядком его опустошили. Так что, когда проснется Феликс, мы с ним первым делом опохмелимся, а потом начнем обсуждать свою будущую жизнь в Йоркшире.

– Стало быть, вы и в самом деле собрались туда переезжать?

Феба кивнула:

– Я-то давно к этому готова, а вот Феликса пришлось уговаривать. Зато теперь ему просто не терпится взглянуть на йоркширские коттеджи. Мы отправляемся туда завтра же.

Феба говорила очень тихо, и это не могло не вызвать у Одетты недоумения.

– У тебя что – горло болит?

Феба покачала головой и прошептала:

– Феликс и Мунго спят, а стены здесь как из картона. Все слышно.

Одетта прислушалась. Из соседней комнаты и в самом деле доносилось какое-то бормотание.

– Это Мунго. Он часто разговаривает во сне. Кстати, хочу с тобой о нем поговорить – пока он не проснулся и не ушел на работу. Дело в том, что он не может жить в Йоркшире. Это слишком далеко, а работать в Фермонсо ему нравится. Вот я и подумала…

– Подумала, что он может пожить здесь? – закончила за нее фразу Одетта. Мысль о том, что Мунго по ночам будет находиться неподалеку, показалась ей не слишком вдохновляющей.

Феба кивнула.

– Между прочим, он – парень веселый и, как выяснилось, отличный повар. Так что совместное существование с ним будет вам не в тягость.

Одетта неопределенно пожала плечами.

– Это не мой дом. Так что тебе следует прежде всего поговорить с Джимми.

– А может быть, ты с ним поговоришь?

Одетта неожиданно почувствовала жалость к бедняге Мунго. Они с Фебой решали сейчас его судьбу, а он об этом даже не догадывался.

– Мунго хочет жить с вами, – сказала она. – Пару недель назад, когда дом пустовал, я предложила ему сюда перебраться, но он отказался.

– Это потому, что он не терпит одиночества. Но с тобой и Джимми он будет чувствовать себя вполне комфортно.

Одетта вовсе не была в этом уверена. К тому же ей не понравилось, что Феба разговаривает с ней, как с будущей родственницей.

– Мунго не щенок, Фредди. Его нельзя подарить или отдать добрым людям в связи с отъездом хозяев.

– Я все это отлично понимаю, Одди, – кивнула Феба. – Но дело в том, что Мунго уже сделал выбор. Он решил остаться на ферме с вами и сам вчера мне об этом сказал.

На закате Джимми заехал в Фермонсо-холл, чтобы забрать Одетту с работы. На нем был тот же самый костюм, что и вчера, но на этот раз от его одежды воняло по-настоящему.

– Весь день копался в гнилых овощах, – объяснил Джимми причину неприятного запаха. – Напала на растения какая-то болезнь. Мы так холили растения – чуть ли не в резиновых перчатках работали, а теперь все гниет на корню. А до открытия «Дворца чревоугодия» осталась какая-нибудь неделя. Что теперь делать – ума не приложу.

У Одетты тоже выдался непростой день. Вспыхнувший в кабинете пожар уничтожил многие важные документы и файлы, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы восстанавить хотя бы их часть. Но Одетта не хотела сегодня думать о грустном. Уже одно то, что она видела Джимми, заставляло ее голову кружиться от счастья. Он был ей мил даже с проступившей на щеках двухдневной щетиной и в грязной одежде. Впрочем, по его оживленным, блестящим глазам было нетрудно догадаться, что он рад этой встрече ничуть не меньше, чем Одетта.

– Господи, как же я по тебе соскучился! – воскликнул он, касаясь ее губ легким поцелуем. – Кстати, у тебя есть планы на сегодняшний вечер?

– Нет… – Одетта вздрогнула всем телом, представив себе на мгновение страстные объятия на чистых, накрахмаленных простынях.

– Вот и отлично, – сказал Джимми и зашагал в сторону фермы Сиддалс. – Феликс и Феба пригласили нас на обед в местный паб. Завтра они уезжают в Йоркшир и дают отходную. Хотят, чтобы мы немного развеялись. Ведь вчера мы весь день дрыхли, как сурки, и не принимали участия в общем веселье. До сих пор не могу поверить, что валялся у себя в постели, как бревно, в то время как ты в полном одиночестве спала в гостевой комнате. Как-то это противоестественно, не находишь?

У Одетты от возбуждения стало покалывать кожу, и это продолжалось все время, пока шел обед. От мыслей о сексе с Джимми ее не могли отвлечь ни вкусная еда, ни веселая болтовня за столом.

Когда компания вернулась на ферму, Феба и Феликс, сославшись на то, что завтра им рано вставать, удалились в гостевую комнату. Мунго, однако, ложиться спать не торопился. Налив Джимми и Одетте по большой чашке кофе, щедро сдобренного виски, он принялся болтать обо всем на свете, одновременно делая попытки призвать к порядку собак.

– У вас так заведено, чтобы собаки сидели с хозяевами за столом, что ли? – сварливо спросил он, гипнотизируя взглядом несчастную Уинни, взгромоздившуюся на высокий кухонный табурет. – Это непорядок. В этом доме, как я погляжу, вообще нужно многое менять.

Джимми рассмеялся:

– Если хочешь изменений – действуй. Перенеси для начала свои вещи на второй этаж, а то разбросал их по всему дому. Даже у меня в спальне свалено какое-то твое барахло.

Мунго пообещал забрать из спальни свои вещи, а потом сказал:

– А мне вот спать совсем не хочется. Да разве тут уснешь – здесь, в деревне, так много новых звуков… Вчера, к примеру, я слышал, как ухала сова. Обязательно сегодня дождусь, когда она снова начнет ухать.

Одетта скисла. Мысль о том, что младший брат Джимми будет вслушиваться в тишину ночи в то самое время, когда они с Джимми будут предаваться любви, подействовала на ее чувственное начало не лучшим образом. Впрочем, стоило ей только представить свою уединенную башню с обшитыми толстыми досками стенами, как кривая ее настроения снова поползла вверх. Допив кофе, она попросила Джимми отвезти ее на ферму к Сид, сославшись на то, что ей нужно забрать некоторые бумаги и диски.

Джимми сразу же согласился, достал ключи от машины, а заодно вынул из кармана висевшей в шкафу рабочей куртки диск, который он забрал на кухне Фермонсо-холла у Флориана Этуаля.

– Это случайно не твое? – спросил он у Одетты, помахав диском у нее перед носом.

– Все, что принадлежало мне, сгорело во время пожара.

Джимми пожал плечами, сунул диск в карман брюк и, взяв Одетту за руку, свистнул собаке и направился к пикапу. Как всегда, Джимми ехал очень быстро, но на этот раз Одетте казалось, что он тащится как черепаха.

Все начиналось очень хорошо. Едва они очутились на мельнице, как сразу же начали целовать и ласкать друг друга. Потом, постепенно избавляясь от одежды, они легли в постель, и тут Одетта впервые увидела возбужденный член Джимми, который торчал из его расстегнутых брюк, словно украшенный огромным рубином царский скипетр.

– Какой красавец, – пробормотала Одетта, потянувшись к нему рукой.

Джимми тоже смотрел во все глаза на ее обнаженные прелести и словно в трансе повторял:

– Какая же ты у меня красивая, какая же ты у меня красивая, какая ты у меня…

Потом, когда Одетта попыталась разложить все по полочкам и ответить себе на сакраментальный вопрос: кто виноват? – выяснилось, что сделать это не так-то просто. С одной стороны, винить в неудаче, кроме их обоих, казалось бы, особенно было некого, а с другой – можно было предположить, что против них с Джимми ополчилась сама жизнь. Все удивительным образом складывалось так, что они, в буквальном смысле изнывая от желания близости, так и не смогли соединиться.

Прежде всего, когда они лежали в постели и познавали тела друг друга, что называется, на ощупь, на них неожиданно набросилась Уинни и в мгновение ока исцарапала их когтями до крови. Что послужило тому причиной – то ли неуемное желание собаки принять участие в «общей свалке», то ли так называемая «собачья ревность», неизвестно. Конечно, в этом следовало винить прежде всего себя: ей, Одетте, ничего не стоило привязать Уинни внизу и не допускать собаку в спальню, но, поскольку она сделать этого не догадалась, предпочтительнее все-таки было обвинить животное.

Как ни странно, свою роль в этой любовной драме сыграли и новые простыни, которые оказались значительно уже и короче, чем значилось на упаковке, и поминутно сворачивались, обнажая грязный, в подозрительных пятнах матрас, оставшийся после Джоба Френсиса. Ясное дело, такое зрелище не способствовало поддержанию накала любовной игры. Как не способствовал этому и яркий электрический свет. Одетта хотела, чтобы они с Джимми занимались любовью в темноте, Джимми же, наоборот, настаивал на том, чтобы свет оставить. Нечего и говорить, что возникшее недопонимание сказалось угнетающе на половой функции как мужчины, так и женщины.

Одетта, впрочем, более всего была склонна винить в происшедшем презерватив, который Джимми извлек из упаковки слишком рано, когда она, Одетта, не была еще готова его созерцать, как, равным образом, и наблюдать за манипуляциями, связанными с процессом его надевания. Она не была готова и к тому, что Джимми, целуя ей живот, стал двигаться вниз. Одетта инстинктивно его от себя оттолкнула.

– В чем дело, дорогая? – осведомился Джимми, поднимая голову. – Неужели тебе это не нравится?

Одетта не знала, что и сказать. Ведь не объяснять же ему, в самом деле, что она в сексе – совершенная дилетантка и подобные ласки ее просто путают?

Джимми истолковал ее жест и молчание по-своему и решил, что у нее начались месячные.

– Почему ты мне об этом не сказала? – спросил он, прекратив ласки и вытягиваясь рядом с ней на кровати. Одетта опять не нашлась, что сказать, так что уже проявившееся ранее недопонимание стало шириться и отдалять их друг от друга.

Джимми положил конец их мучениям, повернувшись на бок и захрапев, Одетта же еще долго лежала без сна, пытаясь осознать, что произошло, и составляя список претензий к жизни, которая поступила с ними столь негуманно, лишив их долгожданных радостей плоти. В результате проведенного ею анализа ситуации было установлено, что им с Джимми помешали соединиться прежде всего – Уинни, дешевые простыни, грязный матрас, не вовремя извлеченный из упаковки презерватив, чрезмерно яркий свет, неприятие ею, Одеттой, слишком интимных проявлений чувственности партнера, а главное – их с Джимми взаимное недопонимание и ее невежество в интимной сфере.

Как ни странно, осознав все это, Одетта успокоилась. Причины неудачи были названы, и начать устранять их можно было прямо с завтрашнего дня, вернее, с завтрашнего утра. С мыслью об этом Одетта прижалась к Джимми и отдалась объятиям Морфея.

Первое, что увидела Одетта, когда проснулась, была утренняя эреция у Джимми. Поскольку Джимми спал, Одетте удалось без помех рассмотреть его возбужденный член, позлащенный проникавшими в спальню сквозь окно солнечными лучами.

Однако подготовка ко второй попытке сближения с Джимми заняла у нее куда больше времени, нежели она рассчитывала. Как говорится, одно цеплялось за другое. Сначала она искала свои линзы, потом вывела на минутку во двор повизгивавшую от нетерпения Уинни, потом включила отопление в бойлерной, потом прочитала послание Сид, которое та подсунула ей под дверь. Из послания она узнала, что Сид требует от нее арендную плату за мельницу. Одетта была вовсе не против уплаты аренды, хотя не сомневалась, что эта странная мысль пришла ее хозяйке в голову под воздействием винных паров. Хуже было другое: Сид забыла указать в своей писульке размеры арендной платы, так что разрешить этот вопрос окончательно не представлялось возможным.

Потом Одетта пошла в ванную комнату, приняла душ и почистила зубы. Джимми все еще спал, поэтому Одетта занималась своим туалетом тщательно и не спеша. Неожиданно выяснилось, что на ногах у нее отросли волосы, которые необходимо было удалить. Не откладывая дела в долгий ящик, Одетта приступила к бритью. В следующую минуту дверь ванной распахнулась, и возникший у Одетты за спиной Джимми, шлепнув ее ладонью по голой попке, пробасил:

– Доброе утро, милая…

От неожиданности рука у Одетты дрогнула, и вода на дне ванны окрасилась в алое.

– Вот черт… Порезалась!

Увидев кровь, Джимми оторопел.

– Извини, я не знал… Но что же теперь делать? Ты смотри, как хлещет! Пойду принесу что-нибудь, чтобы остановить кровь.

Джимми вышел из ванной комнаты, но через минуту явился снова с двумя кухонными полотенцами. Одним он обмотал ее кровоточащую лодыжку, а другим – собственные бедра.

Минут через десять, когда они, одевшись, сидели за кухонным столом и пили чай, Одетта, потирая забинтованную ногу, сказала:

– Ничего страшного. Царапина, не более. Просто у лодыжек такая особенность – кровь течет даже при малейшем повреждении кожи.

Она сказала это вполне доброжелательно, хотя на душе у нее скребли кошки: вторая попытка к интимному сближению с Джимми в прямом смысле была потоплена в крови.

Когда Джимми вез Одетту на работу, настроение у него, несмотря на неудачи в интимной сфере, было хорошее.

– Я за тобой заеду, – пообещал он. – Где будем обедать? Может быть, у меня? Если Мунго тебя раздражает, я попрошу его посидеть у себя в комнате.

– Нет уж, – сказала Одетта, – пообедаем у меня. К тому же мне необходимо переговорить с Сид об условиях выплаты арендной платы.

– Сид хочет, чтобы ты платила ей за мельницу?

Одетта кивнула, глянула в окно машины и увидела Флориана, который курил на свежем воздухе у входа в Фермонсо-холл.

– А вот и Фло, – сказала она. – Мне нужно с ним поговорить, поэтому, дорогой, я исчезаю. – Она поцеловала на прощание Джимми в щеку и прошептала: – Поскольку ты распечатал единственный наш презерватив, не забудь заехать в аптеку…

Проводив пикап Джимми взглядом, Одетта направилась к Флориану Этуалю.

– Я сделал, как ты хотела, – сообщил Фло после приветствия. – Поговорил с Денисом о рисунках. Он готов их вернуть, но требует кое-что взамен.

– Ты же знаешь, Фло, что денег у меня нет. Да если бы и были… Где мне взять такую огромную сумму?

Флориан взял ее под руку и повел по тропинке, которая, змеясь среди кустов, выводила к заднему двору.

– Как я тебе уже говорил, деньги Денису не нужны. Он хочет получить кое-что другое.

Одетта, видевшая как-то раз Дениса Тирска и знавшая о его склонности к коллекционированию чрезвычайно странных предметов вроде вставных челюстей и грудных силиконовых протезов, насторожилась.

– Один бог знает, что ему может взбрести на ум…

Флориан наклонился к ней и, ухмыляясь во весь рот, что-то прошептал. Поначалу у Одетты от изумления расширились глаза, но уже через минуту она расхохоталась.

– Думаю, выполнить его желание будет непросто, но я очень постараюсь. Так когда ты встречаешься с ним в следующий раз?..

– Я купил презервативы, – похвастал Джимми по пути на ферму Сид и продемонстрировал Одетте упаковку. Презервативов там было штук двадцать, соответственно и перспективы для экспериментов с ними открывались широкие. Одетта решила начать экспериментировать сегодня же.

– Может, сразу пойдем ко мне? – спросила она. – К Сид я могу зайти и попозже.

На этот раз Уинни была заперта в кладовке и им не мешала. Они раздевались не спеша – даже, можно сказать, вдумчиво.

Поэтому, когда Сид постучала в дверь, вид у них был еще вполне приличный.

– Открывайте, ребятки. Я знаю, что вы здесь! – весело крикнула она через дверь. – Приглашаю вас выпить. Надо же отметить победу в битве при Фермонсо! Говорю сразу: возражения в расчет не принимаются.

Одетта недовольно поморщилась, но решила хозяйке не перечить. Во-первых, Сид так просто бы от них не отстала. А во-вторых, ей, Одетте, пришлось бы идти к ней в любом случае.

Когда она отворила дверь, Сид, оглядев прихожую, сняла висевшие на вешалке куртки и вручила им.

– А куртки-то нам зачем? – спросила Одетта. – Если мне не изменяет память, вы приглашали нас выпить?

– На улице идет дождь, а мы с Калумом решили перед выпивоном кое-что вам показать.

Калум поджидал их в старой конюшне. В бриджах, высоких сапогах и в своей непременной кожаной шляпе «а-ля пикадор» он выглядел просто уморительно. Куртка у него на спине была испачкана грязью, что свидетельствовало о неоднократных падениях с лошади, но на губах у него, однако, играла победная улыбка.

– Входите и посмотрите на этих красавцев, – сказал он. – Это же настоящие «арабы». Стройны, как джейраны, и быстры, как ветер.

Повосхищавшись лошадьми, которых звали Драм и Симбел, сколько положено, Одетта и Джимми, взявшись за руки, направились к дому.

– Выпьем по глоточку – и вернемся на мельницу, – прошептал Джимми.

Сид угощала гостей виски и беспрерывно говорила, не давая никому и слова вставить. Сначала она вспоминала о своем геройском поведении на кухне в Фермонсо-холле, а потом переключилась на лошадей.

– Может быть, мне подарить Драм и Симбел Лидии на свадьбу? – спросила она у Одетты. – Представляешь, какой Лидия с Финли произведут фурор, когда подъедут к Фермонсо на этих красавцах.

– Можете не сомневаться, фурор они произведут – особенно когда потопчут кого-нибудь из гостей, – рассмеялся Джимми в ответ на ее слова.

– К тому же от них будет вонять конюшней, – заметила Одетта. – А жениху и невесте это не пристало.

– Это верно, – пробормотала Сид. – В таком случае забудем на время о лошадях и поговорим об арендной плате.

– Поговорим, – согласно кивнула Одетта, глядя, как Калум отмеряет Джимми щедрую порцию виски. – С деньгами у меня сейчас туго, но думаю, что пятьдесят фунтов я наскрести смогу.

– Ты предлагаешь мне пятьдесят фунтов? – переспросила Сид. – Вот что, дорогуша, – проникновенно сказала она, придвигаясь к Одетте. – Ты отлично знаешь, как я к тебе отношусь. Будь моя воля, я с радостью позволила бы тебе жить на мельнице бесплатно. Обстоятельства, однако, складываются таким образм, что назначить плату мне все-таки придется. Исходя из размеров помещения, которое ты занимаешь, я думаю, что легко мы сойдемся на ста пятидесяти фунтах.

– В месяц? – спросила Одетта.

– В неделю.

– По-моему, за сто пятьдесят в неделю можно снять не мельницу, а рыцарский замок, – сухо сказал Джимми.

– Это уникальная мельница. Такой нет во всей округе…

– Цена уникальная, а не мельница, – закатив к потолку глаза, пробасил Джимми. – Впрочем, все это не существенно, так как отныне Одетта будет жить у меня.

– Что?! – чуть ли не в унисон спросили Сид и Калум.

– С завтрашнего дня Одетта будет жить со мной – вот что!

Одетта открыла было рот, чтобы запротестовать, но через секунду снова его закрыла. К чему эти глупые протесты? Она любит Джимми, Джимми любит ее, ферма Сиддалс ей нравится. Почему бы ей и впрямь не пожить там некоторое время?

– Стало быть, детка, сегодня у нас прощальный вечер? – с театральным надрывом произнесла Сид. – Надеюсь, ты будешь хотя бы изредка вспоминать, что это я пришла тебе на помощь в трудную минуту?

– Я буду вас вспоминать, Сид. Обязательно, – сказала Одетта и поднялась. – Вас – и все то, что вы для меня сделали.

– Да, не скрою, я немало сделала тебе хорошего, – сказала Сид, расплываясь в довольной улыбке. – И сделаю еще столько же, если понадобится…

– Ловлю вас на слове, – торопливо проговорила Одетта. – Есть одна вещь…

– Продолжай, – доброжелательно кивнула Сид. – Не стесняйся. Чем еще я могу тебе помочь?

– Это глубоко личное, – скромно потупив глаза, пробормотала Одетта.

Сид сложила на груди руки и приготовилась слушать. Вне всякого сомнения, она была заинтригована подобным вступлением. Одетта, продолжая разыгрывать сильное смущение, молчала.

– Ну же, не тяни, – стала торопить ее Сид, которая сгорала от любопытства. – Если тебя смущают мужчины, то мы их сейчас выпроводим. – Сид повернулась к Джимми и Калуму и повелительно сказала: – Этот разговор не предназначен для мужских ушей. Поэтому, джентльмены, прошу вас удалиться с кухни.

– Как скажешь, – пожал плечами Калум, а потом, посмотрев на Джимми, негромко произнес: – Пошли, что ли? Мне тоже нужно шепнуть тебе несколько слов наедине.

Когда Одетта объяснила, что ей нужно, Сид просто закатилась от смеха. Она смеялась долго – пока у нее на глазах не выступили слезы.

– Никогда бы не подумала, что в твоей хорошенькой головке могут возникнуть подобные мысли, – призналась она. – Но надо сказать, ты на этой неделе в ударе и не устаешь меня поражать.

Одетта и помыслить не могла, что Сид отнесется к ее затее столь благосклонно.

– Вы хотите сказать, что ничего против этого не имеете?

Сид с минуту подумала, потом покачала головой и сказала:

– Почему я должна быть против того, чтобы напомнить широкой публике о его разнообразных талантах – пусть даже и таким экстравагантным способом? По счастью, я никогда ничего не выбрасываю, поэтому мы наверняка разыщем то, что тебе требуется. Так сколько пар, ты говорила, тебе нужно?

– Как думаешь, о чем они там договариваются? – спросил Калум у Джимми, когда они остались наедине.

– Кто ж поймет этих женщин? – пожал плечами Джимми.

В комнате на почетном месте стоял новенький компьютер с огромным монитором, который установил там Калум.

– Покажи-ка мне еще разок, как управляться с этой машиной, – попросил Джимми.

Калум взялся за «джойстик» и продемонстрировал ему, как действует игровая приставка. Джимми никогда особенно не интересовался компьютерными играми, и Калум знал это. Погоняв немного по треку гоночную машину и попав в очередной раз в «автокатастрофу», Джимми оставил «джойстик» в покое и произнес:

– Давай выкладывай, что тебе надо. Говори скорей, поскольку я долго сидеть здесь не намерен. Нас с Одеттой ждут важные дела, которые не терпят отлагательства. – На лице у Джимми проступила широкая, счастливая улыбка.

– Я хочу, чтобы ты согласился на условия Ронни Прайэр, – медленно, чуть ли не по слогам сказал Калум. – Подпиши с ней договор. Что тебе стоит?

Джимми покачал головой:

– Я этого делать не стану. К тому же, если мне не изменяет память, все съемки в Фермонсо проходят с благословения Одетты и находятся в сфере ее юрисдикции.

– Кто же спорит? Но дело в том, что она никогда тебя об этом не попросит. Так что мне приходится брать эту миссию на себя.

– У меня нет ни малейшего желания обессмертить себя с помощью телевидения, – сказал Джимми. – Такой способ заложить свою душу дьяволу кажется мне слишком дешевым и пошлым.

– Слишком высоко себя ставишь. Ты – не Фауст, а Ронни Прайэр – не Мефистофель. Речь идет об обыкновенном развернутом интервью – всего-навсего. Если согласишься, обещаю вернуть тебе рисунки Пикассо, чего бы мне это ни стоило. Я даже вставлю их в рамки, чтобы Одетта не смогла прочитать того, что написано на их обратной стороне. Более того, я даже оставлю за тобой твои десять процентов прибыли от проекта.

– И все это в обмен на пятнадцать минут славы? – покачал головой Джимми. – Щедро, ничего не скажешь. Но почему у меня вдруг появилось такое чувство, будто меня хотят подставить?

Калум не ожидал подобного выпада от своего ближайшего приятеля. Это что же получается? Он размахивает у Джимми перед носом оливковой ветвью, а тот видит в ней дубинку? Обидно. Тем более что Калум подставлять Джимми не собирался. Немного унизить – пожалуй. Надо же было отомстить ему за то, что он отнял у него Одетту.

– Подумай все-таки о моем предложении, – сказал Калум. – А я пока пойду проверю, засыпали ли лошадям ячменя. – С этими словами он поднялся с места и вышел из комнаты.

Джимми откинулся на спинку стула и глубоко задумался. Снизу до него доносились взрывы смеха. Похоже, Одетта и Сид веселились напропалую. Непонятно было только, над чем они смеялись. На дисплее компьютера продолжали мелькать силуэты гоночных автомобилей. Виртуальные машины и трасса выглядели на удивление натурально. Тут перед его мысленным взором предстала другая трасса – размытая дождем, скользкая и далеко не такая идеальная, как на экране. Та самая трасса, с которой слетела машина Флорри и, врезавшись в дерево на обочине, разбилась всмятку. Желая прогнать тяжелые воспоминания, Джимми остановил игру и извлек диск из чрева приставки. Он обратил внимание, что он того же типа, что и диск, находившийся у него в кармане. Джимми достал диск из кармана, вставил его в опустевшее гнездо и нажал на кнопку воспроизведения. Неважно, что появится теперь на экране. Все, что угодно, лишь бы это помогло ему отвлечься от гнетущих мыслей о скользкой дороге и разбитой машине Флорри.

В следующую секунду глаза Джимми прикипели к экрану. То, что он увидел, настолько поразило его воображение, что он не расслышал, как дверь у него за спиной приоткрылась и в комнату кто-то вошел. Только минутой позже, когда он извлек диск из приставки и в сердцах разломил его надвое, до его слуха донесся стук каблуков на лестнице. А потом он услышал громкий, возбужденный голос Сид.

– Одди, дорогуша! Ты и представить себе не в силах, что можно найти в этом доме. Это же настоящая пещера Аладдина.

– Что случилось? – спросила Одетта, когда они с Джимми возвращались на мельницу. Джимми был печален, и она не сомневалась, что виной тому Калум. Сказал, должно быть, ему какую-нибудь гадость – вот он и скис.

– Ничего, – пробормотал Джимми и, ткнув пальцем в ее потолстевшую сумку, спросил: – Что у тебя там?

– Мужские трусы! – рассмеялась Одетта, извлекая из сумки сшитые из шкуры Тигра трусы. – Раньше их носил Джоб, а теперь они станут экспонатом задуманной Денисом Тирском выставки «Белье эпохи андеграунда». Смешно, да?

– Смешно, но здорово отдает патологией. Не находишь?

– Еще как нахожу! – Одетта придержала дверь мельницы, пропуская Джимми и Уинни вперед. – Но ведь это новое искусство, а представители этого направления на такие вещи смотрят сквозь пальцы или даже их поощряют. Это не говоря уже о том, что Денис Тирск был фанатом группы «Маска» с детских лет. Поэтому, когда Флориан спросил меня, могу ли я достать…

– Флориан? – повторил Джимми каким-то странным, неживым голосом.

Пребывавшая в состоянии эйфории Одетта, чьи планы успешно осуществлялись, ничего этого не заметила и решила поведать Джимми всю правду о рисунках.

– Видишь ли, Джимми, – начала она, – я хочу снять груз со своей совести и рассказать тебе одну вещь, которая не дает мне покоя. Два дня назад мы с Флорианом основательно надрались на кухне Фермонсо-холла и…