Текст книги "«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа"
Автор книги: Феликс Кузнецов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 69 страниц)
Имеются все основания полагать, что с А. С. Серафимовичем Посвянский познакомился через сестер Ленина – Анну Ильиничну Ульянову-Елизарову и Марию Ильиничну Ульянову. В «Воспоминаниях бывшего комсомольца», опубликованных в книге «Славные большевички» (М., 1958) и посвященных старшей сестре Ленина Анне Ильиничне Ульяновой, П. Посвянский пишет о том, что в течение «10 лет ее жизни (с 1924 по 1935 г.)» ему «посчастливилось работать совместно с ней»22. В 1924 году, сразу после смерти Ленина, в издательстве «Новая Москва» возникла мысль об организации серии книг «Воспоминания старого большевика». Редактировать эту серию согласилась Анна Ильинична Ульянова, написавшая для этой серии «Воспоминания об Ильиче» и «Воспоминания об А. И. Ульянове». Воспоминания о старшем брате назывались «А. И. Ульянов и дело 1 марта 1887 года» и были написаны на основе личных впечатлений, так как А. И. Ульянова также привлекалась к суду за участие в революционном движении; ее брат, Александр Ульянов, был приговорен к повешению, а Анна Ильинична Ульянова по делу о покушении 1 марта 1887 года на Александра III была осуждена на 5 лет ссылки. Но в связи с этим делом, как уже говорилось выше, был арестован, судим и сослан в Архангельскую губернию и студент Петербургского Университета А. С. Попов, будущий писатель Александр Серафимович. В 1887 году он написал воззвание по поводу неудавшегося покушения на Александра III. Серафимович лично знал Александра Ульянова и высоко ценил его ум революционера и человека. Драматические события юности обусловили тесную дружбу Серафимовича с семьей Ульяновых, как с Анной Ильиничной, так и с Марией Ильиничной, особое отношение к Серафимовичу Ленина. И вот в эту семью волей случая и вошел как близкий человек молодой редактор издательства «Новая Москва» Павел Посвянский. Он пишет в своих воспоминаниях: «Я неоднократно бывал у Анны Ильиничны дома. Она после смерти матери держала в своих руках бразды правления этой удивительно дружной, спаянной семьи <...> Однако достаточно было Анне Ильиничне прихворнуть, как неизменно появлялась Мария Ильинична, которая решительно брала все дела в свои руки»23.
Сестры Ульяновы оставались чрезвычайно влиятельными людьми и после смерти Ленина: Анна Ильинична была ответственным секретарем и членом редколлегии журнала «Пролетарская революция», а Мария Ильинична – ответственным секретарем и членом редколлегии газеты «Правда». И обе они дружили с Серафимовичем, начиная с Гражданской войны активно сотрудничавшим в «Правде».
Нет ничего удивительного в том, что, прочитав ярко талантливые рассказы начинающего писателя с Дона, Павел Посвянский через семью Ульяновых обратился к донскому по происхождению писателю Александру Серафимовичу с просьбой прочитать рассказы молодого писателя-земляка и написать предисловие к ним. Как нет ничего удивительного и в том, что, прочитав эти рассказы и убедившись в незаурядном даровании их автора, Серафимович не только написал предисловие к «Донским рассказам», но и взял под свое «крыло» талантливого земляка и, более того, убедил Марию Ильиничну Ульянову поддержать молодого писателя в газете «Правда». Учитывая тематику и проблематику рассказов Шолохова, посвященных ненавистному «неистовым ревнителям» революции казачеству, без этой поддержки автор «Тихого Дона» вряд ли смог пробиться в литературу тех сложных и грозных послереволюционных лет. Как мы убедимся далее, именно «Правда», ее ответственный секретарь М. И. Ульянова и А. Серафимович сыграют особую роль и в поддержке «Тихого Дона», и в защите доброго имени молодого писателя от обвинений его в плагиате.
Так что обращение Михаила Шолохова к Павлу Посвянскому «дорогой дружище!» не было пустой формальностью. Судя по воспоминаниям А. С. Лонгинова, и спустя много лет М. А. Шолохов не забыл друга своей писательской юности и помнил домашний адрес, где жил Посвянский на Потешной улице...
Кстати, Посвянский особо отмечал совершенно феноменальную память Шолохова: «Я разговаривал с очень многими людьми, хорошо знавшими Шолохова, но никто из них никогда не видел, чтобы он когда-нибудь или что-нибудь записывал в блокнот или в записную книжку... Все вбирала в себя его совершенно необыкновенная память»24. Это свидетельство (одно из многих подобного рода) важно, так как принадлежит крупнейшему психологу и психиатру.
Павел Посвянский, редактировавший «Донские рассказы» и «Лазоревую степь» – первые книги М. Шолохова, был одним из первых издательских работников в Москве, кому Шолохов сообщил о работе над романом «Тихий Дон», рассчитывая издать его именно в издательстве «Новая Москва». В своем письме, как следует из контекста ответа М. Шолохова от 3 февраля 1927 года, П. Посвянский, уже зная о «Тихом Доне», спрашивал писателя, как идет работа над романом. Шолохов с раздражением, вызванным финансовыми неполадками во взаимоотношениях с издательством, ответил: «Прежде чем говорить о неоконченном еще романе, выслушай следующее...» Выговорившись, он отвечает на вопрос о романе по существу (процитируем еще раз письмо): «Сейчас у меня в окончат[ельной] обработке три первые части (не думай, что это – “плод” 3-х-месячной работы...), как окончу и перепечатаю – вышлю тебе. Ты будешь исподволь знакомиться с вещью, а об условиях поговорим после». Как видите, Шолохов предполагал, что Посвянский будет редактором и новой его книги.
Наталья Павловна Посвянская и Александр Сергеевич Лонгинов свидетельствуют, что именно Павел Борисович Посвянский был одним из первых читателей начальных глав «Тихого Дона» в Москве, которые по словам наследников П. Б. Посвянского, потрясли молодого редактора.
И, видимо, через него сотрудники ликвидированного издательства «Новая Москва» обратились, по свидетельству А. М. Стасевича, за помощью в отношении романа «Тихий Дон» к А. С. Серафимовичу, проявившему внимательное отношение к молодому писателю при издании сборника «Донские рассказы».
А. С. Серафимович. 1924 г.
«МОЛОДОЙ ОРЕЛИК»
Шолохов передал Серафимовичу второй экземпляр рукописи первых трех частей «Тихого Дона» 13 октября 1927 года. 7 ноября 1927 г., принимая дома зарубежных писателей по случаю десятилетия Октября, Александр Серафимович так представил гостям Михаила Шолохова:
«– Друзья мои! Перед вами – молодой писатель Земли Русской. Он моложе меня более чем на сорок лет, но я должен признаться, во сто раз талантливее меня. Имя его еще многим не известно, но через год его узнает весь Советский Союз, а через два-три года – и весь мир... С января мы будем печатать его “Тихий Дон”»25.
А. С. Серафимович в 1926 году стал ответственным редактором журнала «Октябрь», который выходил на базе издательства «Московский рабочий». Роман Шолохова, без преувеличения, потряс Серафимовича.
В «Записях 1925—1927 гг.», которые Серафимович вел для себя в тетрадях и записных книжках, целая страница посвящена впечатлению, которое произвел на него молодой писатель.
«Шолохов. Невысокий, по-мальчишески тонкий, подобранный, узкий, глаза смотрели чуть усмешливо, с задорцем: “Хе-хе!.. дескать... вижу...” <...> громадный выпуклый лоб, пузом вылезший из-под далеко отодвинувшихся назад светло-курчавых, молодых, крепких волос. Странно было на мальчишеском теле – этот свесившийся пузом лоб...
С Лузг[иным] сидим в рестор[ане] Дома Герцена, говорим о редакц[ионных] делах. Уговариваю напечатать Шолохова “Тихий Дон”. Упирается.
Шолохов на вечере “Моск[овского] раб[очего]” подвыпил. Небольшой, стройный, узко перехваченный ремнем с серебряным набором. Голова стройно на стройной шее, и улыбка играет легонькой насмешливой хитроватой казац[кой]...
Шолохов откинулся назад, белый лоб, неестественно-выпуклый, огромный, светло-вьющиеся волосы. А лицо загорелое.
Резко, точно очерченные, по-азиатски удлиненные, иссиня-серые глаза смотрели прямо, чуть усмехаясь, из-под тонко, по-девичьи приподнятых бровей.
Длинные глаза, а в углах резко острые и чистые.
Когда взглядывал, от глаз шел синевато-серый свет.
...И волосы были мягкие, как у ребенка.
И глаза, когда говорил, и губы чуть усмехались: “Дескать, знаю, знаю, брат, вижу тебя насквозь”»26.
За этими словами Серафимовича, написанными для себя, а не для печати, – изумление, которое оставил в его душе Шолохов: его можно определить как предощущение, предчувствие гения. Сходно воспринял «Тихий Дон» М. Горький: прочитав первую книгу романа, он сказал: «Очень, анафемски талантлива Русь»27.
На вечере, посвященном его 70-летию, в 1933 году, отвечая на вопрос «Как вы оцениваете “Тихий Дон” Шолохова?», – Серафимович сказал: «– Великолепная вещь. Я должен вам признаться, что это единственный писатель, которому по-настоящему судьба, можно сказать, целый ворох наклала творческих сил. Вот наш брат сидит, погрызет, погрызет перо, напишет, взвесит... А ведь у него как на черноземе прет. Он с трудом ходит, потому что он перенапряжен образами. Это огромный писатель»28.
Последние слова Серафимовича – ответ на вопрос А. И. Солженицына: «Тогда – несравненный гений?»29.
Что касается того, была ли «подтверждена и повторена» «высота», именуемая «Тихим Доном», на протяжении всей последующей жизни писателя, о чем писал вслед за своим вопросом Солженицын, – это особый вопрос, к нему мы еще вернемся. Скажу только, что ответ на него невозможно найти без учета того самого фактора «пролетарской цензуры», о котором говорил здесь Солженицын, причем взятого в самом широком смысле. Фактор этот неоднократно останавливал «ошеломительный ход» не только романа «Тихий Дон», но и повлиял на весь последующий путь писателя, как и развитие всей советской литературы.
Эта «пролетарская цензура» сказалась уже при публикации первой книги «Тихого Дона», – в отказе Госиздата печатать роман по идеологическим мотивам («идеализация казачества»!), как и в стремлении руководства редакции «Московского рабочего» избавиться от рукописи молодого автора и передать ее в «Молодую гвардию», где, учитывая опыт взаимоотношений Шолохова с этой группой, роман был бы наверняка отвергнут. Показательна и позиция заместителя Серафимовича в журнале «Октябрь» М. Лузгина, которого главный редактор журнала должен был «уговаривать» напечатать «Тихий Дон», а он «упирался».
М. Лузгин был «упертый» рапповец. Третьеразрядный беллетрист и «теоретик литературы» в рапповском духе, автор бездарных повестей «Хуторяне» и «Граммофон» о «классовой борьбе в деревне», Лузгин в недалеком будущем, в связи с публикацией третьей книги романа, принесет Шолохову немало горя. Но в 1927 году у него не хватило сил остановить публикацию «Тихого Дона» – авторитет Серафимовича был исключительно велик, так что роман был принят к публикации одновременно в «Октябре» и в «Московском рабочем».
Глубоко уважительное отношение к таланту Шолохова Серафимович пронес через всю жизнь. Как справедливо подчеркивает Ан. Калинин: «А. С. Серафимович имеет непосредственное отношение к судьбе Шолохова, как писателя. <...> Шолохов – огромный писатель, – сказал во время <...> встречи (с Ан. Калининым. – Ф. К.) Серафимович. – Он силен в первую голову как крупнейший художник-реалист, глубоко правдивый, смелый, не боящийся самых острых ситуаций, неожиданных столкновений людей и событий.
И чуть помолчав, Серафимович, тряхнув головой, повторил:
– Огромный, правдивый писатель. И ...черт знает как талантлив...
Последние слова Серафимович произнес с каким-то даже изумлением»30.
Благодаря неуступчивости Шолохова и поддержке Серафимовича первая и вторая книги «Тихого Дона» были опубликованы в 1928 году почти без редактуры: первая – в январе – апреле, вторая – в мае – октябре.
«Опасения автора, что могут “разнести” первую книгу “Тихого Дона”, не оправдались, – сообщает Николай Тришин. – Книга вышла в начале 1928 года. Правда, несколько месяцев о ней нигде не было серьезного критического разговора – не хвалили и не ругали. Было впечатление, что критики всех многочисленных направлений пока примерялись к ней.
Не могу утверждать, но, кажется, первым дал оценку “Тихому Дону” и его автору Анатолий Васильевич Луначарский. Однажды в Доме Герцена, куда А. В. Луначарский заходил, спросили его мнение о “Тихом Доне”. Анатолий Васильевич ограничился одним словом:
– Бриллиант!»31.
19 апреля 1928 года, сразу после завершения публикации первой книги «Тихого Дона» в журнале «Октябрь», А. Серафимович публикует статью о романе и его авторе в газете «Правда». Она начиналась картиной донской степи:
«Ехал я по степи. Давно это было, давно, – уже засинело убегающим прошлым.
Неоглядно, знойно трепетала степь и безгранично тонула в сизом куреве.
На кургане чернел орёлик, чернел молодой орёлик. Был он небольшой; взглядывая, поворачивал голову и желтеющий клюв.
Пыльная дорога извилисто добежала к самому кургану и поползла, огибая.
Тогда вдруг расширились крылья, – ахнул я... расширились громадные крылья. Он мягко отделился и, едва шевеля, поплыл над степью.
Вспомнил я синеюще-далекое, когда прочитал “Тихий Дон” Мих. Шолохова. Молодой орёлик желтоклювый, а крылья размахнул.
И всего-то ему без году неделя. Всего два-три года чернел он чуть приметной точечкой на литературном просторе. Самый прозорливый не угадал бы, как вдруг уверенно развернется он»32, – с удивлением и с восхищением писал старый русский писатель.
Это восхищение талантом Шолохова, связанное с удивлением, Серафимович сохранил на всю жизнь. Когда праздновали его собственное семидесятилетие, он сказал:
«Вот Шолохов – это настоящий командир в литературе. А я – только простой рядовой боец»33.
Большой русский писатель А. Серафимович прекрасно понимал несоразмерность масштаба своего таланта и гения автора «Тихого Дона». Несоразмерность и непохожесть, своеобразие художественной стилистики становятся очевидными при сопоставлении «Железного потока» и «Тихого Дона». Пренебрегая резким различием художественной стилистики, трепетностью их личных отношений, «антишолоховеды» пытаются без тени хоть каких-либо доказательств приписать авторство «Тихого Дона» самому Серафимовичу. Дескать, написал и, будучи тесно связанным с большевиками, из перестраховки, уговорил Шолохова поставить свою подпись под этим, столь «опасным», «белогвардейским» произведением.
Столь же нелепы предположения «антишолоховедов», будто Серафимович «знал подлинную историю украденного романа» и «пошел на сознательную ложь, чтобы защитить Шолохова». Об этом писал в статье «Литературный плагиат Шолохова» редактор журнала «Новое русское слово» А. Седых, поддержавший Солженицына на страницах своей газеты. «Солженицын дает этому такое объяснение: “...донской писатель Серафимович был заинтересован в том, чтобы открыть дорогу роману о Доне. Если бы выяснилось, что автором его был белый офицер Крюков, никогда бы “Тихий Дон” не увидел света. Поэтому Серафимович осрамил свое имя, выступил вместе с четырьмя другими “пролетарскими писателями”<...> с открытым письмом в газете “Правда”»34.
Лишь при полном отсутствии знаний о Серафимовиче, его характере и убеждениях, о его действительных взаимоотношениях с Шолоховым возможно выстраивать подобные, не подтвержденные решительно ничем гипотезы.
В действительности же отношения Серафимовича и Шолохова были естественными, чистыми, прозрачными, определенными, что не давали никаких оснований для подобных выдумок. Суть этих отношений с предельной ясностью выразил Шолохов в статье, посвященной 75-летию Серафимовича:
«Лично я по-настоящему обязан Серафимовичу. Ибо он первый поддержал меня в самом начале моей писательской деятельности»35.
Статья А. Серафимовича в «Правде» означала не только эстетическую, но и политическую поддержку Шолохова, что было немаловажно в суровых условиях 20-х годов, когда автор романа еще до публикации получил обвинение в «идеализации казачества».
Эти обвинения с нарастающей силой продолжали звучать и после того, как роман увидел свет.
Вот почему для судьбы «Тихого Дона» столь важна была поддержка «Правды», как и А. М. Горького. Выступая 27 июля 1928 года в Тбилиси перед рабкорами и писателями, Горький сказал: «Мы создали литературу, которой можно похвастаться перед Европой»36, поставив в пример прекрасную книгу «Тихий Дон».
Свидетельством успеха романа было то, что вслед за «Октябрем» первые две книги «Тихого Дона» выходят в «Московском рабочем», публикуются в «Роман-газете» тиражом в 140000 экземпляров первый выпуск и 250000 – второй.
Помимо отзыва Серафимовича о «Тихом Доне» судьбу романа в «Московском рабочем» в значительной степени, как уже говорилось, решило то, что рукопись оказалась в руках опытнейшего и мудрого редактора Евгении Григорьевны Левицкой.
Старая большевичка, Е. Г. Левицкая была человеком высокой культуры, интеллигентности, образованности, редкой нравственной чистоты.
«Моя мать была из тех, кого мы привыкли называть русской интеллигенцией, – рассказывает ее дочь, Маргарита Константиновна Левицкая-Клейменова. – Мать никогда не искала для себя выгод и привилегий. Когда ей предлагали их – она от них отказывалась. Вот эти духовные свойства, я думаю, и потянули к ней Михаила Шолохова»37.
М. А. Шолохов считал Е. Г. Левицкую – первого редактора романа «Тихий Дон» своей второй матерью и посвятил ей рассказ «Судьба человека».
ИМЛИ приобрел у наследников Е. Г. Левицкой ее архив, о котором в 1995 году поведал читателям Л. Колодный в книге «Кто написал “Тихий Дон”». В этом архиве – письма и телеграммы Шолохова Левицкой, ее записки о Шолохове и очерк о ее поездке в Вёшенскую, автобиография М. Шолохова и автобиография самой Е. Г. Левицкой. Член РСДРП с 1903 года, Е. Г. Левицкая в 1918—1919 гг. работала в библиотечном отделе ЦК РКП, в 1926—1927 гг. – в издательстве МК ВКП(б) «Московский рабочий», куда в 1927 году влилось издательство «Новая Москва», с 1929 по 1939 год заведовала библиотекой МК ВКП(б), что и позволяло ей снабжать Шолохова редчайшими книгами. В своих записках о знакомстве с Шолоховым, озаглавленных «У колыбели “Тихого Дона”», Левицкая пишет:
«Впервые “Тихий Дон” увидел свет в издательстве МК ВКП(б) “Московский рабочий” в начале 1928 г. Сектором художественной литературы руководила Аня Грудская, молодая, довольно экспансивная коммунистка, очень увлеченная возможностью проявить свои лителитературные способности по привлечению молодых писателей в писательский коллектив издательства.
Евгения Григорьевна Левицкая, сотрудник издательства «Московский рабочий», первый редактор романа «Тихий Дон». 1940 г.
Титульный лист второй книги романа «Тихий Дон» с дарственной надписью М. А. Шолохова
— Вот прочтите эту рукопись, – сказала Грудская, входя в мою книжную консультацию. ...“Тихий Дон” – Мих. Шолохов... Автор – неизвестный, название необычное...»38.
В один из следующих дней Грудская вошла к Левицкой в сопровождении паренька. Одет он был в кожаную коричневую куртку и кубанку. «Вот это и есть автор “Тихого Дона”, который вам так понравился». «Это автор “Тихого Дона”? – недоверчиво сказала я, глядя на паренька. – Вот не ожидала!» – «А что?» – с дерзинкой и смелостью спросил он. «Я думала, что автор такого изумительного произведения взрослый человек...» – «А я?» – с некоторой даже неприязнью задал он снова вопрос. «А вы, – засмеялась я, – в возрасте моего младшего сына...».
«Ладная фигурка, на крепких ногах, но уж слишком небольшая для взрослого человека, небольшие руки и ноги, а в зубах – трубка. Чудной паренек – да и только. И уж никак не верится, что он может знать так много, так удивительно передать тончайшие движения человеческой души, переживания женщины, матери, любимой и любящей...»39 – таким было первое впечатление Левицкой о Шолохове.
После этой встречи в редакции «Московского рабочего» и возникло решение обратиться к Серафимовичу с просьбой о поддержке публикации романа «Тихий Дон».
«ЗАВИСТЬ... ОРГАНИЗОВАННАЯ!..»
Роман Шолохова вызвал в литературном мире Москвы потрясение. Чем очевиднее был успех первых двух книг романа, опубликованных сразу и в журнале, и отдельными томами, да еще и в «Роман-газете» фантастическим по тем временам тиражом, тем острее затачивались критические перья, тем больше копилось злых слухов и завистливых сплетен, вызванных прежде всего удивительной молодостью автора.
Левицкая сразу же встала на защиту доброго имени Шолохова. Ее авторитет и нравственная репутация, ее личное знание молодого писателя и вера в Шолохова значили – и до сих пор значат много. Вот как описывала она зарождение недобрых слухов:
«“Тих[ий] Д[он]” сперва появился в журнале “Октябрь”, а затем вышел в конце 1928 г. отдельной книгой... Боже мой, какая поднялась вакханалия клеветы и измышлений по поводу “Тихого Дона” и по адресу автора! С серьезными лицами, таинственно понижая голос, люди как будто бы вполне “приличные” – писатели, критики, не говоря уж об обывательской публике, передавали “достоверные” истории: Шолохов, мол, украл рукопись у какого-то белого офицера – мать офицера, по одной версии, приходила в газ[ету] “Правда” или ЦК, или в РАПП и просила защиты прав ее сына, написавшего такую замечательную книгу... На всех литературных перекрестках чернили и клеветали на автора “Тихого Дона”. Бедный автор, которому в 1928 году едва исполнилось 23 года! Сколько нужно было мужества, сколько уверенности в своей силе и в своем писательском таланте, чтобы стойко переносить все пошлости, все ехидные советы и “дружеские” указания “маститых” писателей. Я однажды добралась до одного такого “маститого” – это оказался Березовский, который глубокомысленно изрек: “Я старый писатель, но такой книги, как “Тихий Дон”, не мог бы написать... Разве можно поверить, что в 23 года, не имея никакого образования, человек мог написать такую глубокую, такую психологически правдивую книгу... Что-то неладно!..”
Чем же объясняется эта писательская травля молодого автора? – спрашивает Левицкая. – Когда я вспоминаю то громадное впечатление, которое производил “Тихий Дон” на широкие массы читателей, мне думается, что всех поразили мастерство, сила, необыкновенная способность показать душу самых различных людей – всё то, что зачастую отсутствовало у многих писателей. Здесь была общечеловеческая зависть, желание унизить, загрязнить чистую радость творчества. Все мои попытки добраться до источника приводили либо к писателю, либо к издателю»40.
Повод для подобной реакции, бесспорно, был. Судите сами: первый рассказ М. Шолохова «Родинка» увидел свет в газете «Молодой ленинец» 14 декабря 1924 года – всего три года назад! Две первых книжки рассказов появились в «юношеском секторе» издательства «Новая Москва» год назад. Некоторые из них – «Двухмужняя», «Коловерть» – редактировал тот самый Ф. Березовский. И вдруг – такой силы роман! Левицкая упоминала Березовского не случайно. Его, как и объединение «Кузница» в целом, куда Березовский входил, назовет в качестве инициатора слухов и Шолохов. В таких уродливых формах проявляла себя групповая борьба в литературе: нападая на Шолохова, чей роман был опубликован в журнале «Октябрь», «Кузница» сводила счеты с рапповским журналом. Да и рапповцы не отставали в распространении слухов. Многие писатели помнили этого казачка в потертом полушубке и сдвинутой на затылок кубанке, который предлагал редакциям молодежных журналов свои рассказы, а некоторые, как тот же Березовский, и редактировали их. И они никак не могли поверить, что этот казачок из глухой донской станицы мог написать такой роман. Писателями двигали, прежде всего, зависть и ревность к молодому, неизвестному писателю, вдруг превратившемуся в самую яркую звезду на литературном небосклоне.
При этом ни одного факта в подтверждение клеветнических слухов предъявлено не было. Так и не было обнаружено никакой мифической старушки-матери белого офицера, которая якобы ходила по разным редакциям и учреждениям и защищала права своего сына. И тем не менее вакханалия слухов не утихала. Одни говорили, будто Шолохов похитил рукопись из полевой сумки некоего офицера и опубликовал ее под своим именем; другие – будто рукопись найдена на теле убитого в сражении белогвардейского офицера.
«История кражи Шолоховым романа из полевой сумки офицера представляется довольно фантастичной, – напишет позже по этому поводу Г. Хьетсо, – и ее успех может быть, по-видимому, объяснен лишь атмосферой всеобщей подозрительности, существовавшей в то время в стране». В такой атмосфере, – приводит далее Г. Хьетсо слова своего американского коллеги Д. Стюарта, – «любое голословное утверждение могло найти сторонников, слухи расцветали пышным цветом»41.
Слухи клубились, в первую очередь и главным образом, в литературной и окололитературной среде. Чего стоило это Шолохову, можно судить по его письму из Москвы жене 23 марта 1929 г.:
«...Ты не можешь себе представить, как далеко распространилась эта клевета против меня! Об этом только и разговоров в литературных и читательских кругах. Знает не только Москва, но и вся провинция. Меня спрашивали об этом в Миллерово и по железной дороге. Позавчера у Авербаха спрашивал об этом т. Сталин. Позавчера же иностранные корреспонденты испрашивали у РОСТА соглашение, чтобы телеграфировать в иностранные газеты о “шолоховском плагиате”. Разрешение, конечно, дано не было.
А до этого ходили слухи, будто я подъесаул Донской армии, работал в контрразведке и вообще заядлый белогвардеец. Слухи эти не привились ввиду их явной нелепости, но и про это спрашивал Микоян; причем – любопытная подробность – когда его убедили в ложности этих слухов, он сказал: “Даже если бы Шолохов и был офицером, за “Тихий Дон” мы бы ему всё простили!” Меня организованно и здорово травят. Я взвинчен до отказа, а в результате – полная моральная дезорганизация, отсутствие работоспособности, сна, аппетита.
Но душой я бодр! Драться буду до конца! Писатели из “Кузницы” Березовский, Никифоров, Гладков, Малышкин, Санников и пр. людишки с сволочной душонкой сеют эти слухи и даже имеют наглость выступать публично с заявлениями подобного рода. Об этом только и разговору везде и всюду. Я крепко и с грустью разочаровываюсь в людях... Гады, завистники и мерзавцы, и даже партбилеты не облагородили их мещански-реакционного нутра.
Все это уже рассеивается. В печать пойдет в воскресенье опровержение РАППа (Серафимович, Фадеев и др. изучали мои черновики и записи), а клеветников привлекают к партийной ответственности, и дело о них фракция РАППа передает в КК (контрольную комиссию. – Ф. К.). Ты всего не представляешь! Ох, как закрутили, сукины сыны! Вот по Москве слух, что авторитетная комиссия установила мой плагиат (позаимствование, грубее говоря – воровство) и передала материал прокурору Верховного суда Крыленко. Из “Октября” звонят ему. Крыленко руками разводит – “В первый раз слышу!” А слухи уже виляют: “Материалы в ЦК партии!” Звонят туда – и там ничего не знают. Сплетня выбивается в следующее русло: “Материалы, обличающие Шолохова, в ЦИКе, и уже наложен арест на 50% гонорара”. По выяснении – ерунда... И так последовательно ссылаются на “Правду”, на редакции разных газет, а когда там справятся, на поверку выходит сплетня <...> Неплохо атаковали?»42.
Если о слухах спрашивал Микоян, бывший секретарем Северо-Кавказского крайкома партии, и сам Сталин, – значит, о них знало и ОГПУ, которое не могло не проверить их истинность. Сын писателя Михаил Михайлович Шолохов, опубликовавший письмо отца, сделал примечание: «КК – контрольная комиссия ЦК ВКП(б). Неизвестно, было ли передано туда “дело” фракцией РАППа, но известно, что ни к какой ответственности никто привлечен не был»43.
Однако в архиве РАПП’а, который хранится в Отделе рукописных и книжных фондов ИМЛИ, мы обнаружили Протокол № 23 Заседания фракции Секретариата РАПП’а от 6.VIII—29 г., где записано:
«Слушали:
4. Информация тов. Селивановского о расследовании в МКК дела Шолохова.
Постановили:
4. Принять к сведению. Предложить т. Корабельникову представить дополнительные материалы»44.
Значит, «дело» в Контрольной Комиссии рассматривалось, однако в архивах МКК ВКП(б) его нам пока найти не удалось.
О развязанной кампании клеветы против Шолохова А. С. Серафимович писал в письме П. Е. Безруких в мае 1929 г.: «В литературном мире, как и везде – драки. Пролетарские писатели разбились на две организации: РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей) и “Кузница” и идет жестокий мордобой. Читали ли Шолохова “Тихий Дон”? Чудная вещь. Успех грандиозный. Шолохов еще мальчуган – лет 25—26. Талант огромный, яркий, с своим лицом. Нашлись завистники – стали кричать, что он у кого-то украл рукопись. Эта подлая клеветническая сплетня поползла буквально по всему Союзу. Вот ведь псы! Я и товарищи поместили в “Правде” письмо, что это – подлая клевета. Ну, поджали хвосты!»45.
Сам Серафимович вскоре – в 1931 году – рассорится с РАПП’ом, в апреле 1931 года обратится с письмом в «Правду» и в ЦК об ошибках в руководстве РАПП’а, напишет остро критическую статью в его адрес «Гнилостные пятна» (ноябрь 1931 г.) и выйдет из его рядов.
Но в 1929 году Серафимович еще входил в руководство РАПП’а, а потому возглавил писательскую комиссию, созданную РАПП’ом для изучения обвинений Шолохова в плагиате. Ведь «Тихий Дон» печатался в журнале «Октябрь» – органе РАПП’а, поэтому обвинения в адрес Шолохова объективно били и по его руководству.
Следует отметить, что слухи и сплетни, возникшие после публикации первой и второй книг «Тихого Дона», распространялись в ту пору по преимуществу в устной форме.
Ответом на них и стало письмо группы писателей в «Рабочей газете» и в «Правде» (март 1929 г.). В нем подведены итоги работы Комиссии.
«Письмо в редакцию.
В связи с тем заслуженным успехом, который получил роман пролетарского писателя Шолохова “Тихий Дон”, врагами пролетарской диктатуры распространяется злостная клевета о том, что роман Шолохова является якобы плагиатом с чужой рукописи, что материалы об этом имеются якобы в ЦК ВКП(б) или в прокуратуре (называются также редакции газет и журналов).
Мелкая клевета эта сама по себе не нуждается в опровержении. Всякий, даже не искушенный в литературе читатель, знающий изданные ранее произведения Шолохова, может без труда заметить общие для всех его ранних произведений и для “Тихого Дона” стилистические особенности, манеру письма, подход к изображению людей.
Пролетарские писатели, работающие не один год с т. Шолоховым, знают весь его творческий путь, его работу в течение нескольких лет над “Тихим Доном”, материалы, которые он собирал и изучал, работая над романом, черновики его рукописей.
