Текст книги "«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа"
Автор книги: Феликс Кузнецов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 66 (всего у книги 69 страниц)
Подвал у Громославского имеется. Не подвал, а настоящая гробница с каменными сводами. Там-то добровольный узник и поселяется. Через некоторое время он требует перо и бумагу. Почему бы и нет, тем более, что он расплатился за тайник такой суммой, которая сделала Громославского крезом. К тому же этот ненормальный – вроде писатель; странный, однако, писатель. Почитаешь – пустомеля, а занятно: самое то, что творится сейчас на Дону.
Дальше – серия затемнений. Но можно предположить, что неугомонного Громославского вместе с его будущим зятем осеняет грандиозная затея. Они решают стать писателями! <...>
Подпольный гений разражается всё это время отрывками великолепной прозы. Это в конце концов начинает понимать даже Шолохов. И ведь как просто: рыбалка, Петьки с Таньками, мат-перемат, дед Гришака плетется с база, а читаешь – зареветь хочется.
“А про наших, про красных можешь?”. О, подпольный гений может всё. Дрожа от надменного возбуждения, он в считанные дни создает целую гроздь поразительных по силе рассказов. Шолохов одним пальцем, без интервалов и абзацев перепечатывает их на той самой знаменитой машинке, и вот уже престарелый А. Серафимович поздравляет советскую литературу с рождением нового рабоче-крестьянского таланта»183.
Что это – сюрреалистический бред? Почему, спрашивается, дипломированный литературовед, преподаватель Львовского государственного университета, автор многих статей по русской классической и современной литературе – именно так Сердюченко представлен редакцией журнала «Континент» – вдруг оставил «территорию филологической учености» и углубился в столь бредовые «сюрреалистические лабиринты»?
Да потому, – признается Сердюченко, – что проблему авторства «Тихого Дона», проблему Шолохова «антишолоховедение» на базе филологической науки оказалось решить не в состоянии. То есть отнять у Шолохова «Тихий Дон», приведя для этого хоть сколько-нибудь убедительные аргументы, оно не смогло. Остается путь некоего «неординарного, альтернативного, “внеэвклидового” осмысления», которое выводит проблему авторства «Тихого Дона» за пределы «внятной дешифровки и реконструкции...»184.
Тем самым «антишолоховедение», призывая к «научности», расписывается в своем полном научном поражении. Собственно, этот факт признает и сам автор статьи «Зона Ш.». Он пишет:
«Отказав Шолохову в авторстве “Тихого Дона”, его недоброжелатели оказались, однако, перед кругом новых вопросов. Как тогда быть с “Донскими рассказами”, “Поднятой целиной”, “Они сражались за Родину”, “Судьбой человека”?
Более-менее единодушно было решено в том смысле, что с “Тихим Доном” они совершенно несопоставимы и заслуживают интереса лишь как беллетристические поделки большевизанствующего литератора.
Так ли это? Достаточно сравнить “Донские рассказы” с “Конармией” И. Бабеля, чтобы убедиться, что они этого сравнения не проигрывают, по крайней мере по отсутствию в них налета эстетизма, “художничества”, неуловимо присутствующего даже в самых жестоких сюжетах “Конармии”. Пафос новелл И. Бабеля – все-таки литературный пафос, в то время как действительность “Донских рассказов” внутренне сопряжена с прекрасным и яростным “внелитературным” миром “Тихого Дона”. И, между прочим, совсем не большевистская правда торжествует в таких донских рассказах, как “Семейный человек”, “Чужая кровь”, “Обида”, “Ветер”.
О “Поднятой целине”. А. Солженицын оценивает ее так: “...Вперемежку с последними частями “Тихого Дона” начала выходить “Поднятая целина” – и простым художественным чутьем, безо всякого поиска, воспринимается: это не тот уровень, не та ткань, не то восприятие мира”.
При всем уважении к маститому читателю рискнем все-таки утверждать, что его читательское чутье слишком политизировано, чтобы безусловно ему довериться. “Поднятая целина” – лучшее произведение о крестьянской действительности 30-х годов. <...>
Мастерской рукой написаны и “Они сражались за Родину”, и “Судьба человека”. Не будем отрицать этого в угоду политической минуте. Не будем отрицать и того, что они написаны одной и той же, пусть постепенно слабеющей рукой. В них есть единство авторского почерка, “знака”, единство ощущения человека и его мира – и никакие компьютеры, ни Солженицын не заставят автора этих строк согласиться с обратным. Руководствуясь “простым художественным ощущением”, на чем настаивает А. Солженицын, автор считает, что если “Тихий Дон” гениальное, то “Поднятая целина” очень талантливое, а “Они сражались за Родину” и “Судьба человека” просто талантливые произведения»185.
Итак, с позиции филологической нормы, на путях филологической науки, даже по мнению В. Сердюченко, отнять у Шолохова «Тихий Дон» невозможно. Вот тогда-то, по этой причине и возникает этот сюрреалистический абсурдизм, эта «внеэвклидова фантасмагория» с сумасшедшим человеком «на цепи», которую и опровергать-то неприлично, цель которой в одном: бросить тень на Шолохова, вытеснив его в сознании читателей некой безумной «личностью по фамилии Шолохов».
Понимая, что, в конечном счете, никто в подобную фантасмагорию не поверит, автор оставляет-таки путь для отступления и в конце статьи бесовски подмигивает читателю: «И последнее. Автор этих строк надеется, что близкие и родные Шолохова не воспримут его версию как оскорбительную, и сумеют прочитать нечто между строк. Сказано туманно, но надеюсь, меня поймут»186.
Намек понятен: дескать, вы, конечно, понимаете, что я сам в эту фантасмагорию не верю, это не более чем мои сюрреалистические фантазии, игра «внеэвклидова» ума.
Впрочем, возможно, именно таким, сюрреалистическим путем, доведя концепции «антишолоховедения» до полного абсурда, В. Сердюченко решил взять Шолохова под защиту?
Но защищает Шолохова «Тихий Дон».
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См.: «22» (Иерусалим). 1988. № 60. Июнь – июль; 1989. № 63. Январь – февраль; 1990—1991. № 74. Ноябрь – январь; «Окна», приложение к газете «Вести» (Тель-Авив). 1994. 2—8 июня; 1995. 25—31 мая; 15—21 июня; 6—12 июля; 1997. 26 июня; 10 июля; 17 июля; «Даугава» (Рига). 1990. № 12; 1991. № 1, 2; Загадки и тайны «Тихого Дона». Т. I. Самара, 1996.
2 Бар-Селла З. «Тихий Дон» против Шолохова // Даугава. 1990. № 12. С. 95.
3 Хьетсо Г. Плагиатор ли Шолохов? Ответ оппонентам // Молодая гвардия. 1997. № 11.
4 См.: Стукалова Г. Один офицер по фамилии Родионов... // Огонек. 1993. № 17. С. 22—23. Ср.: Запевалов В. Автором “Тихого Дона” был И. А. Родионов? // Час пик. 1994. № 10. 16 марта. Запеваловым убедительно опровергается кандидатура Родионова.
5 См.: Аникин М. Александр Серафимович – автор «Тихого Дона» // Слово и дело. Красноярск, 1993. № 6. Обстоятельный ответ на эту статью дан Бекединым П. В.: К спорам об авторстве «Тихого Дона» // Русская литература. 1994. № 1. С. 81—114.
6 Бекедин П. Срочно требуется автор «Тихого Дона» // Дон. 1993. № 2—3. С. 187—208.
7 Хьетсо Г. Плагиатор ли Шолохов? Ответ оппонентам. С. 197—198.
8 Бар-Селла З. Тайна века. Имя // Окна (Приложение к газете «Вести», Тель-Авив). 1997. 26 июня. С. 2.
9 Там же. С. 4.
10 Бар-Селла З. «Тихий Дон» против Шолохова // Загадки и тайны «Тихого Дона». С. 159.
11 Там же. С. 160.
12 Там же. С. 123—124.
13 Казачий словарь-справочник. Т. 3. С. 88.
14 Окна. 1997. 10 июля. С. 5.
15 Там же. 17 июля. С. 2.
16 Там же.
17 Ермолаев Г. С. В «Тихом Доне» – ни капли «Донской волны» // Вопросы литературы. 1992. № 1. С. 357.
18 Окна. 1997. 17 июля. С. 2.
19 Севский В. Провинциальные картинки. СПб., 1912. С. 8.
20 Там же. С. 23—24.
21 Макаров А. Г., Макарова С. Э. Вокруг «Тихого Дона»: от мифотворчества к поиску истины. М., 2000. С. 63.
22 Цитирую по изданию: Загадки и тайны «Тихого Дона». С. 216.
23 Там же.
24 Окна. 1997. 26 июня. С. 3.
25 Там же.
26 Бар-Селла З. Рукописи не бомбят! // Окна. 1995. 6 июля. С. 23.
27 Там же. 1995. 15 июня. С. 35.
28 Там же. 1995. 6 июля. С. 22.
29 Там же. С. 23.
30 Там же.
31 Макаров А. Г., Макарова С. Э. Указ. соч. С. 58.
32 Кацис Л. Шолохов и «Тихий Дон»: проблема авторства в современных исследованиях // Новое литературное обозрение. 1999. № 76. С. 345.
33 Бар-Селла З. Арафат и Шолохов // Окна. 1994. 2 июня. С. 18.
34 Там же.
35 Бар-Селла З. «Тихий Дон» против Шолохова // Загадки и тайны «Тихого Дона». С. 127.
36 ОР ИМЛИ. Ф. 143. Оп. 1. Рукопись 1-й и 2-й книг «Тихого Дона».
37 Бар-Селла З. «Тихий Дон» против Шолохова // Загадки и тайны «Тихого Дона». С. 131.
38 Там же.
39 Там же. С. 144.
40 Там же. С. 136.
41 Там же.
42 Там же. С. 137.
43 Там же. С. 138.
44 Там же. С. 140.
45 Там же. С. 146.
46 Там же. С. 147.
47 Там же. С. 148.
48 Там же. С. 149—150.
49 Васильев В. Примечания // Шолохов М. А. Собрание сочинений: В 9 т. Т. 2. М., 2001. С. 374.
– 805 -
50 Макаров А. Г., Макарова С. Э. К истокам «Тихого Дона» // Загадки и тайны «Тихого Дона». С. 215—216.
51 Бар-Селла З. Арафат и Шолохов.
52 Макаров А. Г., Макарова С. Э. Вокруг «Тихого Дона»: от мифотворчества к поиску истины. С. 60—61.
53 Там же. С. 62.
54 Окна. 1997. 26 июня.
55 Там же.
56 Там же.
57 Там же.
58 Севский В. Генерал Корнилов. Ростов-на-Дону, 1919. С. 53.
59 ОР ИМЛИ. Ф. 143. Оп. 1. Рукопись 1-й и 2-й книг «Тихого Дона».
60 Там же.
61 Там же.
62 Окна. 1997. 26 июня.
63 Кузякина Н. Кто автор «Тихого Дона»? Претендент номер... – есаул Родионов // Час пик. 1991. № 40. 17 октября.
64 Стукалова Г. Один офицер по фамилии Родионов... Читал ли Лев Толстой «Тихий Дон»? // Огонек. 1993. № 17. С. 22.
65 Час пик. 1991. № 40. 17 октября.
66 Там же.
67 Стукалова Г. Указ. соч. С. 22.
68 Континент. 1985. № 44. С. 303—308. Цитирую по: Загадки и тайны «Тихого Дона». С. 166—167.
69 Стукалова Г. Указ. соч. С. 23.
70 См.: Бар-Селла З. «Тихий Дон» против Шолохова // Даугава. 1991. № 2.
71 Стукалова Г. Указ. соч. С. 22.
72 Там же.
73 Там же.
74 Запевалов В. Н. Автором «Тихого Дона» был И. А. Родионов? // Час пик. 1994. № 10. 16 марта.
75 Запевалов В. Н. Литературная судьба Ивана Родионова и его книга «Тихий Дон» // Родионов И. А. Тихий Дон. СПб., 1994. С. 23.
76 Даугава. 1991. № 2. С. 48.
77 Там же.
78 Там же. С. 49.
79 Там же. С. 51—52.
80 Там же. С. 52.
81 Там же. С. 53.
82 Там же.
83 Стукалова Г. Указ. соч. С. 22.
84 Родионов И. А. Два доклада. СПб., 1912. С. 65—66, 71, 73, 77, 80. Цитирую по: Запевалов В. Н. Литературная судьба Ивана Родионова и его книга «Тихий Дон». С. 6.
85 Родионов И. А. Тихий Дон. СПб: Типолитография Т-ва «Свет», 1914. Переиздание: СПб.: Дмитрий Буланин, 1994. Предисловие В. Н. Запевалова.
86 Литературная энциклопедия. Т. 3. М., 1930. С. 319.
87 См.: Запевалов В. Н. Указ. соч. С. 17.
88 Там же. С. 5.
89 Аникин М. Александр Серафимович – автор «Тихого Дона».
90 Там же.
– 806 -
91 Там же.
92 Там же.
93 Бекедин П. В. К спорам об авторстве «Тихого Дона» // Русская литература. 1994. № 1. С. 94.
94 Там же. С. 113—114.
95 Марусенко М. А., Бессонов Б. Л., Богданова Л. М., Аникин М. А., Мясоедова Н. Е. В поисках потерянного автора. Этюды атрибуции. СПб., 2001. С. 176.
96 Там же.
97 Там же. С. 179.
98 Там же.
99 Сивоволов Г. Михаил Шолохов. Страницы биографии. Ростов-на-Дону, 1995. С. 71.
100 Марусенко М. А. и др. Указ. соч. С. 180.
101 Там же. С. 186.
102 Там же. С. 183.
103 Там же. С. 186.
104 Там же.
105 Там же. С. 182.
106 Там же. С. 188.
107 А. С. Серафимович. Исследования. Воспоминания. Материалы. Письма. М.; Л., 1950. С. 279.
108 Там же. С. 281.
109 Серафимович А. С. Сборник неопубликованных произведений и материалов. М., 1958. С. 541.
110 Попов И. О писателе-отце // А. С. Серафимович. Исследования. Воспоминания. Материалы. Письма. С. 178.
111 Там же. С. 179.
112 Там же. С. 180.
113 Там же. С. 176.
114 См. там же. С. 93.
115 Караваева А. Наш старший товарищ и друг // Воспоминания современников об А. С. Серафимовиче. М., 1977. С. 135.
116 Солженицын А. И. По донскому разбору. С. 117.
117 Мезенцев М. Большое сердце писателя. С. 134.
118 Венков А. В. «Тихий Дон»: источниковая база и проблема авторства. Ростов-на-Дону, 2000. С. 2.
119 Там же. С. 577.
120 Семанов С. Н. «Тихий Дон» – литература и история. М., 1977. С. 9.
121 Макаров А. Г., Макарова С. Э. К истокам «Тихого Дона». С. 435.
122 Там же. С. 447.
123 Алфавитный указатель персонажей романа «Тихий Дон» / Составлен С. Н. Семановым, А. Ф. Стручковым // Шолохов М. А. Сочинения: В 2 т. Т. 1. М., 2001. С. 856, 865.
124 Венков А. В. Указ. соч. С. 81.
125 Там же. С. 82.
126 Там же. С. 91.
127 Там же. С. 86.
128 Там же. С. 85.
129 Там же. С. 85.
130 Ермолаев Г. Исторические источники «Тихого Дона». С. 172.
131 Венков А. В. Указ. соч. С. 79, 80.
132 Там же. С. 65.
133 Там же. С. 75.
134 Там же.
135 Там же. С. 71.
136 Там же. С. 6.
137 Там же.
138 Там же. С. 11.
139 Там же. С. 15.
140 Там же.
141 Там же. С. 16.
142 Там же. С. 16—17.
143 Там же. С. 7.
144 Там же. С. 11.
145 Там же. С. 16.
146 Там же. С. 17.
147 Сивоволов Г. Я. «Тихий Дон»: рассказы о прототипах. Заметки литературного краеведа. Ростов-на-Дону, 1991. С. 274.
148 Венков А. В. Указ. соч. С. 578.
149 Там же. С. 578.
150 Там же. С. 154.
151 Там же. С. 131.
152 Там же. С. 154.
153 Там же. С. 155.
154 Там же. С. 195—196.
155 Там же. С. 191.
156 Там же. С. 192.
157 Там же.
158 Рыбин А. Фальсификация // Независимая газета. 1992. 2 октября. С. 8.
159 См.: Самарин В. Страсти по «Тихому Дону» // Орловский вестник. 1996. № 37. 12 сентября.
160 Астапенко М. Его называли автором «Тихого Дона». Ростов-на-Дону, 1991. С. 95.
161 Кораблев А. Темные воды «Тихого Дона». Маленькая эпопея. Тексты. Документы. Истолкования. Эзотерическая информация. При участии биопсихоаналитика Л. Ф. Лихачевой. Донецк, 1998. С. 2.
162 Там же. С. 2, 154.
163 Там же. С. 16.
164 Там же. С. 142.
165 Там же. С. 17.
166 Там же. С. 18.
167 Там же. С. 29.
168 Там же. С. 136.
169 Там же.
170 Там же. С. 144.
171 Там же. С. 150—153.
172 Там же. С. 153.
173 Там же. С. 170.
174 Там же. С. 173—174.
175 Смирнов К. Близка ли к разгадке скандальная шолоховиана? // Чудеса и приключения. 2000. № 3. С. 56—60; Анохин В. Как Александр Попов стал Михаилом Шолоховым // Чудеса и приключения. 2000. № 10.
176 Там же. С. 56.
177 Там же. С. 56—57.
178 Сердюченко В. Зона Ш. (Опыт литературной фантасмагории) // Континент. Париж, 1997. № 94(4). С. 246—261.
179 Сердюченко В., Ключеров Г. Загадочная «Зона Ш.». Фантасмагория по мотивам жизни и творчества Михаила Шолохова // Труд. 1999. № 49. 19—25 марта. С. 18.
180 Мезенцев М. Т. Судьба романов. С. 69.
181 Там же.
182 Сердюченко В. Указ. соч. С. 251.
183 Там же. С. 251—253.
184 Там же. С. 246.
185 Там же. С. 250—251.
186 Там же. С. 261.
Заключение
НЕСРАВНЕННЫЙ ГЕНИЙ!
Книга «“Тихий Дон”: судьба и правда великого романа» – исследование, предпринятое ради того, чтобы снять заклятие с этого произведения, установить истину и восстановить справедливость.
Будучи изначально убежденным в авторстве Шолохова, автор стремится, тем не менее, к полной объективности подхода с тем, чтобы рассмотреть вопрос об авторстве «Тихого Дона» всесторонне, выработать цельную и строгую систему доказательств, которая не страдала бы внутренней противоречивостью и не заключала в себе взаимоисключающих элементов.
С этой целью и под этим углом зрения был последовательно рассмотрен следующий круг вопросов:
– рукопись «Тихого Дона»;
– биография Шолохова;
– история замысла «Тихого Дона»;
– личность писателя;
– прообраз Григория Мелехова;
– образ Павла Кудинова и взгляд на «Тихий Дон» русской эмиграции;
– прототипы других героев «Тихого Дона»;
– топография и топонимика романа;
– судьба романа в литературной критике конца 20-х – начала 30-х годов;
– поэтика «Тихого Дона» в сравнении с «Донскими рассказами», «Поднятой целиной» и рассказами Ф. Крюкова;
– язык «Тихого Дона»; диалектизмы в нем в сравнении с языком «Донских рассказов», «Поднятой целины» и рассказов Крюкова;
– анализ аргументов «антишолоховедения»;
– документальная фотолетопись истории романа и жизни автора.
В процессе работы над книгой были привлечены все имеющие отношение к теме, доступные или вновь открытые нами факты и обстоятельства. В первую очередь – обнаружена учеными ИМЛИ им. А. М. Горького РАН и приобретена благодаря помощи В. В. Путина рукопись первых двух книг «Тихого Дона». Рукопись была предоставлена широкой общественности на заседании Международного юбилейного шолоховского комитета при Союзе писателей России (сопредседатель – В. Н. Ганичев, Б. И. Олейник, В. С. Черномырдин). В лавине многообразнейшей информации, просеянной сквозь сито самого тщательного анализа, не обнаружилось ни одного факта или обстоятельства, которые противоречили бы официально существующему и единственно верному мнению об авторстве «Тихого Дона». Отметим, что невзирая на все давление, оказываемое на него, Нобелевский Комитет продолжал и продолжает считать М. А. Шолохова бесспорным автором «Тихого Дона».
С другой стороны, комплексный анализ аргументов «антишолоховедения» с полной очевидностью выявил тот факт, что за десятилетия своей деятельности оно не смогло обнаружить и привести ни одного подтвержденного документами надежного факта или свидетельства в пользу того, что «Тихий Дон» написан не Шолоховым, но кем-то другим.
В завершение книги приведу еще один – конечный – ставящий точку над i, – аргумент в пользу авторства Шолохова.
Современное шолоховедение сходится на той мысли, что если композиционной вершиной, кульминацией романа была третья книга «Тихого Дона», то его духовной, идейно-художественной вершиной явилась книга четвертая. Именно в четвертой книге сила и глубина шолоховского социально-психологического анализа проявили себя в полную мощь.
Даже самые непримиримые «антишолоховеды» не отважились заявить, будто четвертую книгу романа «Тихий Дон» написал не Шолохов. Опровержением подобного нелепого предположения, если бы оно возникло, является сам текст четвертой книги романа. Его физически не мог написать Крюков.
Четвертая книга начинается с прорыва фронта в июне 1919 года конной группой Донской армии под командованием генерала Секретева и воссоединением Донской армии с повстанцами. В июле 1919 года Крюков перебрался из Усть-Медведицкой в родную станицу Глазуновскую. А уже в августе, как только армия перешла границы Донского округа, началось, как сказано в «Тихом Доне», «разложение Донской армии – разложение, начавшееся как раз в тот момент, когда, пополненная повстанцами, армия достигла на Северном фронте наибольших успехов» (5, 190). Началось широкое наступление красных войск, «казачьи полки под давлением превосходящих сил противника отступали на юг...» (5, 203).
В начале августа 1919 года, дабы воодушевить казачество личным примером, добровольно вступил в Донскую армию и Федор Крюков. С этого момента Крюков находился в рядах действующей армии до своей смерти в феврале 1920 года. Крюков является не автором, но – безымянным героем «Тихого Дона», потому что роман этот, помимо всего прочего, это еще и повествование о трагическом, бесславном конце Донской армии. Вместе с Донской армией Крюков прошел ее драматический путь, описанный в «Тихом Доне»; «Донцы были сломлены. Обескровленная боями и тифом, потерявшая три четверти состава, Добровольческая армия была не в силах одна противостоять напору окрыленной успехами Красной Армии» (5, 267—268) – и вместе с донцами покатилась на юг. У Крюкова, как и у всей белой армии, в частях которой он находился, был тот самый путь, который прошел и Григорий Мелехов – через Кубань к Новороссийску. Смерть его настигла 20 февраля 1920 года в станице Новокорсунской от того самого тифа, который косил и беженцев, и офицеров, который перенесла и Аксинья, и – дважды – Григорий Мелехов, от которого умер в том же «отступе» в слободе Белая Глина Пантелей Прокофьевич. Крюков физически не мог написать четвертую книгу романа «Тихий Дон», – он шел той же мученической дорогой, что и его герои. Не мог Крюков написать и первые три книги романа, ибо четвертая книга – неотъемлемая, неотделимая часть целого, именуемого «Тихим Доном». Она органично продолжает и завершает роман, развязывая все его сюжетные и идейно-художественные узлы.
Только предвзятостью, продиктованной пониманием того, что уж четвертую-то книгу «Тихого Дона» Крюков и в самом деле написать никак не мог, объясняются попытки «антишолоховедения» искусственно оторвать четвертую книгу от остального текста романа, принизить ее художественное достоинство и противопоставить первым трем.
С точки зрения художественной убедительности и силы эмоционального воздействия именно четвертая книга является вершинной в романе.
Трудно не согласиться с Владимиром Васильевым: «Четвертая книга “Тихого Дона”, развязывающая все узлы сложнейшего по социально-психологической ткани романа, – главная в эпопее. Это книга итогов и выводов, книга “выплывания” к берегу. По сравнению с остальными, она менее телесна и более духовна. Создававшаяся в известные годы, когда писатель ходил по грани меж жизнью и смертью, она несет на себе едва улавливаемую печать книги последней, не в ряду других, а в смысле последней в жизни Шолохова, в смысле его завещания, авторского евангелия, его веры и надежды.
Она, в известном смысле, дообразовала Шолохова. В работе над нею прозревала душа, правился характер и преисполнялся мудрости ум художника в значительно большей степени, чем это ощущается при чтении предыдущих книг романа, не говоря уже о ранней прозе»1.
Но при этом – бесспорно: при возросшей строгости и ясности письма все четыре книги «Тихого Дона» объединены единым шолоховским стилем, который сразу узнаваем и которого не спутаешь ни с кем.
«Дул сильный юго-восточный ветер. Он летел издалека, приустал за ночь, но к утру все же донес горячий накал закаспийских пустынь и, свалившись на луговую пойму левобережья, иссушил росу, разметал туман, розовой душной мглою опутал меловые отроги придонских гор.
Аксинья сняла чирики и, захватив левой рукой подол юбки (в лесу на траве еще лежала роса), легко шла по лесной заброшенной дороге. Босые ноги приятно холодила влажная земля, а оголенные полные икры и шею ищущими горячими губами целовал суховей.
На открытой поляне, возле цветущего куста шиповника, она присела отдохнуть. Где-то недалеко на пересохшем озерце щелоктали в камыше дикие утки, хриповато кликал подружку селезень. За Доном нечасто, но почти безостановочно стучали пулеметы, редко бухали орудийные выстрелы. Разрывы снарядов на этой стороне звучали раскатисто, как эхо.
Потом стрельба перемежилась, и мир открылся Аксинье в его сокровенном звучании: трепетно шелестели под ветром зеленые с белым подбоем листья ясеней и литые, в узорной резьбе, дубовые листья; из зарослей молодого осинника плыл слитный гул; далеко-далеко, невнятно и грустно считала кому-то непрожитые года кукушка; настойчиво спрашивал летавший над озерцом хохлатый чибис: “Чьи вы, чьи вы?”; какая-то крохотная серенькая птаха в двух шагах от Аксиньи пила воду из дорожной колеи, запрокидывая головку и сладко прижмурив глазок; жужжали бархатисто-пыльные шмели; на венчиках луговых цветов покачивались смуглые дикие пчелы. Они срывались и несли в тенистые прохладные дупла душистую “обножку”. С тополевых веток капал сок. А из-под куста боярышника сочился бражный и терпкий душок гниющей прошлогодней листвы.
Ненасытно вдыхала многообразные запахи леса сидевшая неподвижно Аксинья. Исполненный чудесного и многоголосого звучания лес жил могущественной первородною жизнью. Поемная почва луга, в избытке насыщенная весенней влагой, выметывала и растила такое богатое разнотравье, что глаза Аксиньи терялись в этом чудеснейшем сплетении цветов и трав.
И почему-то за этот короткий миг, когда сквозь слезы рассматривала цветок и вдыхала грустный его запах, вспомнилась Аксинье молодость и вся ее долгая и бедная радостями жизнь. Что ж, стара, видно, стала Аксинья... Станет ли женщина смолоду плакать оттого, что за сердце схватит случайное воспоминание?» (5, 15—16).
Последние страницы «Тихого Дона». 1940 г.
Как видите, всё то же пристальное внимание к краскам, запахам, звукам окружающего мира, знакомое нам по первым трем книгам, и тот же богатый, расцвеченный всеми красками язык.
Но – куда острее драматизм этой жизни, драматизм сложнейших взаимоотношений между людьми, между людьми и природой, что проявилось уже в первых главах четвертой книги «Тихого Дона», в сцене, когда Григорий Мелехов, рядом с могилой дочушки Григория и Аксиньи, в Ягодном, первой могилой в его жизни, захоронил убитого красными деда Сашку:
«Удрученный воспоминаниями Григорий прилег на траву неподалеку от этого маленького дорогого сердцу кладбища и долго глядел на величаво распростертое над ним голубое небо. Где-то там в вышних беспредельных просторах гуляли ветры, плыли осиянные солнцем холодные облака, а на земле, только что принявшей веселого лошадника и пьяницу деда Сашку, все так же яростно кипела жизнь: в степи, зеленым разливом подступившей к самому саду, в зарослях дикой конопли возле прясел старого гумна – неумолчно звучала гремучая дробь перепелиного боя, свистели суслики, жужжали шмели, шелестела обласканная ветром трава, пели в струистом мареве жаворонки и, утверждая в природе человеческое величие, где-то далеко-далеко по суходолу настойчиво, злобно и глухо стучал пулемет» (5, 51).
Этот злобный стук пулемета символизирует в романе ту беду, которая пришла к людям вместе с войной, когда рушилась жизнь, страдали и гибли безвинные люди, – «Подешевел человек за революцию!» (5, 300).
Четвертый том «Тихого Дона» – это полностью порушенная и разрушенная жизнь людей, та самая жизнь, которая в первом томе романа бурлила, как полная чаша.
«Удивительно, как изменилась жизнь в семье Мелеховых!.. Была крепко спаянная семья, а с весны все переменилось... Семья распадалась на глазах у Пантелея Прокофьевича. Они со старухой оставались вдвоем. Неожиданно и быстро были нарушены родственные связи, утрачена теплота взаимоотношений, в разговоре все чаще проскальзывали нотки разрушительности и отчуждения. За общий стол садились не так, как прежде – единой и дружной семьей, а как случайно собравшиеся вместе люди.
Война была всему этому причиной...» (5, 123).
Война, иными словами – тот социальный катаклизм, который не просто порушил человеческие связи, но – разметал людей, заставив их убивать друг друга. «За один год смерть сразила столько родных и знакомых, что при одной мысли о них на душе его (Пантелея Прокофьевича. – Ф. К.) становилось тяжко и весь мир тускнел и словно одевался какой-то черной пеленой» (5, 233).
Четвертый том – это череда смертей, прошедших через душу Григория Мелехова. Когда на этот раз, в начале четвертой книги, он уезжал, после короткой побывки, из Татарского на фронт («...Никогда Григорий не покидал хутора с таким тяжелым сердцем, как в это ласковое утро»), – предзнаменованием для всего последующего развития событий была «черная траурная косынка», которую ветер рвал из рук провожавшей его Натальи.
Первая смерть в четвертой книге романа – смерть Натальи, предыстория ее гибели, переживания Григория принадлежат к одним из самых высоких трагических страниц в истории мировой литературы, – они могут сравниться по силе только с описанием гибели Аксиньи.
Эти смерти – Натальи, Дарьи, Пантелея Прокофьевича, Ильиничны и, наконец, Аксиньи, написанные с покоряющей душу, властной силой, являются прелюдией к финалу той мощной и всеохватной социальной трагедии, в центре которой, конечно же, судьба Григория Мелехова. Трагедия эта, сделавшая «Тихий Дон» одним из самых великих произведений мировой литературы, стала центром не первой, и не второй, и даже не третьей, но именно четвертой книги.
Вспомним страницы, посвященные последним дням и часам Ильиничны.
«С вечера, когда Дуняшка с мужем уснули, она собрала последние остатки сил, встала, вышла во двор. Аксинья, допоздна разыскивавшая пропавшую из табуна корову, возвращалась домой и видела, как Ильинична, медленно ступая, покачиваясь, прошла на гумно. “Зачем это она, хворая, туда пошла?” – удивилась Аксинья и, осторожно пройдя к граничившему с мелеховским гумном плетню, заглянула на гумно. Светил полный месяц. Со степи набегал ветерок. От приклада соломы на голый, выбитый каменными катками, ток ложилась густая тень. Ильинична стояла, придерживаясь руками за изгородь, смотрела в степь, туда, где, словно недоступная далекая звездочка, мерцал разложенный косарями костер. Аксинья ясно видела озаренное голубым лунным светом припухшее лицо Ильиничны, седую прядь волос, выбившуюся из-под черной старушечьей шальки.
Ильинична долго смотрела в сумеречную степную синь, а потом негромко, как будто он стоял тут же возле нее, позвала:
– Гришенька! Родненький мой! – Помолчала и уже другим, низким и глухим голосом сказала: – Кровинушка моя!..
Аксинья вся содрогнулась, охваченная неизъяснимым чувством тоски и страха, и, резко отшатнувшись от плетня, пошла к дому.
В эту ночь Ильинична поняла, что скоро умрет, что смерть уже подошла к ее изголовью...» (5, 330).
И еще одна смерть – смерть Аксиньи:
«Хоронил он свою Аксинью при ярком утреннем свете. Уже в могиле он крестом сложил на груди ее мертвенно побелевшие смуглые руки, головным платком прикрыл лицо, чтобы земля не засыпала ее полуоткрытые, неподвижно устремленные в небо и уже начавшие тускнеть глаза. Он попрощался с нею, твердо веря в то, что расстаются они ненадолго...
Ладонями старательно примял на могильном холмике влажную желтую глину и долго стоял на коленях возле могилы, склонив голову, тихо покачиваясь.
Теперь ему незачем было торопиться. Все было кончено.
В дымной мгле суховея вставало над яром солнце. Лучи его серебрили густую седину на непокрытой голове Григория, скользили по бледному и страшному в своей неподвижности лицу. Словно пробудившись от тяжкого сна, он поднял голову и увидел над собой черное небо и ослепительно сияющий черный диск солнца» (5, 490).
«Все было кончено».
Э. Быстрицкая (Аксинья), П. Глебов (Григорий Мелехов), В. Захарченко (Прохор Зыков) в фильме С. Герасимова «Тихий Дон»
Именно четвертая книга романа заключает в себе и завершает те мотивы, на основании которых «антишолоховедение» отказывает «коммунисту» Шолохову в праве написать «Тихий Дон». Именно здесь содержится конечный обвинительный акт эпохе, которая, ради победы мировой революции и абстрактного счастья всех людей на Земле, принесла конкретным, благополучно и счастливо жившим на Дону людям такую бездну горя и бед.
Смерть Аксиньи – не последняя в «Тихом Доне».
В конечном счете, «Тихий Дон» – роман о гибели Григория Мелехова. И в этом главный смысл романа. Череда смертей в романе – Петра, Натальи, Дарьи, Пантелея Прокофьевича, Ильиничны, Аксиньи, как уже сказано выше, – только прелюдия к этому трагическому финалу.
