Текст книги "«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа"

Автор книги: Феликс Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 69 страниц)

Визит Шолохова в тюрьму к Сенину был связан именно с тем, что в 1930 году он работал над первой книгой «Поднятой целины».

«Михаил Александрович на высказывания был скуп. Он больше любил слушать других. И, надо сказать, немногими словами умел вызвать на разговор. Но однажды, с трудом сдерживая волнение, он сам рассказал:

“Только что был в Миллеровском окружном управлении ОГПУ на свидании с бывшим есаулом Сениным. В дни сплошной коллективизации Сенин пытался организовать контрреволюционный мятеж на Верхнем Дону. Он – прототип Половцева в “Поднятой целине”.

Нельзя сказать, что Половцев и Сенин – одно и то же лицо, – продолжает Обухов, – да это и понятно: Михаил Александрович писал не Сенина, а Половцева, собирательный тип врага. Думается мне, Сенин лишь многое прояснил писателю в этом, по-своему очень сложном характере»⁵⁵.

Личность есаула Сенина неоднозначна, а судьба его, как большинство казачьих офицерских судеб тех лет, трагична. Об этом пишет К. Прийма. Он встретился в 1955 году с бывшим предревкома станицы Боковской Наумом Федоровичем Телицыным, – земляком есаула Сенина. Вот что рассказал Телицын Прийме:

«– Половцев – это осколок (видимо – сколок? – Ф. К.), точный портрет одного есаула <...> Знал я его сызмальства. Станишник он мой, из Боковской – Александр С. его звали. Окончил Новочеркасское юнкерское училище, с мировой войны пришел подъесаулом. Это он был комендантом суда, который казнил Подтелкова и Кривошлыкова. Шолохов в “Тихом Доне” именно его упоминает. Отступал он от Новороссийска с Деникиным, а потом сдался под фамилией Евлантьева, вступил в Красную армию, дослужился до командира эскадрона... Что, похож на Половцева?

– Да, эти вехи жизни – половцевские.

– Потом, – продолжал рассказывать старик, – пролез этот... Евлантьев в следователи особого отдела Блиновской дивизии. В 1923 году (ошибка памяти, судя по показаниям самого Сенина – в 1921 году. – Ф. К.) в Ростове был опознан нашим станишником Малаховым и разоблачен. Присудил его трибунал к расстрелу, но по Всероссийской амнистии 1923 года он был помилован и сослан на Соловки. Вернулся домой в Боковскую в 1927 году, стал учителем в школе второй ступени. <...> ... Стал учителем он и начал сколачивать свои силы против советской власти. К началу коллективизации он создал в хуторах и станицах Верхнего Дона кулацко-белогвардейский “Союз освобождения Дона”, пытался поднять мятеж весной 1930 года <...> Высокий, сутулый, лобастый, с тяжелым взглядом глубоко запавших глаз, есаул С., то есть Половцев, был физически силен и крепок. Умел складно говорить. Учен был»⁵⁶.

Как все тесно переплетено на Дону: как вы помните, именно на чердаке того дома, где жил Сенин, когда учительствовал в Быковской, К. Прийма обнаружил старую газету с письмом Павла Кудинова своим землякам. Это значит – интересовался Сенин Вёшенским восстанием и судьбой его участников.

Шолохов в беседе с Приймой дополнил то, что рассказывал в 1930 году Обухову, – оказывается, писатель не только посещал Сенина в тюрьме, но позже познакомился и с его делом: «Дело есаула С. я хорошо знал и изучил его... Конечно, с известной долей художественного обобщения и вымысла дал его в образе есаула Половцева»⁵⁷.

Такова была методика сбора материала Шолоховым: он внимательно «изучал» личность, характер, обстоятельства жизни прототипа своего героя с тем, чтобы с помощью художественной обработки с известной долей вымысла создать обобщенный характер.

Этим путем, как мы убедились, он шел не только в ситуации Сенин – Половцев, но и в связке Харлампий Ермаков – Григорий Мелехов, в ситуациях со многими реальными людьми, которые стали прототипами героев его романа.

ПЛЕШАКОВСКАЯ МЕЛЬНИЦА

Краеведение оказывает неоценимую помощь литературоведению – особенно когда необходима литературоведческая и текстологическая «дактилоскопия» для атрибуции – прояснения или уточнения – проблемы авторства.

Именно краеведы чаще всего с особой дотошностью и пристальностью исследуют подчас скрытые нити, связывающие автора и его героев с той географической и жизненной средой, в которой родилось, возникло произведение, в нашем случае – «Тихий Дон». Именно они стремятся, часто по крупицам, собирать «бесценный и безвозвратно уходящий от нас материал» о жизни и творчестве писателя, уроженца их родных мест, – с пониманием, что «это дело ответственное: все до мелочей должно быть выверено, документально подтверждено, все должно иметь неоспоримые доказательства»⁵⁸.

Эти слова, выражающие принцип подхода к сбору и изучению материала о жизни писателя, истории его произведения, принадлежат одному из самых известных краеведов Дона – Г. Я. Сивоволову.

Рисунок С. Королькова

«Свой поиск прототипов я начал с исследования того окружения и той среды, в которой жил писатель, – рассказывает краевед о своей работе. – Как известно, М. Шолохов в станице Каргинской с небольшими перерывами прожил около пятнадцати лет дореволюционного и послереволюционного периода. Здесь прошли его детские и юношеские годы, здесь накапливалось и осмысливалось все увиденное, услышанное и пережитое, формировалось его мировоззрение как человека и как писателя. На его глазах происходили исторические события огромной важности. Он жил среди казаков, иногородних, купцов, знал их повседневные дела и заботы, слышал их голоса, угадывал поступки, любовался красотами донской природы, впитывал в себя народную мудрость»⁵⁹.

Данные об интересовавших его казаках краевед тщательно отбирал. В центре его внимания оставалось то, что имело прямое отношение к роману – к тому или иному действующему лицу или событию: «ведь, занимаясь прототипами “Тихого Дона”, я имел в виду прототипы не только персонажей, но и отраженных в романе событий»⁶⁰, – уточняет Сивоволов.

Поисковую работу облегчало то, что краевед знал многих старожилов, которые ему охотно помогали, думали над его вопросами, при повторных встречах и беседах рассказывали всплывшее в памяти.

Хотел бы особо подчеркнуть эту неожиданную формулировку краеведа: «...занимаясь прототипами “Тихого Дона”, я имел в виду прототипы не только персонажей, но и отраженных в романе событий». Мы считаем это уточнение исключительно важным. Почему?

Да потому, что краеведы, ведя свой поиск, исследуя жизненный материал, как бы повторяют тот самый путь, который когда-то уже прошел автор.

Автор «Тихого Дона», как и любого другого реалистического произведения, не создавал его по принципу «бога из машины», не конструировал роман из головы, но брал информацию из жизни, обогащая ее своей мыслью и чувством, жизненным, духовным и душевным опытом. Это был путь сбора материала, расспросов, бесед с огромным количеством людей, имевших отношение к событиям, о которых решил написать, изучения печатных источников, привлечения резервуаров собственной памяти, т. е. огромная работа, сложный интеллектуальный и даже физический труд.

И весь этот путь вслед за писателями прошли краеведы и исследователи его творчества.

А теперь снова зададим вопрос, насколько вероятно, что автор «Тихого Дона» – не Шолохов? Что кто-то, нам неизвестный, не только обладал незаурядным писательским даром, жил в тех краях, прекрасно знал казачий быт, пережил трагические дни Вёшенского восстания, но еще и лично знал многих и многих реальных людей, ставших прототипами героев «Тихого Дона», начиная с Харлампия Ермакова, – прототипа главного героя произведения.

Возникает естественный, причем изначальный вопрос: кто, если не Шолохов, мог пройти весь этот многотрудный путь постижения сложного жизненного материала, отразившего жизнь казачества и его трагедию, связанную с Вёшенским восстанием? Кто – кроме Шолохова, помимо него – мог выйти на Харлампия Ермакова, ставшего главным прототипом Григория Мелехова, свидетеля и участника трагических событий Гражданской войны на Дону? Кто – кроме Шолохова, помимо Шолохова из писателей, предлагаемых нам в качестве авторов «Тихого Дона», – держал в своей памяти пережитый опыт трагических дней Вёшенского восстания? И кто еще лично знал этот сонм живых, реальных людей, ставших прототипами?

Нет другого человека, который, преследуя литературные цели, имел бы отношение к Харлампию Ермакову, был связан с ним, а также с другими казаками – жителями тех мест, участниками Вёшенского восстания на Дону, который «собирал» бы в Вёшенском округе материал для романа о Гражданской войне на Дону, кто судьбой своей был бы связан с целым рядом людей, ставших прототипами героев и персонажей романа «Тихий Дон».

В этой связи уместно провести напрашивающуюся параллель: соотношение автор – прототип – герой в прозе А. Солженицына, одного из главных оппонентов М. А. Шолохова. Возьмем для примера его рассказ «Матренин двор». Краеведами установлено, что в основу рассказа положены реальные события жизни Солженицына, когда он после ссылки учительствовал в 1956—1957 годах в одной из деревень Владимирской области, а прототипом главной героини рассказа была реальная Матрена, в доме которой квартировал будущий писатель. В жизни ее звали Матрена Захарова (в рассказе – Матрена Григорьева), и дом Матрены, описанный Солженицыным, до сих пор существует, в нем живет Люба, племянница героини солженицынского рассказа⁶¹. Как жива в деревне и память об удивительной русской женщине, навеки запечатленной в этом лучшем, на мой взгляд, рассказе А. И. Солженицына. И если бы у кого-нибудь вдруг возникло сомнение в авторстве этого рассказа, – путь к его идентификации был бы ясным и простым – через исследование обстоятельств жизни возможного автора и реальных прототипов героев произведения.

Этим путем мы и идем в нашем поиске правды об авторе великого романа.

Строго говоря, речь идет не просто о «прототипах», но, как и в случае с «Матрениным двором», о реальных лицах, лично известных автору и являвшихся для него источником познания недавних исторических событий – мировой или Гражданской войны.

В этом случае взаимосвязь: «автор – характер – прототип» настолько прочна, что ее не разрушить никакими искусственными мерами. Представим на мгновение, что будет, если в связке Шолохов – Григорий Мелехов – Харлампий Ермаков убрать Шолохова и подменить его кем-то, кто не был лично знаком с Харлампием Ермаковым; или вынуть из этой связки самого Ермакова, – и романа «Тихий Дон» не будет, потому что не будет в итоге Григория Мелехова. Ибо, как уже было показано, Харлампий Ермаков по отношению к Григорию Мелехову не просто прототип, который передал герою «Тихого Дона» какие-то черты внешнего облика или «служивской» биографии, – он еще и мощнейший аккумулятор целенаправленной и неукротимой духовной энергии, которая, пройдя через «душу» Шолохова, и вызвала к жизни могучий в своих трагических противоречиях характер Григория Мелехова.

Проблема прототипов – как персонажей, так и отраженных в романе событий, – исключительно важна для «Тихого Дона».

Помимо Харлампия Ермакова мы уже рассмотрели в качестве прототипа Григория и Петра Мелеховых братьевДроздовых. Коснулись таких персонажей «Тихого Дона», как командующий Вёшенским восстанием Павел Кудинов, начальник штаба мелеховский дивизии, а в жизни – преподаватель русского языка, учивший Михаила Шолохова, Михаил Копылов, подъесаулСенин, участник суда над подтелковцами, которого Шолохов навещал в тюрьме,Иван Алексеевич Котляров (в жизни – Иван Алексеевич Сердинов), большевик, убитый кумойДарьей Мелеховой (в жизниМарией Дроздовой), братьяШамили (в жизни – Ковалевы), комиссары Лихачев и Малкин.

Краеведческими изысканиями документально подтверждено, что Харлампия Ермакова, братьев Дроздовых, Михаила Копылова, подъесаула Сенина, Ивана Алексеевича Сердинова, братьев Ковалевых, многих других персонажей романа – Шолохов знал лично, встречался с ними, а подчас был свидетелем связанных с ними событий.

Особенность «Тихого Дона» в том, что он почти весь соткан из реальной жизни людей Вёшенского округа, его герои – в своем большинстве – это реальные люди.

«Антишолоховедение» обязано или опровергнуть изыскания литературного и исторического краеведения, или выдвинуть другую реальную фигуру автора «Тихого Дона», который мог бы знать, держать в памяти, охватить и воплотить в высочайшем художественном слове и образе весь этот огромный фактический и личностный материал.

На Шолохова как единственно возможного автора «Тихого Дона» указывают не только его жизненные связи с большим числом героев романа, но и детальное знание географии, топографии и топонимики местности, изображенной в романе его «малой» родины, органическое знание природы, быта, обычаев, фольклора казаков, «казачьего языка» (к этому вопросу мы еще вернемся). Наконец, автор романа сумел доподлинно воссоздать исполненную противоречий трагедию Вёшенского восстания, которой в конечном счете и посвящен роман.

Как видим, объем источниковой информации, положенной в основу «Тихого Дона», – огромен. Трудность его исследования – еще и в том, что Шолохов крайне неохотно говорил об истории создания своего романа, о его прототипах, о событиях, положенных в его основу.

Причина этого – прежде всего политическая: писатель понимал, чем грозило людям обнародование имен и фактов, связанных с восстанием, в условиях продолжавшегося в 20-е годы антиказачьего террора.

Но была и другая – условно говоря, эстетическая – причина, по которой Шолохов не любил говорить о прототипах романа. Отдавая себе отчет в том, насколько близок роман к реальной жизни и как плотно он населен реальными людьми, Шолохов не хотел, чтобы «Тихий Дон» воспринимался как своего рода дагерротип его родной казачьей местности. Шолохов болезненно реагировал на упрощенный, чисто «фотографический» подход краеведов и литературоведов к проблеме прототипов. Отвечая на вопрос, как был найден образ Григория, Шолохов, как вы помните, говорил: «В народе <...> Григорий – это художественный вымысел»⁶².

Уже упоминавшиеся выше вёшенские краеведы Н. Т. Кузнецова и В. С. Баштанник рассказывают, что «во время одной из бесед о прототипах Шолохов прочитал нам письмо Льва Николаевича Толстого Луизе Ивановне Волконской, в котором он отвечает на ее вопрос о прототипе Андрея Болконского: <...> “... Спешу сделать для вас невозможное, то есть ответить на ваш вопрос. Андрей Болконский – никто, как и всякое лицо романиста, а не писателя личностей или мемуаров. Я бы стыдился печататься, ежели бы весь мой труд состоял в том, чтобы списать портрет, разузнать, запомнить...”.

То, что писатель прочитал нам это письмо, послужило и хорошим напоминанием, толкованием, и это ко многому обязывало»⁶³.

Паровая мельница купца Тимофея Андреевича Каргина в станице Каргинской. Вид со стороны реки Чир. Каргинская мельница легла в основу описания мельницы купца Мохова в хуторе Татарском в романе «Тихий Дон». Фото 1950 г.

Павел Тимофеевич Каргин, сын владельца Каргинской мельницы Т. А. Каргина. С женой, сестрой и ребенком. Фото 1904 г.

Мельница в станице Каргинской. 1920-е годы.

Обязывает и нас. Подчеркнем, однако, что наш интерес к проблеме прототипов в «Тихом Доне» носит другой характер. Меньше всего мы хотели бы представить Шолохова в качества «писателя личностей для мемуаров», главная цель которого – «списать портрет, разузнать, запомнить». Наша цель – в другом: выявить те реальные биографические, жизненные нити, которые связывают «Тихий Дон» с судьбой Шолохова и с конкретной исторической и бытовой жизнью Верхнего Дона той поры.

В дополнение к тем прототипам героев романа, о которых уже шла речь, продолжим знакомство с фигурами реальных людей, которые дали жизнь другим его героям.

Краеведы установили, что паровая мельница в хуторе Татарский, которой владел в романе купец Мохов, «списана» с реальной мельницы в хуторе Каргине, принадлежавшей купцу Симонову, а «населена» людьми, работавшими на столь же реальной мельнице в Плешакове. Это машинист Иван Алексеевич Сердинов, весовщик Валентин (в жизни и романе по прозвищу Валет), и братья Бабичевы – Василий и Давид (в романе – Давыдка). Все они – реальные люди, хорошо знакомые автору романа.

Об Иване Алексеевиче Сердинове (в романе – Котлярове) подробно шла речь выше. С Давидом Михайловичем Бабичевым – тем самым вальцовщиком Давыдкой, который изображен в «Тихом Доне» под своим именем, мы встречаемся на страницах книги В. Гуры «Как создавался “Тихий Дон”». Оказывается, в послевоенные годы Давид Михайлович Бабичев еще был жив. Его курень находился в хуторе Каргинском у самого Дона.

«– Дело было давно, в 1911 году, – рассказывал он Гуре. – Теперича шестой десяток доживаю. А в ту пору меня все больше Давыдкой звали. Так прозвал меня и Шолохов в “Тихом Доне” – Давыдка-вальцовщик. Машинистом у нас на мельнице работал Иван Алексеевич Сердинов, из местных. Считался он казаком, но проживал в бедности. Душевный был человек. И Валентин, его помощник, тоже свойский парень. Ничем с виду не приметный, а колючий, на язык острый. Вот фамилию его не помню, мы его Валеткой прозвали. Знаю, что был он из революционеров, еще перед той германской войной на хутор приехал. В марте 1918 года, перед самой заварухой, исчез он из хутора, куда – не знаю. С тех пор из виду потерял я Валетку, и судьба его мне неизвестна.

– В романе Валета убивают восставшие казаки под Каргинской, – напомнил я.

– Может, и убили. Шолохов знает, он на Каргине жил. Только я не слыхал про это. А вот Иван Алексеевич Сердинов погиб на моих глазах. Взяли его казаки-повстанцы в плен и погнали по хуторам, по-над Доном, на Вёшки. Весной это было, народу собралось масса, когда гнали его через наш хутор. Может, и Мишка Шолохов тут был – не припомню что-то. Вдова казачьего офицера Марья Дроздова страшно издевалась над нашим Иваном Алексеевичем. Лютая была баба. Она тут же и убила его самолично и добровольно»⁶⁴.

Приведем свидетельство и самого Шолохова в беседе с Приймой:

«...Вскоре после войны заезжал ко мне Валет. Помнишь, во второй книге романа его убивают казаки и хоронят в степи.

Заходит в дом человек и говорит: “Узнаешь?” Всмотрелся я... Что-то знакомое в лице: “Да, узнаю, Валет!” – “Ты меня, говорит, похоронил в “Тихом Доне” и часовню у могилы поставил, а я-то бежал от белых из-под расстрела. Вот всю эту войну прошел и надумал тебя проведать...”»⁶⁵.

Как видим, не только Иван Алексеевич Сердинов (Котляров), но и Давыдка-вальцовщик, Валет, вальцовщик Тимофей – это все реальные люди, вошедшие в роман, жившие в одно время с юным Шолоховым. Подтверждение тому находим и в воспоминаниях чеха Ота Гинца, опубликованных в 1955 году в Чехословакии. Будучи солдатом австро-венгерской армии, он попал в плен и волею судеб, начиная с 1917 года, жил в хуторе Плешакове, где близко подружился с семьей Шолоховых и тринадцатилетним Михаилом Шолоховым: «Родители Михаила, – рассказывает он в своих воспоминаниях, – обращались со мной, как с собственным сыном, а тринадцатилетний Миша быстро стал моим верным молодым другом...». Гинц рассказывает о своей дружбе и близком знакомстве Михаила Шолохова с Иваном Алексеевичем Сердиновым, с рабочим мельницы по имени Валентин (Валетка). Он вспоминает также о «неком слесаре, образованном и передовом человеке», который пригласил его к себе на квартиру. «...Я много от него узнал, – пишет О. Гинц <...> – Наверно, это был слесарь, которому Шолохов дал в “Тихом Доне” имя Штокман»⁶⁶.

Жители хутора Плешаков. В первом ряду справа – машинист паровой мельницы в хуторе Плешакове Иван Алексеевич Сердинов, прототип Ивана Алексеевича Котлярова, машиниста мельницы в хуторе Татарском в романе «Тихий Дон»

Как видим, мельница купца Симонова на хуторе Плешакове, где управляющим был отец Шолохова, и люди, работавшие на ней, сыграли в судьбе писателя и его романа немалую роль. А купец Мохов – не только персонаж «Тихого Дона», но и реальный человек.

ВЁШЕНСКОЕ КУПЕЧЕСТВО

Моховы – известный купеческий род на Верхнем Дону, находившийся в тесных отношениях и даже в родстве с купеческим родом Шолоховых.

Сын «совслужащего», каковым Шолохов предстает в заполняемых им анкетах, на самом деле происходил из старинного купеческого рода Шолоховых, не уступавшего по породе донским купцам Моховым. При этом судьбы этих двух родов, примерно в одно время переселившихся на Дон из центральной России, неотрывны одна от другой.

История рода купца Мохова в «Тихом Доне» представлена так:

«Сергей Платонович Мохов издалека ведет свою родословную.

В годы царствования Петра I шла однажды в Азов по Дону государева баржа с сухарями и огнестрельным зельем. Казаки “воровского” городка Чигонаки, угнездившегося в верховьях Дона, неподалеку от устья Хопра, ночью напали на эту баржу, стражу сонную перерезали, сухари и зелье разграбили, а баржу затопили.

По цареву приказу из Воронежа пришли войска, “воровской” тот городок Чигонаки сожгли, казаков, причастных к разбойному на баржу нападению, нещадно в бою разбили», но десять лет спустя «вновь выросла и опоясалась боевыми валами станица. С той-то поры и пришел в нее из Воронежского указа царев досмотрщик и глаз – мужик Мохов Никишка. Торговал он с рук разной, необходимой в казачьем обиходе рухлядью...» (2, 13).

От этого-то Мохова Никишки, сообщается в романе, и повелся купеческий род Моховых.

Как установил Сивоволов, зарайский купец Мирон Мохов с сыном Николаем переехал на Дон в середине XIX века. Дед Шолохова, купец 3-й гильдии из того же города Зарайска Михаил Михайлович Шолохов, приехал в Вёшенскую в конце сороковых годов XIX века, – вслед, и, возможно с помощью Мирона Мохова и его сына. Зарайские краеведы развернули поиск шолоховских корней в городе Зарайске Рязанской, а ныне Московской области. Вот что пишет в своем письме в ИМЛИ зарайский краевед В. И. Полянчев: «Первые Шолоховы в Зарайске появились давно, во второй половине XVII века. Тогда, судя по Переписной (ландратской) книге 1715 г., окраинную Пушкарскую слободу обживал пушкарь Фирс Шолохов и четверо его сыновей: Василий Фирсович, Осип Фирсович, Иван Фирсович и Сергей Фирсович. От младшего Сергея Фирсовича – прапрапрадеда писателя – и пошла ветвь, которая через четыре поколения на пятое и привела Шолоховых на Дон: прапрадед Иван Сергеевич, прадед Михаил Иванович, дед Михаил Михайлович, и наконец – отец писателя – Александр Михайлович. Предки великого родственника вплоть до конца XIX в. жили в Зарайске, и к тому времени расселились чуть ли ни по всему городу. Фамилией Шолоховы полон Зарайск и до сих пор»⁶⁷.

В 20—30-е годы Шолохов стремился в своих анкетах подчеркивать свое чуть ли не пролетарское происхождение. Это было продиктовано социальными условиями того времени: выходцам из «эксплуататорских классов», как известно, в ту пору перекрывали все пути.

Генеалогическое древо Шолоховых в Зарайске. Составил краевед В. Полянчев,г. Зарайск Московской области, 1989 г.

Отец писателя, Александр Михайлович Шолохов, переехав в начале 1917 года на жительство в хутор Плешаков Еланской станицы и поступив на должность управляющего паровой мельницей, принадлежавшей купцу Ивану Симонову, вскоре выкупил эту мельницу у владельца за 70000 рублей золотом. Деньги для того времени немалые! Откуда они у приказчика? Скорее всего, это – деньги, полученные им в наследство от матери, урожденной Марии Васильевны Моховой. Да, бабушка будущего писателя происходила из старинного купеческого рода станицы Вёшенской – рода купцов Моховых, действующих в романе «Тихий Дон».

Купеческие семьи Моховых и Шолоховых, связанные родственными узами, разоряясь и возрождаясь вновь, конкурируя между собой, многие десятилетия вели торговлю в Вёшенской и прилегающих к станице хуторах. Так, по данным 1852 года в станице Вёшенской и на ее хуторах торговлю вели пять купцов Моховых – Мирон Автомонович, Николай Миронович, Михаил Егорович, Василий Тимофеевич и Капитон Васильевич, и двое купцов Шолоховых – Михаил Михайлович и Иван Кузьмич. В 1887 году семь лавок принадлежали купцам Моховым и восемь – купцам Шолоховым.

Как уже говорилось, эти купеческие семьи состояли в близком родстве – вот почему для купца в Татарском Шолохов выбрал именно эту фамилию: Мохов.

В образе Сергея Платоновича Мохова нашла отражение семейная история, о которой поведал Г. Я. Сивоволову Николай Петрович Шолохов (сын Петра Михайловича Шолохова): «Михаил Шолохов, описывая в “Тихом Доне” купца Мохова, за основу взял историю своего деда – Михаила Михайловича: были, мол, у него взлеты и падения, разоряли его пожары, но он снова вставал на ноги. Николай Петрович привел слова Михаила Александровича: “Я, кажется, нашел, откуда на Дону тянется наш род. Дед был прислан приглядывать за казаками”»⁶⁸.

Вот откуда эти слова в романе о том, как был направлен в казачью станицу «царев досмотрщик и глаз – мужик Мохов Никишка»! Семейная легенда воплотилась в слова романа.

Однако история двух купеческих родов – не единственный источник для описания в романе торгового дома купца Мохова. К началу действия романа оба рода заметно обеднели и были потеснены более удачливыми конкурентами. Братья Шолоховы были вынуждены пойти в приказчики к разбогатевшему к этому времени каргинскому купцу Левочкину, к началу революции – самому богатому в округе. Именно он – помимо купцов Моховых и Шолоховых – и стал, как полагают краеведы, прототипом купца Сергея Платоновича Мохова в «Тихом Доне».

Прослеживается родственная связь Шолохова и с Левочкиным. «Иван Сергеевич Лёвочкин, – замечает Сивоволов, – состоял в близком родстве с Михаилом Михайловичем Шолоховым»⁶⁹, дедом автора «Тихого Дона». Купец 2-й гильдии Иван Левочкин был женат на старшей дочери Михаила Михайловича Прасковье, тетушке Шолохова. А три брата Шолоховых, в их числе и отец М. А. Шолохова, Александр Михайлович (до переезда в Плешаков) работали приказчиками в торговом доме Левочкина, где заправляла во многих делах их родная сестра, при этом средний из них, Петр Михайлович, был правой рукой Левочкина.

«Каргинские старожилы утверждают, – пишет Сивоволов, – что именно в это время на магазине появилась выкрашенная в зеленое жестяная вывеска: “Торговый дом Лёвочкина и К^о”. Этот торговый дом со сквозными дверями Шолохов описал в “Тихом Доне” как “Торговый дом Мохов С. П. и Атепин Е. К.”»⁷⁰.

Кстати, имя Левочкина дважды упоминается в романе: в главе XXIV части пятой, где Петр Мелехов останавливает свой отряд «возле магазина купца Левочкина», и в главе XIV части шестой, где генерал Краснов и союзники «согреваются на квартире богатого купца Левочкина».

Видите, насколько тугие и прочные нити даже чисто родственного характера связывают М. А. Шолохова с тем жизненным материалом, который лег в основу «Тихого Дона».

Благодаря изысканиям историков и краеведов – они начались практически только в середине 50-х годов, поскольку до смерти Сталина и XX съезда партии даже подступиться к жителям Дона с расспросами об обстоятельствах Вёшенского восстания было непросто – шолоховедам удается восстановить то историческое пространство «Тихого Дона», которое было подвластно только Шолохову.

Называя в качестве возможных авторов романа Ф. Крюкова, И. Родионова, В. Севского-Краснушкина, «антишолоховеды» даже не дают себе труда задуматься, каким образом эти люди, никогда не жившие и даже не бывавшие на Верхнем Дону, могли проникнуть в историческое пространство «Тихого Дона», неразрывно связанное с судьбой Шолохова, постигнуть тот специфический человеческий и исторический материал, который лег в основу романа, а до того – в основу биографии писателя.

В романе «Тихий Дон» – 670 действующих лиц, из них 250 имеют реальные прототипы, претворенные талантом Шолохова в художественные образы. Вот почему бесспорна и другая сторона вопроса: такое огромное количество действующих лиц на историческом пространстве романа никакая творческая фантазия не воспроизведет из воздуха, но – только из жизни, из реального исторического времени. И этот сложный творческий процесс познания художником действительности и воплощение этого знания в плоть художественного повествования поддается анализу, поскольку жизнь неминуемо оставляет на ткани произведения свои следы. Цель такого анализа – соотнести историческое пространство произведения, освоенное автором, и историческое пространство реального бытия, в котором жили прототипы его героев. Имеются ли здесь совпадения? Каков их характер? Есть ли противоречия между биографией автора и его жизненным опытом, его взглядом на исторические события, воспроизведенные в романе? В поиске ответов на эти вопросы объединяются усилия литературоведов и краеведов.

АНИКУШКА И ДРУГИЕ ...

В дополнение к уже называвшимся прототипам «Тихого Дона» приведем еще несколько обнаруженных краеведами имен, из числа 250 реально существовавших людей. И судьба каждого из них так или иначе пересекалась с судьбой Шолохова.

Аникушка – «безусый скобцеватый» Аникушка, «с голым бабьим лицом», балагур и весельчак, который и сам в романе был предметом постоянных шуток и розыгрышей. Прототип этого персонажа, – по словам Г. Я. Сивоволова, – Аникей Андрианович Антипов, сосед Шолохова в станице Каргинской⁷¹.

В 1908 году Аникея призвали на военную службу в 12-й Донской казачий полк, расквартированный в местечке Радзивиллово Волынской губернии, – тот самый, где служили Харлампий Ермаков и Павел Кудинов, а в романе – Григорий Мелехов.

«Аникей был среднего роста. Курчавый чуб лихо свисал из-под казачьей фуражки, – рассказывает Сивоволов со слов его младшего брата Петра Андреяновича Антипова. – На его щеках и подбородке не отрастал волос, и от этого круглое лицо казалось бабьим. Все сыновья уродились в отца – голощекие. <...> Весельчак и песенник, везде был своим человеком. Любил бывать на свадьбах, там заглядывался на подвыпивших жалмерок, а они с него не сводили глаз. <...> За веселый, открытый характер, простоту общения его любили, казаки постарше называли по-уличному – Аникушка»⁷².

Глубокой осенью 1917 года, когда казаки возвращались с фронта, вместе с фронтовиками-каргинцами возвратился домой и Аникей Антипов.

В 1919 году, рассказывает Сивоволов, в повстанческую сотню мобилизовали и Аникея. Он участвовал во многих боях с красными. После разгрома белоказаков под Орлом и Курском Донская армия покатилась на юг. В один из осенних дней Аникей вернулся домой.

Аникей Андрианович Антипов (1888—?). Репрессирован в 1937 году. Прототип Аникушки в романе «Тихий Дон». Фото 1930-х гг.

«До самого переезда на постоянное жительство в Вёшенскую Шолохов жил соседом Аникея Антипова, – рассказывает Сивоволов. – Евдокия (жена Аникушки. – Ф. К.) ходила в их колодец за водой, иногда переговаривалась с Анастасией Даниловной (матерью М. А. Шолохова. – Ф. К.). По возрасту Аникей и Михаил не могли быть близкими товарищами, и тем не менее они подолгу засиживались, беседуя. Аникей рассказывал ему о службе на германской, но об участии в восстании не распространялся, от таких “воспоминаний” уходили многие бывшие повстанцы. <...> В 1937 году он был репрессирован, из заключения не вернулся»⁷³.